Вопрос о разводе. Многоженство. Параллельная семья. Моногамия
Так по следам церковных памятников исследователь может проникнуть в самую сердцевину брачного ствола, на котором семья должна была жить и расти дальше тоже под наблюдением и руководством церкви. Светская власть по-прежнему оставалась в стороне от возникавших во внутренней жизни семьи вопросов. Только когда семья (из среды княжого окружения) теряла своего естественного главу, отца, перед княжой властью вставал вопрос о судьбе семейного имущества (боярина и смерда, — «Пространная Правда», ст. 90) в том случае, если не оставалось прямых наследников мужского пола. В XII в. в «Русскую Правду» были внесены положения о наследовании, определившие имущественные взаимоотношения членов семьи на случай смерти отца и пошлину за услуги княжеского агента (детского), принявшего участие в разделе имущества между братьями после смерти отца (ст. 90—95, 98—106, 108 «Пространной Правды»). Эти положения были сформулированы под влиянием того же византийского законодательства, каким несомненно руководилась и церковь, ведению которой еще раньше («Церковный устав» Владимира) были отданы среди других и дела семейные: «...или сын отца биет или матерь, или дщи [дочь], или сноха свекровь ... братьа или дети тяжуются о задницу» (наследстве).1
Эти положения имели в виду строй той самой моногамной семьи, над бытовым строительством которой работала и церковь, и возможность обращения наследников к княжескому суду не исключает участия и влияния духовенства и в этой сфере семейной жизни во всех случаях, когда имущественные отношения не доходили до такой степени остроты, чтобы разрешить спор мог только княжий суд. Когда же эти отношения обострялись еще при жизни обоих основных членов семьи, разрешались они в окончательном порядке и в XII в. церковью («Церковный устав» Всеволода Мстиславича дополняет список «судов церковных» Владимирова «Устава», между прочим, и таким казусом: «пошибалное [драка] промежы мужем и женою о животе», т. е. из-за имущества).2
Семейная драка — не только на почве имущественных раздоров, — вероятно, одна из распространеннейших ситуаций, с какими приходилось иметь дело попу. Нигде, впрочем, не предусмотрена кара за побои, наносимые мужской стороной. Но и Заточник, как мы видели только что, не был уж таким клеветником-фантазером, расписывая «злую жену». Доставалось и мужьям от жен: «Аще жена мужа биет, митрополиту 3 гривны» (как за кражу княжого коня).3 В своей борьбе с внутрисемейными побоями церковь несомненно имела в виду уже не просто брачную пару, а всю семью в процессе ее бытового разрастания. Когда дерутся свекровь со снохой, деверь с ятровью, — это неразделившаяся по смерти отца семья в составе вдовы и взрослых сыновей, оставшихся под одной крышей.4 Когда «блудят» отец «с дщерью», пасынок с мачехой («кто с мачехою впадет в блуд»), свекор со снохой или деверь не только с ятровью, но и с «падчерицею», — то перед нами жив еще и отец, а выросло уже третье поколение.5
Основная задача церкви и заключалась в том, чтобы предохранить всю эту семью от возможного развала. Когда семья превращала существование по обоюдной воле сторон, церковное законодательство («Устав» Ярослава) вынуждено было мириться с совершившимся и ограничивалось взиманием пошлины: «Аще муж роспустится с женою по своей воли ... и дадят [т. е. оба вместе] митрополиту 12 гривен»; с невенчанных пошлина 6 гривен.6 Но перед совершившимся ставила церковь и одна женская сторона: «аще поидет жена от своего мужа за ин муж ... ту жену пояти в дом церковный, а новожена [т. е. молодожен] в продажи [платит штраф] митрополиту».7
Однако в «Уставе» Ярослава мысль законодателя работает над возможными поводами к разводу, какие мог бы предъявить муж. Как сторона, ищущая этих поводов, мыслится преимущественно он. Он жалуется, что жена у него крадет, и изобличает ее: с нее берут штраф (3 гривны), предоставляют ему «казнить ю» (т. е. наказать по-домашнему) — «а про то их не разлучити» (ст. 36). Она и «клеть покрадет», «такоже створяет ей» (ст. 37). По-видимому, дело о разводе мог поднять и свекор: «аще сноха у свекра крадет» — и результат будет тот же (ст. 38). Пусть будет жена «чародейница или наузница и волъхва или зелейница» — «доличив», сам накажи, а жить продолжай («а не лишитися», ст. 39). Наконец, «будет жене лихый недуг: или слепота или долгая болезнь, про то ее не пустити» (правда, оговорка, что «такоже и жене» в отношении мужа, ст. 10). При всем том в шести случаях «Устав» Ярослава разрешал развод — и все шесть по вине женской стороны. Это: 1) утайка от мужа об умышлении на князя, ставшем известным ей «от иных людей» (ст. 54); 2) утайка своего или чужого умышления на жизнь мужа» (ст. 56); 3) «наводка» татей на дом мужа или самоличная покража «товара» или церкви, по поручению третьих лиц (ст. 59); 4) прелюбодеяние с третьим лицом, застигнутое мужем или удостоверенное «добрыми послухы» (ст. 55); 5) «аще жена без мужня слова [разрешения] имет с чюжими людми ходити или пити или ясти или опроче [вне] дому своего спати» (ст. 57) и, наконец, 6) «аще жена имет, опроче [вопреки] мужа своего воле ходити по игрищам или во дни или в нощи, а муж имет съчивати [отговаривать], а она не послушает» (ст. 58).
У нас нет данных судить о практике разводов или отказов в них по этой схеме. Весьма показательна для суждения о степени успешности всей вышеописанной борьбы за моногамную семью со «своей женой» в ее центре попытка Кирика в целях той же борьбы выдвинуть и еще один повод к разводу, исходя из интересов этой семьи и женской ее стороны. Он спросил епископа: «А оже, владыко, се друзии [некоторые] наложници водят яве [держат открыто] и детя родят яко с своею [т. е. создают параллельную основной, венчальной, семью], и друзии [некоторые же] со многыми отаи робами: которое луче?». В господствующем классе это бытовое явление было для попа непреодолршо: вопрос сводится только к тому, какой его вариант предпочесть. «Не добро, — сказал Нифонт, — ни се, ни оно». Кирик предложил смелое средство: «...владыко, аже пустити свободна?», т. е. не разрешить ли «свободной» («своей») жене развод? Но это было бы донкихотством: «...еде, рече, [Нифонт], обычай несть таков» (нет такого обычая) и посоветовал: «...а лепше иного человека въскупити, абы ся и другая на том казнила»,8 т. е. лучше наказать денежным штрафом, чтобы и другим то было неповадно.9 Но ведь не по плечу попу было вдруг ударить штрафами по обычаю, против которого не поднять было и саму венчальную жену! Возможно все же, что и ст. 98 «Пространной Правды» о «робьих детях у мужа», отрицавшая за ними право на наследование («задници им не имати») в имуществе отца, отменяла прежнюю бытовую практику, давая юридическое оружие в руки венчальных свободных детей умершего, и Нифонт исходил из того же круга идей, платонически упомянув о штрафе.
Полная сила в быту господствующего класса также и прямого многоженства (со свободными, не рабынями) подтверждается «Церковным уставом» Всеволода (XII в.), выступившим в защиту интересов третьей и четвертой параллельных семей, опираясь на церковный же авторитет. «А се правило собора Никейскаго, сия изысках: "у третьей жене и четвертой детем прелюбодейна часть в животе [т. е. в движимом]: аще будет доволен в животе [т. е. состоятелен], ино даст детем третьей жены и четвертой по уроку, занеже те и от закона отлучени суть [т. е. в случае смерти отца без предварительного выдела «урока» по закону ни на что права не имеют]; а сия случаются человеку по грехом, иже есть их обдержит немощь занеже суть прелюбодеинеи, а не богом благословение". И аз [продолжает Всеволод от себя] сия сам ведих пред собою и управих заповедми по преданию святых отец [лично судил и разрешил на основании заповедей] тяжю промежу первою женою детей со третьею женою и с детми и со четвертою женою и с детми — [и установил] яже есть из велика живота дати урочная часть по оскуду [понемногу], а из мала живота [скромного достатка], како робичичю [сыну рабы], часть по указу: конь да доспех и покрут, по разсмотрению живота» (глядя по достатку).10 Но и со всем этом было полное признание в духе церкви бесправия параллельных семей. Это признание единственно «законною» одной только семьи формально вошло и в статьи о наследовании «Русской Правды» XII в. Вопрос в том — оставляли ли они бытовые возможности русскому феодалу устраивать свою семейную жизнь вопреки церкви, не ломая старого обычая? Есть признаки, что да.
Этот старый обычай зафиксирован в рассказе «Повести временных лет» о пяти «водимых» (т. е. прошедших через языческий брачный обряд) женах Владимира Святославича и нескольких сотнях его «наложниц», сосредоточенных в гаремах в нескольких городах и селах.11 Но это, очевидно, и максимум того, что могло создать проповедническое воображение для показа читателю языческой скверны в увеличительное стекло. Не было успехом церковной пропаганды то обстоятельство, что в «Уставе» Всеволода (первая половина XII в.) термия «жена» удержался одинаково для всех открытых жен феодальной семейной грозди и что цифра 5 спустилась через 150 лет (от Владимира к «Уставу» Всеволода) всего только до 4.
А вот и два характерных эпизода последней четверти того же века.
Один — с «Галицким Осмомыслом Ярославом», которого «Слово о Полку Игореве» увековечило сидящим «на своем златокованном столе», «подперев горы венгерские своими железными полками», «затворив Дунаю ворота», «отворяя ворота Киеву» и «стреляя с отцова золотого стола салтанов за странами». У этого титана завязался такой семейный узел, который жизнь могла только трагически разрубить. Ярослав держал две семьи. От первой жены-«княгини» у него был сын Владимир; от «Настаски» — Олег. Это был второй, невенчальный, конечно, брак, но он грозил вытеснить первую венчальную семью даже и политически. В сложном ходе южных усобиц и был разрублен этот узел: в 1173 г. «выбеже княгиня Ярославляя из Г алича в Ляхи, с сыном Володимером .... и мнози бояре с нею». Оставались в Польше они 8 месяцев. За бежавших вступились другие князья, которым обиженный Владимир обещал компенсацию за помощь; захватив («яли») Ярослава в Галиче, перебив его сторонников, они торжественно сожгли Настаску, «ворога» Владимирова. Сын ее, Олег был послан «в заточение», а «князя водивше ко кресту, яко ему имети княгиню вправду» (т. е. жить ему с княгиней по-честному), — «и тако уладившеся».12
Прошло 14 лет, Ярослав уже овдовел, и умирал он, когда былая политическая драма полностью быльем поросла. Его летописный некролог составлен так, как будто ее и не было: «Бе же князь мудр и речей языком [красноречив], и богобоязнив и честен в землях [пользовался почетом за пределами своей земли], и славен полкы [победами] ... бе бо розстроїш [привел в цветущее состояние] землю свою и милостыню силну раздавашеть ... черноризьскый чин любя ... и во всем законе ходя божии...». В своей прощальной речи к собравшимся у его смертного одра он якобы упомянул, что согрешил «паче всих, якоже ин никто же сгреши», а заключил, сославшись на то, что «одиною худою своею головою ходя, удержал всю Галичскую землю», волеизъявлением: «...а се приказываю место свое Олгови, сынови своему меншему, а Володимеру даю Перемышль». И привел последнего вместе с боярами ко кресту, «яко ему не искать под братом Галича». Летописец пояснил: этот Олег был «Настасьич и бе ему мил, а Володимер не хожаше в воле его, и того деля не дашеть ему Галича». Но только Ярослав смежил очи, как оказалось, что жизнь не приняла этой крестообцелованной комбинации: бояре сговорились с Владимиром и выгнали Олега из Галича, не дав ему ничего взамен (хотя бы в стиле «прелюбодейного» «урока» Всеволодова «Устава»). Что Олег нашел приют в Овруче у киевского Рюрика, все же свидетельствует о признании этого брака с Настаской в княжеских кругах. Но галичское феодальное общество упорно не мирилось с кандидатом, которого и величали-то ядовито — не по отцу, а по имени матери.13
Второй эпизод — с выигравшим только что Владимиром. Он сотворил нечто неподобное: «.. поя [взял] у попа жену и постави собе жену». Это было вдвойне нарушением церковных правил — взять чужую, да к тому же поповскую! Но семья вышла хоть куда — со «своей женой» и даже «родися у нее два сына». Сыновья выросли, за одного из них подсватался и выдал дочь свою соседний князь владимирский Роман. Но Владимир «думы но любяшеть с мужми своимри», да к тому же был «любезнив питию многому». Роман среди бояр и повел интригу: выгнать Владимира из Галича и «приять на княжение» его Романа. Это оказалось тем легче, что Владимир вышел в тезку-прадеда «несытством блуда» и «где улюбив [облюбовал] жену или чью дочерь, поимашеть насильем». Но были у него среди «мужей» галицких и сторонники, что и помешало его противникам, собравшим уже и «полки своя», совершить прямой вооруженный переворот. Они вступили с Владимиром в переговоры: «Княже, мы не на тя возстале есмы, но не хочем кланятися попадьи, а хочем ю̀ убити, а ты где хочешь [ищи жену] ту за тя поимем» (признаем). Оказывается, это была дипломатическая хитрость: «...се рекоша ведаючи, ажь ему не пустити попадьи» (т. е. у него не хватит решимости развестись с нею), — и «пригрозили» ему этим, чтобы как-нибудь «прогнати его».14
Как расценили бы эту столь многосложную ситуацию Кирик с Нифонтом? Особенно, когда узнали бы, что Владимир, «убоявся», действительно уехал к венгерскому королю, взяв с собой и «попадью» и обоих сыновей (и только через 2 года всяческих перипетий вернулся-таки в Галич с той же семьей).15 Кирик мог предложить, чего доброго, и развести («распустити»). Зато Нифонт ограничился бы наверняка одной епитимьей, да и то полегче («льжае»). Это ведь был идеальный для церкви случай, в котором возможность параллельной семьи была вовсе исключена. Как бы ни редки были подобные эпизоды для конца XII в., это был, пожалуй, образцовый успех: не только прямой — попадьи, а и косвенный — церковной проповеди моногамии.
Примечания
1. Церковный устав Владимира, стр. 6—7, ст. 7.
2. М.Ф. Владимирский-Буданов, 2, стр. 244.
3. Церковный устав Ярославов, ст. 41; Пространная Правда, ст. 45.
4. Церковный устав Ярославов, ст. 44.
5. Там же, ст. 20, 22, 23, 24, 26. Заповеди митрополита Георгия предусматривали только блуд свекра со снохой (ст. 145).
6. Церковный устав Ярославов, ст. 16.
7. Там же, ст. 9.
8. Вопрошание Кириково, стр. 41—42, ст. 69, 70.
9. Перевод, предложенный М.Ф. Владимирским-Будановым (1, стр. 451).
10. М.Ф. Владимирский-Буданов, 2, стр. 246—247.
11. Лавр. лет., под 980 г., стр. 34.
12. Ипат. лет., под 1173 г., стр. 106.
13. Ипат. лет., под 1187 г., стр. 135—136.
14. Ипат. лет., под 1188 г., стр. 136—137.
15. Ипат. лет., под 1190 г., стр. 138.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |