Отрок холостой. Девица в лоне семьи. Венчальный брак любой ценой
Пока же дело с отроком и отроковицей не дошло до брака и не возникли указанные трагические ситуации, попу приходилось считаться с естественным ходом вещей. В отношении к отроку приходилось быть и вовсе снисходительным. На исповеди «отроци холостии» охотно обещают «блюстися блуда», а на деле один «сблюдет колико любо», а «другый» и совсем «мало», а потом «падают». Можно ли допускать их в церковь на полных правах, интересовался Кирик; Нифонт «повеле не боронити всего того», не применять никаких дисциплинарных мер. Один поп на свой собственный страх якобы «велел» своему «сынови» (духовному): «...аже ся не можешь удержати, буди с одиною» (т. е. держись одной какой-нибудь связи). Вероятно, то и был сам вопрошавший, поп Илья, только перед епископом он осторожно прибег к анонимному примеру в третьем лице. Нифонт же «не велми сему зазряше» (не очень-то придал этому значение) и отозвался: «Не велми поп то волею [не так, должно быть, охотно] велел, но видя его многое неудержаиие, и повелел да держит одину».1 Этот поп, видимо, сообразил в этих обстоятельствах взять на себя смелую инициативу вести своего отрока к единобрачию, прописав ему предварительно единоналожничество. Конечно, это не значило, что на этом можно было успокоиться и в остальном выпустить юного полухолостяка из своих рук. Причащение и ему, как и прочим «холостым», можно было дальше давать «в велик день», если они сохранили «чисто великое говенье» (т. е. великий пост). Но и тут рекомендовалось поступать «расмотривше». Очевидно, целиком семинедельный пост был утопией: «аще иногда [раз-другой] съгрешали», рассмотреть, «оже [и если] не с мужескою женою» (что «вельми зло»), а с кем-нибудь другим, — такой грешник ведь не безнадежен и, пожалуй, «еще дерзнет на добро».2
Сложнее дело было с «девицею». В «Палее толковой» ее положение в христианской семье описано так: «Кто имеет возлюбленую девицю [дочь], то по своей воли хощеть ю сочетати мужю ея. Девица же весть [знает] и разумеет яко сочетатися ей судом [по воле] отца своего. Но не все суть полняще [исполняют] закон, не терпяще до отца своего повеления. Но аще, которая снабдит [соблюдет] честь отца своего, то и, отшедши из пазухы отца своего [выйдя из лона семьи], любима им бывает... Недомыслимая же [неразумная], аще и весть, яко отец ее вдаст ю на брак, но не дождет целомудрия [т. е. в целомудрии] отца своего благословения, но в распаление впадет. И та неугодна пред отцом своим является».3
Вторая из этих возможностей рисовалась в нескольких вариантах. Опасность грозила тогда даже непосредственно от родного брата: «аще кто с сестрою блуд сотворит», «иже блуд творит с сестрою». «Церковный устав» Ярослава устанавливал за это денежный штраф в 40 гривен (ст. 13). «Заповеди» митрополита Георгия (ст. 144) устанавливали дифференциальное наказание, вероятно считаясь с распространенностью этого явления в языческой еще стране: (надлежало бы) «15 лет не камкати [причащаться], поститися и плакати, мы же 3 лета камкати же не повелеваем, но сухо ясти 12 час, а поклон на день 500», и только если грешник «обленится», то «15 лет творит». Опасность предвиделась церковью и со стороны других близких родственников девицы. «Устав» Ярослава в этом случае: «аще ближний род поимется», т. е. поженятся близкие родственники, — назначал штраф в 30 или 40 гривен, «а их разлучити» (ст. 14).
Старый быт, сверх того, грозил девице и еще двояким образом. «Аще кто умчит [похитит] девку или понасилит» — это предусмотрено «Уставом» Ярослава как преступление только в кругу феодалов: если боярская дочь, «за сором ей 5 гривен золота» (а епископу 5 гривен золота), если меньших бояр — «гривна золота» (а епископу гривна), если «добрых людей — за сором ей 5 гривен серебра, а на умычницех по гривне серебра епископу, а князь казнит» (ст. 2). Это предприятие компанейское и представляется вовсе не обрядовым, а с «соромом» совершенно реальным. В более широком кругу, но все же не в смердьей среде, одна из редакций «Устава» Ярослава указала для девицы и еще одну волчью яму: «Иже девку кто умолвит к себе [соблазнит замужеством] и даст в толоку [пустит ее по рукам пособников похищения — пережиток, может быть, группового брака], на умолници [вариант: умычницы] митрополиту гривна серебра, а на толочанех [вариант: толочных, т. е. на пособниках] по 60, а князь казнит» (ст. 7). Это — тоже компанейское предприятие, только с обманом. И, наконец, совсем обратный случай: «если девка засядет», т. е. останется в безбрачии, но и не уйдет в черницы. Ответственность падает здесь опять на родителей, которые и платят штраф митрополиту, смотря по своему званию (ст. 6).
Таковы были законодательные, так сказать, сигналы для попа, стоящего в гуще жизни.4 В результате главная цель, к какой должен был устремляться поп по всем подобным сигналам, — это венчать и венчать. «Аще кто хощет жениться, — дабы ся охабил [отказался бы от] блуда 40 днии», — говорил Нифонт; и тут же поправился: «или за 8» (дней до свадьбы), и пусть бы венчался; если на ком из брачущихся лежит епитимья (как правило, исключавшая брак), отсрочить ее («последь дати»).
Лишь бы повенчать.
Примечания
1. Вопрошание Кириково, стр. 41, ст. 67 и стр. 58—59, ст. 7.
2. Там же, стр. 31, ст. 30.
3. Палея толковая 1406 г., стр. 92—93.
4. Конечно, и они не были исчерпывающи; ср., например, еще: Вопрошание Кириково, стр. 62, ст. 23—27.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |