Дети в великом посту. Продажа детей. Пробуждение пола
По мере роста ребенка перед попом возникали новые вопросы. Вот «пришел есть великы пост» — попу и самому в первую очередь надлежит «востягнутися» «от питья отинудь» (т. е. вовсе) и «от кормьле по силе» и прихожанам «не дать меду пити по все говение». В христианской семье на семь недель в году устанавливаются ограничения в пищевом режиме. Попу приходится смягчать строгость поста и, например, два раза в неделю (по вторникам и четвергам) разрешать взрослым «дважды днем ясти» вопреки уставу, который разрешает это только в субботу и воскресенье. Укоряя за это своих попов, епископ Илья разъяснил, что на худой конец в те дни можно разрешить и рыбу, но только раз в день. Устав отступал от этого строгого предписания только для слабых, в частности для «молодых детей», которые «еще не могут говети», т. е. проделать весь круг с постом, покаянием и причащением. Дети и ели дважды в день весь пост.1
Далее «молодое дите» подстерегали две специфические опасности, которые в каждом отдельном случае могли возникнуть внезапно и так, что назад не повернешь. Одна — со стороны родителей, когда они с голоду продавали своих детей «одерень» приезжему «гостю» или даже отдавали их даром, — это было стихийное и массовое бедствие, перед которым поп был бессилен. Но продажа детей имела место и вне этих обстоятельств, в виде единичных случаев. «Заповеди» митрополита Георгия не имеют здесь в виду продажи, совершаемой отцом или обоими родителями: они имеют в виду продажу детей матерями. «Заповеди» различают два варианта: 1) если мать продаст дитя свое, имея возможность его прокормить, то 8 лет епитимьи, и 2) «аще ли не имея [т. е. средств] продасть», — то 6 лет.2 Эта продажа — и не из семьи: это продажа, когда мать осталась одна и отец неизвестен. Здесь могут быть и вдовы с сиротами, но о вдове «Заповеди» не упоминают. Это, вероятно, преимущественно внебрачное положение, притом внебрачное не в узком церковном понимании, а в подлинно жизненном смысле — состояние одиночества матери.
Другая опасность вырастала с возрастом из природы самого подрастающего. Кирику казалось, что в половой сфере все подлежит заботам и ведению церкви: он и полюбопытствовал у Нифонта: «...а оже лазят дети не смысляче?» (т. е. и в мыслях ничего не имея греховного, запретного). Речь шла для попа тут, конечно, не об епитимье; но как быть, чтобы «беды» не вышло? — «А в том, — сказал Нифонт, — мужську полу нету беды до 10 лет». — «А девице?». — «О том и не спрашивай: легко ее испортить» («могут бо, рече, и борзе вередити»).3 Нифонт хотел указать на распространенность «порчи» «с юных лет» и невозможность тут что-нибудь поделать.
Относительно собственно воспитания детей у попа первоначально была до этих пор одна забота — «дети учить, ать чьстят [чтят] родитель своих».4 На драчливого церковь предлагала и управу: «Аще сын бьет отца или матерь, да казнят его властельскою казнию, а митрополиту в вине, да идет такый отрок в дом церковный».5 Теперь прибавлялась другая, куда более сложная. У нас нет сведений, пыталась ли церковь справиться с ней иначе, как пропагандой раннего брака.
Церковь исходила при этом из бытового факта абсолютной родительской власти над детьми в этом вопросе, но зато и обязывала родителей своевременно решить его. В «Правилах святых отец» она черпала такую общую норму: «Подобает всякому христолюбящему попечение имети о домашних своих, прежде всего о чистоте: егда будет отрок 15 лет, ино их пытати господарю [главе «дома»], и аще восхощет пострищися, ино их отпустити; аще ли не восхощет, ино отрока женити, а отроковицу замуж дати. Аще ли так не створят господие, ответ им дати богу, аще отрок или отроковица в блудное согрешение впадут».6 На деле церковные браки на Руси заключались и значительно раньше 15-летнего возраста: женили и одиннадцати лет, выдавали замуж и восьми лет.7 Летописные записи имеют в виду, конечно, только княжеские круги. Можно думать, что это, однако, общераспространенное явление: в XV в. митрополит Фотий обращался к новгородцам с запрещением венчать «девичок менши двунацати лет».8 Что касается господствующего класса, это — превентивные браки детей, отдававшихся затем, вероятно, «на руце» «кормильцам» (воспитателям) и «кормилицам» (воспитательницам); политическое значение подобных княжеских браков не может заслонить и их значение как поощряемого церковью «противоблудного» средства.
Обычная терминология летописных записей о княжеских браках «вда» (замуж), «ожени», «повеле» (женитися) и т. д. Но, с другой стороны, «Церковный устав» Ярослава предусматривал и такие два взаимно противоположных случая: 1) когда «девка не восхощет замуж, а отец и мати силою дадут», и если при этом «что девка учинит над собою, то отец и мати митрополиту в вине» («такоже и отрок»); 2) когда, наоборот, «девка восхощет замуж, а отец и мати не дадят ей замуж» и тоже она «что створит над собою» — родители опять «митрополиту в вине» («такоже и отрок»).9 За этим стояло церковное правило: «Аще человек не бесен [в здравом уме] ся погубит [покончит с собой], не пети над ним, но повергнута ѝ [его], а не погрести».10 Пусть отвечают и в этом случае родители.
Примечания
1. Поучение епископа Ильи, стр. 364—365, ст. 18.
2. Заповеди митр. Георгия, ст. 110.
3. Вопрошание Кириково, стр. 35, ст. 49.
4. Поучение епископа Ильи, стр. 372, ст. 27.
5. Церковный устав Ярославов, ст. 44.
6. Послание некоему христолюбцу (XII в.).
7. Ипат. лет., под 1187 г., стр. 136.
8. Послание митр. Фотия, стр. 275.
9. Церковный устав Ярославов, ст. 27 и 46.
10. Заповеди митр. Георгия, ст. 93.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |