Глава шестая. Русь в период обострения борьбы за Киев (40-е — 70-е годы XII в.)

Период с начала 40-х по 70-е годы XII в. в истории Руси характеризовался необычайным обострением и постоянным столкновением центростроительных и центробежных сил. Одним из главных узлов межкняжеских отношений по-прежнему являлся Киев, который, хотя и терял понемногу свое былое политическое значение, вплоть до конца 60-х годов XII в. оставался единственным символом целостности Руси¹. Не случайно князья, боровшиеся в это время за реализацию программы единства русских земель, связывали ее успехи с необходимостью овладения Киевом. В круговорот борьбы за древнюю столицу Руси были втянуты князья волынские, переяславльские, черниговские, смоленские, суздальские, пытавшиеся стать во главе русских князей. Характерно, что вне зависимости от династической принадлежности удельные князья, едва овладев Киевом, Становились из автономистов самыми решительными и последовательными поборниками объединения Руси. Далеко не всем им удавалось реализовать свои претензии, однако все осознавали, что путь к их достижению лежал через Киев.

Конечно, в этой огромной притягательной силе Киева сказывалась прежде всего традиция его прежнего политического величия, но, думается, не последнюю роль здесь играли и те реальные преимущества, которые получал князь, овладевший великокняжеским столом. Быть киевским князем было не только почетно. В его руках оказывались один из крупнейших городов Руси, а также обширная Киевская земля, являвшаяся одной из богатейших и развитых земель Руси. Основные владения Киева в XII—XIII вв. располагались на правом берегу Днепра, включая земли древлян и юго-западные районы расселения дреговичей. Западные границы Киевской земли уже в X — начале XI в. проходили по линии р. Западный Буг, южные — по линии р. Рось, верховьев рек Южного Буга, Случи, Горыни. В очерченных границах летопись называет около 80 городских центров, что значительно больше, чем в любом другом древнерусском княжестве. Следует также отметить, что в отдельные периоды владения великокняжеского стола значительно расширялись. Киевские князья из династии черниговских Святославичей удерживали за собой и Вятичскую волость, а во времена княжения в Киеве представителей рода Мономаха статус великокняжеских владений получали Волынь, Туровская и Переяславльская земли².

Киевская земля в первой половине XII в.

Неудержимое стремление князей в Киев, стол которого в силу этого был чрезвычайно беспокойным и непрочным местом, породит со временем и свою противоположность. Сильные князья ряда земель будут пытаться достичь руководящего положения в стране и возглавить борьбу за общерусское единство не путем перехода в Киев, а при помощи утверждения в роли объединяющего центра столицы своего княжества.

Вполне определится такая тенденция лишь на заключительном этапе истории Руси, а пока признанным центром страны оставался Киев и многие князья считали почетным хотя бы на некоторое время утвердиться на его златокованом столе.

К концу правления Ярополка Владимировича из наиболее реальных претендентов на киевский стол выдвинулся черниговский князь Всеволод Ольгович, занимавший стол одного из крупнейших русских княжеств. Ко времени его правления Черниговская земля простиралась от берегов Днепра, Остра, Сулы на юге и юго-западе до среднего Посожья и верховьев Десны на севере, верховьев Оки на востоке, а также водораздела Дона и его притоков Прони, Сосны, Уны и Зуши на юго-востоке³. К черниговским владениям относились также курское Посеймье, далекая Тмуторокань, стол которой занимал Всеволод до перехода в Чернигов.

Укрепление экономического положения Черниговского княжества, обусловленного общерусским подъемом производительных сил, увеличение его военного потенциала, а также традиционное стремление Ольговичей к достижению руководящей роли в стране явились теми решающими факторами, которые определили «внешнюю» политику Всеволода. Он стремился в Киев и ждал удобного случая для реализации своих претензий.

Смерть Ярополка Владимировича представила Всеволоду такой случай. Воспользовавшись неурядицами в стане Мономаховичей и Мстиславичей, он, собрав небольшое войско, занял сначала Вышгород, а затем и Киев; бесталанный Вячеслав Владимирович — старший из Мономаховичей — без борьбы отдал великокняжеский стол и ушел в Туровскую волость.

Переход киевского стола в руки Всеволода (1139—1146) требовал от него налаживания новых связей и контактов, приведения в подчинение или изгнания из волостей Мономаховичей и Мстиславичей. Вчерашний сепаратист, Всеволод на киевском столе начал проводить политику укрепления единства русских земель. Летопись, рассказывая о походе великого князя на Андрея Владимировича под Переяславль, отмечает, что он, надеясь на силу свою, «самъ хотяще землю всю держати, искаше подъ Ростиславомъ Смоленьска, а подъ Изяславомъ Володимира»⁴. В лице энергичных сыновей Мстислава Великого Всеволод видел потенциальных конкурентов и пытался избавиться от их соседства. Предпринятые им походы на Владимир и Переяславль, однако, не имели особого успеха. В западном направлении Всеволод дошел только до Горинки и, «пополошившись» (испугавшись. — П.Т.), вернулся в Киев. Не удалась и попытка изгнать Андрея из Переяславля. В ответ на требование великого князя уйти на курский стол, Андрей, поддержанный боярами, заявил: «Лѣпьши ми того смерть и съ дружиною на своеи отчинѣ и на дѣдинѣ взяти, нежели Курьскои княженьи»⁵.

От тактики силового давления на своих вассалов Всеволод переходит к тактике мирных переговоров и добивается заметных успехов. Он заключает мирные договоры с Андреем и Вячеславом Владимировичами, Изяславом Мстиславичем, в Чернигове оставляет своего юного сына Святослава. После смерти Андрея в 1142 г. Всеволод переводит в Переяславль Вячеслава, а в Туровскую землю посылает своего сына Святослава⁶.

В проведении своей объективно общерусской политики Всеволод неожиданно встретился с открытым сопротивлением не только князей многочисленного потомства Мономаха, но и своих братьев Святослава и Игоря. Последние, упрекая Всеволода за его союз с Мономаховичами, стремятся вытеснить великого князя из Черниговской земли, где он сохранял за собой обширную Вятичскую волость. Претензии братьев, по мнению Всеволода, должны были быть удовлетворены за счет небольших городков Киевской земли Берестья, Дорогочина, Клеческа, Черторыйска.

Братья, однако, решили отказаться от «подарков» Всеволода, заявив, что «мы просимъ у тебе Черниговьскои и Новгороцкои волости, а Киевьскоѣ не хочемъ»⁷. Великий князь продолжал стоять на своем, чем вызвал вооруженный конфликт. Черниговские князья двинулись на Переяславль, чтобы изгнать оттуда Вячеслава. На помощь последнему немедленно выступили полки Всеволода и Изяслава Мстиславича. Так, отстаивая свое право старейшины русских князей, Всеволод оказался в союзе с Мономаховичами против своих же родных братьев. Последние в конце концов получили ряд городов в Черниговской земле, но вытеснить Всеволода из Вятичской земли так и не смогли.

Вскоре с разрешения великого князя Вячеслав возвращается в Туров, а Переяславль уступает Изяславу Мстиславичу. И в дальнейшем все перемещения князей из земли в землю осуществляются волею киевского князя Всеволода. Власть Всеволода расширяется; даже традиционно враждебные Киеву полоцкие князья путем женитьбы сына великого князя Святослава на полоцкой княжне Васильковне в 1143 г. были прибраны к рукам. За пределами влияния Всеволода Ольговича оставались, по-видимому, Суздальская земля, князь которой Юрий Долгорукий так и не сблизился с Всеволодом, непокорные новгородцы, а также набиравшее силу Галицкое княжество, расположенное на юго-западной окраине Руси. В годы княжения энергичного Владимирка Володаревича (1141—1152) определились границы княжества. На востоке и северо-востоке они проходили по линии верховьев Горыни, Случи и Южного Буга, на юге — опускались до верховьев Прута, на западе, где Галичина соседствовала с Польшей и Венгрией, они вытянулись от устья Сана по водоразделу рек Вислока и Вислоки, дальше — по Карпатскому хребту до Семиградья и по Серету до Дунайского низовья. Карпатские горы были тем русско-венгерским пограничьем, которое периодически принадлежало то одной, то другой стороне. В состав Галицкого княжества входила также Закарпатская Русь, издревле населенная восточными славянами.

С 1141 г. административно-политическим центром княжества стал Галич, куда была перенесена резиденция галицких князей. Кроме столицы к числу крупных городских центров земли принадлежали Перемышль, лежавший на древнем торговом пути из Руси в Польшу, Чехию и Германию, а также Звенигород и Теребовль.

Владимирко Володаревич был первым князем, которому удалось стабилизировать политическую ситуацию в земле. Он сумел преодолеть сопротивление не только князей — претендентов на галицкий стол, но и местного боярства, издавна имевшего сильные позиции. Окрепшее положение галицкого князя позволило ему надеяться на достижение большей независимости от Киева, чем его предшественников, однако такое стремление встретило решительное сопротивление великого князя Всеволода Ольговича. Конфликт усугубился претензиями Владимирка на соседнюю Волынь, где сидел в это время сын Всеволода Святослав.

Галицко-Волынские земли в XII—XIII вв. (по А.Н. Насонову)

Чтобы пресечь автономистские тенденции Владимирка Всеволоду пришлось предпринять два крупных военных похода на Галичину — в 1144 и 1146 гг. В них приняли участие все Ольговичи, Владимир Давидович, Вячеслав Владимирович, Изяслав и Ростислав Мстиславичи, Борис и Глеб Всеволодовичи, Ростислав Глебович и даже польский князь Володислав. Несомненно, союз таких масштабов мог составиться только во главе с Киевом. Конфликт не перерос в большую войну, стороны пошли на взаимные уступки: «И вда Всеволоду Володимирко за трудъ 1000 и 400 гривенъ серебра, переди много глаголивъ, а послѣди много заплативъ, тѣмъ бяше и умоленъ. Всеволод же... взъвороти емоу Оушицю, Микулинъ и взъвратишася во свояси»⁸.

Некоторой неопределенностью в этот период отличались взаимоотношения Киева с Новгородом. Узнав о смене власти в Киеве, новгородцы поспешили отказаться от услуг Ростислава Юрьевича и пригласили на княжеский стол Святослава Ольговича — брата великого князя. Это вторичное обращение к князю, которого только недавно выдворили из Новгорода, можно объяснить некоторой растерянностью в правящих кругах новгородского боярства. Их акция напоминала искупление вины перед княжеским кланом Ольговичей, один из представителей которого теперь стал великим киевским князем. В следующем году они вновь изгоняют Святослава из Новгорода, а в Киев отправляют посольство во главе с епископом просить на княжение сына великого князя: «...прислаша епископа с мужи своими, рекуще дай нам сынъ свои, а Святослава не хочем»⁹. Всеволод согласился, но новгородцы неожиданно отказались от своих слов и заявили: «...не хочем сына твоего, ни брата, ни племени вашего, но хочем племени Володимера»¹⁰. Раздраженный Всеволод арестовал новгородское посольство и продержал его в Киеве зиму и лето. Конфликт между ним и новгородским боярством был улажен только в 1141 г. Стороны вынуждены были пойти на взаимные уступки. Всеволод согласился послать в Новгород своего шурина Святополка Мстиславича, сидевшего до того в Берестие, а новгородцы обязались отказаться от Ростислава Юрьевича, которого повторно пригласили на стол: «В то же лѣто уладися Всеволод с шюринома своими, и да има Новъгородъ, и посадиша Святополка Новѣгородѣ»¹¹.

События 1139—1141 гг., с одной стороны, показали, сколь сильными были на севере Руси традиции солидарности с княжеской династией Мономаховичей, с другой — отразили факт участия в решении вопроса о замещении новгородского стола великого киевского князя.

Согласно А.Е. Преснякову, глава черниговских князей, заняв Киев, стал лелеять самые широкие планы, мог чувствовать себя призванным к объединению Всеволжьей и Святославлей отчины в одной политической системе, построенной в духе Мономаха, но на более широком основании. В конце концов Всеволод достиг признания своего старейшинства всеми князьями (кроме Юрия Долгорукого и Владимирка Галицкого) и как бы поверхностно оно ни было особенно по сравнению с прочным положением Мономаха или Мстислава, Всеволод все-таки стоял в центре всех событий и если не силой, то дипломатической игрой влиял на них¹². П. Голубовский считал, что Всеволод умел прикрываться общерусскими интересами, и в этом случае возможна параллель между ним и Владимиром Мономахом¹³. По мнению Б.Д. Грекова, Всеволод, будучи прекрасным политиком, достиг очень многого. Он, оставаясь князем черниговским, владел и значительной частью бывшего Древнерусского государства¹⁴.

Б.А. Рыбаков, признавая Всеволода колоритной фигурой первой половины XII в., отмечает его жестокость, лукавство, а также компрометирующие связи с половцами, которые причинили Руси столько бед и несчастий¹⁵.

То, что многие отрицательные черты характера Всеволода не создали ему на Руси доброй славы, несомненно. Но несомненно также и то, что на Руси середины XII в. не нашлось князя, который бы смог соперничать с талантливым политиком в государственных делах. Даже когда, будучи смертельно больным, Всеволод объявил, что передает киевский стол Игорю, никто из князей не воспротивился этому решению.

После смерти Всеволода и короткого (тринадцатидневного) княжения его брата Игоря в 1146 г. киевский стол снова перешел в руки Мономаховичей. Им овладел Изяслав Мстиславич, один из талантливых и энергичных князей середины XII в., давно готовившийся к роли великого князя. Чтобы приблизиться к Киеву, Изяслав в 1142 г., с согласия Всеволода Ольговича, поменял богатую Волынь на Переяславльскую землю. Последняя, как считал А.Н. Насонов, хотя и выделилась в отдельное княжество, постоянно находилась в большой зависимости от киевского стола¹⁶. Как правило, в Переяславле сидели князья, которые или готовились к вступлению на великокняжеский стол, или же получали этот город в виде компенсации за отказ от претензий на Киев. Значение Переяславля как переходного стола кандидатов на киевский стол приводило к тому, что в отдельные периоды по воле великих киевских князей переяславльские менялись чаще, чем посадники какого-либо пограничного городка.

Зависимость Переяславльского княжества от Киева обусловливалась главным образом его географическим положением. На западе и севере границы княжества проходили по рекам Днепру, Корани, Десне, Остру, на северо-востоке — по верховьям Удая, Сулы и Хорола. На востоке переяславльские земли выходили прямо в степь, Небольшое Переяславльское княжество, расположенное к тому же на самом опасном направлении половецких вторжений, не могло одно успешно противостоять врагам Руси. Не случайно поэтому киевские князья постоянно оказывали военную помощь Переяславлю, населяли и укрепляли юго-восточную границу земли, заботились о сохранении неприкосновенности ее столицы. К середине XII в. Переяславль вырос в один из крупнейших городов Руси, стал первоклассной крепостью, игравшей важную роль в борьбе с половцами.

Черниговская и Переяславльская земли в XII—XIII вв.

Вступив на переяславльский стол, Изяслав сразу же начал деятельную подготовку к овладению Киевом. С этой целью он в 1143 г. отправился к Юрию Долгорукому в Суздаль, а затем и к братьям Святополку и Ростиславу — соответственно в Новгород и Смоленск. Переговоры с суздальским князем не дали желаемых результатов, поскольку Юрий сам не оставлял надежды стать киевским князем; братья Святополк и Ростислав Смоленский обещали всяческую поддержку. С Всеволодом Изяслав вел двойную игру: с одной стороны, он поддерживал с великим князем добрососедские отношения, с другой — тайно договаривался с киевскими боярами об их отступничестве от Ольговичей. Впрочем, Всеволод поступал точно так же по отношению к Изяславу. Пообещав передать киевский стол ему, он незадолго до смерти назначил своим наследником брата Игоря.

Изяслав Мстиславич, как когда-то его дед Мономах, занял киевский стол не по принципу старшинства, а в результате вспыхнувшего в Киеве восстания против Ольговичей и отступничества от них Местных бояр. Они и пригласили в Киев переяславльского князя.

Время киевского княжения Изяслава (1146—1154) прошло в постоянных походах и сражениях. Дважды он вынужден был уступать Киев Юрию Долгорукому и дважды возвращал его обратно. Утвердившись на киевском столе, Изяслав в первую очередь осуществляет те же мероприятия, что и предыдущие великие князья. Из Владимира-Волынского он выводит сына Всеволода Святослава и отдает ему ряд городов во главе с Бужском и Межибожьем; ослушавшегося дядю Вячеслава, который выступает номинальным великим князем, он лишает Туровской земли и отдает ее своему сыну Ярославу. «Посла брата своего Ростислава и Всеволодича Святослава на стрыя своего Вячѣслава, и отъя отъ него Тоуровъ... и посади сына своего Ярослава и Туровѣ». В 1147 г. Изяслав идет походом против Святослава Ольговича, берет Путивль и Новгород-Северский и сажает там (по крайней мере, в Путивле) своих посадников. Переяславльскую землю Изяслав оставляет за собой (там сел его сын Мстислав), в Смоленске сел его брат Ростислав.

Независимое положение, как и прежде, сохранили лишь Суздальская и Галицкая земли, выступавшие в борьбе с Киевом сообща. Успешные походы Изяслава против Юрия Долгорукого и галицких князей, в которых, кроме сил киевских, черниговских, переяславльских и черноклобуцких, активно участвовали полки из Владимира, Дорогобужа, Тихомля и Берестья (где сидели братья и сыновья Изяслава), позволяли надеяться, что ему удастся вовлечь в сферу политического влияния Киева и эти окраинные земли Руси. Восстановить систему, связывающую вокруг Киева все земли, стать во главе русских князей — вот, по мнению А.Е. Преснякова, постоянная тенденция деятельности Изяслава¹⁷. Юрий Долгорукий, Святослав Ольгович, Володимирко Галицкий, несмотря на сопротивление, все же вынуждены были уступить Изяславу старейшинство. Влияние Киева распространилось на Новгородское, Смоленское, Переяславльское, Гродненское, Владимиро-Волынское княжества, где сидели братья и сыновья Изяслава. Смерть, наступившая в 1154 г., оборвала объединительную деятельность Изяслава в период ее наибольших успехов.

Отражение нападения дружин Юрия Долгорукого на Киев. Палубные корабли Изяслава Мстиславича на Днепре. Миниатюра Радзивилловской летописи

Безусловно, Изяслав Мстиславич не во всем был достоин своих знаменитых предков — отца и деда, но после смерти Всеволода он был наиболее видным политическим деятелем на Руси. В отличие от Ольговича Изяслав пользовался широкой популярностью, которой способствовали как черты его характера, так и его объединительная политика, которая объективно, хотели этого или не хотели удельные князья, положительно воспринималась населением всех древнерусских земель. Политика Изяслава по отношению к диким половцам также укрепляла его авторитет. Занятый внутренними делами, Изяслав не часто ходил на половцев, но его сын Мстислав осуществил ряд успешных походов. Изяслав ни разу не вступал с половцами в союзные отношения; в этом он являлся последовательным преемником своих отца и деда.

Видимо, положительной оценки заслуживает и попытка Изяслава Мстиславича освободиться от чрезмерного влияния Византии на Русь, которое она осуществляла через митрополитов-греков. В 1147 г., воспользовавшись тем, что митрополичья кафедра осталась вакантной, собор русских епископов по настоянию Изяслава избрал митрополитом Климента Смолятича. Исследователи неоднократно обращались к этому событию в церковно-политической жизни Руси, но оценивали его по-разному. Одни видели в нем (как и в поставлении митрополита Илариона) стремление достичь большой самостоятельности русской церкви и национализации ее иерархии, другие, ссылаясь на единичность подобных поставлений, отрицали это, Для выяснения истины следует привести речь великого князя при открытии собора русских епископов, содержащуюся в татищевской тексте: «Ныне митрополит русский умре, и церковь осталась без пастыря и начальника правления духовного, которого прежде великия князи, избирая, посылали для посвящения в Константинополь. И ныне избрать в моей воли, но в Царьград к патриарху послать для учнившегося сметения и многих междоусобий в нем не можно. К тому же от онаго митрополитов посвясчения чинятся напрасно великие убытки, а паче всего через сию патриархов в Руси власть цари греческие исчут над нами властвовать и повелевать, что противно нашей чести и пользы». Как видим, Изяслав Мстиславич, ставя на митрополичью кафедру Киева русича, имел совершенно четкие и конкретные цели. К сожалению, они не принесли положительных результатов. Акция Изяслава не была поддержана всеми епископами и удельными князьями; митрополит Климент держался только силой Изяслава, а после его смерти вынужден был оставить кафедру.

Со смертью Изяслава Мстиславича Киев не остался без князя, но им, к сожалению, был престарелый Вячеслав, бесталанный сын Мономаха, не принимавшийся всерьез молодыми князьями. К Киеву немедленно устремляются три претендента: брат Изяслава Ростислав Смоленский, Юрий Долгорукий и Изяслав Давидович Черниговский. Всем им хотелось получить киевский великокняжеский стол. На ближайшие годы эти князья окажутся в центре общерусских событий, связанных с борьбой за Киев, но ни один из них не достигнет положения своего предшественника.

Первым к Киеву прискакал Изяслав Давидович, но, встретив решительный отпор со стороны киевского боярства и сына покойного князя Мстислава, вынужден был удалиться в свой Чернигов и на некоторое время отложить осуществление своего честолюбивого замысла.

Приглашение на киевский стол получил Ростислав Смоленский, которого особенно поддерживали Мстислав Изяславич и Святослав Всеволодович. Последний, вызванный в Киев Вячеславом, должен был охранять киевский стол вплоть до прибытия Ростислава. За верную службу Святослав получил один из старинных и обширных уделов Киевщины — Турово-Пинскую землю.

Сев на киевском столе, Ростислав по примеру своих предшественников предпринимает попытку отразить претензии на Киев Юрия Долгорукого и Изяслава Давидовича. С этой целью он идет походом сперва на сына Долгорукого Глеба, которого побеждает под Переяславлем, а затем и на Изяслава Давидовича к Чернигову. В двухдневной битве, оставленный Мстиславом Изяславичем, Ростислав терпит поражение и лишается Киева.

На короткое время им овладел Изяслав Давидович, но удержаться на великокняжеском столе он не смог. Пришло время Юрия Долгорукого, наиболее опытного и сильного претендента на Киев, уже давно ждавшего удобного момента для нанесения решающего удара. Узнав о захвате Киева Изяславом Давидовичем, Юрий двинулся с большими силами на юг. Подойдя к Моровийску, он направил к Изяславу посла с предложением немедленно покинуть Киев, поскольку это его отчина. Изяслав не спешил выполнить ультиматум Долгорукого «зане возлюби зело великое княжение Киевское». Однако, «видя, что ему противо силы Юрия не удержаться, паче же ведая, что вся Русь более преклонна к детем и внучатам Владимировым, нежели Святославлим»¹⁸, вынужден был покинуть Киев.

Заняв в третий раз Киев, Юрий Долгорукий окружил себя сыновьями: в Переяславле посадил Глеба, в Турове — Бориса, в Поросье — Василька, а Вышгороде — Андрея. В его руках оставалась фактически и Ростово-Суздальская земля. Через некоторое время Юрий вынудил отказаться от притязания на Киев Изяслава Давидовича, за что уступил ему г. Корческ, а Святославу Ольговичу — Мозырь. Племяннику Владимиру Андреевичу Юрий отдал Погоринские города. Святослав Всеволодович, один из первых встретивший Долгорукого у Стародуба и присягнувший ему «на всей воли его», получил небольшой удел в Подесенье. Положение третьестепенного князя не устраивало Святослава, и он снова переходит на сторону Ростислава Смоленского. Так, против Юрия Долгорукого начала составляться коалиция, в которую вскоре вошел Изяслав Давидович, отбивший у Юрия его пленника Ивана Берладника, а также Мстислав Изяславич Волынский, успешно отразивший вторжение на Волынь великого князя.

Войска Ростислава, Изяслава и Мстислава были уже на марше, когда из Киева пришла весть о неожиданной смерти Юрия Долгорукого. Из разъяснения летописца: «Пивъ бо Гюрги въ осменика у Петрила: въ тои день на ночь расболѣся и бысть болести его 5 дний»¹⁹, видимо, следует, что в Киеве против Юрия Долгорукого также существовал заговор. Отступившиеся местные бояре напоили суздальского князя смертным зельем, а низы принялись громить и грабить его дворы, избивать княжескую администрацию и дружинников. Характерно, что народные выступления в Киеве вспыхивали, как правило, после смерти киевских князей и в отсутствие твердой власти. Так было в 1113 г., когда после смерти Святополка народ принялся громить дворы купцов-ростовщиков, в 1146 г., когда после смерти Всеволода Ольговича вспыхнуло восстание, закончившееся убийством князя Игоря, так случилось и в 1157 г. после смерти Юрия Долгорукого.

Через четыре дня после смерти Юрия Долгорукого великим князем киевским стал Изяслав Давидович, получив приглашение киевских бояр: «Поѣди, княже, Киеву, Гюрги ти умерлъ», онъ оже прослезивься и руцѣ въздѣвъ к Богу и рече: благословенъ еси, Господи, оже мя еси росудилъ и с нимъ смертью»²⁰. Почему киевляне предпочли черниговского князя Ростиславу Смоленскому, сказать трудно. Не исключено, что приглашение поступило не от всех киевлян, а лишь от черниговской боярской партии, оказавшейся в данный момент достаточно влиятельной политической силой. Видимо, этим следует объяснить тот факт, что против занятия Изяславом Давидовичем великокняжеского стола не посмели протестовать ни Ростислав Смоленский, ни Мстислав Изяславич, князь волынский.

Заняв Киев, Изяслав решил оставить за собой и Чернигов, в котором посадил племянника Святослава Владимировича. Такой поворот событий не устраивал прежде всего Ольговичей, оказавшихся в весьма стесненном положении. Объединившись, Святослав Ольгович и Святослав Всеволодович вынуждают Изяслава отказаться от Чернигова. Там садится Святослав Ольгович, а Новгород-Северский он передает своему племяннику Святославу Всеволодовичу. За Изяславом, как некогда за Всеволодом, осталась Вятичская волость, а также, вероятно, и большая часть Черниговщины. Основанием для такого утверждения может быть признание Святослава Ольговича, что Изяслав дал ему «Черниговъ съ седмью городъ пустыхъ... а всю волость Черниговъскую собою держить и съ своимъ сыновцемъ, и то ему не досыти»²¹.

Несмотря на усилившиеся позиции сородичей великого киевского князя, ни один из них не мог себя считать независимым от Киева. Весьма показательной в этом отношении может быть реакция Изяслава Давидовича на отказ Святослава Ольговича принять участие в волынско-галицкой кампании великого князя 1158 г. Он приказывает послу Святослава Георгию Шакушаню передать своему князю следующее: «Оже ты самъ не идеши, ни сына пустиши, оже ми Богъ дасть успѣю Галичю, а ты тогда не жалуи на мя, аже ся поползывати изъ Чернигова к Новугороду»²². Угроза великого князя не была приведена в исполнение, поскольку в бою под Белгородом он потерпел поражение от Мстислава Изяславича и сам потерял киевский стол. На короткое время он в 1161 г. еще раз овладел Киевом, но в бою с Ростиславом под тем же Белгородом сложил голову.

Княжение Изяслава Давидовича в Киеве нельзя признать ни удачным для него самого, ни полезным для Руси. При многих положительных качествах Изяслав не мог справиться с ролью киевского князя. Связав свою судьбу с галицким изгоем Иваном Берладником еще во времена претендентства на киевский стол, он не проявил достаточной гибкости, когда Ярослав Осмомысл, Мстислав и Ярослав Изяславичи, Святослав Ольгович и Святослав Всеволодович, поддержанные угорским королем и польскими князьями, потребовали выдачи мятежного князя. Передав через послов названных князей отрицательный ответ («попрѣ всѣхъ»), Изяслав резко обострил внутреннюю ситуацию в стране. Он не понял, что оказываемое им покровительство Берладнику, считавшемуся в то время одним из главных зачинщиков княжеских усобиц, компрометировало его в глазах современников. Как тут не вспомнить Изяслава Мстиславича, который, борясь с сепаратизмом князей галицких Владимира и Ярослава, не попытался воспользоваться сомнительными услугами их политического противника.

Союзу князей Ярослава Галицкого, Мстислава Волынского и Ростислава Смоленского Изяслав Давидович пытался противопоставить силы объединенного рода Ольговичей, но достигнутое в Лутаве соглашение между ними оказалось недолговечным. В самом Киеве положение Изяслава также не было прочным. Видимо, сказалась его традиционная для Ольговичей, но непопулярная среди киевлян политика заигрывания с половцами.

Победа Мстислава Изяславича и Ярослава Галицкого под стенами Белгорода открывала им дорогу на Киев. По образному выражению Б.А. Рыбакова, Ярослав Осмомысл, призвавши девять государств, чтобы рассудить его с предводителем дунайской вольницы, теперь шел победителем к столице Руси²³. Овладев Киевом, Мстислав Изяславич и Ярослав посылают приглашение занять великокняжеский стол Ростиславу Смоленскому. Последний, однако, не спешил его принимать. Еще свежей была в памяти неудачная попытка 1154 г. Прежде чем согласиться, Ростислав ставит князьям два условия: первое — чтобы с митрополичьей кафедры был смещен Клим Смолятич, из-за которого на Руси произошел раскол епископов, и второе — чтобы князья признали в нем старейшину: «Оже мя въ правду зовете с любовию, то я всяко иду Киеву на свою волю, яко вы имѣти мя отцемь собѣ въ правду, и въ моемъ вы послушаньи ходити»²⁴. Судя по тому, что условие о старейшинстве было передано приглашающим князьям не личным представителем Ростислава, а послами от Смоленска и Новгорода, он добивался его признания всеми древнерусскими князьями. Ростислава пригласили в Киев волынский и галицкий князья, но, судя по всему, приход его был желателен и киевлянам, связывавшим со смоленским князем надежды на прекращение борьбы за киевский стол.

Следует отметить, что Смоленское княжество, расположенное в центре русских земель, всегда поддерживало тесные контакты с Киевом. Его князья выступали носителями центростремительных тенденций и почти все побывали на киевском престоле. Б.А. Рыбаков основную причину этого явления видит в том, что Смоленское княжество находилось в стратегической близости к Киеву. Смоленск имел очень удобную связь с Киевом — вниз по Днепру можно было пустить флотилию любых размеров, и всего лишь через восемь дней она была уже под стенами столицы.

Действительно, располагаясь на важнейшей торговой магистрали Руси и фактически контролируя ее на всем протяжении, Киев и Смоленск не могли вступать в противоборство. Их объединяли общие экономические интересы, и не случайно эти центры острее других чувствовали необходимость сохранения единства русских земель. Смоленск, находившийся в полной безопасности от половцев, тем не менее регулярно посылал военные отряды в распоряжение киевских князей, возглавлявших антиполовецкую борьбу.

Смоленское княжество (по В.В. Седову)

Значительная роль в укреплении традиционного киево-смоленского единства принадлежала Ростиславу Мстиславичу, княжившему в Смоленске 32 года и являвшемуся основателем смоленской династии князей. К моменту занятия киевского стола Ростислав был наиболее опытным и авторитетным государственным деятелем Руси, в связи с чем его вторичное утверждение в Киеве оказалось удачным (1158—1167). Постепенно он стабилизировал внутреннее положение Руси и по праву считался старейшиной русских князей. В Смоленске, Новгороде и на Волыни сидели сыновья и племянники великого князя; Киевской землей управляли молодые Ростиславичи. Один из них, Рюрик, находился при отце и был воеводой «Киевского полка», другой, Мстислав, держал важную стратегическую крепость Белгород. Еще один сын великого князя Давид утвердившись на некоторое время в Витебске, оказывал давление на полоцких князей.

В отличие от своего предшественника Ростислав не делал ставки на князей, сошедших со сцены. В конфликте Изяслава Давидовича, пытавшегося компенсировать потерю Киева возвращением Чернигова, со Святославом Ольговичем великий князь решительно принял сторону последнего. Этим он не только вывел из борьбы за Киев князей Чернигова и Новгород-Северского, но и приобрел в их лице надежных помощников в борьбе со Степью.

Влияние Ростислава на черниговские дела еще более усилилось после того, как Олег Святославич женился на его дочери. В возникшей после смерти Святослава Ольговича распре между Святославом Всеволодовичем и Олегом Святославичем великий князь выступил в качестве посредника, «добра имъ хотя», и вынудил Святослава уступить Олегу четыре города.

Еще раньше, в 1161 г., Ростиславу удалось погасить конфликт на севере страны, в Новгороде, где взбунтовавшиеся новгородцы изгнали князя Святослава Ростиславича. Замешанный в этих событиях Андрей Боголюбский рассчитывал на утверждение в Новгороде одного из своих братьев, но великий князь настоял на возвращении туда сына Святослава. «Том же лѣте пояша Новгородьцы Святослава Ростиславича к собѣ княжить опять, а Гюргевича внука выгнаша»²⁵. Сговорчивость суздальского князя, да и самих новгородцев, видимо, объясняется укрепившимися позициями Ростислава. В сфере влияния великого князя находилась также Галицкая земля, князь которой Ярослав Осмомысл регулярно посылал свои полки по его приказу. Стабилизация внутреннего положения Руси, достигнутая в годы княжения Ростислава, совпала с новым натиском половецких орд на южнорусское пограничье. В его отражении принимали участие почти все древнерусские земли, а возглавил борьбу с половцами великий киевский князь.

Верный своей политике миролюбия, Ростислав женит в 1162 г. своего сына Романа на дочери половецкого хана Беглюка, но желаемых результатов не достигает. И тогда от дипломатии великий князь прибегает к силе оружия. В 1166 г. Ростислав двинул силы всех князей против половцев, вторгшихся в пределы Поросья, и нанес им поражение. Вторично под знаменами великого князя по его приказу собираются полки разных земель в 1167 г., чтобы обезопасить от половецких набегов днепровский торговый путь: «Посла Ростиславъ къ братьи своеи и к сыномъ своимъ, веля имъ всимъ съвъкупитися у себе съ всими полкы своими и приде Мьстиславъ из Володимиря, Ярославъ братъ его из Лучьска, Ярополкъ из Бужьска, Володимиръ Андрѣевичь, Володимиръ Мьстиславичь, Глѣбъ Гюгревичь, Рюрикъ, Давыдъ, Мстиславъ, Глебь Городеньскии, Иванъ Ярославичь сын и Галичская помощь; и стояша у Канева долго время, дондеже взыде Гречникъ и Залозникъ»²⁶.

Чтобы укрепить пошатнувшиеся позиции своего сына Святослава, в том же 1167 г. Ростислав предпринимает далекое путешествие на север, в Новгород. В состоявшейся встрече у Великих Лук, где Ростислав почувствовал себя плохо, новгородцы дали великому князю клятву никогда не искать другого князя и разлучиться со Святославом одною смертью. Получив от новгородцев вместе с заверениями в верности и много даров, Ростислав возвращался в Киев По дороге в «селѣ в Рогънѣдинѣ в Зарубѣ» (недалеко от Смоленска) 14 марта 1167 г. великий князь скончался.

В оценках личности князя Ростислава и результатов его государственной деятельности историки обнаруживают удивительное и, кажется, несправедливое единодушие. В нем, как правило, признают человека честного, хранителя старых традиций, который с уважением относился к отживающему принципу старейшинства и поддерживал честь великокняжеского киевского стола. Историки, однако, отмечают, что Ростислав не отличался качествами отца и деда и не обладал особенными дарованиями государя и полководца²⁷. Он представлял собой анахронистический тип государственного деятеля, который безнадежно пытался остановить колесо истории. Для контраста Ростиславу противопоставляют Андрея Боголюбского, который будто на северо-востоке разрушал сложившийся строй и начертывал планы далекого будущего.

Думается, что подобный упрек можно бросить не только Ростиславу Мстиславичу. Политика единения русских земель, реализация которой связывалась с восстановлением принципов старейшинства, была характерна для всех киевских князей. И позднее, когда наряду с Киевом выдвинулись другие объединительные центры — Чернигов, Владимир, Галич, их князья также добивались признания своего старейшинства. Не являлся исключением и Андрей Боголюбский, противопоставление которого Ростиславу Мстиславичу в этом плане лишено оснований. Князей, претендовавших на руководящую роль в стране, отличали не конечные цели (во всех случаях они были представителями центростремительных сил), а методы и пути их достижения, зависевшие от конкретных исторических условий.

Ростиславу Мстиславичу удалось восстановить престиж и роль великокняжеской власти и распространить киевское влияние на значительную часть русских земель, по существу, не прибегая к силе оружия. Восемь лет Русь практически не знала феодальных усобиц, не испытывала опустошительных вторжений половецких орд. Да, политика Ростислава по отношению к степи была оборонительной. Он действительно не предпринимал далеких походов и не одерживал блестящих побед. Но ведь и половцы в это время не проходили дальше Поросской оборонительной линии. Именно здесь они потерпели поражение в 1161 и 1166 гг., после чего и вовсе прекратили наступление на южнорусское пограничье, довольствуясь лишь грабежом купеческих караванов. Княжение Ростислава Мстиславича прошло под знаком победы (пусть временно) объединительных тенденций.

После смерти Ростислава, несмотря на наличие более достойных (по родовому счету) кандидатов (Владимир Мстиславич, Святослав Всеволодович и Андрей Боголюбский), киевские бояре пригласили на великокняжеский стол Мстислава Изяславича, князя Волынской земли, дважды сажавшего до этого в Киеве дядю Ростислава и являвшегося, по существу, его соправителем. Перейдя в Киев, Мстислав Изяславич оставил за собой и богатую Волынь, имевшую традиционные тесные связи с Киевом. Со времен Ярославичей великие князья смотрели на эту окраинную русскую землю как на свою вотчину и не желали отдавать ее в наследственное владение какой-либо княжеской ветви. В силу этого Волынь вплоть до середины XII в. не имела собственной княжеской династии; она или непосредственно управлялась из Киева, или же на владимирском столе сидели ставленники киевских князей. Только ко времени великого княжения Изяслава Мстиславича Волынь получает статус наследственной вотчины и надолго закрепляется за его родом. Характер взаимоотношений Волыни и Киева несколько изменился, но тесные связи сохранились. Активное участие волынских князей в борьбе за великокняжеский стол, их попытки достижения старшинства путем объединения Волыни и Киевщины свидетельствовали об этом.

Наряду с центростремительными тенденциями в политической истории Владимиро-Волынского княжества имели место и центробежные. Они обозначились уже при первых Изяславичах. В 1156 г. на Волыни возникла своя усобица, явившаяся результатом усиления луцкого стола и претензий его князей на равноправие с князьями владимирскими. До перехода в Киев Мстиславу Изяславичу удавалось сохранять звание старшего князя земли, однако позднее, когда под давлением союзников Андрея Боголюбского он вынужден был оставить Киев и вернуться на Волынь, положение его изменилось. Согласно договору, заключенному с братом Ярославом около 1164 г., Владимирское и Луцкое княжества признавались равноправными. При многочисленных наследниках Мстислава и Ярослава Изяславичей эти княжества, в свою очередь, раздробятся на несколько более мелких.

Все это будет позже, а пока Мстислав являлся хозяином положения на Волыни и, по мнению киевского боярства, был наиболее достойным кандидатом на великокняжеский стол. Заручившись поддержкой Ярослава Галицкого, Мстислав Изяславич с дружиной двинулся на Киев. Слава Мстислава, победителя половецких ханов, была так велика, что для овладения Киевом ему не потребовалось никаких усилий. Все его противники «затворились» в Вышгороде. Осажденные войском Мстислава, они вынуждены были отказаться от непомерных территориальных притязаний. В свою очередь, Мстислав также пошел на некоторые уступки: Давиду Ростиславичу был оставлен Вышгород, Рюрику — Овруч, Владимиру Мстиславичу — Котельница. Ярослав остался в своем Луцке, а город Владимир Мстислав удержал в своих руках.

В этом переделе столов, который происходил всякий раз после смерти предыдущего и утверждении нового великого князя, наиболее обиженным считал себя Владимир Мстиславич. Имевший право на Киев, он вынужден был сидеть в заштатной Котельнице, что, естественно, унижало его достоинство. Попытки Владимира заявить свои права на Киев закончились изгнанием его вообще из пределов Киевщины, после чего он получил удел в Ростово-Суздальской земле, но даже не удостоился приема Андрея Боголюбского. Историки объясняли столь холодное отношение Андрея нежеланием его до поры до времени ссориться с великим киевским князем.

Став великим князем, Мстислав развернул энергичную деятельность по защите южнорусских земель и торговых путей от половецких набегов. В 1168 г. он созывает вассальных князей в Киев: «...пожальтесси о Рускои земли и о своей отцинѣ и дѣдинѣ, оже несуть хрестьяны (половцы. — П.Т.) на всяко лѣто у вежѣ свои, а с нами роту взимаюче, всегда переступаюче; а уже у насъ и Гречьскии путь изъотымають, и Солоный, и Залозный»²⁸.

Князья охотно принимают предложение Мстислава, но особенно оно приводит в восторг летописца, который не жалеет эпитетов для восхваления великого князя. В походе должны были принять участие силы всех князей. Даже традиционно непокорным Ольговичам Мстислав приказывает быть в Киеве: «Посла же Чернигову к Олговичемъ всимъ и къ Всеволодичема, веля имъ быти всимъ у себе; бяху бо тогда Олговичи въ Мстиславли воли»²⁹.

Что такое быть в воле великого князя, видно из летописной статьи 1140 г. После десятилетней ссылки вернулись из Византии полоцкие князья, сосланные Мстиславом Великим за то, что «не бяхоуть его воли и не слышахоуть его, коли зовяшеть в Роускоую землю в помощь». Быть в воле — значит подчиняться решениям своего верховного сюзерена, особенно в вопросах защиты государственных границ.

Летописец, отражая поход Мстислава, в котором приняли участие 13 князей — Рюрик и Давид Ростиславичи, Святослав Всеволодович, Ярослав, Олег Святославич, Всеволод, Ярослав Луцкий, Ярополк Изяславич, Мстислав Всеволодович, князь городенский, Святополк Юрьевич, князь туровский, Глеб и его брат Михаил из Переяславля, — будто воскрешает далекие времена Мономаха и Мстислава. Как и тогда, борьба с половцами представляется ему общерусским делом. «Крестовый поход» русских дружин окончился их блестящей победой. Половцы были загнаны за Оскол. Вскоре Мстислав совместно с волынскими князьями идет к Каневу и, как двумя годами ранее Ростислав, ждет, пока пройдут купеческие караваны на Русь.

Победные походы на половцев, в которых за последнее десятилетие принимали участие силы многих древнерусских князей, способствовали усилению позиций великого князя как полководца объединенных дружин и более тесному единению южнорусских земель. Однако они не привели к прекращению борьбы князей за Киев и не смогли остановить процесс его политического ослабления. Мстислав Изяславич лишь на очень короткое время достиг признания своего старшинства и был первой фигурой среди русских князей. Владея Киевом и богатой Волынью, опираясь на торческую помощь и смирив на время Ольговичей, Мстислав, как считает Б.А. Рыбаков, стал сильнейшим из своих современников. Ни один из князей не мог противостоять ему в одиночку³⁰. И все же, обладая храбростью и сильным характером, Мстислав не обнаружил достаточно гибкости, так необходимой на киевском столе в условиях феодальной раздробленности страны. Очень скоро против него составился сильный союз князей Ростиславичей и Ольговичей, который возглавил Андрей Боголюбский. К 1169 г. влияние Мстислава сузилось до пределов Киевщины и Волыни, а также далекого Новгорода, где после изгнания Святослава Ростиславича сел сын киевского князя Роман Мстиславич.

История взаимоотношений Киева и Новгорода эпохи феодальной раздробленности Руси свидетельствует о том, что между этими двумя крупнейшими центрами страны существовали постоянные тесные связи — экономические, культурные, политико-административные. Расположенный на перекрестке торговых путей, Новгород, по образному высказыванию Б.А. Рыбакова, полтысячелетия был для Руси своеобразным «окном в Европу»³¹. Не случайно Киев всегда стремился к тому, чтобы этот международный торговый порт находился в его руках, для чего в Новгород из Киева издавна посылались князья и посадники. В период феодальной раздробленности новгородцы сами выбирали себе посадников из числа местного крупного боярства, но князья, несмотря на утверждение принципа «вольности в князьях», по-прежнему чаще всего «вводились» из Киева.

В свое время Б.Д. Греков, рассматривавший новгородское восстание 1136 г. как поворотный пункт в политической истории Новгорода, считал одним из важнейших его результатов лишение князя права владения землей³². Б.А. Рыбаков также полагает, что после 1136 г. Новгород окончательно становится боярской феодальной республикой. Вся полнота власти в ней перешла к боярам, а князья (быть может, за исключением Мстислава Удалого) являлись, по существу, наемными военачальниками³³.

Думается, что такая оценка роли новгородских князей периода феодальной раздробленности не совсем точна. Конечно, их положение в Новгороде не было столь прочным и определенным, как в других древнерусских землях, но низводить их до уровня безземельных кондотьеров вряд ли справедливо. В Новгород ведь приглашались не изгои, а владетельные князья, имевшие на юге (или северо-востоке) Руси свои вотчины. Оставлять их без достаточной компенсации не было смысла. Между тем князья шли в Новгород охотно. Почему?

Новгородская земля (по А.Н. Насонову и Б.А. Рыбакову)

Большое значение для правильного понимания действительного положения новгородского князя имеет исследование В.Л. Янина о княжеском землевладении. На основе анализа актовых материалов он пришел к убедительному выводу о существовании в Новгородской земле княжеского домена и после 1136 г.³⁴ Следовательно, князья, перейдя в Новгород, не только не теряли своего статуса крупных землевладельцев, но, может быть, еще больше расширяли его.

Что касается бесправия новгородских князей, то оно также сильно преувеличено. Находки большого числа княжеских печатей, происходящих главным образом из Городища (где в эпоху Новгородской республики помещался архив смесного суда), свидетельствуют о регулярном исполнении ими правительственных функций. В.Л. Янин считает, что княжескими буллами скреплялись жалованные грамоты князя и посадника. Вплоть до начала XV в., судя по свидетельству докончании Новгорода с князьями, приоритет принадлежал князю: «...а без посадника ти, княже, суда не судити»³⁵. Речь, таким образом, может идти лишь о разделении исполнительной власти князя с посадником, представителем боярства, а не об отстранении его от государственного управления.

Новгородские князья традиционно исполняли обязанности военачальников, руководителей профессиональной дружины. В условиях постоянных столкновений феодальных владетелей, а позже и иностранной экспансии роль эта была весьма заметной.

И наконец, новгородские князья играли значительную роль во «внешних» сношениях Новгорода. Речь идет о его связях с Киевом, другими древнерусскими городами и землями. Формирование этой политики являлось компетенцией княжеской власти. Достаточно вспомнить в этой связи рекомендации (правда, противоречивые) Всеволода Мстиславича относительно того, с кем Новгороду следует быть в союзе. Длительное отсутствие князя на новгородском столе приводило к нарушению привычных связей Новгорода с остальной Русью, вызывало экономические трудности. Это хорошо видно, в частности, из летописной статьи 1141 г.: «Новгородци не стерпяче безо князя сѣдити, ни жито к ним не идяше ни откуду же»³⁶.

Таким образом, несмотря на утверждение в Новгороде республиканских порядков, князь оставался весьма крупной политической фигурой. Если бы это было не так, тогда борьба вокруг новгородского стола, которую вели великие киевские князья и князья — претенденты на общерусское старейшинство, не имела бы разумного объяснения. Не кипели бы страсти по вопросу «угодности» князя и в самом Новгороде. Частая смена князей на новгородском столе, как это ни парадоксально, свидетельствовала не столько об их бесправии, сколько о постоянном стремлении боярства к ограничению княжеских прерогатив. Это порождало взаимные претензии, приводило к частым княжеско-боярским конфликтам. Не способствовало стабилизации единоличной власти в Новгороде и то, что он не выделялся в наследственную вотчину какой-либо княжеской ветви.

Как свидетельствует летопись, смена князей на новгородском столе происходила вслед за сменой князей на киевском столе, причем новгородцы, как правило, приглашали к себе сына или брата великого князя. Сильные претенденты на обладание Киевом также пытались утвердить в Новгороде своего ставленника. Так было при Юрии Долгоруком, такая ситуация сложилась и теперь, когда в Киев начал стремиться Андрей Боголюбский.

Попытки его оторвать Новгород от Киева и навязать ему в князья изгнанного Ростиславича оказались неудачными, и тогда Боголюбский направляет все силы своих союзников на юг. В 1169 г. против Мстислава выступили 12 князей, которые шли с семи концов Руси — все Ростиславичи, Олег и Игорь Святославичи, Глеб Юрьевич, Владимир Андреевич и др. По сообщению Никоновской летописи, к силам русских князей присоединились «половецкие князи с половцы и угры и чахи и ляхи и литва и многое множество воиньства совокупиша идоша к Киеву»³⁷. После продолжительной осады Киев был взят. Летописец пишет: «И грабиша за два дни весь градъ, Подолье и Гору, и манастыри, и Софью и Десятиньную Богородицю и не бысть помилования никому же... и взяша именья множество, и церкви обнажиша иконами и книгами, и ризами, и колоколы изнесоша все»³⁸.

Впервые за многовековую историю «мать городам русским» подверглась столь сильному разгрому со стороны русских князей. По-разному объясняли историки этот факт. С.М. Соловьев видел существо дела в том, что Киев впервые был взят при всеобщем отпоре его жителей³⁹. В.И. Сергеевич и другие историки считали разграбление Киева результатом мщения подчиненных племен за его гегемонию и централизаторскую политику⁴⁰. Б.А. Рыбаков не склонен преувеличивать результаты разгрома. Историки, по его мнению, были введены в заблуждение «красочным описанием двухдневного разгрома города в летописи Печерского монастыря, подожженного победителями». Кроме литературного мастерства Поликарпа, которому, как считает Б.А. Рыбаков, принадлежало описание взятия Киева, никаких объективных данных об упадке Киева нет⁴¹. Историки буржуазно-националистического толка пытаются на этом примере показать проявление якобы извечного антагонизма между русскими и украинцами. Несостоятельность этого тезиса слишком очевидна, чтобы ее доказывать. Отметим лишь, что в походе на Киев принимали участие не только и даже не столько суздальские силы, сколько южнорусские. Подобные акции по отношению к столице Руси предпринимали и другие князья, в частности Всеволод Ольгович, Роман Мстиславич и Рюрик Ростиславич, которые занимали черниговский, волынский и киевский столы. Это была борьба за власть, за старшинство среди древнерусских князей, представителей одной страны и единой древнерусской народности. Рассматривать ее иначе — значит сознательно искажать истину.

В данном случае больше, чем степень причиненного ущерба (а вслед за Б.А. Рыбаковым думаем, что он не был столь велик), требуют пояснения сам факт взятия древней столицы Руси Киева войсками Боголюбского, а также оказанное им влияние на последующие события. Большинство историков считают, что Андрей Боголюбский, будучи носителем новых форм политического строя Руси, разгромом Киева окончательно подорвал старую государственную систему. По мнению С.М. Соловьева, поступок Андрея был событием величайшей важности, событием поворотным, от которого история начинала новый путь, с которого завелся на Руси новый порядок⁴². Б.Д. Греков, хотя и отмечал, что Андрей не был явлением исключительным, видел в его деятельности черты, роднившие его с будущими политическими деятелями Москвы, которым удалось сделать то, что было еще не по силам Андрею⁴³.

Владимиро-Суздальская земля (по А.Н. Насонову)

Что же дало основания историкам видеть в Андрее новый тип государственного деятеля? Какие общерусские мероприятия или преобразования в Суздальской земле могут оправдать столь высокую характеристику Боголюбского? Кажется, ничего другого, кроме стремления к самовластию в своей земле и старшинству на Руси. Достижение этих целей сопровождалось изгнанием не угодных ему князей и епископов, расправами с непокорными боярами. Нового, однако, в этом ничего не было. Подобные явления характеризовали политическую ситуацию и других русских земель. Может, только успехи у Андрея были более ощутимы, чем у его современников, но, видимо, и сопротивление ему оказывалось значительно слабее. Ни князья-вассалы, ни могущественная земельная знать, ни епископы еще не успели пустить глубокие корни в сравнительно молодом Ростово-Суздальской княжестве и не представляли собой такой политической силы, какой они были в Киеве. Новгороде, Галиче и других старых центрах Руси. Боголюбский был более свободен в своих действиях не оттого, что в Суздальской земле устранялись старые вечевые порядки, а оттого, что в XII в. они еще не получили здесь своего развития. По мнению А.Н. Насонова, на севере в XII—XIII вв. только начали проявляться бытовые черты старой вечевой Киевской Руси, в основе своей общие укладу жизни всех волостей того времени⁴⁴.

Дворцовый комплекс Боголюбово. Реконструкция Б.А. Рыбакова

При Андрее Боголюбском, как и при его ближайших преемниках, еще продолжался процесс формирования Владимиро-Суздальской земли. Вот почему ее князья в рассматриваемое время были заняты не перераспределением внутренних владений, как это характерно для других земель Древней Руси, а расширением внешних границ, распространением даней и суда на новые земли. Полтора десятка лет Андрей Боголюбский прибирал к рукам далекий и спокойный Суздальский «залесский» край⁴⁵, и в этом отношении его деятельность перекликается с деятельностью первых киевских князей, формировавших территорию Древнерусского государства.

Владимиро-Суздальское княжество, обособившееся от Переяславля в годы княжения Юрия Долгорукого, очень быстро выросло в одно из обширнейших на Руси. Оно охватывало земли Волго-Окского междуречья, Заволжья, простираясь на севере до озер Белого и Лача, а также Северной Двины. Окняжение огромных территорий, населенных угро-финскими племенами (мери, муромы, веси и др.), не встречало сопротивления. Взаимоотношения продвигавшихся на северо-восток славян с местным населением были мирными. Происходил естественный процесс этнокультурной консолидации двух народов на более развитой древнерусской основе. Географическое положение Владимиро-Суздальской земли, удаленной от половецкой степи и не испытывавшей разорительных вторжений кочевников, благоприятствовало ее экономическому развитию. Этому, видимо, способствовало и то обстоятельство, что производимый здесь прибавочный продукт в значительной мере оседал на месте. Отчуждение его в пользу Киева не было чрезмерным.

Во время княжения Юрия Долгорукого и Андрея Боголюбского велось большое городское строительство. Летописи отмечают строительство городов Москвы (впервые упомянута в 1147 г.), Юрьева-Польского, Дмитрова, Коснятина, Кидекши, Звенигорода, Переяславля, Владимира, Боголюбова и др.

В отличие от княжеств центральных районов Руси Владимиро-Суздальская земля еще не знала общественно-политических кризисов. Ей еще предстояло испытать и пережить и силу боярской оппозиции, и путаницу межкняжеских отношений, и политическое соперничество старых и новых городских центров. Симптомы дробления Суздальщины наметились уже после смерти Боголюбского, т. е. тогда, когда еще не вполне завершился процесс формирования ее государственной территории; после Всеволода ее политическая ситуация напоминала ситуацию в Юго-Западной Руси XII—XIII вв., правда, усложненную широким участием в ней населения.

Примечания

1. Греков И.Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. — М., 1975, с. 14—20.

2. Толочко П.П. Киевская земля // Древнерусские княжества X—XIII вв. — М., 1975.

3. Зайцев А.К. Черниговское княжество // Древнерусские княжества I—XIII вв. — М., 1975.

4. ПСРЛ, т. 2, стб. 304.

5. Там же, стб. 305.

6. Там же, стб. 304.

7. Там же, стб. 311.

8. Там же, т. 2, стб. 316.

9. Там же, т. 1, стб. 308.

10. Там же.

11. Там же, т. 1, стб. 309.

12. Пресняков А.Е. Княжое право в Древней Руси. — Спб., 1909, с. 86—88.

13. Голубовский П.В. История Северской земли до половины XIV в. — Киев, 1881, с. 121.

14. Греков Б.Д. Киевская Русь, с. 510.

15. Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники. — М., 1971, с. 103—104.

16. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. — М., 1951, с. 67.

17. Пресняков А.Е. Княжое право в Древней Руси, с. 100—102.

18. ПСРЛ, т. 2, стб. 471.

19. Там же, стб. 489.

20. Там же.

21. Там же, стб. 500.

22. Там же, стб. 499.

23. Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники, с. 121.

24. ПСРЛ, т. 2, стб. 503.

25. Там же, т. 2, стб. 518.

26. Там же, стб. 527—528.

27. Карамзин Н.М. История государства Российского. — Спб., 1892, т. 2, с. 200.

28. ПСРЛ, т. 2, стб. 538.

29. Там же.

30. Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники, с. 198.

31. Рыбаков Б.А. Русь в эпоху «Слова о полку Игореве» // История СССР. М., 1966, т. 1, с. 630.

32. Греков Б.Д. Революция в Новгороде Великом в XII в. // Учен. зап. Ин-та истории РАНИОН. М., 1929, т. 4, с. 19—20.

33. Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII—XIII вв. — М., 1982, с. 545—546.

34. Янин В.Л. Новгородская феодальная вотчина. — М., 1981, с. 242—243.

35. Там же, с. 245.

36. ПСРЛ, т. 1, стб. 309.

37. ПСРЛ, т. 9 (Никоновская летопись), с. 237.

38. Там же, т. 2, стб. 545.

39. Соловьев С.М. История России. — М., 1956, кн. 1, с. 213.

40. Сергеевич В.И. Вече и князь. — Спб., 1908, с. 120.

41. Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники, с. 141.

42. Соловьев С.М. Указ. соч., т. 2, с. 490.

43. Греков В.Д. Киевская Русь, с. 513.

44. Насонов А.Н. Князь и город в Ростово-Суздальской земле // Века: Ист. сб., 1924, вып. 1, с. 3—24. Согласно исследованию А.А. Зимина, боярское землевладение во Владимиро-Суздальской Руси XII в. еще не было распространенным явлением (Зимин А.А. Холопы на Руси. — М., 1973, с. 246—253).

45. Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники, с. 138.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница