Глава девятая. Этническое развитие древней Руси в IX—XIII вв.
Проблема этнического развития Древней Руси как один из важнейших аспектов ее истории постоянно привлекала внимание исследователей. Она затрагивалась в трудах историков и археологов, этнографов и филологов, историков культуры и палеоантропологов. К сожалению, интерес к этническим процессам на Руси не всегда был продиктован задачами чистой науки. Очень часто решение тех или иных вопросов этнической истории восточных славян зависело от политической конъюнктуры. Так, дворянско-буржуазные великодержавные историки, например М.П. Погодин, освещали историю Древней Руси как историю только великорусского народа. В свою очередь, украинские буржуазно-националистические исследователи (В.Б. Антонович, М.С. Грушевский и др.) всячески пытались доказать, что Древнерусское государство создали украинцы.
Советская историческая наука уже давно показала научную несостоятельность этногенетических концепций реакционной буржуазной историографии, однако и сегодня на Западе предпринимаются попытки фальсифицировать историческое прошлое трех братских восточнославянских народов. Особенно усердствуют в этом украинские буржуазные националисты1. В своих «трудах» они пытаются обосновать извечную обособленность украинского народа, который якобы один имеет право на киеворусское культурное наследие. При этом особое место отводится ими периоду феодальной раздробленности Руси. Междоусобная борьба князей и крупных земельных собственников рассматривается ими как столкновение различных этнических групп, главным образом украинцев и русских; Киев и Южная Русь противопоставляются Суздалю и Северо-Восточной Руси.
Сказанное выше убеждает в необходимости дальнейшей разработки проблем этнического развития Древней Руси. Вопрос этот сложный и все еще не до конца выясненный. В большей мере это относится к этническому развитию Древней Руси эпохи феодальной раздробленности, однако нуждаются в дальнейшей разработке и начальные этапы сложения древнерусской народности. При этом следует иметь в виду, что этнические процессы восточного славянства теснейшим образом связаны с его политическим и государственным развитием.
Эти процессы взаимообусловлены. На определенном этапе развития восточнославянских племен (VI—VIII вв.) в силу их внутренней консолидации — языковой, культурной и экономической — появились необходимость и возможность создания сначала нескольких, а затем и единого государственного образования. Рожденное на территориальной основе родственных восточнославянских племен, Древнерусское государство IX—X вв. само стало необходимым условием дальнейшей их консолидации, превращения в единую древне русскую народность.
Говоря о восточнославянских племенах накануне образования Древнерусского государства, не следует забывать, что это были не маленькие племена, но союзы племен, а может быть, и более крупные этнические общности. В летописи они именуются полянами, древлянами, кривичами, волынянами, словенами и др. Ф. Энгельс, имея в виду швабов, лангобардов, аквитан и других народов Западной Европы, находившихся примерно на том же этапе этнического развития, что и восточнославянские племена, называл их «народцами»2. Слияние таких восточнославянских «народцев» в единую древнерусскую народность особенно интенсивно проходило тогда, когда их языковое и культурное единство дополнилось единством политической и государственной жизни.
Активизация процессов общественного развития, обусловивших смену первобытно-общинного строя на Руси феодальным, возникновение классов, укрепление торговых связей, появление письменности, а затем и литературного языка — все это обусловливало преодоление племенной замкнутости и формирование единой древнерусской народности. Поскольку важнейшим способом общения и установления связей является язык — основа каждого этнического образования, интеграционные процессы среди восточных славян происходили прежде всего по пути усиления языковой общности.
Наряду с языковой складывалась и территориальная общность древнерусской народности. Границы государства практически совпадали с границами расселения восточных славян. Это территориальное единство восточных славян оказалось исключительно крепким и стабильным. Достаточно сказать, что западные рубежи расселения украинской и белорусской наций, наследников древнерусской народности, в основном совпадают с этническими рубежами восточных славян на западе и государственной границей Киевской Руси.
Практическое совпадение границ Киевской Руси с границами ее народности стало одним из тех феноменов, которые обеспечили ей исключительно быстрый прогресс в областях социально-экономического и культурного развития. Следует признать, что в условиях средневековья в таком положении находилось большинство европейских государств. Ф. Энгельс, отмечая отдельные факты несовпадения рубежей языка и государства, подчеркивал, что в средневековье «каждая нация, за исключением Италии, была представлена в Европе особым крупным государством и тенденция к созданию национальных государств, выступающая все яснее и сознательнее, явилась одним из важнейших рычагов прогресса»3.
Консолидация древнерусской народности сопровождалась и стимулировалась общностью экономического развития Киевской Руси, которая проявлялась в углублении процессов отделения ремесла от сельского хозяйства, расширении сети торговых путей, широком обмене ремесленной продукцией и росте товарного производства.
В условиях существования Киевской Руси формируется единая материальная и духовная культура древнерусского народа. Но, пожалуй, самым главным достижением этнического развития восточных славян было пробуждение сознания их единства. Красноречивым свидетельством осознания русским народом своего единства являются такие памятники древнерусской литературы, как «Повесть временных лет», «Слово о законе и благодати», «Поучение Мономаха», «Слово о полку Игореве» и др. Авторы этих произведений воспевают силу и славу Руси, ее героических защитников, богатство страны. Им одинаково близки и дороги Киев и Новгород, Чернигов и Смоленск, Галич и Владимир (на Клязьме), Переяславль и Рязань, Ростов и Полоцк, Суздаль и Новгород-Северский, вся Русь от новгородского севера до киевского юга и от Карпат до Волги и Дона.
Проблема этнического развития Киевской Руси на ее первом, раннефеодальном этапе (до XII в.) в советской исторической науке практически не вызывает противоречий. Большинство исследователей сходятся на том, что уже в IX—XI вв. на базе множества восточнославянских племен сформировалась единая древнерусская народность. Что же касается этноисторических судеб древнерусского народа второго этапа истории Руси, этапа феодальной раздробленности (до середины XIII в.), то здесь такое единодушие не наблюдается.
Уже Н.С. Державин утверждал, что феодальная раздробленность сыграла решающую роль в дальнейших культурно-исторических судьбах русского народа. Она содействовала областному обособлению отдельных земель, их экономической, политической и культурной разобщенности4. Переоценка отрицательных влияний феодальной раздробленности на этническое развитие древнерусского народа характерна и для других исследователей. По мнению В.В. Мавродина, уже в XI—XII вв. процесс слияния восточного славянства в единый народ замедляется, затем и вовсе прерывается. Старые языковые и этнокультурные особенности, унаследованные от племен и земель Руси и не ликвидированные общностью киевских времен, усложняются новыми, возникающими в период феодальной раздробленности, обусловленными экономической и политической изолированностью русских княжеств. Намечаются этнические образования, соответствующие крупным «самостоятельным государствам периода феодальной раздробленности»5.
О начале разложения древнерусской народности еще в недрах Киевской Руси писал также Б.Д. Греков, правда, не связывая этот процесс непосредственно с феодальной раздробленностью. Отвечая на утверждения исследователей буржуазно-националистического направления, Историк-марксист убедительно показал, что история Киевской Руси — это не история Украины, Белоруссии или России, а период их общей истории, когда складывались и великорусский, и украинский, и белорусский народы6.
Мысль о глубоких корнях процессов этнических изменений, проявлявшихся прежде всего в языковых новообразованиях, характерна и для ряда лингвистов. Так, известный языковед Л.А. Булаховский считал, что временем наиболее интенсивного формирования диалектных особенностей древнерусского языка были XII—XIII вв. Эти процессы, однако, не являлись следствием государственного разложения Руси. Вряд ли, писал исследователь, дифференциальные тенденции древнерусского языка отразили судьбы Киевской государственности. Языковые черты, специфические для определенных, преимущественно больших территорий, были уже в начале XIII в., но они вряд ли совпадали с землями феодального раздробления. Такое совпадение в условиях постоянных войн и колонизационных движений было скорее исключением, чем правилом7.
Р.И. Аванесов, подчеркивавший необходимость сравнительного изучения языка и истории народа, утверждал, что, поскольку в XII—XIII вв. происходит передвижение исторической жизни на север, северо-восток и северо-запад, говоры этих зон переживают некоторые весьма важные новообразования. К этому времени выделяются говоры новгородский, галицко-волынский, смоленско-полоцкий, киевский и ростово-суздальский. Однако, хотя в XII—XIII вв. возникли и развивались диалекты феодальной поры, древнерусский язык в то время еще не распался, древнерусская народность продолжала существовать. Диалектные различия пока не перекрывают собой единства, складывавшегося в течение столетий, в народе имелось сознание этого единства8.
Распад древнерусского языка и сложение на его базе трех восточнославянских языков — не кратковременный акт языкового развития, а длительный исторический процесс. Согласно Ф.П. Филину, нарастание диалектизмов в фонетической системе древнерусского языка прослеживается уже в памятниках XI—XII вв.; в XII—XIII вв. складывается пять диалектных зон — южная, западная, северная и северо-восточная, приокско-верхнедонская и прикарпатская; в XIV—XV вв. получают широкое распространение особенности, характерные для русского, украинского и белорусского языков. Можно полагать, делает вывод исследователь, что этноязыковая карта восточного славянства была бы иной, если бы не было грозных событий XIII—XIV вв.9
Как видим, почти все названные исследователи, несмотря на отдельные оговорки, связывали начало распада древнерусской народности с процессом феодального дробления страны. Их выводы, однако, не имеют убедительной аргументации. Ученые не показывают внутренней динамики этого процесса, не приводят достаточно убедительных лингвистических материалов, а чаще всего используют как аргумент формулу феодальной раздробленности, при которой будто бы глохнут между отдельными землями экономические, культурные и политические связи. Недоказанное положение о распаде Древнерусского государства, таким образом, превратилось и в основное доказательство разложения древнерусской народности.
На это обстоятельство совершенно справедливо обращал внимание Ф.П. Филин, согласно которому отсутствие достаточных фактов вынуждало исследователей реконструировать древние диалекты или диалектные ареалы не столько на основании лингвистических материалов, сколько на основании исторических сведений и географических признаков. При таком подходе диалект оказывается не лингвистическим, а только географическим понятием. Диалектные зоны, как правило, не зависели от границ между княжествами. Хотя в эпоху феодальной раздробленности и сложились благоприятные условия для интенсификации возникновения диалектизмов, обстановка для образования устойчивых диалектов была мало подходящей10.
Более последовательными выглядят суждения сторонников единства древнерусской народности. Б.А. Рыбаков, основываясь на анализе письменных и археологических источников, пришел к заключению, что и в эпоху феодального дробления Руси XII—XIII вв., несмотря на существование нескольких десятков княжеств, единство древнерусской народности очень хорошо осозналось и находило отражение в терминологии — вся Русская земля противопоставлялась обособленным вотчинам враждовавших князей. Оно удерживалось вплоть до XIV в. (до Куликовской битвы). «По археологическим материалам русского города и деревни XII—XIII вв., — отмечал Б.А. Рыбаков, — мы не можем уловить признаки распада древнерусской народности на три группы»11.
В.И. Довженок считал, что этническое развитие в эпоху Киевской Руси шло главным образом по пути консолидации древнерусской народности. Объективный ход этого процесса отражают древнерусские литература и искусство, в которых с течением времени усилилась идея этнического единства древнерусского народа. В эпоху феодальной раздробленности взаимосвязи между отдельными частями государства были более тесными, чем в предшествующее время, а следовательно, считать ее причиной распада древнерусской народности и образования на ее основе трех народов — русского, украинского и белорусского — нет оснований. Эти причины следует искать в исторической обстановке XIII—XIV вв., когда были нарушены связи между русскими землями, были разъединены отдельные части единого древнерусского народа и поставлены в различные условия дальнейшего исторического развития12.
Исследуя этнические процессы периода феодальной раздробленности, А.И. Козаченко также пришел к выводу, что в это время не только нет распада древнерусской народности, но и, наоборот, наблюдаются ее дальнейшее развитие и расцвет, обусловленные как внешней опасностью, равной которой не знал в то время ни один народ Западной Европы, так и все нарастающим требованием национального единства, создания сильной княжеской власти. Древнерусская народность одной из первых в Европе стояла на пути к консолидации ее в единую нацию. Однако в середине XIII в. этот процесс был нарушен и на некоторое время заторможен. В этих условиях произошел распад дотоле единой древнерусской народности13.
Мы привели здесь лишь наиболее характерные мнения и высказывания историков и языковедов, которые свидетельствуют о наличии существенных расхождений в решении проблемы этнического развития Древней Руси. Их выводы можно свести к трем основным тезисам: 1) древнерусская народность не представляла собой устойчивой этнической общности и ее разложение определилось государственным распадом Руси эпохи феодальной раздробленности; 2) древнерусская народность была устойчивой этнической общностью и значительно пережила Киевскую Русь; 3) древнерусская народность в XII—XIII вв. переживала время дальнейшей консолидации и явилась одним из основных элементов единства русских земель.
Какой из этих тезисов более всего соответствует исторической истине? Исследователи, утверждающие устойчивость древнерусской народности вплоть до XIV в., считают, что в ее основе лежали единство языка, территориальная общность, культурное единство, общность хозяйственной жизни, единство религии и даже психического склада. Поскольку без этих элементов этническая общность немыслима, остановимся на них подробнее.
Определяющим признаком народности являлся язык. Большинство языковедов (А. Шахматов, Л. Булаховский, Ф. Филин, Р. Аванесов и др.) считали, что распад единого древнерусского языка на русский, украинский и белорусский окончательно определился лишь в XIV—XV вв. Безусловно, это ни в коей мере не означает, что до этих рубежей языковое единство древнерусской народности было абсолютным. Диалектные особенности разговорного языка имели место на протяжении всей истории Древнерусского государства, но они не были столь разительными, чтобы затруднить или исключить непосредственное общение киевского южанина с новгородцем, жителя суздальско-залесского края с галичанином. Летопись приводит множество примеров, когда на вечевых собраниях Новгорода и его пригородов выступали киевские послы и князья, а к киевлянам обращались с речью представители Новгорода, Суздаля, Смоленска.
Обнаружение и прочтение многочисленных надписей на сосудах, пряслицах, литейных формочках, бересте, стенах архитектурных сооружений, нанесенных преимущественно не книжниками, а представителями широких народных масс, вносят в положение о коренном отличии древнерусского литературного и разговорного языков существенные коррективы. Надписи на археологических находках являются прекрасным свидетельством не только близости древнерусского литературного и разговорного языков, но и их взаимодействия. Языковеды, несомненно, обнаружат в них, как обнаруживают и в летописных списках, местные диалектные особенности, но вряд ли могут быть сомнения в том, что общих языковых черт в них гораздо больше. Грамоты новгородских купцов и ремесленников, безусловно, могли быть прочитаны и поняты в любом уголке Руси. Развитие территориальных (областных) диалектов в Древней Руси XII—XIII вв. шло одновременно с развитием языковой общности для всего населения. Разговорный древнерусский язык был понятен как эксплуататорам, так и эксплуатируемым массам14.
В одной из своих ранних работ Ф.П. Филин особое внимание уделил спорному и давно дискутируемому вопросу о киевском диалекте. По мнению языковеда, он не был ни украинским, ни русским в современном смысле слова. Киевский диалект выдвигался как язык общерусский, однако нашествие кочевников прервало этот процесс15. Аналогичную мысль высказал недавно В.В. Мавродин. Согласно ему, население Киева, чрезвычайно пестрое в социальном и языковом отношении, выработало особый устойчивый язык, представлявший собой своего рода сплав диалектов. «Кияне» совмещали в своей речи ряд диалектов. Они говорили и «векша», и «белка», и «веверица», и «конь», и «лошадь», и «пес», и «собака» и т. д. Но в этой пестроте уже намечалось известное единство. Вот почему язык Киева становился основой древнерусского языка16.
Не согласуются с утверждением историков о расколе Руси на полтора десятка самостоятельных княжеств и выводы языковедов о формировании в XII—XIII вв. пяти диалектных зон древнерусского языка. При разделении Руси на 10—13 суверенных государств, представлявших собой обособленные экономические и политические организмы, естественнее было ожидать формирования 10—13-ти диалектных ареалов. Если же на Руси XII—XIII вв. их было все-таки не 10—13-ти а 5, то это свидетельствует, что формировались они в условиях единой этнической и политической общности.
Подтверждением языкового единства древнерусских земель XII—XIII вв. может быть следующее обстоятельство. Известно, что в это время происходили освоение и заселение суздальско-залесского края. Особенно мощным колонизационный поток был из Южной Руси (Киевщины, Черниговщины, Переяславльщины и других земель). Если бы уже в это время шел активный процесс формирования трех народностей и их языков, то естественно было бы ожидать в суздальско-залесском крае тех же языковых признаков, которые позднее будут характерны для украинского Поднепровья. Другими словами, выходцы из Южной Руси, если они в XII—XIII вв. являлись уже украинцами, должны были бы принести с собой на северо-восток не только гидронимическую и топонимическую номенклатуру (Лыбедь, Почайна, Ирпень, Трубеж, Переяславль, Галич, Звенигород, Перемышль и др.), но и украинский язык. Между тем ничего подобного здесь не наблюдается.
Почти все исследователи едины в утверждении, что на Руси, даже в условиях феодальной раздробленности, сохранялась территориальная общность. Действительно, к этому времени границы страны стабилизировались, но произошло это не само по себе, а благодаря объединенным усилиям многих древнерусских земель. Со времен Мономаха киевские князья предпринимают энергичные меры для объединения русских князей на борьбу с внешней угрозой. Ведущую роль в ней играла Южная Русь, имевшая многовековой опыт борьбы с гуннами и аварами, хазарами и печенегами. Борьба за территориальную независимость велась также на западных и северо-западных рубежах Руси.
На северо-востоке Руси, где не было сильного соседства, продолжалось освоение новых районов Залесского края, в котором принимали участие представители многих древнерусских княжеств и прежде всего южнорусских. Отсюда вслед за князьями и дружинниками шли в плодородные районы ополий земледельцы, градостроители, ремесленники, художники-иконописцы, зодчие, книгописцы. Вряд ли столь значительный людской поток из южных и западных районов Руси на северо-восток был бы возможным в условиях разрозненного существования древнерусских княжеств.
Анализ летописных известий показывает, что на Русь как единое территориальное целое смотрели князья, церковь, а также широкие народные массы, больше всего страдавшие от усобиц и иностранных вторжений. Отражением этого взгляда являются и многочисленные литературные произведения — от «Поучения Мономаха» до «Слова о погибели земли Русской», в которых идея единства русской земли звучит с нарастающей силой. Адресуя свои страстные призывы князьям, древнерусские публицисты в блестящей литературной форме выражали чаяния и стремления всего древнерусского народа.
Не случайно «Русская земля» стала центральным образом гениальной поэмы «Слово о полку Игореве». Когда северские и курские полки вступили в Степь, автор «Слова» восклицает: «О Руская земля! Уже за шеломянемъ еси!» Когда Игорева дружина оказалась разгромленной половцами и поле «костями засеяла», то «тугою взыдоша (они. — П.Т.) по Руской земли». В «златом слове» Святослав призывает Всеволода Суздальского, Рюрика и Давида Смоленских, Ярослава Осмомысла, Романа Мстиславича вступить «възлата стремень за обиду сего времени, за землю Русскую». Широкий образ Русской земли, полной городов, рек и многочисленных обитателей, бескрайние просторы родины взывали к необходимости единения Руси. В своем патриотическом отношении к Русской земле летописцы и книгописцы поднимались до понимания общедревнерусских интересов. Во многом они отражали те мысли и настроения, которыми жили передовые люди Руси, когда, по образному выражению В.О. Ключевского, киевлянин все чаще думал о черниговце, а черниговец о новгородце, и все вместе о Русской земле.
Вместе с идеей единства Русской земли в широком значении этого слова в XII—XIII вв. росло и крепло национальное самосознание древнерусского народа. Оно было столь сильным и жизненным, что значительно пережило Древнерусское государство. В тяжелые времена нашествия ордынцев люди вспоминали о былой независимости, могуществе и территориальной целостности Руси и в этом черпали силы для борьбы со своими врагами17.
Сохраняли русские земли эпохи феодальной раздробленности и культурное единство. Археологические материалы, добытые раскопками городов, замков, поселений и могильников, показывают, что в XII—XIII вв. материальная культура Руси стала еще более единой, чем в предшествующее время. Причем единство это наблюдается не только в широком ассортименте изделий городского и сельского ремесел, но также в домостроительстве и даже в каменном зодчестве. Архитектурное развитие на Руси XII—XIII вв. шло не только по пути формирования местных школ, но также по пути сложения единого стилевого направления. К архитектуре Южной Руси (киевской, черниговской и переяславльской) тянулась архитектура Смоленска, Волыни, Рязани, ряда других земель18. Творческий опыт старых русских центров впитывала также архитектура Владимиро-Суздальской Руси.
Стилевое единство культовой архитектуры Древней Руси середины XII в. Кирилловская церковь в Киеве, Успенские храмы во Владимире-Волынском, Чернигове, Владимире-на-Клязьме
Несмотря на экономическую и политическую раздробленность Руси и рост областных различий, как отмечал Д.С. Лихачев, в XII—XIII вв. росла и самобытная единая основа русской культуры. Различия были преимущественно поверхностны, а единство опиралось на глубокие основы творчества трудовых масс населения. Образование национальных культур каждого из братских народов (русского, украинского и белорусского), как считает исследователь, в гораздо большей степени обязано процессам объединительным, чем разъединительным, и эти объединительные процессы захватили собой уже XII и XIII вв.19
Апологеты украинского буржуазного национализма усиленно противопоставляют Южную Русь другим частям Древнерусского государства, используя при этом данные археологии. Одним из главных аргументов такого противопоставления является якобы «непохожесть» древнего Киева на города северо-западных и северо-восточных районов Руси. Насколько искусственно это построение, свидетельствуют раскопки Киева последних лет. Они убедительно показали, что ни о каком коренном отличии историко-архитектурного развития древнего Киева от Новгорода и других городов северо-западных и северо-восточных районов Руси не может быть и речи. Массовая застройка Киева IX—XIII вв. была такой же срубной, как и застройка Новгорода, Старой Ладоги, Пскова, Смоленска, Бреста, Минска, Рязани и др.
Длительное время в исторической литературе феодальная раздробленность Руси отождествлялась с экономическим упадком всей страны. Археологические исследования не только не подтвердили этот вывод, но и вошли с ним в явное противоречие. Формирование более или менее стабильных областных рубежей хотя и сопровождалось частыми межкняжескими конфликтами, все же положительно сказалось на хозяйственном развитии всей страны. В это время растут старые города и возникают новые, все древнерусские земли покрываются густой сетью военных крепостей, феодальных замков и сел. Вместе с экономическим развитием древнерусских княжеств и ростом производительных сил всей страны в XII—XIII вв. связи между отдельными землями Руси значительно расширяются и укрепляются. Этому в немалой степени способствовала и торговля, которая в период феодальной раздробленности стала еще более регулярной и постоянной. Вещи, изготовленные в киевских и новгородских мастерских, благодаря купцам-посредникам проникали в самые отдаленные уголки Руси. Несмотря на постоянный нажим половцев на южнорусское пограничье, продолжали функционировать и все основные торговые пути, по которым осуществлялась международная торговля Руси XII—XIII вв.
Говоря о государственном и этническом развитии Киевской Руси, историки чаще всего устанавливают одностороннюю зависимость этих процессов. В IX—XI вв. было сильное государство, была и единая древнерусская народность; в XII в. начался распад государства и единой народности. Иногда утверждается независимость этнического и государственного развития Руси; распад государства в XII—XIII вв. не повлек за собой распад народности. И совсем редко исследователи пытаются выяснить обратную зависимость, определить степень цементирующего влияния древнерусской народности на сохранение государственного единства Руси XII—XIII вв. Кроме В.И. Довженка, показавшего, что единство Киевской Руси определялось прежде всего культурной и этнической общностью населения, а также А.И. Козаченко, подчеркнувшего зависимость государственного развития Руси XII—XIII вв. от уровня национального самосознания, такой постановки проблемы, кажется, нет ни у кого. Это тем более досадно, что подобные вопросы применительно но к другим средневековым государствам Европы в советской исторической науке не только ставятся, но и успешно решаются.
Н.Ф. Колесницкий, исследуя пути этнического и государственного развития средневековой Германии VI—XIV вв., пришел к выводу, что даже в XIII—XIV вв., когда государственная организация стала более аморфной и политическая связь между отдельными землями ослабела, государственное единство Германии окончательно не разрушилось, так как в его основе лежала исторически сложившаяся общность немецкого народа20. Созревание условий единства Польского государства также в значительной степени зависело от того, что в народных массах на протяжении всего периода феодальной раздробленности никогда не исчезало сознание единства польской земли, польской народности21.
Анализ этнического развития Руси XII—XIII вв. показывает, что древнерусская народность также была одним из основных элементов единства русских земель эпохи феодальной раздробленности. Сознание общности происхождения и развития, чувство территориальной целостности, единство языка, культуры, веры, наличие относительно упорядоченных и постоянных экономических связей — все это, с одной стороны, было бы невозможно в условиях изолированного существования множества древнерусских княжеств, с другой — обусловливало нарастающее требование преодоления политического сепаратизма земель. Связующим центром, ядром древнерусской народности вплоть до 40-х годов XIII в. была Южная Русь.
Древнерусская народность была настолько монолитным этническим образованием, что даже в условиях чужеземного господства — сначала монголо-татарских ханов, а затем литовских князей, польских и венгерских королей — в разных частях бывшей территории Древней Руси сохранялось очень много общего в языке, культуре, быте, обычаях, традициях. Восточнославянские народы — русский, украинский и белорусский, этнической основой которых явилась древнерусская народность, в одинаковой степени унаследовали черты блестящей культуры Древней Руси IX—XIII вв. Исключительно жизненным оказалось и сознание единства происхождения; оно сохранялось даже в тех окраинных восточнославянских землях, которые длительное время пребывали в составе других государств. Закарпатские украинцы до сих пор называют себя «русинами».
В том, что русские, украинцы и белорусы, несмотря на трудные испытания истории, пронесли через века сознание единства происхождения, близости языка и культуры, а также общности своих судеб, велика роль Древней Руси.
Примечания
1. Котляр М.Ф. Історичне минуле українського народу і зарубіжні фальсифікатори. — К., 1974; Котляр М.Ф. Чого вони шукають у сивій давнині // Про справжнє обличчя українського буржуазного націоналізму. К., 1974.
2. Энгельс Ф. К истории древних германцев // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 19, с. 442—546; Энгельс Ф. О разложении феодализма и возникновении национальных государств // Там же, т. 21, с. 406—416.
3. Энгельс Ф. О разложении феодализма и возникновении национальных государств // Там же, т. 21, с. 410.
4. Державин Н.С. Происхождение русского народа. — М., 1944, с. 97.
5. Мавродин В.В. Основные этапы этнического развития русского народа // Вопр. истории, 1950, № 4, с. 63.
6. Греков В.Д. Киевская Русь, с. 10.
7. Булаховський Л.А. Питания походження української мови. — К., 1956, с. 188—193.
8. Аванесов Р.И. Вопросы образования русского языка и его говора // Ведомости Моск. ун-та, 1947, № 9, с. 112, 113, 126—132.
9. Филин Ф.П. Происхождение русского, украинского и белорусского языков. — Л., 1972, с. 3, 632—637.
10. Филин Ф.П. Указ. соч., с. 87.
11. Рыбаков В.А. К вопросу об образовании древнерусской народности // Тез. докл. и выступлений сотрудников Ин-та истории материальной культуры АИ СССР. М., 1951, с. 21.
12. Довженок В.И. К вопросу о сложении древнерусской народности // Докл. VI науч. конф. Ин-та археологии АН УССР. — Киев, 1953, с. 52—57.
13. Козаченко А.И. Древнерусская народность — общая этническая база русского, украинского и белорусского народов // Сов. этнография, 1954.
14. Козаченко А.И. Указ. соч., с. 13.
15. Филин Ф.П. Очерк истории русского языка до XIV ст. // Учен. зап. Ленингр. пед. ин-та им. Герцена, 1940, т. 27, с. 89.
16. Мавродин В.В. Образование древнерусского государства и формирование древнерусской народности. — М., 1971, с. 162.
17. Лихачев Д.С. Национальное самосознание Древней Руси. — М.; Л., 1945, с. 46.
18. Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII—XIV веков. М., 1965, т. 1; Асеев Ю.С. Архітектура Київської Русі. — К., 1969; Раппопорт Л.А. О взаимосвязи русских архитектурных школ в XII в. // Тр. Ин-та живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Б. Репина. — Л., 1970; Плугин В.А. Культура Владимиро-Суздальской Руси // Вопр. истории, 1973, № 4.
19. Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве» (историко-литературный очерк) // Слово о полку Игореве. М.; Л., 1950, с. 235—239.
20. Колесницкий Н.Ф. Этническое и государственное развитие Германии в VI—XIV вв. // Средние века, 1963, вып. 23, с. 197.
21. История Польши. М., 1954, т. 1, с. 55.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |