Глава XX. Борьба «меньших» и «вятших» людей в Новгороде середины XIII в.
Татарское нашествие опустошительным ураганом пронеслось по Русской земле. В особенности пострадали земли восточной и южной Руси. Только Новгородская, Псковская и Полоцкая земли спаслись от татарских погромов. Но разорение соседних русских областей не прошло бесследно для Полоцкой земли, которая вынуждена была подчиниться литовским князьям уже во второй половине XIII в.
В более благоприятных условиях оказалась Новгородская земля, сохранившая свою самостоятельность как от татар, так и от немецких рыцарей. Это было достигнуто ценой больших материальных и людских жертв, так как одно время положение новгородцев было отчаянным.
Вскоре после Невской битвы 1240 г. «на землю Новгородскую напала Литва, Немци, Чюдь». В этих затруднительных обстоятельствах только народный подъем и полководческий талант Александра Невского помогли одержать победу над обнаглевшими неприятелями. Летописец так и пишет: «нельзя было пахать по селам, да и нечем, пока Ярослав не дал опять своего сына Александра»1.
В грозных событиях середины XIII в., в моменты страшной опасности, угрожавшей Новгороду с востока и с запада, ярко проявилась своекорыстная политика новгородских феодальных кругов. Классовая борьба в Новгороде приняла в середине XIII столетия формы неприкрытого конфликта между «большими» и «меньшими» людьми. Город делится на две половины: «меньшии» и «вятшии» собираются отдельно и противостоят друг другу как враждующие стороны. Это явилось прямым продолжением классовой борьбы, развернувшейся в Новгороде еще до прихода на Русь татарских полчищ.
Столкновение «вятших» с «меньшими» приняло особо острые формы в 1255 г., когда татарские завоеватели стали устанавливать новые поборы в русских землях. Для этой цели великий хан приказал сделать «исчисление народу в России»2. При этом сама система обложения создавала возможности для злоупотреблений, так как плательщики должны были облагаться данью в зависимости от своего имущественного положения, которое определялось хищными и продажными ханскими чиновниками.
А.Н. Насонов, написавший обстоятельное исследование о монгольском владычестве на Руси в XIII—XIV столетиях, ограничивается только кратким пересказом летописных известий о том, что произошло в Новгороде в 1257 г., когда татары явились туда производить перепись — «число». При этом он даже не ставит вопроса, почему в Новгороде произошел «мятеж велик», а «чернь» так решительно сопротивлялась «числу». Более того, А.Н. Насонов рисует дело так, будто «вятшие» новгородцы, т. с. феодалы, выступали радетелями интересов родной страны.
«Александру Невскому, — пишет А.Н. Насонов, — волей-неволей пришлось вместе с татарами усмирять взбунтовавшихся»3.
Между тем дело обстояло совсем по-иному. Выразителями патриотических идей были как раз «меньшие», а не «вятшие» люди, а политика Александра Невского не стояла в противоречии с интересами широких масс русского народа.
В 1255 г. новгородцы прогнали своего князя Василия, сына Александра Невского, и посадили на княжение его дядю Ярослава Ярославича. Это вызвало ответные действия Александра, двинувшегося на Новгород с войском. По-видимому, причины, вызвавшие столкновение новгородцев с Александром, заключались не только в обиде, нанесенной сыну великого князя. Конфликт не закончился и после бегства Ярослава Ярославича из Новгорода; следовательно, дело шло не только о княжеском столе, но и о каких-то других разногласиях между новгородцами и князем.
Дело дошло до вооруженного сопротивления новгородцев. Основной новгородский полк был поставлен у церкви Рождества Христова «в конци», вероятно там, где и теперь стоит каменная церковь XIV в. по прозвищу «Рождество на кладбище», непосредственно у дороги, ведущей из Твери в Новгород. «Пешци» стали заставой у «Ильи», «противу Городища», видимо у церкви Ильи на Славне. Указание на пеших воинов, ставших заслоном от княжеской резиденции в Городище, говорит об определенной социальной среде. Пешее новгородское войско состояло из ополченцев, главным образом из ремесленников. Все эти мероприятия были проведены под давлением «меньших людей», решивших сопротивляться княжеским требованиям:
«И сказали меньшии у святого Николы на вече: «вдруг как скажет князь, выдайте моих врагов». И целовали святую богородицу меньшии, как стать всем, либо жизнь, либо смерть, за правду новгородскую, за свою отчину. И был в вятших совет зол, как побить меньших, а князя ввести на своей воле, И побежал Михалко из города к святому Георгию, а должен он был со своим полком ударить на нашу сторону и смять людей. Об этом узнал Ананий и желая ему добра послал к нему втайне Якуна. И уведав об этом черные люди, погнались за ним, и хотели идти на двор его, и не дал Ананий: «братья, если его убьете, то убейте прежде меня». Не знал он, что о нем мысль злую задумали — самого захватить, а посадничество дать Михалку»4.
В Лаврентьевской летописи новгородские события 1255 г. представлены как крамола против князя: «бысть крамола в Новегороде»5, но это краткое определение событий в Новгороде показывает только отношение к ним суздальских и феодальных кругов.
Историк классовой борьбы в древней Руси в первую очередь должен отметить необыкновенно четкое деление Новгорода на две враждующие стороны: с одной стороны, «меньшие», с другой — «вятшие» люди, замышляющие против «Меньших» «совет зол», враждебный заговор. В этом делении нет и намека на борьбу концов или сторон Торговой и Софийской, это деление чисто классовое: «меньшии» и «вятшии». При этом летопись отожествляет «меньших людей» с «черными людьми», следовательно, с основной массой трудящегося, новгородского люда.
Резко очерчена и вероломная деятельность феодалов — «вятших людей». Тайный кандидат в посадники Михалко Степанович, внук Твердислава, побежал к «святому Георгию», в Юрьев монастырь, расположенный на другой стороне Волхова, против Городища, после того как ему не удалось напасть на Торговую сторону и смять «меньших людей», выставленных заставой у церкви Ильи. Тут летописец дает понять, что Торговая сторона, где стояли заслоны «меньших людей», была «нашей» стороной, в данном случае оплотом «меньших людей». Ананий вступился за Михалка, даже не предполагая, что за его спиной затевается заговор, что его самого предполагают захватить, а посадничество дать Михалке.
Круг заговорщиков оказывается довольно широким. «С переветом» — изменою бежит к князю Ратишка. У князя собираются «крестопреступники» — новгородцы, нарушившие присягу и бежавшие к князю. Летописец дважды называет их «злодеями», подстрекающими князя на вражду с «меньшими». «Меньшии люди» стойко стоят за свои интересы и умеют отстоять свои права.
Новгородский полк стоял 3 дня «за свою правду». На четвертый день было заключено соглашение. Александр потребовал только, чтобы посадник Ананий был лишен своей должности. Посадничество перешло к Михалке Степановичу, вскоре погибшему. Летописец провожает умершего Михалку следующей эпитафией: «Если кто добро другому делает, то добро ему бывает; а кто копает другому яму, сам в нее ввалится».
«Меньшии», или «черные», люди в событиях 1255 г. выступают сплоченной силой, с которой не могут справиться бояре, даже при поддержке князя. Летописец не пишет уже о новгородцах в целом, а именно о «меньших людях», противополагая их «вятшим». Это само по себе указывает на организованность и сплоченность «меньших людей», без чего толпы простых новгородцев, лишенные организованного руководства, не могли бы сопротивляться испытанным суздальским войскам, да еще во главе с таким полководцем, как Александр Невский. Эту сплоченность «меньших людей» мы наблюдали и раньше, во время волнений 1228—1230 гг.
Организованность «меньших людей» проявилась и в последующих событиях, связанных с введением «числа» в Новгороде.
В 1257 г. татарские численники провели перепись по всей Русской земле. В Суздальской, Рязанской и Муромской землях создана была сложная организация «числа», поставлены были десятники, сотники, тысячники и темники (над 10 тысячами)6. А.Н. Насонов предполагает, что названные выше должности представляли собой «командный состав (т. е. десятники, сотники, тысячники, темники) полков, набиравшихся из населения завоеванных областей», в данном случае из русских областей. При этом А.Н. Насонов ссылается на историю других народов, подчиненных монголам, и делает вывод: «с уходом численников на Руси были сформированы (набраны) особые отряды, частью из местного населения, с пришлым командным составом, которые поступали в распоряжение баскаков»7.
Никто, конечно, не будет отрицать существование особых баскаческих отрядов. Нельзя отрицать и того, что в этих отрядах принимали участие некоторые русские. Но простая параллель между положением тюрков, киданей и других народов, подчиненных монголам, и положением русского народа представляется несколько упрощенной. Ведь кидани и тюрки были непосредственно подвластны монголам и потеряли свою государственность, а этого нельзя сказать про Русь даже в самые тяжелые годы татарского ига. Летописное свидетельство также не дает никаких указаний на то, что десятники, сотники, тысячники и темники, поставленные татарами в 1257 г., были командирами татарских отрядов. В позднейших известиях также упоминаются численные люди как особый разряд населения XIV в., относящегося к населению податному. Можно предполагать другое: была создана организация взимания податей по десяткам, сотням, тысячам и тьмам (десяткам тысяч) плательщиков, которая, как правильно пишет А.Н. Насонов, должна была, по замыслу монголов, поддерживать их владычество. О такой организации и говорят летописи, рассказывая о восстании в Ярославле, о чем будет идти речь далее.
Как прошла татарская перепись в русских землях — неизвестно, но в Новгороде сопротивление татарам приняло организованные формы. В 1257 г. «пришла весть злая из Руси, что хотят татары тамгу и десятину (брать. — М.Т.) на Новгороде, и волновались люди все лето»8.
Дальнейший рассказ летописи представляется несколько неясным. «В ту же зиму приехали послы татарские с Олександ-ром, а Василий побежал в Псков. И начали послы спрашивать десятины, тамги, и не согласились новгородцы на это, дали хану дары и отпустили их с миром». Александр Невский выгнал из Пскова своего сына и послал его в Суздальскую землю, жестоко казнив некоего Александра с его дружиною.
Из летописи совершенно неясно, кем был названный Александр и его товарищи или единомышленники («дружина»). Составители указателя к Новгородской летописи сделали его «воеводой дружины князя Василия Александровича»9. Но он с таким же успехом мог быть и простым новгородцем. Впрочем, имеется одно слабое указание на то, что Александр не принадлежал к числу «меньших людей». Новгородский летописец, переживавший вместе с «меньшими людьми» смятение в Новгороде и распрю его с князем в 1255 г., дает понять, что симпатии его на стороне Александра Невского. Поведение Василия он называет «злом», а о тех людях, которые ему советовали, отзывается недоброжелательно: «всяк бо злый зле да погибнет», следовательно, примерно в тех же словах, как ранее говорилось о смерти Михалки Степановича.
Из дальнейшего же изложения мы узнаем, что «меньшие люди» сопротивлялись введению «числа» в Новгороде в 1259 г. Поэтому отрицательное отношение летописца к Василию и его советникам, бежавшим в Псков, может быть, указывает на какие-то иные причины разногласия Александра Невского с сыном, чем вопрос о собирании татарской дани. В договоре Ярослава Ярославича с Новгородом, составленном уже после смерти Александра Невского, имеются указания на то, что он «деял насилие на Новегороде», в частности имеется указание на захват им пожней и пр.10
Вопрос о татарской переписи вновь возник в Новгороде в 1259 г., когда остальные русские земли, подвластные монголам, были уже положены в «число». В исторической литературе имеется представление, что «число» в Новгороде было введено по настоянию Александра Невского и при сопротивлении черни. Но это представление основано на явно тенденциозном чтении летописей, остающемся неизменным со времен Карамзина. «Чернь» считается недальновидной, сопротивляющейся «числу», тогда как князь и бояре стоят за перепись, понимая бесполезность сопротивления татарам. Между тем летописный рассказ о проведении «числа» в Новгороде в 1259 г., в сущности, не дает права для вышеприведенных заключений.
«В ту же зиму, — читаем в летописи, — приехал Михаил Пинещинич из Низу со лживым посольством, говоря так: «если не согласитесь на число, то уже полки в Низовской земле»; и согласились новгородцы на число. В ту же зиму приехали окаянные татары, сыроядцы, Беркай и Касачик с женами своими, и иных много. И был мятеж велик в Новгороде, и по волости много зла учинили, беря туску окаянным татарам. И начали окаянные бояться смерти, сказали Александру: «дай нам стражу, чтобы нас не перебили». И князь велел стеречь их сыну посадничу и всем детям боярским по ночам. И сказали татары: «дайте нам число, или уйдем прочь». И чернь не хотела дать число, но сказали: «умрем честно за святую Софию и за домы ангельские». Тогда раздвоились люди: кто добрые, те за святую Софию и за правую веру. И сотворили сопротивление вятшии, велят меньшим согласиться на число. И хотел окаянный побежать, гоним духом святым. И умыслили злой заговор, как ударить на город на эту сторону, а другие озером на эту сторону. И очевидно помешала им сила христова и не смели. И убоявшеся (новгородцы) начали перевозиться на одну сторону к святой Софии, говоря: «положим главы свои у святой Софии». И было заутра; съехал князь с Городища и окаянные татары с ним, и по совету злых согласились на число, творили ведь бояре себе легко, а меньшим зло. И начали ездить окаянные по улицам, пищучи дома христианские, потому что навел бог за грехи наши из пустыни зверей диких есть тело сильных и пить кровь боярскую. И уехали окаянные, взяв число, а князь Александр после поехал, посадив сына своего Дмитрия на столе»11.
Из летописного рассказа вытекает, что новгородцы согласились на перепись («яшася новгородцы по число») еще до приезда татарских послов в Новгород. Следовательно, вопрос стоял не об отказе новгородцев от переписи, а о борьбе с злоупотреблениями татарских послов. Появление Беркая и Касачика сопровождалось многими насилиями в городе и в новгородских землях, так как помимо обычной дани татары собирали еще «туску». Это слово, оставленное А.Н. Насоновым без объяснения, имеет совершенно определенное значение у монголов: «тузгу — тюрк, провиант и подарки для прибывающих владетелей или послов, вероятно, то же, что «туску» в русской летописи»12.
Насилия татарских послов вызвали возмущение в Новгороде — «мятеж велик» и отказ «черных», или «меньших», людей (в летописи «черни») от самой переписи. Этот отказ станет понятным, если мы объясним летописные слова: «творяху бо бояре себе легко, а меньшим зло». Речь идет о неправильном распределении налогов среди новгородцев, вследствие чего татарские поборы всей своей тяжестью падали на маломощных «меньших людей», а бояре сравнительно легко несли это бремя. Следовательно, «меньшие люди» сопротивлялись не установлению переписи, а ее условиям, отягощавшим именно бедные слои населения.
Как и за два года до этого, в Новгороде наблюдается резкое классовое расслоение, подчеркнутое самим летописцем: «тогда издвоишася люди» — все новгородское население разделилось на две части. Смысл этого раздвоения указан тут же: «вятшии велят ся яти меншим по числу». Феодалы делали попытки заставить «меньших» подчиниться вооруженной силе. Говорили даже о нападении на город с двух сторон. Смятение в городе было настолько большим, что новгородцы стали переезжать со своим имуществом в укрепленный Кремль.
Победа осталась за «вятшими людьми», действовавшими вероломно и опиравшимися на татар. Перепись населения была проведена по дворам, или домам: «начали окаянные ездить по улицам, пишущи домы христианские». Татары покинули Новгород, «вземше число» — собрав подати с новгородцев.
Возникает вопрос: было ли сопротивление «меньших людей» бесполезным или оно дало свои плоды? Ответ на этот вопрос дает рассуждение летописца: «в то же лето, накануне Борисова дня был мороз большой по области. Но господь, не хотя места сего святой Софии оставить пустым, отвратил ярость свою от нас и призрел оком милосердия своего»13. Эти слова относятся не только к морозу, угрожавшему на Борисов день (вероятно 2 мая) побить озимые хлеба, но и ко всему повествованию о событиях 1259 г. «Ярость» была отведена от Новгорода главным образом сопротивлением «меньших людей», добившихся каких-то уступок от татарских послов. Летописец совершенно умалчивает о позиции Александра Невского, однако согласие новгородцев на «число» является как бы выводом из того, что «съехал князь с Городища». Здесь сказался громадный авторитет Александра Невского. Недаром тот же новгородский летописец, говоря о смерти Александра, умершего через четыре года, сопровождает его в могилу прочувствованными словами: «иже потрудися за Новгород и за всю Русскую землю»14.
Новгородские события 1255—1259 гг. дают яркую картину классовой борьбы в древней Руси. Неизвестный автор оставил нам рассказы об этих событиях, проникнутые мыслью о правоте дела «меньших», о «злом совете», который феодалы замышляли против «меньших». Таким образом, мысль о глубоких классовых противоречиях между «вятшими» и «меньшими», эксплуататорами и эксплуатируемыми, мелькала в умах древнерусских людей. На это их наталкивала повседневная действительность. Новгородские волнения 1255—1259 гг. показывают, какая ожесточенная классовая борьба развертывалась в русских городах XIII в.
Примечания
1. Там же, стр. 78.
2. А.Н. Насонов. Монголы и Русь. М.—Л., 1940, стр. 13.
3. Там же, стр. 22.
4. «И рекоша меншим у святого Николы на вечи: «братье, ци како речеть князь: выдаите мои вороги»; и целоваша святую Богородицю меншии, како стати всем, любо живот, любо смерть за правду новгородьскую, за свою отчину. И бысть в вятших свет зол, како побети меншии, а князя въвести на своеи воли. И побежа Михалко из города к святому Георгию, како было ему своим полкомь уразити нашю сторону и измясти люди. Уведав Онанья, хотя ему добра, посла по немь втаине Якуна; и уведавше черныи люди, поташа по немь, и хотеша на двор его, и не да Онанья: «братье, аже того убиете, убиите мене переже»; не ведяше бо, аже о немь мысль злу свещаша самого яти, а посадничьство дати Михалку» («Новгородская Первая летопись...», стр. 80—81). В древнейшей Синодальной летописи читаем — «побети», через «ять», что можно читать, как побити, принимая во внимание новгородскую смену «ятя» и «и». В более позднем списке — «победити». Смысл известия от этого не меняется. В позднейших летописях «совет зол» исправляется на «совет благ» в связи с общей феодальной тенденцией, враждебной народным движениям (см. ПСРЛ, т. XXV, стр. 142).
5. «Летопись по Лаврентьевскому списку», стр. 450.
6. Там же, стр. 451.
7. А.Н. Насонов. Монголы и Русь, стр. 16, 17.
8. «Новгородская Первая летопись...», стр. 82.
9. Там же, стр. 568.
10. «Грамоты Великого Новгорода и Пскова», стр. 11.
11. «Той же зимы приеха Михаило Пинещиничь из Низу со лживымь посольством, река тако: «аже не имеется по число, то уже полкы на Низовьской земли»; и яшася новгородцы по число. Тои же зимы приехаша оканьнии татарове, сыроядци, Беркан и Касачик с женами своими, и инех много. И бысть мятежь велик в Новегороде, и по волости много зла учиниша, беруче туску оканьнымь татаромь. И нача окаиьныи боятися смерти, рече Олександру: «дай нам сторожи, ать не избьють нас». И повеле князь стеречи их сыну посадничю и всем детем боярьскым по ночем. И реша татарове: «дайте нам число, или бежим проче». И чернь не хотеша дати числа, но реша: «умрем честно за святую Софью и за домы ангельскыя». Тогда издвоишася люди: кто добрых, тот по святой Софьи и по правой вере. И створиша супор вятшии, велятся яти меншим по числу. И хотя оканьныи побежати, гоним святымь духомь. И умыслиша свет зол, како ударити на город на ону сторону, а друзии озеромь на сю сторону. И възъбрани им видимо сила христова и не смеша. И убьявшеся, почаша ся возити на одну сторону к святой Софьи, рекуще: «положим главы своя у святой Софьи». И бысть заутра; съеха князь с Городища и оканьнии татарове с нимь, и злых светомь яшася по число, творяху бо бояре собе легко, а мепшим зло. И почаша ездити окапыши по улицам, пишюче домы христьяпьскыя, эане навел бог за грехы наша не пустыня звери дивеяя ясти силных плъти и пити кровь боярьскую. И отъехаша оканьнии, вземше число, а князь Олександр поеха после, посадив сына своего Дмитрия на столе» («Новгородская Первая летопись...», стр. 82—83). Тот же рассказ с незначительными вариантами помещен в Новгородской летописи младшего извода (там же, стр. 310—311).
12. В.Г. Тизенгаузен. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды, т. II. М.—Л., 1941, стр. 304.
13. «Новгородская Первая летопись...», стр. 83.
14. «Иже потрудися за Новгород и за всю Русьскую землю» (там же, стр. 84).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |