Глава XIV. Движение смердов и горожан в Галицко-Волынской земле XII в.
Галицко-Волынская земля занимала окраинное положение по отношению к другим русским областям, расположенным в бассейне Днепра. Так она и рассматривается обычно в научных исследованиях и пособиях. В действительности ее нельзя было ни в какой мере назвать окраинной землей, если под окраиной понимать что-то отдаленное и захолустное. Наоборот, можно с полным правом говорить, что Галицко-Волынская земля находилась на перекрестке оживленных путей, связывавших ее с остальными русскими землями, а также с Византийской империей, Болгарией, Венгрией, Польшей, Чехией и Германией. Не случайно Галицкая Русь под названием Galizia хорошо известна средневековым французским романам.
Для хозяйства Галицко-Волынской Руси XI—XII вв. характерны те же черты, что и для соседних русских земель — Киевской и Черниговской. Обширная боярская вотчина выступает перед нами в рассказах о боярине Судиславе. Двор Судиславе представлял собой укрепленный замок, где хранилось оружие и пищевые припасы на случай осады1. Этому боярину, как, впрочем, и другим галицким феодалам, принадлежали укрепленные городки. «Люди Судислава» оказали в одном из таких городков открытое сопротивление княжеским войскам.
Высокомерие и заносчивость феодалов доходили до того, что они нередко оскорбляли своих князей даже на пирах, и князья вынуждены были сносить эти оскорбления. Нигде престиж княжеской власти не падал так низко, как в Галицко-Волынской Руси, нигде боярское своеволие не достигало таких границ. Приведем только один поразительный пример, равного которому не найдем в других областях Руси.
Хорошо известен величественный образ галицкого князя Ярослава Осмомысла в «Слове о полку Игореве», сидящего на своем златокованном столе, отворяющем Киеву ворота. Тем не менее галицкие бояре открыто вмешивались в его личную жизнь, поймали и сожгли его любовницу Настасью, а сына от нее отправили в заточение. Ярослав вынужден был принести присягу в том, что будет жить со своей княгиней «в правду»2. Феодальная раздробленность получила в Галицко-Волынской Руси особенно большое развитие. Рядом с Судиславом можно назвать представителей других феодальных фамилий, открыто выступавших против галицко-волынских князей и получавших свои прозвища по названию тех земель, которыми они владели.
Развитие феодальной собственности в Галицко-Волынской Руси происходило одновременно с усилением крепостнического гнета. Именно здесь находим яркое противоположение смердов — боярам, причем в особой, презрительной по отношению к смердам форме. Обозначение «от смердья племени» звучит в устах феодалов ругательством, доказательством отсутствия прав тех или иных бояр на получение в феодальное держание больших городов и замков3.
О положении смердов в Галицко-Волынской Руси и их судьбе подробно говорится в известном труде Б.Д. Грекова «Крестьяне на Руси». Смердов «сильно придавило разросшееся и разбогатевшее могущественное боярство. В XIII веке мало осталось на Руси независимых смердов. А в Галицком королевстве, где тучную землю давно расхватало боярство, независимые смерды едва ли вообще могли уцелеть. Источники, по крайней мере, о них прямо ничего уже не говорят»4. Эти слова, на наш взгляд, правильно определяют положение смердов в Галицкой Руси и объясняют причину возникновения в ней мощных крестьянских движений. Они развертывались примерно в те же годы, когда происходили киевские и черниговские события 1146—1147 гг. и также были связаны с движением горожан.
Недовольство галичан своим князем Владимирком Володаревичем проявилось уже во время его распри со Всеволодом Ольговичем в 1144 г. Галичане фактически принудили своего князя заключить мир со Всеволодом, а вслед за этим пригласили на галицкий стол Ивана Ростиславича, пользуясь отъездом своего князя на охоту. Иван являлся племянником Владимирка.
Летописец говорит о галичанах безлично, не называя имен. Но им противопоставляется дружина Владимирка. Захватив свой стольный город и выгнав Ивана, князь «многих людей перебил, а иных показнил казнью злою»5. Как уже раньше говорилось, слово «люди», как правило, обозначало широкие круги горожан, а отнюдь не боярскую верхушку. С этим определением галичан в летописном известии 1144 г. согласен и В.В. Мавродин, которому принадлежит наиболее полный анализ известий о народных движениях в Галицко-Волынской земле XII—XIII вв.6
Движение горожан, направленное на поддержку Ивана Ростиславича, с особой силой сказалось через 15 лет после описываемых событий, на этот раз сопровождаясь волнениями смердов. Изгнанный из Галича, Иван Ростиславич утвердился в городе Бырладе, или Берладе, к западу от Прута. Он пытался здесь основать особое княжество. Временем утверждения Ивана в Берладе можно считать примерно 1146 г., когда мы впервые встречаем его с прозвищем «Берладник»7.
Княжество Ивана Ростиславича представляло собой небольшую территорию со смешанным русским и молдавским населением. Оно было расположено в центре торговых путей, пересекавших Молдавию. Это был район, населенный подвижным и воинственным населением, «бродниками» наших летописей, прообразом позднейших запорожских и донских казаков. Византийский писатель Никита Акоминат определяет их так: «те, что происходят из Вордоны, презирающие смерть, ветвь русских, народ любезный богу войны»8. Акоминат не смешивает бродников с половцами или куманами, народом также, по его словам, «непорабощенным и негостеприимным».
Дунайские гирла и притоки, в него впадающие, привлекали к себе различные элементы, позже бежавшие в низовья Дона и Днепра. Сюда не дотягивалась рука феодала, здесь холоп становился свободным бродником, презирающим смерть.
Из кого же состояли эти бродники? Конечно, в первую очередь из беглых холопов и крестьян, бежавших от крепостнической зависимости, предпочитавших опасную, но свободную жизнь рабскому ярму на родине. Возможно, само слово «бродники» представляло собой прозвище, данное феодалами беглым крестьянам и вообще недовольным свободолюбивым людям. «Сброд» — сборище всяких людей — вот каким именем определяли феодальные верхи беглых людей, скопившихся в Берладе и его окрестностях. Близким по смыслу словом, «сбродьни», позже именовали людей, враждебных феодальному обществу. Митрополит Иона в XV в. ополчался против «збродней, пьянчивых и кровопролитных человек». Привилей смоленским жителям требовал выделять «добрых людей, не зброднев»9.
Пользуясь удобным расположением на морских и речных путях, берладники мешали («пакостили») галицким рыболовам. Из рассказа о взятии ими Олешья в устье Днепра узнаем, что киевские воеводы преследовали берладников в насадах к Дчину, в котором можно видеть Дечин на Дунае, возможно — позднейший Мячин10. Бродники и берладники нередко вступали в союз с половцами и тогда представляли грозную силу, с которой приходилось считаться русским князьям и венгерским королям.
Таким образом, Берлад представлялся феодалам Руси и Венгрии опасным убежищем для беглых холопов и крестьян. Этим и объясняется то обстоятельство, что против берладского князя поднялись все окрестные феодалы — венгерский король, русские и польские князья. Галицкий князь Ярослав, сын умершего Владимирка, «подмолвил князей русских, и короля, и польских князей, чтобы они были помощниками на Ивана»11.
Феодалы трех соседних стран имели основание бояться берладников как застрельщиков крестьянских волнений. Этим объясняется попытка Ярослава Галицкого объединить феодалов соседних стран в общей борьбе против берладников. Ему удалось создать настоящую Феодальную коалицию, которая показывает, как опасались Ивана и его «бродников» соседние феодалы. В коалиции приняли участие южнорусские князья, польские князья и венгерский король. Только один киевский князь Изяслав Давыдович принял сторону Ивана, вероятно из личных интересов, так как нахождение в Берладе претендента на галицкий стол ослабляло Ярослава Владимировича, сильнейшего из южнорусских князей.
Сам Иван Берладник точно так же был очень далек от стремления руководить народным движением. Поэтому заключение В.В. Мавродина о том, что Иван Ростиславич, как и его отец, «связали свою политическую карьеру с движением народных масс, используя их в своих целях»12, представляется несколько поспешным. Неудачи Берладника в значительной мере и объясняются тем, что он всюду выступал только как претендент на княжеский стол в Галиче, рассчитывая на помощь князей, а не народных масс. Это резко сказалось на исходе его предприятий против галицкого князя.
«Уполошився», т. е. всполошившись, при получении известий о враждебных замыслах Ярослава, венгерского короля, русских и польских князей, Иван Берладник обратился за помощью к половцам, соединился с ними и засел в придунайских городах. Здесь он захватил два корабля, «кубары» с большим количеством товаров, наносил вред рыболовам из Галича. Это произошло, по летописи, в 1159 г. Со всех сторон к нему стекались войска, пришли многие половцы; собралось 6 тыс. берладников. Это было уже по средневековым масштабам значительное войско.
Поход на Галич сразу же вылился в большое военное предприятие, поддержанное горожанами и смердами Галицкой земли. Берладник подошел к передовому городу Галицкой земли — Кучелмину, где его встретили с радостью: «и рады были ему».
Из дальнейшего становится ясным, какие люди были рады приходу Ивана с его берладниками. Войска Ивана Ростиславича подошли к Ушице, довольно значительному городу на юге Галицкой земли. Там находился гарнизон Ярослава, отбивший первое нападение берладников. Однако смерды, загнанные в город, явно сочувствовали берладникам. Они переходили на сторону осаждавших, перелезая через городскую стену. «И вошел отряд Ярослава в город, и начали биться крепко из города, а смерды скачут через стены к Ивану, и перебежало их 300»13, — пишет летописец.
Летописец оставил нам только свидетельство о сочувствии смердов претенденту на галицкий стол, но и это говорит о многом. Конечно, не только смерды Ушицы, перебежавшие к берладникам в количестве трехсот человек, были их сторонниками. Среди галицких смердов началось массовое движение в пользу берладников. И если движение смердов быстро замерло в 1159 г., то этому способствовала позиция самого Ивана, который никак не пытался опереться на смердов, стремясь только к удовлетворению своих династических притязаний. Он отказался захватить Ущицу силой и был покинут половцами, надеявшимися на богатую добычу в городе. Отъезд половцев, по словам летописи, был главной причиной неудачи похода Ивана Берладника на Галич. Но ведь та же летопись говорит, что вокруг Ивана скопилось 6 тыс. берладников. Куда же делся этот мощный по тому времени отряд? По-видимому, и он разбежался вследствие нерешительности или неспособности своего предводителя.
Известие о бегстве смердов в полки берладников показывает нам широту крестьянских волнений на юге Руси в XII в. Хотя эти волнения имели разрозненный характер, типичный в особенности для времени феодальной раздробленности, но они отражали собой протест крестьян и горожан против феодального гнета, против князей и бояр, епископов и монахов, бессовестно пользовавшихся чужим трудом для собственного благополучия.
Примечания
1. «Летопись по Ипатскому списку», стр. 506 [ПСРЛ, т. II. М., 1962, стр. 758].
2. «Летопись по Ипатскому списку», стр. 385 [ПСРЛ, т. II, стр. 564].
3. Там же, стр. 525 [там же, стр. 790].
4. Б.Д. Греков. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века, кн. 1, стр. 298.
5. «Летопись по Ипатскому списку», стр. 226.
6. В.В. Мавродин. Очерки по истории феодальной Руси, стр. 179—191.
7. Там же, стр. 182.
8. Ф.И. Успенский. Образование второго Болгарского царства. Одесса, 1879, приложения, стр. 35—36.
9. И.И. Срезневский. Материалы, т. III, стр. 653.
10. М.Н. Тихомиров. Исторические связи русского парода с южными славянами с древнейших времен до половины XVII в. — «Славянский сборник». М., 1947, стр. 152 [М.Н. Тихомиров. Исторические связи России со славянскими странами и Византией, М., 1969, стр. 94—166].
11. «Ярослав бо бяше подъмолвил князе руские, и короля, и лядьския князя, да быша ему были помочьници на Ивана» («Летопись по Ипатскому списку», стр. 341).
12. В.В. Мавродин. Очерки по истории феодальной Руси, стр. 182.
13. «И вошла бяше засада Ярославли в город, и начата ся бити крепко засадници из города, а смерди скачуть черес заборола к Иванови, и перебеже их 300» («Летопись по Ипатскому списку», стр. 341).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |