§ 1. Русь и Литва в 60-е гг. XIII в.

1263 год завершил целую эпоху как для Северной Руси, так и для Литвы. Возвращаясь из Орды, 14 ноября 1263 г. умер Александр Невский¹. Летом того же года в результате заговора погиб король Миндовг, и Литва на несколько лет погрузилась в кровопролитную междоусобную войну². События этих лет (1263—1270 гг.) неплохо представлены в источниках, но имеют сложную и спорную хронологию, которая вызывала и вызывает у исследователей немало споров и разночтений, без рассмотрения которых дальнейшее изложение становится спутанным и неконкретным. Основной источник по предшествующему периоду истории Северо-Востока — Суздальская летопись — обрывается на двадцать лет после известия о смерти Александра Ярославича (14 ноября 1263 г.) и на середине текста его Жития³. Пробел частично компенсирует ростовская летопись — Лаврентьевская летопись по Академическому списку, но она содержит сокращенные погодные статьи и почти никаких точных дат (до дня)⁴. История Западной Руси и Литвы этого времени наиболее полно представлена в Галицко-Волынской летописи, которая, однако, не имела изначально разбивки на погодные статьи — даты были проставлены позднее⁵. Чаще всего даты указанных источников проверяют по данным новгородской летописи, но и она содержит немало хронологических противоречий. Попробуем рассмотреть их подробнее.

Статья 6771 года начинается с известия о смерти Александра Невского 14 ноября и его погребении 23 ноября «в пяток»⁶. Начало статьи с ноября — явный признак сентябрьского счета, однако, расчет показывает, что 23 ноября было пятницей в 1263 году, то есть в 6771 мартовском. Обозначение в НПЛ оказывается верным. Но последующие статьи, тем не менее, продолжают выдавать путаницу.

Новгородская земля (основная часть) в XIII в. Границы указаны схематически

В статье 6772 года сообщается, что новгородцы выгнали Дмитрия Александровича и пригласили к себе из Твери (!) Ярослава Ярославича. 6773 год начинается с прибытия в Новгород Ярослава 27 января; а затем сообщает, что «того же лета» был «мятеж» в Литве, а потом «вбегоша» 300 литовский семей в Псков, где их крестили⁷. По ростовской летописи Ярослав Ярославич занял владимирский великокняжеский стол после смерти Андрея Ярославича — это отмечено в статье 6772 мартовского года, то есть в период до февраля 1265 г.⁸ Соответственно, его новгородское правление не могло наступить позднее 27 января 1265 г., так как приглашали его еще из Твери. Кроме того, сохранилась договорная грамота Новгорода с немецкими городами, в которой договаривающейся стороной названы Александр Ярославич и его сын Дмитрий («Се азъ Олександръ и сынъ мои Дмитрии»), но печать к документу привешена, по определению Н.П. Лихачева, Ярослава Ярославича (с одной стороны — св. Федор Стратилат, а с другой св. Афанасий Александрийский)⁹. Лихачев предположил, что Ярослав привесил к документу печать во время похода под Юрьев (осенью 1262 г.) в связи с тем, что был самым старшим князем из участников¹⁰. С этим согласился Л.В. Черепнин¹¹.

Однако В.Л. Янин разъяснил ситуацию иначе. Он считает, что составление договора началось при жизни Александра, а заключение состоялось уже когда новгородским князем стал Ярослав¹². Следовательно, промежуток времени между смертью Александра и вокняжением в Новгороде Ярослава не должен был быть длительным. Некоторые поздние летописи (например, Никоновская, Густынская, др.) вообще не знают о кратком периоде княжения во Владимире Андрея Ярославича — они буквально называет преемником Александра Ярослава¹³. Кроме того, Янин считает, что новгородцы относились к Дмитрию Александровичу не как к самостоятельному князю, а как к великокняжескому наместнику. Поэтому после смерти отца Дмитрия они решили изгнать его и пригласить другого — старшего, опытного — правителя. Изгнание Дмитрия, таким образом, произошло сразу после получения известия о смерти Александра. Городу нужен был сильный правитель, военачальник, а не малолетний княжич, которому, вероятно, не исполнилось и 15 лет. По мнению исследователя, Ярослав прибыл в Новгород 27 января 1264 года, то есть в 6771 мартовском году или 6772 ультрамартовским¹⁴.

Янин считает, что с 6773 года в НПЛ начинает употребляться ультрамартовский счет — вплоть до 6782 или 6783 г. Сшивка времясчислений проходит по статье 6771 мартовского года — буквально по известию о смерти Александра Невского. Обосновывает свое мнение исследователь, исходя из различных датировок вокняжения в Пскове князя Довмонта: псковские летописи, приверженные мартовскому счету, сообщают о вокняжении Довмонта под 6773 годом, а НПЛ и Московский свод конца XV в. — под 6774-м¹⁵. Выходит, что в НПЛ 6774 год ультрамартовский (март 1265 — февраль 1266). Смыкающийся с ним 6773 — тоже, «а на долю 6772 г. остается промежуток от смерти Александра в ноябре 1263 г. до приглашения Ярослава в январе 1264 г., т. е. часть событий, относящихся к предшествующему 6771 мартовскому году»¹⁶.

Такие рассуждения выглядят убедительными, но при этом окончательно запутывают хронологическую систему НПЛ. 27 января 1264 года может быть либо в 6771 мартовском году, либо в 6772 ультрамартовском. Но в НПЛ оно относится к 6773 году. Выходит, что статьи 6771, 6772 и начало статьи 6773 годов относятся к периоду в три месяца: с ноября 1263 по январь 1264 г. Однако в статье 6771 года говорится также о событиях 1263—1264 гг.: об убийстве Миндовга (1263 год), ссоре среди его убийц, убийстве Товтивила и новом литовском князе в Полоцке. А в статье 6773 г. — о событиях 1264—1265 года: гражданской войне в Литве и возвращении Войшелка.

Следует признать, что, в отличие от Н.Г. Бережкова, который считал статьи 6747—6778 годов в НПЛ мартовскими¹⁷, А.А. Зимин и В.Л. Янин совершенно четко и справедливо выделили хронологический сбой, случившийся в новгородской летописи в период с 6771 по 6776 год: под 6771 годом по мартовскому счету указана смерть Александра Ярославича (14 ноября 1263 г.), а под 6776 ультрамартовским годом описана Раковорская битва (18 февраля 1268 г.). Поиски стыка этих хронологических пластов привели Зимина к сопоставлению НПЛ с Московским сводом XV в., а Янина еще и с псковскими летописями¹⁸. Причем оба исследователя ориентировались на известия о Литве и князе Довмонте, поступившем на службу Пскову.

Действительно, статьи 6771—6774 годов характеризуются обильными вставками сообщений по событиям в Литве. Статья 6771 года говорит только о смерти и погребении Александра Невского, а все остальное — это текст о Литве. Статья 6773 года сообщает только о вокняжении в Новгороде 27 января Ярослава Ярославича, а весь остальной текст — о Литве. Статья 6774 года вообще не содержит известий вне псковско-литовского контекста: начинается с известия о вокняжении в Пскове Довмонта и заканчивается сообщением о прибытии в Новгород войск для похода на Довмонта. Единственное исключение — статья 6772 года. Но она сообщает только об изгнании из Новгорода князя Дмитрия и о приглашении на стол Ярослава. Собственно «новгородская» статья на промежутке 6771—6776 гг. одна — это 6775 год, когда 23 мая погорел Неревский конец, а новгородцы с Елферием Сбыславичем и псковичи с Довмонтом ходили на Литву¹⁹. Создается впечатление, что перед нами обширные вставки одного автора, интересовавшегося преимущественно псковско-литовскими событиями. Если их убрать, то изложение летописи становится сухим и хронологически гладким:

6771 — умер Александр Ярославич;
6772 — новгородцы выгнали Дмитрия и пригласили Ярослава;
6773 — 27 января сел на новгородском столе Ярослав;
6774 — ничего (или только известие о вокняжении Довмонта в Пскове);
6775 — пожар 23 мая и поход с псковичами на Литву;
6776 — Раковорский поход.

В статье 6773 года упоминается только Св. Троица. А в статье 6774 года содержится пассаж, указывающий на покровительство князю Довмонту как св. Софии, так и Св. Троицы, причем София названа первой²⁰. Это выдает автора псковского происхождения, но работающего в Новгороде.

В 6776 году покровителем победителей в Раковорской битве представлена только София. Кроме того, в статье 6773 г. указано, что литовский князь Войшелк отрекся пострига «на 3 лета», истекающие, соответственно в 6776 г. — но возвращение Войшелка в монастырь и его убийство никак не отмечены. Выходит, что работа псковича ограничилась статьями 6771—6774 гг.

И это, судя по всему, была единомоментная вставка, наложившаяся на новгородский материал. В статьях 6771 и 6773 гг. литовские известия начинаются одинаково: «того же лета в Литве бысть мятежь, богу попущьшю на нихъ гневъ свои» (6771), «того же лета бысть мятеж великъ в Литве божиемь попущениемь на нихъ» (6773)²¹. Соответственно, пскович работал, когда статья 6772 года и начало следующей статьи были уже составлены, а в статье 6771 года было оставлено место для панегирика князю Александру, которое он заполнил известием о Литве.

В целом его работа свелась к созданию двух летописных рассказов: 1) дополнение к статье 6771 года; 2) статья 6773 года перетекающая в 6774. Вероятно, статья 6773—6774 гг. первоначальна была монолитным текстом, который был рассечен датой 6774 в месте, где сообщалось о вокняжении Довмонта. Сейчас статьи 6773 и 6774 гг. даже начинаются похоже: «Посадиша в Новегороде на столе князя Ярослава Ярославича месяца генваря въ 27» (6773), «Посадиша Пльсковичи у себе князя Довмонта Литовьского» (6774). Для псковских летописей характерно датировать вокняжение Довмонта 6773 годом²². При этом будет показательно обратить внимание, что Псковская 1-я в той же статье 6773 г. сообщает и о войне Войшелка в Литве, то есть упоминает материал, размещенный в НПЛ в статье 6773 года и в той же последовательности:

«В лето 6773. Взя Воишеглъ землю Литовъскую, а Домонтъ прибеже во Псковъ и крестися»²³.

Надо полагать, в появлении этих двух псковско-литовских рассказов и спрятан ключ к выяснению хронологического сбоя, произошедшего в НПЛ. Статья 6776 года ультрамартовская, предшествующая ей статья 6775 года — вероятно, тоже²⁴. А все предыдущие даты вполне могли быть проставлены в обратной последовательности.

Таким образом, летопись обрывалась на известии о смерти Александра, после чего оставалось пустое пространство, после которого шли не датированные сообщения об изгнании Дмитрия и вокняжении Ярослава. Псковско-литовский материал сводчик разместил двумя частями: в оставленном для панегирика Александру месте и затем просто — в продолжение — текст после известия о прибытии в Новгород Ярослава. Разбивки на погодные статьи псковско-литовские рассказы не имели.

Новый летописец получил весной 1266 г. текст, который обрывался на сообщении о том, что Ярослав отослал полки, собранные для похода на Довмонта. Он не разобрался в предшествующей хронологии (обозначение погодных статей обрывалось на 6771 годе) и допустил ошибку в расчетах, заполнив предшествующие годы датами по ультрамартовскому счету. Он знал, что Довмонт вокняжился в Пскове в прошлом году, а Ярослав стал новгородским князем два года назад. Так возникло разделение псковско-литовского рассказа на две части — 6773 и 6774 годы, начинающиеся очень похоже. Псковичи, вероятно, имели в распоряжении список новгородской летописи, обрывающийся на том же месте, с которого начал новый новгородский летописец. Поэтому псковская традиция датирует вокняжение Довмонта 6773 годом — с которого начинается второй псковско-литовский рассказ НПЛ. Значительная часть этих рассказов вошла позднее в «Повесть о Довмонте» (далее — ПоД).

Описанная гипотеза позволяет разъяснить причины, по которым вокняжение Ярослава в Новгороде, относящееся по косвенным признакам к 27 января 1264 г., попало в статью 6773 года. Изложенные соображение позволяют предположить, что смерть Александра, изгнание Дмитрия, приглашение и прибытие Ярослава относились изначально к одной летописной статье мартовского 6771 года, которая просто не была закончена летописцем²⁵. Последующий же автор дополнил псковско-литовские рассказы. А новый новгородский летописец внес ультрамартовский стиль с 6775 г. и ошибочно датировал предшествующие годы.

В результате получается хронологическая шкала, вполне совместимая с традиционными датировками. В частности, появляется возможность скрестить известия НПЛ с данными по истории Литвы из Галицко-Волынской летописи. Если считать 6773 год мартовским, то вокняжение Войшелка и бегство из Литвы 300 семей в Псков следует относить к 1265—1266 гг., а это противоречит данным Галицко-Волынской летописи, согласно которой между смертью Миндовга и вокняжением Войшелка прошло, скорее всего, не более года. Если же литовский рассказ в статье 6773 года ультрамартовский, то все встает на свои места.

Таким образом, фактическая хронология событий, отмеченных в НПЛ, оказывается следующей:

1263 год.

14 ноября — смерть Александра Невского;
23 ноября — погребение Александра Невского;
Декабрь — изгнание из Новгорода Дмитрия Александровича и приглашение на стол Ярослава Ярославича.

1264 год.

27 января — прибытие и вокняжение в Новгороде Ярослава Ярославича;
Весна — смерть Андрея Ярославича, великим князем становится Ярослав Ярославич;
Весна — возвращение в Литву Войшелка;
Осень — бегство в Псков 300 семей из Литвы.

1265 год.

Весна/лето — вокняжение в Пскове Довмонта;
Весна/лето — первый поход Довмонта в Литву — на Герденя;
Лето — прибытие Ярослава в Новгород для похода на Довмонта;
Осень — второй поход Довмонта в Литву.

1266 год.

23 мая — пожар в Неревском конце Новгорода;
Лето — поход в Литву новгородцев с Елферием Сбыславичем и псковичей с Довмонтом.

1267 год.

Осень — первый Раковорский поход.

1268 год.

23 января — начало второго Раковорского похода;
18 февраля — Раковорская битва;
3 июня — немецкое войско подступает к Пскову;
13 июня — завершение осады Пскова немцами.

* * *

Политика, проводимая Миндовгом в последние годы его жизни как во внешней политике, так и во внутренней, имела заметные противоречия. С одной стороны, велась война с Орденом как в Ливонии, так и в Пруссии. Мы наблюдаем серию завоевательных походов Тройната, которому король препоручил Жемайтию и доверял проведение военных операций. А с другой стороны в позиции Римской церкви мы не обнаружим жесткой антилитовской направленности в эти годы. Весной 1261 г., накануне разрыва Литвы с Орденом, умер папа Александр. Новый понтифик — Урбан IV — имел неплохое представление о событиях в Прибалтике и не стал выступать с однозначным осуждением Миндовга, остававшегося в его глазах католическим королем. Начиная с конца 1261 г. появляются буллы в поддержку действий Тевтонского ордена, но они лишены откровенной риторики против Миндовга. Вероятно, король предпочел на время скрыть от иноземцев свою конфессиональную принадлежность и не разрывать формально отношений с Римом²⁶.

Заметно также, что к лету 1263 г. обострились противоречия между Миндовгом и его главным военачальником Тройнатом. Король, вероятно, был настроен не столь агрессивно в вопросах войны и искал пути к закреплению и без того крупных достижений. Надо полагать, после побед 1260—1262 гг. можно было заключить очень выгодный мир и надолго обеспечить безопасность своих границ. Из сообщений ЛРХ при описании похода к Вендену в 1261 г. можно заметить, что Миндовг упрекал именно Тройната как двигателя войны и сторонника союза с русскими на Востоке:

«Он говорил: "Скажи мне, Транята,
Ты, злодей и настоящий лжец,
Как случилось, что русские меня обманули.
Из-за тебя стал магистру я Недругом"»²⁷.

На основе недоверия в определении внешней политики произошел раскол в литовском нобилитете, среди которого было немало противников централизации²⁸. Недовольные стали группироваться вокруг Тройната, имевшего базу в Жемайтии. Сам король Миндовг, казалось бы, не замечал нарождавшегося заговора и более чем грубо вел себя внутри страны, чем увеличил количество своих недругов.

Формальным поводом к убийству Миндовга послужили его матримониальные прихоти. Галицко-Волынская летопись, важнейший источник по этому периоду истории Литвы, излагает события следующим образом. Около 1262 г. умерла жена Миндовга Марта (Морта). Король долго печалился, пока ему не сообщили, что есть родная сестра Марты во всем на нее похожа, но уже замужем за нальшанским князем Довмонтом (Dovmont; Daumantas; ум. 1299). Миндовга это не остановило, и он послал за женой Довмонта, а потом сделал ее своей женой. Поздние белорусско-литовские летописи называют Довмонта «князем Утенским» («xiądzem vcianskim»)²⁹. Утена (Utėna) — крупнейший укрепленный пункт Нальши (юго-восточная Литва), правителем которой, судя по всему, был князь Гердень (Erdanas)³⁰. Довмонт был оскорблен потерей супруги, но первое время не мог ответить могущественному королю:

«печаленъ бысть велми о семь, мышляшеть во абы како убити Миндовга, но не можаше, зане бысть сила его мала»³¹.

Неожиданного союзника обнаружил Довмонт в Тройнате, который согласился покрыть убийцу, если дело состоится. Удобный момент настал летом 1263 г., когда Миндовг послал войско против брянского князя Романа. Довмонт же, сделав вид, что отправился в поход, вскоре вернулся и напал на ничего не ожидавшего Миндовга:

«[Довмонт] воротивъ же ся назадъ и погна вборзе, изогна Миндовга; ту же и уби его и Оба сына его с нимъ уби Рукля же Репекья, и тако бысть конечь Миндовгову убитью»³².

Даты гибели Миндовга летопись не дает. М.С. Грушевский, основываясь на надписи сохранившейся якобы могильной плиты Миндовга, относил его смерть к 12 сентября 1263 г.³³ Более надежно датировал ее по данным анналов Краковского капитула В.Т. Пашуто — 5 августа 1263 г.,³⁴ хотя в популярной литературе большее распространение получила датировка именно Грушевского.

После смерти Миндовга власть в стране захватил Тройнат. К числу заговорщиков относился и его брат Товтивил. Вскоре, однако, участники заговора повздорили, и Товтивил был убит. Но и Тройнат правил недолго. Примерно в начале 1264 г. он был убит бывшими дворскими («конюхами») Миндовга³⁵.

Старший сын Миндовга Войшелк (Vaišelga, Vaišvilkas; ум. 1267) не отличался коварством и воинственностью, но и с отцом не ладил. Он желал посвятить себя монашескому служению. Около 1254/1255 гг. он постригся в православный монастырь³⁶. Весть об убийстве отца испугала его. Опасаясь за свою жизнь, Войшелк бежал на литовское порубежье в Пинск под защиту галицко-волынских князей. Здесь, как сообщает новгородская летопись, после непродолжительных размышлений он решил на три года снять монашескую рясу, сохранив при этом жизнь по монашеским обетам, и возглавить армию для отмщения своего отца:

«По убиении же отца своего, не хотящю ему сего створити, но Богу попущьшю на нихъ, на поганую Литву, за христьяньскую кровь, вложи сему въ сердце, соимя съ себя ризу, обещася Богу на 3 лета, како приятии риза своя, а устава мнишьскаго не остася»³⁷.

Князь-монах с войском из Пинска отправился к своей волости — домениальным владениям семьи в Черной Руси — к Новогрудку. Ранее здесь правил Миндовг, но в 1254 г. при заключении мира уступил их Даниилу Галицкому, который посадил сюда сына Романа. Тогда же другой сын Даниила Шварн женился на дочери Миндовга — сестре Войшелка³⁸. Позднее Войшелк отобрал земли Черной Руси у Романа, а теперь принял их за базу для завоевания Литвы. В период подготовки к вторжению Войшелка — в 1264 г. — был убит Тройнат³⁹. Силы противника оказались дезорганизованы — потеряли своего главу — выдающегося военачальника. Войшелк сумел быстро победить и наказать всех причастных к заговору против его отца. Иные вынуждены были отправиться в изгнание:

«Воишелкъ же нача княжити во всеи земли Литовьскои и поча вороги свое избивати; изби ихъ бещисленное множество, а друзии розбегошася камо кто видя»⁴⁰.

Среди бежавших в Северную Русь оказался главный убийца Миндовга — Довмонт. Судя по всему, на стороне Войшелка выступил его сюзерен — нальшанский князь Гердень, которому впоследствии Довмонт жестоко мстил. Правление Войшелка в Литве продолжалось недолго. Он выполнил свой зарок и в 1267 г. вернулся в монастырь — св. Даниила в Угровске⁴¹. Страну он хотел оставить на попечение представителю православной галицкой династии. Но Даниил Романович в 1264 г. умер⁴², а Василько был уже стар. Вой-шелк выбрал для Литвы правителем мужа сестры — сына Даниила Галицкого — Шварна, который и стал великим князем Литовским. Однако правил он также недолго. Литовская знать объединилась вокруг кярнавского князя Тройдена (Troyden; Traidenis; ум. 1282), который изгнал Шварна в 1269 г. Объединению в обширное галицко-литовское государство, видно, время не пришло. В ходе этой гражданской войны, которая фактически не прекращалась в 1263—1269 гг., погиб и Войшелк. Благочестивый мних — законный наследник первого литовского короля — был убит в 1267 г. подвыпившим Галицким княжичем Львом Давыдовичем, обиженным на Войшелка за то, что тот передал Литву брату Шварну, а не ему⁴³. По иронии судьбы, к лику святых будет причислен беглый заговорщик Довмонт, а не богобоязненный княжич Войшелк.

* * *

Нальшанский князь Довмонт вскоре после вступления войск Войшелка в Литву вынужден был покинуть страну. Новгородская летопись сообщает, что в конце 1264 г. в Псков прибыло 300 литовских семей, которые согласились принять православие, если им предоставят убежище. Управлявший тогда в Пскове князь Святослав Ярославич согласился:

«Тогда вбегоша въ Пльсковъ съ 300 Литвы с женами и с детми, и крести я князь Святъславъ с попы пльсковьскыми и съ Пльсковичи; а новгородци хотеша ихъ исещи, но не выда ихъ князь Ярославъ и не избьени быша»⁴⁴.

Судя по всему, с этими эмигрантами прибыл и Довмонт⁴⁵. Некоторые исследователи предпочитают считать, что князь прибыл отдельно от этих семей⁴⁶. Во-первых, они основываются на сообщении НПЛ, где мятеж в Литве и вокняжение Довмонта разделены на разные погодные статьи. Выше мы уже показали, что это разделение искусственное. Во-вторых, их привлекает известие Рогожского летописца, согласно которому в 6772 году:

«Того же лета Воишелгъ иде на Литву воиною и Тереняту увилъ, а Домонтъ прибеже въ Плесковъ въ 70 друговъ и крестися»⁴⁷.

Однако как мы видим, Рогожский летописец укладывает в рамки одной статьи мятеж в Литве и бегство Довмонта⁴⁸. Отличие только в словах «въ 70 друговъ», но если это не описка, то может говорить про размер дружины Довмонта, входившей в те же 300 беглых семей.

В 1264—1265 гг. в Пскове происходили процессы интеграции переселенцев⁴⁹. Только весной 1265 г. Довмонт стал псковским князем. Причем, очевидно, вовсе не воспринимался как независимый государь. Его функции, вероятно, первоначально не распространялись далее военных. В политическом отношении он оставался зависимым от владимирского великого князя и, скорее всего, новгородского.

По сообщению «Повести о Довмонте», составленной в Пскове во второй четверти XIV в., князь отправился в свой первый поход на Литву «по неколицех днех» после своего вокняжения⁵⁰. Это позволяет предположить, что никаких иных претензий на власть, кроме как руководство военным предприятием против Литвы, Довмонт в первое время не предъявлял. Он склонил псковичей к участию в походе, который оказался удачным. Только после этого встал вопрос о постоянных функциях Довмонта.

А.В. Валеров считает, что Святослав Ярославич был псковским князем и был изгнан из Пскова еще до прибытия Довмонта⁵¹. Никаких оснований к этому источники не дают. Сложно представить, что псковичи беспричинно изгонят старшего сына великого князя, даже характеризуемого военно-политической пассивностью.

С другой стороны, мы отмечали, что на протяжении многих предшествующих лет псковичи несли поражения от литвы: 1236 (при Сауле), 1239 (на Камне), 1240 (у Изборска), 1247 (на Кудепи) гг. Исключения составляли предприятия в 1242, 1253 и 1262 гг., когда псковичи выступали в союзе с новгородцами. Однако псковские летописи не акцентируют внимание на этих успехах: вслед за известием о поражении на Кудепи в 1247 г. сразу следуют вокняжение Довмонта и победоносный поход на Герденя⁵². Под руководством литовского эмигранта, озлобленного на своих соотечественников, псковичи вернули уверенность в силе своего оружия — самостоятельно, без помощи «большого брата» Новгорода, способного нанести сокрушительное поражение давним недругам.

В.Т. Пашуто о смене Святослава писал мягко: его «вытеснил» Довмонт⁵³. Молодая община, находящаяся в стадии становления, сделала ставку на удачливого военачальника и в очередной раз (как в 1232 и 1240 гг.) пошла на возможное обострение отношений с великим князем. Ярослав Ярославич, который занял новгородский стол 27 января 1264 г., а вскоре стал и великим князем, вполне мог рассматривать действия псковичей как бунт. Как сообщает Новгородская летопись, летом 1265 г. Ярослав прибыл в Новгород с полками, собираясь идти изгонять Довмонта. Но его упросили новгородцы:

«новгородци же възбраниша ему, глаголюще: "оли, княже, тобе с нами уведавъшеся, тоже ехати въ Пльсковъ"»⁵⁴.

Видно, что князь (к тому времени уже великий) опасался действовать вразрез намерениям новгородцев. При реконструкции событий важно отметить, что летопись фиксирует диаметральную смену в течение года позиций сторон. После прибытия в Псков 300 семей новгородцы хотели их перебить, но «не выда ихъ князь Ярославъ». А теперь Ярослав собрался идти на псковичей с вокняжившимся у них литвином, но на это не согласились сами новгородцы. Надо полагать, что действия Ярослава, который разрешил сыну крестить эмигрантов и позволил им поселиться в русских землях, первоначально основывались на неких внешнеполитических факторах: великий князь пытался оказать поддержку противникам Войшелка.

Весной 1264 г. умер Андрей Ярославич, сменивший на великокняжеском столе Александра Невского. Новым великим князем Владимирским стал Ярослав. Надо полагать, он немедленно отправился во Владимир и находился там все первое время после восшествия на престол. В Новгороде, должно быть, остался Святослав, который ездил в Псков для разрешения ситуации, когда получил известие о прибытии туда большой группы эмигрантов. В 1263 г. после убийства Товтивила его сын бежал в Новгород; теперь его примеру последовал нальшанский князь. Между прочим, другие противники Войшелка иногда бежали и в Ливонию (например, Шюкшта)⁵⁵. Таким образом, можно предположить, что Ярослав опасался, что столь удачно начавшаяся война русско-литовского союза в Прибалтике сойдет на нет при смене литовского короля. Тройнат готов был продолжат военные действия, а Войшелк, судя по всему, склонялся к миру. Об этом свидетельствует и мирный договор, который заключил в Риге князь Гердень в декабре 1264 г. — вероятно, от имени Войшелка.

Фактически Литва вышла из антинемецкого союза, оставив Северо-Восточную Русь в одиночестве⁵⁶. Ярослав пытался поддержать литовских эмигрантов, сподвижников союзного Тройната. Однако когда Довмонт совершил первый поход и фактически втянул Псков в гражданскую войну в Литве, великий князь возмутился. Новгородцы же увидели в Довмонте неплохого воителя, полезного общине. В любом случае, как мы помним, Новгород никогда не ходил войной на Псков. И в этот раз предпочел воздержаться.

Представляется, что Довмонт вовсе не смещал с псковского стола Святослава. Великокняжеский сын был наместником в Новгороде, а не в Пскове, где отдельного князя не было. Святослав приезжал в Псков только для знакомства с эмигрантами и их крещения, а потом вернулся в Новгород. Довмонт же выступил удачливым военным предводителем, который после похода на Герденя был оставлен горожанами в качестве постоянного военачальника.

В новгородской летописи имеется характерное отличие в сообщениях о вокняжении в Новгороде Ярослава и о вокняжении в Пскове Довмонта, размещенных фактически в одной статье:

«Посадиша в Новегороде на столе князя Ярослава Ярославича Посадиша Пльсковичи у себе князя Довмонта Литовьского»⁵⁷.

В Пскове не было своего «стола», а Довмонт назван «князем» по рождению — литовский князь, а не псковский князь. В первое время Довмонт был псковским воеводой, а не правителем, и не обладал административно-политическими функциями. С этим связано и назначение в Псков в 1270 г. великим князем Ярославом отдельного наместника — «князя Аигуста»⁵⁸. Только в 1270-е гг., в период борьбы за новгородский стол, когда на Довмонта попытался опереться Дмитрий Александрович, выдавший за литовца свою дочь, положение псковско-литовского военачальника изменилось — его статус приблизился к княжескому.

* * *

Политическая линия на поддержку противников Войшелка не привела к желаемым результатам. Северная Русь при Ярославе не только потеряла важного союзника в войне против немцев, но еще и позволила втянуть Псков в гражданскую войну в Литве. Ливония была спасена.

В эти годы мы впервые отчетливо начинаем фиксировать в источниках жестко негативную характеристику противников по конфессиональному признаку. Подобное можно наблюдать в ЖАН, но особенно ярко это проступает на страницах летописи. Первоначально грань проходила по критерию язычник-христианин. Примечательно, что новгородская летопись, сама не замечая того, в этом ключе представляет как поход Войшелка на убийц отца, включавших Довмонта, так и поход Довмонта на сторонника Войшелка Герденя:

Войшелк «съвкупи около себе вои отца своего и приятели, помоливъся кресту честному, шедъ на поганую Литву, и победи я, и стоя на земли ихъ все лето. Тогда оканьнымъ възда господь по деломъ ихъ: всю бо землю ихъ оружиемь поплени, а по христьяньскои земли веселие бысть всюда»⁵⁹.

А в следующей статье: «Того же лета вложи Богъ в сердце Довмонту Благодать свою побороти по святои Софьи и по святои Троици, отмьстити кровь христьяньскую, и поиде со Пльсковичи на поганую Литву, и повоеваша много, и княгыню Герденевую взяша, и 2 княжича взяша»⁶⁰.

Грамота Герденя датирована «по роженьи божии», что может говорить о его принадлежности к христианству, но фактически это документ орденской канцелярии, и даже система летосчисления в нем орденская. Потому о конфессиональной принадлежности Герденя говорить затруднительно. В летописи он назван «поганой Литвой», как и все сторонники православного князя Войшелка. Эта конфессиональная путаница, очевидно, связана с наличием двух авторов в этой части летописи, о чем мы писали выше.

Причем позиции этих авторов ничуть не совпадают с автором Повести о Довмонте, где «поганой» представлена вовсе не Литва, а немцы: «поганых немець», «поганой латыне». Слово «поганый» в различных склонениях использовано семь раз по отношению к немцам и латинянам, и только один раз оно было применено к перечню, в котором присутствовала и Литва⁶¹.

Можно считать рубежными изменения на Руси после смерти Александра Невского (1263) и Даниила Галицкого (1264). Ни летописец, ни его современники даже формально не отдавали себе отчет о единстве Древней Руси, которая с тех пор окончательно раскалывается на западную (Галицко-Волынскую, впоследствии польско-литовскую), и восточную (Владимиро-Суздальскую, впоследствии московскую). Не только отношения с монголами, но прежде всего отношения с Литвой стали смыслообразующими в этом процессе. Причем в 1260-е гг. мы фиксируем первые симптомы конфессионального раскола. В те годы, когда Византийская империя вернулась на берега Босфора и приступила к возрождению православной столицы, русские земли окончательно разошлись в политико-ментальном пространстве.

Наследника литовского трона православного князя-монаха Вой-шелка всесторонне поддерживали галицко-волынские войска, на плечах которых он фактически и вернул себе власть в Литве. И летописец симпатизирует ему, но только до того момента, когда он становится литовским князем. Сразу после этого он переходит в разряд «поганой Литвы», и ему следует мстить за «кровь христьяньскую». Надо полагать, что эти записи появились не синхронно событиям, но, вероятно, уже после 1269 г., когда в Литве власть захватил язычник Тройден. Однако уже Довмонт в новгородской летописи представлен христианским рыцарем, борющимся с погаными язычниками в Литве — прежде всего врагами православия, такими же, как впоследствии окажутся немцы.

* * *

Заметно, что суздальские князья фактически выступили на стороне противников Войшелка, то есть против галицких единоверцев. Надо полагать, это не было осознанное действие. Раскол антинемецкого союза состоялся, и вернуть его было уже затруднительно. В эти годы на немецкой границе фиксируется затишье и спокойствие, а посему имелась возможность навести порядок в отношениях с Литвой.

В начале лета 1265 года Довмонт совершил свой первый поход с псковичами в Литву⁶². Заметно, что ни один источник не указывает, что целью похода был Полоцк, в котором, как некоторые считали, княжил Гердень. Новгородская летопись рассказывает о предприятии следующим образом:

«Того же лета вложи Богъ в сердце Довмонту благодать свою побороти по святои Софьи и по святои Троици, отмьстити кровь христьяньскую, и поиде со Пльсковичи на поганую Литву, и повоеваша много, и княгыню Герденевую взяша, и 2 княжича взяша. Князь же Гердень совкупи около себе силу Литовьскую, и погонися по нихъ. И яко уведаша Пльсковичи погоню, отслаша полонъ, а сами сташа крепко противу имъ о сю сторону Двины. Литва же начаша бродитися на сю сторону; тогда Пльсковичи сняшася с ними; и пособи Богъ князю Довмонту съ Пльсковичи, и множьство много ихъ побиша, а инии в реце истопоша, толко убежа одинъ князь Гердень в мале дружине; Пльсковичи же придоша вси здорови»⁶³.

Очень подробно события описаны в «Повести о Довмонте», являющейся основным источником по деятельности князя Довмонта в Пскове⁶⁴. Поход осуществлялся в литовские земли за Даугаву (Западную Двину) — вероятно, в Делтуву или Нальшу. Довмонт хорошо знал эти — его родные — земли. Поэтому поход, в котором участвовало только 270 псковичей, оказался предельно удачным. Гердень не успел настичь налетчиков, а когда погнался за ними, уже возвращавшимися домой — то попал в засаду. У переправы через Даугаву на день воеводы мученика Леонтия — 18 июня 1265 г. — состоялось сражение, в котором дружина Довмонта — 90 воинов — разгромила литовское войско Герденя — 700 человек:

«Ополчився Гердинь, и Готорт, и Любми, и Лигайло, и протчии князи, въ 7 сот погнаша вслед Домонта, хотяша его руками яти, а мужи лютой смерти предати, а муж пскович мечи иссечи. И пребродився Двину реку, сташа на брезе»⁶⁵.

Все цифры противоборствующих сторон, указанные в позднейшей ПоД, вызывают смущение. Прежде всего, настораживает, что они очень похожи при написании в древнерусском тексте: 90 — это Ч, а 700 — это f (ф). Однако факт разгрома литовцев очевиден. Из сообщения ПоД можно понять, что погибла значительная часть литовского войска, включая одного из предводителей:

«Тогда убиен бысть князь великий литовский Готорт, и инех князей многих избиша, а иная литва в Двине истопоша, а инех Двина изверже 70 на остров Гоидов, а иные на прочия островы извержены быша, а иные вниз по Двине поплыша»⁶⁶.

У псковичей погиб один воин:

«Тогда же убиен бысть Онтон, един псковитин, сын Лочков, брат Смолигов, а инии вси без вреда сохранени быша молитвою святаго Леонтея. И возвратишася с радостию великою ко Пскову граду со многою корыстью, и бысть радость и веселие во граде Пскове о пособии Святые Троицы и славного великомученика Христова Леонтея и благоверного князя Всеволода. Богу нашему слава»⁶⁷.

ПоД очень часто буквально следует за изложением и даже калькирует события из ЖАН. Однако как заметила В.И. Охотникова, ПоД все же ближе к реалиям, чем ЖАН⁶⁸. Здесь больше буквального смысла и меньше связь с агиографической традицией.

В связи с этим из контекста событий можно реконструировать причастность нальшанского князя Герденя к позору жены Довмонта. В ПоД специально отмечено, что в плен взяли жену Герденя, что напоминает захват жены Довмонта Миндовгом. Вероятно, Герден входил в ближайшее окружение Миндовга и надоумил короля забрать у Довмонта жену, родную сестру Марты. Довмонт мстил лично Герденю⁶⁹, который теперь выступал союзником сына Миндовга Войшелка. О дальнейшей судьбе супруги Герденя ничего не известно. Про Довмонта известно, что примерно в период около 1282 г. (в любом случае до 1293 г.) он взял в жены дочь князя Дмитрия Александровича⁷⁰. Именно зятем великого князя Владимирского он прежде всего представлен в ПоД⁷¹.

* * *

По возвращении из удачного похода в Литву на Герденя авторитет Довмонта в Пскове, должно быть, несравненно вырос. Летом 1265 г. уже новгородцы воспротивились его изгнанию из Пскова. Князь старался оправдывать возлагаемые на него надежды. На зиму 1265/66 г. он совершает новый поход в Литву:

«Того же лета, на зиму, ходиша пакы Пльсковичи на Литву съ княземь Довмонтомь»⁷².

А в 1266 г. совместный поход в Литву осуществляют псковичи с новгородцами:

«Того же лета ходиша новгородци съ Елеферьемь Сбыславичемь и с Доумонтомь съ Пльсковичи на Литву, и много ихъ повоеваша, и приехаша вси здорови»⁷³.

Примечательно, что новгородцев возглавлял не князь, а Елферий (Олферий, Юрий) Сбыславич — возможно, сын героя Невской битвы посадника Сбыслава Якуновича. В эти годы, как писал В.Л. Янин, «правящая боярская верхушка предпринимает меры к упрочению своего положения»⁷⁴. В ходе конфликта 1257 г., когда новгородцы взбунтовались в ожидании монгольской переписи, был убит ставленник Александра Невского — посадник Михаил Степанович. На рубеже 1257/1258 гг. ему на смену был приглашен из Ладоги Михаил Федорович:

«Тои же зимы даша посадничьство Михаилу Федоровичю, выведше из Ладогы; а тысячьское Жироху даша»⁷⁵.

Михаил Федорович первое время был для Новгорода, вероятно, «варягом», призванным примирить враждовавшие группировки, размежевание между которыми все более становилось экономическим (по социальному статусу), а не географическим (в соответствии с принадлежностью к той или иной улице, концу). Новый посадник был лицом, с которым связаны первые сохранившиеся до наших дней письменные докончания Новгорода с князьями. Возможно, такие соглашения заключались и ранее, хотя, вероятно, не всегда носили письменный характер. Теперь пришло время фиксации достигнутого.

При Александре Невском, надо полагать, Михаил Федорович действовал вполне в русле политики князя. За период правления Александра вообще не зафиксировано ни одного возмущения в среде новгородцев — вплоть до монгольской переписи — четверть века (1230—1255 гг.). Можно сказать, что город пребывал в состоянии внутреннего покоя и политического комфорта. В эти годы выросло новое поколение, спокойное за свое будущее и уверенное в собственных силах. Недовольство монгольской переписью взорвало ситуацию: из непобежденных новгородцев хотели сделать данников.

После смерти Александра Ярославича, руководители общины попытались высвободиться из-под великокняжеского покровительства. Скорее всего, инициатором выступил именно Михаил Федорович. Как мы помним, в 1254 г. Ярослав Ярославич уже пытался укрыться от монгольской власти на севере — он бежал сначала в Ладогу, а потом в Псков⁷⁶. Можно предположить, что, выведенный в 1257 г. из Ладоги, Михаил Федорович и в 1254 г. был там посадником. Бегство Ярослава из Твери именно в Ладогу может говорить о том, что Михаил Федорович уже тогда обладал неплохими контактами в Твери и не относился к сторонникам «замирения Орды». В 1255 г. новгородцы уже пытались совершить то же⁷⁷, что они сделали в конце 1263 г., — выгнать сына великого князя и посадить его брата. Тогда не удалось, но теперь именно это и произошло. Великокняжеский стол после смерти Александра Невского занял Андрей, а Ярослав получил Новгород и согласился подписать с горожанами письменное докончание. Под руководством посадника Михаила Федоровича был составлен «новый формуляр докончальной грамоты с князем», проекты которой сохранились до наших дней⁷⁸. Ярослав занял стол на жестко регламентированных условиях⁷⁹.

Одновременно, судя по всему, в конце 1263 г. вскоре после изгнания Дмитрия Александровича был заменен и тысяцкий. В 1257 г. вместе с Михаилом Федоровичем тысяцким был избран Жирослав, который упоминается и в договорной грамоте с немецкими городами (1263/1264 гг.)⁸⁰. Однако в докончальных грамотах с Ярославом Ярославичем фигурирует уже тысяцкий Кондрат, погибший впоследствии в Раковорской битве⁸¹. Очевидно, что смена тысяцкого произошла незадолго до приглашения на новгородский стол Ярослава. Причины этой ротации, вероятно, стоит искать в тех же тенденциях к дистанцированию от суздальской политики, которые мы наблюдали в 1255 г. и будем наблюдать позднее.

В 1264 г. казалось, что Ярослав надолго обосновался на Волхове, но буквально через несколько месяцев умер великий князь Андрей Ярославич, и новгородский правитель занял его место. Город опять оказался в ситуации, когда над ним верховодит великий князь и его дети-наместники. Надо полагать, с попыткой продемонстрировать Ярославу, что не все в его власти, было связано и сопротивление новгородцев походу на Псков в 1265 г. Псковичи выступили пробным камнем для новгородцев: они пригласили себе князя-воеводу со стороны и даже не посоветовались с суздальцами. Неизвестно, какие аргументы они действительно представили великому князю — но воевать за его полномочия они отказались.

Как писал В.Т. Пашуто, новгородцы «надеялись найти в Довмонте союзников против притязания самих суздальских князей и не ошиблись»⁸². Отказываясь поддержать Ярослава против Довмонта, новгородцы противились не ради псковичей, а ради сопротивления великокняжеской политике⁸³. Разумеется главным аргументом в их устах должны были выступить военные успехи Довмонта: вероятно, к этому времени уже стало известно о его победе над Герденем. Кроме того, Довмонт вовсе не собирался вносить раскол с административную иерархию на Руси. Наоборот, он хотел включиться в нее. Только альянс с великим князем мог закрепить для Довмонта Псков — никакая фронда против великокняжеской власти не привела бы его в пантеон защитников православия.

Летом 1265 г., когда Ярослав пришел в Новгород с полками на Довмонта, им двигала обида за своеволие псковичей⁸⁴. Однако и он был заинтересован в прочной защите на Западе. Если Довмонт не стал выдвигать исключительных требований и признал верховенство Ярослава, то этим и смог удержать власть. Вполне возможно, что первое время Довмонт не обладал в Пскове административно-судебными функциями, но был просто воеводой. Его статус, должно быть, изменился позднее — после смерти Ярослава (ум. 1272). Но и тогда прочное псковско-новгородский согласие не дало трещины. Став псковским князем, Довмонт более 30 лет сохранял «деятельный союз с Новгородом»⁸⁵.

* * *

В.Л. Янин считает, что в эти годы в Новгороде сложился постоянный совет при посаднике — некий олигархический орган республиканской власти⁸⁶. В 1268 г. Ярослав, прибыв в Новгород после Раковорской битвы, осуждал за неверную внешнеполитическую линию и хотел лишить волости Жирослава Давыдовича, Михаила Мишинича и Елферия Сбыславича⁸⁷. Скорее всего, эти люди воплощали вместе с погибшим в Раковорской битве посадником Михаилом Федоровичем и тысяцким Кондратом некую группировку сторонников суверенитета, располагавших полномочиями на определение внешней политики общины⁸⁸. Нередко можно наблюдать, как государства, осознавшие новый уровень своей политической зрелости, начинают развивать внешнюю экспансию и самоутверждаться за счет соседей. Подобное происходит и при организации совместного Новгородско-Псковского похода на Литву в 1266 г. Назначение Елферия Сбыславича руководителем экспедиции было связано со стремлением представить этот поход князю как некое вольное предприятие частных лиц, а не государственную кампанию. В случае поражения можно было бы диверсифицировать ответственность.

* * *

Удача в эти годы преследовала северян. Походы 1265—1266 гг., с одной стороны, не привели к существенному изменению внутриполитической ситуации в Литве и не поколебали положения Войшелка, но, с другой стороны, на длительное время — почти навсегда — обеспечили от литовских набегов псковские рубежи. Фактор литовской угрозы был забыт на Северо-Западе Руси почти на столетие.

В ходе одного из походов Довмонта, как сообщают некоторые летописи, погиб князь Гердень. Новгородская 4-я летопись и родственные ей летописи упоминают гибель Герденя при известии о кампании 1266 г.:

«Того же лета Новгородци съ Елеуферьемь Сбыславичемъ, а Домантъ съ Псковици, повоеваша Литву и Герденя убиша»⁸⁹.

А Рогожский летописец относит гибель Герденя к первому же походу Довмонта в 1265 г.: «Того же лета ходилъ Домонтъ съ Плесковичи и взятъ Литовскую землю и Герденя увилъ и опять ходилъ»⁹⁰.

Надо полагать, Довмонт завершил серию походов на Литву только после гибели своего главного врага Герденя, то есть около 1266 г.⁹¹ Следующие походы будут связаны уже с эстонскими землями. Именно туда будет повернуто внимание русских правителей в последующие годы.

Примечания

1. Нередко встречается предположение, что Александр Ярославич был отравлен в Орде, как и его отец (Кирпичников, 1996-б. С. 118). Литература, связанная с оценкой деятельности Александра Невского, воистину необъятна. Историографические обзоры см.: Москвитина, 1987; Соколов, 2004. С. 273—274.

2. Основные источники: ИП, 858—861; НПЛ, 84—85, 313—315.

3. ЛЛ, 481.

4. ЛЛ, 524—525.

5. ИЛ, 855—869.

6. НПЛ, 83—84, 312.

7. НПЛ, 84—85, 313—314.

8. ЛЛ, 524; ТЛ, 403; СЛ, 109; Бережков, 1963. С. 115.

9. ГВНП. С. 56, № 29; Янин, 2003. С. 214.

10. Лихачев, 1928. С. 40.

11. Черепнин, 1948. С. 259.

12. Янин, 1991. С. 82—83; Янин, 2003. С. 214—215; Матузова, Назарова, 2002. С. 335. Иные датировки грамоты и их обоснование см: Срезневский, 1857. С. 316—317; Bonnell, 1862. Commentar. S. 87—88; Напьерский, 1868. № 16; Goetz, 1916. S. 73—74; ГВНП. С. 56, № 29; Хорошкевич, 1997-б. С. 84; Рыбина, 2001. С. 110—111.

13. НЛ, 144; Густ., 123; ЛА, 53; ПСРЛ. Т. 34. М., 1978. С. 97.

14. Янин, 2003. С. 213—218.

15. П1Л, 13; П2Л, 16, 21; ПСРЛ. Т. 25. М.—Л., 1949. С. 146.

16. Янин, 2003. С. 214.

17. Бережков, 1963. С. 262—263, 273—274.

18. См.: Зимин, 1956. С. 302; Янин, 2003. С. 213—214.

19. См.: НПЛ, 83—85, 312—315.

20. НПЛ, 85, 314.

21. НПЛ, 84, 313.

22. П1Л, 13; П2Л, 21.

23. П1Л, 13.

24. В Летописи Авраамки мятеж в Литве и бегство Довмонта относится к 6773 году, пожар в Неревском конце — к 6774 году, а следующее за ним сообщение про Раковорскую битву — уже под 6776 г. (ЛА, 53). Летописец, очевидно, пытался выправить путаницу в хронологии и перевести даты на мартовский счет. В Летописи Авраамки скачок в хронологической нумерации (с 6774 на 6776 гг.) — первый за тридцать лет.

25. Так, представлены события в Воскресенской летописи — все известия (о смерти Александра Невского, об изгнании Дмитрия и о вокняжении Ярослава 27 января) изложены в одной статье 6771 мартовского года (Воскр., 164).

26. Гудавичюс, 2005. С. 65.

27. LR, v. 6549—6503.

28. Пашуто, 1959. С. 383; Матузова, Назарова, 2002. С. 245, прим. 6; Котляр, 2005. С. 321; Гудавичюс, 2005. С. 59—66.

29. ПСРЛ. Т. 35. М., 1980. С. 93, 94, 132, 150, 177, 178, 198, 219. Гипотезы о происхождении Довмонта см.: Иванов, 2003. Кн. 2. С. 43—47.

30. См. подробнее: Rowell, 1992. P. 4—5. А.В. Кузьмин считает, что статус Довмонта был выше Герденя. Связывает это исследователь с тем, что именно Довмонт, а не Гердень назван в Галицко-Волынской летописи «Нальщаньскимъ княземь» (ИЛ, 859), а также тем, что Довмонт был женат на родной сестре супруги Миндовга (Кузьмин, 2007. С. 37—38). Стоит заметить, что Галицко-Волынская летопись вообще не упоминает Герденя, а немецким источникам он известен как «Гердень из Нальши» (Gerdine de Naalse) (PUB, I. S. 93, № 106; Пашуто, 1959. С. 385, прим. 115), что заставляет и Кузьмина писать, что оба — Довмонт и Гередень — были нальшанскими князьями. С другой стороны, поздние летописцы называют Довмонта только «кастелляном», а «Повесть о Довмонте» представляет Герденя могущественным правителем восточных окраин Литвы. Супруга Миндовга Марта первоначально была женой шауляйского князя Висманта и только после его смерти (ок. 1252) перешла к Миндовгу (Гудавичюс, 2005. С. 57). Соответственно, Довмонт был прежде всего родичем Висманта, что размещает его на другом уровне иерархии. Вполне возможно, что положение Довмонта и Герденя в Нальше в 1250-е гг. было сопоставимым, но впоследствии усилился именно Гердень. Довмонт мстил ему в той же форме, как поступил с Довмонтом Миндовг — отобрал жену. Это должно говорить о причастности Герденя к семейному позору Довмонта.

31. ИЛ, 860.

32. ИЛ, 860.

33. Грушевський, 1901. С. 43.

34. Annales capituli Cracoviensis // MPH. T. 2. P. 807; Пашуто, 1959. С. 383; Котляр, 2005. С. 321.

35. См.: Энгельман, 1858. С. 165—167; Пашуто, 1959. С. 383—384; Александров, Володихин, 1994. С. 34; Гудавичюс, 2005. С. 66—67.

36. ИЛ, 859.

37. НПЛ, 84—85, 314.

38. См.: Грушевський, 1901. С. 38; Baumgarten, 1927. Tabl. XI, 13. P. 47; Пашуто, 1959. С. 380; Котляр, 2005. С. 321.

39. Грушевський, 1901. С. 43—44; Пашуто, 1950. С. 292; Котляр, 2005. С. 323.

40. ИЛ, 861.

41. ИЛ, 867—868.

42. Baumgarten, 1927. Tabl. XI, 4. P. 47; Грушевський, 1901. С. 44—45; Котляр, 2005. С. 324.

43. ИЛ, 868; DIugosz, 1868. S. 391; Грушевський, 1901. С. 46—47; Котляр, 2005. С. 330—331.

44. НПЛ, 85, 314.

45. Беляев, 1867. С. 226—227; Rowell, 1992. P. 6; Пашуто, 1959. С. 53, 384; Дворниченко, 1993. С. 107; Плоткин, 1999. С. 17.

46. Хохлов, 1995. С. 250; Валеров, 2004. С. 199.

47. Рогож., 33.

48. Даже ссылаясь на Рогожский летописец, А.В. Валеров почему-то продолжал датировать прибытие Довмонта в Псков 1266 годом (Валеров, 2004. С. 199—200).

49. Церковная традиция указывает, что Довмонт в святом крещении получил имя в честь мученика Тимофея Газского (Кесарийского), чья память отмечается 19 августа (ст. ст.). В честь этого святого в 1373 г. был освящен храм в Пскове в Довмонтовом городе: «поставлена бысть церковь камена святого Тимофея, Доманта князя» (П1Л, 23; П3Л, 105. О том же храме: П2Л, 28). О церкви Тимофея Газского в Пскове см.: Спегальский, 1963. С. 23, 41; Антипов, 2000. С. 84; Охотникова, 2007. С. 493. Можно предположить, что крещение Довмонта произошло 19 августа 1264 г.

50. Охотникова, 2007. С. 415. Стоит иметь в виду, что, несмотря на составление первоначальной версии «Повести о Довмонте» во вторая четверть XIV в., как доказала В.И. Охотникова, все сохранившиеся ее редакции относятся к периоду не ранее XV в. (Охотникова, 2007. С. 391—398, 407—409).

51. Валеров, 2004. С. 199. Псковским князем в эти годы считают Святослава и другие исследователи: Борзаковский, 1994. С. 81; Клюг, 1994. С. 63.

52. П1Л, 13.

53. Пашуто, 1959. С. 384. Примерно так же: Rowell, 1992. P. 6.

54. НПЛ, 85, 315.

55. Гудавичюс, 2007. С. 67.

56. Возможно, Русь также вышла из войны в Ливонии, о чем свидетельствует новгородский договор с немецкими городами, где контрагентами представлены, с одной стороны, великий князь Александр, его сын Дмитрий, посадник Михаил и тысяцкий Жирослав, а с другой стороны — «немецкий» посол Шиворд, любекский посол Тидрик и готский посол Ольстен (ГВНП. С. 56—57, № 29). По составу участников составление документа можно уверенно датировать в промежутке 1258—1263 гг. Обычно этот договор признают сугубо торговым соглашением, однако в его вступительной формуле однозначно говорится, что перед нами «мир» — «докончахомъ миръ», то есть предполагается, что ранее было размирье — война. Кроме того, договор предстает соглашением «съ всемъ латиньскымь языкомь», а не только с ганзейскими городами: один из послов не выступает от лица некоего города или торговой корпорации, но указан как «немецкий посол». Можно предположить, что грамота представляла собой как мирный договор Новгорода с Ливонией в целом, так и торговое соглашение Новгорода с Любеком и Готландом. Ниже в специальной главе по вопросу торговых соглашений Новгорода мы еще коснемся этой темы.

57. НПЛ, 84—85, 313—314.

58. НПЛ, 89, 321. Этого князя вполне можно сопоставить с сыном Товтивила, бежавшим в Новгород (Карамзин, 1992. С. 65, прим. 135). Другие версии о полномочиях Аигуста (Августа) см.: Никитский, 1873. С. 101; Пашуто, 1959. С. 54; Янин, 1992. С. 7; Валеров, 2004. С. 209—211.

59. НПЛ, 85, 314.

60. НПЛ, 85, 314.

61. См.: Охотникова, 2007. С. 415—419.

62. Как неоднократно отмечали исследователи, в соответствии с данными источников походы Довмонта не касались Полоцких земель (Пашуто, 1959. С. 385—387; Александров, Володихин, 1994. С. 37).

63. НПЛ, 85, 314—315.

64. «Повести о Довмонте» повезло — она блестяще монографически обследована и качественно издана В.И. Охотниковой в 1985 г. Мы используем новое издание этой работы: Охотникова, 2007. Публикация ПоД по редакциям П1Л, П2Л и П3Л см.: Охотникова, 2007. С. 415—427. Вслед за Охотниковой мы используем в качестве первоначальной редакцию П1Л. См.: Охотникова, 2007. С. 388. Иную версию — о первоначальной редакции, отразившейся в П2Л, — обосновывал германский исследователь Г.-Ю. Грабмюллер (Grabmüller, 1975).

65. Охотникова, 2007. С. 416; Rowell, 1992. P. 7.

66. Охотникова, 2007. С. 416.

67. Охотникова, 2007. С. 416.

68. Охотникова, 2007. С. 536.

69. См.: Валеров, 2004. С. 202; Охотникова, 2007. С. 384, прим. 64.

70. Столярова, 1996; Охотникова, 2007. С. 385.

71. См.: Охотникова, 2007. С. 417—419, 421, 425—427.

72. НПЛ, 85, 315.

73. НПЛ, 85, 315.

74. Янин, 2003. С. 219.

75. НПЛ, 82, 309.

76. ЛЛ, 473—474; НПЛ, 80, 307.

77. См. подробнее: Тихомиров, 1975. С. 225—227; Янин, 2003. С. 206—210; Петров, 2003. С. 213—218.

78. Янин, 2003. С. 219.

79. См.: ГВНП. С. 9—11, № 1—2; Янин, 1991. С. 142—146.

80. НПЛ, 82, 309; ГВНП. С. 56, № 29.

81. НПЛ, 86—87, 317—318; ГВНП. С. 9—10, № 1—2.

82. Пашуто, 1959. С. 54.

83. Янин, 2003. С. 219; Валеров, 2004. С. 204.

84. Исследователи обычно связывают негативную реакцию Ярослава на вокняжение Довмонта с тем, что литовец изгнал из Пскова великокняжеского сына Святослава (Беляев, 1867. С. 229; Никитский, 1873. С. 100). Однако скорее всего, Святослав (старший сын Ярослава), после того как его отец стал великим князем, был наместником по крайней мере в Новгороде или в каком-то великокняжеском владении на Северо-Востоке, но никак не в далеком Пскове. Известие о том, что в 1264 г. Святослав крестил литовских эмигрантов с псковскими попами может свидетельствовать лишь о том, что он посетил Псков в конце 1264 г. — его статус (новгородский наместник или иное) в летописи не отмечен.

85. Янин, 1992. С. 7. См. так же: Валеров, 2004. С. 201.

86. Янин, 2003. С. 220.

87. НПЛ, 87—88, 318—319.

88. Примечательно, что среди представителей этой группы фиксируется особый сфрагистический тип — на лицевой стороне печати изображалась открытая ладонь — рука (или перчатка). Речь идет о печати тысяцкого Кондрата и посадника Степана Твердиславича (Янин, 1970. Т. 2. С. 112—113, 214, 287, 346).

89. Н4Л, 236; ПСРЛ. Т. 42. СПб., 2002. С. 119; ПСРЛ. Т. 4, ч. 2, вып. 1. Пг., 1917. С. 225. Почти так же: НЛ, 145.

90. Рогож., 33.

91. В связи с тем, что известие о походе Елферия Сбыславича обычно датировалось исходя из мартовского счета НПЛ, то есть 1267 годом, то большинство исследователей относили гибель Герденя именно к этому году (Штыхов, 1975. С. 14; Giedroyc, 1985. р. 12; Rowell, 1992. P. 21; Селарт, 2004. С. 12—13).

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница