§ 6. Русско-литовский союз и поход к Дерпту, 1262 г.

На рубеже 30—40-х гг. XIII в. среди литовских князей выделился Миндовг. В ходе внутренней борьбы он вскоре смог подчинить себе большую часть литовских земель, а также Черную Русь (верхнее Понеманье) и Полоцк. Миндовг победил в ходе гражданской войны 1249—1252 гг., когда против его власти восстали племянники Товтивил (Tautvilas; ум. 1263) и Эдивид (Gedvydas; Edivydas), привлекшие на свою сторону жемайтского князя Викинта (Vykintas), ятвягов, галицко-волынских князей и Тевтонский орден. Миндовг сумел разрушить эту масштабную коалицию, окружившую его княжество буквально со всех сторон. В начале 1251 г. он крестился и принял католического епископа. В июле того же года его посланник предстал перед папой Иннокентием IV, и благодушный понтифик объявил Литву леном св. Петра, а Миндовга повелел короновать. Ливонцы перешли на его сторону. Жемайтов и ятвягов удалось подкупить. А поход галичан в 1252 г. закончился только разграблением Гродно. В итоге стороны замирились. В 1254 г. Миндовг пошел на компромисс с Даниилом Романовичем Галицким. В соответствии с этими договоренностями Черная Русь (Новогрудок, Гродно, Слоним) передавалась сыну Даниила Роману, который признавал вассальную зависимость от Литвы. Кроме того, другой сын Даниила — Шварн — женился на дочери Миндовга. Одновременно, судя по всему, произошло замирение с Товтивилом, который позднее предстает князем Полоцка, где его правление, возможно, началось еще во второй половине 1240-х гг. Товтивил признал Миндовга сюзереном и впоследствии оставался верным проводником его политических инициатив¹.

Непокорной Миндовгу оставалась только Северная Литва — Жемайтия (Žemaitija; Samogitia). Не способный покорить жемайтов, князь передал значительную ее часть Тевтонскому ордену, который должен был сам завоевать новое владение. Но произошло обратное. Для братьев-рыцарей земли жемайтов представлялись клином, вросшим в их владения и мешающим объединению. В случае покорения Жемайтии земли Ордена в Ливонии и Пруссии сомкнулись бы. Однако этому препятствовали как непокорные курши, так и прусские князья. В начале 1250-х гг. Орден пытался сомкнуть владения в одной весьма логично расположенной точке — на побережье Балтийского моря, в месте, где соединялись области куршей, пруссов и жемайтов и где в 1252 г. был основан замок Мемельсбург (Memel; Klaipeda)². Это вызвало новую волну вооруженных столкновений с местными племенами. В Пруссии благодаря привлечению чешского короля-крестоносца Пржемысла Оттокара II (Přemysl Otakar II; 1233—1278) сопротивление удалось подавить³. К 1256 г. Восточная Пруссия (Самбия) была покорена. Но на другом фронте ситуация складывалась существенно хуже. К концу 50-х гг. перевес все более склонялся в сторону конфедерации племен, к которой кроме жемайтов и куршей вскоре примкнули и земгалы. Решающее сражение состоялось 13 июля 1260 г. у озера Дурбе (Durbe, нем. Durben). Жемайты наголову разгромили блистательное воинство крестоносцев, включавшее орденское войско во главе с ливонским магистром Бурхардом фон Хорнхаузеном (Burkhard von Hornhausen) и прусским маршалом Генрихом Ботелем (Heinrich Botel), а также отряды из Северной Эстонии, экспедиционный корпус шведского принца Карла, ополчения куршей, ливов и латгалов. В бою погибло 150 братьев-рыцарей, включая Хорнхаузена и Ботеля⁴.

Битва при Дурбе радикально перевернула ситуацию с немецким завоеванием Прибалтики. Волнения прокатились по всем едва покоренным народам. Немцев изгнали курши и земгалы. В Пруссии началось грандиозное восстание, подавлением которого Орден будет заниматься полтора десятилетия⁵. Восстали эстонцы на Эзеле. Формально к этим событиям Миндовг был непричастен. Он ценил союз с латинянами, позволивший ему закрепить свою власть. Однако разразившаяся война не могла оставить его в стороне.

3 февраля 1261 г. в битве при Лиелварде (Lielvārde; нем. Lennewarden) жемайты опять разгромили орденское войско, но понесли большие потери⁶. Однако в том же месяце ливонцы, объединившись (Орден, вассалы Рижского епископа и датские вассалы из Северной Эстонии), разбили восставших на Эзеле⁷. Положение для союзников-католиков оставалось тяжелым. Сохранилось послание ливонского вице-магистра Георга городскому совету Любека (апрель 1261 г.), в котором говорится о необходимости срочно оказать помощь братьям-рыцарям, находящимся в тяжелом положении⁸. Летом 1261 г. в Ригу прибыл новый магистр Вернер фон Брайтхаузен (Werner von Breithausen) с новыми отрядами крестоносцев⁹. Но этого для перелома в войне было явно не вполне достаточно. Власть на Эзеле удалось восстановить. Тяжелые бои шли в Пруссии. Жемайты и курши потеряли многих воинов. Стороны стали искать новых союзников.

В конце лета 1261 г. к Миндовгу прибыла делегация жемайтских князей¹⁰. Они не питали иллюзий по поводу своих успехов и хорошо понимали, что без широкой коалиции выжить немцев не возможно. Жемайты согласились признать власть Миндовга в обмен на отказ от его обязательств перед Ригой и Орденом — князь должен был начать войну в Ливонии. Считается, что решающую роль в принятии решения сыграл племянник Миндовга Тройнат (Тренята; Treniota; Troniata; ум. 1264). Э. Гудавичюс выделяет в эти годы три группировки в окружении Миндовга: его супруга Марта (Морта) была крещена католическими священниками и стала опорой немцев; его сын Войшелк (Woysalk, Vaišelga, Vaišvilkas; ум. 1267) был православным и проводил линию на сближение с русскими; Тройнат же предстает «поборником национальных ценностей»¹¹. Около 1254/1255 г. Войшелк, который находился в тяжелых отношениях с отцом, постригся в монастырь¹². После этого приоритетное влияние на Миндовга в военно-политических вопросах приобрел Тройнат. Он выступал фактически главным литовским военачальником, так как военными талантами ни сам Миндовг, ни его сын Войшелк не отличались¹³. Тройнат считал удачным момент для начала кампании. Предложение жемайтов было принято — литовцы начали готовиться к войне. Одновременно было решено прекратить войну с владимиро-суздальскими князьями и привлечь их к совместной борьбе против Ливонии. На Русь направились послы с предложением мира и союза¹⁴.

* * *

Дальнейшие события представлены источниками в различном объеме. В основном подробности содержатся в Ливонской рифмованной хронике (ЛРХ), но хронологическую шкалу обеспечивает преимущественно Новгородская летопись. Наиболее подробный разбор материала произвела в 1998 г. в специальной статье Е.Л. Назарова¹⁵.

ЛРХ сообщает, что после заключения союза с русским «королем» литовская армия, возглавляемая Тройнатом и Миндовгом, немедленно отправилась в совместный поход к важнейшему орденскому замку Ливонии Венден (Цесис). Однако литовцы не обнаружили под Венденом своих русских союзников. Помогать им отказались также ливы и латгалы. В итоге они вынуждены были отступить:

«<...> король Миндовг (kunic Myndowe) повелел
По всей его земле
Всех христиан хватать
И часть их убивать.
Он также послов послал
К королю в Русскую землю (den kunic zu Rûzen lant).
Они вскоре назад возвратились
И весть ему принесли,
Что русские были рады,
Планам его таким.
Вскоре и русских послов
К королю Миндовгу прислали.
Ему обещали они помощь большую.
Король против этого вовсе не возражал.
Тогда начал Миндовг собираться
В поход, так как злость
У него накопилась
Против рыцарей бога (gotes rittere).
И вот день выступления настал,
Как с русскими Миндовг условился.
Тогда отправился он поспешно
С родичем своим Транятой (Traniâte).
У них было войско очень большое,
И хотели они жестокой войной
Всю землю божьих братьев (der gotes rittere lant)
В Леттии и в Ливонии (zu Letten und zû Nieflant)
Разорить и растоптать И народ их истребить.
И вот бодро войско направилось
На Дюну (der Dune; [Даугава]) коротким путем.
Миндовга ведь известили,
Что русские туда же должны подойти.
Но русские не пришли,
Я не знаю, что произошло.
Когда Миндовг пришел
К Вендену (Wenden), он понял то,
Что русские намеренно
На лед его затянули.
(Это следует так понимать,
Что они предоставили его
Войску самому в той стране
Грабить и жечь).
Он говорил: "Скажи мне, Транята,
Ты, злодей и настоящий лжец,
Как случилось, что русские меня обманули.
Из-за тебя стал магистру я
Недругом.
Какой совет теперь мне дашь?
Летты, ливы и эта страна,
Которую ты мне посулил,
Они не подчинились мне ничуть.
Этот поход может мне трудности принести.
Я сейчас же хочу прочь уйти,
Назад в мою землю вернуться
И намерен поход прекратить".
Построилось все его войско
И назад в свою землю отправилось»¹⁶.

Ориентируясь на показания ЛРХ, исследователи часто пишут о сознательном неисполнении русскими своих союзных обязательств¹⁷. Другие более осторожно называют действия русских «опозданием»¹⁸. В.Т. Пашуто писал о преждевременности выступления литовцев и невозможности русского воинства поспеть за ними¹⁹. Е.Л. Назарова предложила объяснять события тем, что во Владимиро-Суздальской земле в 1262 г. разгорелось антиордынское восстание, которое не позволило отвлечь вооруженные силы к далекому походу²⁰.

Новгородская летопись в начале статьи 6770 года сообщает: «с Литвою миръ взяша»²¹. Н.Г. Бережков, а вслед за ним и другие исследователи, считали 6770 год в НПЛ мартовским (март 1262 — февраль 1263 г.)²². Этот отмеченный летописью «мир» обычно признается тем самым союзным договором, о котором упоминает ЛРХ²³. Таким образом, датировка переговоров Новгорода с Миндовгом должна быть привязана к 1262 г. Однако это вызывает возражения у Э. Гудавичюса и Е.Л. Назаровой.

Дело в том, что летом 1262 г. литовское войско во главе с Тройнатом совершило поход в Польшу: были разорены Полоцкое княжество, Кульм, убит мазовецкий князь Земовит. Эти события на удивление хорошо датируются как Галицко-Волынской летописью, так и зарубежными источниками — конец июня-июль 1262 г.²⁴ Вскоре после того Миндовг послал рать на Волынь против Василька Романовича — в отместку за его участие в походе Бурундая²⁵. По мнению Е.Л. Назаровой, «поход на Орден в эти события не вписывается», а следовательно, произошел ранее. Нападение Тройната на Венден, таким образом, относится к зиме 1261/62 г., а переговоры с Александром Ярославичем (под «королем» в ЛРХ, несомненно, скрывается он) — к концу 1261 г.²⁶

В таких узких временных рамках сложно представить согласованность действий союзников. ЛРХ сообщает о двух посольствах — к королю Руси и от короля Руси к Миндовгу. Одновременно мы можем предположить перемещение этих посольств из Владимира в Новгород: Александр Ярославич находился во Владимире, но мир заключили и новгородцы. Все эти переезды следует разместить в четырехмесячный период — с конца августа до декабря 1261 г. И к этому добавляют организацию совместного похода к Вендену. Несогласованность действий вполне допустима.

* * *

В вопросах летописной хронологии современные российские исследователи неизменно следуют в русле изложения «Хронологии русского летописания» Н.Г. Бережкова, опубликованной после смерти автора в 1963 г. Никаких иных сопоставимых по объему и качеству работ по этой теме в российской историографии не существует. Однако следует отметить, что Бережков был приверженцем теории об использовании русскими летописцами в период XI—XIV вв. только мартовского и ультрамартовского стилей времясчисления. На эти две группы он и делил летописные статьи²⁷. Такой подход неоднократно подвергался критике исследователей. В частности, сейчас вполне уверенно обнаруживается использование сентябрьского стиля как в ПВЛ, так и в позднейших летописях²⁸.

В связи с этим следует оспорить безапелляционное утверждение Бережкова, что период 6747—6774 годов в НПЛ дан исключительно по мартовскому счету. Это утверждение подмывал сам Бережков: вокняжение Ярослава Ярославича в Новгороде, отмеченное под 6773 годом (мартовский: март 1265 — февраль 1266), он относит к январю 1265 г., то есть к предыдущему году; так же и лунное затмение 6767 года — относил к 6766 мартовскому году. Всего таких отклонений (в ту или иную сторону) от мартовского стиля Бережков фиксирует на промежутке 6731—6780 гг. — за 49 лет — 9²⁹. Это без малого 20% статей — совсем не походит на простую погрешность.

Особенно обращает на себя внимание отрезок 6765—6771 гг. в НПЛ: если 6765 год очевидно мартовский, то следующий такой же очевидный — только 6771. Попробуем внимательнее рассмотреть статьи этого периода.

Про 6766 год судить сложно — последовательность событий в нем:

1) поход Литвы к Смоленску;
2) «тои же осени» Литва идет к Торжку;
3) «тои же зимы» монголы Бурундая грабят Литву.

Представлено летнее, осеннее и зимнее события, что подходит как для сентябрьского, так и для мартовского стилей.

Следующий год — 6767-й — имеет все признаки сентябрьского (сентябрь 1258 — август 1259 г.). Начинается он с лунного затмения: «Бысть знамение в луне, яко ни знамения не бысть». Судя по всему, речь идет о полном лунном затмении, а таковое случилось 12 ноября 1258 года и его полная фаза длилась целые 1 час 40 минут³⁰. Бережков считал, что это могло быть и частичное лунное затмение. Ссылаясь на справочник Д.О. Святского, он датировал его 1 декабря 1259 г. и одновременно признал, что оно относится к предыдущему 6766 мартовскому году (март 1258 — февраль 1259 г.)³¹. После знамения в статье говорится, что «тои же зимы» прибыло в Новгород «лживое» посольство Михайла Пинещинича; а потом «тои же зимы» приехали в Новгород монгольские «численники»; и затем «того же лета на канунъ Бориша дня» (Борисов день — 24 июля) были заморозки³². Н.Г. Бережков считал, что «Бориш день» в данном случае — это 2 мая, а не 24 июля: «Нет оснований думать, что эта запись нарушает хронологическую последовательность событий; ее надо относить к 1 мая 6768 мартовского года (не 6767)»³³. Всю статью 6767 года исследователь характеризовал следующим образом: «Основное содержание статьи относится к концу (зиме) 6767 (1259/60) мартовского года, заключительные сообщения — к первым месяцам 6768 (1260/61) г.»³⁴. Совершенно не понятно, как в эти рамки можно уместить затмение, датированное самим Бережковым 1 декабря 1259 г. Фактически речь идет о затмении 12 ноября 1258 года. «Борисов день» для тех лет — это прежде всего 24 июля, а не день перенесения мощей свв. Бориса и Глеба 2 мая³⁵. Кроме того, заморозки 2 мая не редкость, а для 24 июля — катастрофа, что и отмечено летописью. Соответственно, события никак не укладываются в мартовский год — ни в 6766, ни в 6767 (то же и ультрамартовский). Наиболее подходящим выглядит 6767 сентябрьский год.

6768 год никаких указаний на стиль летосчисления не дает. Про 6769-й то же сказать сложно: в первом сообщении говорится о ремонте кровли Св. Софии, а во втором — о пожаре 8 ноября. Завершение ремонтных работ вполне может быть отнесено к сентябрю-октябрю, а следовательно, можно предположить и статью 6769 года сентябрьской.

6770 год изобилует событиями, но при этом остается особенно проблематичным. Последовательность сообщений такова:

1) «срубиша новгородци городъ новъ»;
2) мир с Литвой;
3) «того же лета» сгорела от грома церковь Бориса и Глеба;
4) «того же лета въ осенине» — поход под Юрьев;
5) «того же лета» ставят деревянную церковь Василия;
6) «того же лета» Александр Ярославич отправился в Орду и «зимовал» там.

По возвращении из Орды князь умер 14 ноября 1263 г. — с этого начинается статья 6771 года. Как известно по ЖАН, указания по организации похода под Юрьев Александр дал еще до отправки на Волгу³⁶. Дата смерти Александра проверятся по дате его погребения — 23 ноября «в пяток» — это 1263 (6771 мартовский или 6772 сентябрьский) год. Однако последующие годы опять выдают путаницу.

Все это заставляет предположить, что в статье 6770 года произошло смешение известий сентябрьского и мартовского годов. Если считать 6770 год мартовским (март 1262 — февраль 1263), то отбытие Александра Невского в Орду придется отнести к осени 1262 г. — то есть он пробыл у Берке более года, так как умер на обратном пути оттуда 14 ноября 1263 г. Перемещался князь к ханской столице по Волге — сплав не должен был занять более полутора недель. Обратный путь — чуть больше. В итоге: за месяц можно было съездить в Сарай и обратно. Сложно предположить, что, даже задержавшись, князь целый год не мог вернуться на родину. Скорее всего, Александр отправился в Орду только в 1263 г., а требование «зимовать», на которое указывает летописец, относится к зиме 1263/64 г.: князь оставался в Сарае, когда наступили первые заморозки, после чего «разболелся» и умолил хана отпустить его домой. На Русь Александр ехал больным («велми не здравя») и умер в Городце на Волге. С другой стороны, если 6770 год сентябрьский (сентябрь 1261 — август 1262), то поход под Юрьев следует датировать осенью 1261 года, а это невозможно, так как тогда еще не был заключен русско-литовский союз. Последовательность событий также не дает к этому никаких оснований. Скорее всего, статья 6770 года начинается как сентябрьская, а заканчивается как мартовская — то есть охватывает события с сентября 1261 года по февраль 1263 года. В этом случае мир с Литвой действительно можно датировать концом 1261 года, а отбытие Александра Ярославича в Орду — 1263 годом.

* * *

Итак, в конце 1261 года русские полки никак не успевали под Венден. Причем вины их в этом не было — сроки были слишком сжаты. Стоит обратить внимание, что даже после этого «обмана», как говорит Миндовг в ЛРХ, литовско-русский союз не распался. Во исполнение своих обязательств Александр Ярославич осенью 1262 г. направил армию в Ливонию — под Дерпт.

Этот год был непростым для Северо-Восточной Руси. В самом начале статьи 6770 мартовского (март 1262 — февраль 1263) года Суздальская летопись сообщает:

«Избави Богъ от лютаго томленья бесурменьскаго люди Ростовьския земля, вложи ярость въ сердца крестьяномъ, не терпящее насилья поганыхъ, изволиша вечь и выгнаша из городовъ: из Ростова, изъ Владимеря, ис Суждаля, изъ Ярославля»³⁷.

Волнения прокатились по крупнейшим городам региона³⁸. Некоторые поздние источники (Устюжская летопись XVI в.) указывают на причастность к организации волнений великого князя:

«И прииде на Устюг грамота от великого князя Александра Ярославича, что тотар побивати»³⁹.

Среди исследователей по этому поводу единого мнения не сложилось⁴⁰.

Думается, следует обратить внимание на указание летописи о том, что восстанию предшествовало вечевое собрание, на котором и было принято решение об изгнании монгольских сборщиков. Даже если князья не принимали участия в организации — они, должно быть, не препятствовали действиям толпы.

Все эти события укладываются в период весны 1262 г., так как в летописи за ними следует известие о смерти ростовского епископа Кирилла 21 мая и о поставлении на его место Игнатия 19 сентября⁴¹. Однако в этом году Александр Ярославич в Орду не поехал. Он отправился туда, как мы отметили выше, только через год — в начале 1263 г. Это указывает на то, что либо острого конфликта с монголами не состоялось, либо он был снивелирован великим князем. Возможно, изменилась система сбора монгольских даней: например, сборщиками стали выступать княжеские чиновники.

Примечательно, что Житие указывает, что причиной последней поездки Александра в Орду было вовсе не восстание или ущерб монгольской власти, а стремление избавить страну от дани «кровью» — набора русских войск для монгольской армии, ведущей военные действия на Ближнем Востоке:

«Бе же тогда нужда велика от иноплеменникъ, и гоняхут христианъ, велящее с собою воиньствовати. Князь же великыи Александръ поиде к цареви, дабы отмолити людии от беды тоя»⁴².

Действительно, в начале 1260-х гг. в монгольской империи разгорелась гражданская война, которая привела золотоордынского хана Берке к вражде с иранским Хулагу. Во второй половине 1262 г. армия Хулагу пересекла р. Куру и вторглась в кавказские владения Берке. В Орде начался сбор войск для ответного удара⁴³. Об этом сообщал египетский автор XIII в. Ибнвасыль:

«Когда Берке услышал, что войско Хулавуна уже вторглось в страну, он сделал воззвание к войску своему, чтобы садился на коня всякий, кому 10 лет (и более) от роду»⁴⁴.

Вполне можно допустить, что мобилизация коснулась и Руси. Эту версию, изложенную в ЖАН, принимает большинство исследователей⁴⁵. Хотя встречаются и те, кто продолжают настаивать, что поездка в Орду была связана со стремлением упредить последствия восстания 1262 года на Северо-Востоке Руси⁴⁶. Полагаем, что не стоит исключать обе возможности. Но последствия восстания 1262 г., вероятно, носили фискально-административный характер и никаких карательных акций не предполагали.

С другой стороны, мы располагаем известием Софийской 1-й летописи, которая развивает показания ЖАН:

«А полкомъ посланымъ бывшимъ попленити крестьяны, и бе же тогда велика нужа и от поганых, и гоняхуть люди, веляхуть со совою воиньствовати»⁴⁷.

Сообщается, что на Русь был отправлен специальный «полк» для сбора войск. И это относится именно к периоду осень-зима 1262 г. В этом случае поездка Александра в Орду была действительно необходима. А отправка войск на западную границу — более чем своевременной.

* * *

Как следует из изложения Жития, указание по организации похода под Юрьев Александр дал еще до отправки на Волгу⁴⁸. С одной стороны, князь демонстрировал монголам свои проблемы на западных границах и невозможность выделить силы для войны в Иране. С другой, исполнял союзные обязательства с Литвой. Не стоит забывать также, что военные предприятия отвлекали население от внутренних неурядиц. Лишь недавно Суздальские земли сотрясало антиордынское восстание — накопившуюся энергию было удобно выплеснуть в Прибалтике.

В это время Орден вел ожесточенную борьбу в Курляндии и Пруссии. Серьезных сил для противостояния русским в Эстонии не было. Момент был выбрал очень удачно.

Примечательна также цель похода: ею не стал какой-либо орденский замок, как у литовцев. Сопоставимым по значению с Венденом (Цесисом) в Эстонии был Вильянди — орденская столица земли. Однако русские рати отправились не туда, а к Дерпту (Тарту, Юрьеву), который не имел орденских укреплений⁴⁹. К 1262 г. — это крупный торговый центр со смешанным населением, среди которого были и русские⁵⁰. Дерпт выступал важным посредником в торговых операциях как Пскова, так и Новгорода. Городские и епархиальные власти давно не вели и, судя по всему, не планировали наступательных акций на Востоке. Длительное время кафедра местного епископа вообще была вакантной. Формальным главой епархии являлся Рижский архиепископ Альберт Зуербеер, в диоцез которого входил Дерпт. Но и этот иерарх после поражения в 1253 г. не готовил анрирусских предприятий.

Как считает Е.Л. Назарова, главной причиной выбора Дерпта было богатство его посада, который и планировали разграбить интервенты⁵¹. Видно также, что поддержка союзной Литвы была удобным поводом для начала русского наступления в Прибалтике. Таким образом, главным организующим звеном выступил русско-литовский военный «союз королей» Миндовга и Александра, а целью принималось максимальное ослабление немцев (включая рижан и орденцев).

* * *

Можно сказать, что событиям русского похода под Дерпт (Юрьев) в 1262 г. повезло — их упоминание, порой очень подробное, сохранилось в нескольких независимых источниках. Прежде всего, о западном походе сообщает Житие Александра Невского. Отмечено, что в нем не участвовал сам князь, но был представлен своим сыном Дмитрием, которому препоручил землю и войско. Внимание к Дмитрию прослеживается по всему тексту ЖАН. Он, очевидно, был причастен к составлению памятника.

В связи с этим стоит подчеркнуть, что агиограф недвусмысленно указывал на преемственность политической линии. Последовательность изложения в ЖАН, если конспективно, такова:

1. Благоверный князь уже по рождении поражал современников своей мудростью и благочестием. Это было очевидно и представителю Запада, посетившему Новгород (ок. 1238 г.);
2. Затем «король части Римьскыя» захотел покорить Александра и Русь — Невский поход (1240 г.);
3. Потом новое нападение «пакы от Западныя страны» на Псков, и в результате Ледовое побоище (1242 г.);
4. Поход на литовцев «7 ратей» (1245 г.);
5. Поездка в Орду и получение «чести» от Батыя;
6. Гнев Батыя на Андрея — Неврюева рать;
7. Послы от папы Римского и отказ Александра;
8. Александр пошел в Орду, «дабы отмолить люди» от дани кровью;
9. И послал «на Западныя страны» сына Дмитрия с войском и ближними своими;
10. При возвращении из Орды Александр умер.

Примечательно, что в ЖАН описано только три военных предприятия, в которых принимал участие Александр: Невский поход, Ледовое побоище и поход против Литвы в 1245 г., когда он «победи 7 ратий единемъ выездомъ». Поход на емь не упомянут; меры по крещению Карелии — тоже. Даже антилитовские кампании названы вскользь и не все. Однако стоит признать, что выбраны прежде всего наступательные операции. Про оборонительные меры на Шелони (1239 г.) — ни полслова. Князь Александр Невский наглядно предстает флагманом и символом борьбы Руси со странами Запада, вероотступниками и агрессорами. Он несгибаемо стоит за православие и национальные интересы. Одновременно он выступает и защитником людей от восточной деспотии — молитвенником за землю Русскую. Дмитрий выставлен наследником его западной политики. Именно в этом ключе записано в ЖАН и известие о походе на Юрьев:

«Князь же великыи Александръ поиде к цареви <...>. А сына своего Дмитрия посла на Западныя страны и вся полъкы своя посла с нимъ и ближних своих домочадець, рекши к ним: "Служите сынови моему, акы самому мне, всемь животомъ своимъ". Поиде князь Димитрий в силе велице, и плени землю Немецкую, и взя град Юрьевъ, и възвратися к Новугороду съ многымъ полоном и с великою корыстию»⁵².

Корыстные цели нападения ничуть не скрываются — стеснительность в этом вопросе стала встречаться только заметно позднее. Тем не менее кампании предан эпический масштаб. Цель обозначена — «на Западныя страны». Результат — «поплени землю Немецкую». И только в конце уточнение — «взя град Юрьевъ». При этом ниже мы обнаружим, что русские полки заняли только собственно посад (stat), а не замок (burc). Эти понятия разделяет даже русский летописец, называя занятую часть поселения «град», а незанятую, с которой продолжали стрелять немцы, — «город».

Как видно, текст ЖАН дает не много фактического материала. Главная цель — представить Дмитрия Александровича главным наследником отца. Ни дядя Ярослав Ярославич, ни дядя Василий Ярославич не упомянуты. Вероятно, это должно свидетельствовать о периоде создания ЖАН — время соперничества Василия с Дмитрием за великокняжеский стол (1271—1276 гг.). Слова ЖАН о том, что отец послал Дмитрия «на Западные страны», должны были указывать на исполнение княжичем этого обета и позднее. При жизни отца он только Юрьев взял, а позднее, как мы знаем, возглавлял поход под Раковор (1268 г.), то есть на деле доказал родовое преемство.

Существуют также списки ЖАН, заметно отредактированные в конце XIII в., где главой похода в западные страны назван не Дмитрий, а Ярослав. Одновременно текст опускал наказ потомкам служить Дмитрию⁵³. Политическая борьба второй половины столетия особенно выразительно отмечена различиями в редакциях Жития святого князя.

* * *

В 1262 г. Дмитрию было немногим более 10 лет⁵⁴. Вероятно, он не играл заглавной роли в кампании, но выступал флагом — воплощал присутствие своего отца, новгородского князя. Новгородская летопись сохранила перечень всех участников этого грандиозного предприятия:

«Того же лета, въ осенине, идоша новгородци съ княземь Дмитриемь Александровичемь великымь полкомь подъ Юрьевъ; бяше тогда и Костянтинъ князь, зять Александровъ, и Ярославъ, брат Александровъ, съ своими мужи, и Полотьскыи князь Товтивилъ, с ним полочанъ и Литвы 500, а Новгородьского полку бещисла, толко Богъ весть»⁵⁵.

Летописец сообщает прежде всего о походе новгородцев, которые шли «великим полком» и даже молодого княжича с собой взяли. Одновременно участвовали тверской князь Ярослав Ярославич со своей дружиной и полоцкий князь Товтивил с дружиной, полочанами и литовским отрядом. Участие 500 литовцев — явный признак причастности к походу Миндовга.

Среди участников упомянут также князь Константин, «зять Александров». О его идентификации мнения исследователей рознятся. Наиболее распространенной версией является предложенная еще Н.М. Карамзиным: Константин — «сын Ростислава Смоленского»⁵⁶. Большинство исследователей считают, что речь идет о Ростиславе Мстиславиче — сын смоленского князя Мстислава Давыдовича (ум. 1230)⁵⁷. Встречается также версия, что он был сыном киевского князя Мстислава Романовича, погибшего на Калке (1223 г.)⁵⁸.

В источниках середины XIII в. некий князь Ростислав упоминается дважды. Первый раз: среди участников княжеского съезда в Киеве в 1231 г. назван Ростислав Борисович, которого издатели представляли сыном Мстислава (в крещении Бориса) Романовича (ум. 1223)⁵⁹, а исследователи относили к Мстиславу Давыдовичу (ум. 1230)⁶⁰. После смерти смоленского князя Мстислава Давыдовича местный стол, судя по всему, более двух лет оставался вакантным⁶¹. Вероятно, смоляне не хотели впускать в город естественного наследника — Святослава Мстиславича, владевшего после 1223 г. Полоцком⁶². Тем не менее в 1232 г. Святослав таки вошел в Смоленск, взяв город с полочанами «на щитъ»⁶³. Судя по всему, этот князь удерживал за собой волость вплоть до 1238—1239 гг⁶⁴.

Второй раз летопись упоминает некоего «Ростислава Смоленского», который весной 1240 г. захватил ненадолго Киев после ухода оттуда Михаила Черниговского⁶⁵. А.А. Горский считает, что этот Ростислав был в Киеве ставленником великого владимирского князя Ярослава Всеволодовича⁶⁶. Однако Киев он занимал недолго и был вскоре изгнан оттуда Даниилом Галицким, также союзником Ярослава. А чуть ранее сам Ярослав Всеволодович ходил к Смоленску, выгнал оттуда литовцев и посадил князем Всеволода, вероятно, Мстиславича⁶⁷. Все это затрудняет понимание роли и политических связей этого Ростислава. Тем более затруднительно оценить деятельность его предполагаемого сына Константина, нигде в летописи не упомянутого по отчеству.

Недавно происхождение зятя Александра Невского Константина из смоленской династии попытался обосновать А.В. Кузьмин. Исследователь основывался на том, что поздний Холмогорский летописец (XVII в.) называет зятя Александра «Константин Борисович»⁶⁸. Одновременно Кузьмин допускает, что крестильным именем Ростислава Мстиславича было Борис, как и его отца Мстислава Романовича (ум. 1223), то есть Ростислав Мстиславич был Борисом Борисовичем, также как и его отец⁶⁹. Именно этот Ростислав, как считает Кузьмин, захватил Киев в 1240 г., и он же очень подходит на роль отца Константина, зятя Александра Невского⁷⁰. В дополнение к этим наблюдениям исследователь привлек данные родословцев XVI—XVII в., согласно которым у смоленского князя Ростислава Мстиславича действительно был сын Константин⁷¹.

Следует признать, что версия Кузьмина неплохо разработана, но основана на серии заметных допущений. Прежде всего, смущает обилие имени Борис. Затем вызывает опасения связь «Ростислава Смоленского», упомянутого в 1240 г., с Мстиславом Романовичем, погибшим на Калке. Все же обычно его роднят с Мстиславом (Федором) Давыдовичем (ум. 1230)⁷². Ведь и Федора Ростиславича Черного, летописание которого, по некоторым предположениям, отразилось в Холмогорском летописце, связывают именно с этой династией, в которой наследовалось имя Федор, а не Борис. Кроме того, после 1240 г. мы практически не имеем сведений о ситуации в Смоленске и Полоцке. В 1245 г. в районе Витебска и Торопца воевал с литовцами Александр Ярославич⁷³. Полоцк уже контролировала Литва. В начале 1250-х Миндовг еще шлет воинов под Смоленск, но потом литовцы становятся хозяевами и там⁷⁴. Сторонники производить зятя Александра из смоленской династии, надо полагать, считают, что тем самым князь закреплял свои претензии на земли Западной Руси. Ведь и сам он был женат на дочери полоцкого князя (1239 г.), а теперь утверждал свой приоритет и в Смоленске. Дочь брачного возраста могла появиться у Александра не ранее середины 1250-х, что совпадает с периодом наиболее ожесточенной борьбы с Литвой. Союзники князю были тогда действительно нужны. Однако мы не располагаем ровным счетом никакими указаниями на помощь ему со стороны Смоленска или представителей местной династии. Этот город и эти князья вообще исчезают из летописи после монгольского нашествия⁷⁵.

Существует и вторая версия происхождения зятя Александра Невского Константина. Предполагается, что он был полоцким князем. В отличие от предыдущего варианта, некий полоцкий князь Константин действительно упоминается источниками. Древнейший полоцкий документ — Договорная грамота литовского князя Герденя с ливонским магистром (Конрадом фон Мандерном) и городами Ригой, Полоцком, Витебском — в начальной части сообщает:

«Княз(ь) Гердень кланяетьс(я) всем темь, кто видить сую грамот(у), тие люд(и), што ныне живи суть, а темь, кто напосле приидуть, темь ведомо буди, какъ миръ есмы створил(и) промежи местеря и с ратьманы рижьскыми, и с полочаны и видьбляны тако, како грамот(а) написано, тако имъ надо всею землею отступит(и), што есть Лотыгольская земля, какъ не въступатися на тую землю, што княз(ь) Костянтинъ дал местерю съ своею брат(ь)ею, съ своею грамот(ои) и съ печатью, како боле того на ту землю не поискывати»⁷⁶.

Князь Гердень договорился с Орденом и Ригой, что некие области Латгалии, переданные немцам князем Константином, должны быть возвращены. Грамота датирована следующим образом:

«Сию грамот(у) тогды нап(и)сана в Ризе, коли б(ог)ъ былъ а лѣт и с лѣтъ и ѯ лѣт и д лѣ(т) по рожен(ьи) б(о)жии дни за три дни»⁷⁷.

То есть — она написана в Риге за 3 дня до Рождества 1264 (асѯд) года. Издавая грамоту, А.Л. Хорошкевич датировала ее 28 декабря 1263 г. — то есть за 3 дня до наступления нового, 1264 года по январскому счету⁷⁸. Однако текст со всей очевидностью указывает на рождественский счет, распространенный в Германии и официально используемый в канцелярии Тевтонского ордена: начало года — 25 декабря⁷⁹. За три дня до Рождества в 1264 г. было 21 декабря. О дарении полоцким князем Константином Ордену земель в Латгалии 20 августа 1264 г. упоминал также в своем послании ливонскому магистру папа Урбан IV⁸⁰.

После убийства Миндовга летом 1263 года, как известно, вскоре новый литовский верховный правитель Тройнат убил и Товтивила. В свою очередь Тройнат также вскоре был убит сторонниками сына Миндовга Войшелка, который примерно к осени 1264 г. занял место отца⁸¹. Вполне можно предположить, что смена князей в Литве коснулась и княжеской власти подконтрольного Полоцка. В.Е. Данилевич, а вслед за ним и позднейшие исследователи считали, что Константин занял полоцкий стол сразу после Товтивила и выступал сторонником Тройната⁸². Сохранилась копия полоцкой грамоты, называющей полоцким князем около 1265 г. уже Изяслава, ставленника Войшелка⁸³. Сопоставление сведений источников кристаллизует достаточно ясную картину: после Товтивила Тройнат ставит в Полоцк Константина, которого впоследствии Войшелк заменяет на Изяслава, а Константин бежит на Русь.

Рассуждения в этом направлении привели исследователей к предположению, что Константин был сыном Товтивила⁸⁴. По сообщению новгородской летописи, после гибели Товтивила его сын бежал в Новгород:

«Того же лета роспревшеся убоици Миндовгови о товаръ его, убиша добра князя Полотьского Товтивила, а бояры полотьскыя исковаша, и просиша у полочанъ сына Товтивилова убити же; и онъ вбежа в Новъгородъ с мужи своими»⁸⁵.

Однако даже если сына Товтивила звали Константин⁸⁶, его сопоставление с зятем Александра затруднительно. Во-первых, новгородский летописец знал его отчество и вряд ли заменил бы его на «зять Александровъ». Во-вторых, в статье о походе на Юрьев и Товтивил, и Константин упоминаются вместе, но на их связь ничто не указывает. Более того, летописец, очевидно, сообщает о персонаже, ранее ему не знакомом: титул «князь» подчеркнут — записан после имени, в то время как у остальных — перед именем. Титул Товтивила также специально подчеркнут: не «(литовский) князь Товтивил с полочаны», а «полоцкий князь Товтивил с полочаны и литвой». Ни Константин, ни даже Товтивил не были столь знакомы новгородскому читателю, как Ярослав Ярославич, который даже не обозначен князем, тем более тверским, но просто — «Ярославъ, брат Александровъ». Странно было бы представить этого Константина также правителем Полоцка при Тройнате, убившем его отца. Скорее всего, версия о родстве Константина и Товтивила ошибочна⁸⁷.

В свое время известный русский специалист по генеалогии Н.А. Баумгартен предложил другую версию происхождения Константина. Он считал Константина сыном полоцкого князя Брячислава или его ближайшим родственником⁸⁸. Эта гипотеза казалась убедительной также Д.Н. Александрову и Д.М. Володихину. Ученые даже готовы были представить Константина братом Изяслава, его преемника на полоцком столе⁸⁹. При этом, однако, не разъяснялось политическое значение смены полоцких князей.

Константин как представитель древней династии полоцких правителей, изгнанных ранее из Полоцка литовцами, оказался поддержан литовским королем Тройнатом. Однако вскоре Константин вступает в переговоры с Орденом, с которым Тройнат много лет вел ожесточенную борьбу; причем дарит ему земли — судя по форме сообщения, речь, вероятно, идет о дарении земель, которые потом возвращались дарителю в виде фьефа⁹⁰. То есть ставленник Тройната становился вассалом Ордена. Это не могло обойтись без вмешательства центральной власти Литвы, что мы и наблюдаем в грамоте от 21 декабря 1264 г., согласно которой Гердень аннулировал земельные пожалования Константина. Но и в этом случае Константин как сын Брячеслава не мог стать зятем Александра Невского, который был женат на дочери Брячеслава (!). Странным было бы также родство Константина с Изяславом — сторонником Войшелка.

Встречаются и другие, порой экзотические версии происхождения Константина⁹¹. Так, Э. Боннель предположил, что Константин мог быть сыном князя Герцике Всеволода, а В.Е. Данилевич производил его от полоцкого князя Владимира (ум. 1216)⁹². Недавно А.В. Кузьмин довольно однозначно высказался за то, что речь идет о некоем витебском князе Константине⁹³. Исследователь считает, что на это указывает жалоба рижского магистрата, направленная витебскому князю Михаилу Константиновичу около 1298 г.⁹⁴ Этого князя Кузьмин признает внуком Александра Невского⁹⁵. Стоит, однако, упомянуть, что на Витебск претендовал и сам Александр Ярославич, сын которого Василий в 1245 г. был там князем. Думается, в конце 1250-х гг. такой альянс был князю мало интересен.

В связи с этим следует более внимательно рассмотреть статус Герденя (на литовском, вероятно, Erdanas), подписавшего грамоту от 21 декабря 1264 г. Гердень известен источникам как князь Нальши (Nalšia) — области на юго-востоке Литвы на границе с Полоцкой землей⁹⁶. Исходя из текста цитированной грамоты, исследователи нередко считали его также полоцким князем⁹⁷. Однако как справедливо отметили Д.Н. Александров и Д.М. Володихин, ни один источник не указывает на его правление в Полоцке. Грамота называет Гередня просто князем, а позднейшие летописные известия о его борьбе с Довмонтом Псковским — литовским князем⁹⁸. Скорее всего, Гердень был только посредником на переговорах Ордена и Риги с Полоцком и Витебском. Д.Н. Александров и Д.М. Володихин считают, что посредничество Герденя потребовалось в связи с отсутствием тогда в этих городах князя⁹⁹. Этот момент они относили к концу 1264 г.¹⁰⁰ В глазах Александрова и Володихина Гердень предстает сторонником Войшелка, временно замещавшим полоцкий стол после изгнания Константина и до вокняжения Изяслава. Впоследствии Довмонт, изгнанный из Литвы Войшелком, первый свой ответный поход совершает именно на Герденя.

Канва событий действительно позволяет нам представить политическое положение полоцкого князя Константина в 1263—1264 гг., но, к сожалению, не проясняет его родственные связи. Если это он зять Александра, то он не был сыном Товтивила и тем более не был сыном или близким родственником Брячеслава.

Христианское имя выдает в Константине православного по рождению. Соответственно, скорее всего, он не был литовцем, но относился к представителям полоцкой знати, возможно, действительно был дальним родственником прежней полоцкой династии. Его статус подчеркнут новгородской летописью: сразу после Дмитрия и до Ярослава. Стоит признать, что это все же местная версия. Ведь молодой Дмитрий лишь номинально был лидером войска, а реальными полномочиями вождя, скорее всего, располагал Ярослав. Некоторые поздние летописи так и представляют дело:

«И поиде князь Ярославъ, и князь Дмитрий, и князь Костянтинъ зять Александровъ, и князь Полотцкий Товтовилъ, а съ нимъ Полочанъ и Литвы 500, а княжихъ полковъ и Новгородцкихъ бесчисленное множство»¹⁰¹.

Для новгородского же летописца принципиально было выделить роль князя Дмитрия — это наследовали и родственные летописи¹⁰². Положение же Ярослава сознательно занижалось. Даже Константин — шурин — был назван раньше Ярослава. Такая иерархия была основана, скорее всего, на приоритете родства: сначала родственники великого князя Александра (и Дмитрия), а потом все остальные. Позднейшие летописи исправляют ситуацию: лидером похода назван Ярослав, а Константин указан на предпоследнем месте перед Товтивилом.

Действия Константина в 1262 г. выглядят находящимися в русле политики Александра Невского и Миндовга, вступивших в войну в Ливонии. С формированием этого русско-литовского альянса можно связать и сам брак полоцкого княжича с суздальской принцессой. В свою очередь про Смоленск и Ростиславичей мы ничего определенного в эти годы сказать не можем, почему предпочтение в идентификации зятя Александра стоит отдать полоцкой версии.

Средневековый Тарту (Дерпт): 1 — епископский замок; 2 — предградье; 3 — кафедральный собор; 4 — ратуша; 5 — городские весы; 6 — аптека; 7 — церковь св. Марии; 8 — Екатерининский монастырь; 9 — церковь св. Яна; 10 — церковь св. Николая; 11 — церковь св. Георгия; 12 — церковь Св. Духа; 13 — францисканский монастырь; 14 — монастырь св. Марии Магдалины; 15 — Домские ворота (ворота на Домберг); 16 — Белая башня (Kiek in die Kök); 17 — Сухая башня; 18 — Московская башня; 19 — Красная башня; 20 — Яковлевы ворота (или ворота монашек; или кровавые ворота); 21 — Кровавая башня; 22 — Тупая башня; 23 — Безымянная башня; 24 — башня св. Георгия; 25 — русские ворота; 26 — Кютерская (мясниковая) башня; 27 — Монашеские ворота; 28 — Кютерские (мясниковые) ворота; 29 — Немецкие (или Скотьи) ворота; 30 — Навозная (Грязная) башня; 31 — Пыточная (или Банная) башня; 32 — Рижские (или Андреевские) ворота; 33 — Высокая (Красная) башня

Вероятно, Константину принадлежали некоторые земли в Восточной Латгалии, около будущего Даугавпилса (Daugavpils; Dünaburg)¹⁰³. Этот стратегически важный район в те годы должен был представлять для русско-литовских союзников особое значение¹⁰⁴. Он обеспечивал контроль за коммуникациями по Даугаве и через нее, а также позволял оказывать влияние на области латгалов, не всегда покорных немцам. Осенью 1261 г., как отмечено в ЛРХ, подойдя к Вендену, литовцы ожидали помощи от ливов и латгалов, с которыми, вероятно, был некий уговор.

Константин, вероятно, примыкал к партии заговорщиков против Миндовга, к которой относились Тройнат, Товтивил и Довмонт. После ссоры Тройната и Товтивила, когда Товтивил был убит, Константин занял полоцкий стол. Однако союзный ему Тройнат был убит, а Войшелк собрал войска и стал наказывать убийц отца. Константин не мог положиться на тестя — Александра Ярославича, который к тому времени умер. В этих условиях он попытался положиться на Орден, которому и принес вассальную присягу¹⁰⁵. Однако расчет на немецкую помощь не оправдался. В гражданской войне победа оказалась за Войшелком, который направил в Ригу Герденя разобраться в ситуации. В итоге Орден предпочел мирный договор с литовским королем вместо вассального покровительства мелкому пограничному княжичу. Земли Константина были возвращены Полоцку, где сел ставленник Войшелка Изяслав. Константин вынужден был отправиться в изгнание.

Как считают Александров и Володихин, «с большой долей вероятности можно предположить, что Изяслав княжил как минимум до 1267 г., поскольку из истории Литвы известно, что Войшелк до конца опекал своих ставленников»¹⁰⁶. Преемником Изяслава, как считают исследователи, вновь был Константин, который оставался полоцким князем как минимум до 1274 г.¹⁰⁷ Эти соображения, к сожалению, не имеют прочной основы в источниках, но позволяют заключить, что, скорее всего, после 1264 г. Константин не сошел с исторической арены. Вернуть себе Полоцк он действительно мог только после ухода Войшелка, а также, возможно, не без поддержки из Руси.

* * *

Таким образом, войско, отправившееся под Юрьев (Дерпт, Тарту) осенью 1262 г. действительно было интернациональным и воплощало мощь грозной русско-литовской коалиции. Противостоять ей ливонцам было непросто, да и, наверное, бесполезно. Из совмещения русских источников можно представить примерный состав и численность армии:

1) новгородский «великий полк» во главе с княжичем Дмитрием Александровичем — о его численности летописец писал: «Новгородьского полку бещисла, толко Богъ весть»¹⁰⁸;
2) много «княжих полков» из Северо-Восточной Руси во главе с тверским князем Ярославом Ярославичем — их численность тоже впечатляла летописца: «а княжихъ полковъ и Новгородцкихъ бесчисленное множство»¹⁰⁹;
3) полоцкий полк во главе с князем Товтивилом;
4) дружина княжича Константина;
5) отряд из 500 литовцев.

Литовцы отмечены чуть ли не самой малочисленной группой. Основную силу, судя по всему, представляли новгородцы и суздальцы. Несмотря на то что войско с Северо-Востока Руси возглавлял Ярослав, оно, вероятно, включало не только тверской полк, но также переяславцев и еще полки, названные во множественном числе. Надо полагать, общая численность вторгшихся войск составляла более 10 тысяч воинов — вероятно, около 15.

На большую численность указывает и то, что русская армия решилась на приступ, пусть и только посада. Новгородская летопись описывает дело так:

«И быше градъ твердъ Юрьевъ, въ 3 стены, и множьство люди в немь всякыхъ, и бяху пристроили собе брань на граде крепку; но честнаго креста сила и святои Софьи всегда низлагаеть неправду имеющихъ: таки и сии град, ни во чтоже твердость та бысть, но помощью Божиею одинымь приступлениемь взять бысть, и люди многы града того овы побиша, а другы изъимаша живы, а инии огнемь пожжени, и жены ихъ и дети; и взяша товара бещисла и полона; а мужа добра застрелиша с города, и Петра убиша Мясниковича. И приде князь Дмитрии в Новъгородъ со всеми новгородци съ многымь товаромь»¹¹⁰.

Обращает на себя внимание, что при описании штурма используется термин «град», а при указании на убийство Петра Мясниковича — «город». Это подтверждает, что захвачен и сожжен русскими был только посад Дерпта. Слой пожарища этого времени фиксируется в Тарту археологически¹¹¹.

* * *

Пространный рассказ о русской кампании осени 1262 г. содержится в ЛРХ. Обозрение похода в этом источнике свидетельствует, что, несмотря на то что он не был непосредственно направлен против земель Ордена, все же воспринимался братьями-рыцарями на свой счет.

«Русское войско было замечено,
Внутрь страны к Дорпату (Darbeten) идущее.
Это магистру стало известно.
Он сразу послал туда братьев
И других героев, что верно.
Когда к Дорпату они подошли,
Русских силы большие
У города (der stat) встретили.
Они спешили очень, что правда.
Прежде, чем в бой войско (volc) вступило,
Русские многих успели
В тот день несчастными сделать.
Дорпат они захватили
И тогда же сожгли
Город (die stat) почти дотла.
Рядом был замок (eine burc):
Кто в него попал, тот спасся.
Домкапитул и епископ (tûmhêrren und der bischof)
Во дворе замка (der burge hof) собрались.
Немецкие братья (die dûtschen brûdere) также туда пришли,
От них ведь помощи ждали.
Русское войско было очень большим,
Епископа это весьма огорчило.
Когда к подножью замка они подошли,
Попы испугались смерти очень,
Как это случалось и в старые времена,
И происходит почти повсеместно.
Они призывают стойко стоять,
А сами прочь удирают.
Вот братья в бой вступили.
На русских стрелы они обрушили.
Других людей (volc) на помощь позвали.
Ведь были в замке и другие мужи (man),
Кто встал на его защиту.
Домкапитул (die tûmhêrren) это обрадовало.
Русские очень раздосадованы были,
Что их так сильно обстреливают.
Часто в ответ их лучники стреляли.
От замка они отступили,
Были они походом довольны.
Пленных и добычу они захватили
И спешно вернулись в свою страну»¹¹².

Автор ЛРХ особо подчеркивал участие местного населения — народа (volc) — в обороне замка, то есть городской цитадели. Подчеркивалось также участие орденских братьев, которых успел прислать магистр. Судя по тому, что в Риге успели узнать о приближении русской армии к Дерпту, поход не был молниеносным. От Пскова до Дерпта по прямой около 120 км — для конного отряда это не более двух дневных переходов. От Дерпта до Риги — не менее 220 км — даже гонец не успеет. Выходит, русские двигались по Ливонии медленно и не торопились. Вероятно, и штурм городских укреплений состоялся не в первый день осады, то есть вторжение растянулось на несколько недель. В этом отношении примечательно, что автор ЛРХ продолжает свой рассказ указанием на то, что Орден таки собрал армию и двинулся к Дерпту, но не застал уже русских:

«Магистр разослал приказ
По всем своим землям.
Людей (volkes) к нему без числа
Со многими храбрыми братьями пришло,
Как об этом я достоверно слышал.
Во главе войска пришел он
К Дорпату, собираясь Русское войско проучить.
Но желание его исполнить не удалось:
Русские были уже в своей стране»¹¹³.

Магистр явно собирал не орденских братьев, а ополчение местных жителей (volkes)¹¹⁴. У ливонцев просто не оставалось иных средств для борьбы с интервентами. Многолетняя война с Литвой измотала крестоносцев. Небольшая кучка братьев, которая отправилась в осажденный Дерпт, — это все, чем он мог быстро отреагировать на русское вторжение. И эти братья даже не решились на вылазку из замка, но только обстреливали осаждавших.

После разгрома на Дурбе в 1260 г. и гибели магистра Бурхарда фон Хорнхаузена новый магистр, — Вернер фон Брайтхаузен (Werner von Breithausen) — прибыл в Ливонию, вероятно, не ранее осени 1262 г.¹¹⁵ К моменту русского нападения он, надо полагать, еще даже не успел вникнуть в сложившуюся ситуацию. Вряд ли он реально рассчитывал отомстить русским за разорение Дерпта. После Раковорского похода в 1268 г. Орден действительно попытался взять реванш и даже подступил с огромным войском к Пскову. Магистр 10 дней осаждал псковскую цитадель, но в итоге на штурм не решился и отступил, заключив мир¹¹⁶. Ничего подобного в 1262 г. не наблюдаем. Если орденское войско и подошло в итоге к разоренному Дерпту, то двигаться дальше на Псков оно явно не собиралось. Действительно, следует признать, что у Ливонии сил на ответные действия не было. Бог весть, как сложилась бы история Прибалтики, если бы в следующем 1263 году Александр Невский пораньше вернулся из Орды, а Миндовг не был убит. Русско-литовский союз имел реальную возможность поколебать немецкую власть в регионе.

* * *

Заметно, что и летопись, и ЛРХ не сообщают о потерях русской армии при штурме. Город («посад») был с трех сторон («с трех стен») взят одним приступом, при котором никто из нападавших не пострадал. Потери же горожан обозначены как значительные.

Даже в ходе интенсивного обстрела из цитадели, как отмечено летописью, был убит только один новгородец — Петр Мясникович¹¹⁷. Никоновская летопись неожиданно прибавила к нему еще трех погибших:

«...и Якова храбраго гвоздочника убиша, и Илью Дехтярева убиша, и Измаила кузнеца убиша, зело храбрыхъ и велми удалыхъ мужей»¹¹⁸.

Затруднительно указать на источник этих сведений, но имена и профессии погибших указывают на более поздний характер известия.

Риторическая фигура о трусости местного духовенства, которую позволил себе автор ЛРХ, указывает на то, что городские руководители Дерпта, укрывшиеся в замке, боялись заострять борьбу с русскими и выступали против обстрела русских. Видно, что на помощь из других областей Ливонии они не рассчитывали, а возможность того, что русские захватят замок, казалась им реальной.

Епископский замок Тарту (Дерпт): 1 — ворота предградья; 2 — предградье; 3 — ров; 4 — мост; 5 — главный замок; 6 — епископская башня; 7 — Белая башня; 8 — Угольная башня и Домские ворота

Главным руководящим органом Дерпта представлен домкапитул (tûmhêrren) — совет из 12 епархиальных каноников¹¹⁹. Примечательно, что, в отличие от событий 1240—1242 гг. епископ по имени не назван. После ухода Германа в 1245 г., как мы отмечали, кафедра длительное время пустовала и замещалась вышестоящим иерархом — папским легатом архиепископом Прусским Альбертом Зуербеером. Новый дерптский епископ Александр известен источникам только с 1263 г.¹²⁰ В 1255 г. Альберт перебрался в Ригу и получил титул архиепископа Рижского, включившего в свой диоцез почти всю Прибалтику — от Пруссии до Виронии. Вероятно, в эти годы ему потребовался помощник в Дерпте, куда и был назначен Александр, погибший позднее в Раковорской битве 18 февраля 1268 г. Многие исследователи склонны считать, что дерптским епископом, отмеченным в ЛРХ при русской осаде 1262 г., был именно Александр¹²¹. Его участие в борьбе с русским вторжением в 1268 г. связано, вероятно, с жаждой возмездия за разорение Дерпта в 1262 г.

* * *

Русский поход 1262 г. очень напоминал кальку с действий немцев против Пскова в 1240 и 1253 гг. Оба раза был сожжен псковский посад, но замок не взят. Скорее даже на поход 1253 г., когда немцы успели отступить перед подходом новгородского войска.

Исследователи нередко отмечают необычность избранной цели похода — Дерпт¹²². Казалось бы, если следовать в русле литовских вторжений, то удар следовало бы нанести против какого-либо орденского замка. Например, как в 1261 г. планировали литовцы — на Венден (Цесис). Однако и литовцы нередко нападали на торговые поселения, правда, находившиеся на орденских землях. Летом 1262 г. литовцы во главе с Тройнатом разорили Кульм в Пруссии. А зимой прошли огнем и мечом по Западной Эстонии. 9 февраля 1263 г. Тройнат разгромил ливонцев у Дюнамюнде в устье Даугавы в непосредственной близости от Риги¹²³. В этом контексте русско-литовской войны против Ливонии — Ордена и Рижского архиепископа — поход к Юрьеву выглядит очень логичным. Неспешный ход русского вторжения осенью 1262 г. может говорить о том, что разорению подвергся не только дерптский посад, но и окрестные поселения — земля Уганди.

Следует признать, что поход 1262 года ставил перед собой локальную цель. Это была одна из атак в ходе большой кампании. Видно, что ни русские, ни литовцы не осуществляли захвата территории — шло разорение земли, подрыв базы немецкой власти, планомерно уничтожались разрозненные боевые силы противника, сжигались города и села¹²⁴. Надо полагать, действительно грандиозное русско-литовское вторжение в Прибалтику планировалось в последующие годы. Однако смерть в следующем, 1263 году главных инициаторов антинемецкого союза — Александра Невского и Миндовга — не позволила продолжить столь удачно развивавшуюся войну.

Примечания

1. См. подробнее: ИЛ, 815—825; Пашуто, 1959. С. 377—380; Александров, Володихин, 1994. С. 29—32; Васьков, 2003. С. 94—96; Котляр, 2005. С. 122—124, 282—287, 302—303; Гудавичюс, 2005. С. 51—57.

2. PUB, I. № 261, 262, 279; Рогачевский, 2004. С. 70—72.

3. См.: ПД, 1997. С. 84—85; Машке, 2003. С. 58—60.

4. См. подробнее: Пашуто, 1959. С. 408; Stepins, 1967; Gudavicius, 1989. S. 127—129.

5. См.: Labuda, 1969. S. 451—453.

6. LR, v. 6043—6100; Bonnell, 1862. S. 74, Comment. S. 89—90; Busch, 1934. S. 36.

7. LR, v. 6107—6283; Busch, 1934. S. 36.

8. LUB, I. S. 460—461, № 362.

9. LR, v. 6342—6363. Летом 1261 г. датирует прибытие магистра в Ливонию Э. Гудавичюс и Е.Л. Назарова (Gudavicius, 1989. S. 133; Назарова, 1998-б. С. 14). Ф. Беннингхофен относит это событие к осени 1262 г. (Benninghoven, 1965. S. 457).

10. В исследованиях часто пишут, что Миндовг немедленно после битвы на Дурбе присоединился к войне с немцами (Чешихин, 1885. С. 80; ИЭ, 1961. С. 219; Пашуто, 1950. С. 248). Однако еще 7 августа 1261 г. князь (король Миндовг: Mindowe, Dei gratia rex Littowiae) подтверждал права на земли, переданные им Ордену (LUB, I. S. 461—464, № 363). А последовательность изложения в ЛРХ указывает на то, что альянс Миндовга с жемайтами был заключен только после прибытия в Ливонию нового магистра Вернера фон Брайтхаузена летом 1261 г. (LR, v. 6342—6363). Е.Л. Назарова считает, что присоединиться к жемайтам литовцы решили не ранее конца августа — сентября 1261 г. (Назарова, 1998-б. С. 14).

11. Гудавичюс, 2005. С. 59.

12. ИЛ, 859.

13. Гудавичюс, 2005. С. 58.

14. Гудавичюс, 2005. С. 62—64.

15. См.: Назарова, 1998-б.

16. LR, v. 6457—6513. Перевод: Матузова, Назарова, 2002. С. 241—242. В квадратных скобках — примечание Д.Х.

17. Bonnell, 1862. S. 74; Арбузов, 1912. С. 43—44.

18. Чешихин, 1885. С. 80; ИЛ, 1978. С. 35; Gudavicius, 1989. S. 136—137.

19. Пашуто, 1956. С. 233; Пашуто, 1959. С. 382; ИЭ, 1961. С. 220.

20. Назарова, 1998-б. С. 16—17. Эту мысль высказывал в 1989 г. еще Э. Гудавичюс, который, однако, дополнял ее указанием на сопротивление политике Александра Невского в Новгороде (Gudavicius, 1989. S. 136—137).

21. НПЛ, 83, 311.

22. Бережков, 1963. С. 262.

23. Пашуто, 1959. С. 382.

24. ИЛ, 855; Котляр, 2005. С. 139, 318—319. См. также: Грушевський, 1901. С. 42; Paszkiewicz, 1935. S. 227—228; Włodarski, 1938. S. 616; Geisztor, 1967; Гудавичюс, 2005. С. 65.

25. ИЛ, 855; Котляр, 2005. С. 139.

26. Gudavicius, 1989. S. 133; Назарова, 1998-б. С. 14—15; Матузова, Назарова, 2002. С. 245—246. Соглашение между Литвой и Владимиро-Суздальской Русью, очевидно, должно было быть засвидетельствовано королями — Миндовгом и Александром. Странным представляется предположение А.Н. Хохлова, допускавшего, что договор подписал Товтивил (Хохлов, 1995. С. 247). Текст ЛРХ однозначно указывает на причастность к соглашению Миндовга.

27. Бережков, 1963. С. 9—40. Условно можно определить так: мартовский счет предполагал начало года с 1 марта и Р.Х. в 5508 г. от сотворения мира, ультрамартовский — начало также с 1 марта, но Р.Х. в 5509 г. от сотворения мира, а сентябрьский относил начало года к 1 сентября при Р.Х. в 5509 г. от сотворения мира. Подробнее о порядках летосчисления на Руси см.: Бережков, 1963. С. 9—11; Каменцева, 2003. С. 47—48.

28. См.: Рыбаков, 1963. С. 165; Рыбаков, 1964. С. 14—15; Кузьмин, 1977. С. 226—247; Цыб, 1995. С. 12—54; Хрусталев, 2002. С. 64—66, 100—101. Н.Г. Бережков считал, что сентябрьский стиль возникает в русских летописях не ранее XV в. (Бережков, 1963. С. 9, 32).

29. Бережков, 1963. С. 262—263.

30. Schroeter, 1923. S. 242.

31. Святский, 1915. С. 105; Святский, 2007. С. 152; Бережков, 1963. С. 262, 344 прим. 56. В другом месте Н.Г. Бережков ошибочно писал, что 1 декабря 1259 года — это 6767 мартовский год (Бережков, 1963. С. 271). Бережков был дважды введен в заблуждение справочником Д.О. Святского. Во-первых, в нем не было указано полное лунное затмение 12 ноября 1258 года, но только частичное 1 декабря 1259 г. (Святский, 1915. С. 105; Schroeter, 1923. S. 242). А во-вторых, в дате затмения допущена ошибка, исправленная только в современном издании: частичное лунное затмение состоялось не 1 декабря, а 1 ноября 1259 г. (Святский, 2007. С. 152, 169, прим. 23). Полагаем, в летописи отмечено именно полное лунное затмение, так как частичные происходят часто и редко попадают на страницы хроник. Наиболее авторитетный и полный справочник солнечных и лунных затмений Ф. Шрётера, учитывающий только полные затмения, указывает на этом промежутке времени четыре полных лунных затмения: 20/21 июля 1255, 18/19 мая 1258, 12 ноября 1258 и 7 марта 1262 г. (Schroeter, 1923. S. 242. Также в таблице М.Л. Городецкого: Святский, 2007. С. 626). Для последовательности летописного изложения наиболее подходит именно 12 ноября 1258 г. Надо полагать, Д.О. Святский не знал о существовании ультрамартовской хронологии, а потому рассматривал для затмений период 6767 мартовского года (март 1259 февраль 1260), отчего и не стал учитывать полные лунные затмения, которых в этом году не было. Составитель «Каталога астрономических известий в русских летописях» М.Л. Городецкий более осторожен и считает, что в летописи под 6767 годом упомянуто лунное затмение «12 ноября 1258 г. или 1 ноября 1259 г.» (Святский, 2007. С. 538).

32. НПЛ, 82—83.

33. Бережков, 1963. С. 271.

34. Бережков, 1963. С. 271.

35. Лосева, 2001. С. 92—93, 105, 330, 391.

36. ЖАН, 2000. С. 368.

37. ЛЛ, 476. См. также: ЛЛ, 524.

38. Подробнее см.: Насонов, 2002. С. 255—260; Кривошеев, 2003. С. 205—224; Кривошеев, 2004. С. 175—190.

39. ПСРЛ. Т. 37. Л., 1982. С. 30, 70. См. также: НЛ, 143.

40. Доверяют сведениям о причастности Александра к организации восстания: Насонов, 2002. С. 258; Кирпичников, 1996-б. С. 117—118; Кучкин, 1996. С. 23; Кривошеев, 2003. С. 213; Кривошеев, 2004. С. 181—182. Сомневаются в причастности Александра: Будовниц, 1960. С. 354; Черепнин, 1977. С. 194; Феннел, 1989. С. 161; Лурье, 1997. С. 118, 124; Каргалов, 1998. С. 30. Особое положение занимает В.Л. Егоров. Он считает, что князья руководили восстанием, но не организовывали его, то есть оно было стихийным (Егоров, 1996. С. 58—59; Егоров, 1997. С. 55).

41. ЛЛ, 476.

42. ЖАН, 2000. С. 368; ЖАН, 1995. С. 195.

43. Насонов, 2002. С. 255; Бегунов, 1965. С. 177; Егоров, 1990. С. 47—48; Кучкин, 1996. С. 23; Егоров, 1996. С. 59.

44. Тизенгаузен, 1884. С. 74.

45. Насонов, 2002. С. 258; Егоров, 1996. С. 59; Егоров, 1997. С. 55—56; Кирпичников, 1996-б. С. 118; Кирпичников, 1996. С. 30; Кривошеев, 2004. С. 182; Кучкин, 1996. С. 23.

46. Феннел, 1989. С. 161; Соколов, 2004. С. 273.

47. С1Л, 337.

48. ЖАН, 2000. С. 368.

49. См.: Назарова, 1998-б. С. 17—18; Матузова, Назарова, 2002. С. 335.

50. См.: Тваури, 2003. С. 261.

51. Назарова, 1998-б. С. 18. Некоторые исследователи называли в качестве одной из причин похода на Дерпт в 1262 г. — желание оказать давление на Любек и Готланд ради заключения выгодного торгового соглашения. Это соглашение сохранилось и подписано от лица Новгорода Александром Ярославичем и его сыном Дмитрием (ГВНП. С. 56—57, № 29; Срезневский, 1857. С. 316—317; Goetz, 1916. S. 73—74; Рыбина, 1986. С. 33—34; Рыбина, 1989. С. 46—50; Рыбина, 2001. С. 111; Янин, 1991. С. 82—83). В связи с тем, что к этому документу привешена печать Ярослава Ярославича, его можно датировать периодом не ранее января 1264 г., когда в Новгороде утвердился этот князь. А его составление и процесс подписания никак не связаны с походом на Юрьев (Матузова, Назарова, 2002. С. 335).

52. ЖАН, 2000. С. 368; ЖАН, 1995. С. 195; Бегунов, 1965. С. 177.

53. См.: Бегунов, 1965. С. 17—20.

54. Дата рождения Дмитрия неизвестна. В литературе встречается оценка, что во время похода на Юрьев Дмитрию было 9 лет (Бегунов, 1965. С. 20; Матузова, Назарова, 2002. С. 335). Брак Александра Невского с Брячиславной относится к 1239 г., и известно о 4 его сыновьях: Василий (ум. 1271), Дмитрий (ум. 1294), Андрей (ум. 1304), Даниил (ум. 1303). Старший сын Василий в 1245 г. уже княжил в Витебске. Надо полагать, родился он не позднее 1240 г. Далее происходит большой перерыв, и следующий наследник — Дмитрий — родился почти 10 лет спустя — около 1250 г. (Коган, 1994. С. 170; Охотникова, 2007. С. 385). В 1263 г. Дмитрия выгнали с новгородского стола «зане князь еще малъ бяше» (НПЛ, 84, 313). Скорее всего, в 1263 г. княжич еще не достиг совершеннолетия — 14 лет. Вероятно, в сороковые годы сменилась супруга Александра Ярославича. От Брячиславны происходил только Василий, а Дмитрий — от другой.

55. НПЛ, 83, 311—312, 454.

56. Карамзин, 1992. С. 54. «О Константине, зяте Александровом, упоминается в Родословн. Книгах; от него пошел род Даниловых. Отец Константинов, Ростислав Мстиславич, там назван Борисом» (Карамзин, 1992. С. 214, прим. 107).

57. НПЛ, 620; Феннел, 1989. С. 132, прим. 47; Рапов, 1977. С. 193; Иванов, 2003. Кн. 1. С. 133—134.

58. ЛЛ, 553; Матузова, Назарова, 2002. С. 335.

59. ЛЛ, 457, 553. Кстати, среди участников съезда упоминается еще один Ростислав — Владимирович, сын киевского князя Владимира Рюриковича.

60. Феннел, 1989. С. 132, прим. 47; Рапов, 1977. С. 193.

61. Дж. Феннел допускал, что смоленский стол после 1230 г. занял один из Ростиславичей: двоюродный брат Мстислава Давыдовича Владимир Псковский или сын Мстислава Ростислав (Феннел, 1989. С. 110, прим. 47). Никаких указаний на это источники не дают.

62. Голубовский, 1891. С. 196—198, 299; Алексеев, 1980. С. 233—234; Рапов, 1977. С. 179—181; Алексеев, 2006. С. 42.

63. НПЛ, 72, 281; Рапов, 1977. С. 192.

64. Алексеев, 1980. С. 234; Горский, 1996. С. 11.

65. ИЛ, 782. См. подробнее: Хрусталев, 2008. С. 171.

66. Горский, 1996. С. 25.

67. ЛЛ, 469.

68. ПСРЛ. Т. 33. Л., 1977. С. 73. По предположению Ю.А. Лимонова, отдельные сообщения Холмогорской летописи восходят к ярославскому летописцу Федора Черного XIII в. (Лимонов, 1970). А.В. Кузьмин считает летописание Федора Черного смоленским (Кузьмин, 2007. С. 41, прим. 56).

69. См.: Рапов, 1977. С. 179.

70. Кузьмин, 2007. С. 41.

71. См.: Кузьмин, 2007. С. 40—41.

72. Рапов, 1977. С. 193; Коган, 1994. С. 234.

73. НПЛ, 79.

74. ИЛ, 815; Алексеев, 1980. С. 234—235; Алексеев, 2006. Кн. 2. С. 42—43.

75. Последнее упоминание (ИЛ, 782) — начало 1250-х.

76. ПГ, 1977. С. 35, № 1. Предположение о том, что это подделка XIV в., см.: Hellmann, 1954. S. 197—200; Селарт, 2004. С. 24—25.

77. ПГ, 1977. С. 35.

78. ПГ, 1977. С. 35—36. Того же мнения: Bonnell, 1862. S. 76, Commentar. S. 91—92; Селарт, 2004. С. 9; Кузьмин, 2007. С. 37.

79. Бережков, 1963. С. 32.

80. LUB, I. S. 484—485, № 380 (S. 485: «Exhibita siquidem nobis vestra petitio continebat, quod Constantini, rex Ruthenorum illustris, quasdam terras et possessiones in suo regno Rusciae vobis, prout spectabant ad eum, regia liberalitate donavit»). Ссылка на этот дар князя Константина встречается и в 1366 г. (LUB, II. S. 763, № 1036; LUB, VI. S. 217, № 2884): «Lacum Luban ordo tenet et possidet virtute castri, vulgariter dicti Rosyten, quod castrum inclitus rex Constantinus de Ploske ordini dedit pleno iure...» (S. 217). См. также: Данилевич, 1896. С. 141—146; Laakmann, 1934. P. 100—101; Пашуто, 1959. С. 385; Rowell, 1992. P. 6, n. 26; Александров, Володихин, 1994. С. 35; Selart, 2001. P. 167; Селарт, 2004.

81. ИЛ, 860—861. См.: Пашуто, 1959. С. 383—384.

82. Данилевич, 1896. С. 141—146; Александров, Володихин, 1994. С. 34—36.

83. ПГ, 1977. С. 36—37. Датировка грамоты периодом около 1265 г. принята в литературе (Горский, 1996. С. 53; Галубовіч, 1997. С. 129; Штыхаў, 2002. С. 56), но недавно ее попытался оспорить А.В. Кузьмин. Исследователь относил грамоту к периоду не ранее 1267 г., так как считал, что Изяслав правил в Полоцке после Герденя (Кузьмин, 2007. С. 38—39).

84. Bonnell, 1862. S. 75, Commentar. S. 239; Taube, 1938. S. 38—39; Пашуто, 1959. С. 382, 385; Кучкин, 1969. С. 244; Giedroyć, 1985. P. 26; Феннел, 1989. С. 176; Сагановіч, 1997. С. 19; Иванов, 2003. Кн. 1, с. 152; кн. 2, с. 32.

85. НПЛ, 84, 313.

86. Поздний Ростовский соборный синодик упоминает имя сына Товтивила — Юрий (ОР РГБ. Ф. 344. Собрание П.П. Шибанова. № 99. Л. 68 об.; Конев С.В. Синодикология. Ч. 2: Ростовский соборный синодик // Историческая генеалогия. Вып. 6. Екатеринбург, 1995. С. 106; Кузьмин, 2007. С. 37).

87. См.: Ammann, 1936. S. 276; Rowell, 1992. P. 6; Александров, Володихин, 1994. С. 35.

88. См.: Baumgarten, 1927.

89. Александров, Володихин, 1994. С. 35—36, 38.

90. Selart, 2001. P. 167, n. 71.

91. Например, о том, что Константин — это христианское имя князя Изяслава (Taube, 1935. S. 411—412) или князя Товтивила (Dircks, 1985. S. 29), хотя имя Товтивила (Феофил) известно.

92. Bonnell, 1862. S. 75, Commentar. S. 239; Данилевич, 1896. С. 142—144, 251.

93. Исследователь считает, что булла папы Урбана IV от 20 августа 1264 г., где говорится о «даре Константина», является подтверждением буллы Иннокентия IV от 23 мая 1254 г. (Кузьмин, 2007. С. 38). Однако булла 1254 г. относится к совершенно другим подписантам и к другим землям — это документ о передаче Ордену королем Миндовгом (а не Константином) земель в Селонии (Selonia; Sēlija), а не в Латгалии.

94. Напьерский, 1868. № 49; Пашуто, 1959. С. 278.

95. Кузьмин, 2007. С. 39.

96. PUB, I. № 2. S. 93, № 106. См.: Пашуто, 1959. С. 385, прим. 115; Rowell, 1992. P. 4—5; Гудавичюс, 2005. С. 47; Кузьмин, 2007. С. 37; Охотникова, 2007. С. 384, прим. 64.

97. Дашкевич, 1873. С. 113; Данилевич, 1896. С. 141—146; Taube, 1938. S. 40; Rowell, 1992. P. 4—5; Клюг, 1994. С. 67; Иванов, 2003. Кн. 1, с. 116; Гудавичюс, 2005. С. 67; Кузьмин, 2007. С. 36—38.

98. Охотникова, 2007. С. 415—416, 421, 424.

99. Александров, Володихин, 1994. С. 37. К этому же мнению склоняется А.В. Валеров (Валеров, 2004. С. 202).

100. Александров, Володихин, 1994. С. 36.

101. Воскр., 163. Почти так же: Н4Л, 234; НЛ, 143.

102. ЛА, 53. См. также: Рогож., 32.

103. Тихомиров, 1876. С. 164—165; Laakmann, 1934. S. 100—101; Hellmann, 1954. S. 196; Švābe, 1965. S. 385—386; Селарт, 2004. С. 11; Кузьмин, 2007. С. 38.

104. См.: LUB, I. S. 461—464, № 363; LR, v. 8169—8294; Benninghoven, 1965. S. 460; Mugurevics, 1985. S. 106—107, 112; Селарт, 2004. прим. 69. Считается, что временные укрепления у Даугавпилса (Дюнабурга) были заложены около 1275 г. при ливонском магистре Эрнсте фон Ратцебурге (Ernst von Ratzeburg, 1274—1279), однако, действительное основание города-крепости относится к 1313 г.

105. Selart, 2001. P. 167, n. 71. Как справедливо заметил А. Селарт, «просто так подарков в политике не делают». Когда Миндовг подарил Ордену земли в Жемайтии, он фактически передал только права на эту область, которую сам не контролировал. Орден должен был еще завоевать даруемое. Возможно, что то же самое было и с «даром Константина», оказавшимся столь принципиальным для Ордена в его полемике с рижским архиепископом в начале XIV в. при разделе владений на среднем течении Даугавы (Селарт, 2004. С. 20—25).

106. Александров, Володихин, 1994. С. 36.

107. Данилевич, 1896. С. 151—152; Александров, Володихин, 1994. С. 36.

108. НПЛ, 83, 311—312, 454.

109. Воскр., 163.

110. НПЛ, 83, 312, 454.

111. Metsallik, Tiirmaa, 1982; Труммал, 1998. С. 294. Фактически после сожжения Тарту в 1262 г. начинается история каменных городских построек и укреплений. До того все постройки были деревянными (Труммал, 1998. С. 294).

112. LR, v. 6608—6649. Перевод: Матузова, Назарова, 2002. С. 243—244.

113. LR, v. 6650—6659. Перевод: Матузова, Назарова, 2002. С. 244.

114. LR, v. 6617, 6639, 6652. В.Т. Пашуто переводил термин volc (lantvolk) как «ополчение» (Пашуто, 1963. С. 103, 106). В.И. Матузова и Е.Л. Назарова предпочитали считать, что «имеются в виду отряды пехоты, составленные из простолюдинов» (Матузова, Назарова, 2002. С. 247).

115. Benninghoven, 1965. S. 457. Э. Гудавичюс предпочитает датировать прибытие в Ригу Вернера фон Брайтхаузена летом 1261 г. (Gudavičius, 1989. S. 133). В период отсутствия магистра его обязанности в 1260—1262 гг. выполнял комтур замка Зегевольд (Segewold; Sigulda) Георг (LR, v. 6320—6327; Матузова, Назарова, 2002. С. 246, прим. 12).

116. LR, v. 7567—7767.

117. НПЛ, 83, 312, 454.

118. НЛ, 143.

119. См. о нем: Егоров, 1981. С. 24—25; Матузова, Назарова, 2002. С. 247, прим. 17.

120. Чешихин, 1884. С. 371; ИЭ, 1961. С. 922; Назарова, 2002-б. С. 599—600; Матузова, Назарова, 2002. С. 274, прим. 2.

121. Арбузов, 1912. С. 289; АН, 1998. S. 338; Матузова, Назарова, 2002. С. 247, прим. 17.

122. Матузова, Назарова, 2002. С. 335.

123. См.: Пашуто, 1959. С. 409; Гудавичюс, 2005. С. 65—66.

124. Dircks, 1986. S. 31—32; Selart, 2001. P. 168.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница