§ 7. Поездки русских князей ко двору ордынского хана в XV столетии (1402—1445 гг.)
На рубеже XIV—XV столетий в русско-ордынских отношениях стали проявляться новые черты. По всей вероятности, после поражения Токтамыша от войск Тимура в 1395 году и до 1412 года Москва не выплачивала в Орду дань1. Связано это было с явным ослаблением центральной ханской власти. Если в 1398 году Токтамышу вновь удалось закрепиться на престоле — поздний Никоновский свод констатирует: «в радости велице бывшу царю Тохтамышу Большия Орды, от супротивных свободошуся, и послы своя посылающу по всем странам»2, то уже к концу года «прииде некоторый царь, именем Темирь Кутлуи, и прогна царя Тахтамыша и седе в Орду». Токтамыш бежал в Литву3. Власть нового хана поддерживалась авторитетом эмира Идигу (Едигея), который и возглавил ордынское правительство.
Русские князья, однако, не спешили с оформлением вассальных отношений (по крайней мере, источники не донесли до нас известий о поездке князей или их послов в степь). Москва последовательно не признавала марионеточных ханов, от имени которых правил эмир Идигу (Едигей).
Только в 1399 году, после смерти великого князя Тверского Михаила Александровича, его сын Иван получает инвеституру от ордынского хана и, тем самым, признает правительство Едигея. Однако делает он это не посредством личной явки в ставку, а «посла во Орду ко царю Темир-Кутлую киличеев своих...»4. В том же году, уже от нового хана «выидоша изо Орды от царя Шадибека с честью Феодор Гуслен да Константин, а с ним посол Сафряк, и вынесоша ярлыки на великое княжение Тферское князю Ивану Михайловичу по отчине и по дедине его»5.
В связи со смертью великого князя Рязанского Олега Ивановича (5 июля 1402 года) фиксируется официальное признание Рязанью своей зависимости от правительства Едигея. Сын князя Олега Федор отправился в Орду к хану Шадибеку «з дары и со многою честию, возвещая кончину отца своего». Шадибек «даде ему отчину его и дедину, великое княжение Рязанское, улус свой, и отпусти его. Он же пришед сяде на отчине своей и дедине, на великом княжении Рязанском»6.
В договоре от 25 ноября 1402-го года между Федором Ольговичем Рязанским и Василием Дмитриевичем Московским появляются положения, направленные на ограничение прямых отношений Рязани с Ордой: «А не пристати ти к татаром никоторою хитростью»; «А что ти слышев от Орды, а то нам поведати. А вести ти нам отсылати»; «А отдалитися от нас Орда, тобе с нами учинити по думе»7.
Летом 1407 г. источники фиксируют политические противоречия в тверском княжестве. Тогда «поиде со Твери князь Юрий Всеволодович на Москву, и с Москвы в Орду»8. Отъезд Холмского князя показал наличие оппозиции великому князю Ивану. Показательно, что Юрий искал поддержки не только в Орде, но и в Москве. При этом, по мнению Э. Клюга, Юрий и его московские союзники поставили цель возведение князя Холмского в великие князья Тверские9.
Великий князь Тверской не собирался отдавать княжество без борьбы и «Того же лета июля в 20 князь Иван Тверской поиде в Орду в судех по Волзе к царю Шадибеку»10. Однако в это время в степи вспыхнула очередная междоусобица. В результате Юрий и Иван предстали перед судом нового хана — Пулад-Салтана. Ордынское правительство во главе с Едигеем не допустило на тверской стол московского ставленника, а Юрий был даже вынужден бежать из ставки хана «к Азтороканю»11.
Великий князь Тверской Иван Михайлович, пробыв в Орде шесть месяцев, вернулся в Тверь 25-го января 1408-го года «от царя с великим жалованием»12.
Весной того же 1408-го года в Москву прибыл Юрий Всеволодович, «а с ним посол царев Мамаит Дербишь»13. Сам Юрий остался в Москве. Посол же прибыл в Тверь «и глагола великому князю Ивану: «царь дал Юрию Кашин и десять волостей тверских»»14. Э. Клюг считает, что после неудачной попытки сделать Юрия Всеволодовича великим князем тверским «была предпринята не менее опасная для тверской самостоятельности акция, преследующая цель расколоть великое княжество Тверское на две почти равные части между Иваном и Юрием»15. Однако Иван заявил, что он недавно вернулся из Орды «и посол царев днесь у мене есть, и ярлык царев дан ми есть на всю землю Тверскую и сам Юрый в ярлыце царем дан ми есть; да того раде тебе не послушаю, дондеже ко цареви шлю»16. В результате посол вернулся в Москву «корму не взяв, бе бо не приказано», откуда направился в степь. «А Едигеева посла великий князь честив и отпусти». Юрий же вновь отправился в Орду летом 1408 года17.
Таким образом, в Орде установилось двоевластие. Вероятно, ярлык на владение Кашинским уделом Юрию выдал Шадибек, который продолжал чеканить свои монеты и после 1407-го года в Дербенте18. Данный вывод тем более вероятен, что русские источники сообщают о Шадибеке лишь как о согнанном с ханского престола (а не убитом) человеке19. При этом ни правительство во главе с Едигеем, ни Шадибек не допустили на тверской великокняжеский стол ставленника Москвы.
Однако показательно, что судьба великого княжения Тверского решалась, пусть и в условиях политической борьбы, но при дворе ордынского хана.
Столь же показательна ситуация в Рязанском княжестве, где в 14071408 гг. также разразилась междоусобная война. Осенью (6 сентября) 1407-го года от Пулад-Салтана прибыл князь Иван Владимирович Пронский «с пожалованием и с честью на Русь и сяде в Пронске, а с ним посол царев»20. А весной 1408 года Иван Пронский «пришед с татары безвестно, великого князя Феодор Олговича Рязанского с Рязани согнал»21. Однако, по сведениям Московского летописного свода конца XV в., «того же лета помиришася князи Рязанские Федор с Иваном»22. На каких условиях произошло примирение, летописи не указывают. Однако Федор Ольгович вернулся на стол великого княжества Рязанского.
В январе 1410 года обострилась ситуация в Нижегородском княжестве. Нижегородские князья Данила и Иван Борисовичи с отрядом татар во главе с князьями «болгарскими и жукотинскими» нанесли поражение «на Лыскове» московским войскам во главе с братом великого князя Петром Дмитриевичем и князьями «ростовскими и ярославским». В бою погиб суздальский князь Данила Васильевич «и инии мнози падоша от обоих сторон; сташа же на костях князи Новогородского Нижняго и князи Казаньстии»23.
Летом того же 1410 г. по сведениям русских летописей князь Данила Борисович «приведе себе царевича Талычю». Русско-татарский отряд в триста человек совершили набег на Владимир. В полдень третьего июля, когда жители спали, татары «приидоша к Володимерю лесом безвестно из-за реки Клязьмы». При этом Владимир не имел городских стен, и город покинул наместник Юрий Щека. Татары «первое за Клязмою стадо градское взяша и по том на посад пришедше начаша люде сечи и грабити». Затем отряд ворвался в город и «изграбиша вся церкви и град весь и люди попленивши, иных изсекши, огнем град запалиша и многое множество злата и серебра вземше»24. Был разграблен и кафедральный собор: татары «пригониша к церкви святыя Богородица и, вшедше в ню, икону Богородица одраша, тако же и прочая иконы и всю церковь разграбиша»25. Отходя от города в степь ордынцы ограбили также Стародуб и Муром26. Таким образом, нижегородские князья не смирились с упразднением великого княжества Нижегородско-Суздальского.
События 1410 гг. показывают, что татары, которых призывали на помощь братья Борисовичи, приходили с периферийных территорий Орды (Булгарский улус), подчинявшихся, тем не менее, Едигею и хану Булату. При этом активизация действий нижегородских князей происходила в условиях очередной смены хана, сопровождавшейся смутой, то есть при ослаблении центральной власти в Орде.
Тем не менее, на протяжении 1408—1411 гг. центральное ордынское правительство санкционирует владельческие права нижегородских князей. Не исключено, что личная явка князей ко двору обеспечивает данную санкцию. Вероятно, с целью ослабить Москву, первоначально ярлык на Нижний Новгород выдает в 1408 г. Идигу (Едигей), а в 1412 г. — Джелаль-ад-Дин27.
Именно нижегородские князья первыми прибывают к Джелаль-ад-Дину после его воцарения в ноябре—декабре 1411 г.28 А уже летом, вероятно, до августа (дальнейшая статья Никоновского свода начинается с первого августа с поездки уже Василия Дмитриевича в Орду), «выидоша изъ Орды князи Нижняго Новагорода, пожаловании отъ царя Зелени-Салтана Тахтамышевича Болшіа Орды своею ихъ отчиною...»29. Правда, остается не ясным, было ли восстановлено великое княжество Нижегородско-Суздальское или же они получили лишь города данного княжества в уделы. Однако после возвращения к власти Едигея Московский князь совершил военный поход на Нижний Новгород и выгнал Борисовичей из города (1415 год)30.
В это же время, летом 1412 года, в Твери появился «посол лют, зовя с собою великого князя Ивана Михайловича Тферского во Орду»31. Во время пребывания посла в Тверском княжестве вспыхнула междоусобица. Великий князь приказал арестовать своего брата Василия, князя Кашинского. Однако последний сумел скрыться и добраться до Москвы, откуда отправился в Орду.
Первого августа 1412 года в Орду отправился великий князь Московский Василий I «со множеством богатства и со всеми своими велможами, да с ним князь Иван Васильевич Ярославстий»32. В октябре (по Никоновской летописи)33 или декабре (по Тверской)34 того же года Василий Дмитриевич вернулся из степи «пожалован царем», «а с ним князь Василей Михайлович Кашинский»35.
15-го августа 1412 года отправился в ставку великого хана и великий князь Тверской Иван Михайлович. Пробыл он там до весны 1413-го года. Тверской князь оказался свидетелем очередной усобицы. Хан Джелаль-ад-Дин был «застрелен от своего брата Керим-Бердия»36. Причем рассказ об ордынской усобице в Никоновском своде явно тверского происхождения: Джелаль-ад-Дин назван «злый наш недруг». При описании поездок других князей в Орду хан не удостоился подобных эпитетов. Видимо, Джелаль-ад-Дин выдал ярлык на Кашин Василию Михайловичу. Этот факт и вызвал неудовольствие летописца. Девятого апреля 1413 года Иван Михайлович вернулся в Тверь «с честью и с пожалованием»37. В его отсутствие, 24-го декабря 1412 года (данная дата говорит в пользу возвращение из Орды Московского князя в декабре указанного года), «прииде князь Василей Михайлович в Кашин с татары»38. Однако тверская застава не впустила его в город, и он вновь отправился в Орду.
Поездки в Орду князей в 1412—1413 гг. оказались последними столь массовыми посещениями ставок ханов в XV вв. При этом не возникло спора о ярлыке на великое княжество Владимирское. Прекращение поездок князей в ставку хана объясняется тем, что ордынское государство вступило в полосу тяжелого затяжного политического кризиса. С 1414 года, когда был свергнут Керим-Берди, в степи не было хоть сколько-нибудь прочного правительства. Лишь в 1424 году хану Улуг-Мухаммеду удалось несколько стабилизировать положение, но и ему приходилось постоянно бороться с внутренней оппозицией.
Самой же последней поездкой русских князей, зафиксированной в летописных источниках, является пребывание в ставке Улуг-Мухаммеда в 1431—1432 гг. Василия II Васильевича и Юрия Дмитриевича Звенигородского. В результате династического кризиса, вызванного неоднозначностью трактовок некоторых положений завещания Дмитрия Донского, явно проявилась слабость великокняжеской власти. Невозможность разрешить данный кризис своими силами вызвала необходимость поиска авторитетного арбитра. Таковым была признана власть ордынского хана — было заключено перемирие на условиях: «не искать княжения собою, но царем, которого царь пожалует, тот будет князь великий Владимирский39. Русские князья вновь отправились ко двору ордынского правителя. Вновь судьба великого княжества оказалась в его руках, а переговаривающееся стороны, без вмешательства татар, признали, что власть ордынского хана имеет право на суд русских князей и права на распоряжение княжескими владениями.
Первым в степь выехал Василий II. На Успение Пресвятой Богородицы (15 августа) 1431 г., отстояв литургию и молебен «великому чудотворцу Петру», князь поехал в ставку хана40.
Юрий Дмитриевич выехал в Орду лишь на праздник Рождества Богородицы (8 сентября 1431 г.)41.
Русские князья были помещены в ставке московского даруги Минь Булата. Московский летописный свод конца XV в. отмечает, что «князь великий честь бе велика от него (от Минь Булата — Ю.С.), а князю Юрью бесчестье, истома велика». Однако темник Ширин Тегиня «пришед... и взят силою... и великое княжение обеща ему (Юрию — Ю.С.) дати»42.
Ширин Тегиня и Юрий откочевали зимовать в Крым. Ситуацией воспользовался московский боярин Иван Дмитриевич Всеволжский. Он «начат бити челом великим князем ординским, Аидару и Минь Булат, и прочим князем татарским за государя своего великого князя Василия». Всеволжский объявил эмирам, что Ширин Тегиня имеет неограниченное влияние на великого хана («во царе волен»). Великий хан Улуг-Мухаммед, следовательно, может в обход их мнения поставить во главе Владимирского княжества Юрия. И тогда во главе Литвы будет свояк Юрия Свидригайло, сам Юрий станет главой сильнейшего русского княжества, а Ширин Тегиня фактическим главою Орды. И «тем словом яко же стрелою уязви сердца их»43. Эмиры единым фронтом выступили за Василия II. Улуг-Мухаммед принял решение в случае выступления Ширин Тегини в пользу князя Юрия казнить эмира. Однако Ширин Тегиня узнал о планах великого хана и не посмел поднимать вопрос о великом княжестве.
Улуг-Мухаммед приказал судить князей и «много пря бысть межи их». По словам Московского летописного свода «князь великий (Василий II — Ю.С.) по отечству и по дедьству искаше стола своего, князь же Юрьи летописцы и старыми списки и духовную отца своего великого князя Дмитреа». Всеволжский заявил великому хану: «великий князь Василий ищет стола своего великого княжения, а твоего улусу, по твоему цареву жалованию и по твоим девтерем и ярлыком... А господин наш князь Юрьи Дмитриевич хочет взяти великое княжение по мертвои грамоте отца своего, а не по твоему жалованию волного царя, а ты волен во своем улусе кого всхощешь жаловати на твоеи воли»44.
По версии московских летописцев именно после этой речи боярина «даст великое княжение князю Василию Васильевичу и повеле князю Юрью и конь повести под ним. Князь же великий не восхоте того, дядю своего обесчестити»45. В компенсацию Юрий Галицкий получил ярлык на Дмитров.
Однако по данным Новгородской летописи, «выидоша князи рустии из Орды без великаго княжениа». Псковский летописец отметил, что князья и их свиты выехали из ставки хана «добры и здравы, а княжения великого не взят не един»46.
Лишь осенью 1432 г. в Москву прибыл ханский посол Мансыр-Улан и возвёл на Владимирский престол Василия II.
Однако власть хана возродилась не в полной мере. Василий II, не посчитавшись с волей Улуг-Мухаммеда, занял Дмитров, на который хан выдал свой ярлык. Причем никаких карательных мероприятий со стороны Орды не последовало, что говорит о слабости ханской власти.
Не посчитался с волей Орды и Юрий Галицкий, дважды отстранив от власти своего племянника, имевшего на великокняжеский титул ханский ярлык.
В то же время, оказавшись в роли изгнанника, Василий II намеривался искать поддержки именно в Орде. Смерть Юрия сделала его племянника вновь великим князем. И никакой санкции либо военной поддержки хана Василий II испрашивать у великого хана не посчитал нужным. Хотя данный факт с большей вероятностью может объясняться тем, что у Василия уже был ярлык, выданный в 1432 г. Улуг-Мухаммедом и подтверждать его не было необходимости.
Таким образом, можно констатировать, что с 1430-х гг. (точнее с 1434 г.) Орда перестала рассматриваться на Руси как сила, которая безоговорочно распоряжается властью в княжествах. Если официально в 1432 г. княжение признавалось «своим», но при этом «царевым улусом», то фактически русские князья распоряжались своими уделами и великим княжеством по своему усмотрению. Именно с этого времени, на наш взгляд, необходимо рассматривать Русь и Орду как фактически не зависимые (по крайней мере, в юридическом плане) государства. Символом подконтрольности русских князей великому хану оставалась, как и в последние годы правления Василия I, лишь выплата дани.
Более поездок к ханскому двору источники не фиксируют.
Однако ещё один раз мы наблюдаем русского князя при дворе ордынского хана — в 1445 г. князь Василий II Васильевич проиграл бой под Суздалем и попал в плен к хану Улуг-Мухаммеду.
Таким образом, за первую треть XV столетия (1402—1434 гг.) мы наблюдаем 18 поездок, осуществлённых 12-ю князьями.
По одной поездке совершили: Василий I Дмитриевич Московский (1412 г. — ездил ко двору Джелаль-ад-Дина), ярославский князь Иван Васильевич (Большой) (1412 г. — сопровождал Василия I Дмитриевича), Федор Олегович рязанский (1402 г. — за ярлыком на великое рязанское княжение), Юрий Дмитриевич Звенигородский (1431—1432 г. за ярлыком на великое владимирское княжество — не получил), Юрий Святославич Смоленский (бежал в Орду 1406—1407 гг.) (см. Приложение № 1, таблица №№ 26, 52, 98, 102, 104).
Дважды в ставке хана побывали Василий II Васильевич (в том числе плен 1445 г.), Василий Михайлович Кашинский, Иван Борисович Нижегородский (и дважды в XIV в. — всего четыре раза), Иван Владимирович Пронский, Иван Михайлович Тверской (и один раз в XIV в. — всего три раза), Юрий Всеволодович (1407—1408 гг. и в 1408 г. за ярлыком на Тверское княжество — не получил), (см. Приложение № 1, таблица №№ 21, 29, 51, 53, 60, 100).
Трижды зафиксировано пребывание в степи Даниила Борисовича Нижегородского (см. Приложение № 1, таблица № 39).
Дольше всех — пять лет — при ордынском дворе провёл Василий I Дмитриевич Московский. Совершив всего четыре поездки, из них только одну в XV столетии, он большую часть своего пребывания в Орде провел в статусе заложника — три с половиной года. При этом от лет жизни (53) это составило чуть больше 9%, от лет княжения — около 14% (см. Приложение № 1, таблица № 26).
В процентном соотношении больше всего времени провели при ордынском дворе нижегородские князья братья-Борисовичи: Иван и Даниил. Первый, в общей сумме четырежды побывав в ставке хана, провел в Орде до 50% от времени своего княжения. Второй, трижды ездив в степь, около 25% времени правления потратил на поездки в степь и обратно.
В целом, с началом XV в. в Орде наблюдается значительное ослабление центральной ханской власти. Этот факт приводит к тому, что русские князья не видят необходимости пребывать при дворе ордынского властителя — здесь больше не решаются судьбы княжеств. Судьбы нижегородских князей-Борисовичей ярко продемонстрировали, что ордынская власть и даже ордынская конница не может значительно повлиять на политические процессы внутри страны. И поездка московского князя Василия и его дяди Юрия Звенигородского в ставку хана в 1431—1432 гг. столь же ясно продемонстрировала, что русские князья не считаются с волей хана. Только пленение московского князя в 1445 г. в результате военного поражения смогло на какое-то время оживить претензии хана Улуг-Мухаммеда на главенство над Русью. Однако гибель ордынского и Казанского властителя свела фактически на нет все его военные успехи.
Кроме того, именно в первой половине XV в. в Московском княжестве начинают появляться служилые Чингизиды. Как отметил А.В. Беляков, «статус любого Чингизида в то время был значительно выше Рюриковичей». Именно поэтому «русские князья не могли отказать таким Чингизидам, тем более, что любой из «казакующих» царевичей со временем мог стать ханом»47. Вероятно, именно такой случай мы наблюдаем в 1407—1408 гг., когда арабские авторы отмечают, что на Руси укрылись потерпевшие поражение от Идигу (Едигея) сыновья Токтамыша Джелаль-ад-Дин и Керим-Берди48. Обвинение в укрывательстве детей Токтамыша содержится и в Послании Едигея Василию I49. Других синхронных свидетельств в источниках не сохранилось. Однако в памятниках XVII в. оба царевича обозначаются, как служившие великому князю московскому50. Как отмечено выше Джелаль-ад-Дин и Керим-Берди один за другим стали ханами в 1411—1412 гг.
Показательно, что в источниках сохранились указания не только на завершение практики регулярных поездок князей в ставку хана, но на возможность прекращения выплат дани в Орду именно при Василии II. В частности, один из поздних Родословцев отмечает: «От великово ж князя Василия Васильевича не начаша Рустии великие князи ходити к царем в Орду и дани и выход не начаша давати по пророчеству дволих святителей, пресвятейшего ионы митрополита всея Росии и Ионы, архиепископа Великого Новаграда»51.
Примечания
1. ПСРЛ. Т. XI. С. 218; Т. XV. Стб. 486; Подробнее см.: Селезнёв Ю.В. «А переменит Бог Орду...»: (русско-ордынские отношения в конце XIV — первой трети XV в.). Воронеж, 2006. С. 70—71.
2. ПСРЛ. Т. XI. С. 167.
3. ПСРЛ. Т. XXV. С. 228.
4. ПСРЛ. Т. XI. С. 183.
5. ПСРЛ. Т. XI. С. 183; Т. XV. Стб. 470.
6. ПСРЛ. Т. XI. С. 188.
7. ДДГ. С. 52—53.
8. ПСРЛ. Т. XV. Стб. 473.
9. Клюг Э. Княжество Тверское (1247—1485 гг.). Тверь, 1994. С. 263.
10. ПСРЛ. Т. ХУ. Стб. 236.
11. ПСРЛ. Т. ХУ. Стб. 473.
12. Там же. Стб. 473.
13. Там же. Стб. 478.
14. Там же. Стб. 478.
15. Клюг Э. Указ. соч. С. 265.
16. ПСРЛ. Т. XV. Стб. 478.
17. Там же. Стб. 478.
18. Насонов А.Н. Монголы и Русь // Арабески истории. М., 1994. Вып. 3—4. Русский разлив. Т. 1. С. 184.
19. ПСРЛ. Т. XI. С. 202; Т. XXV. С. 236.
20. ПСРЛ. Т. XV. Стб. 480—482.
21. Там же. С. 203.
22. ПСРЛ. Т. XXV. С. 237.
23. ПСРЛ. Т. VI. С. 139; Т. VIII. С. 85; Т. XI. С. 215; Т. XV. Стб. 186, 485.
24. ПСРЛ. Т. XXV. С. 240.
25. ПСРЛ. Т. XVIII. СПб. 1913. С. 160.
26. ПСРЛ. Т. XV. Стб. 485.
27. Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. Пг., 1918. С. 280—281; Насонов А.Н. Монголы и Русь // Арабески истории. М., 1994. Вып. 3—4. Русский разлив. Т. 1. С. 143; Горский А.А. Судьбы Нижегородского и Суздальского княжеств в конце XIV — середине XV в. // Средневековая Русь. Вып. 4. М.: 2004. С. 153.
28. Подробнее см.: Селезнёв Ю.В. Хан Джелаль-ад-Дин в эпоху Грюнвальдской битвы // Судьбы славянства и эхо Грюнвальда: выбор пути русскими землями и народами Восточной Европы в средние века и раннее новое время (к 600-летию битвы при Грюнвальде/Танненберге): материалы международной научной конференции. СПб.: Любавич, 2010. С. 268. Он же. Деятельность хана Джелаль-ад-Дина в контексте международных отношений эпохи Грюнвальдской битвы // Studia Slavica et Balcanica. Петербургские славянские и балканские исследования. 2010. № 2. С. 46—52.
29. ПСРЛ. Т. XI. С. 219.
30. Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства в XIV—XV вв. М., 1960. С. 736; Горский А.А. Судьбы Нижегородского и Суздальского княжеств... С. 155.
31. ПСРЛ. Т XI. С. 218.
32. ПСРЛ. Т. XI. С. 219; Т. XV. Стб. 486.
33. ПСРЛ. Т. XI. С. 219.
34. ПСРЛ. Т. XV. Стб. 486.
35. ПСРЛ. Т. XI. С. 219.
36. ПСРЛ. Т. XI. С. 219.
37. ПСРЛ. Т. XI. С. 221.
38. ПСРЛ. Т. XI. С. 220.
39. ПСРЛ. Т XII. С. 3; ПСРЛ. Т. XXVI. С. 188.
40. ПСРЛ. Т. XII. С. 15; Т. XXV. С. 249.
41. ПСРЛ. Т. XII. С. 15; Т. XXV. С. 249.
42. ПСРЛ. Т. XXV. С. 249.
43. ПСРЛ. Т. XII. С. 15—16; Т. XXV. С. 249.
44. ПСРЛ. Т. XII. С. 16; Т. XXV. С. 249.
45. ПСРЛ. Т. XII. С. 15; Т. XXV. С. 249.
46. Новгородская первая летопись. С. 416; Псковские летописи. Вып. 1. С. 39.
47. Беляков А.В. Чингисиды в России XV—XVII веков: просопографическое исследование. Рязань: «Рязань. Мір», 2011. С. 373.
48. СМИЗО. Т. 1. С. 471—472.
49. Послание Едигея великому князю Василию Дмитриевичу // Горский А.А. Москва и Орда. М., 2000. Приложение II. С. 196—197; ПСРЛ. Т. IV. Ч. 1. Вып. 2. С. 406—407; Т. XI. С. 211.
50. РГАДА. Ф. 201. Оп. 1. № 84. С. 219; Беляков А.В. Чингисиды в России... С. 373.
51. ОР РНБ, ф. 728, Софийское собрание, ркп. номер 1499, 17 в., 94 л. Родословец — на л. 46 об. л. 43 об. — 56 об.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |