Из истории высших государственных должностей в Новгороде
К числу фактически не изученных проблем истории новгородского республиканского управления относится вопрос об организационных формах участия в государственных делах различных церковных институтов. Исследователи чаще всего ограничиваются утверждением, что новгородский владыка лично участвовал в государственном управлении, будучи одним из руководителей боярского Совета господ. Обычно при этом отмечается, что руководящая роль владыки обеспечивалась его принадлежностью к числу крупнейших землевладельцев Новгорода. Что касается вопроса о роли в государственном управлении черного духовенства и его политических институтов, то он в литературе не затрагивался вообще.
Постановка этого вопроса тем более своевременна, что советская историческая наука сделала большие успехи в изучении крупного монастырского землевладения Новгорода. В работах С.А. Таракановой-Белкиной и В.Н. Вернадского наглядно показан быстрый рост монастырских латифундий в XIV—XV вв., в результате которого из десятилетия в десятилетие совершалось перераспределение земельного фонда Новгородского государства в пользу монастырских вотчин1. В XIV и особенно в XV в. монастыри стали играть важную роль в экономике Новгородской республики. Рост богатства монастырей не только укреплял их иммунитет, но и приводил к усилению их воздействия на государственный аппарат. Имеются факты, позволяющие говорить о своего рода сращивании мирской администрации Новгорода с администрацией некоторых монастырей. Речь идет о так называемых кончанских печатях, три серии которых (две полные и одна неполная) сохранились при актах2, а два экземпляра найдены в земле3. «Приложенные изо всех пяти концов» к жалованным грамотам Новгорода, эти буллы, за исключением печатей Славенского и Людина концов, являются собственно монастырскими печатями. На печати Плотницкого конца имеется надпись: «Печать Онтоновская» — это булла Антониева монастыря; на печати Неревского конца написано: «Печать святого Николы» или «Печать святого Николы Великого конца Неревского» — это булла Никольского монастыря («Николы Белого»); на печати Загородского конца надпись: «Печать святого Николы в Загородском конце» — это булла другого Никольского монастыря («Николы на Поле»). Если бы перечисленные печати не сохранились случайно при подлинных актах, никто не отнес бы их к разряду кончанских; они не отличаются от обычных хорошо известных монастырских печатей, таких, как буллы Юрьева, Благовещенского, Хутынского, Варваринского, Кириллова, Спас-Нередицкого монастырей4.
Особая роль монастырей в республиканском управлении Новгорода привлекает внимание к должности «новгородского архимандрита», неоднократно упомянутой в летописи. Ее принадлежность к числу высших должностей в Новгороде подчеркивается тем обстоятельством, что список «новгородских архимандритов» имеется в приложениях к некоторым летописным сводам, где он помещен среди списков новгородских князей, посадников, тысяцких и владык, т. е. главнейших руководителей Новгородской республики.
Известно три варианта такого списка, один из которых содержится в Комиссионной рукописи Новгородской Первой летописи младшего извода5, другой — в Новороссийском списке Новгородской Четвертой летописи6, третий — в Уваровском списке Ермолинского летописца7. Во всех трех случаях список архимандритов находится в составе особого обзора, приложенного к летописному своду. Ниже дается сопоставление этих трех вариантов (см. приложение).
Принципиальное совпадение большинства имен и их очередности во всех списках, наблюдаемое при этом сопоставлении, может быть объяснено двояко. При независимом друг от друга происхождении вариантов оно должно было бы свидетельствовать о том, что списки достоверно отражают описываемое ими явление. Но такое совпадение может также указывать на взаимосвязь вариантов или на их восхождение к единому, общему источнику, степень достоверности которого нам не известна. Однако независимое друг от друга происхождение списков исключено. Всем трем вариантам свойственны одни и те же дефекты, указывающие на их восхождение к общему источнику. Так, во всех трех списках отсутствует имя Кирилла, об архимандритстве которого на рубеже XIII и XIV вв. хорошо знают новгородские летописи8. Нет в списках и Моисея, который, согласно летописному сообщению, до избрания на владычную кафедру какое-то время был архимандритом9.
Сопоставляя Комиссионный и Новороссийский списки, следует обратить внимание не столько на большее число имен в Комиссионном списке, что может быть результатом лучшей его исправности, сколько на положение в нем двух имен: Савватий и Дионисий. В Новороссийском списке эти имена помещены не в конце, а в начале. Там после имени пятого архимандрита Ефрема названы Дионисий, Савватий, Дионисий, Мартирий. Что же касается Комиссионного описка, то в нем Мартирий назван сразу же после первого Дионисия, а имена Савватия и второго Дионисия выпущены и перенесены в конец списка. На наш взгляд, это свидетельствует о том, что составитель Комиссионного списка имел перед глазами оригинал, в котором очередность рассматриваемых имен была тождественна их очередности в Новороссийском списке, но при копировании этого оригинала допустил ошибку: выписывая имя Мартирия вслед за именем Дионисия, он не обратил внимания на то, что это второй, а не первый Дионисий, и пропустил таким образом два имени, впоследствии приписанных в конце списка при его позднейшей проверке. Несомненно, что в Новгороде получил распространение неисправный вариант с пропущенными и еще не дописанными именами Савватия и Дионисия, поскольку именно такой неисправный вариант лег в основу Ермолинской редакции списка архимандритов.
Взаимоотношение всех трех списков можно представить себе следующим образом. Первоначально существовал протограф, оканчивающийся именем Нафанаила и включающий в общей сложности тридцать шесть имен. В этом протографе имена Савватия и Дионисия занимают принадлежащее им место между первым Дионисием и Мартирием. В какой-то момент копирование протографа порождает список, равный Комиссионному, но без имен Савватия и Дионисия (назовем его списком А). Спустя короткое время пропущенные имена вписаны в конец списка. Несколько позднее тот же протограф копируется еще более небрежно о пропуском имен Далмата, Иоанна, Авраамия, Есифа, Юрия (Новороссийский список). Наконец, в еще более позднее время на основе списка А составляется Ермолинский вариант, дополненный значительным числом новых имен.
Для того чтобы установить даты редактирования, подтвердить правильность выводов, касающихся относительной хронологии вариантов, и решить вопрос об источнике протографа списков и последовательных дополнений к нему, следует сопоставить данные списков с летописными сведениями (пользуемся нумерацией по Ермолинскому летописцу; имена, не сопровождаемые датами, в летописях и в других источниках отсутствуют):
1. Кириак (1119—1128)10. 2. Стефан. 3. Лазарь. 4. Исайя (ок. 1132—1134)11. 5. Ефрем. 6. Дионисий (1158—1194)12. (6а). Савватий (1194—1226)13. (66). Дионисий. 7. Мартирий. 8. Феоктист. 9. Варлаам (1270)14. 10. Далмат. 11. Арсений (1230)15. 12. Козма. 13. Иоанн (1273)16. 14. Макарий. 15. Тарасий. 16. Лаврентий (1333—1338)17. 17. Иоанн. 18. Авраам. 19. Есиф (1337—1345)18. 20. Никифор (1352)19. 21. Савва (1375—1377)20. 22. Григорий. 23. Харитон. 24. Юрий. 25. Борис. 26. Давид (1386)21. 27. Ермола. 28. Парфений (1398)22. 29. Нефедей. 30. Варлаам (1410—1419)23. 31. Симеон. 32. Михаил. 33. Маркиан. 34. Нафанаил. 35. Парфений. 36. Иоанн. 37. Юрий. 38. Мисаил (1444)24. 39. Григорий (1460)25. 40. Афанасий. 41. Савва. 42. Иринарх. 43. Козма. 44. Нон. 45. Варсонофий. 46. Тихон. 47. Феодосий (1475)26.
Наблюдения над датами летописных упоминаний архимандритов позволяют сделать несколько существенных выводов. Во-первых, имена архимандритов названы в списках в хронологической последовательности27. Во-вторых, в основе протографа и дополнений к нему лежат внелетописные источники, поскольку подавляющее большинство имен в летописи отсутствует вообще; напротив, как уже говорилось, летопись называет некоторые имена, не отмеченные в списках. В-третьих, очевидно, Комиссионный и Новороссийский варианты составлены между 1410 и 1444 гг., а Ермолинский — после 1475 г.
Даты редактирования списков могут быть подтверждены и несколько уточнены при рассмотрении хронологических контекстов, в которых оказались списки архимандритов. В Комиссионной рукописи список архимандритов помещен в составе обширного хронологического обзора, во всех рубриках которого изложение доведено до 1423 г.28 В Новороссийской рукописи этот обзор более краток, но все же позволяет утверждать, что изложение в нем также не выходит за пределы 20-х годов XV в.29 Наконец, обзор в Ермолинском летописце составлен не ранее 80-х годов XV в.30
Толкование термина «новгородский архимандрит» установилось еще в XIX в. и с тех пор не пересматривалось. В его основе лежит общее представление о судьбах титула «архимандрит» в греческой церкви. Возникший в V в., этот титул первоначально присваивался особому чиновнику епископа, надзирающему над монастырями его епархии. К моменту христианизации Руси такой чиновник уже назывался великим сакелларием, а титул архимандрита приобрел характер почетного и давался главе важнейшего в епархии монастыря. Именно такой характер имел на Руси титул архимандрита Киево-Печерского монастыря (известный с 1174 г.), архимандрита Рождественского монастыря во Владимире (с 1230 г.), архимандрита Богоявленского (позднее Авраамиевского) монастыря в Ростове (с 1261 г.)31. Опираясь на эти аналогии, исследователи прочно связали титул «новгородский архимандрит» с игуменством в новгородском Юрьеве монастыре. «Настоятель этого монастыря, — писал И.Д. Беляев, — один во всем Новгороде имел степень архимандрита, тогда как настоятели других монастырей были только игуменами»32. «Настоятели его назывались архимандритами по отношению к другим новгородским монастырям, — утверждает Макарий Миролюбов, — даже в то время, когда не было в нем еще архимандритии, учрежденной в 1299 г. ...До 1299 г. настоятели Юрьева монастыря назывались игуменами по отношению к своему монастырю, а по отношению к другим новгородским монастырям именовались архимандритами, то есть начальниками или главными из числа других настоятелей»33. «Относительно происхождения архимандритии как некоторой административной единицы нужно заметить, что архимандриты в древности считались иногда представителями не одного только монастыря, но и целой земли: в Великом Новгороде был один только архимандрит, который поэтому носил титул новгородского, а по подведомственному ему монастырю назывался юрьевским игуменом»,34 — писал А.И. Никитский.
Обращение к источникам, однако, показывает, что дело обстоит далеко не так просто, хотя существующее объяснение термина в своей основе вполне справедливо.
В самом деле, уже на протяжении XII—XIII вв. титул «новгородский архимандрит» трижды появляется на страницах летописи, и всякий раз применительно к юрьевским игуменам. По-видимому, нужно пренебречь самым ранним упоминанием этого титула под 1194 г. («В то же лето преставися Дионисии анхимандрит новъгородчкыи, игумен святого Георгия, поставиша на место его Саватия»)35, поскольку слова «анхимандрит новъгородчкыи», имеющиеся в Новгородской Первой летописи младшего извода, отсутствуют в старейшем Синодальном списке и, следовательно, вставлены в позднейшее время. Однако два других упоминания имеются и в той же летописи старшего извода. Под 1226 г. говорится: «...преставися игумен святого Георгия Саватия, архимандрит Новгородьскии, априля в 16 день», а под 1270 г.: «Преставися Варлам, игумен святого Георгия, архимандрит новъгородьскыи»36.
Тождественность новгородской архимандритии и юрьевского игуменства не вызывала сомнения в Новгороде первой четверти XV в. Редактор младшего извода Новгородской Первой летописи опирается на эту тождественность, вставляя слова «архимандрит новгородский» в текст 1194 г. Составитель протографа списка новгородских архимандритов перечисляет имена юрьевских игуменов, начиная с создателя каменного Георгиевского собора Кириака, хотя безусловно была принципиальная разница между юрьевскими настоятелями XII в. и позднейшими архимандритами. По-видимому, дата этого важного изменения, породившего термин «новгородский архимандрит», падает на период игуменства Савватия (1194—1226). Именно с этого времени Юрьев монастырь приобретает какие-то особые права, становясь привилегированной усыпальницей новгородской знати37. О коренном изменении статуса Юрьева монастыря говорит и необычно подробный рассказ летописи под 1226 г.: «Прежде своего преставления Саватии съзва владыку Антония и посадника Иванка и все новгородце, и запраша братье своеи и всех новгородьць: "изберете собе игумена". Они же рекоша: "кого ты благословиши". Он же рече: "въведете Грьцина, попа святую Костянтину и Елены". И въведоша мужа добра и зело боящеся бога Грьцина, и постригоша и того дни, марта в 2, на святого Федота; и поставиша и игуменом марта в 8, на святого Фефилакта, на сбор»38.
Можно догадываться, что тем внелетописным источником, который лег в основу протографа списков новгородских архимандритов и последовательных дополнений к ним и который стер разницу между ранними игуменами и позднейшими архимандритами, послужил синодик Юрьева монастыря. Если это так, то наиболее достоверные сведения списков концентрируются возле дат их редактирования, поскольку в этих случаях редактор имел дело с современными ему именами. Допустимо, что в тех частях списка, в которых перечисляются настоятели XII — первой половины XIV в., имеются и инородные имена39, но чем ближе к дате составления или дополнения, тем сведения списков становятся более точными.
Соответствие «новгородской» и «юрьевской» архимандритии наблюдается и на протяжении XIV—XV вв., подтверждая общую правильность цитированных выше выводов И.Д. Беляева, Макария и А.И. Никитского. Тем не менее эти выводы остаются весьма односторонними, поскольку они не учитывают принципиальной противоположности терминов «новгородский архимандрит» и «игумен святого Георгия». Такая противоположность хорошо ощущалась летописцем, который в рамках рассказа о событиях XIII в. не пользуется этими терминами как синонимами; в частности, он не объединяет их в единый термин «архимандрит святого Георгия», что было бы естественно при полной их тождественности.
Какие же новые качества связываются с понятием «новгородский архимандрит»? Прежде всего, это выборность на вече. Выше уже цитировался рассказ 1226 г. Приведем еще два знаменательных текста. Под 1230 г. сообщается: «Тои же зиме въведоша с Хутина от святого Спаса Арсения игумена, мужа кротка и смерена, князь Ярослав, владыка Спуридон и всь Новгород, и даша игуменьство у святого Георгия; а Саву лишиша, посадиша и в келии; разболеся, лежав 6 недель, и преставися марта в 15...»40 Под 1337 г. записано еще более существенное известие: «...наважением дияволимь сташа простая чадь на архимандрита Есифа, а думои старого архимандрита Лаврентия и створиша вече, и запроша Есифа в церкви святого Николы; и седоша около церкви нощь и день коромолници стерегуще его»41. Архимандрития была возвращена Лаврентию и вернулась к Есифу только на следующий год, когда Лаврентий умер. Выборность является особенностью юрьевского настоятельства после 1226 г. Попытки Макария Булгакова распространить тезис о выборности на всех вообще новгородских игуменов42 не подтверждаются документами. Естественно, мы имеем в виду выборность на вече.
Второй особенностью «новгородской архимандритии» была несомненная ограниченность срока архимандритства. Если в других монастырях смена настоятелей вызывалась смертью игумена, или же его определением в более богатый монастырь, или же какими-то чрезвычайными обстоятельствами, то новгородские архимандриты менялись подозрительно часто. Приведем некоторые примеры. Об архимандритстве Лаврентия впервые сообщается под 1333 г.43, К 1337 г. он уже не был архимандритом, поскольку этот сап носил Есиф. Между тем в списке Есиф отделен от Лаврентия именами Иоанна и Авраама, следовательно, между 1333 и 1337 гг. архимандрития обновлялась трижды. Савва был архимандритом в 1377 г., а Давид — в 1386 г., но между ними в списке названы еще четыре архимандрита, значит, между 1377 и 1386 гг. архимандрития обновлялась пять раз. Григорий был архимандритом в 1460 г., а Феодосий — в 1475 г., между ними в списке семь архимандритов, следовательно, в этот промежуток времени архимандритии обновлялась восемь раз.
Третьей существенной особенностью новгородской архимандритии является то необычное обстоятельство, что новгородские архимандриты, водворяясь по избрании в Юрьеве монастыре, не оставляли игуменства в тех обителях, откуда они избирались на этот высокий пост. Так, например, под 1324 г. летописец рассказывает о том, как Моисей был прежде архимандритом у святого Георгия, потом «вышел бяше по своеи воли к святои Богородици на Коломци в свои монастырь»44. Очевидно, Юрьев монастырь Моисей не считал своим, хотя и был в нем архимандритом. Весьма показательна судьба Саввы. До своего избрания в архимандриты он был игуменом Антониева монастыря. В этом монастыре он и погребен, хотя скончался в сане архимандрита: «...преставися анхимандрит новгородчкыи Сава месяца мая в 29, на память святого мученика Калиньника; и проводи архиепископ новгородчкыи владыка Алексеи с игумены, и с попы, с канделы и со свещами, и положиша у святеи Богородицы Онтонова монастыря»45. Возможно, сохранял старое игуменство в своем монастыре и Варлаам, который в 1410 г. в сане архимандрита поставил каменную церковь в Лисицком монастыре46. Такое двойное настоятельство может быть только результатом ограниченности срока архимандритства. Избрание на временный пост не должно было вести к разрушению карьеры иерарха в случае потери им архимандритии на очередных выборах.
Подводя итог рассмотренным особенностям новгородской архимандритии, мы можем утверждать, что новгородские архимандриты составляли категорию новгородских магистратов (наряду с такими общеизвестными магистратами, как посадники и тысяцкие), а Юрьев монастырь был их резиденцией. Иными словами, не игуменство в Юрьеве монастыре давало право на обладание титулом «новгородский архимандрит», а избрание в архимандриты доставляло избранному своеобразный приз в виде юрьевского игуменства.
Сделав такой вывод, мы должны поставить вопрос о природе должности новгородского архимандрита, о той системе, на которую эта должность опиралась и которую она венчала. Отдельные аспекты этой проблемы поддаются объяснению. Так, несомненно, в основе особого статуса Юрьева монастыря лежат первоначальные отношения ктиторства. Примеры независимости отдельных монастырей от местных архиереев известны47, и в большинстве случаев эта независимость обусловлена изначальным подчинением монастыря своему ктитору. Юрьев монастырь сначала был княжеским монастырем, следовательно, в процессе развития боярской республики право юрисдикции над ним должно было перейти к городу. Выборность новгородского архимандрита является свидетельством независимости от новгородского владыки и этой должности, и Юрьева монастыря. Однако, если принять замечания многих исследователей о том, что термин «новгородская архимандрития» выражает отношение этого института к прочим новгородским монастырям, то, ставя архимандрита во главе новгородских игуменов, мы тем самым признаем существование независимой от владыки организации новгородского черного духовенства.
Опираясь на аналогии в структуре других новгородских государственных институтов, мы должны были бы представлять себе такую организацию покоящейся на основе пятикончанского представительства, т. е. допускать существование особых кончанских монастырей, подлежащих юрисдикции концов, и догадываться, что игумены этих пяти монастырей образуют особый совет при архимандрите. Попытаемся проверить это предположение.
В этой связи весьма существенным кажется показание летописи под 1478 г., согласно которому новгородцы в ответ на требование Ивана III отписать на его имя половину волостей владычных, монастырских и половину волостей новоторжских, чьи бы они ни были, просят, чтобы государь взял половину волостей только с шести монастырей — Юрьева, Благовещенского, Аркадиева, Антонова, Никольского с Неревского конца и Михайловского на Сковородке, а с прочих бы монастырей не брал, ибо те монастыри бедны и земель у них мало48. Легко заметить, что выбор монастырей определен вовсе не тем, что они только богаче других.
Юрьев монастырь был резиденцией архимандрита и находился под юрисдикцией города. Антониев монастырь расположен в местности, противолежащей Плотницкому концу, и, как уже отмечено, утверждал своими печатями грамоты Плотницкого конца. Михайловский Сковородский монастырь расположен около Славенского конца. Никольский монастырь Неревского конца также утверждал своими печатями кончанские грамоты Неревского конца. Благовещенский монастырь находился недалеко от Людина конца; показательно, что в писцовых книгах он именуется «Благовещенским из Горончарского конца монастырем» (тождество названий конца Людии или Гончарский широко известно). Наконец, Аркаж монастырь расположен в местности, противолежащей Загородскому концу. Признавая пять перечисленных монастырей кончанскими, находящимися в таких же отношениях со своими концами, как Юрьев монастырь со «всем Новгородом», мы должны обсудить одно обстоятельство, кажущееся, на первый взгляд, противоречивым. Если эти монастыри кончанские, а монастырские печати в некоторых случаях употреблялись в качестве кончанских, следовало бы ожидать, что при грамотах должны оказаться буллы перечисленных монастырей. Действительно, в двух случаях такие совпадения наблюдаются. В качестве печати Неревского конца использована булла Николо-Бельского монастыря, а в качестве Плотницкой печати — булла Антониева монастыря. Однако на Славенском конце употребляется булла не Михайловского на Сковородке, а Павлова монастыря; в Загородском конце применяется булла не Аркажа, а Никольского на Поле монастыря49. Думается, что на самом деле противоречия здесь нет. Сковородский монастырь расположен в трех километрах от Новгорода в труднодоступной местности. В значительном отдалении от Новгорода (в двух километрах) находится и Аркаж монастырь, тогда как Никольский Неревского конца и Антониев монастыри расположены на участках, вплотную примыкающих к городу. Вероятно, Павлов монастырь и Никольский на Поле монастырь были своего рода городскими филиалами основных кончанских монастырей.
О существовании кончанских монастырей, подлежащих юрисдикции концов, свидетельствует, по-видимому, и известная грамота Славенского конца Саввино-Вишерскому монастырю, в которой говорится о передаче монастырю «кончанской земли», «а стояти за ту землю, и за игумена, и за Старцов посадником, и тысяцким, и боярам, и житьим людем, и всему господину Славенскому концу»50.
Таким образом, новгородскую архимандритию следует представлять себе в виде особого государственного института, независимого от архиепископа, подчиняющегося вечу и формируемого на вече, опирающегося на кончанское представительство и экономически обеспеченного громадными монастырскими вотчинами. В системе новгородских республиканских органов архимандрития была прогрессирующим институтом, поскольку процесс увеличения ее богатств был необратим.
По-видимому, подобная организация черного духовенства существовала и в Пскове, коль скоро Исидор, стремясь вырвать Псков из-под власти новгородского владыки и поставить его в непосредственное подчинение митрополии, основал свое наместничество в Пскове в форме «псковской архимандритии»51.
Приложение. Сопоставление списков новгородских архимандритов
| НПЛ | Н4Л | Ерм. л |
| 1. Кириак | 1. Кириак | 1. Кириак |
| 2. Стефан | 2. Стефан | 2. Стефан |
| 3. Лазарь | 3. Лазарь | 3. Лазарь |
| 4. Исайя | 4. Исайя | 4. Исайя |
| 5. Ефрем | 5. Ефрем | 5. Ефрем |
| 6. Дионисий | 6. Дионисий | 6. Дионисий |
| 35. Савватий | 7. Савватий | |
| 36. Дионисий | 8. Дионисий | |
| 7. Мартирий | 9. Мартирий | 7. Мартирий |
| 8. Феоктист | 10. Феоктист | 8. Феоктист |
| 9. Варлаам | 11. Варлаам | 9. Варлаам |
| 10. Далмат | 10. Далмат | |
| 11. Арсений | 12. Арсений | 11. Арсений |
| 12. Козма | 13. Козма | 12. Козма |
| 13. Иоанн | 14. Иоанн | 13. Иоанн |
| 14. Макарий | 15. Макарий | 14. Макарий |
| 15. Тарасий | 16. Тарасий | 15. Тарасий |
| 16. Лаврентий | 17. Лаврентий | 16. Лаврентий |
| 17. Иоанн | 17. Иоанн | |
| 18. Авраамий | 18. Авраамий | |
| 19. Есиф | 19. Есиф | |
| 20. Никифор | 20. Никифор | |
| 21. Савва | 18. Савва | 21. Савва |
| 22. Григорий | 19. Григорий | 22. Григорий |
| 23. Харитон | 20. Харитон | 23. Харитон |
| 24. Юрий | 21. Юрий | 24. Юрий |
| 25. Борис | 22. Борис | 25. Борис |
| 26. Давид | 23. Давид | 26. Давид |
| 27. Ермола | 24. Ермола | 27. Ермола |
| 28. Парфений | 25. Парфений | 28. Парфений |
| 29. Нефедей | 26. Нефедей | 29. Нефедей |
| 30. Варлаам | 27. Варлаам | 30. Варлаам |
| 31. Симеон | 28. Симеон | 31. Симеон |
| 32. Михаил | 29. Михаил | 32. Михаил |
| 33. Маркиан | 30. Маркиан | 33. Маркиан |
| 34. Нафанаил | 31. Нафанаил | 34. Нафанаил |
| 32. Парфений | 35. Парфений | |
| 33. Иоанн | 36. Иоанн | |
| 34. Юрий | 37. Юрий | |
| 38. Мисаил | ||
| 39. Григорий | ||
| 40. Афанасий | ||
| 41. Савва | ||
| 42. Иринарх | ||
| 43. Козма | ||
| 44. Нон | ||
| 45. Варсонофий | ||
| 46. Тихон | ||
| 47. Феодосий |
Примечания
1. См.: Тараканова-Белкина С.А. Боярское и монастырское землевладение в новгородских пятинах в домосковское время. М., 1939; Вернадский В.Н. Новгород и Новгородская земля в XV в. М.—Л., 1961.
2. См.: Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.—Л., 1949, с. 150, № 95; 151—1152, № 96; с. 156, № 101 (при последнем акте в настоящее время нет печатей, но они были еще в 10-х годах XX в., когда их сфотографировал Н.П. Лихачев); Янин В.Л. Актовые печати древней Руси X—XV вв., т. 2, с. 134—138, 229—231, № 758—764.
3. См.: Янин В.Л. Указ, сот., с. 230, № 760—2, 762—1.
4. См. там же, с. 138—141, 231—232, № 765—771.
5. См.: Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов, с. 475.
6. См.: ПСРЛ, т. IV, вып. 3. Л., 1929, с. 627.
7. См.: ПСРЛ, т. XXIII. СПб., 1910, с. 166.
8. См.: НПЛ, с. 90, 93, 328, 330, 333.
9. См. там же, с. 97, 340 (под 1324 г.).
10. См.: НПЛ, с. 21, 22, 205, 206.
11. См. там же, с. 23, 208; Грамоты Великого Новгорода и Пскова, с. 140, № 81.
12. См.: НПЛ, с. 30, 32, 41, 217, 219, 234.
13. См. там оюе, с. 41, 65, 234, 269.
14. См. там же, с. 88, 319; Грамоты Великого Новгорода и Пскова, с. 162—163, № 105.
15. См.: НПЛ, с. 70, 278.
16. См. там же, с. 323, 455.
17. См. там же, с. 99, 100, 345, 349.
18. См.: НПЛ, с. 100, 347, 349, 356, 357, 460.
19. См. там же, с. 100.
20. См. там же, с. 373—375.
21. См.: ПСРЛ, т. IV. СПб., 1848; с. 94; т. V, СПб., 1851, с. 241.
22. См.: НПЛ, с. 381—382.
23. См. там же, с. 402, 410, 412.
24. Надпись на плащанице в ризнице Юрьева монастыря.
25. См.: ПСРЛ, т. VI. СПб., 1853, с. 322; Грамоты Великого Новгорода и Пскова, с. 174, № 115.
26. См.: ПСРЛ, т. VI, с. 201.
27. Единственное нарушение хронологии — Арсений (№ 11, 1230) после Варлаама (№ 9, 1270) — повторено во всех списках, что также свидетельствует об их восхождении к общему протографу.
28. См.: Янин В.Л. Новгородские посадники, с. 25.
29. Последним посадником в этом обзоре назван Захарий Кириллович, избранный в 1423 г.; последним митрополитом — Фотии (1410—1431).
30. См.: Янин В.Л. Новгородские посадники, с. 41.
31. См.: Голубинский Е.Е. История русской церкви, т. 1. М., 1881, с. 593 и сл.
32. Беляев И.Д. История Новгорода Великого. М., 1866, с. 122.
33. Макарий (Миролюбов). Археологическое описание церковных древностей в Новгороде и его окрестностях, ч. 1. М., 1860, с. 416.
34. Никитский А. Очерк внутренней истории церкви во Пскове. — ЖМНП, 1871, май, с. 50.
35. НПЛ, с. 234; см. там же, с. 41.
36. Там же, с. 65, 70, 269, 278.
37. В 1198 г. в Юрьеве монастыре погребены княжичи Изяслав Ярославич и Ростислав Ярославич (см.: НПЛ, с. 44, 237), в 1204 г. — посадник Мирошка Нездинич (см. там же, с. 45, 246), в 1207 г. — посадник Дмитр Мирошкинич (см. там же, с. 51, 248), в 1230 г. — посадник Семен Борисович (см. там же, с. 70, 277), в 1233 г. — княжич Федор Ярославич (см. там же, с. 72, 282), в 1244 г. — княгиня Феодосия (см. там же, с. 79, 298).
38. НПЛ, с. 65, 269.
39. В частности, вероятно, что в этот список проникли имена некоторых новгородских владык (Мартирий, Далмат, Феоктист), вполне уместные в любом синодике, где они могли быть не выделены в особую рубрику и не сопровождены титулами.
40. НПЛ, с. 70, 278.
41. Там же, с. 100.
42. См.: Макарий (Булгаков). История русской церкви, т. III, СПб., 1868, с. 80.
43. См.: НПЛ, с. 99—100, 345.
44. НПЛ, с. 97, 340.
45. См. там же, с. 365, 375.
46. См. там же, с. 402.
47. См.: Макарий (Булгаков). История русской церкви, т. IV. СПб., 1886, с. 214.
48. См.: ПСРЛ, г. XXV. М.—Л., 1949, с. 319.
49. Мы не касаемся здесь буллы Людина конца, которая по своему характеру была светской. По существу, собственно кончанской была и Славенская печать, так как она несет надпись: «Печать Славенского конца», — однако на ее обороте изображен св. Павел Исповедник.
50. Грамоты Великого Новгорода и Пскова, с. 148, № 91.
51. Псковские летописи, вып. 1. М.—Л., 1941, с. 44, 45; вып. 2. М., 1955, с. 133—134.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |