Устав князя Ярослава о мостех

«Устав князя Ярослава о мостех» сохранился в составе юридических сбор ников, объединяющих его о Русской Правдой Пространной редакции, и известен в 15 списках, которые могут быть разделены на две группы. Внешним признаком этой группировки служит изменение названия документа: «А се устав Ярослава (князя) о мостех. Осмеником поплата» в первой группе и «О городских мостех. Осменики поплата» во второй. 14 списков (некоторые из них были изданы еще в XIX в.) опубликованы в академическом издании Русской Правды, классификацией и терминологией которого мы пользуемся при рассмотрении текстов; один список был позднее открыт А.А. Зиминым¹.

К первой (Пушкинской) группе относится единственный описок Пушкинского вида² и четыре описка Археографического вида³. Текст этой группы воспроизведен в приложении к настоящему очерку по описку Археографического вида, помещенному в приложениях к Комиссионной рукописи Новгородской Первой летописи (АП).

Ко второй (Карамзинской) группе относится единственный список Троицкого вида⁴, три списка Оболенско-Карамзинского вида⁵ и шесть списков Музейского вида⁶. Текст в приложении к очерку воспроизведен по Троицкому списку (ТIV).

Сравнивая обе группы, вряд ли возможно сомневаться в предпочтении Пушкинской генерации перед Карамзинской как наиболее сохранившей полноту авторского текста. Карамзинская группа в целом характеризуется необратимыми потерями, к числу которых следует отнести утрату слова «изгои» в словосочетании «а с другими изгои до Острои городни», а также отсутствие слов «трои риле» после обозначения Волховской сотни. Сопоставляя списки Карамзинской группы, наиболее исправным из них следует признать Троицкий, в котором еще не появилось свойственных другим опискам этой группы искажений: «тиможеном» или «тигорожаном» вместо «тигожаном», «Бискупли» вместо «Пискупли», «Неретьского» вместо «Нередичьского», «Загорожаны» вместо «Загородцы», «Володьская» или «Волоцкая» вместо «Вольская» (АОП, БЛП, ТБV, В, БЛIV). Еще дальше в этом искажении идут отдельные списки Музейского вида Карамзинской прутыты⁷ «всряджан» вместо «вережан» (ВА), «пидябленом» вместо «пидьбляном» (В), «с шрожаны» или «за горожаны» вместо «с загорожаны» (УIII, ВА, В), «Холопьская» вместо «Лопьская» (В).

Спискам Оболенско-Карамзинского вида свойственно непроникшее в Музейский вид искажение «до Острои улици» вместо «до Острой городни», а это значит, что Оболенско-Карамзинский и Музейский виды развиваются независимо один от другого, восходя к общему архетипу, близкому описку Троицкого вида.

Что касается списков Пушкинской группы, то из них более сохранным оказывается Археографический вид. В Пушкинском списке потеряны слова «коломляном до Нередичьского мосту», «от великого ряду», «огнищаном», присутствующие не только в списках Археографического вида, но также и в описках Карамзинской группы. В нем также искажены некоторые слова: «бережан» вместо «вережан», «Клемяных» вместо «Климятиных». В списках Карамзинской группы эти слова переданы в звучании, в близком к тем, которые дает Археографический вид. В описках Археографического вида имеются неповторимые во всех других списках выражения, имеющие принципиальный смысл. Только в них есть слово «мостити» после упоминания Бориса и Глеба, слова «до софьян», на месте которых во всех остальных описках стоит «до торгу». 18-я сотня называется Поволховской, тогда как в других списках она Волховская. Наконец, только в них назван Алфердов вымол, в остальных списках называемый Гералдовым или Гелардовым. Пушкинский список относительно этих последних случаев родствен спискам Карамзинской группы. Поскольку же иные его особенности не реализуются в Карамзинской группе, следует утверждать, что Пушкинский и Карамзинские списки восходят к общему протографу, занимающему промежуточное положение между ними и списками Археографического вида.

Сравнение списков Археографического вида позволяет признать наиболее исправным тот из них, который помещен в приложениях к Новгородской Первой летописи по Комиссионной рукописи. В Соловецком списке и в Летописи Авраамки имеются существенные отклонения: «Быкова» вместо «Бовыкова» (СМV), «Афедорова» вместо «Алфердова» (СМV), отсутствие слов «до от заднего, а от Алфердова вымола» (СМV, ЛА).

Реконструкция схемы взаимоотношения основных групп списков «Устава» (см. схему) находит подтверждение в самом существе последовательных искажений теиста в связи с биографией памятника. Характер этих искажений — стихийное, нецеленаправленное, нарастающее отклонение от правильного написания топонимов. Группировка списков не обнаруживает каких-либо следов редактирования. Их деление на Пушкинскую и Карамзинскую группы обозначает не разные редакции, а только разные изводы. И если в Пушкинском изводе (в первую очередь, в списках Археографического вида) новгородская топонимика оказывается безупречной, то Карамзинским извод (и в меньшей степени Пушкинский вид) обнаруживает незнание переписчиками местных наименований. Отсюда происходят бессмысленные, «тиможены» и «тигорожане», «бережане», «Неретьскии мост», «загорожаны», «Володьская» и «Холопьская» сотни, «Клемяные сени». Такой характер нарастающих искажений позволяет признать Пушкинскую группу в целом новгородским изводом, а Карамзинскую группу — вненовгородским изводом. Этот вывод подтверждается и происхождением списков, дающих возможность несколько уточнить локализацию грани между новгородскими и вненовгородскими текстами.

Все списки Археографического вида извлечены из новгородских сборников или же из сборников, своим происхождением непосредственно тяготеющих к Новгороду. Списки остальных видов содержатся в сборниках, к Новгороду отношения не имеющих. Рубеж между теми и другими, таким образом, приходится на архетип Пушкинского и Троицкого видов, давший начало вненовгородской традиции в переписке «Устава». Новгородская же традиция сохраняется лишь в Археографической генерации. «Устав о мостех», возникший как локальное новгородское постановление, органически связался в Новгороде с Пространной Правдой, но он не имел никакого значения для остальных русских территорий и, выйдя в составе Пространной Правды за пределы Новгорода, отложился в некотором количестве списков Русской Правды как непонятный и практически ненужный довесок.

Выделяя в качестве достоверных списки Археографического вида, а среди них в первую очередь текст, сохранившийся в Новгородской Первой летописи, мы, естественно, не отождествляем его с авторским текстом. Допуская и в нем наличие возможных искажений, мы можем выяснить их только подробным анализом самого памятника и поисками в нем внутренних противоречий. Однако первый вопрос, возникающий при переходе к такому анализу, касается общей композиции источника, выяснения единства или сложности его состава.

М.Н. Тихомиров обратил внимание на наличие в тексте «Устава» несомненной интерполяции. Перечисление сотен явно разбивает связный текст, а изъятие этого перечисления возвращает ему должную логичность и последовательность⁸. Развивая эту мысль, А.Н. Насонов писал: «В истории рукописных текстов довольно обычно, что запись, сделанная на полях рукописи, при переписке попадает в середину текста. Так как все без исключения списки "Устава о мостех" содержат перечисление сотен, то надо полагать, что вся запись о сотнях попала в текст устава вскоре после его составления, в XIII в., во всяком случае не позднее начала XV в.»⁹. Думается, что правильнее было бы написать: «не позднее XIV в.», поскольку Пушкинский список датируется этим столетием.

Еще одна интерполяция ранее не выделялась, но она хорошо видна при первой же попытке осмыслить последовательность топонимов «Устава». Речь идет о перечислении тигожан, коломлян, нередичан, вережан и пидьблян, не имеющих никакого отношения к тому сюжету, изложение которого грубо нарушено их упоминанием.

Схема взаимоотношения основных видов «Устава о мостех»

Рассмотрим сначала текст «Устава», очищенный от этих инородных вставок.

«А ее устав Ярослава князя о мостех. Осмеником поплата. В Людин конець через греблю к Добрыни улици в городная ворота до Пискупли улици, с прусы до Бориса и Глеба мостити, а Чюдинчеве улице с загородцы до городьних ворот. А владыце сквозе городнаа ворота с изгои и с другыми изгои до Острой Городне, до софьян, софьяном до тысячьского, тысячьскому до вощник, от вощник посаднику до великого ряду, от великого ряду князю до Немецкого вымола, немцем до Иваня вымола, гтом до Алфердова вымола до от заднего, а от Алфердова вымола огнищаном до Будятина вымола, ильинцам до Матфеева вымола, михаиловцам до Бардовы улице, а витковцам до Климятиных сенеи».

Вслед за заголовком «Устава» идет фраза «Осмеником поплата», т. е. «плата осменикам». Осмениками или о сменниками назывались сборщики «осмничего», торговой пошлины. Существо этой должности характеризуется Уставной грамотой великого князя Литовского Александра киевским мещанам 1494 г.: «Которыя перекупники на ряду седят и хлебы продают..., тыи вси мають давати осмънику воеводину в каждую субботу от товару по дензе... Таковую татьбу побережную маеть судити осмник воеводин»¹⁰. В договорной грамоте тверского князя Бориса Александровича с Василием Темным 1456 г. определяется порядок взятия сомничего: «А тамга и осмничее взяти, аже имет торговати; а поедет мимо, ин знает свои мыт да костъки, а боле того пошлин нет»¹¹. Следовательно, осменики контролировали в фискальных целях торт, взимая пошлину с действительного оборота («А тамги с осмничего от рубля алтын»)¹². Отметим эту их связь с торгом, важную для понимания документа в целом.

Следующей фразой «Устава» начинается разверстка мостовой повинности: «В Людин конець черес греблю к Добрыни улици в городная ворота до Пискупли улици». Людин конец примыкал к Детинцу с юга и юго-запада, будучи отделен от него греблей (рвом). Связь Людина конца с Детинцем осуществлялась через Спасские ворота. Время возникновения этого последнего названия неизвестно, поскольку нет сведений о том, была ли построенная в 1426 г. «на воротех градских» церковь Спаса¹³ первоначальной¹⁴. Однако примыкание именно к этим воротам Добрыни улицы Людина конца хорошо определяется местоположением церкви св. Образа, которая стояла на участке, непосредственно примыкающем к Спасским воротам (по планам XVIII в. она находилась внутри бастиона Малого земляного города, остатком которого является нынешняя Екатерининская горка)¹⁵. Летописи же локализуют церковь Образа на Добрыне улице¹⁶.

Изображение Детинца на Михайловской иконе конца XVII в.: А — Пречистенская башня; Б — Борисоглебская башня; Г — Спасская башня; Д — Покровская башня; З — Воскресенская башня; М — Великий мост

Рассматриваемая фраза нелогично пользуется предлогами. Сначала указывается направление из Детинца («В Людин конець», «к Добрыни улици»), а потом внутрь Детинца («в городная ворота до Пискупли улици»). Эта нелогичность снимается наблюдением над разночтениями. В списке Летописи Авраамки, относящемся к тому же Археографическому виду, предлог в начале фразы отсутствует: «Людин конець черес греблю к Добрыни улици...». Если эта особенность списка восходит к авторскому тексту, всю фразу следует переводить так: «Людин конец через греблю (которая примыкает) к Добрыне улице (мостит) в городские ворота до Пискупли улицы». Обязанностью Людина конца было мостить въезд в Детинец через ворота, позднее названные Спасскими, достыка внутри Детинца с Пискуплей улицей.

«С прусы до Бориса и Глеба мостити». Прусская улица («прусы») до выделения в конце XIII в. особого Загородского конца входила в Людин конец. Поэтому наличие предлога «с» указывает на то, что основным адресатом этой фразы был тот же Людин конец, который должен был мостить на этот раз с жителями Прусской улицы. Последняя сообщалась с Детинцем особыми воротами — Покровскими. Это название возникло в XIV в., после того как «постави Семен Климович церковь камену на воротех от Прусьской улици»¹⁷. Церковь Бориса и Глеба, построенная в 1146 г., стояла на прямой, продолжающей внутрь Детинца линию Прусской улицы. Свидетельство «Устава о мостех», таким образом, позволяет реконструировать продолжение Прусской улицы в Детинце до церкви Бориса и Глеба.

«А Чюдинчеве улице с загородцы до городьних ворот». Жители Чудинцевой и Легощей улице конца XIII в. образовывали особый Загородский конец, но уже в более раннее время именовались «загородцами»¹⁸, то образуя политическое единство с Людиным концом, то демонстрируя независимость от него. Этот район Новгорода соединялся с Детинцем через его западные, Воскресенские ворота. Сооружение надвратной Воскресенской церкви летопись впервые упоминает под 1296 г.¹⁹

Принято считать, что в Воскресенские ворота входила не Чудивцева, а Легоща улица, а примыкание к Детинцу Чудинцевой улицы не известно: на планах XVIII в. этот ее участок нарушен фортификациями сооруженного в XVI в. Малого земляного города; она обрывается у рва XVI в., не доходя до Детинца. Известно, однако, что эти улицы близко подходили одна к другой: в 1398 г. «постави Михаил Крупа церковь камену святого Николу конец Лугощи и Чудинчеве улица»²⁰. Если это сообщение касается Никольского монастыря, который был расположен на отдаленных от Детинца участках, примыкающих к линии Окольного города, то более интересным для нас оказывается другое обстоятельство. На одном из планов XVIII в. в Малом земляном городе непосредственно у Воскресенских ворот Детинца обозначены две церкви²¹, в которых возможно опознать каменные храмы Усекновения Иоанна Предтечи и Николая Чудотворца, числящиеся в начале XVII в., т. е. уже после сооружения Малого земляного города, стоящими на Новинке²². Между тем «Описание семи новгородских соборов», дошедшее до нас в описке начала XVI в., сообщает: «Иван снятый усекновение на Чюдинцове улице, да Никола на палатех»²³. А это значит, что до сооружения Малого земляного города Чудинцева улица действительно подходила к Воскресенским воротам, сливаясь здесь с Легощей улицей. В то же время нужно отметить, что в скрытой форме «Устав» упоминает и Легощу улицу: ведь Чудинцева улица мостит не одна, а «с загородцы». «Устав» определяет Чудинцевой улице и вообще загородцам мостить только до въезда в Детинец, иными словами, через греблю.

«А владыце сквозе городнаа ворота с изгои и с другими изгои до Острои Городне, до софьян». Приведенная фраза трудна для комментирования из-за крайне разноречивых мнений исследователей относительно положения в Детинце Пискупли улицы. Очевидно, речь здесь идет именно о ней, коль скоро непоименованную в «Уставе» мостовую настилает владыка («пискуп»). Положение фразы в контексте достаточно определенно: владыка начинает мощение там, где останавливаются загородцы, т. е. от Воскресенских ворот («сквозе городнаа ворота»). Другой конец этой улицы локализуется упоминанием Острой городни и софьян²⁴.

Очевидно, топонимы «до Острой городни» и «до софьян» должны совпадать. Между тем комментаторы «Устава» склонны признавать Острой городней первую, ближайшую к Детинцу, городню Великого моста, якобы расположенную на «Владычном островке», усматривая этимологическую связь между словами «Острая» и «остров»²⁵. Если это так, то получится, что владыка мостит всю поперечную улицу Детинца от Воскресенских до Пречистенских ворот, и остается совершенно непонятным, какой же участок обязаны мостить софьяне (они снова упомянуты в следующей фразе «Устава»: «...софьяном до тысячьского»). Великий мост? Но причт Софийского собора не имел к нему отношения. Тем не менее имеются основания для того, чтобы решить этот вопрос.

В самом Детинце существовал еще один мост, переброшенный через овраг, устье которого и сегодня хорошо видно со стороны Волхова в понижении подошвы кремлевской стены южнее проездной арки (б. Пречистенских ворот). Овраг, существовавший еще в XVIII в., пересекал Детинец с запада на восток чуть южнее и на всем протяжении параллельно той улице, часть которой обязан мостить владыка с изгоями. Мост, перекинутый через самую узкую его часть примерно на месте современного Памятника Тысячелетия России, отмечен на планах XVIII в.²⁶ Здесь он, как можно думать, возобновлялся традиционно. Если в «Уставе» под Острой городней подразумевается крайняя северная городня этого моста, то она должна локализоваться именно там, где мощение переходит в руки софьян, т. е. на траверзе Софийского собора. Иными словами, владыка мостит ту часть улицы, соединяющей Воскресенские ворота с Пречистенскими, на которую выходит участок Владычного двора. Если это так, то мы находим ответ и на вопрос, до какого места в Детинце обязан мостить Людин конец. Напомним, что он мостит «в городная (т. е. Спасские) ворота до Пискупли улицы», иначе, до той же Острой городни и до софьян. Довоенные работы Новгородского музея установили, что подвергнутая раскопкам улица, ведущая на север из Спасских ворот, не доходя до церкви Бориса и Глеба, отклонялась к северо-западу, т. е. к тому месту, на котором мы локализуем упомянутый мост через овраги его Острую городню.

Мы вынуждены подробно остановиться на этом сюжете потому, что как раз в ходе довоенных раскопок было высказано охотно повторяемое предположение, что именно эта выходящая в Детинец из Спасских ворот улица и была Пискуплей²⁷. Основание для такого мнения извлечено из сообщения Новгородской Первой летописи младшего извода под 1049 г.: «Месяца марта в 4, в день суботныи, сгоре святая Софея, беаше честно устроена и украшена, 13 верхы имущи, а ту стояла свята Софея конецъ Пискупле улице, идеже ныне поставил Сотъке церковь камену святого Бориса и Глеба над Волховом»²⁸. Нам уже приходилось разбирать это сообщение и доказывать его тенденциозную противоречивость с более древним сообщением Новгородской Первой летописи старшего извода. Рассмотрим его в связи с показаниями «Устава о мостех».

Если извлечь фразу «А владыце сквозе городнаа ворота с изгои и с другими изгои до Острои Городне, до софьян» из контекста «Устава», то она, на первый взгляд, может быть отнесена и к улице, идущей в Детинец из Спасских ворот. Эта улица, начинаясь от «городних ворот», продолжается до Острой городни и до софьян. Она направлена ж Владычному двору, что при желании объяснит и ее имя. Однако такое совпадение станет в высшей степени сомнительным, если обратиться к деталям анализируемых сообщений. Владыка никак не мог мостить «сквозе городнаа ворота», если эти ворота были Спасскими; ведь сквозь Спасские ворота мостит Людин конец («в городнаа ворота до Пискупли»). Местоположение церкви Бориса и Глеба не соответствует «концу Пискупли улицы», если под Пискуплей понимать улицу, идущую от Спасских ворот; Борисоглебская церковь находится примерно у ее середины. Наконец, если владыка мостит улицу, идущую от Спасских ворот до Острой породни и софьян, то участок от Воскресенских ворот до софьян вообще останется без замощения.

С другой стороны, вопреки сообщению Новгородской Первой летописи младшего извода, раскопки, произведенные на руинах церкви Бориса и Глеба, не обнаружили под ними никаких следов древнейшего деревянного Софийского собора²⁹, и вопрос о его локализации остается открытым. Нам представляется, что именно «Устав о мостех» дает определенные основания для такой локализации. Если Пискупля улица оканчивалась у Острой городни, то и древнейшую Софию нужно искать на участке, находящемся ныне между существующим Софийским собором и Памятником Тысячелетия России, в пределах древнейшей части Детинца, по северную сторону от ограничивающего ее оврага.

Некоторые любопытные данные для понимания истоков происхождения обязанностей Людина конца и Прусской улицы в Детинце сообщает позднейший документ второй половины XV в. — «Описание семи новгородских соборов». Согласно этой росписи, в Софийский соборный участок входила лишь северная половина Детинца, тогда как церкви южной его половины были расписаны между соборными участками церквей Власия (Людин конец) и Михаила архангела (Прусская улица). К Власьевскому участку относилась надвратная Спасская церковь, а к Михайловскому — надвратные Покровская и Пречистенская церкви, а также церкви Бориса и Глеба, Андрея Стратилата и Иоанна Златоуста в Детинце. Что касается надвратной Воскресенской церкви, то она входила в Софийский участок.

Такой порядок, в целом совпадающий с показаниями «Устава о мостех», находит объяснение в самой истории сложения территории Детинца. Совпадая поначалу с северной частью нынешнего Кремля, она в 1116 г., когда «Мъстислав заложи Новъгород болии пьрваго»³⁰, была расширена на юг, включив в себя уже сложившиеся к тому времени прибрежные части Людина конца и Прусской улицы. Археологические раскопки, в частности, установили, что древнейшие настилы выходящей из Спасских ворот улицы (которую, как мы уже отметили, авторы раскопок приняли за Пискуплю) относятся к XI в. Административное подчинение этих улиц и после возведения новых фортификаций осталось прежним. Что касается Чудинцевой улицы, то она, по-видимому, к началу XII в. еще не существовала (раскопки 1947 г. не обнаружили в ее районе столь древних напластований) и, следовательно, на территорию Детинца не продолжалась. Более того, Пискупля улица и ее продолжение до Пречистенских ворот могли возникнуть только в 1116 г., после ликвидации существовавшего на этом месте вала древнейшего Детинца: бревна его дубовых городен были вторично использованы в качестве лежней при сооружении вала 1116 г., опоясавшего вновь прирезанную южную часть кремля³¹.

Тенденциозное сообщение Новгородской Первой летописи младшего извода о закладке в XII в. церкви Бориса и Глеба на месте первоначальной Софии «в конце Пискупли улицы», на наш взгляд, опирается на то, что в XV в., к которому относится это сообщение, Пискуплей могли называть не только участок от Воскресенских ворот до Острой городни, но и его продолжение через мост до церкви Бориса и Глеба, вернее, до площади, на которой эта церковь стояла, коль скоро до самой церкви никакие уличные настилы не доходят. Автор XV в. знал, что древнейшая София стояла в конце Пискуплей улицы, но проецировал это указание на современную ему микротопонимику.

Продолжим рассмотрение «Устава». «Софьяном до тысячьского, тысячьскому до вощник». Конечный пункт этого сообщения бесспорен — церковь Ивана на Опоках, которая была центром купеческой корпорации вощников³². Очевидно и направление мощения — от Острой городни через Великий мост до церкви Ивана на Опоках. Писцовые книги XVI в, знают на Торгу Иваньскую улицу, соединявшую Великий мост с участком церкви Ивана на Опоках³³. Известно также, что эта церковь служила местопребыванием торгового суда тысяцкого: «А не смогут они (лоцманы и гости. — В.Я.) помириться, идти им на суд перед тысяцким и перед новгородцами на двор святого Ивана»³⁴. Требует решения только вопрос о границе между участками софьян и тысяцкого. Трудно, однако, назвать какой-либо иной стык, кроме первой (западной) городни Великого моста.

К софьянам сооружение моста через Волхов отношения иметь не могло, это было общегородское и общегосударственное дело, непосильное для софийских попов, дьяконов, дьячков, пономарей и просвирниц и требующее совершенно иной организации³⁵. Оно могло финансироваться только «всей землей». Иногда случались исключения, как, например, в 1338 г., когда «делаша мост нов, что было вышибло, повелением владыкы Василья: сам бо владыка пристал тому, и почал и кончал своими людьми», но тогда сама исключительность события возбуждала в летописце панегирическое настроение: «...и много добра створи християном»³⁶, — чего мы не видим в других многочисленных случаях возобновления Великого моста. Поэтому, выбирая между софьянами и тысяцким, вряд ли можно сомневаться в обязанности именно тысяцкого организовывать сооружение и ремонт моста через Волхов.

Расположение участков мощения, перечисленных в «Уставе о мостех»: А — Спасские ворота; Б — Покровские ворота; В — Воскресенские ворота; Г — Федоровские ворота; Д — Владимирские ворота; Е — Пречистенские ворота; Ж — Церковь Ивана на Опоках; З — Немецкий двор; И — Готский двор; К — церковь архангела Михаила. Участки мощения: 1 — Добрыни улицы; 2 — Прусской улицы; 3 — Чудинцевой улицы; 4 — Владыки; 5 — Софьян; 6 — Тысяцкого; 7 — Вощников; 8 — Посадника; 9 — Князя; 10 — Немцев; П— Готов; 12 — Огнищан; 13 — Ильинцев; 14 — Михайловцев; 15 — Вишковцев

«От вощник посаднику до великого ряду». Великий ряд новгородского Торга показаниями лавочных книг XVI в. локализуется на участке между церковью Успения на Торгу и Великим мостом³⁷. Общее направление мостовой, обязанность сооружения которой лежала на посаднике, — от церкви Ивана на Опоках к церкви Успения.

«От великого ряду князю до Немецкого вымола». Вымолом в древней Руси называлась песчаная коса, обмелевшее место, мол³⁸. Великий ряд, находясь на южном краю Торга, соседствовал с княжеским участком Ярославова дворища. Обязанность князя сооружать именно эту мостовую вполне естественна. Князь мостил от Великого ряда (по-видимому, вдоль него) к берегу Волхова, где, следовательно, в районе современной аркады Торговых рядов и находился Немецкий вымол — пристань немецких купцов.

«Немцем до Иваня вымола». Если князь обеспечивал сообщение между Торгом и Немецким вымолом, т. е. в первую очередь экспорт новгородских товаров, то на обязанности немцев лежало сооружение мостовой от Немецкого двора до Иваня вымола, который в силу этого возможно признать второй немецкой пристанью Новгорода, принимавшей импорт. Местоположение Немецкого двора определяется данными лавочных книг XVI в. Он локализуется к востоку от церквей Успения на Торгу и Параскевы Пятницы, в современном городском квартале — на проспекте В.И. Ленина и под проезжей частью самого проспекта. Вплотную к Немецкому двору, у его юго-восточного угла, до середины XVIII в. стояла церковь Ивана Крестителя «у Немецкого двора»³⁹, остатки которой были обнаружены во время раскопок летом 1975 г. От этой церкви, по всей вероятности, Ивань вымол и получил свое имя⁴⁰. Общее направление мощения немцев — от Немецкого двора, южнее княжеского участка, к берегу Волхова, выше Немецкого вымола.

«Гтом до Алфердова вымола до (от) заднего». Местоположение Готского двора определяется как данными письменных источников, так и отчасти раскопками, проведенными в 1968—1970 гг. на его территории⁴¹. Он располагался к югу от Ярославова дворища в меньшем удалении от берега Волхова, нежели Немецкий двор. Последнее обстоятельство подтверждается и показаниями проекта договорной грамоты с Любеком и Готским берегом о торговле и суде, датируемого 1269 г.: «Возчикам в Новгороде брать с каждой ладьи за перевозку в Новгороде с берега в Немецкий двор 15 кун, а в Готский двор 10 кун»⁴². Алфердов вымол был пристанью Готского двора в располагался на берегу Волхова выше Иваня вымола. Почему он называется «задним», сказать трудно. Может быть, «передним» вымолом Готского двора был тот же Ивань вымол?

«А от Алфердова вымола о(г)нищаном до Будятина вымола». Под огнищанами (иное название бояр⁴³) здесь могут подразумеваться только владельцы усадеб Славенского конца. Кончанская застройка Славна выходила к берегу Волхова лишь на участках побережья, расположенных к югу от Готского двора (и далее до Тарасовца); севернее этих мест она была отделена от берега Готским двором, Ярославовым дворищем и Торгом. Поэтому, не локализуя с топографической точностью Будятина вымола, мы можем утверждать, что он находился на берегу Волхова южнее Алфердова вымола. Огнищане обязаны были мостить на волховском берегу между Алфердовым и Будятиным вымолами.

«Ильинцам до Матфеева вымола». Традиционное мнение комментаторов «Устава», полагающих под «ильницами» жителей Ильиной улицы⁴⁴, как нам представляется, неверно. Ильина улица, имея направление с востока на запад, пересекала Торговую сторону Новгорода по линии от церкви Спаса на Ильине к церкви Успения на Торгу. Продолжив эту линию до Волхова, мы выйдем к Великому мосту. Однако, как в этом уже можно было убедиться, «Устав», перечисляя участки мощения на Торговой стороне, последователен в своем движении с севера на юг. Искать ильинцев, следовательно, нужно в южной части Славенского конца. В самом деле, в южной его точке находится церковь Ильи на Славне, упоминаемая в летописи с 1105 г.⁴⁵ Ее прихожане и являются искомыми «ильницами», на обязанности которых было мощение у самого южного вымола Новгорода — Матфеева.

«Михаиловцам до Бардовы улице, а витковцем до Климятиных сеней». Последняя фраза «Устава» нарушает строгую последовательность отмеченного движения к югу, поскольку Михайлова и Виткова улицы располагались в районе Готского двора, сходясь у церкви архангела Михаила, которую источники локализуют то на Михайловой, то на Витковой улице⁴⁶. Однако это нарушение хорошо объяснимо: рассматриваемая фраза составляет особый сюжет «Устава», не связанный с пристанями. Бардова улица, до которой нужно было мостить Михайловцам, находилась в глубине кончанской территории Славна⁴⁷, так же, по-видимому, как и нелокализуемые Климятины сени, до которых мостят витковцы. А.И. Семенов связывает этот район с древнейшей территорией новгородского торга, основываясь на летописном показании 1152 г.: «Априля 23 загореся церквы святого Михаила въ сред Търгу, и много бысть зла; и погоре всь Търг и двори до ручья, а семо до Славна, и церквии съгоре 8, а 9-я Варязьская»⁴⁸. Очевидно, последняя фраза «Устава» касается мощения этих древнейших торговых территорий.

О чем же в целом идет речь в «Уставе»? Археологические исследования Новгорода позволяют утверждать, что мостились практически все улицы города, иначе в условиях повышенной влажности почвы движение по ним не было бы возможным. Между тем «Устав» в высшей степени избирателен. Он разверстывает мостовую повинность, касающуюся лишь общественных центров: Детинца и непосредственных подходов к нему, главных магистралей Торга, дорог, соединяющих Торг, иноземные фактории и город как таковой с пристанями. Вероятно, забота о возобновлении рядовых уличных настилов лежала на самих уличанах. Однако в «Уставе» в то же время нет ни слова о столь важных и также общественных территориях, как, например, вечевые площади; не говорит он и о мощении въезда в Детинец со стороны Неревского конца. Главная цель «Устава» — организовать те магистрали, которые обслуживают Торг. Это относится непосредственно и к улицам Детинца, выводящим к Великому мосту: именно по этим улицам шло торговое движение с Софийской стороны города. Поэтому не приходится удивляться, что «поплату» «Устав» адресует осменникам, сборщикам торговой пошлины.

Перейдем теперь к интерполяциям «Устава». То обстоятельство, что не существует списков «Устава» без интерполяций, имеет немалое значение для понимания его состава. Вставки, втянутые в текст «Устава», несомненно находились на полях авторской рукописи, иными словами, официального оригинала этого документа, и, следовательно, имеют с ним двойную связь: смысловую и хронологическую. Если бы эти вставки появились в какой-то позднейший относительно даты возникновения самого «Устава» момент, до нас дошли бы и «чистые», без интерполяций, тексты. Однако таковых не известно.

Выделенная М.Н. Тихомировым интерполяция перечисляет сотни:

«1-я Давыжа ста, 2-я Слепчева ста, 3-я Бьвыкова ста, 4-я Олексина ста, 5-я Ратиборова ста, 6 Кондратова ста, 7 Романова ста, 8 Сидорова ста, 9 Гаврилова ста, 10 Княжа ста, 11 Княжа, 12 Ржевьскаа, 13 Бежичкаа, 14 Вочьскаа, 15 Обонискаа, 16 Лускаа, 17 Лопьскаа, 18 Поволховьскаа трои риле, 19 Яжелвичьскаа двои риле».

В исчислении названо десять городских сотен и девять провинциальных, волостных. Отсутствие десятой провинциальной сотни наводит на мысль о неисправности списков уже на стадии Археографического вида, об утере в них названия этой сотни. Б.А. Рыбаков убедительно локализовал провинциальные сотни «Устава», связав их с хорошо известными по писцовым книгам XV—XVI вв. полупятинами. Естественно, что полупятин не девять, л десять, и одна из них не находит соответствия в сотнях «Устава о мостех». Это случилось с Белозерской половиной Бежецкой пятины, называемой в древности Помостьем⁴⁹. Не говорит ли разночтение списков Археографического вида «18 Поволховская» и остальных списков «18 Волховская» о неисправности этого места? В оригинале оно могло выглядеть так: «18 По (мостьская, 19) Волховьская». Объединение двух сотен в одну должно было повлечь и перемену нумерации последних сотен — Волховской и Яжелбицкой.

В списках сотен в двух случаях упоминаются «рили»: «Волховьскаа трои риле», «Яжелвичьскаа двои риле». Рилями (или релями) в древней Руси назывались звенья мостового настила: «А на Волхове вода была до релеи мостовых» «Того же лета наяли псковичи наимиты на новой мост на Пскове реке, а запас балки наимитов, а рилины и городни и дубья псковская»⁵⁰. Это обстоятельство позволяет принять в качестве достоверного мнение многих исследователей о том, что речь во вставке идет о разверстке по сотням «поплаты» за сооружение Великого волховского моста⁵¹. Рель в данном случае служит единицей измерения мостового звена, поскольку трудно предполагать, что этот термин не обнимал и породню — самую трудоемкую и самую емкую по расходу строительных материалов деталь моста. Великий мост, следовательно, делился по меньшей мере на 22 рили, а с учетом предполагаемой неисправности списков — не меньше чем на 23 рили. Заметим, что в 1421 г. во время сильнейшего наводнения «снесе великаго моста 20 городень»⁵², при этом летописец отмечает, что «мало же убо некая отчасти древеса у брега сущи остася»⁵³. На плане «Новгородского каменного города» 1701 г. Великий мост показан с 25 опорами, из которых 4 были береговыми, а 21 — на воде⁵⁴.

Связывая перечисление сотен с их обязанностью финансировать сооружение Великого моста, мы поймем, почему эта запись оказалась на полях документа как раз против упоминания тысяцкого. На нем лежит организация работ на волховском мосту, но ведь именно он является и главой соцких.

С учетом сказанного выше о хронологическом взаимоотношении основного текста и интерполяции о сотнях можно попытаться решить вопрос о датировке документа. Разумеется, старое мнение о связи «Устава о мостех» с именем Ярослава Мудрого не имеет никаких оснований. В тексте «Устава» упоминается церковь Бориса и Глеба в Детинце, впервые построенная в 1146 г.⁵⁵ Значит, автора «Устава» надо искать в более позднем времени, сравнивая шансы Ярослава Изяславича (1148—1154), Ярослава Мстиславича (1176—1177), Ярослава Владимировича (1182—1184; 1187—1196; 1197—1199), Ярослава Всеволодовича (1215—1216; 1223—1224; 1226—1228; 1230—1236) и Ярослава Ярославича (1265—1270).

Первые два князя отпадают по той причине, что должность республиканского тысяцкого, упомянутого в «Уставе», возникает только в конце XII в., не ранее 80-х годов⁵⁶. Ограничив, таким образом, хронологические рамки документа концом XII в. — 1270 годом, мы для дальнейшего уточнения должны рассмотреть имена городских соцких во вставке о сотнях. Поскольку следующим этапом административной и политической карьеры соцких была должность тысяцкого, имеются все основания сравнить этот список со списком новгородских тысяцких в поисках совпадающих имен. «Устав» называет следующих соцких: Давыда, Слепца, Бовыка, Олексу, Ратибора, Кондрата, Романа, Сидора и Гаврилу. В летописном списке «А се тысячьскыи новгородскыи» имеются два имени, совпадающих с именами соцких «Устава», — Кондрат и Ратибор. Оба названы там в следующей очередности: «...Вячеслав (1228 г.), Борис Негочевич (1228 г.), Микита Петрилович (1230 г.), Фед Якунович (1234 г.), Клим (1255 г.), Жирохне (Жирослав, 1257, 1262—1263 гг.), Кондрат (1268 г.), Ратибор Клуксович (1268—1270 гг.)...»⁵⁷ В скобках мы показываем даты летописных упоминаний этих тысяцких, доказывающие, что очередность списка была хронологической. Очевидно, что наиболее поздней возможной датой составления вставки о сотнях может быть только год избрания Кондрата на должность тысяцкого, иными словами, год, в который Кондрат перестал быть соцким.

Предшественник Кондрата Жирохне (иначе Жирослав) был избран на должность тысяцкого в 1257 г.⁵⁸, его тысяцкое продолжается и в 1262 г., поскольку Жирослав является одним из авторов договора, заключенного в этом году⁵⁹. О тысяцком Кондрате летопись сообщает только в связи с Раковорской битвой 18 февраля 1268 г., в которой он пропал без вести. Наконец, Ратибор Клуксович избран в 1268 г. на место Кондрата К

Имя Кондрата в сопровождении титула тысяцкого встречается не только в летописи. Оно названо также в двух докончаниях Новгорода с князем Ярославом Ярославичем⁶⁰. И поскольку дата получения Кондратом должности тысяцкого не известна, особое значение приобретает вопрос о датировке этих докончаний. Существо дела состоит в том, что «Устав о мостех» говорит о сосуществовании в Новгороде князя Ярослава и соцкого Кондрата, тогда как в докончаниях сосуществуют князь Ярослав и тысяцкий Кондрат. Если Кондрат стал тысяцким раньше, чем Ярослав князем, тогда естественной будет датировка «Устава» значительно более ранним временем, например периодом княжения Ярослава Всеволодовича.

Вопрос о точной дате ранних докончаний Новгорода с Ярославом является дискуссионным. Летопись сообщает, что новгородцы посадили Ярослава Ярославича на своем столе 27 января 1265 г.⁶¹ Казалось бы, именно с этой датой и следует связывать заключение самого раннего докончании. Однако наличие двух договорных грамот, относящихся ко времени не позднее 18 февраля 1268 г., не позволяет столь просто решить эту проблему. Очевидно, оба докончании не являются противнями одного и того же акта. Л.В. Черепнин допускает, что одно из них может относиться ко времени до официального вокняжения Ярослава в Новгороде, даже к тому периоду, когда еще был жив Александр Невский, и представляет собой предварительное условие новгородцев, задумавших пригласить к себе Ярослава Ярославича⁶². Такое предположение основательно критиковал А.А. Зимин⁶³. Нам оно также представляется неверным. Главный аргумент Л.В. Черепнина состоит в том, что договор Новгорода с немцами, заключенный после успешного похода под Юрьев в 1262 г., еще при жизни Александра Ярославича (т. е. до 14 ноября 1263 г.) скреплен печатью Ярослава Ярославича⁶⁴, который, таким образом, до своего официального вокняжения в Новгороде пользовался правами главы государства. Однако, не говоря уже о том, что этот договор составлен не от имени Ярослава, а от имени Александра Ярославича и Дмитрия Александровича, он скреплен двумя сериями совершенно идентичных печатей (свинцовых и серебряных позолоченных): при нем подвешены две печати Ярослава Ярославича, две печати архиепископа Далмата и две печати «Всего Новгорода». Столь беспрецедентное оформление акта может быть объяснено только его запоздалой ратификацией, предпринятой не ранее 27 января 1265 г., когда именно расхождение между названными в тексте документа княжескими именами и именем лица, скрепившего акт печатью, должно было потребовать двойного утверждения⁶⁵.

А.А. Зимин предложил иную схему хронологического взаимоотношения ранних докончаний Ярослава Ярославича. Он считает, что один документ непосредственно предшествует вокняжению Ярослава 27 января 1265 г., а другой составлен в канун второго приезда князя Ярослава в Новгород, т. е. зимой 1266—1267 гг.⁶⁶ И эта схема, на наш взгляд, неверна.

Дело в том, что оба докончании содержат прямые свидетельства того, что они предъявлялись Ярославу не в Новгороде, а в Твери и, следовательно, не связаны с актом интронизации князя. В договоре № 1 говорится: «На том ти на всемь хрьсть целовати по любъви, без всякого извета, в правьду, при наших послех». Аналогичная фраза имеется и в договоре № 2: «А на том ти, княже, на всемь хрьсть целовати бес перевода при наших послех; а мы ти ся, господине княже, кланяем»⁶⁷. Включать такую фразу в канун приезда князя в Новгород бессмысленно. Если князь едет в Новгород, то и крестоцелование будет совершено не при послах, а при «Всем Новгороде». Иное дело, если князь не может приехать и не ожидается в скором времени. В этой связи позволительно высказать следующее предположение.

Вокняжение Ярослава Ярославича в Новгороде не было ординарным событием. Он был приглашен в Новгород в период ликвидации злоупотреблений властью его могущественного брата Александра. Отказ от насилий Александра предписывается Ярославу во всех докончаниях, в том числе и в самом позднем договоре 1270 г.: «А что твои брат отъял был пожне у Новагорода, а того ти, княже, отступитися; что новгородцев, то новгородьцем; а что пошло князю, а то княже» (№ 1); «А что был отъял брат твои Александр пожне, а то ти, княже, не надобе. А что, княже, брат твои Александр деял насилие на Новегороде, а того ся, княже, отступи» (№ 2); «А что был отъял брат твои Александр пожне, то ти не надобе... А что, княже, брат твои Александр деял насилие на Новегороде, того ти ся отступити» (1270)⁶⁸. Отсюда очевидно, что выработка условий договора была медлительной. Обращает на себя внимание, что докончание 1270 г. было скреплено по всей форме тремя печатями (сохранилась булла Ярослава, от двух других остались следы прикрепления), а первые два имеют только по одному отверстию от несохранившейся буллы. Не значит ли это, что крестоцелование было совершено только в 1270 г., а ранние докончальные грамоты остались лишь проектами, обсуждавшимися через новгородских послов?

В самом деле, во время известного конфликта Новгорода с Ярославом в 1270 г. новгородцы предъявили князю много конкретных претензий, но среди них нет обвинения в нарушении крестоцелования. Более того, улаживая этот конфликт, митрополит Кирилл обещал: «Аще будет крест целовали, и яз за то прииму опитимъю, и за то ответ дам перед богом»⁶⁹.

Если все эти наблюдения правильны, то дата первых двух докончаний вообще не может быть конкретизирована внутри общих хронологических рамок между 27 января 1265 г. и 18 февраля 1268 г. Минимальное хронологическое уточнение вносит условие, содержащееся в грамоте № 2: «А суд, княже, отдал Дмитрии с новгородци бежичяном и обонижаном на 3 лета, судье не слати»⁷⁰. Поскольку князь Дмитрий Александрович был изгнан из Новгорода в 1264 г., срок действия этого условия истекал не позднее 1267 г. Отсутствие такого условия в докончании № 1 позволяет предполагать, что самым ранним в действительности проектом договори является грамота № 2.

Приведенные сопоставления приводят к выводу, что и Кондрат, фигурирующий в ранних докончаниях в должности тысяцкого, не обязательно был тысяцким уже к 27 января 1265 г., как это следовало из построений Л.В. Черепнина и А.А. Зимина. Он мог стать им в любой позднейший момент, вплоть до 1267 г. Таким образом, позднейшей из возможных дат «Устава о мостех» действительно оказывается время княжения в Новгороде Ярослава Ярославича.

Что касается наиболее ранней из возможных дат, нам представляется весьма сомнительной возможность относить «Устав» ко времени Ярослава Всеволодовича, т. е. до 1236 г. Б.А. Рыбаков, придерживающийся такой датировки, полагает, что Кондрат и Ратибор, ставшие тысяцкими в 60-х годах XIII в., вполне могли быть соцкими еще в 30-х годах этого столетия⁷¹. Такая возможность, разумеется, не исключена, но маловероятна. Б.А. Рыбаков пытался в летописных рассказах о времени Ярослава Всеволодовича отыскать лиц, с которыми можно было бы связать имена соцких «Устава». Кроме Кондрата и Ратибора, действующих в позднейшее время, он называет Олексу Путиловича, Гаврилу Игоревича, Гаврилу Милятинича, Романа Михайловича, Давида и Сидора. Однако все эти отождествления неправомерны. Соцкие, представительствовавшие от непривилегированных сословий, не могли быть ни боярами, ни духовными лицами. Между тем Олекса Путилович, оба Гаврилы и Роман Михайлович — бояре, Давид — стольник архиепископа, а Сидор — хутынский игумен. На наш взгляд, больше шансов на правильное отождествление с соцкими «Устава» имеют «приятель» Ратибора Гаврила Кыяниновиць, Олекса Мъртькиничи Роман Болдыжевич, упомянутые в летописном рассказе 1270 г.⁷² Однако более важен другой аргумент. Между временем Ярослава Всеволодовича и избранием в тысяцкие Кондрата тысяцкое в Новгороде занимали Фед Якунович, Клим и Жирослав. Если бы «Устав» относился ко времени Ярослава Всеволодовича, мы нашли бы в списке соцких этого документа не только Кондрата и Ратибора, но и Жирослава, и Клима, и Феда. Но их там нет, а названы совсем другие лица. Это дает нам уверенность датировать «Устав о мостех» достаточно узко, в пределах первой половины княжения Ярослава Ярославича, с 1265 по 1267 г.

Рассмотрим теперь вторую интерполяцию:

«А тигожаном до коломлян, а коломляном до Нередичьского мосту, нередичаном до вережан, а вережаном до пидьблян, а пидьбляном до Чюдинчеве улице».

Наличие этого перечисления в контексте раскладки мостовой повинности на территории Детинца понуждало исследователей робко говорить о привлечении в Кремль каких-то окрестных жителей. Какие-либо научно обоснованные попытки локализовать их участки в Детинце (или в любом другом месте) нам не известны. Такая локализация, впрочем, совершенно бессмысленна, поскольку приведенная вставка имеет отношение к иному сюжету.

«Тигожане» — это не «жители одного из новгородских предместий»⁷³, а население погоста Тигоды, находящегося неподалеку от впадения в Волхов реки Тигоды, в 100 верстах от Новгорода вниз по течению Волхова⁷⁴. Ильинский Тигоцкий погост граничил с расположенным ниже Солетцким погостом, на землях которого начиналась порожистая часть Волхова (так называемые Пчевжские пороги)⁷⁵.

«Коломляне» не могут быть жителями Коломцов или Колмова, находившихся вблизи Новгорода⁷⁶. Коломцы — пустынное, малодоступное место на восточном берегу Ильменя, неподалеку от истока Волхова, где с начала XIV в. находился только Успенский Коломецкий монастырь. Что касается Колмова, то эта местность к северу от Новгорода была только названием основанного в конце XIV в. Успенского Колмовского монастыря, который находился на землях села Королево: «...на Колмове, что в селе Королеве»⁷⁷. Поэтому под «коломлянами» (или «коломлянами», как в описке Летописи Авраамки) нужно понимать население Коломенского погоста, находящегося в 35 верстах от Новгорода вниз по течению Волхова⁷⁸.

Нередицкий мост хорошо известен летописцу, записавшему под 1421 г.: «Того же лета бысть вода велика в Волхове и снесе Великыи мост и Нередичкои и Жилотужьскыи»⁷⁹. Система мостов соединяла Новгород по правому берегу Волхова с восточным Ильменским побережьем. Жилотужский мост, упоминаемый в первый раз под 1338 г.⁸⁰ был перекинут через исток Жилотуга (нынешний исток Малого Волховца), а Нередицкий мост — через древний исток Малого Волховца, ныне (после прорытия в 1797—1802 гг. Сиверсова канала) существующий в виде обмелевших Моисеевских речек к югу от Городища. На старинных планах широкое русло Малого Волховца хорошо видно⁸¹.

«Вережане» — не жители «Неревского побережья»⁸², а население Поверяжья, местности по течению реки Веряжи, впадающей в Ильмень в 25 верстах южнее Новгорода в Паозерье, но в своем среднем течении отстоящей от Новгорода на 3 версты⁸³.

Наконец, «пидьбляне», хорошо известные летописцу в связи с рассказом о крещении новгородцев⁸⁴, — жители Никольского Пидебского погоста в 6 верстах от Новгорода, ниже по течению Волхова⁸⁵.

Если соединить все эти пункты в той последовательности, в какой они перечислены в тексте вставки, то получим маршрут движения по Волхову от Тигоды к Коломне, оттуда сначала по Волхову, а потом по Волховцу к Нередицкому мосту, затем через широкий исток Волхова на западный берег Ильменя к Веряже, наконец, от Веряжи к устью Пидьбы. Такой маршрут в связи с главной задачей «Устава о мостех» мог иметь только однозначный смысл. Для мощения улиц и сооружения Великого моста нужен был строевой лес, который требовалось заготовлять и доставлять в Новгород. Сама повинность по транспортированию этого леса должна быть разверстана, а результаты такой разверстки мы видим в рассматриваемой интерполяции.

Расположение пунктов, названных во второй интерполяции к «Уставу о мостех»

Транспортировка леса из районов, расположенных ниже порогов, очевидно, была затруднительна. Не потому ли так легко новгородцы предоставляли право порубки на Неве иноземным гостям: «А приедет гость на Неву и понадобится ему дерево или мачтовый лес, рубить их ему по обеим берегам реки, где захочет»⁸⁶. Иное дело, область между Новгородом и порогами. Здесь лес, собранный в поймах Тигоды и Пчевжы⁸⁷, транспортируется тигожанами до Коломны, затем коломнянами направляется дальше по Волхову до Нередицкого моста. Обходное вокруг Новгорода движение хорошо объяснимо: плотогонам нужно было избежать прохода под Великим мостом. При сравнительно небольшой ширине Волхова (около 200 саженей) мост, опирающийся более чем на 20 быков, оставлял крайне узкие проходы, которые годились лишь для движения ладей. Другим препятствием для прохода под мостом была его незначительная высота, что хорошо передано на одном из клейм новгородской иконы Варлаамия Хутынского в деяниях и чудесах⁸⁸. Показательно также, что все вымолы — пристани расположены выше Великого моста, будучи наиболее доступны для подхода со стороны Ильменя⁸⁹.

Нередичане собирали волховский лес и, вероятно, сплавной из Помостья и перегоняли его в Новгород. Следующий за нередичанами участок связан с повинностями веряжан. Река Веряжа ближе всего подходит к Новгороду у современной Новой Мельницы, напротив Чудинцевой улицы, а верховья этой реки, бывшей в древности достаточно полноводной, касаются земель Никольского Пидебского погоста. Думается, что и веряжане, и пидьбляне (также в обход Великого моста) транспортировали лес по Веряже, чтобы затем из района, ближе всего расположенного к Новгороду, уже сухопутными средствами доставлять его к Детинцу. Характерным кажется название двух новгородских монастырей, расположенных в этой части Поверяжья, — Оплавский и Мостижский.

Некоторым противопоказанием изложенному пониманию рассмотренной вставки является то обстоятельство, что значительная часть маршрута по транспортировке леса направлена против течения. Однако обратимся за справкой к квалифицированной характеристике Волхова, изданной задолго до изменения свойств этой реки в результате строительства Волховской гидроэлектростанции: «Падение Волхова на протяжении 206 верст не более 47 футов и 10 дюймов. Если из этого вычесть⁹⁰/з для порогов, то для остального пространства 180 вер. останется не более 15 фут. склону. После этого не удивительно, отчего судоходство по Волхову чрезвычайно медленно; в безветрие, даже по течению, суда тянутся бичевою При сильном напоре льда весною Волхов иногда останавливается и принимает обратное течение»⁹¹.

Изображение Великого моста на клейме Хутынской иконы

Заметим в заключение, что маршрут транспортировки леса проложен так, что обеспечивает участие в ней всех пяти новгородских пятин.

Таким образом, обе вставки имеют смысловую связь с основным текстом «Устава», и их присутствие на полях его оригинальной рукописи закономерно.

Приложение

1. «Пушкинский» извод «Устава о мостех»

А се¹ устав Ярослава² князя³ о мостех⁴. Осмеником поплата. В⁵ Людии конедь черес греблю к⁶ Добрыни улици в городная ворота до Пискупли улици⁷, с прусы⁸ до Бориса и Глеба⁹ мостити¹⁰. А тигожанам до коломлян¹¹, а коломляном до Нередичьского мосту¹². Нередичяном до вережан¹³, а вережаном¹⁴ до пидьблян¹⁵, а пидьбляном¹⁶ до Чюдинчеве улице, а Чюдинчеве улице¹⁷ с загородци до городьних ворот. А владыце сквозе городнаа ворота с изгои и с другими изгои до Острои городни. 1-я Давыжа¹⁸ ста, 2-я Слепчева ста, 3-я Бьвыкова¹⁹ ста, 4-я Олексина ста, 5-я Ратиборова ста, 6 Кондратова ста, 7 Романова ста, 8 Сидорова ста, 9 Гаврилова ста, 10 Княжа ста, 11 Княжа²⁰, 12 Ржевьскаа, 13 Бежичкаа, 14 Вочьскаа, 15 Обонискаа²¹, 16 Лускаа²², 17 Лопьскаа²³, 18 Поволховьскаа²⁴ трои²⁵ риле, 19 Яжелвичьскаа²⁶ двои риле, до софьян²⁷, софьяном до тысячьского, тысячьскому до вощник, от вощник посаднику до великого ряду, от великог(о) ряду²⁸ князю до Немецкого вымола, немцем до Иваня²⁹ вымола, гтом³⁰ до Алфердова³¹ вымола до от³² заднего, а от Алфердова³³ вымола³⁴ о(г)нищяном³⁵ до Будятина³⁶ вымола³⁷, Ильинцам до Матфеева вымола, Михаиловцам³⁸ до Бардовы улице, а Виктовцам³⁹ до⁴⁰ Климятиных⁴¹ сеней.

¹ ЕV — «А се» нет;² МП — Ярославль;³ МП, СМV — нет;⁴ СМV — мосте;⁵ ЛА — нет;⁶ МП — до;⁷ СМV — добавлено «а Пискупли улици»;⁸ ЛА — Прускои;⁹ СМV — вместо последних трех слов «Борисоглеба»;¹⁰ МП — нет;¹¹ ЛА — коломнян;¹² МП — «а коломляном до Нередичьского мосту» нет;¹³ МП — бережан;¹⁴ МП — бережаном;¹⁵ СМV, ЛА — пидоблян;¹⁶ СМV, ЛА — пидобляном;¹⁷ СМV — «Чгадинчеве улице» нет;¹⁸ СМV — Давыжь;¹⁹ МП — Бобыкова; СМV — Быкова;²⁰ МП — Княжа ста;²¹ СМV — Обонижская;²² СМV, ЛА — Лучкаа;²³ ЛА — «17 Лопьскаа» нет;²⁴ МП — Волоховьская;²⁵ МП — 3 и;²⁶ МП — Яжелбичкая;²⁷ МП — торгу;²⁸ МП — «от великого ряду» нет;²⁹ МП — Еваня;³⁰ СМV — готвом; ЛА — готом;³¹ МП — Гаралда; СМV — Афедорова;³² МП — нет;³³ МП — Вералдова;³⁴ СМУ, ЛА — «до от заднего, а от Алфердова вымола» нет;³⁵ МП — нет;³⁶ МП — Бутятина;³⁷ МП — добавлено «прочь»;³⁸ МП — Михайлове улице;³⁹ МП — Витковляном; СМV — Видковцам; ЛА — Вытьковцам;⁴⁰ ЛА — нет;⁴¹ МП — Клемяных.

2. «Карамзинской» извод «Устава о мостех»

О городских¹ мостех. Осменики² поплата³. В⁴ Людин конець чрес греблю⁵ от Добрыни⁶ улицы в городняя ворота⁷ до Пискупли⁸ улици, а Пискупле улице⁹ с прусы¹⁰ до Бориса и Глеба, а тигожаном¹¹ до коломлян¹², а коломляном¹³ до Нередичкого¹⁴ моста, а нередичаном¹⁵ до вережаи¹⁶, а вережаном¹⁷ до пидблян, а пидбляном¹⁸ до Чюдинчеве улице, а Чюдинцеве улице с загородци¹⁹ до городних²⁰ ворот. А влад(ы)це сквозе городняя ворота²¹ с изгои, а с другими до Острой городни²², 1 Давыдьжа²³ ста, 2 Слепьцева²⁴, 3 Бовыкова²⁵ ста, 4 Олексина²⁶ ста, 5 Ратиборова²⁷ ста, 6 Кондратова ста, 7 Романова ста, 8 Сидорова ста, 9 Гаврилова ста, 10²⁸ Княжа ста, 11 Княжа, 12 Ржевская, 13 Бежицская, 14 Водская²⁹, 15 Обонезьская³⁰, 16 Лузьская³¹, 17 Лопьская³², 18 Волховская, 19 Яжелбичьская двои рили, до торгу, софьяном до тысячьского, тысяцскому до вощник, от вощник посаднику до великого ряду, от великого ряду³³ князю³⁴ до Немецског(о)³⁵ вымола, немцем до Еваня³⁶ вымола, гтом до Гелардова вымола до заднего, от Гелардова вымола³⁷ огнищаном до Будятина³⁸ вымола. Ильинцам³⁹ до Матеева вымола⁴⁰, а Михаиловцем до Бардове⁴¹ улки, а Видковцем⁴² до Климятиных сеней.

¹ БЛIV — гороцкых;² К, БЛIV — осменникы; БА — осменьнике;³ ВА — но плата;⁴ АОП, К, БА, БЛП, УIII, ВА, ТБV, В — А в;⁵ АОП, К, БА, БЛП, УIII, ВА, ТБV, В — проблю;⁶ АОП, БЛП, УIII, ТБV, В — Добрынины;⁷ АОП, К — врата;⁸ АОП, К, БА, БЛП, УIII, ТБV, В — Бискупли;⁹ АОП, К, ВА, В — «а Пискупле улице» нет;¹⁰ АОП, К — «с прусы» нет; БА, БЛП, УIII — с пругы;¹¹ АОП, К — тиможеном; БА, БЛП, УIII, ВА, ТБV, В — тигорожаном;¹² АОП, БА, ТБV, В — коломнян; БЛП, УIII, ВА — коломнянин;¹³ БА, БЛП, УIII, ВА ТБV, В — коломняном;¹⁴ АОП — Нерьтско на; К, БА, БЛП, УIII, ВА, ТБV, В — Неретьского; БЛIV — Перетского;¹⁵ АОП, К — нерядичяном;¹⁶ АОП, К, БА, БЛП, УIII, ТБV, В — веряжан;¹⁷ АОП, К, БА, БЛП, УIII, ТБV, В — веряжаном;¹⁸ В — пидябленом;¹⁹ АОП, К, БА, БЛП, ТБV — загорожаны; УIII, ВА — горожаны; В — вместо «с загорожаны» за горожаны;²⁰ ВА — городовых;²¹ АОП, К — врата;²² АОП, К — улици;²³ БЛIV — Довыдже;²⁴ АОП, К, БА, БЛП, УIII, ВА, ТБV, В — Слепцева ста;²⁵ УIII — Быкова;²⁶ БЛП, УIII — Ратиборова;²⁷ БЛП, УIII — Олексина;²⁸ ВА — «10» — нет;²⁹ АОП, К, ТБV, В — Володьская; ВЛIV — Волоцская;³⁰ АОП, К, БА, БЛП, УIII, ВА, ТБV, В — Обонижеская;³¹ АОП, К — Луская; БА, БЛП, УIII, ВА, ТБV, В — Лужьская;³² АОП, К — Лобьская; В — Холопьская;³³ БА, БЛП, УIII— «от великого ряду» нет;³⁴ К — князя;³⁵ К — Неметьго;³⁶ АОП, К, БА, БЛП, УIII, ТБV, В — Иваня;³⁷ ВА — «немцем до Иваня вымола ...от Гелардова вымола» нет;³⁸ АОП; К — Будитина; БА, БЛП, УIII, ТБV, В — Будетьтина;³⁹ АОП, К — Ильицаном;⁴⁰ ВА — добавлено «до задняго ...от Гелардова вымола огнищевам до Будет(ь) тина вымола»; БЛIV — «Ильицаном до Матеева вымола» нет;⁴¹ АОП, К — Бардины;⁴² АОП, К, БА, БЛП, УIII, ВА, ТБV, В — Видшовичам.

Примечания

1. См.: Правда Русская, т. 1. М.—Л., 1940, с. 292, 316—317, 340—341, 361, 390; Зимин А.А. Новые списки Русской Правды. Археографический ежегодник за 1958 год. М., 1960, с. 330.

2. В сборнике второй половины XIV в., ЦГАДА, Древлехр., отд. V, рубр. 1, № 1 (МП). Правда Русская, т. 1, с. 292.

3. В Новгородской I летописи середины XV в., собр. Археогр. комиссии — № 240 (АП); в Кормчей 1493 г., ПБ, Соловецк. собр., № 412/858 (СМУ); в Летописи Авраамки 1495 г. (ЛА); в Кормчей начала XVI в., ГБЛ, Егоровское собр., № 245 (ЕV) (в последнем только начало памятника до слов «до Пискупли улици»). Правда Русская, т. 1, с. 316—317.

4. В сборнике первой половины XV в., ГБЛ, Троицк. собр. № 765 (ТIV). Правда Русская, т. 1, с. 340—341.

5. В Софийской I летописи второй половины XV в., ЦГАДА, Древлехр., отд. V, рубр. 2, № 3 (АОП); в Софийской I летописи конца XV в., ПБ (К). Правда Русская, т. 1, с. 361; в сборнике конца XVII в., ГБЛ, Музейное собр., № 6689 (БЛIV). Зимин А.А. Указ. соч.

6. В Софийской I летописи второй половины XV в., ЛОИИ (БА); сборнике конца XV — начала XVI в., ГБЛ, № 3641 (БЛП); в сборнике ГБЛ, собр. Ундольского, № 820 (VIII); в сборнике конца XVI — начала XVII в., БАН, собр. Воронцовых, № 219 (ВА); в Софийской I летописи конца XV в., ПБ, собр. Толстого, оп. 1 № 36 (ТВV); в сборнике середины XVI в., ГИМ, Воскресенск. собр., № 1546 (В). Правда Русская, т. 1, с. 390.

7. См.: Тихомиров М.Н. Исследование о Русской Правде. М.—Л., 1941, с. 146.

8. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства, с. 124.

9. Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографической комиссией, т. 1 (1340—1506), № 120.

10. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XV вв. М.—Л., 1950, с. 188, 191, № 59.

11. Духовные и договорные грамоты, № 59; см. также: Семенов А.И. Осменники «Устава о мостех». — Новгородский исторический сборник, вып. 10. Новгород, 1961.

12. См.: Новгородские летописи. СПб., 1879, с. 268.

13. Сообщение Новгородской Первой летописи под 1297 г. («Игумен Кирил святого Георгия постави церковь камену святого Преображения на воротах от Людина конца». НПЛ, стр. 323) относится, возможно, к надвратной церкви Юрьева монастыря (ср. сообщения той же летописи о ней под 1166 и 1173 гг. НПЛ, с. 32, 34, 219, 223).

14. См., например, план в ЦГВИА, ф. 418, ВУА, № 22247.

15. См.: НПЛ, с. 375.

16. НПЛ, с. 92.

17. См. летописные сообщения 1219 и 1220 гг. НПЛ, с. 58, 60, 259, 262.

18. См.: НПЛ, с. 328.

19. Там же, с. 393; см. также с. 383.

20. См.: Кушнир И.И. Новгород. Изд. 2. Л., 1972, е. 63.

21. См.: Исторические разговоры о древностях Великого Новгорода, с. 83.

22. Никольский А. Описание семи новгородских соборов по списку XVI в. С.-Петербургской библиотеки ств. Синода. — «Вестник археологии и истории», вып. 10. СПб., 1898, с. 80. Как видим, в начале XVI в. Никольская церковь была еще придельной.

23. Во всех списках, кроме относящихся к Археографическому виду, вместо «до софьян» стоит «до торгу». Вторичность чтения «до торгу» подтверждается тем, что в следующей фразе «Устава» снова упоминаются софьяне — причт Софийского собора, находившийся в Детинце, тогда как торг располагался на другом берегу Волхова.

24. См.: Алешковский М.Х. Новгородский детинец 1044—1430 гг. (по материалам новых исследований). — «Архитектурное наследство», № 14, 1963, с. 17. В действительности, вопреки мнению П.Л. Гусева, усвоенному М.Х. Алешковским (см.: Гусев П.Л. Новгородский детинец по изображению на Михайловской иконе. — «Вестник археологии и истории», вып. 22. СПб., 1913, с. 19), Владычный островок находился в другом месте — под Владимирской башней: его дворы частично были снесены «под земляной город» (см.: Лавочные книги Новгорода Великого 1583 г. М., 1930, с. 153), чего не могло бы случиться, если бы он был связан с районом Пречистенских ворот.

25. См.: Кушнир И.И. Указ. соч., с. 63.

26. См.: Строков А.А., Богусевич В.А., Мантейфель Б.К. Раскопки в Новгородском кремле в 1938 г. — Новгородский исторический сборник, вып. 5. Новгород, 1939, с. 6—8.

27. НПЛ, с. 181.

28. См.: Строков А.А. Раскопки в Новгороде в 1940 г. — Краткие сообщения ИИМК АН СССР, вып. XI. М.—Л., 1945, с. 65—73.

29. НПЛ, с. 20, 204.

30. См.: Алешковский М.Х. Указ. соч., с. 14—15.

31. См.: НПЛ, с. 508—509 («Рукописание князя Всеволода»).

32. См.: Семенов А.И. Топография новгородского торга в 1583 г. — Новгородский исторический сборник, вып. 1. Л., 1936, с. 26—27.

33. Грамоты Великого Новгорода и Пскова, с. 60, № 31 (документ 1269 г.).

34. Традиционное отношение к финансовой организации строительства Великого моста хорошо выражено в царской грамоте 1623 г.. о сборах на мостовое дело, данной новгородскому воеводе князю Прозоровскому. Выделив треть средств на городские мосты из новгородских доходов только «для их разоренья» (имеется в виду шведское разорение), царь Михаил Федорович указал «развытить и собрать с Новагорода, с посаду и с уезду, с сох, по сошному разводу, со всех земель с дворянских и с детей боярских, и с монастырских, сох, и со всяких белых людей с дворов со всех без выбору, чтобы, никто в избылых не был, потому что дело всее земли и мостами ездят всякие люди» (Акты Археографической экспедиции, ч. III. СПб., 1836, № 146).

35. НПЛ, с. 349.

36. См.: Семенов А.И. Топография новгородского торга в 1583 г., с. 27—31; его же. Древняя топография южной части Славенского конца Новгорода. — Новгородский исторический сборник, вып. 9. Новгород, 1959, с. 62—63.

37. См.;. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам, т. 1. СПб., 1890 (М., 1958), стлб. 447.

38. Семенов А.И. Топография новгородского торга 1583 г., см. вклейку.

39. Заметим, что, согласно легенде о посаднике Добрыне, эту церковь некогда сломали в связи с сооружением Немецкого двора (восстановив ее потом на ближайшем участке) (см.: Шмидт С.О. Предания о чудесах при постройке новгородской ропаты. — Историко-археологический сборник. М., 1962, с. 319—325). Поэтому вымол мог получить свое название в очень раннее время.

40. См.: Рыбина Е.А. Раскопки Готского двора в Новгороде. — «Советская археология», 1973, № 3, с. 100—107.

41. Грамоты Великого Новгорода и Пскова, с. 60, № 31.

42. См.: Алешковский М.Х. Социальные основы формирования территории Новгорода IX—XV вв. — «Советская археология», 1974, № 3, с. 100.

43. См.: Памятники русского права, вып. 1: Памятники права Киевского государства. Составитель А.А. Зимин. М., 1952, с. 216.

44. См.: НПЛ, с. 19, 203.

45. См.: Семенов А.И. Древняя топография южной части Славенского конца Новгорода, с. 56—60.

46. Там же, с. 68.

47. НПЛ, с. 29, 215.

48. См.: Рыбаков Б.А. Деление Новгородской земли на сотни в XIII в. — «Исторические записки», 1938, № 2, с. 132—152.

49. Псковские летописи, вып. 2. М., 1955, с. 245 (под 1563 г.).

50. Там же, с. 131 (под 1435 г.).

51. См.: Памятники русского права, вып. 1, с. 215.

52. Новгородские летописи, с. 262.

53. Там же, с. 47.

54. ЦГАДА, архив МИД, отд. карт., № 7.

55. См.: НПЛ, с. 27, 213—214.

56. См.: Янин В.Л. Новгородские посадники. М., 1962, с. 110. Возможно, что такое же хронологическое указание должно быть извлечено и из упоминания в «Уставе» немцев, т. е. Немецкого двора. Новгородская Третья летопись относит, по-видимому, организацию двора к 1192 г. (см.: Новгородские летописи, с. 194).

57. ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 3. Л., 1929, с. 626; т. XXIII. СПб., 1910, с. 166.

58. См.: НПЛ, с. 82, 309.

59. См.: Грамоты Великого Новгорода и Пскова, с. 56, № 29.

60. См.: НПЛ, с. 86—88, 317—319.

61. См.: Грамоты Великого Новгорода и Пскова, с. 9—10, № 1, 2.

62. См.: НПЛ, с. 84, 313; Бережков Н.Г. Хронология русского летописания. М., 1963, с. 272.

63. См.: Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XIV—XV вв., ч. 1. М.—Л., 1948, с. 255—262.

64. См.: Зимин А.А. О хронологии договорных грамот Великого Новгорода с князьями XIII—XV вв. — Сб.; Проблемы источниковедения, вып. 5. М., 1956, с. 302—304.

65. См.: Грамоты Великого Новгорода и Пскова, с. 56—57, № 29.

66. См.: Янин В.Л. Актовые печати древней Руси X—XV вв., т. 2, с. 9—11.

67. См.: Памятники русского права, вып. 2, с. 141, 150.

68. Грамоты Великого Новгорода и Пскова, с. 10—11, № 1, 2.

69. Грамоты Великого Новгорода и Пскова, с. 10, № 1; с. 11, № 2; с. 12, № 3.

70. НПЛ, с. 89, 324.

71. Грамоты Великого Новгорода и Пскова, с. 11, № 2.

72. См.: Рыбаков Б.А. Указ. соч., с. 148.

73. См.: НПЛ, с. 88, 319.

74. Памятники русского права, вып. 1, с. 215.

75. См.: НПК, т. 3; Переписная оброчная книга Вотской пятины 1500 г., 1-я половина. СПб., 1868, с. 358.

76. См.: Описание Российской империи в историческом, географическом и статистическом отношениях, т. 1, тетр. 1. Новгородская губерния. СПб., 1844, с. 58.

77. См.: Памятники русского права, вып. 1, с. 215.

78. Запись о ружных церквах и монастырях в Новгороде и в Новгородских пятинах, составленная в XVI в. при новгородском архиепископе Александре (1577—1589). — «Временник ОИДР», кн. 24. М., 1856, смесь, с. 37.

79. См.: НПК, т. 3, с. 455.

80. НПЛ, с. 413.

81. См.: там же, с. 348.

82. См., например: Голубцов И.А. Пути сообщения в бывших землях Новгорода Великого в XVI—XVII вв. и отражение их на русской карте середины XVII в. — «Вопросы географии», вып. 20, 1950, вклейка; Муравьев Н.Н. Исторические исследования о древностях Новгорода. СПб., 1828, карта.

83. Памятники русского права, вып. 1, с. 215.

84. См.: Андрияшев А.М. Материалы по исторической географии Новгородской земли Шелонская пятина по писцовым книгам 1498—1576 гг., т. 1. Списки селений. М., 1914, с. 3—15.

85. См.: НПЛ, с. 160.

86. См.: НПК, т. 3, с. 13.

87. Грамоты Великого Новгорода и Пскова, с. 59, № 31 (1269).

88. Об особом лесопромысловом значении этого района в древности говорит его специализация даже в XVIII в., когда из него в Петербург в течение одного года поступил 1141 плот сосновых бревен (см.: Чулков М. Историческое описание российской коммерции, т. 4, кн. 5. М., 1786, с. 641).

89. См.: Гусев П.Л. Новгород XVI века по изображению на Хутынской иконе «Видение пономаря Тарасий». — «Вестник археологии и истории», вып. XIII. СПб., 1900, с. 46.

90. В 1533 г. во время эпидемии новгородцы берут лес для постройки обыденной церкви «на рли во Славне» (ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 3. Л., 1929, с. 550).

91. Описание Российской империи, т. 1, тетр. 1, с. 57—58.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница