Святошины бояре. Дружина Игоря Ольговича
Киевское высшее общество XI—XII вв. любило лечиться и у «врачов» и у «волхвов», и человек с медицинским опытом там не пропадал, несмотря на глухое сопротивление церкви этим конкурентам по части чудес. «Патерик Печерский» не раз с удовлетворением отмечает лечебные неудачи, постигавшие неисправимых пациентов. Вот «некто от Киева богатых прокажен сый. И много от волхвов и от врачев врачюем бываше и от иноверных человек искаше помощи, и не получи».1 Или Петр, родом «сурянин» (т. е. сириец), «лечец хытр велми», состоял врачом у черниговского князя Святослава Давидовича (умер в 1106 г.), а когда князь постригся в монахи, пошел было за ним в монастырь, но не вынес «вольной нищеты», в какую впал его господин, «в поварници же [кухне] и у врат приседяще», и ушел от него и поселился в Киеве, «врачюа многы». Петр, однако, частенько навещал Святошу по поручению «братии» его (князей Изяслава и Владимира) и старался уговорить того вернуться в мир, а попутно давал и медицинские советы; кончил же тем, что сам заболел и, «хитр ся творя и болезни гонзнути [избежать] хотя, мало живота не погреши [чуть не сгубил жизни], растворения [раствора] вкусив», если бы не молитва Святоши, которая, однако, отсрочила смерть его всего на 3 дня.2
Среди аргументов, которыми этот Петр отвращал князя от иночества, был и такой: «...се бо и бояре твои, служивше тобе, мнящеися [рассчитывали] иногда [в свое время] велиции быти и славни тебе ради, ныне же лишени твоея любве», построив «домы велики», сидят в них «в мнозе унынии». Князь точно с ума сошел («мнят тя, яко изумевьшася»). Это был неслыханный случай ухода князя в монашество. А с тем вместе оборвался и жизненный путь его бояр, только-только расположившихся на житье в своих новых «великих домах».
Та же участь ждала дружину и в междукняжеских войнах-усобицах. Победив Игоря Ольговича, Изяслав Мстиславич вошел в Киев, торжественно встреченный киевлянами, и началась расправа: «Бояры многы изоимаша, Данила Великаго и Гюргя Прокопьича, Ивора Гюргевича, Мирославля внука, и инех изоимаша много в городе Киеве, и тако тех на искупе пустиша [отпустили за выкуп] ... и розграбиша кияне с Изяславом домы дружины Игоревы и Всеволоже, и села, и скоты, взяша именья много в домех и в монастырех».3 Это было планомерное разорение дружины врага, вплоть до изъятия монастырских вкладов («поклажаи»); люди были пущены по миру и, должно быть, искали потом прибежища у черниговских родственников Игоря, потому что и сам он кончил плохо: был захвачен Изяславом и посажен в заключение.
Летописные рассказы о княжеских усобицах XI—XII вв. молчат о предательствах, изменах или перебежках от одного князя к другому: нарушение феодальной верности не вошло еще в политический быт. Дружина терпит вместе с князем, рискует вместе с ним, выигрывает и продвигается вместе. А живет она с ним уже не «на едином хлебе», а в своих домах, владеет своими селами, куда и ездит «на свое орудие», по своим хозяйственным делам, как и сами князья. Но обычно в стольном городе бояре каждый день у князя во дворе, съезжаясь туда с раннего утра: «...зарям сущим и вельможам едущим противу [к] князю», повстречал как-то Феодосий Печерский этих вельмож, возвращаясь в Киев на возу.4 Когда не запросто, князь (Святослав) едет в монастырь к Феодосию «с бояры». А запросто, «по обычаю», князь (Изяслав) «егда бо хотяще ехати к блаженному, тогда распущаше вся бояры в домы своя» и «с малым отрок» «прихождаше к нему».5 Как-то Феодосий пришел к князю и застал у него пир горой: «И се виде многыа играюща пред ним: овы гусленыа гласы испущающим, и инем мусикыйския гласящим, иныа же органныа, — и тако всем играющим и веселящимся, яко же обычай есть перед князем». Только из уважения к блаженному в дальнейшем, при всяком появлении его у князя, было повелено музыкантам «стати и молчати».6 Это была бесовская музыка, и монахам, у себя в келье впадающим в искушение, первым делом чудились ее звуки, гусли, сопели и т. п. — верный признак, что тут не без беса».7 Таков уж быт. Святят церковь, переносят мощи — князь сзывает дружину, черноризцев, горожан добрых и творит пир: едят, пьют по три дня, бывает, подряд, в добром веселии, «хвалят» бога и «святых мучеников» и разъезжаются «весели» «восвояси».8
Нечего и говорить, что известное число младшей дружины, отроков, жительствует во дворе, в гриднице, всегда под боком и под руками у князя. Сюда, вероятно, на первых порах и метил Даниил Заточник. Но и «седше, думати с дружиною» входит в расписание княжого дня у Мономаха в его «Поучении». Изяслав, очевидно, блюл это расписание, «распуская» бояр при экстренных своих приватных выездах.
Примечания
1. Патерик Печерский, стр. 122.
2. Там же, стр. 83 и 184.
3. Ипат. лет., под 1146 г., стр. 24.
4. Патерик Печерский, стр. 34.
5. Там же, стр. 50 и 31.
6. Там же, стр. 50.
7. Там же, стр. 129.
8. Ипат. лет., под 1183 г., стр. 128.
| Предыдущая страница | К оглавлению |