Очерк третий. Челядь и холопы в трудах дореволюционных и советских историков

В древних памятниках письменности исследователь отечественной истории находит многочисленные упоминания о челяди и холопах. Вероятно, эти социальные категории составляли если не большинство, то, во всяком случае, довольно значительную часть зависимого населения в Киевской Руси. Отсюда понятно, почему челядь и холопы постоянно привлекали внимание историков, изучавших древнерусское общество. Правда, не всегда проблема челяди и холопов разрешалась одинаково удачно, ибо успех в данном деле зависел не только от широты исторических сведений, поднимающих завесу над прошлым России, но и от уровня истории как науки. Глубина социологических воззрений, совершенствование методики и приемов исследования, развитие вспомогательных исторических дисциплин — все это заметно влияло на разработку исторических сюжетов, включая вопрос о челяди и холопах.

На челядь и холопов обратили внимание уже историки XVIII в. Так, В.Н. Татищев челядина из договора Олега с греками истолковал как раба.¹ В том же смысле высказывались о челяди М.В. Ломоносов, М.М. Щербатов, И.Н. Болтин, Ф. Эмин, И.П. Елагин.² Историкам XVIII в. вторил Н.М. Карамзин, который в челяди древнерусских источников усматривал рабов-невольников.³ Необходимо сказать, что никто из упомянутых авторов не задавался целью установить специфику терминов «челядин» и «холоп». Более того, эти термины ими, как правило, отождествлялись.⁴

Первым, кто специально рассматривал положение челяди, был И.Ф.Г. Эверс. Его, в частности, интересовал вопрос, чем отличался челядин от холопа.⁵ Однако он не смог дать какого-нибудь удовлетворительного ответа на сей счет. Что касается самого понятия «челядь», то оно, согласно Эверсу, означало рабов, попавших в рабство в основном через плен. «Известно, что в древние времена, — замечал Эверс, — военнопленные были обращены в рабство. Рабы, коими в таком множестве торговала Россия, были главным образом военнопленные».⁶ Аналогично рассуждал и А. Рейц. «Древнейшее рабство происходило от плена», — заявлял он. Оно широко распространилось в Древней Руси, так что «каждый свободный человек мог иметь рабов, и был неограниченным господином над ними. Раб почитался собственностью. Не видно было различия между "холопом" и "челядином", кроме того только, что первое было видовым названием раба мужчины, а последнее общим названием рабов обоего пола».⁷

Н.А. Полевой, говоря о челяди летописи и Русской Правды, отнес ее к рабам.⁸ Точка зрения М.П. Погодина обнаруживается в его переводе соответствующих статей Русской Правды: там, где в Правде фигурирует термин «челядин», у М.П. Погодина значится «раб».⁹

Б.Н. Чичерин, не колеблясь, зачислил челядь в разряд рабов.¹⁰ «Настоящее рабство, — по словам Б.Н. Чичерина, — является у нас вместе с варяжскою дружиною, и вероятно было принесено ею. Уже в договорах Олега и Игоря с греками встречаются условия о рабах, требуется выдача бежавшего раба и устанавливается ему цена».¹¹ Рабство, по убеждению Б.Н. Чичерина, было присуще всем народам «в известные эпохи жизни». Ученый подчеркивал, что «первоначальным источником рабства был плен».¹²

Мысль о плене как источнике рабства разделял и Д.Я. Самоквасов: «...в эпоху язычества рабы назывались челядью. В дорюриковское время институт рабства не имел той строгости, какую он получил в эпоху Рюриковичей. Источником рабства был военный плен...»¹³

Рабский характер челяди был очевиден для С.М. Соловьева, В.О. Ключевского, Н.И. Хлебникова, Н.Я. Аристова, И.Д. Беляева, И.Н. Никитского, А.П. Щапова, М.В. Довнар-Запольского, М.А. Дьяконова, С.Ф. Платонова, М.К. Любавского, П.И. Беляева и др.¹⁴ Лишь М.С. Грушевскому ситуация представлялась не вполне ясной. Произведенное им сопоставление терминов «холоп», «челядин», «раб», «смерд» не дало никаких положительных результатов: «Несвободные люди носили разные названия — холопов, челяди, рабов, также смердов; была ли какая-нибудь разница между этими терминами, неизвестно».¹⁵ Тем не менее, и он склонялся к тому, чтобы под челядью усматривать рабов.¹⁶

Следует заметить, что многие буржуазные ученые преувеличивали роль рабства в Древней Руси. Н.И. Хлебников, например, доказывал, что рабы количественно преобладали над остальным населением страны.¹⁷ По В.О. Ключевскому, «экономическое благосостояние Киевской Руси XI и XII вв. держалось на рабовладении. К половине XII в. рабовладение достигло там громадных размеров». В.О. Ключевский полагал, что «рабовладение было одним из главнейших предметов, на который обращено внимание древнейшего русского законодательства, сколько можно судить о том по Русской Правде: статьи о рабовладении составляют один из самых крупных и отработанных отделов в ее составе». Согласно предположению В.О. Ключевского, рабовладение являлось «первоначальным юридическим и экономическим источником русского землевладения».¹⁸ Признаки частной земельной собственности на Руси ученый находил не ранее XI в. Позднее, в XII столетии, встречаются неоднократные указания на существование частного землевладения. «Но во всех известиях о частном землевладении XII в. — говорит В.О. Ключевский, — земельная собственность является с одним отличительным признаком: она населялась и эксплуатировалась рабами; это — "села с челядью". Челядь составляла, по-видимому, необходимую хозяйственную принадлежность частного землевладения светского и церковного, крупного и мелкого. Отсюда можно заключить, что самая идея о праве собственности на землю, о возможности владеть землею, как всякою другою вещью, вытекала из рабовладения, была развитием мысли о праве собственности на холопа. Это земля моя, потому что мои люди, ее обрабатывающие: таков был, кажется, диалектический процесс, с которым сложилась у нас юридическая идея о праве земельной собственности». Воздействие рабовладения на древнерусское общество было, по мысли В.О. Ключевского, очень глубоким, можно сказать, глобальным, поскольку рабовладельцы стали переносить свои отношения к рабам на вольных рабочих, крестьян. В итоге «экономическое благосостояние и успехи общежития Киевской Руси куплены были ценою порабощения низших классов...»¹⁹

Вслед за В.О. Ключевским шел М.А. Дьяконов. «Холопство, — писал он, — исконный институт обычного права, игравший весьма важную роль в общественной организации русских земель. Только значением холопства и можно объяснить тот факт, что наши древнейшие юридические памятники содержат сравнительно значительное число норм, посвященных выяснению различных сторон этого института, хотя и не исчерпывают его во всей полноте». По убеждению М.А. Дьяконова, «хозяйственный строй страны был основан в значительной мере на рабовладении. Труд холопа находил широкое применение в домашнем хозяйстве при городских и загородных дворах и в селах, принадлежавших князьям, боярам и монастырям. Летопись не один раз упоминает о княжеских и боярских селах, сплошь населенных челядью».²⁰

«Значительный класс рабов» увидел в древнерусском обществе М.К. Любавский. Рабов на Руси было множество. В некоторых же ее местах их оказывалось такое скопление, что это грозило опасностью даже свободным обитателям.²¹

Едва ли можно согласиться с таким явно преувеличенным значением рабства в общественной жизни Руси. Вернемся, однако, непосредственно к челяди и холопам и посмотрим, какие еще высказывались в дореволюционной науке суждения об этих группах зависимого люда Киевской Руси.

Взгляд на челядь как на рабов хотя и был весьма распространенным в дореволюционной историографии, но не являлся единственным. Еще Д. Дубенский считал возможным понимать древнерусскую челядь в качестве дворовых людей, что содействовало более расширительному толкованию термина «челядь».²² Примечательны в данном отношении суждения В.И. Сергеевича. Челядь Русской Правды он отождествил с полными холопами, т. е. рабами.²³ Но вместе с тем он писал: «Несвободные встречаются в наших древних памятниках под разными именами. Их называют: челядью, холопами, слугами, позднее просто людьми...» Затем В.И. Сергеевич отмечает, что «челядь одного корня с чадью и означает домочадцев».²⁴ К последней мысли склонялся и М.Ф. Владимирский-Буданов, который писал: «Факты языка указывают, что древнейший первоисточник рабства находился в связи с семейным правом. Слово "семия" (по словарю Востокова) означает рабы, домочадцы... Термины: челядь (чадь, чадо), раб (робя, боренец, ребенок), холоп (в малороссийском — хлопец-мальчик, сын) одинаково применяются как к лицам, подчиненным отеческой власти, так и к рабам. Вследствие такой связи института рабства с семейным правом и самый характер его обусловливается характером последнего. У народов с суровыми семейными отношениями и институт рабства получает строгий характер, напротив, у народов таких, у которых отеческая власть менее сурова, и рабы почти приравниваются к подчиненным членам семьи. К этим последним принадлежат и славяне».²⁵ Необходимо сказать, что в системе взглядов М.В. Владимирского-Буданова эти экскурсы в этимологию слова «челядь» не противоречили его представлениям о челяди как рабах. Но это вовсе не означало, что оппоненты М.Ф. Владимирского-Буданова не могли воспользоваться его соображениями для внесения всякого рода «уточнений», расширяющих смысл понятия «челядь» до включения в него нерабских элементов.²⁶

Довольно определенно о челяди в широком значении слова рассуждал И.А. Линниченко: «Низшие классы населения Галицкой Руси встречаются в летописи под разными наименованиями. Так, название "челядь", "чадь" употребляется в Галицко-Волынской летописи для обозначения низшего класса населения вообще. То, что названием челяди обозначалось не одно только несвободное население, а крестьянское сословие вообще, видно из договоров русских князей с польскими — "не воевать челяди" — и из многих других мест летописи».²⁷

Разнородный состав челяди казался исторической реальностью Древней Руси и И.И. Яковкину. «Любопытно отметить, — читаем в его статье о закупах Русской Правды, — что... поглощение семьею посторонних ей лиц с достаточной ясностью вырисовывается уже из того, что почти тождественные в древности понятия "семья" и "дом" обнимали в то время не только группу лиц, связанных между собою узами родства, но также и тех, кто отдавал этой группе на том или ином основании свою личность или только свою рабочую силу». Затем автор подводит под понятие «дом», «семья» и древнерусскую челядь.²⁸

Таким образом, подавляющее большинство представителей досоветской исторической науки термины «челядин» и «холоп» воспринимало в равнозначном виде, понимая их как наименования рабов. Другая категория историков, довольно немногочисленная, придерживалась более широкого взгляда на понятие «челядь», «челядин» и отношение слова «холоп» к слову «челядин» определяла как отношение части к целому. Челядь в этом случае выступала собирательным термином, обозначавшим, наряду с рабами, и людей нерабского состояния. Однако никто из исследователей не разграничил этих понятий. Поэтому историки то и дело смешивали полностью либо частично челядь и холопов.²⁹ Наконец, в дореволюционной историографии нередко преувеличивалась роль рабовладения в экономической и социальной жизни Киевской Руси.

Советские ученые, занимаясь изучением социально-экономического строя Киевской Руси, не могли пройти мимо вопроса о челяди и холопах.

Некоторые из советских авторов, подобно дореволюционным историкам, усматривали в челяди и холопах рабов, не видя никакого различия между ними, — это были М.Н. Покровский,³⁰ А.Н. Насонов,³¹ Н.Л. Рубинштейн,³² Н.А. Максимейко,³³ Н.Н. Воронин,³⁴ С.В. Вознесенский³⁵ и др. Однако С.В. Юшков под впечатлением норм «Правосудия митрополичьего» замечал: «Прежде всего выясняется, что нельзя отождествлять челядинов с холопами, как это до сего времени делалось».³⁶ Впоследствии С.В. Юшков обнаружил «очень интересный факт», который заключался в том, что по мере превращения холопов в крепостных крестьян, «слово "холоп" приобрело два смысла — широкий и узкий. В широком смысле под холопом (челядином) стали понимать всякого зависимого человека... Под холопами в узком смысле понимали рабов».³⁷ С.В. Юшков, стало быть, внося терминологические уточнения, все-таки смешивал термины «челядин» и «холоп». Анализируя соответствующий текст «Правосудия митрополичьего», он писал: «...челядин мог быть полным и неполным... полный челядин противополагается закупам и наймитам. Зачем нужно было говорить о челядине полном, если слово "челядин" имело одно определенное значение?» Русская Правда навела ученого на мысль о том, что «закупы противополагались не просто холопам, а обязательно холопам обельным. Уже эта двойственность понимания слова "холоп" достаточно характеризует выявившееся разнообразие форм холопской зависимости...».³⁸

Существенное внимание челяди и холопам уделяли Б.Д. Греков и М.М. Цвибак, принимавшие активное участие в дискуссиях 30-х годов, посвященных общественному строю Киевской Руси.³⁹

М.М. Цвибак считал, что под челядью древнерусских письменных памятников скрывались рабы, которые жили в господском доме, являясь нередко экспортным товаром. М.М. Цвибак различал челядина «полного» и «закупного». Челядин, полагал он, превращался в закупа.⁴⁰

Если М.М. Цвибак и другие упомянутые советские историки вели речь о челяди и холопах, не выделяя их в специальные сюжеты, то Б.Д. Греков был первым, кто сделал это. Однако он подчеркивал, что его интересует не история рабства на Руси, а ведущий процесс в развитии древнерусского общества II—XII вв. Б.Д. Греков рассматривал холопство (рабство), выясняя его источники, определяя хозяйственную роль холопов, их значение в исторических судьбах Руси. «Все письменные памятники, трактующие о рабах, — утверждал Б.Д. Греков, — позволяют говорить о том, что рабство как способ производства не развивается, не растет, а идет на убыль».⁴¹ При этом исследователь счел необходимым разъяснить свою позицию: «Я далек от мысли уменьшать роль рабства в истории Киевского государства. Мне лишь хочется возможно точнее определить его место в производстве этого периода. Патриархальный раб в Киевском государстве несомненно играл весьма заметную роль. Но входя в состав familia, он здесь встретился в известный момент и с не рабскими элементами, которые в период существования Киевского государства росли количественно, изменяли свою социальную природу и, обнаруживая определенную тенденцию заменить собою рабов, в то же время сами приобретали много черт этого самого рабства».⁴² Надо заметить, что в последующих изданиях Б.Д. Греков снял эти разъяснения, усилив тезис об исчезновении рабства в Киевской Руси.⁴³

Б.Д. Греков затронул некоторые терминологические тонкости, относящиеся к холопству, указав, что древние источники, и прежде всего Русская Правда, различают «просто холопов и холопов обельных, только под последними разумея настоящих рабов».⁴⁴ И еще: «При внимательном отношении к употреблению в "Правдах" термина "холоп" придется сделать вывод, что холопы есть разные, что термин "холоп" не всегда тождественен понятию "раб"».⁴⁵

Обращаясь к челяди, автор констатирует, что эта социальная категория Киевской Руси «всегда относилась к важнейшим объектам исследования». Понятие «челядь», по Б.Д. Грекову, — «одно из наиболее ответственных и содержательных понятий»; оно значительно сложнее по своему содержанию, чем принято думать.⁴⁶

Изучив высказывания своих предшественников по вопросу о челяди, Б.Д. Греков заключает: «Итак, в нашей литературе можно без труда различать два основных направления: 1) понимание термина "челядь" в смысле рабов и 2) понимание этого термина в более широком значении, куда входят и рабы и не рабы». Ученый принял вторую точку зрения: «Мне представляется второе мнение более приемлемым и доказуемым, по крайней мере, за известный период времени».⁴⁷ И Б.Д. Греков развернул систему доказательств в пользу данного мнения. Проанализировав соответствующие статьи Русской Правды, он убедился в том, что здесь ни разу не нарушена терминология и термин «челядь» не заменяется термином «холоп» или «роба».⁴⁸ Далее, он приводит сведения о челяди из других источников, находя в них подтверждение своей точки зрения. В конце концов Б.Д. Греков приходит к выводу о том, что в древнейшие времена под челядью разумели familia, где «рядом с хозяином и хозяйкой дома и ее дочерьми сидели патриархальные рабы и рабыни, выполняя домашние работы и находясь под властью patris familias». В эпоху же Русской Правды слово «челядь обозначало всю разновидность барской дворни», работавшей на феодалов.⁴⁹ В последующих своих трудах Б.Д. Греков развивал эти идеи, стараясь найти им новые обоснования.⁵⁰ Старательно противопоставляя термины «челядин» и «холоп», он все-таки не избежал их смешения, включив холопов в состав челяди.

Б.Д. Грекову возражал С.В. Бахрушин. «Мне кажется, — писал он, — что нет никаких оснований термин "челядин" противопоставлять термину "холоп", как это делает автор (Б.Д. Греков. — И.Ф.). Эти два термина употребляются в обиходе не одновременно, а сменяя друг друга. В ранних памятниках X в. (договоры с греками) термин "холоп" еще не известен, в них говорится только о "челядине". В "Ярославской Правде" употребляется тот же термин, но в одном случае появляется и новое название "холоп". В "Правде Ярославичей" и в позднейшей "Пространной Правде", если откинуть статьи, заимствованные из "Ярославовой Правды", употребляется термин "холоп" и только один раз в статье о судебных уроках — термин "челядь". Впрочем, слово "челядь" в XI в. еще употребительно, как видно из "ответов" митрополита Иоанна (80-е годы). С конца XI в. оно употребляется, но большей частью в смысле военнопленных, и затем постепенно исчезает со страниц памятников. Название "холоп" постепенно вытесняет более древнее — "челядь"».⁵¹

Несмотря на эту критику, представления Б.Д. Грекова о челяди стали завоевывать сторонников. К ним принадлежал В.В. Мавродин. Правда, сначала он под челядью Правды Ярослава понимал рабов.⁵² Но затем В.В. Мавродин развивает идеи, близкие тому, о чем писал Б.Д. Греков. Челядь, согласно В.В. Мавродину, — первая категория зависимого населения, известная во времена Закона Русского, договоров, русских с греками, Русской Правды и начальной летописи. Подчеркивая сложность и аморфность этой социальной группы, ученый отмечает, что она вырастает из патриархального рабства.⁵³ Термин «челядь» сначала обозначал семью, детей и прочих лиц, над которыми властвовал отец, патриарх. Позднее в состав семьи включались пленные, «причем сами пленные могли быть рабами, слугами, а иногда, по прошествии определенного срока, "свободными" членами семьи и "друзьями", как говорит о подобного рода явлении Маврикий Стратег». Еще позже, в VIII—X вв., наименование «челядь» закрепляется за феодальной дворней, вышедшей из патриархальной familia. В ряды челяди становится и общинник. Вот почему «понятие "челядь" несколько шире, чем собственно раб — "холоп" или "роба". Эти последние выступают в более поздних источниках под названием "челядин полный". Итак, всякий холоп — челядин, но не всякий челядин — холоп. Челядью являются и слуги, работающие в хозяйстве господина: рядовичи, закупы, ремесленники и т. д., и управляющие этим хозяйством: конюхи, тиуны, старосты, кормильцы и т. п. В военное время эти вооруженные слуги составляют личную дружину какого-нибудь "светлого" и "великого" князя или "великого боярина". Эти слуги, фактически отличаясь своим положением от раба, юридически являются теми же рабами. Самый факт, что все, в какой-то мере попавшие в зависимость от князя или боярина, становятся в положение раба, чрезвычайно характерен для того времени». В.В. Мавродин, следовательно, делает акцент на рабских компонентах челяди, в чем нельзя не видеть некоторое своеобразие его позиции по сравнению со взглядами Б.Д. Грекова, который определял состав челяди как феодальный по преимуществу. Другой отличительный нюанс заключался в том, что челядь, по мнению В.В. Мавродина, формировалась в основном за счет пленников: «Челядь — прежде всего рабы, приобретаемые главным образом в результате "полона", в процессе войн и "примучивания" таких сборов дани, которые иногда очень мало чем отличались от первых».⁵⁴ Впрочем, ниже следует тезис, который несколько меняет картину: «Челядью или чадью назывался всякий, попавший в результате "полона", ссуды или "ряда" в рабскую или полурабскую зависимость от господина, играющий даже роль первого слуги, а не только раб».⁵⁵ Здесь полон как источник челядинства хотя и поставлен на первое место, но остается не вполне ясно, был ли он главным резервом пополнения челяди.⁵⁶ Однако в дальнейшем В.В. Мавродин устранил эту неясность, указав, что челядью прежде всего становились рабы-пленники.⁵⁷

В трудах В.В. Мавродина имело место известное совмещение терминов «челядин» и «холоп».

В 1943 г. вышла в свет монография А.И. Яковлева, посвященная холопству и холопам в Московском государстве XVII в. Изучая эволюцию холопства в X—XVI вв., А.И. Яковлев останавливается на челяди и холопах X—XII вв. Слово «челядь» автор этимологически объединял с англо-саксонским cild, готским Kilthei (матка), датским kild, шведским Kull, немецким Kind, английский Cpylde-Child, греческим γενοζ, латинским genus.⁵⁸ Все эти понятия, как и сама челядь, восходят к родовому строю. Когда-то они обозначали «пестрый родовой агрегат как кровных членов рода, так и инкорпорируемых в состав рода обломков чужих родов и пленников».⁵⁹ Во времена договоров Руси с греками челядь — это рабы, живой товар, «беспокойная, но бессловесная масса "колодников", в которой нет дифференциации иначе, как по полу и по физическим свойствам». В хозяйственной деятельности древнерусских князей челядь стояла на первом плане, поскольку до конца X в. работорговля представляла для них главный интерес. Но «через 80 лет положение становится иным. На смену князьям-работорговцам и князьям-экспортерам приходят князья-хозяева, заинтересованные не в заморских походах с челядью на баркасах, пирогах или фелюгах, а занятые более глубокими хозяйственными интересами, развившимися и окрепшими в Поднепровье в XI в.» Произошли и терминологические изменения. Слово «челядь», принятое в русской лексике X в., с половины XI в. сменяется другими наименованиями, среди которых в конечном счете утвердилась «этимологическая пара — холоп и раба».⁶⁰

Происхождение термина «холоп» А.И. Яковлев связывал со словом «славяне», которое, претерпев ряд видоизменений, сделалось и на востоке и на западе нарицательным именем невольников вообще.⁶¹ После всевозможных фонетических адаптаций этот термин через чешскую форму «хлап», а затем польскую «хлоп», вошел в древнерусский язык и принял форму «холоп». Перед нами, стало быть, языковое заимствование. «В русскую обстановку, — пишет А.И. Яковлев, — польский холоп попал в качестве военнопленного, т. е. по понятиям древней Руси (вязня, нятца, колодника), и стал обозначать именно невольничье состояние. Вот почему он и выступает в Русской Правде преимущественно с обликом раба-земледельца».⁶²

Проанализировав «холопий кодекс» Русской Правды, историк убедился в значительной дифференциации холопов XII в. За счет кого пополнялся корпус холопов-невольников на Руси? А.И. Яковлев считал, что «едва ли не главным источником пополнения холопьего класса становится именно захват в плен своих же менее культурных соплеменников». Под последними он разумеет древлян, вятичей и пр.⁶³ А.И. Яковлев смешивал термины «челядин» и «холоп», прибегая к их взаимозамене⁶⁴

Не видел никакого различия между челядином и холопом П.П. Смирнов. И тот и другой; по П.П. Смирнову, — рабы. Поэтому он холопа называл челядином, а челядина — холопом. Так, комментируя ст. 17 Краткой Правды, где говорится о холопе, ударившем «свободного мужа», П.П. Смирнов замечает: «За простой удар, нанесенный свободному мужу, челядин отвечает своей жизнью».⁶⁵ Отсюда явствует, что П.П. Смирнов усматривал в холопе и челядине взаимообратимые понятия. Об этом свидетельствуют и другие места работы ученого, и в первую очередь те, где статьи Русской Правды о челядинах и холопах сведены воедино.⁶⁶ П.П. Смирнов придавал большое значение рабовладению в Древней Руси. Он отстаивал мысль о рабовладельческом характере древнерусского общества.

Б.А. Романов, подобно А.И. Яковлеву и П.П. Смирнову, не разграничивал понятия «челядин» и «холоп», хотя при знакомстве с его книгой «Люди и нравы древней Руси» создается впечатление, что автор толкует челядь в столь же широком плане, как и Б.Д. Греков. «Феодальная челядь» — так называется одна из глав книги. В ней речь идет не только о челяди и холопах, но и о закупах. Следовательно, можно думать, что Б.А. Романов включает закупов в состав челяди. Однако слово «челядь» в упомянутом названии он берет в кавычки, намекая тем самым на условность своей терминологии. Чтение же главы не оставляет сомнений в том, что везде за челядью у Б.А. Романова скрываются рабы. Для обозначения рабов автор пользуется то термином «челядин», то термином «холоп», полагая, что они равнозначны.⁶⁷ При этом он полагает, что «уже к началу XII в. ни слово "холоп", ни слово "челядин" без дополнительной квалификации не выражало ничего, кроме того, что это человек, работающий на господина. Чтобы дать понять, что речь идет о рабе как говорящем животном, теперь надо было прибавить: холоп — "обельный" или сказать просто "обель"; челядин — полный».⁶⁸ В данном случае Б.А. Романов, как и С.В. Юшков, опирался на сведения, почерпнутые из «Правосудия митрополичьего» — памятника, заметим, позднего, возникшего не ранее XIV в.

Холопий мир, по мнению Б.А. Романова, вырос на корню патриархального рабства. Письменные источники XII—XIII вв. свидетельствуют о том, что штат «потомственных рабов, извне пополняемый за счет покупки и плена, оказывался количественно совершенно недостаточным для удовлетворения растущего спроса феодального общества на рабочие руки».⁶⁹ Это обстоятельство, отмеченное Б.А. Романовым, приобретает особый смысл, если учесть, что холопы буквально заполонили «повседневный быт всего господствующего класса».⁷⁰ Мы вправе, следовательно, говорить о значительном распространении рабства в Киевской Руси. Подтверждением тому служит и одно довольно любопытное бытовое явление, высвеченное Б.Л. Романовым, — своеобразная демократизация древнерусского рабовладения: «В XII в. оно становилось доступным самым широким слоям "свободных" мужей из числа тех "неимовитых", которые в условиях крайнего противоречия в рождающемся феодальном обществе при случае и сами опрокидывались в бездну... работного мира».⁷¹

В этих вполне аргументированных построениях Б.А. Романова есть одно лишь слабое, на наш взгляд, звено: истолкование бурно развивающегося рабства в рамках складывающегося феодализма. Получилось так, что холопство (рабство), по Б.А. Романову, обслуживало потребности феодального общества.⁷² Думается, холопство вернее было бы рассматривать в качестве уклада, исторически и стадиально противостоящего феодализму. Во всяком случае, соединять рабовладение и феодализм, как это делает Б.А. Романов, едва ли правомерно. Здесь, вероятно, сказалось влияние концепции Б.Д. Грекова, чьи идеи о феодальной природе Древней Руси получили к моменту выхода в свет книги Б.А. Романова всеобщее признание среди научной общественности.⁷³

Воздействие представлений Б.Д. Грекова наблюдалось и в вопросе о челяди как таковой. Показательны в данном отношении замечания М.Н. Тихомирова. Если первоначально под челядью Древнейшей Правды он понимал рабов,⁷⁴ то потом он стал толковать челядь в качестве зависимых людей, куда входили и рабы.⁷⁵ Термин «челядь», согласно М.Н. Тихомирову, был наиболее обобщающим, обнимая разные категории сельского населения. М.Н. Тихомиров не различал в принципе холопов и челяди. Это с очевидностью явствует из таких, например, его рассуждений: «По своему положению очень близко к закрепощенным крестьянам стояли холопы, часто объединяемые с ними общим названием "челядь"».⁷⁶ Или: «О страшном положении челядинов-холопов красноречиво свидетельствуют памятники того времени».⁷⁷ Комментируя ст. 32 Пространной Правды (ст. 26 по счету М.Н. Тихомирова), автор замечает: «Срок для привода убежавшего челядина (холопа) был установлен в 3 дня. После этого новый владелец бежавшего холопа или его укрыватель должен был заплатить продажу, как за украденную вещь. Как и другие статьи Русской Правды, эта статья показывает тяжкое и бесправное положение холопов».⁷⁸ Точно такое же неупорядоченное пользование терминами «челядин» и «холоп» встречаем в переводе М.Н. Тихомирова Русской Правды, помещенный в «Хрестоматии по истории СССР», изданной в качестве учебного пособия для университетов.⁷⁹

В русле идей Б.Д. Грекова судил о челяди В.Т. Пашуто. Помимо зависимых от феодала смердов, закупов, изгоев, считает В.Т. Пашуто, «большую группу зависимой челяди, постоянно пополняемую путем захвата крестьян во время феодальных войн, составляли холопы. Холопы не имели никаких политических прав. Экономические права холопов несколько расширяются. Закон отмечает появление у них имущества (наследства)».⁸⁰ В.Т. Пашуто, стало быть, не только расширительно толкует слово «челядь», но также смешивает понятия «челядин» и «холоп».

Известное развитие в литературе 50-х годов получили и наблюдения С.В. Юшкова о соотношении челяди и холопов.⁸¹ В 1952 г. под редакцией С.В. Юшкова вышел в свет первый выпуск «Памятников русского права», куда были включены юридические документы Киевского государства X—XII вв. Составлял и комментировал материалы этого выпуска А.А. Зимин. По его мнению, челядь в период разложения первобытнообщинного строя — это патриархальные рабы.⁸² Челядин в договорах Руси с Византией и летописных известиях, относящихся к X в., означал раба, пленника, бывшего объектом купли-продажи. Позднее термин «челядь» претерпел существенные изменения и в конце XI—XII вв. стал обозначать «совокупность феодально-зависимых людей».⁸³

С переменами в значении термина «челядь» было сопряжено возникновение термина «холоп». Оказывается, «его появление связано с процессом постепенного превращения все большего контингента рабов в феодально-зависимое население. Старый термин "челядь" начинал применяться для обозначения совокупности феодально-зависимого люда. Поэтому понадобилось появление нового термина "холоп", которым бы назывались рабы в узком смысле слова».⁸⁴

Сходные положения сформулировал Л.В. Черепнин, которому принадлежит статья «Из истории формирования класса феодально-зависимого крестьянства на Руси», опубликованная в 1956 г. Свою статью Л.В. Черепнин начинает с критических замечаний в адрес Б.Д. Грекова и С.В. Юшкова, поскольку они, изучая термины, обозначавшие разновидности зависимого населения на Руси (в том числе и «челядь»), не всегда показывали «в достаточной мере полно и отчетливо, что эти термины не просто сосуществовали, но их появление и смена в сохранившихся источниках, а также изменение содержания отражают отдельные этапы процесса возникновения и развития феодальных отношений. Не всегда в трудах указанных исследователей полностью выяснены взаимоотношения отдельных разрядов крестьянства, раскрываемых источниками, относящимися к Древней Руси (IX—XII вв.), с теми категориями крестьян, о которых говорят памятники более позднего времени (XIII—XVI вв.). А для понимания истории крестьянства особенно важно изучить эволюцию и преемственность терминов, обозначающих различные категории сельского населения как "в Древней Руси IX—XII вв., так и в более позднее время».⁸⁵

Говоря о рабстве на Руси, Л.В. Черепнин отмечает, что оно носило патриархальный характер. Хотя труд рабов и не стал основой производства, все ж таки он играл значительную роль в хозяйстве. Для наименования раба восточные славяне еще в VIII—IX вв. применяли термин «челядин». В значительной мере челядь состояла из пленников. Рассмотрев казусы с челядью, зафиксированные договорами Руси с греками, Л.В. Черепнин заключает: «Таким образом, по договорам русских князей с византийскими императорами начала X в., челядин выступает как объект купли-продажи; челядин принадлежит своему владельцу, и попытка его освободиться от власти господина путем бегства карается законом. В то же время закон санкционировал право выкупа челядина». Таковым рисуется статус челяди и по Русской Правде, в частности по Древнейшей Правде, где «имеются постановления, регулирующие куплю-продажу и утверждающие право господина требовать возврата беглого челядина. Эти статьи повторяются с некоторыми добавлениями и в Пространной Правде. В этом памятнике упоминается также "плод от челяди", который, подобно тому как "плод от скота", является собственностью владельца, передаваемой по наследству. Наконец, устанавливается судебная пошлина, взыскиваемая при освобождении челядина из рабства».⁸⁶

В результате феодализации древнерусского общества, полагает Л.В. Черепнин, рабский труд вытесняется трудом зависимых крестьян, что повлекло за собой изменение смысла слов «челядин» — «челядь», которые «постепенно утрачивают свое первоначальное значение, сливаясь с названием "люди" в качестве обозначения всего зависимого от феодала населения». Далее Л.В. Черепнин проявляет явную непоследовательность, отмечая, что «в широком понятии людей, зависимых от феодалов, термин "челядин", может быть, упоминается уже в Древнейшей Правде».⁸⁷ Выше, как мы могли убедиться, историк говорил совсем иное.

Появление термина «холоп», обозначавшего часть прежней челяди, было связано, по Л.В. Черепнину, «с процессом роста феодально-зависимого крестьянства, переходом в его состав бывших рабов и попыткой законодателя четко определить источники холопства и ограничить рабское население, как находящееся в полной собственности владельцев, от остальных социальных категорий, стоявших на пути от сословной неполноправности к прямому крепостному состоянию». Стало быть, словом «холоп» в Древней Руси называли людей, находившихся в полной собственности своего господина. Так холоп-раб заменил челядина-раба.⁸⁸ Л.В. Черепнин определяет источники холопства. Это — самопродажа в рабство, женитьба на рабе «без ряду», вступление «без ряду» в должности тиуна и ключника, растрата денег, взятых в долг или для торговли. Кроме того, «одним из источников холопства оставался плен».⁸⁹

Проблема холопов и челяди нашла своего исследователя в лице И.И. Смирнова. Еще в 1932 г. И.И. Смирнов, выступая в прениях по докладу Б.Д. Грекова «Рабство и феодализм в Киевской Руси», истолковал челядина Древнейшей Правды как раба, отождествив его при этом с холопом.⁹⁰ В конце 50-х — начале 60-х годов он опубликовал крупные работы, посвященные древнерусскому холопству, где находим его высказывания и о челяди. Вникая в Древнейшую Правду, И.И. Смирнов пришел к выводу о том, что в ней фигурируют два основных социальных термина, в которых отразилась структура общества Руси времен Древнейшей Правды: «муж» и «челядин».⁹¹ В челядине И.И. Смирнов видит раба. Что касается мужа, то он выступает прежде всего как владелец челяди. Казалось, по логике вещей автор должен был бы мужа Древнейшей Правды назвать рабовладельцем. Однако он, вопреки этой логике, считает его феодалом.⁹²

И.И. Смирнов придавал существенное значение тому факту, что в Краткой Правде встречается как термин «холоп», так и термин «челядин». «Наличие в Краткой Правде, — пишет ученый, — двух параллельных терминов — "холоп" и "челядин" — представляет большой интерес в плане социальном, позволяя поставить эти термины в связь с общим процессом развития социально-экономических отношений Руси в XI в. Дело в том, что внутри Краткой Правды термины "холоп" и "челядин" четко размежевываются, распределяясь между Древнейшей Правдой и Правдой Ярославичей».⁹³ Данное обстоятельство натолкнуло И.И. Смирнова на мысль о замене термина «челядин» наименованием «холоп», произошедшей приблизительно в ту пору, когда составлялась Правда Ярославичей. В итоге слово «челядь» наполняется новым содержанием, распадаясь на челядина-смерда, челядина-холопа, рядовича.⁹⁴ Здесь И.И. Смирнов солидаризуется с Б.Д. Грековым, о чем свидетельствует сам.⁹⁵

Холоп, по И.И. Смирнову, привлекает внимание княжеского законодательства на протяжении всего XI в. Автор подчеркивает, что «свободные мужи», жившие в XI столетии, «владели именно холопами, являлись господами холопов».⁹⁶

Обращаясь к Пространной Правде, И.И. Смирнов вынужден был констатировать, что термин «челядин», исчезнувший как будто в Правде Ярославичей, вновь появляется в Пространной Правде. Объяснение этому неожиданному для себя факту И.И. Смирнов ищет в характере Пространной Правды, ее редакционных особенностях, а отнюдь не в области социально-экономических отношений Руси XII—XIII вв. Виновником сюрприза, по его мнению, был составитель Пространной Правды, который сохранил архаическую терминологию, потерявшую в условиях XII—XIII вв. реальное значение.⁹⁷ Однако следует заметить, что в Пространной Правде, как и в Краткой Правде, на протяжении всего текста проводится строгое различие между терминами «холоп» и «челядин».⁹⁸

Таким образом, историю холопов в Киевской Руси И.И. Смирнов начинает с XI в. Среди различных источников холопства он упоминает и плен.⁹⁹ Автор наблюдает бурное развитие этого социального института. Холопы перестают быть принадлежностью только «княжеского домена» и вливаются в челядь других владельцев, прежде всего бояр. Холопы становятся важнейшей группой в составе рабочего населения вотчины. В конечном итоге все это было обусловлено ростом вотчинного хозяйства, особенно на селе.¹⁰⁰

Подъем холопства на Руси XII—XIII вв., превращение холопов в одну из главных (если не главную) групп рабочего люда древнерусской вотчины И.И. Смирновым обоснованы весьма убедительно. Иначе воспринимаются его социальные характеристики обозначенных процессов. Холоповладельцев он считает феодалами, а холопов — феодальной челядью. Развитие отношений в холопстве принимается им за развитие феодальных отношений. Непонятно, почему умножение холопов-рабов означало успех феодализации древнерусского общества, а владение ими делало господина феодалом; на каком основании вотчина, в которой важнейшую группу рабочего населения представляли холопы-рабы, именуется безоговорочно феодальной. Перед нами явная несообразность, произведенная в угоду общепринятых взглядов на общество Древней Руси как феодальное. Правда, И.И. Смирнов указывает, что в эпоху Пространной Правды холоп экономически «начинает приобретать черты крепостного — серва, хотя юридически он еще раб». Однако суть именно в том, что холоп, по признанию самого автора, начинает превращаться в крепостного. Кроме того, по словам опять-таки самого автора, «новые стороны и моменты в холопстве не отменяли и не уничтожали его старых черт и сторон».¹⁰¹ И еще: «Процесс развития института холопства в Руси XII—XIII вв. шел не столько в плане коренных перемен в самой природе этого института, сколько по пути распространения этого института в рамках социального строя Руси XII—XIII вв».¹⁰² Так, собственными признаниями И.И. Смирнов подрывает воздвигнутое своими руками здание. По той же причине повисает в воздухе и мысль о том, что Устав о холопах есть «ярко выраженный акт феодального права». По нашему убеждению, феодальное право, пронизанное «презумпцией в пользу порабощения»,¹⁰³ — нонсенс, не больше.

Несмотря на усиленное противопоставление терминов «холоп» и «челядин», И.И. Смирнов в конечном счете не избежал их пересечения, поставив холопов в ряды «феодальной челяди». Отсюда и название «холоп-челядин», которым он то и дело пользуется.¹⁰⁴

Общественную структуру, отразившуюся в Древнейшей Правде, описал Н.Л. Рубинштейн. Этот памятник «знает только две социальные категории — мужа и челядина. Муж — свободный общинник... Свободному общиннику — мужу противостоит патриархальный раб — челядин».¹⁰⁵ Н.Л. Рубинштейн устанавливает социальную однородность челядина и холопа. Вот почему термин «холоп» легко сменил термин «челядин».¹⁰⁶

История рабства в Древней Руси разрабатывалась А.П. Пьянковым. Он не мог миновать проблемы челяди и холопов. Взгляды А.П. Пьянкова на положение челядина и холопа не были всегда постоянными. В одной из давних его работ читаем: «Древняя Правда различает две категории несвободных людей — челядина и холопа. Челядин оставался в прежнем положении раба, а холоп, наделенный землей и другими средствами производства, состоял на положении феодально-зависимого».¹⁰⁷ В другом исследовании, написанном позже, А.П. Пьянков отмечает, что Древняя Правда, запечатлевшая социальный строй восточных славян на заре феодализма, называет раба челядином. Следовательно, «вопреки мнению Б.Д. Грекова, челядинцев времен Древней Правды нельзя рассматривать как все зависимое от феодалов население. Если стать на эту точку зрения, то надо будет признать, что в это время уже вполне сложилось крепостное право, что все люди, проживавшие у феодала, лишены были права оставить его. Как известно, Древняя Русь такого положения не знала на протяжении многих веков феодальной эпохи. Таким образом, челядинцев надо рассматривать именно как рабов, а не как население, вообще зависимое от феодалов». Не согласился А.П. Пьянков и с тезисом Б.Д. Грекова об отмирании рабства в Киевской Руси. Оно не только не отмирало, но, напротив, развивалось.¹⁰⁸

Возражения А.П. Пьянкова по поводу челяди, обращенные к Б.Д. Грекову, касались лишь времен Древнейшей Правды. Относительно более позднего периода он принимает грековское толкование челяди: «С дальнейшим развитием феодального строя на Руси челядью стали называть в XI—XII вв. не только рабов, как это было во времена Древней Правды, но и все зависимое от феодалов население. Это новое более широкое содержание термина "челядь" показывает, что древнерусские феодалы, подчиняя различными путями свободное сельское население, склонны были рассматривать всех зависимых от себя людей как несвободных. Здесь проявлялось влияние древнерусского рабства на синхронные ему формы феодальной зависимости».¹⁰⁹ С расширением содержания понятия «челядь» возникла необходимость выделить рабов из общей массы зависимых. Это было сделано с помощью терминов «холоп», «холопы».

Материал, используемый А.П. Пьянковым, характеризует холопов и с экономической и с юридической стороны как рабов. Тем более странным выглядит один из конечных выводов автора: «В период феодальной раздробленности Руси холопство представляло собой наиболее полную форму феодальной зависимости, сохраняя при этом свои специфические рабские черты как в экономической, так и юридической области».¹¹⁰ Если холопы имели специфические рабские черты, причем даже в сфере экономической, едва ли можно утверждать, что они представляли «наиболее полную форму феодальной зависимости». Тут А.П. Пьянков, подобно другим исследователям, пытается уложить холопство в прокрустово ложе общепринятой схемы, поднимающей на щит феодализм в Древней Руси.

Отдал дань этой схеме и С.А. Покровский, что, безусловно, сказалось на его выводах о роли рабства в древнерусской вотчине. Присоединяясь к Б.Д. Грекову в общей оценке социального строя Киевской Руси, С.А. Покровский решительно разошелся с ним в понимании челяди. Он отверг тезис Б.Д. Грекова о челяди — совокупности работающего на вотчинника населения, куда входили рабы и нерабы.¹¹¹ С.А. Покровский также выступил против разграничения терминов «челядин» и «холоп», доказывая их полное совпадение, т. е. воспринимая их как синонимы. Мнение, согласно которому слово «челядь» означало несвободных и «всю массу населения древнерусского села», С.А. Покровский назвал ученой легендой.¹¹²

Первоначально рабство было патриархальным, и рабы, являясь домашними слугами и работниками, входили в состав семьи. Вместе с другими, подчиненными власти домовладыки лицами, они усвоили «название челяди. Позднее, по мере превращения челяди из патриархальных слуг в бесправных холопов, наименование челядь закрепляется за рабами».¹¹³ Усложнение социальной структуры восточнославянского общества внесло важные перемены в положение челяди: «С выделением родоплеменной знати, дружинников, превращением их в господствующий класс, появлением купечества, челядь становится, с одной стороны, товаром, предметом международной торговли (договоры с греками), а затем — и внутренней торговли. Раб становится, с другой стороны, объектом хозяйственной эксплуатации, сначала как дворовая челядь, а затем, с превращением дружинников в оседлых крупных землевладельцев, в ту "страдную" челядь, которая, будучи посажена на земли княжеско-боярских доменов ("вотчин"), обрабатывает "господскую" экономию». Рабство вступило в новую фазу развития. От былой его патриархальности остались лишь воспоминания: «Институт рабства в Древней Руси в эпоху "Русской Правды" уже далеко оставил позади себя традиции патриархального рабства». В Киевской Руси рабовладение не сокращалось, а росло.¹¹⁴ Появляются новые источники челядинства-холопства. Если раньше рабы пополнялись только за счет пленников, то теперь их резервом становится свободное «людство», надевавшее «работное ярмо» на себя в силу крайне неблагоприятных обстоятельств, порожденных местными, туземными условиями, т. е. внутренними социальными процессами. «С появлением местных социальных источников рабства входит в употребление новый термин — холоп — и постепенно почти вовсе вытесняет старое наименование — челядин».¹¹⁵ Но это отнюдь не значит, будто термины «холоп» и «челядин» по содержанию не совпадали. Они были равнозначны.

Рассмотрев эволюцию рабовладения в общем контексте развития социально-экономических отношений в Киевской Руси, С.А. Покровский выделил то обстоятельство, что рабский труд не лег в основу общественного производства, — этим древнерусское рабство существенно отличалось от античного. Более того, «рост холопов, как это парадоксально ни звучит, показатель роста феодального хозяйства, поскольку в числе рабочей силы феодальной вотчины (или домена) важную роль играли холопы. Сохраняя до поры до времени юридический статус раба, эти посаженные на землю холопы экономически эксплуатировались при посредстве взимания феодальной ренты».¹¹⁶ С.А. Покровский приводит многочисленные данные, подтверждающие рабский статус челяди и холопов. А вот сведений о холопах, посаженных на землю, он не приводит, что, впрочем, закономерно, ибо их в распоряжении ученых нет. Правда, их отсутствие исследователи нередко компенсируют догадками.

С.А. Покровский не избежал этой участи. Необходимо также отметить и то, что аттестация, какую дает С.А. Покровский челяди (холопам), не согласуется с его утверждением о феодальной ренте, якобы получаемой ее господами. Как непреложную истину С.А. Покровский провозглашает: «Челядин Русской Правды — это раб и только раб».¹¹⁷ В другом месте о холопах он говорит, что они являлись «собственностью, вещью своего господина».¹¹⁸ Но собственность — категория экономическая. Вот почему нельзя полагать, что холопы, находясь в полной и безусловной собственности того или иного вотчинника, выступали производителями прибавочного продукта, отчуждавшегося в качестве типичной феодальной ренты. Ситуация была несравненно сложнее, чем кажется С.А. Покровскому. И упрощать ее нет никаких причин.

Гипотезу Б.Д. Грекова об изживании рабства в Древней Руси одновременно с С.А. Покровским оспорила Е.И. Колычева.¹¹⁹ Указав на распространенность рабовладения в древнерусском обществе, автор замечает, что «попытки преуменьшить роль рабства как чужеродного тела в Древнерусском государстве, подчеркнуть его особый характер, якобы отличающий его от "настоящего" рабства, не являются состоятельными». Нормы Русской Правды показывают отсутствие у холопов «всяких элементов правоспособности». Они проникнуты «единым принципом: холоп — это один из видов имущества». Е.И. Колычева не различает холопа и челядина. Для нее они — единые понятия. Анализ соответствующих статей Русской Правды убедил Е.И. Колычеву в том, что «холопство на Руси как правовой институт не представляло собой нечто исключительное, неповторимое. Для него характерны те же важнейшие черты, что и для рабства в других странах, в том числе и для античного рабства». Под воздействием прогрессирующего феодализма менялось социальное существо рабства. Но это произошло в XI—XVI вв.¹²⁰ Е.И. Колычева изучала положение холопов по Русской Правде, сравнивая его с особенностями холопьего права XV—XVI столетий.¹²¹

О холопах и челяди на Руси, лишенных важнейших гражданских прав, рассуждал Я.Н. Щапов. Не разграничивая, как и Е.И. Колычева, терминов «холоп» и «челядин», историк полагает, что за ними скрывались рабы.¹²²

Небольшую специальную работу посвятил челяди М.Б. Свердлов.¹²³ Собрав этимологические данные о термине «челядь», он заключает: «История слова челядь в индоевропейских языках позволяет установить его первоначальное значение — это род. С развитием общественных отношений содержание слова сужалось: рядовые члены familia (большой семьи), младшие члены familia, прислуга».¹²⁴ Значит, по Свердлову, челядин в доклассовом обществе — младший член большой семьи. Автор не уточняет, входили ли в состав младших членов большой семьи рабы, как об этом говорили многие дореволюционные и советские историки. Однако, судя по тому, как он описывает челядь X в., можно думать, — не входили, поскольку среди челяди X в. рабов он не находит.

Договоры Руси с Византией, содержащие сведения о челяди, привели М.Б. Свердлова к выводу «о значительной степени зависимости челяди». Впрочем, он тут же находит свидетельства, указывающие «на ограниченные формы зависимости челядина от господина». Что следует понимать под фразой «ограниченные формы зависимости»? Если истолковать ее прямо, без ухищрений, тогда надо отбросить идею о «значительной зависимости челяди», ибо сочетать эту идею с утверждением об ограничениях в зависимости челяди едва ли возможно. Видимо, ограниченность «форм зависимости» в устах историка означает неполную степень зависимости, т. е. нерабское состояние челяди. Если эта догадка верна, то хотелось бы пожелать автору быть поточнее в изложении. К сожалению, и в дальнейшем встречаются у М.Б. Свердлова такие формулировки, которые вызывают недоумение. «Челядинами, — читаем у него, — могли быть и те, кого специально везли на продажу, и те, кого продавать было нельзя».¹²⁵ Или другой пример: «В первой половине X в. челядью были зависимые, связанные с хозяйством господина, которых нельзя было продавать (что было реликтом предшествующего периода), и те, кто продавался...»¹²⁶ М.Б. Свердлову кажется, будто здесь нет противоречия.¹²⁷ Но это отнюдь не означает, что противоречия нет на самом деле. Оно есть и остается.

Отрицая рабский характер челяди X в., М.Б. Свердлов не определяет ее социальную природу, отмечая лишь значительную, но ограниченную зависимость в челядинстве.

Договор Олега с греками позволил ему «дать, хотя и негативный, ответ на вопрос об источниках челяди в начале X в.» Ответ следующий: «Источником челяди как категории несвободного населения являлся не плен. Тех, кто стал несвободным через плен, называли "полоняниками". Такое происхождение челяди, которую продавали в Константинополе, отражает глубинные процессы социальной и имущественной дифференциации, происходящей в восточнославянском обществе того времени».¹²⁸ Неизвестно, о каком «происхождении челяди» идет речь.

Письменные памятники XI—XII вв. свидетельствуют, по М.Б. Свердлову, «о тяжелом юридическом положении челяди, но о формах эксплуатации труда челяди в хозяйстве господина, о ее характере (рабовладельческом или феодальном) источники молчат». Вместе с тем оказывается, что челядь уже в XII в. — это зависимые от феодала люди, степень зависимости которых с помощью имеющихся у исследователей источников выявить невозможно.¹²⁹ Так что же все-таки не ясно М.Б. Свердлову: характер или степень зависимости челяди?

Помимо зависимого от феодала сельского населения, термин «челядь» в XII в., согласно М.Б. Свердлову и вопреки его предшествующим утверждениям, обозначал пленников.¹³⁰ На это авторское противоречие обратил внимание А.А. Зимин. Он также указал на субъективные оценки в статье М.Б. Свердлова.¹³¹

В другой своей работе о челяди и холопах в Древней Руси М.Б. Свердлов усматривает в челяди X—XIII вв. «широкий круг зависимого населения, связанного с господским владением», а в холопах XI—XIII вв. — людей, находящихся в «личной крепостной зависимости», феодальной по существу.¹³² Подобные высказывания содержатся и в его книге «Генезис и структура феодального общества в Древней Руси».¹³³

Итак, в вопросе о челяди на Руси X—XIII вв. М.Б. Свердлов повторяет мысли Б.Д. Грекова, не выдвигая каких-либо новых принципиальных положений. Более самостоятельной на первый взгляд может показаться попытка автора оспорить принадлежность древнерусских холопов к рабству. Однако при внимательном изучении соответствующей исторической литературы становится очевидным, что соображения М.Б. Свердлова стыкуются с представлениями А.П. Пьянкова, доведенными, впрочем, до крайности.¹³⁴

К истории челяди и холопов в Киевской Руси снова возвращались А.А. Зимин, В.В. Мавродин, Л.В. Черепнин, А.П. Пьянков.

Еще в 1965 г. А.А. Зимин выступил с интересной и ценной статьей на эту тему.¹³⁵ Затем в 1973 г. он опубликовал монографию «Холопы на Руси» — капитальное исследование, где ученый подвел итог своим изысканиям в области истории рабства на Руси, а также обобщил достижения отечественной историографии, наметив при этом собственные пути исследования этой важной проблемы. В работе А.А. Зимина развернута конкретная и детальная картина развития холопства от эпохи антов до Русского централизованного государства конца XV в. В ней институт холопства показан во всем многообразии его форм и функций. Предшественники А.А. Зимина, рассматривая древнерусское холопство, давали, как правило, общую характеристику положения холопов за весь период существования Киевской Руси. Исправляя этот недостаток, исследователь стремился раскрыть «динамическую картину, показать, как постепенно изменялся правовой статус и хозяйственное положение челяди, холопов на протяжении нескольких столетий древнерусской истории».¹³⁶

«Челядь на заре Древнерусского государства» — глава, которой открывается книга. В ней говорится о патриархальном рабстве у восточных славян VI — первой половины IX в. и о челяди при первых Рюриковичах. С помощью разнообразных источников (византийских, восточных, западноевропейских, древнерусских) А.А. Зимин показывает развитие рабства в древнейшие века отечественной истории. Памятники, привлекаемые им, со всей определенностью свидетельствуют о наличии рабов, еще у склавинов и антов. Обращает внимание одна особенность: рабы у антов и склавинов «рекрутировались исключительно из пленников-рабов, а не за счет расслоения славянского общества». Значит, «источником рабства у славян были войны с соседями». Это наблюдение А.А. Зимина весьма убедительно. Столь же справедливой представляется и другая мысль, согласно которой пленники попадали к славянам в патриархальное рабство. Высказав эту мысль, А.А. Зимин идет дальше, стараясь определить момент ликвидации патриархального рабства на Руси. По его словам, «развитие классовых отношений положило конец патриархальному характеру рабовладения». Рубежом тут оказалась вторая половина IX—X вв., когда произошло «переключение внимания на челядь — собственность отдельных лиц в противоположность общинному патриархальному рабовладению».¹³⁷

А.А. Зимин отметил, что восточные писатели молчат о работорговле славян и русов. Отсюда вывод: славяне принимали «участие в работорговле в качестве "страдательного" элемента, как объект продажи, товар-добыча, захваченная чужеземцами». Так продолжалось вплоть до X в., когда Русь приступила к массовой торговле рабами.¹³⁸

X столетие характеризовалось не только развитой работорговлей, но и возникновением новых веяний в самом рабовладении. Именно тогда «складывается неизвестное ранее правило обращения свободных соплеменников в рабов».¹³⁹ Рабов начинают эксплуатировать в вотчине. Использование рабского труда в хозяйстве А.А. Зимин связывает с процессом оседания дружины и князей на землю.¹⁴⁰

В XI в. наступает перелом, поскольку освоение земли, едва наметившееся в предшествующее время, «получает интенсивное развитие и требует немедленного решения вопроса о рабочей силе, так как прежнее использование труда челяди перестает удовлетворять запросы развившегося земледельческого производства». В итоге происходит трансформация челяди: рабство перевоплощается, превращаясь в крепостничество. Переход холопов в разряд крепостных нашел отражение в появлении особых терминов «смерд» и «рядович».¹⁴¹

А.А. Зимин наблюдает перемены и внутри рабства. Из массы старой челяди выделяется особая группа, именуемая холопами. Термин «холоп» впервые встречается в Правде Ярослава, обозначая «крайнюю степень рабской зависимости от господина». Холоп фигурирует здесь как объект «купли-продажи дворовых рабов».¹⁴² Полемизируя с А.И. Яковлевым по поводу происхождения слова «холоп», А.А. Зимин склонялся к мысли о его общеславянских истоках. В княжеском Уставе Ярославичей он впервые видит ясно смену «старого термина "челядь" термином "холоп". Теперь термин "холоп" употребляется для обозначения всех категорий рабов... Термин "челядь" на целое столетие исчезает из летописи и Русской Правды и сохраняется лишь в церковной литературе, где он имеет свою историю, или приобретает позже иной смысл, близкий по значению к военнопленным... Там, где нужен был общий термин для обозначения рабов, "челядь" заменяется "холопом", хотя последний продолжает иметь и другое значение, более узкое — домашнего раба, слуги».¹⁴³ Слово «челядь» начинает обозначать как рабов, так и другое зависимое население.¹⁴⁴

Заметное сокращение завоевательных походов, спад торговли челядью, перевод рабов на землю — все это сказывалось на источниках рабства: «Плен как источник рабства постепенно теряет свою решающую роль. Сохраняется, а быть может увеличивается, значение покупки холопов... Увеличивалось число холопов и за счет расширения источников похолопления внутри страны».¹⁴⁵

Важной вехой в истории холопства на Руси явился, согласно А.А. Зимину, XII в. — время, когда «в положении несвободной челяди наметилась явная тенденция к превращению отдельных ее разрядов (смерды, закупы и др.) в феодально зависимое население. Процесс изживания рабства на Руси стал идти гораздо интенсивнее».¹⁴⁶

А.А. Зимин рассмотрел положение холопов и челяди во Владимиро-Суздальской Руси, в Галицко-Волынской Руси, Великом Новгороде и Смоленске.¹⁴⁷ Автор, как и многие его предшественники, не различал, в принципе, термины «челядь» и «холопы».

Существенные коррективы в свои прежние представления о челяди и холопах внес В.В. Мавродин, согласно которому необходимо четко разграничивать термины «челядин» и «холоп», поскольку в письменных памятниках Древней Руси они никогда не смешиваются. Тому были свои причины. Холоп и челядин — рабы. Однако к рабству они приходят разными путями. Челядь есть «полонянники, в древности иноплеменники. Холопы же вербуются из среды соплеменников, внутри данного общества и являются продуктом тех социальных процессов, которые идут именно внутри данного общества. Поэтому источники холопства иные... Среди источников холопства пег только одного — плена. И это понятно. Пленный становился не холопом, а челядином».¹⁴⁸

Сходные идеи развивал Ю.А. Кизилов, усматривавший в челяди часть полона, оседавшего в вотчинах военизированной знати, которая не входила в княжеское окружение. Краткая Правда и другие источники трактуют челядь как «особо ценное имущество», находившееся в полной собственности господина. Памятники повествуют о весьма суровом содержании челяди в господском хозяйстве. Их сообщения «расходятся с идиллической картиной рабства у восточных славян, нарисованной Маврикием Стратегом, вероятно, для психологического воздействия на византийских солдат, опасавшихся славянского плена... По сообщениям Прокопия Кесарийского и более поздним известиям восточных авторов, идиллическое отношение к пленным было, скорее, редким случаем, чем правилом. Другим в эпоху варварства оно не могло и быть».¹⁴⁹ Холопов Ю.А. Кизилов связал с местной, туземной средой. Поэтому они не смешивались «с другими категориями зависимого населения — рабами и челядью». Несколько иной по сравнению с остальными зависимыми лицами видится Ю.А. Кизилову «и роль холопа в хозяйственной жизни. Он или "приставник" к рабам-страдникам, или заносчивый слуга владельца богатых хором, готовый в случае столкновения со свободным пустить в ход силу, чего не могли себе позволить ни челядин, ни раб».¹⁵⁰ Данное определение функций древнерусского холопа является неполным. Обращает внимание и одна несогласованность в высказываниях Ю.А. Кизилова, отделяющего челядь от рабов. Но если челядин не раб, то кто же он? Если челядь не рабы, то как быть с уподоблением ее «особо ценному имуществу», на которое распространялось «полное право владения» господина?

Характеризуя значение патриархального рабства у восточных славян и в Древней Руси, Ю.А. Кизилов пишет: «Патриархальное рабство, сыграв известную роль в процессе социального выделения привилегированных форм вотчинного землевладения, имело и отрицательные последствия. Такая вотчина была лишена жизнеспособности не только потому, что ограничивалась целями производства непосредственных жизненных средств, но и потому, что труд рабов был не в состоянии освоить в полной мере богатые возможности природы. Этому не могли помочь ни массовый приток челяди на рынки Руси, ни широкое развитие торгово-ростовщических операций. Поэтому труд рабов постепенно вытеснялся трудом кабально-зависимых производителей — закупов, наймитов, вдачей, изгоев и пр. Лишь в результате такого социального обновления вотчина получила стимул к дальнейшему развитию, но это уже были явления нового этапа классообразования, связанные с формированием феодального строя».¹⁵¹ По нашему мнению, патриархальное рабство не было принадлежностью крупной вотчины. Оно составляло специфику эксплуатации рабов представителями демократической части свободного населения Киевской Руси.¹⁵² Холоповладельцы же из простого люда едва ли испытывали потребность в социальном обновлении своего хозяйства, о котором говорит Ю.А. Кизилов.

Как уже отмечалось, Л.В. Черепнин вернулся к вопросу о челяди. Он повторил свои прежние идеи о челяди и холопах. Наиболее раннее значение слова «челядь» — рабы. О том, что под челядью следует понимать именно рабов, сообщают договоры киевских князей с Византией. В аналогичном смысле свидетельствует и Древнейшая Правда.¹⁵³ Но в XI—XII вв. термин «челядь», «челядин» выходят за рамки первоначального узкого значения, «сливаясь с названием "люди"» в качестве обозначения всего зависимого от феодалов населения». За рабами закрепляется наименование «холопы».¹⁵⁴

Не все построения Л.В. Черепнина в равной мере убедительны. Можно принять ту характеристику челяди, которую автор дает применительно к X в. Но когда он говорит о перерастании термина «челядь», обозначавшего рабов, в название с более емким социальным содержанием, с ним трудно согласиться. Вызывает возражение, в частности, понимание историком летописных известий, лежащих в основании доказательства универсальности термина «челядь». Л.В. Черепнин ссылается на ряд свидетельств летописи о войнах XI—XIII вв., в ходе которых князья якобы «захватывали зависимых людей противника». При проверке летописного материала, используемого Л.В. Черепниным, обнаруживается, что в подавляющем числе военных повествований рассказывается о захвате челяди вместе со скотом и всяким «товаром» без каких бы то ни было указаний на ее принадлежность хозяевам. Автор, кроме того, извлекает летописные тексты о захвате «людей» в плен. Отсюда вывод: «Значительная часть прежде свободных общинников — "людей" переходила в состав феодально-зависимой челяди».¹⁵⁵ Однако большинство этих текстов сообщает о захвате иноземцами русских людей в плен. Спрашивается, при чем тут древнерусская челядь? Совершенно ясно, что для исследования челяди как разряда зависимого населения на Руси XII в. данные летописные записи служить не могут. Только два сообщения, говорящие о пленении «людей» враждующими князьями, имеют какое-то отношение к делу. Но из них не вытекает, что взятые в плен «люди» переходили в разряд феодально-зависимой челяди. Скорее, следует сказать о превращении «людей» в пленников-рабов.¹⁵⁶

Исследования в области древнерусской истории А.П. Пьянков завершил книгой «Происхождение общественного и государственного строя в Древней Руси», изданной в 1980 г. В этой книге А.П. Пьянков еще раз полемизировал с Б.Д. Грековым по поводу челяди Древнейшей Правды, отвергнув тезис последнего о том, что данный законодательный памятник именовал челядью все зависимое от феодалов население, включая и рабов. Если согласиться с Б.Д. Грековым, полагал А.П. Пьянков, то «следует признать, что во времена Древней Правды уже вполне сложилось крепостное право, что все люди, проживавшие на землях феодалов, были лишены права выхода. Между тем известно, что Древняя Русь такого положения не знала на протяжении многих веков феодальной эпохи. Поэтому к челядинам, упоминаемым в Древней Правде, следует относить не все зависимое от феодалов население, а только рабов. Постановления Древней Правды о челядине показывают, что на заре феодальной эпохи рабство на Руси не отмирало, а, напротив, развивалось».¹⁵⁷ Древнейшая Правда, согласно А.П. Пьянкову, убеждает в отсутствии патриархальности в отношениях господ с челядью. «Резкая социальная грань отделяла раба от рабовладельца: первый не только работал на второго, но и принадлежал ему наравне с другим имуществом. При этом рабовладелец-господин был членом сельской общины, а бесправный челядин, разумеется, не входил в состав общинной организации».¹⁵⁸

На первых порах единственным источником порабощения у восточных славян являлся плен. Однако в процессе феодализации плен утратил это свое качество. Помимо него наметились новые пути «обращения свободного человека в рабское состояние. Появление новых источников порабощения, а также феодальные усобицы, становившиеся особенно частыми в XI в., дают все основания говорить, что количество рабов на Руси на протяжении раннефеодального периода увеличивалось».¹⁵⁹

Что же касается холопов, то их называли челядинами до тех времен, пока термин «челядь», претерпев изменения, стал обозначать не только рабов, но и зависимое население в целом.¹⁶⁰

Некоторое обобщение результатов изучения новейшими советскими историками холопства в Киевской Руси произвел В.И. Буганов в коллективной монографии «Эволюция феодализма в России». В решении главных проблем истории рабства на Руси X—XII вв. В.И. Буганов присоединяется к В.Д. Грекову. Разделяет он и отдельные идеи Л.В. Черепнина, И.И. Смирнова, А.А. Зимина.¹⁶¹ Термины «челядин» и «холоп» он по существу не разграничивает, допуская их известное совпадение. Вот почему раздел, где речь идет и о челяди, назван В.И. Бугановым «Холопы».

Значительное распространение рабства в Древней Руси констатирует В.И. Горемыкина. «На раннем этапе истории Древнерусского государства, — говорит она, — пока рабы не получили широкого применения (в хозяйстве), главным способом использования челяди, как отмечают многие исследователи, была торговля ею. Торговля усиливала имущественное расслоение среди свободных. Плен и торговля как источники рабства имели большое значение на протяжении всей истории Древнерусского государства. Естественное воспроизводство рабов также являлось источником рабства». Труд рабов в общественном производстве Руси неизменно возрастал. Именно на основе эксплуатации рабского труда базировалось крупное землевладение в XI в. В.И. Горемыкина не различает терминологически челядина и холопа.¹⁶²

Иное положение челяди и холопов рисует В.В. Колесов. Приведя различные мнения советских историков о челяди, он замечает: «В путаницу суждений мнение академика Б.Д. Грекова трезво вносит определенный смысл». И В.В. Колесов в духе высказываний Б.Д. Грекова пишет: «Развитие феодального общества потребовало обозначений для новых отношений между людьми. Все более дробился "мир" и "род": выделялись новые группы зависимых людей. Возникла нужда и в общем слове, которое могло бы обозначить всех зависимых лиц в отличие от свободных и вольных. Собирательное по смыслу и архаичное по стилю слово челядь годилось для этого как нельзя лучше».¹⁶³ Надо, однако, заметить, что во взглядах В.В. Колесова есть и нечто новое сравнительно с Б.Д. Грековым: исключительно домашний статус челяди. По его словам, челядь «как социальный термин — многозначное слово. Устойчивым элементом смысла его являлось понятие о несвободных (лично) людях, которые живут "при доме" владыки, отличаясь от прочих лично зависимых лиц». В.В. Колесов полагает, что в письменных источниках «челядь всегда указывается при дворе государя-хозяина, тогда как смерд или раб связаны с работой на пашне».¹⁶⁴

В этих суждениях В.В. Колесова о челяди легко обнаруживаются противоречия как самому себе, так и свидетельствам древних памятников. Если термин «челядь» вводился для обозначения «всех зависимых лиц» (кроме «свободных и вольных») в связи с появлением «новых групп зависимых людей», вызванном «развитием феодального общества», то среди челяди неизбежно должны были быть прежде всего те, кто связан «с работой на пашне». Ведь в земледельческом обществе, каковым и являлось древнерусское общество, феодальные отношения формировались не «на дому» у господина среди его прислуги, а в аграрном секторе экономики, основу которого как раз и составлял труд на пашне. В.В. Колесов не учитывает и конкретные данные, указывающие на челядь, живущую в селах, а не «при доме» своего хозяина.¹⁶⁵

Переходя к вопросу о холопстве, В.В. Колесов замечает, что «в течение всей писаной истории для обозначения рабского состояния служил термин холопъ. В княжеских уставах Ярославичей он заменил прежний термин челядь и стал на века словом, обозначавшим лично зависимого человека». Правда, «в доисторическом обществе холоп еще не был рабом в полном смысле слова». Только в начале XII в., во времена Владимира Мономаха, появляется холоп — раб «в полном смысле слова», т. е. «совершенно зависимый человек». В.В. Колесов со ссылкой на Б.А. Романова называет такого человека не просто холопом, а обельным холопом, или челядином полным. В холопах он видит «сборный по составу разряд населения. Тут и пленные, и преступники, и несостоятельные должники, и рожденные от рабов люди — холопы, так сказать, потомственные».¹⁶⁶ Стало быть, В.В. Колесов все же считает возможным именовать холопом раба «в полном смысле слова» (скажем, рожденного от раба), что вносит некоторую путаницу в словоупотребление автора. Нам вообще представляется неверным противопоставление терминов «холоп» и «обельный холоп». Холопами называли рабов («совершенно зависимых людей») и в Киевской, и в Московской Руси, причем, как правило, именно холопами, а не обельными холопами или челядинами полными. Возникновение термина «обельный холоп» было результатом развития рабовладения в Древней Руси с ее промежуточной (от доклассовой к классовой) социальной структурой, в частности, с появлением полурабских форм зависимости, типичных для обществ с незавершенным процессом классообразования. Чтобы отделить раба от полураба (полусвободного), и понадобилось словосочетание «обельный холоп». Но отсюда не следует, будто понятие «хотой» обрело менее конкретное, расплывчатое содержание. Оно по-старому обозначало рабов, а полурабские категории населения усвоили названия «закупов», «изгоев» и др.¹⁶⁷

На материалах Галицкой Руси XI—XIII вв. изучал челядь и холопов С.С. Пашин. По его наблюдениям, «некоторые иностранные источники указывают на существование в Галицкой Руси холопов-рабов местного происхождения и на продажу за долги как один из способов формирования холопства. Общество, однако, не достигло такой степени социальной дифференциации, чтобы внутренние источники пополнения зависимого населения превратились в главные. Значительную часть рабочей силы в княжеских и боярских хозяйствах составляли рабы-пленники, т. е. челядь».¹⁶⁸

На этом мы заканчиваем обзор советской исторической литературы, посвященной челяди и холопам в Древней Руси. Подведем итоги.

Дореволюционные ученые проделали немалую работу в исследовании холопства и челядинства на Руси X—XII вв. Советские историки достигли новых крупных успехов в данной области.

Одним из достижений явилось то, что челядь и холопы рассматривались не сами по себе, а в рамках развития рабства и феодализма в Киевской Руси. Подобный метод поднял изучение проблемы на новый уровень, открывший несравненно более широкие перспективы проникновения в тайну упомянутых социальных групп. Применение этого метода — прямой результат обогащения исторической науки марксистско-ленинским учением об общественно-экономических формациях, ставшим методологической основой исторического познания.¹⁶⁹

Другое достижение советских ученых, занимавшихся древнерусской челядью и холопами, заключалось в историческом подходе к предмету изучения. Иными словами, советские историки старались показать, как возникло челядинство и холопство, каким образом шло дальнейшее развитие этих социальных институтов. Именно такого исторического подхода как раз не хватало многим дореволюционным авторам.

Наконец, третьим важным достижением были успехи в сфере терминологической. Советские исследователи в этом отношении ушли далеко вперед по сравнению со своими предшественниками. Они выявили специфику и сходство терминов «челядин» и «холоп», а также особенности использования в социальной лексике Киевской Руси слов «челядь» и «холопы».

В современной историографии нет полного единства мнений по вопросу о челяди и холопах. В целом можно выделить три точки зрения на эту проблему.

Согласно первой из них, под челядью уже во времена Древнейшей Правды и договоров Руси с греками скрывались все зависимые от феодала люди, куда входили и рабы (холопы).

Соответственно второй точке зрения, челядь X в. — рабы. И только в конце XI в. под челядью стали понимать всю совокупность работающего на вотчинника населения. Для обозначения рабов в узком смысле слова появился термин «холоп».

Сторонники третьей точки зрения полагают, что в челяди и холопах на Руси X—XII вв. следует усматривать рабов.

Необходимо подчеркнуть, что, несмотря на расхождения в истолковании понятий «челядь» и «холопы», ученые полностью или отчасти отождествляют термины «челядин» и «холоп», в той или иной степени смешивая их.

В заключение считаем уместным высказать собственные соображения о челяди и холопах в Древней Руси.¹⁷⁰ Известно, что восточные славяне пришли к социальному неравенству задолго до образования древнерусского государства. Еще склавинам и антам, как сообщают византийские писатели VI в., хорошо было знакомо рабство. Оберегая свою свободу, они добывали рабов извне, т. е. рабами у них делались пленники. Значит, источники рабства в раннем восточнославянском обществе лежали за пределами отдельно взятого племени, и рабы поставлялись за счет соседей.

Рабы-иноплеменники — наиболее древний тип зависимых людей на территории, занятой восточным славянством. Поэтому в древнерусских письменных памятниках они должны были появиться раньше какой-либо другой категории зависимого люда. Самая архаическая форма зависимости, встречаемая на Руси, маскируется под именем «челядь». Изучение источников X—XII вв., упоминающих челядь, привело нас к мысли о рабском ее характере. Каково происхождение челяди?

Во всех случаях, когда древние памятники позволяют как-то приблизиться к источнику челядинства, взор исследователя упирается в плен, который, по нашему предположению, был единственным резервом пополнения древнерусской челяди. Отсюда заключаем, что челядь на Руси X—XII вв. — не просто рабы, а рабы-пленники.

Кроме «челядина», существовал еще один термин, обозначающий раба — «холоп». Как бы часто ни встречались на страницах памятников слова «челядин» и «холоп», они всегда строго разграничены. Чрезвычайно показательна в этом отношении Русская Правда, где данные наименования выступают не как синонимы, а как особые понятия. Термин «холоп» с конкретным социальным содержанием появляется позднее, чем «челядин». Если последний в Повести временных лет значится под 911 г. в тексте договора Руси с Византией, то первый выходит на сцену в 986 г., да и то не в качестве персонажа древнерусской истории, а как библейское лицо. Случайно ли это? Конечно, нет. Исторически холопство возникло позже челядинства, и они отличались друг от друга. В чем же коренное отличие этих социальных явлений? Думается, в происхождении. Процесс формирования холопства зависел от некоторых специфических условий, связанных с обнищанием на одном общественном полюсе и складыванием крупного владельческого хозяйства — на другом. Рост вотчинного хозяйства замечается со второй половины XI в.¹⁷¹ Поэтому понятно, почему холоп упоминается в Краткой Правде — законодательном сборнике конца XI столетия. Бок о бок с челядином-рабом в господском хозяйстве живет теперь холоп-раб, что вызвало в терминологии сосуществование слов «челядин» и «холоп». Это сосуществование отражало особенности двух социальных категорий, состоящие не в общественном статусе (и тот и другой — рабы), а в происхождении: челядь формировалась из пленников, а холопы из местного, нередко соседствующего с вотчиной люда. Холопство знаменовало второй после челядинства этап в развитии рабства на Руси, обусловленный распадом родового строя и образованием социальной организации, устроенной по территориальному принципу.

Итак, рабовладельцы Древней Руси рабочую силу в лице холопов черпали из внутренних общественных слоев, а челядь добывали извне посредством войн, сопровождавшихся угоном пленников.¹⁷² Повлияло ли такое внутриобщественное происхождение холопов на их положение в древнерусском обществе? Чтобы получить ответ на поставленный вопрос, необходимо сопоставить челядь и холопов в бытовом и правовом отношениях.

При чтении краткой редакции Русской Правды создается впечатление, что челядин и холоп, как две капли воды, похожи друг на друга: они предстают полной и безусловной собственностью господина. Челядин и холоп тут целиком бесправны и выступают в качестве объекта права. Это и понятно, ибо Краткая Правда принадлежала той эпохе, когда холопство не оформилось. Вот почему она столь скупо и невыразительно говорит о холопстве и пытается решить холопий вопрос на уровне старых представлений о челядинстве. Однако жизнь заставила законодателей понять, что в образе челядина и холопа они имеют дело с разными людьми. Пространная Правда — веское тому доказательство.

Челядин в Пространной Правде изображен таким же, как и в Краткой Правде. Это — раб, находящийся в безраздельной власти своего господина, забитое и бесправное существо, тем лишь отличающееся от «скота», что наделено даром речи. Холоп выглядит иначе. Его положение двойственное: с одной стороны, он, подобно челядину, лишен правоспособности, а с другой — обладает правами, заметно ослабляющими «работное ярмо», в которое опрокинут жизнью. Правоспособность холопа выражалась прежде всего в том, что в некоторых случаях ему разрешалось быть свидетелем в суде. Указания на послушество холопов имеются не только в Пространной Правде. Нельзя в этом не видеть подтверждения свидетельской практики холопов в Древней Руси. Право свидетельствовать по суду есть право свободного человека. Холоп, пользующийся элементами этого права, поднимался тем самым над остальной массой рабов.

Холопы заключали различные сделки по торговле и кредиту, занимаясь крупными торговыми операциями. Они могли иметь наследников собственного имущества.

Правоспособность и дееспособность холопов была замечена еще дореволюционными историками и юристами. Так, П.И. Беляеву древнерусский холоп казался «субъектом права, отнюдь не вещью, лицом правоспособным и дееспособным, могущим совершать гражданские сделки, иметь долги, движимое и недвижимое имение и иметь публичные права».¹⁷³ Быть может, П.И. Беляев несколько преувеличил степень правоспособности и дееспособности холопов. Однако идти путем отрицания правомочий холопов, как это делают С.А. Покровский и Е.И. Колычева, рискованно. Вероятно, надо признать наличие элементов дееспособности и правоспособности у древнерусских холопов. Данное обстоятельство объяснялось дореволюционными историками влиянием церкви на нравы холоповладельцев. «Церковь, — писал В.О. Ключевский, — произвела в положении русского холопства такой решительный перелом, которого одного было бы достаточно, чтобы причислить ее к главным силам, созидавшим древнерусское общество».¹⁷⁴ Советские историки в смягчении холопьего права усматривали отражение эволюции рабства к феодальной зависимости.¹⁷⁵ По нашему мнению, особенности правового положения холопов мотивируются местным происхождением этой категории зависимого населения Древней Руси.

Таким образом, абсолютное бесправие челяди, с одной стороны, и элементы правоспособности, с другой, позволяют еще раз сделать вывод о внутриобщественном характере формирования разряда холопов в Киевской Руси.

Челядь и холопы в составе несвободных на Руси XI—XII вв. играли, судя по всему, ведущую роль.

Примечания

1. Татищев В.Н. История Российская: В 7 т. М.; Л., 1963. Т. 2. С. 38.

2. Ломоносов М.В. Российская история. СПб., 1766. С. 65, 71; Болтин И.Н. 1) Примечания на историю Древния и Нынешняя России г. Леклерка: В 2 т. СПб., 1788. Т. 1. С. 73; 2) Критические примечания на первый том Истории князя Щербатова. СПб., 1793. С. 226, 340; Щербатов М.М. История Российская от древнейших времен: В 7 т. СПб., 1770. Т. 1. С. 304, 305; Эмин Ф. Российская история: В 3 т. СПб., 1767. Т. 1. С. 132, 162, 163; Елагин И.П. Опыт повествования о России. Кн. 1. М., 1803. С. 207, 235.

3. Карамзин Н.М. История Государства Российского: В 12 т. СПб., 1818. Т. 1. С. 139, 152, 155.

4. См: Татищев В. Н История Российская. Т. 2. С. 42; Болтин И.Н. Правда Русская или законы великих князей Ярослава Владимировича и Владимира Всеволодовича Мономаха. СПб., 1792. С. XV, 40; Карамзин Н.М. История Государства Российского. Т. 2. С. 56.

5. Эверс И.Ф. Г. Древнейшее русское право в историческом его раскрытии. СПб., 1835. С. 316.

6. Там же. С. 178, 179, 183—185, 192, 313.

7. Рейц А. Опыт истории российских государственных и гражданских законов. М., 1836. С. 66, 67.

8. Полевой Н. История русского народа: В 6 т. М., 1829. Т. 1. С. 131, 150, 171.

9. Погодин М.П. Древняя русская история до монгольского ига: В 3 т. М., 1871. Т. 1. С. 71, 72; Т. 2. С. 438.

10. Чичерин Б.Н. Опыты по истории русского права. М., 1858. С. 146.

11. Там же. С. 145.

12. Там же. С. 143, 144.

13. Самоквасов Д.Я. История русского права Кн. 1. Варшава, 1888. С. 363.

14. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн 1. М., 1959. С. 144, 148, 241; Ключевский В.О. Соч.: В 8 т. М., 1956. Т. 1. С. 274—276; Хлебников Н. Общество и государство в домонгольский период русской истории. СПб., 1872. С. 247; Аристов Н. Промышленность Древней Руси. СПб., 1866. С. 184; Беляев И.Д. Крестьяне на Руси. М., 1903. С. 14; Никитский И.Н. История экономического быта Великого Новгорода. М., 1893. С. 62; Щапов А.П. Соч.: В 3 т. СПб., 1906. Т. 1. С. 6; Довнар-Запольский М.В. 1) История русского народного хозяйства. Киев; СПб, 1911. Т. 1. С. 307; 2) Холопы // Русская история в очерках и статьях: В 3 т. / Под ред. М.В. Довнар-Запольского. М., Б/г. Т. 1. С. 320; Дьяконов М.А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси СПб., 1912. С. 104, 105—107; Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. СПб., 1907. С. 84; Любавский М.К. Лекции по древней русской истории до конца XVI века. М., 1918. С. 118; Беляев П.И. Холопство и долговые отношения в древнем русском праве // Юридический вестник. 1915. Кн. IX (I). С. 123.

15. Грушевский М.С. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV столетия. Киев, 1891. С. 356.

16. Там же. С. 325, 327, 356.

17. Хлебников Н. Общество и государство... С. 247.

18. Ключевский В.О. Соч. Т. 1. С. 274, 275.

19. Там же. С. 275—277.

20. Дьяконов М. Очерки... С. 104, 108.

21. Любавский М.К. Лекции... С. 118.

22. См.: Русские достопамятности. Ч. II. М., 1843. С. 69.

23. Сергеевич В.И. Русские юридические древности: В 3 т. СПб., 1902. Т. 1. С. 102.

24. Там же. С. 98.

25. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. СПб., Киев, 1905. С. 400—401. — П.И. Беляев проводил аналогичные этимологические параллели: «Самая терминология уравнивает холопа и младшего члена семьи. "Семия" обозначает рабы, домочадцы, термины: "челядь", "раб", "холоп" сближаются с терминами, обозначающими членов семьи: чадо, ребенок, в малороссийском — хлопец, мальчик, сын» (Беляев П.И. Холопство и долговые отношения... С. 121).

26. Не случайно Б.Д. Греков — сторонник широкого толкования термина «челядь» — назвал это место из книги М.Ф. Владимирского-Буданова интересным и сослался на него в своем труде. (Греков Б. Д. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века. Кн. 1. М., 1952. С. 131)

27. Линниченко И.А. Черты из истории сословий в Юго-Западной (Галицкой) Руси XIV—XV вв. М., 1894. С. 72—73.

28. Яковкин И.И. Закупы Русской Правды // ЖМНП. 1913. Апрель. С. 245—247.

29. См.: Ключевский В.О. Соч. Т. 1. С. 276; Чичерин Б.Н. Опыты по истории русского права. С. 145—146, 149, 152; Ланге Н. Исследование об уголовном праве Русской Правды. Б/м., Б/г. С. 62; Хлебников Н. Общество и государство... С. 246—257; Щапов А.П. Соч. Т. 1. С. 2—6; Самоквасов Д.Я. Лекции по истории русского права. Вып. 2. М., 1896. С. 150; Грушевский М.С. Очерк истории Киевской земли... С. 356; Сергеевич В.И. Русские юридические древности. Т. 1. С. 101; Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. С. 400—404: Довнар-Запольский М.В. Холопы. С. 321; 322; Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. С. 84; Дьяконов М. Очерки... С. 104—113; Любавский М. К Лекции... С. 115, 118—119; Беляев П.И. Холопство и долговые отношения... С. 123, и др.

30. Покровский М.Н. Очерк истории русской культуры. Ч. 1. М.; Л., 1925. С. 45—46.

31. Насонов А.Н. Князь и город в Ростово-Суздальской земле // Века. № 1. Пг., 1924. С. 15.

32. Рубинштейн Н.Л. Нарис Історії Київської Русі. Харьков; Одесса, 1930. С. 48—49.

33. Максимейко М. Про смердів Рускої Правди // Праци комісії для виучування історії західньо-руськаго та вкраїнського права. Вып. 3. 1927. С. 64.

34. Воронин Н.Н. К истории сельского поселения феодальной Руси. Погост, свобода, село, деревня. Л., 1935. С. 50.

35. Вознесенский С.В. К вопросу о феодализме в России // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1934. № 7—8. С. 228.

36. См: ЛЗАК за 1927—1928 годы Вып. 35. Л., 1929. С. 119.

37. Юшков С.В. 1) Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.; Л., 1939. С. 62; 2) Общественно-политический строй и право Киевского государства. М., 1949. С. 269.

38. Юшков С.В. Очерки по истории феодализма... С. 62.

39. См.: С. 232—234, 244—245 настоящей книги.

40. Цвибак М.М. К вопросу о генезисе феодализма в Древней Руси // Изв. ГАИМК. 1934. Вып. 103. С. 81.

41. Греков Б.Д. Феодальные отношения в Киевском государстве. М.; Л., 1937. С. 107.

42. Там же. С. 108—109.

43. См.: Греков Б.Д. Киевская Русь. М.; Л., 1939; М., 1949; 1953.

44. Греков Б.Д. Феодальные отношения... С. 99.

45. Там же. С. 87.

46. Там же. С. 85, 87.

47. Там же. С. 92.

48. Там же. С. 86.

49. Там же. С. 97, 101.

50. См.: Греков Б.Д. 1) Киевская Русь. М.; Л., 1939; М., 1949; М., 1953; 2) Крестьяне на Руси... Кн. 1; 3) Краткий очерк истории русского крестьянства. М., 1958.

51. Бахрушин С.В. Некоторые вопросы истории Киевской Руси // Историк-марксист, 1937. № 3. С. 170.

52. См.: Изв. ГАИМК. Вып. 86. 1934. С. 89—91.

53. Мавродин В.В. 1) Очерки истории Левобережной Украины Л., 1940. С. 99; 2) Образование Древнерусского государства. Л., 1945. С. 156—157.

54. Мавродин В.В. 1) Очерки... С. 99; 2) Образование... С. 157.

55. Мавродин В.В. 1) Образование... С. 157; 2) Древняя Русь. Л., 1946. С. 135.

56. Необходимо отметить, что в «Очерках истории Левобережной Украины» содержится более согласованная с предшествующим текстом формулировка «Челядью называется всякий, попавший в результате главным образом "полона" в рабскую или полурабскую зависимость от господина, играющий даже роль первого слуги, а не только раб» (Мавродин В.В. Очерки... С. 99).

57. См.: Мавродин В.В. 1) Очерки по истории СССР: Древнерусское государство. М., 1956. С. 69; 2) Народные восстания в Древней Руси. М., 1961. С. 23.

58. Яковлев А. Холопство в Московском государстве XVII в. М.; Л., 1943. Т. 1. С. 293.

59. Там же. С. 11, 293.

60. Там же. С. 10—11.

61. Там же. С. 13, 294—298.

62. Там же. С. 14—16.

63. Там же. С. 21.

64. Там же. С. 19.

65. Смирнов П.П. Сказание о холопьей войне в Древней Руси // Учен. зап. Моск. гор. пед. ин-та. Вып. 2. Т. 2. М., 1947. С. 48.

66. Там же. С. 43.

67. Романов Б.А. Люди и нравы древней Руси. Л., 1966. С. 43, 44.

68. Там же. С. 52.

69. Там же. С. 51.

70. Там же. С. 45.

71. Там же. С. 68—69.

72. Там же. С. 51.

73. См.: С. 258 настоящей книги.

74. Тихомиров М.Н. Исследование о Русской Правде: Происхождение текстов. М.; Л., 1941. С. 46.

75. Тихомиров М.Н. Пособие для изучения Русской Правды. М., 1953. С. 173.

76. Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI—XIII вв. М., 1955. С. 14, 26.

77. Там же. С. 27.

78. Тихомиров М.Н. Пособие для изучения Русской Правды. С. 93.

79. Хрестоматия по истории СССР с древнейших времен до конца XV века / Под ред. Н.М. Тихомирова. М., 1960. С. 202—203.

80. Пашуто В.Т. Очерки истории СССР XII—XIII вв. М., 1960. С. 10.

81. См.: С. 103—104 настоящей Книги.

82. Памятники русского права / Под ред. С.В. Юшкова. Вып. 1. М., 1952. С. 90.

83. Там же. С. 22, 90.

84. Там же. С. 93.

85. Черепнин Л.В. Из истории формирования класса феодально-зависимого крестьянства на Руси // И3. 56. 1956. С. 235.

86. Там же. С. 237, 240.

87. Там же. С. 242.

88. Там же. С. 257, 259.

89. Там же. С. 258.

90. См.: Изв. ГАИМК. Вып. 86. 1934. С. 99 и др.

91. Смирнов И.И. 1) Проблема «смердов» в Пространной Правде // ИЗ. 64. 1959. С. 294; 2) Очерки социально-экономических отношений Руси XII—XIII веков. М.; Л., 1963. С. 71.

92. Смирнов И.И. 1) Проблема... С. 294; 2) Очерки... С. 71.

93. Смирнов И.И. 1) К проблеме «холопства» в Пространной Правде. Холоп и феодальная вотчина // ИЗ. 68. 1961. С. 238; 2) Очерки... С. 103.

94. Смирнов И.И. 1) К проблеме... С. 240; 2) Очерки... С. 106.

95. Смирнов И.И. 1) К проблеме... С. 240; 2) Очерки... С. 105—106.

96. Смирнов И.И. 1) К проблеме... С. 239; 2) Очерки... С. 104.

97. Смирнов И.И. Очерки... С. 108, 112.

98. Там же. С. 109.

99. Там же. С. 218, 219.

100. Там же. С. 123, 127.

101. Там же. С. 138, 145.

102. Там же. С. 117.

103. Там же. С. 228, 229.

104. Там же. С. 68, 127, 198, 225 и др.

105. Рубинштейн Н.Л. Древнейшая Правда и вопросы дофеодального строя Киевской Руси // АЕ за 1964 год. М., 1965. С. 10.

106. Там же. С. 8.

107. Пьянков А.П. Разложение первобытнообщинного строя и возникновение феодальных отношений в Северо-Восточной Руси // Учен. зап. Минск. гос. пед. ин-та. Вып. IV. Минск, 1955. С. 66.

108. Пьянков А.П. Холопство на Руси до образования централизованного государства // ЕАИ за 1965 г. М., 1970. С. 43.

109. Там же. С. 44.

110. Там же. С. 45—48.

111. Покровский С.А. Общественный строй Древнерусского государства // Труды Всесоюзн. юрид. заочн. ин-та. Т. XIV. М., 1970. С. 147—149, 155.

112. Там же. С. 166, 168.

113. Там же. С. 147.

114. Там же. С. 163—165.

115. Там же. С. 165—166. — Однако плен, по мнению С.А. Покровского, все-таки продолжал быть основным источником челядинства-холопства. (Там же. С. 158—159, 170)

116. Там же. С. 160, 171, 172.

117. Там же. С. 156.

118. Там же. С. 143. — Холопы и челядь — «полные и вечные рабы». (Там же. С. 170)

119. Колычева Е.И. Некоторые проблемы рабства и феодализма в трудах В.И. Ленина и советской историографии // Актуальные проблемы истории России эпохи феодализма / Под ред. Л.В. Черепнина. М., 1970. С. 124, 126.

120. Там же. С. 136, 138—139, 141, 143—144.

121. См: Колычева Е.И. 1) Русская Правда и обычное право о полных холопах XV—XVI вв. // ИЗ. 85, 1970; 2) Холопство и крепостничество (конец XV—XVI в.). М., 1971. С. 202—240.

122. Щапов Я.Н. О социально-экономических укладах в Древней Руси XI — первой половины XII в. // Актуальное проблемы истории России эпохи феодализма. С. 104—106.

123. Свердлов М.Б. Об общественной категории «челядь» в Древней Руси // Проблемы истории феодальной России / Под ред. А.Л. Шапиро. Л., 1971.

124. Там же. С. 55.

125. Там же.

126. Там же. С. 58.

127. Там же. С. 55.

128. Там же. С. 56.

129. Там же. С. 57—58.

130. Там же.

131. Зимин А.А. Холопы на Руси: (С древнейших времен и до конца XV в). М., 1973. С. 31, 36.

132. Свердлов М.Б. Челядь и холопы в Древней Руси // ВИ. 1982. № 9.

133. Свердлов М.Б. Генезис и структура феодального общества в Древней Руси. Л., 1983. С. 149—170.

134. См.: С. 117 настоящей книги. — Позиция М.Б. Свердлова, доказывающего нерабский характер холопства в Древней Руси, подверглась основательной и аргументированной критике со стороны А.Л. Шапиро. (Шапиро А.Л. Русское крестьянство перед закрепощением. Л., 1987. С. 237—238)

135. Зимин А.А. Холопы Древней Руси // ИСССР. 1965. № 5.

136. Зимин А.А. Холопы на Руси. С. 7.

137. Там же. С. 11, 12, 15, 20, 42.

138. Там же. С. 13, 22—27.

139. Там же. С. 46.

140. Там же. С. 42—49.

141. Там же. С. 73, 83.

142. Там же. С. 65.

143. Там же. С. 66, 74—75.

144. Там же. С. 368.

145. Там же. С. 76—77.

146. Там же. С. 235.

147. Там же. С. 246—269.

148. Мавродин В.В. Образование Древнерусского государства и формирование древнерусской народности. М., 1971. С. 62—63.

149. Кизилов Ю.А. Предпосылки перехода восточного славянства к феодализму // ВИ. 1969. № 3. С. 102.

150. Там же. С. 103.

151. Там же.

152. См.: Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974. С. 152—153.

153. Черепнин Л.В. Русь: Спорные вопросы истории феодальной земельной собственности в IX—XV вв. // Пути развития феодализма / Под ред. А.П. Новосельцева, В.Т. Пашуто, Л.В. Черепнина. М., 1972. С. 171.

154. Там же. С. 173, 186.

155. Там же. С. 174.

156. Критический анализ аргументации Л.В. Черепнина см.: Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. С. 105—107.

157. Пьянков А.П. Происхождение общественного и государственного строя Древней Руси. Минск, 1980. С. 97—98.

158. Там же. С. 98.

159. Там же. С. 118.

160. Там же. С. 122.

161. Буганов В.И., Преображенский А.А., Тихонов Ю.А. Эволюция феодализма в России. М., 1980. С. 104—106.

162. Горемыкина В.И. Возникновение и развитие первой антагонистической формации в средневековой Европе Минск, 1982. С. 163—165.

163. Колесов В.В. Мир человека в слове Древней Руси. Л., 1986. С. 158, 161.

164. Там же. С. 159. — Автор еще раз подчеркивает: «По-видимому, челядь никак не была связана ни со смердом, ни с холопом, которые трудились на земле Место челяди всегда при доме, в господском дворе». (Там же. С. 161)

165. См.: Черепнин Л.В. Русь: Спорные вопросы истории феодальной земельной собственности в IX—XV вв. С. 174.

166. Колесов В.В. Мир человека в слове Древней Руси. С. 166—167.

167. См.: Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. С. 126—149.

168. Пашин С.С. Боярство и зависимое население Галицкой (Червоной) Руси XI—XV вв.: Автореф. канд. дис. Л., 1986. С. 8.

169. См.: С. 230—231 настоящей книги.

170. Здесь мы предлагаем конспективное изложение сюжета. Подробности и доказательства см.: Фроянов И.Я. 1) О рабстве в Киевской Руси // Вестн. Ленингр. ун-та. Сер. История, язык, литература. 1965. № 2; 2) Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. С. 100—113.

171. См.: С. 317 настоящей книги.

172. Данную точку зрения, высказанную нами в 1965 г., поддержали В.В. Мавродин и С.С. Пашин. (Мавродин В.В. Образование Древнерусского государства и формирование древнерусской народности. С. 62—63; Пашин С.С. Боярство и зависимое население... С. 8.) Ее также повторили С.А. Покровский и Ю.А. Кизилов, но без ссылок на нашу работу (Покровский С.А. Общественный строй Древнерусского государства. С. 170; Кизилов Ю.А. Предпосылки... С. 102—103).

173. Беляев П.И. Холопство и долговые отношения... С. 134.

174. Ключевский В.О. Опыты и исследования. Сб. 1. Пг., 1919. С. 294.

175. См., напр.: Юшков С.В. Очерки по истории феодализма... С. 61—67; Греков Б.Д. Крестьяне на Руси... Кн. 1. С. 140—162.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница