Глава первая. Установление татаро-монгольского ига над Северо-восточной Русью и освободительная борьба русского народа

Татаро-монгольское нашествие принесло неисчислимые бедствия русскому народу, потерявшему в борьбе за независимость многие тысячи своих сыновей и дочерей. Это нашествие привело к уничтожению и расхищению культурных ценностей и задержало развитие русской культуры на целые полтора столетия. Оно привело к установлению долголетнего ига татаро-монгольских феодалов над великим, свободолюбивым русским народом.

На основании работ советских археологов можно с полной ясностью представить, какой огромный ущерб был нанесён народному хозяйству Руси. Татаро-монгольские захватчики везде, где могли, уничтожали или разоряли крупнейшие города, забирали в плен ремесленников, в первую очередь городских, превращая их в рабов. «Дальновидные монголы хорошо понимали, что во время войны побеждает тот из противников, который располагает не только армией воинов, но и армией ремесленников, умеющих ковать оружие, строить города, создавать хитроумные машины»¹; они вывозили из страны орудия производства и металлические изделия. Археологи находят значительное число типично русских изделий в самы? различных районах татаро-монгольских кочевий. В то же время на Руси во второй половине XIII в. отмечается ухудшение или даже полное забвение сложной техники ряда производств (например, эмали, черни, зерни и даже скани), огрубение и опрощение ремесла. Огромный ущерб был нанесён и сельскому хозяйству, многие сёла запустели.

Почти прекратился рост городов и нарушилась связь городского ремесла с рынком. Серьёзно уменьшилось политическое значение городов. Изменился и сам облик городов. Сильно сократилось строительство каменных зданий, строили их значительно хуже, чем в XII и начале XIII в.; в Суздальской земле совершенно исчезла великолепная резьба по камню. В таких городах, как Новгород, Псков, Смоленск, Галич и др. менее пострадавших, продолжала развиваться русская культура, но и здесь её развитие было задержано татаро-монгольским владычеством. В целом же для Руси была характерна иная картина — срытые стены крепостей, развалины домов, опустевшие города². Упадок городской культуры сопровождался резким усилением церковной идеологии, исказившей черты зарождавшегося гуманизма; так, например, многие светские повести превратились в церковные «жития».

Вот как характеризовал положение Руси современник, владимирский епископ Серапион: «Кровь и отець, и братья нашея, аки вода многа, землю напои; князий наших, воевод крепость ищезе.., мьножайша же братья и чада наша в плен ведени быша; села наши лядиною (молодым лесом) поростоша, и величество наше смерися; красота наша погыбе, богатство наше онемь в користь бысть; труд наш погании наследоваша; земля наша иноплеменникомь в достояние бысть...»³.

Лишь поистине героическими усилиями народа, неуклонно восстанавливавшего хозяйство, Русь, собственно Великороссия, смогла оправиться от разорения. Но страна, своей освободительной борьбой защитившая цивилизацию Европы, надолго осталась экономически раздробленной.

Татаро-монгольское нашествие расшатало также административный и хозяйственный аппарат государственной власти. Ярослав Всеволодович, став великим князем Владимиро-Суздальской Руси (1238), после ухода из неё татаро-монгольских войск поспешил принять меры к укреплению органов государственного управления, возрождению разорённого хозяйства и восстановлению военных сил.

По возвращении во Владимир он «поча ряды рядити» и «судити людем»⁴. Организуя восстановление разорённой Суздальской земли, князь прежде всего обеспечивал интересы светских и духовных феодалов. Достаточно красноречив тот факт, что уже в 1242 г. владимирский князь располагал значительными военными силами, часть которых была использована для обороны Новгородской земли.

Подобную же деятельность развил несколько позднее в Северо-западной Руси (на землях, освобождённых от немецких захватчиков) князь Александр Ярославич. С его именем некоторые историки связывают, например, появление древнейших статей так называемой «Псковской Судной грамоты»⁵, которые составляли часть судебного закона, данного князем Пскову, когда князь «списал такову грамоту, по чему ходити». Сделал он это, вероятно, после освобождения Пскова и изгнания сидевших там около двух лет немецких судебных тиунов — фогтов.

В частности, князь Александр, укрепляя свои позиции среди горожан Псковской боярской республики, восстановил уничтоженный немцами старинный суд «братчин», т. е. право юрисдикции русских ремесленных цехов. Позднее, став владимирским князем, Александр Ярославич также принимал меры к упрочению великокняжеской власти. Князь, по словам автора его «Жития», «церкви воздвиже, град исполни, люди разбегшая собра в домы своя»⁶.

Галицко-волынские князья также принимали меры к оживлению экономики своего края. Они старались использовать силы местных ремесленников, давали убежище тем, кто бежал из монгольского плена; привлекали и иноземных мастеров — польских, немецких и др. Положительные результаты не замедлили сказаться: строились новые города (Холм, Львов, Данилов, Угровеск), обновлялись старые⁷. Говоря о строительстве Холма, летописец заметил, что сюда «идяху день и во день, и уноты (подмастерья) и мастере всяции бежаху ис татар: седелници (шорники) и лучници, и тулницы (делавшие колчаны) и кузнице железу, меди и сребру: и бе жизнь и наполниша дворы окрест града, поле, села»⁸. Следовательно, оживление ремесла содействовало подъёму сельского хозяйства. Подобным же образом действовали и правители соседних стран, разорённых монгольским нашествием, — Венгрии, Польши и др. Повсюду труд крестьянина и ремесленника был основой возрождения страны.

Татаро-монгольские войска разорили ряд стран Восточной Европы, но более всех пострадала Русь, значительная часть которой вследствие этого попала затем в вассальную зависимость от монгольских ханов. По возвращении из европейского похода (1243) хан Батый и окружавшая его феодальная знать обосновались на Нижней Волге, где возникло новое государство — так называемая Золотая орда, со столицей в Сарае. Территория, подвластная Золотой орде, простиралась от Иртыша до Дуная, на северо-востоке она включала земли народов Поволжья и Приуралья, на юге — Крым и Северный Кавказ до Дербента. Земли Средней Азии обособились под властью сына Чингис-хана Чагатая. В особый улус выделилась (1256) территория, в состав которой вошли нынешний Туркменистан (до Аму-Дарьи), Закавказье, Персия, ближневосточные области до Евфрата. Во главе этого государства встал внук Чингис-хана Хулагу. Золотая орда, государство Хулагидов и Чагатайское государство некоторое время находились в номинальной зависимости от монгольского великого хана, пребывавшего в Каракоруме. Под личной властью великого хана, владевшего Китаем, оставались земли Центральной Азии, Юго-восточной Сибири и Дальнего Востока.

В Каракорум и Сарай свозились драгоценности, награбленные в покорённых странах; здесь в рабстве изнывали китайские, русские, армянские, грузинские и другие ремесленники⁹. Советскими археологами (под руководством С.В. Киселёва) были произведены раскопки Каракорума. В результате раскопок город предстал как значительный ремесленно-торговый центр: найдены остатки зданий, различных мастерских (гончарных, кузнечных, ювелирных и др.) и многочисленные изделия. Характерно, что все эти изделия, как местного изготовления, так и привезённые издалека, были произведены иноземными ремесленниками. Ханский дворец был возведён в традициях китайского зодчества; найдена китайская керамика, изделия из чугуна, посуда среднеазиатского и рязанского типов. Обнаружены клады иностранной монеты VI—IX вв., награбленной во время походов¹⁰.

Выделение трёх улусов было первым шагом на пути распада Монгольского государства. Междоусобные распри правителей отдельных улусов и орд подрывали экономику, затрудняли укрепление связей между народами.

Многие народы нашей страны, Китая, Передней Азии, несмотря на своё мужественное сопротивление, попали под многолетнее владычество иноземных захватчиков. Но народы не покорились и в конце концов сбросили с себя ненавистное иноземное иго.

Нужно также подчеркнуть, что завоевательные походы Чингис-хана и его преемников ничего не дали монгольскому народу, оставшемуся в самой Монголии. Вся последующая история Монголии «говорит не о ее росте, а скорее всего об упадке. Население в Монголии уменьшилось, скота также стало значительно меньше, чем в самом начале XIII в., награбленное добро в завоеванных странах не оплодотворило производительных сил в самой Монголии, а разошлось по рукам членов Чингисовой династии и монгольского нойонства, как среди монголов, оставшихся в Средней Азии, Иране, Закавказье и в Юго-восточной Европе, так и тех, которые находились в самой Монголии»¹¹.

Монгольское нашествие и иго, в частности, произвол сборщиков даней и поборов различных ханов, кочевавших с тюрко-монгольскими ордами в земледельческих районах Средней Азии и Кавказа, привели к длительному упадку не только городской культуры, но и земледелия. Крестьяне были лишены возможности восстанавливать разорённое хозяйство. Яркий пример подобного экономического упадка находим в Армении, которая от зрелых форм феодализма была отброшена к более примитивной технике земледелия, к полупатриархальным-полуфеодальным отношениям.

Золотоордынские ханы поставили в качестве одной из важнейших задачу подчинить все русские земли, как завоёванные ими, так и не завоёванные. Однако героическое сопротивление русского народа не позволяло им рассчитывать на быстрое и полное осуществление своих планов. Уровень государственной организации татаро-монголов был низок, кроме того, возникли противоречия между золотоордынскими и великими ханами из-за права обладания богатым «русским улусом».

Степень разорения и зависимости русских земель от монгольских феодалов до 1257 г. не была одинаковой. Если Северо-восточная Русь (за исключением, может быть, Ростовской земли) подверглась очень сильному разорению и вынуждена была поэтому подчиняться распоряжениям ханов, то Юго-западная Русь сумела достаточно быстро оправиться от последствий первого нашествия и попыталась отстоять своё независимое существование. Находилась она в отдалении, гранича со странами, которые не попали в орбиту татаро-монгольского властвования (Литва, Польша, Венгрия), хотя и испытали тяжесть татаро-монгольских нашествий. Наконец, Северо-западная Русь (Новгород, Псков, Полоцк, Минск, Витебск, Смоленск) в основном не знала ужасов нашествия и в это время не собиралась считаться с внешнеполитическими планами золотоордынских ханов.

Отсутствие политического единства Руси ослабляло её. В своей политике на Руси ханы учитывали существование различных княжеств, при этом ордынские политики опирались на вооружённую силу, широко используя заложничество, подкуп, убийства, обман.

В создавшихся условиях владимирским князьям нелегко было найти правильную политическую линию взаимоотношений с восточными победителями и западными соседями. Это было тем более затруднительно, что подчинение русских земель татаро-монгольскими захватчиками началось с Владимиро-Суздальской Руси.

В 1243 г. Батый вызвал к себе в Сарай князя Ярослава Всеволодовича. Ярослав не решился ответить хану отказом. Вместе со своими боярами он двинулся в ханскую ставку, а одновременно отправил дары к великому хану в Каракорум. Батый, говорит владимирский придворный летописец, оказал Ярославу «великую честь», он утвердил его великим князем всей Руси, включая и Киевское княжество, в котором был посажен княжеский воевода. Батый не мог, разумеется, изменить политический строй, сложившийся на Руси ещё до татаро-монгольского нашествия, поэтому Ярослав Всеволодович оставался сильным князем и приобрёл при золотоордынском дворе большой вес.

Между тем в 1245 г. хан Батый вызвал из Руси князей Михаила и Даниила. Батый приказал умертвить оказавшего ему неповиновение черниговского князя Михаила Всеволодовича. Позднее был убит и другой черниговский князь — Андрей Мстиславич¹². Галицко-волынский князь лишь за большую дань и ценой отказа от Киевского княжества и болоховских земель добился того, что хан признал его своим «мирником». В придворной летописи князя Даниила этот результат был оценён как «злая честь». Но в это время, время становления русско-монгольских отношений, непрочным оказалось и положение самого владимирского князя Ярослава, так как в великоханской ставке были недовольны назначением его великим князем.

В Каракоруме хотели иметь собственного ставленника на Руси. При дворе великого хана Гуюка тайно действовала придворная группа великой ханши, которая, отражая взгляды определённой части знати, не доверяла золотоордынскому хану Батыю. В 1246 г. князь Ярослав Всеволодович был с большой свитой отправлен из Сарая в далёкий Каракорум на утверждение великого хана. Добраться туда было нелегко, и в пути многие люди из княжеской свиты погибли.

При дворе великого хана князь Ярослав, по свидетельству современника, папского посла Иоанна Плано Карпини, не получил «никакого должного почета». Здесь было уже решено убить князя, «чтобы свободнее и окончательнее завладеть его землей». Ярослав Всеволодович был отравлен и. умер 30 сентября 1246 г. Убийство Ярослава, крупного государственного деятеля того времени, вызвало гневный отклик на Руси. Даже в летописи враждебного Ярославу галицко-волынского князя Даниила Романовича высказано осуждение татаро-монгольским правителям, которые владимирского князя «зельем умориша».

Отравив старого князя, ханша «поспешно отправила гонца» к Александру Ярославичу, зовя его под тем предлогом, что «хочет подарить ему землю отца (его)». Однако князь Александр «не пожелал поехать», тогда «все верили, что... она умертвит его или... подвергнет вечному плену»¹³. Между тем хан Батый принял брата убитого князя — Святослава и в соответствии с русской традицией назначил его великим князем. За Александром Ярославичем по-прежнему остался Новгород. Однако в Каракоруме не признали назначения Святослава, исходившего от Батыя.

В том же 1247 г. князья Андрей и Александр Ярославичи, подчиняясь новому вызову ставки великих ханов, отправились через Сарай в Каракорум. Тем временем в татаро-монгольском правительстве произошли перемены. Умер великий хан Гуюк, и престолом завладела его вдова Огуль-Гамиш (1248—1251). Ханша назначила великим князем Андрея Ярославича, а новгородскому князю Александру дала «Кыев и всю Русьскую землю»¹⁴, т. е. Киевское, Черниговское и Переяславское княжества. Этот результат, видимо, стоил князю Александру больших дипломатических усилий. Ханша же, решаясь на такой шаг, рассчитывала, с одной стороны, ослабить русских князей, а с другой — подорвать влияние Батыя на Руси.

В конце 1249 г. князья возвратились на Русь. Политическое положение на Руси отличалось крайней неустойчивостью. Князь Александр Ярославич сумел наметить линию, соответствующую политическим интересам Руси. Она заключалась в том, чтобы прежде всего поддерживать мирные отношения с ханами Золотой орды (для борьбы с ней разорённая Русь ещё не имела необходимых сил), предотвращать новые монгольские нашествия, объединяя при этом все русские земли, которые можно было объединить, и оказывать решительный вооружённый отпор крестоносным захватчикам.

Среди вопросов международного порядка, вставших в ту пору перед новгородским и киевским князем Александром Ярославичем, не случайно особенно важное место занял вопрос о взаимоотношениях с папской курией.

XIII век явился временем расцвета политического могущества папства, которое вело борьбу с германскими императорами, стремясь утвердить свою власть в Европе. В то же время папская курия развернула широкое наступление на страны Восточной Европы. Особое внимание курии (как, впрочем, и немецких феодалов) привлекала Русь, имевшая устойчивые позиции в Прибалтике, Карелии, в земле финнов и даже в Польше (Мазовия).

В это время в другой части Восточной Европы также произошли весьма значительные события. В 1204 г. пал захваченный латинскими крестоносцами Константинополь. Крупнейший политический и культурный центр того времени подвергся варварскому разгрому; византийское правительство и патриарх перебрались в Никею, где возникла Никейская империя. Действия крестоносцев в юго-восточной части Европы были хорошо известны на Руси.

Уже вскоре после захвата Константинополя латинскими рыцарями папа Иннокентий III обратился к русским князьям с посланием (1207), в котором, ссылаясь на то, что пал центр православной церкви, предлагал русским князьям принять католичество и подчиниться власти курии¹⁵. Таким образом, папа пытался расчистить путь разбойничьему наступлению крестоносцев.

Одновременно папа потребовал от правителей католических стран (Польши, Ордена, Швеции, Норвегии и др.) установления торговой блокады Руси и связанных с ней земель. Однако немецкая балтийская торговля не могла в то время существовать в отрыве от таких крупных центров, как Новгород, Полоцк, Смоленск и др. Немецкое купечество нарушало папское предписание и заключало торговые договоры с русскими городами. В те же годы папская курия засылала на Русь своих агентов — монахов. Но тогдашние русские князья хорошо представляли себе сущность крестоносного католицизма. Они не только отвергли папские домогательства, но и изгнали папских агентов из Киевской и Владимиро-Суздальской земель. Курия тем не менее не оставляла своих планов и пыталась осуществить их с помощью немецких, шведских и иных феодалов.

Татаро-монгольское нашествие, казалось, открывало перед курией новые возможности. Во-первых, в связи с тем, что татаро-монгольские феодалы установили власть над Русью, можно было попытаться склонить самих ханов к принятию католичества, а затем договориться с ними как с сюзеренами русских князей и получить из ханских рук признание за папством прав верховного управления русской церковью. Экономические и политические выгоды такого акта не вызывали сомнений, хотя уже самая попытка склонить татаро-монгольских правителей к принятию католичества оказалась явно фантастической, авантюрной. Во-вторых, опасаясь угрозы тем странам Восточной Европы, которые признали Церковную власть папства (Венгрия, Польша, Чехия, отчасти Прибалтика), курия соглашением с монгольскими ханами надеялась обеспечить безопасность своих позиций в этих государствах. В-третьих, курия стремилась соглашением с татаро-монгольскими ханами устранить возможность их сближения с Никейской империей, которая и без того всё сильнее угрожала крестоносцам в Константинополе. Наконец, татаро-монголы интересовали курию как возможные союзники в борьбе с тюрками-сельджуками, которые успешно изгоняли крестоносцев с Ближнего Востока, ликвидируя их последние приобретения в «святой земле». Всё изложенное определило исключительную заинтересованность курии в урегулировании отношений с татаро-монгольскими правителями.

Наряду с военным наступлением папская курия в это время предприняла широкое дипломатическое наступление на Русь. Она обязала епископов Восточной Прибалтики временно оставить свои внутренние распри из-за земель и более энергично помогать рыцарям «советом и делом»¹⁶.

Одновременно папа Иннокентий IV предпринял дипломатические шаги и самой Руси. Так, в 1248 г. он отправил ряд писем к русским князьям, в том числе к Александру Ярославичу и Даниилу Романовичу, предлагая им принять католичество, обещая за это своё покровительство и помощь против татаро-монголов. Позднее в Новгород к Александру Ярославичу с папским посланием прибыли два «хитрейших» кардинала, через которых, по словам княжеского «Жития», Иннокентий IV заявил: «Слышахом тя в земли нашей князя честна и дивна, паче же и земля твоя велика есть», и предложил князю ознакомиться с католическим учением: «послушавши учениа [их]»¹⁷.

Однако князь Александр понимал, что папа хочет толкнуть Русь на войну с Золотой ордой, чтобы прежде всего облегчить ливонским феодалам их кровавое дело. Поэтому он, посоветовавшись с приближёнными боярами, составил папе отрицательный письменный ответ и на словах решительно отклонил папские домогательства. «...Вся сиа добре сведаем, — сказал князь, — а от вас учениа не приимаем»¹⁸.

Этот шаг князя Александра укреплял его позиции и в Золотой орде и внутри Руси, ибо русские духовные феодалы, опасаясь происков курии, поспешили заявить о своей полной поддержке политики Александра. Русский митрополит Кирилл, прежде находившийся при дворе галицко-волынского князя, после поездки в Никею к патриарху перебрался во Владимир и позднее тесно сотрудничал с князем Александром.

Несомненно также, что поддержка духовных феодалов облегчала князю Александру решение вопросов внутренней политики, в частности церковь идеологически обосновывала политику Александра Ярославича в отношении других князей, а также Новгородской и Псковской боярских республик.

В то же время папская курия приняла меры к установлению связей с татаро-монгольскими ханами. Созванный папой Иннокентием IV в 1245 г. Лионский собор уделил большое внимание этому вопросу. На соборе выступил с сообщением о татаро-монголах русский игумен Пётр Акерович, присланный в Лион черниговским князем, который искал у курии помощи против Монгольского государства. Латинские прелаты настойчиво расспрашивали его о военных силах и дипломатических приёмах татаро-монгольских правителей¹⁹.

В связи с обсуждением татарского вопроса папа отправил на Восток специальное посольство во главе с монахом-францисканцем Иоанном де Плано Карпини (1245). Целью его миссии была военно-политическая разведка в Сарае, Каракоруме и на Руси. Кроме того, он, с одной стороны, добивался привлечения монгольских ханов к союзу с курией, а с другой — устанавливал отношения с галицко-волынским князем Даниилом Романовичем и владимиро-суздальским князем Ярославом, склоняя их к подчинению папской курии и суля им помощь со стороны западноевропейских правителей против татаро-монгольских ханов.

В 1247 г. папа направил второе посольство во главе с доминиканцем Асцелином с целью разведать военно-политические силы татаро-монголов в Передней Азии. В результате деятельности этих двух посольств завязались предварительные дипломатические переговоры курии с татаро-монгольскими ханами и ответные татарские посольства посетили папу. Русской земле угрожал военный союз татаро-монгольских захватчиков с папством.

Непосредственные происки папской курии на Руси не дали результатов. Князья Ярослав Всеволодович и Михаил Всеволодович были вскоре убиты в Орде. Что касается князя Александра Невского, то он, как мы видели, решительно отверг папские домогательства и не считал возможным вступать в конфликт с Золотой ордой.

Другие князья, однако, придерживались иного взгляда на отношения с ханами. В начале 50-х годов несколько крупнейших русских князей, в частности брат Александра Ярославича, великий князь Андрей владимиро-суздальский, Ярослав тверской и переяславский в союзе с галицко-волынским князем Даниилом Романовичем, пришли к мысли создать оборонительный союз и выступить против власти золотоордынского хана.

Между тем при дворе великого хана татаро-монголов произошли новые перемены: великим ханом в 1252 г. сделался Менгке, ставленник золотоордынского хана Батыя, что не замедлило отразиться на русско-татарских отношениях. Положение великого князя Андрея Ярославича стало непрочным. Князь Александр Ярославич в 1252 г. был вызван в Сарай, откуда Батый отпустил его, «давше ему старейшиньство во всей братьи его»²⁰, т. е. Александр был признан великим князем.

Вероятно, князья-союзники отказались признать власть Александра, и потому Батый двинул войско воеводы Неврюя против князя Андрея, который, как пишет придворный книжник князя Александра, «сдума[л]... с своими бояры бегати, нежели царем (ханам) служити». Спасаясь от татаро-монгольских войск, князь Андрей со своими боярами бежал к Переяславлю²¹, затем на время скрылся за границу. Позднее князь Андрей признал правильность политики Александра Ярославича, возвратился на Русь и находился «под рукой» брата.

Другой князь — Ярослав Ярославич тверской и переяславский также был вынужден бежать из своего княжества. Он сделал попытку поднять против великокняжеской власти Новгородскую и Псковскую феодальные республики. В 1253 г. Ярослав был принят на княжеский стол во Псков, а в 1255 г. его пригласило к себе в качестве князя также и новгородское боярство. Сына же князя Александра «выгнаша вон»²². Владимирскому князю пришлось с оружием в руках принуждать новгородских и псковских бояр следовать новому политическому курсу. Эти события означали новый шаг к установлению определённых отношений между русскими феодальными республиками и Золотой ордой.

Александр Ярославич занял Торжок и двинулся на Новгород «со многыми полкы» и отрядом новоторжцев. Ярослав Ярославич бежал из Новгорода. В Новгороде, отстаивая городские «вольности», поднялась беднота: «меньшие» решили, говорит летописец, «...стати всем, любо живот, любо смерть за правду новгородьскую, за свою отчину»²³, но при этом «меньшие» выступали обособленно от бояр и собирали своё вече у церкви Николы, а не на Ярославлем дворе. Посадник и тысяцкий были смещены в соответствии с требованием восставших.

Между тем городская знать («вятшие» люди), напуганная движением бедноты, заколебалась. Она устроила «с[о]вет зол, како побе[ди]ти меншии, а князя вовести на своей воли»²⁴. На передний план вновь выступили бояре, — сторонники Александра. Эта группа бояр подготавливала возвращение князя в Новгород.

Княжеские войска подступали к Новгороду. Его посол сообщил вечу, что князь требует выдачи нового посадника, грозя идти на город ратью. Двинув войска, Александр Ярославич три дня стоял под городом. За это время близкое ему боярство устранило от власти посадника и «поиде князь в город»; восстание было подавлено.

Итак, князь Александр вновь подчинил интересы правительств феодальных республик интересам великокняжеской государственной политики. В то же время он вооружённой силой решительно подавлял антифеодальные народные выступления. Расплата за боярскую крамолу всею тяжестью легла на простой народ. Посадником сделался княжеский ставленник, на княжеский стой возвратился сын Александра Василий.

Важно отметить, что Новгородско-Псковская земля избежала опустошительных набегов монгольских ратей. Гораздо больше пострадал простой народ во Владимиро-Суздальской земле от неврюевой рати, так как татаро-монгольские военные силы, шедшие против князей Андрея и Ярослава Ярославичей, «россунушася по земли... и людий бещисла [в плен] поведоша, да конь и скота, и много зла створше отъидоша»²⁵.

Хан Батый отправил 60-тысячное войско воеводы Куремсы и против союзника князя Андрея, галицко-волынского князя Даниила Романовича. Но войска галицко-волынского князя отбили наступление воеводы.

Владимиро-новгородский князь Александр Ярославич, ведя внешнюю политику, соответствовавшую интересам объединения Руси, сумел, опираясь на широкие слои служилых бояр и дворян, объединить в своих руках всю Северо-восточную и Северо-западную Русь. Эта политика князя Александра оказалась настолько дальновидной, что впоследствии в новых, более благоприятных для великокняжеской власти условиях она надолго легла в основу действий Ивана Калиты и его преемников на московском столе.

Но если умелая политика Александра Ярославича позволила ему успешно решить внутриполитическую проблему междукняжеских отношений и значительно упрочить великокняжескую власть в стране, то международные задачи ещё ждали своего разрешения.

Папская курия не прекращала своих происков и, узнав о том, что титул великого хана перешёл к Менгке, предприняла очередной манёвр. В 1252 г. папа и его союзник, французский король Людовик IX, отправили в Золотую орду и в Монголию новое посольство во главе с Вильгельмом де Рубруквисом. Король предлагал Батыю и Менгке военный союз против тюрок-сельджуков и Никейской империи, предлагал принять католичество и оставить Рубруквиса в качестве постоянного дипломатического представителя курии в Сарае. Это было новое предложение о военном союзе татаро-монгольских правителей с крупнейшими державами Западной Европы, союзе, который таил в себе угрозу Руси. Однако происки западных правителей не встретили сочувствия у «кибитных политиков». Немалую роль в решении этого вопроса, видимо, сыграли русские дипломаты, находившиеся в Сарае. Татаро-монгольская знать решила, что нецелесообразно накануне проведения переписи на Руси посягать на экономические и политические позиции русских духовных феодалов.

Отклонив домогательства папской курии, татаро-монгольские правители, конечно, имели в виду прежде всего те выгоды, которые они могли бы получить от русских духовных феодалов при установлении своего господства над Русью, в чём и не ошиблись, так как часть церковников «верой и правдой» служила поработителям своей Родины, призывая народ к смирению.

В конце 50-х годов XIII в. татаро-монгольские правители решили ввести на Руси ту организацию властвования, которую они устанавливали во всех покорённых ими землях. В 1257 г. великий хан отправил на Русь своего родственника Китата с полномочиями проводить перепись, собирать дань и доставлять её ко двору, а также с правом производить набор войск из местного населения. «Тое же зимы, — сказано во владимирской летописи, — приехаша численици, исщетоша всю землю Сужальскую и Рязаньскую и Мюромьскую и ставиша десятники и сотники и тысящники и темники, и идоша в Ворду»²⁶.

Численники переписывали население по домам («пишюче домы»), перепись устанавливала Поборы в виде дани. Были использованы исконные русские единицы обложения — «соха», «плуг», «рало», к которым были добавлены подводная повинность и обязанность русских князей, как вассалов, служить своими вооружёнными силами хану-сюзерену в походах.

Устанавливая иго над Русью, монгольские феодалы в то же время постарались привлечь на свою сторону русских духовных феодалов. Их освободили от даней и поборов²⁷.

Татаро-монгольские численники создали на Руси баскаческую военно-политическую организацию. Принудительным путём они сформировали особые военные отряды, частью укомплектованные из местного населения, поставив во главе их татаро-монгольский командный состав. Эти отряды поступали в распоряжение баскаков, которые расположились по княжествам и были обязаны контролировать выполнение повинностей и вообще всю жизнь данного княжества. Баскаческие отряды были поставлены в землях Муромской, Рязанской, Суздальской, Тверской, Курской, Смоленской и др., а позднее и в землях Юго-западной Руси — Болоховской, Галицкой и др. Так как во Владимире находился великий князь, то состоявший при нём баскак считался главным — «великим», которому подчинялись другие. Баскаки и их отряды в сущности заменяли монгольские войска. Основное назначение баскаческой организации состояло в том, чтобы «держать в повиновении» Русь²⁸.

В том же 1257 г. золотоордынский хан потребовал также подчинения русских феодальных республик своей власти.

Однако проведение переписи в Новгородской земле натолкнулось на ожесточённое сопротивление простого народа. В новгородской летописи читаем, что в 1257 г. пришла злая весть, будто бы «хотять татарове тамгы (части торговых пошлин) и десятины (от других доходов) на Новегороде»²⁹.

Произошло выступление городской бедноты («и смятошася люди»). Волнения не прекращались в течение целого года. К зиме положение обострилось настолько, что во время одной из вспышек народного гнева был убит княжеский посадник. В самый разгар волнений в город прибыли татаро-монгольские послы, а с ними князь Александр; послы встретили здесь энергичный отпор. Новгородцы отказались подчиниться князю и допустить татаро-монгольских чиновников производить перепись; они только «дата дары» хану и «отпустиша» послов «с миром».

Но это был не мир, а лишь перемирие. Послы уехали, а князю надлежало подготовить подчинение Новгородской республики татаро-монгольской власти. Подтянув к городу войска, великий князь произвёл расправу с непокорными в Новгороде и Пскове. В частности, он предал казни наиболее инициативного руководителя движения — некоего Александра-новгородца, а также его сторонников («дружину»): «овому носа урезаша, а иному очи выимаша...»³⁰

Но эти жестокие меры не смогли подавить сопротивление новгородской бедноты — продолжались убийства представителей княжеской власти. Только зимой 1259 г., когда в Новгород возвратились новгородские послы из Владимира и заявили на вече, что в случае продолжения сопротивления переписи будут двинуты против Новгорода вооружённые силы, новгородцы смирились («и яшася новгородци по число»), о чём и послали известить великого князя.

Вскоре в Новгород прибыл князь Александр, а с ним с большим штатом «приехаша оканьнии (окаянные) татарове» — переписчики³¹. Но едва они приступили к переписи, как вновь и в городе и по сёлам вспыхнуло восстание: «И бысть мятежь велик в Новегороде и. по волости...», восстали городская беднота и смерды. Татаро-монгольских чиновников кое-где стали истреблять, в связи с чем они потребовали у князя выделить охрану: «Дай нам сторожи, ать не избьють нас». Князь приказал «стеречи их сыну посадничю и всем детем боярьскым по ночем».

Не добившись успеха, численники начали угрожать отъездом, за которым должен был последовать приход татаро-монгольских войск. Они заявили: «Дайте нам число или бежим проче». За это время новгородская знать успела столковаться с численниками, но простой народ «не хотеша дати числа». Говоря об этом, летописец отмечает, что новгородцы «издвоишася» на враждебные лагери. Одни («меншии») собрались на Торговой стороне и готовили удар через Волхов на Софийскую сторону. В свою очередь софийская знать собирала ладьи, подготовляя нападение на Торговую сторону.

Причиной этого «издвоения» и борьбы было то, что «вятшие» приказывали «меншим» подчиниться переписи, но «меншие» сопротивлялись, так как при определении норм обложения населения данью по переписи «творяху бо бояре собе легко, а меншим зло»³². Ясно, что «меншие», терпевшие гнёт боярской эксплуатации, выступали против попыток надеть им на шею ещё одно ярмо.

Наконец бояре подавили народное выступление, и тогда «почаша ездити оканьнии (монгольские переписчики) по улицам, пишюче домы...» Переписав население, численники собрали положенную дань и уехали. Следом покинул Новгород и князь Александр, оставив здесь наместником сына Дмитрия³³. Так Новгородская боярская республика попала под власть татаро-монгольских ханов. Политика князя Александра в отношении Новгородской республики основывалась, по-видимому, на том, что целесообразнее было сразу принять требование Орды, чем допустить опустошение монгольскими полчищами новгородско-псковских земель, разорение городов, уничтожение крепостей.

В те же годы (1257—1259) татаро-монгольские феодалы покончили и с независимостью Юго-западной (Галицко-Волынской) Руси.

Татаро-монгольское иго всею тяжестью легло на простых людей — крестьян и городскую бедноту, которые с той поры «в работе суще и в озлоблении зле»³⁴. Часть князей, бояр и церковников сравнительно скоро нашла общий язык с татаро-монгольской властью. Но антагонизм между побеждённой страной, населённой свободолюбивым русским народом, и угнетателями — монгольскими феодалами непрерывно возрастал.

Весьма тягостной для Руси и русского народа была обязанность выставлять войско в помощь ханам. Татаро-монголы не составляли основной массы населения Золотой орды. Поэтому свою армию они в значительной мере формировали из войск всех покорённых народов. Среди татаро-монгольских правителей не было единства; обострялась борьба за владения великого хана. Эту борьбу хан Берке (1258—1266) использовал для ещё большего обособления Золотой орды и утверждения своей самостоятельности. Воюя с другими ханами, он решил использовать и русские войска. В 1262 г. князь Александр в четвёртый раз был вызван в Орду, где старался избавить Русь от участия в монгольских походах — «отмолить люди от беды»³⁵. Видимо, эта миссия великого князя закончилась успешно, так как в источниках нет свидетельств о мобилизации русских полков в татаро-монгольское войско.

Эта поездка князя Александра Невского была последней. На обратном пути на Русь он заболел и умер в Городце 14 ноября 1263 г.³⁶ Летописцы глубоко скорбят по поводу смерти этого выдающегося русского государственного деятеля, который «перемогаяся»³⁷ с татаро-монголами, мужественно громил врагов, «за Новоград и за всю Рускую землю живот свой отдавая»³⁸.

Выдающееся значение Александра Невского — нашего великого предка — определяется в первую очередь тем, что он самоотверженно защищал Русь от внешних врагов и понимал решающую роль народа в этой защите.

Татаро-монголы стояли много ниже Руси в социально-экономическом и культурном отношениях. Развитие России и Золотой орды пошло по-разному: в Золотой орде весьма заметно намечались элементы распада, особенно в связи с героической борьбой русского народа и других народов нашей страны за независимость. Среди русских княжеств через некоторое время вновь стал назревать процесс образования сильного государства. По мере углубления этого длительного процесса в русском народе крепла надежда на освобождение от власти золотоордынского хана³⁹.

Относительное политическое единство значительной части Руси (при сохранении экономической раздробленности), сложившееся в годы правления Александра Невского, после его смерти вновь сменилось феодальными усобицами, чему в немалой степени способствовала татаро-монгольская политика на Руси. Северо-восточная Русь оставалась феодально раздробленной, государственная власть находилась в руках феодалов отдельных княжеств, а номинальная — у великого князя владимирского.

Резкое ослабление власти владимирских великих князей было одним из последствий татаро-монгольского разорения. Это разорение серьёзно подорвало экономическую основу власти великого князя, его вооружённые силы, оно ослабило города — естественных союзников великого князя. И в дальнейшем ордынские политики всячески поддерживали силы, мешавшие упрочению в Северо-восточной Руси единой великокняжеской власти. В 60-х годах XIII в. власть владимирских князей была номинальной. Территория Владимирского великого княжества сократилась.

Как верховные сюзерены русских князей татаро-монгольские ханы присвоили себе право назначать великого князя, и наиболее сильные русские князья стремились получить великокняжеский стол. С ярлыком (ханской грамотой) на великое княжение князь получал особые полномочия, которые давали право в известных случаях распоряжаться силами других князей Северо-восточной Руси. Когда князь лишался великокняжеского ярлыка, он лишался и великокняжеских полномочий и великокняжеской территории, в состав которой входили города Владимир, Переяславль, Кострома, позднее — Нижний-Новгород и Городец. Кроме того, великий князь, как правило, держал новгородский, а иногда и псковский княжеский стол.

Великокняжеский стол стал в руках ордынских политиков одним из сильнейших орудий разжигания феодальных распрей на Руси.

Политика ханов приносила свои губительные результаты. Вторая половина XIII в. характеризуется значительным упадком относительного политического единства Северо-восточной Руси. Из рук владимирских князей фактически ускользало руководство внешними отношениями, сношениями с Ордой и обороной границ: «знать Орду» стало самостоятельным правом отдельных князей. В самой Северо-восточной Руси, отрезанной от земель Руси Юго-западной и части земель Руси Северо-западной, продолжалось дальнейшее дробление на мелкие княжества: Московское, Ростовское, Тверское, Костромское, Ярославское, Белозерское, Можайское и т. п., правители которых постоянно враждовали между собой.

Русский народ сумел, однако, и в условиях тяжёлого ига, постоянных татаро-монгольских вторжений и военных поборов, под гнётом жестокой феодальной эксплуатации возродить хозяйство страны. Трудом крестьян и ремесленников были подняты из руин и укреплены Москва, Владимир, Тверь и десятки других городов, отстроены тысячи сёл и слобод; их трудом были вновь расчищены и засеяны поля и выковано оружие для русских полков, отразивших натиск врагов на севере и западе. Исконные связи Северо-восточной Руси с уцелевшими от нашествия городами Новгородско-Псковской и Полоцко-Минской земель содействовали её экономическому оживлению.

В то же время русский народ продолжал непрерывную борьбу и против феодальной эксплуатации. В княжеских и боярских летописях уцелели некоторые свидетельства об этой борьбе. Например, в 1291 г. в новгородской волости в результате мороза погиб урожай, падали кони, голодали крестьяне и городская беднота. «Коромолники», как именует бедноту летописец, «грабиша торг»; организаторы нападения на торг были схвачены, и бояре добились решения веча об их казни и «свергоша два коромолника с мосту» в Волхов⁴⁰. Антибоярское восстание 1304 г. в Костроме сопровождалось созывом веча и убийством одного из бояр⁴¹. Значительный социальный протест отмечен во Пскове в 1315 г. Зимой этого года «хлеб бяше дорог в Новегороде, а в Плескове почале бяху грабити недобрии людие села и дворы... и клети на городе». Псковские боярские власти применили оружие и «избиша их»⁴².

Бывали и такие выступления, когда местные боярские власти не справлялись с движением «коромолников» и «недобрых людей». Тогда на помощь им приходил князь с татаро-монгольским войском. Такое восстание произошло, например, в Нижнем-Новгороде, где в 1305 г. «черные люди побили бояр», а пришедший из Орды князь «изби вечников» нижегородских⁴³.

Борьба трудящихся против феодальной кабалы и за освобождение от иноземного ига не затихала.

Уже в первые годы татаро-монгольского ига во Владимиро-Суздальской земле произошли весьма серьёзные и значительные события, ясно обнаружившие (как и новгородское восстание 1259—1260 гг.), что татаро-монгольское нашествие и иго не сломили и не могли сломить великого, свободолюбивого русского народа. В 1262 г., как сообщает владимирская летопись, в Северо-восточную Русь (в Ярославль) прибыл от великого хана Хубилая «зол» откупщик Титям (Титяк)⁴⁴. Он, видимо, руководил деятельностью откупщиков, которые, беря на откуп у великого хана сбор русской дани «велику пагубу людям творили»; они же давали деньги в рост под проценты, а в случае неуплаты в срок уводили народ в рабство. Они, как говорит летопись, «многы души крестьянскыя» уводили в рабство в разные страны⁴⁵.

Не выдержав чинимых насилий, против откупщиков в 1262 г. поднялась городская беднота крупнейших городов — Ростова, Суздаля, Владимира, Ярославля и др.; «бысть вечье (вече) на бесермены по всем градом руским, и побита татар везде, не терпяще насилия от них...»⁴⁶.

В частности, в Ярославле был убит монах Зосима, который принял мусульманство и, действуя от имени ханского чиновника Титяка, творил «великую досаду» населению. Когда же произошло восстание и народ прямо с веча «на врагы своя двигшася» и когда одних «изгнаша, иных избита, тогда и сего безаконного Зосиму убита...»⁴⁷. В Устюге, судя по преданию, занесённому в местную летопись, бывший здесь баскак в страхе перешёл в православие и таким образом избежал расправы⁴⁸. В этой же летописи сохранилось и другое предание о том, что сам князь Александр Невский был причастен к организации восстания.

Во всех городах восстание сопровождалось созывом народного веча и массовым уничтожением или изгнанием татаро-монгольской администрации. Мы не знаем, как закончилось восстание, по-видимому, ордынские власти нашли средства с помощью насилий и угроз (как они это уже делали в Новгородской Руси) локализовать и подавить движение.

В сложившихся исторических условиях русскому народу было чрезвычайно трудно вести борьбу за объединение и освобождение родной земли. И всё же народ такую борьбу вёл. Волна народных движений не спала после 1262 г.; с упадком Владимира центральный очаг сопротивления переместился в менее разорённую татаро-монголами Ростовскую землю. Здесь имели место вечевые выступления в 1289 г.: «Умножи же ся тогда татар в Ростове, и гражане створше вече и изгнаша их, а имение их разграбиша»⁴⁹. Ещё больше таких выступлений отмечено в начале XIV в. Основной силой этих выступлений (в Ростове, Костроме, Ярославле, Твери) были «гражане», «чёрные люди»; в эти выступления вовлекалось и крестьянство, окрестных сёл⁵⁰.

Значение народных выступлений огромно. Они заставляли татаро-монгольских правителей искать иных форм управления Русью — одного террора уже было недостаточно. Об этом свидетельствуют факты, относящиеся к Курскому княжеству, где в конце XIII в. татаро-монгольский баскак Ахмат своей жестокой политикой вызвал всеобщее возмущение, приведшее к разгрому татаро-монгольских слобод. Хотя Ахмат и потопил в крови местное движение, но сам после этого «не сме жити в Руси... и поиде в орду, держася рати татарскыа»⁵¹. Именно волна народных восстаний нанесла первый удар по татаро-монгольскому владычеству, она смела существовавшую систему откупов, заставив в конце XIII в. золотоордынских ханов передать сбор «выхода» из рук «даньщиков»-откупщиков самим русским князьям, а в начале XIV в. — отказаться и от системы баскачества⁵². Таким образом, народные движения создавали условия, облегчавшие дальнейшую экономическую и политическую централизацию земель.

Политическая история Северо-восточной Руси характеризуется ожесточённой борьбой за великое княжение между сильнейшими князьями: тверскими, ростовскими и, наконец, московскими. В то время как русский народ вёл героическую борьбу с иноземным игом, отдельные русские князья и часть феодальной знати стремились договориться с татаро-монгольскими феодалами в ущерб интересам всей Руси. Это особенно ясно видно из политики ростовских (а также городецких и ярославских) князей⁵³, которые с момента татаро-монгольского нашествия сумели завязать особенно тесные отношения с золотоордынскими ханами.

Эти князья-перебежчики встречали презрение на Руси. Так, например, горожане Ярославля отказались выполнить указание ханского посла и принять князя, который нашёл поддержку у хана и пришёл из Орды с войском. Город был взят силой и горожане ограблены князем.

Разорение татаро-монгольскими войсками городов — наиболее сильных очагов сопротивления в Ростовской земле, приводило к бегству населения в более отдалённые от Орды тверские и московские земли. Летопись отмечает, что во время одного из разорений (1293) «злии татарове внезапу нападоша» на Углич и «начаша зорити его мечем и огнем, гражан истребляя, имения их емлюще, и... зело обогатишися»; часть жителей татары «в полон взята». Но многие успели скрыться в лесах, а некоторые бежали в тверские земли.

Осложнилось и внешнеполитическое положение Северо-восточной Руси, так как наступило фактическое двоевластие. В 70-х годах XIII в. наряду с Золотой ордой в Поволжье возник второй военно-политический центр татаро-монгольских феодалов — орда Ногая, который был темником, самостоятельно правившим на обширной территории Северного Причерноморья, включавшей и галицкое Понизье и области Черниговской земли. Ногай держался независимо по отношению к золотоордынскому хану и претендовал на власть в «русском улусе». Например, курские князья считали себя вассалами Золотой орды, но в их области хозяйничал Ногай; аналогичное положение создалось и в землях Галицко-Волынской Руси.

Набеги татаро-монгольских войск постоянно угрожали Руси. В 1281 г. монгольские рати вторглись на Русь и «разсыпашася по земли»; они разорили город Муром («пуст створиша»), ограбили окрестности и посады городов Владимира, Юрьева, Суздаля, Переяславля, Твери, доходили до Торжка; они многих «пограбиша» и многих «поведоша в полон», притом «много душь от мраза изомроша». И тогда, говорит летописец, «прииде бо плачь велик и вопль мног, кождо бо плакахуся жены и детей, а друзии отца и матери, а друзии братьи и сестр, а друзии племени, роду и другов»⁵⁴. В 1282 и 1285 гг. «нахожденья» повторялись.

Когда во главе Золотой орды встал сильный хан Тохта (1291—1313), страна подверглась новым разорениям. В 1293 г. на Русь двинулось большое татаро-монгольское войско воеводы Тудана.

Татаро-монгольские рати опустошили 14 крупнейших городов и «волостей»⁵⁵. Население бежало в соседние земли; так, например, опустели «все волости переяславьскыя», горожане-переяславцы, пережившие ряд нашествий, покинули город. Татаро-монголы хитростью въехали и в Москву, «обольстиша» (обманув) князя Даниила Александровича. Новгородские боярские правители лишь ценой крупного выкупа предотвратили разорение земель республики. Из больших городов уцелела только Тверь, где горожане энергично готовились к отпору. Но в том же году зимой и на Тверь было двинуто новое войско, которое учинило «много тягости людей» в Твери⁵⁶.

Но страна постепенно оправлялась от разгрома; вопреки монгольскому игу, восстанавливалось сельское хозяйство, города всё чаще напоминали о себе вечевой борьбой против феодальных распрей и монгольских вторжений.

Наибольших успехов в восстановлении хозяйства добилось Московское княжество; его значение неуклонно возрастало⁵⁷.

Политическое положение в Северо-восточной Руси делало невозможным для великих князей сохранение своих позиций в Руси Северо-западной: Полоцке, Витебске, Минске, Смоленске. Только в Новгородско-Псковской земле великие князья сохранили свою власть, продолжая при этом всё более энергичное политическое и экономическое наступление на привилегии местного боярства, начатое владимирскими князьями ещё в XII в.

Новгородские бояре сопротивлялись наступлению «низовских» князей, о чём свидетельствуют их договоры с князьями, в которых основное внимание уделено охране новгородских владений от покушений князей, их дворян и бояр. Но в этой борьбе за землю, за крестьян положение новгородских правителей становилось всё менее устойчивым. В новых условиях новгородские бояре уже не могли свободно маневрировать, сталкивая между собой, как прежде, сильных князей смоленских, киевских, владимирских. Сократилась территория Руси, с которой был связан Новгород, а над всеми князьями стояли золотоордынский хан и назначаемый им великий князь, правивший и в Новгороде. Возросшая внешняя угроза с севера и запада вынуждала бояр искать помощи у князей.

По мере экономического оживления русских земель создавались условия для изменения отношений с Ордой. Вследствие этого московский князь Иван Калита получил возможность, поддерживая старую форму политических отношений с Ордой, использовать её в интересах своего княжества, нанести серьёзные удары своим противникам в феодальной войне, заложить основы могущества Москвы и упрочить позиции московских князей в Новгородской земле.

Примечания

1. Б.А. Рыбаков. Указ. соч., стр. 525.

2. См. Б.А. Рыбаков. Указ соч., стр. 525—538.

3. См. Е.В. Петухов. Серапион Владимирский, русский проповедник XIII века, СПБ 1888, прилож., стр. 8.

4. ПСРЛ, т. I, вып. 2, стб. 467. То же происходило и в Рязани, где князь «очисти град», «обнови землю», «пришелцы утеши и люди собра», см. «Воинские повести Древней Руси», стр. 15, 19.

5. См. «Псковская Судная грамота», СПБ 1914, ст. 109—120; Л.В. Черепнин. Русские феодальные архивы XIV—XV веков, ч. 1, стр. 436 и сл.; ср. Б.А. Рыбаков. Указ. соч., стр. 764; ср. ПРП, вып. 2, стр. 328.

6. НПЛ, стр. 305.

7. См. В.Т. Пашуто. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси, стр. 164.

8. ПСРЛ, т. II, стр. 843.

9. См. Б.Д. Греков, А.Ю. Якубовский. Указ. соч., стр. 143 и сл.

10. Этими сведениями мы обязаны Н.Я. Мерперту, за что приносим ему глубокую благодарность.

11. А.Ю. Якубовский. Из истории изучения монголов периода XI—XIII вв. — «Очерки по истории русского востоковедения», М. 1953, стр. 76.

12. См. А.Н. Насонов. Монголы и Русь, М.—Л. 1940, стр. 27.

13. Иоанн де Плано Карпина. Указ. соч., стр. 57.

14. ПСРЛ, т. I, вып. 2, стб. 472.

15. См. В.Т. Пашуто. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси, стр. 243.

16. LU, Bd I, № 184.

17. НПЛ, стр. 305.

18. Там же, стр. 306.

19. См. В.Т. Пашуто. Киевская летопись 1238 года — «Исторические записки» № 26, 1948, стр. 298—305.

20. ПСРЛ, т. I, вып. 2, стб. 473.

21. Там же.

22. НПЛ, стр. 80.

23. Там же, стр. 81.

24. НПЛ, стр. 81.

25. ПСРЛ, т. I, вып. 2, стб. 473.

26. ПСРЛ, т. I, вып. 2, стб. 474—475.

27. Там же, стб. 475.

28. См. А.Н. Насонов. Монголы и Русь, стр. 15—23.

29. НПЛ, стр. 82.

30. Там же.

31. Там же.

32. НПЛ, стр. 82.

33. Там же, стр. 82—83.

34. «Чтения в Обществе истории и древностей Российских при Московском университете», кн. 2, М. 1890, отд. II, стр. 25.

35. «Житие Александра Невского», стр. 192.

36. Там же.

37. М.Д. Приселков. Троицкая летопись, М.—Л. 1950, стр. 328.

38. НПЛ, стр. 313.

39. См. Б.Д. Греков, А, Ю. Якубовский. Указ. соч., стр. 247—258.

40. НПЛ, стр. 327.

41. См. М.Н. Тихомиров. Древняя Москва, М. 1947, стр. 132.

42. НПЛ, стр. 335—336.

43. ПСРЛ, т. XXV, стр. 393.

44. См. А.Н. Насонов. Монголы и Русь, стр. 50—51.

45. ПСРЛ, т. 1, вып. 2, стб. 476.

46. Устюжский летописный свод (Архангелогородский летописец) (в дальнейшем — УЛС), под ред. К.Н. Сербиной, М.—Л. 1950, стр. 47; Материалы по истории СССР, II, М. 1955, стр. 295.

47. ПСРЛ, т. I, вып. 2, стб. 476.

48. УЛС, стр. 48.

49. ПСРЛ, т. VII, стр. 179.

50. См. А.Н. Насонов Монголы и Русь, стр. 55—57; Материалы по истории СССР, II, стр. 297.

51. ПСРЛ, т. XVIII, СПБ 1913, стр. 80.

52. А.А. Зимин. Народные движения 20-х годов XIV века и ликвидация системы баскачества в Северо-восточной Руси — «Известия Академии наук СССР. Серия истории и философии», т. IX, № 1, 1952 г., стр. 61—65.

53. ПСРЛ, т. XXV, стр. 146.

54. ПСРЛ, т. XVIII, стр. 78; ср. ПСРЛ, т. VII, стр. 170.

55. ПСРЛ, т. XVIII, стр. 82.

56. ПСРЛ, т. I, вып. 2, стб. 483.

57. Подробнее см. Очерки истории СССР (IX—XV вв.), ч. I, стр. 884 и сл.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница