Глава 7. Александр между двух огней: мир католический и мир степной
Для понимания роли князя Александра в противостоянии Руси католическому влиянию большое значение имеют адресованные ему послания римского папы Иннокентия IV. Эти послания сохранились в собраниях Ватикана благодаря тому, что при папском престоле уже в XIII в. функционировал отлаженный бюрократический механизм: исходящая корреспонденция составлялась в двух экземплярах, один из которых посылался адресату, а другой сохранялся в архиве. Благодаря этим документам мы имеем возможность взглянуть на события не только глазами древнерусских книжников, но и с точки зрения папских дипломатов.
Взгляды эти существенно разнятся. Сведения о посещении Александра папскими легатами содержится в «Житии». Результат встречи в нем показан как весьма решительный отказ князя от какого бы то ни было сотрудничества с папой. Автор житийного текста влагает в уста князю гордую речь: «Отъ Адама до потопа, от патопа до разделения языкъ, от разьмешениа языкъ до начяла Авраамля, от Авраама до проитиа Иисраиля сквозе море, от исхода сыновъ Иисраилевъ до умертвия Давыда царя, от начала царства Соломоня до Августа и до Христова рожества, от рожества Христова до страсти и воскресения, от въскресения же его и на небеса възшествиа и до царства Константинова, от начала царства Константинова до перваго збора и седмаго — си вся добре съведаемь, а от вас учения не приемлем»1. Князь перечисляет основные вехи священной истории для того, чтобы показать, что он вполне осведомлен о христианском взгляде на развитие человечества и поэтому не нуждается в принятии нового учения. Послы вынуждены возвратиться восвояси.
На фоне решительного житийного Александра, Александр папских посланий выглядит иначе. Следует отметить, что в посланиях очень детально проговаривается не столько позиция автора, сколько, как ни странно, позиция адресата.
В первом послании папа обращается ко князю, называя его благородным герцогом Суздальским (по фамильной принадлежности). Из него выясняется, что, по мнению папы, отец Ярослава перед смертью принял католичество. В связи с этим, папа приглашает Александра последовать примеру отца, аккуратно намекая, кто в случае признания власти папы, силы Тевтонского ордена могут быть направлены на помощь против татар.
Казалось бы, послание должно внести существенные коррективы в наши представления о церковно-политической ситуации в северо-восточной Руси. Принявший католичество великий князь Владимирский — это серьезно. Почему же никто из историков не спешит вносить изменения в привычную концепцию развития отношений Руси с папским престолом?
Дело в том, что Иннокентий IV указал источник сведений о крещении князя — это сообщение Иоанна де Плано Карпини. Папа сообщает: «как стало нам известно из сообщения возлюбленного сына, брата Иоанна де Плано Карпини из Ордена миноритов, поверенного нашего, отправленного к народу татарскому, отец твой, страстно вожделев обратиться в нового человека, смиренно и благочестиво отдал себя послушанию Римской церкви, матери своей, через этого брата, в присутствии Емера, военного советника. И вскоре бы о том проведали все люди, если бы смерть столь неожиданно и счастливо не вырвала его из жизни»2. Между тем, упомянутый Иоанн оставил подробнейшее описание своего путешествия, в котором не упоминает ни словом о таком крещении. По мнению В.И. Матузовой и Е.А. Назарова, в своем донесении о результатах дипломатической миссии посол преувеличил свои успехи. Но не стал этого делать в произведении, написанном для потомков3. То есть папа не располагал всей полнотой информации о происходящем.
Что конкретно ответил Александр на это послание — не известно.
Однако можно с уверенность сказать, что это не был решительный отказ. Поскольку за первым посланием последовало второе. В нем Иннокентий IV именует Александра уже «сиятельным королем Новгорода». Общий тон послания отличается от первого. Он уже не вкрадчиво-осторожный, а уверенно-ободренный. В нем папа излагает свой взгляд на самого Александра. По его мнению, «король» «прозорливо обрел путь», который позволит ему «весьма легко и быстро достичь врат райских». Папа выражает глубокое удовлетворение тем, что Александр предложил воздвигнуть в Пскове кафедральный собор для латинян. Иннокентий IV пишет: «Мы, нежно заключая тебя как избранного сына Церкви в объятия наши, испытываем чувство умиления, равное тому чувству сладости Церкви, что ощутил ты, обретающийся в столь отдаленных краях, там, где множество людей смогут по примеру твоему достичь того же единения»4.
Казалось бы, после столь трогательных строк, между переговаривающимися сторонами должно наступить полное взаимопонимание и согласие. Может создаться впечатление, что Александр заключил едва ли не союз с католиками, и тогда, конечно, житийный образ новгородского князя не имеет ничего общего с реальностью.
Но такой вывод был бы слишком поспешным. Для анализа этого противоречия нужно, во-первых, нужно принять во внимание некоторую дезориентацию папы относительно реальных успехов католической проповеди на Руси, очевидную из первого послания. Отчасти из-за стремления агентов выглядеть лучше в глазах священноначалия, отчасти из-за дипломатичного стремления самого папы представить отношения лучше, чем они есть на самом деле, тон посланий в своей оптимистичности вряд ли соответствовал реальному положению вещей.
Во-вторых, необходимо принять во внимание время, когда были написаны эти послания — 1248 год. В эту пору Александр находился в Орде, и был занят урегулированием других, гораздо более насущных и опасных проблем. Отвергать «мирные инициативы» папского престола, да еще сдобренные намеком на возможную военную помощь в таком положении не имело смысла.
В-третьих, и это, пожалуй, самое важное, ожидаемого продолжения начавшееся, казалось, успешно общение не имело. В отличие от Даниила Романовича Галицкого, дошедшего в своих отношениях с курией до венчания князя папскими легатами королевской короной, Александр Ярославич на последнее послание папы не ответил. Оптимизм понтифика оказался преждевременным. Отношения были полностью заморожены и более не возобновлялись. Пришлось папским агентам искать другого претендента на роль католического короля Руси. И он был найден. Летописная статья5 о принятии королевского титула Даниилом Галицким в 1255 г. предельно ясна: папа присылает Даниилу «послы честны, носяще венець, и скыпетрь и короуноу еже наречетесь королевский санъ». Сначала князь отказался от ничего не значащей для него чести, но потом, получив заверения в помощи против татар, которая пойдет «в приложение» к короне, «Данило же прия от Бога венец в городе Дорогычине». Помощи, однако, не последовало. И когда это стало понятно, Даниил перестает пользоваться королевским титулом и продолжает именоваться в летописном тексте князем. По всей видимости, пустота обещаний папы стала понятна Александру на более раннем этапе. Это уберегло его от напрасных надежд и попыток получить военную помощь в обмен на религиозную независимость.
Описанные события разворачиваются на фоне Батыева нашествия, которое обрушилось на Русь. Под 1238 г. летописец довольно подробно пишет о событиях, произошедших в остальных районах страны. Однако, как известно, боевые действия не дошли до Новгорода. Поэтому уже следующий 1239 г. отмечен только рассказом о женитьбе князя и строительстве «городков» по р. Шелони, и вплоть до 1242 г. татарская тема в новгородской летописи не возникает. В 1242 г., в год Ледового побоища, Ярослав Всеволодович — отец Александра, взошедший на владимирский престол после гибели его старшего брата Юрия, впервые едет в Орду — договариваться. И это ему удается. Ордынские власти признают его права на титул и власть.
По этой причине еще Л.Н. Гумилевым была запущенна в оборот не имеющая абсолютно никаких оснований история о том, что Александр стал приемным сыном хана Батыя. Дж. Феннел, а вслед за ним и И.Н. Данилевский, А.С. Сахаров и пр. расценивают политику Ярослава и Александра как предательскую. Историки разрушают «пиитический миф», формируя представление об Александре как беспринципной фигуре. В самом общем виде эта точка зрения выглядит весьма убедительно: сотрудничество Александра с захватчиками-монголами — безусловный факт. Факт этот подводит нас к тому, чтобы считать князя вождем отечественных коллаборационистов, предателем, который воспользовался нашествием иноплеменных для своей корыстной пользы.
Однако эта точка зрения на деятельность князя, получив весьма широкую популярность, не стала, тем не менее, решающей. Почему? Вопрос непраздный. Конечно, первым приходит на ум версия, что причиной тому — все тот же неуместный в научном исследовании дурно понятый патриотизм. Читатель, увлеченный желанием разоблачить историков, занимающихся «лакировкой действительности», пожалуй, иного объяснения не найдет и доводам противоположной точки зрения внять не сможет. Остальным же автор предлагает разобрать вопрос более детально.
Весьма удачную «деконструкцию деконструкции» провел А.А. Горский, показавший, что большая часть выводов «деконструкторов» не имеют достаточного источниковедческого и даже чисто логического обоснования.
Деконструкция № 1. Ярослав не помог Юрию в битве на р. Сити. Видимо, уже в 1238 году наладил отношения с Батыем, и планировал использовать эти отношения для достижения власти.
Деконструкция деконструкции № 1. А.А. Горский отмечает, что, прежде всего, совсем не факт, что до Ярослава дошло известие от Юрия о грядущей битве: путь из Суздальской земли на юг, в Киев, где в тот момент княжил Ярослав, был закрыт монголами. Вряд ли монголы могли допустить свободное обращение гонцов на подконтрольной им территории. Кроме того, даже если Ярослав получил известие, отреагировать на него адекватно у него не было возможности. Горский пишет: «если Ярослав и получил информацию, решиться на данный поход он мог бы только с помощью киевских воинских сил. Однако для киевского боярства такое предприятие в условиях продолжавшейся в Южной Руси междоусобной войны было нереально. А если бы Ярослав отправился только со своим "двором", это, во-первых, неизбежно привело бы к потере киевского стола (напомним, что когда Ярослав после гибели Юрия и завершения Батыева похода ушел во Владимир, Киев тут же был занят Михаилом Всеволодичем), во-вторых, было бы авантюрой в военном отношении. Что касается Александра, то он не мог в такой ситуации опереться на новгородские силы: расчетливые новгородские бояре не отправились бы в чужую землю сражаться с многочисленным врагом, их земле пока непосредственно не угрожавшим. Одного же "двора" Александра было недостаточно для сражения с относительно небольшим шведским войском (в 1240 г. на Неве, помимо княжеских людей, бился и отряд новгородцев)»6. То есть, даже если Ярослав знал об опасности, угрожающей брату Юрию, оказать деятельную поддержу ему он бы не смог.
На этом научную часть рассуждения следует остановить. Однако научно-популярный жанр книги заставляет обратить внимание на некоторые сопутствующие моменты, не важные в академическом контексте, но привлекающие общее внимание широкой читающей публики. Из объяснений А.А. Горского неопровержимо следует, что помочь князю Юрию в битве против Батыя ни Ярослав, ни Александр не могли. Но их личное участие в битве во главе княжеской дружины вполне могло бы состояться! А раз так, то почему они не сделали этого?
Этот вопрос является ключевым для понимания «исторической мифологии» существующей в современном массовом сознании. Дело в том, что координаты восприятия истории в голове некого усредненного «обычного человека» задаются отнюдь не исторической наукой. Гораздо больший вклад в нее вносит приключенческая литература, кинематограф и компьютерные игры (прежде всего, тактические шутеры, и стратегии). Причем, это даже далеко не всегда литература, кинематограф или игры, посвященный исторической проблематике. В контексте приключенческого «геймплея» герой обязательно должен действовать. Шевалье д'Артаньян обязательно должен отправиться за подвесками королевы, шотландец Уильям Уоллес обязательно должен вонзить нож в сердце английского шерифа, вожди Альянса вселенной Warcraft обязательно должны нападать на гоблинов Орды. Иначе не будет книги, фильма, игры. Реальные исторические фигуры по сложившемуся стереотипу оцениваются так же: если историческое лицо не доставило потомкам удовольствия историей своей романической гибели, оно эмоционально воспринимается как «скучное», а с моральной точки зрения «недостаточно смелое, решительное, благородное и пр.»
Это, безусловно, ошибка восприятия. Потомкам, возможно, тоже будет скучно узнать, что уважаемый читатель проводил время над научно-популярными книгами, а не воевал с оружием в руках в горячих точках, не искал сказочные сокровища, а просто каждый день ходил на работу. Однако и им нужно будет вспомнить, что логика реальной жизни и логика реальной политики от логики романа отличаются. Проживая жизнь, невозможно сделать save. Это обстоятельство вредит занимательности её сюжета и яркости приключений. Но история — не роман. Историческая же реальность заключалась в том, что оказание помощи Юрию Всеволодичу в битве на р. Сити Ярославом и Александром было невозможно, а участие силами княжеских дружин — нерационально.
Деконструкция № 2. Александр воспользовался приходом монголов для захвата власти на Руси вне существовавшего порядка.
Деконструкция деконструкции № 2.
Никаких ощутимых династических преференций Александр от монголов не получил — взошел на престол по надлежащей очереди. После смерти отца на владимирском великокняжеском престоле успели побывать дядя Святослав, брат Михаил Хоробрит и брат Андрей. Причем, оба брата были младше Александра. Если Александр и нарушил очередь, то лишь в том смысле, что свою очередь он пропустил.
Деконструкция № 3. Переписка Александра с папой Иннокентием — «предательство идеалов православия».
Деконструкция деконструкции № 3.
В данном случае речь идет об упомянутом выше письме Иннокентия Александру из которого возникает ощущение, что князь намеревался признать власть папы и принять католицизм. По мнению А.А. Горского, Александр действительно мог высказать папе готовность принять католичество в обмен на военную помощь. Но, совершив поездку в Орду, и оценив неудачный опыт Даниила Галицкого, идеи эту отставил. Горский резюмирует предельно ёмко: «1. В ходе своей двухгодичной поездки по степям (1247—1249 гг.) Александр смог, с одной стороны, убедиться в военной мощи монгольской империи, а с другой — понять, что монголо-татары не претендуют на непосредственный захват русских земель, довольствуясь признанием вассалитета и данью, а также отличаются веротерпимостью и не собираются посягать на православную веру. Это должно было выгодно отличать их в глазах князя от крестоносцев, действия которых характеризовались непосредственным захватом территории и насильственным обращением населения в католичество.
2. После возвращения Александра на Русь в конце 1249 г. к нему должны были дойти сведения о том, что сближение с Римом сильнейшего князя Южной Руси Даниила Романовича Галицкого оказалось бесполезным для дела обороны от татар: обещанный папой антитатарский крестовый поход не состоялся.
3. В 1249 г. фактический правитель Швеции ярл Биргер начал окончательное завоевание земли еми (Центральная Финляндия), причём сделано было это с благословения папского легата. Земля еми издревле входила в сферу влияния Новгорода, и Александр имел основания расценить происшедшее как недружественный по отношению к нему акт со стороны курии.
4. Упоминание в булле от 15 сентября 1248 г. возможности учреждения в Пскове католической епископской кафедры неизбежно должно было вызвать у Александра отрицательные эмоции, т.к. ранее епископия была учреждена в захваченном немцами Юрьеве, и поэтому предложение об утверждении таковой во Пскове ассоциировалось с аннексионистскими устремлениями Ордена, напоминая о более чем годичном пребывании Пскова в 1240—1242 гг. в руках крестоносцев. Таким образом, решение князя прекратить контакты с Иннокентием IV было связано с осознанием бесперспективности сближения с Римом для противостояния Орде и с явными проявлениями своекорыстных мотивов в политике папы»7. То есть, никаких результативных переговоров с папой Иннокентием IV Александр не вел, и как только стало ясно, что военная помощь крестоносцев не даст возможности освободить Русь от восточной напасти — всякое общение прекратил.
В общем, выяснилось, что Александр ни братьев, ни веры предков не предавал. Рати татарские на Русь не наводил. В общем, все оказалось «скучно». Александр «действовал как расчетливый, но не беспринципный политик», — резюмирует свои доводы А.А. Горский8.
Итак, как Александр не уклонялся от поездки в логово врага, необходимость визита в Орду назрела. Важно отметить, что поездки в Сарай были чрезвычайно тяжелым делом. О том, какие трудности поджидали путешественника, пересекавшего из края в край евразийский континент, подробно написал в своем путевом отчете все тот же Иоанн де Плано Карпини (Джованни дель Плано Карпини). На то, чтобы достичь Каракорума в те времена уходило около года. Ехать нужно было на выносливых монгольских лошадках, обладавших умением самостоятельно находить корм зимой. Европейские лошади не выдерживали трудностей пути — они не умели находить себе пропитание под снегом. Ночевки устраивались в чистом поле, поскольку огромные пространства, отделявшие Русь от Монголии, были почти безлюдны: никаких селений, где можно было бы найти приют, даже обладая значительными средствами, не было.
Но по достижении цели путешествия настоящие трудности только начинались. Сам Плано Карпини посетил ханскую ставку в то самое время, когда там присутствовал отец Александра — великий князь владимирский Ярослав Всеволодович. Старейший князь Руси оказался там одним из многих, приехавших, чтобы почтить избрание нового хана. Его, совместно с многочисленными послами и коронованными особами — султанами, вождями и царевичами держали за оградой Ставки. Плано Карпини отмечает, что среди всей этой толпы послов Ярослав и он сам получили высшее место. Это была честь, но весьма относительная. Монгольское гостеприимство было смертельно опасно. Итальянский монах пишет о великой чести, которой удостоился Ярослав. Ему из своих рук дала есть и пить мать хана Гуюка — Туракина-хатун. После визита Ярослав занедужил и умер. Причем, «все тело его удивительным образом посинело. Поэтому все верили, что его там опоили, чтобы свободнее и окончательнее завладеть его землею»9.
Умертвив отца, ханша звала к себе и сына — Александра, но тот не поехал. Об этом приглашении, и о намерении уморить и Александра мы узнаем из рассказа Плано Карпини. Впрочем, полной ясности нет. Приглашение приехать и последовавший отказ проанализированы А.А. Горским. В традиционном переводе, сделанным в 1911 году Александром Иустиновичем Малеиным приглашение исходит именно от Туракины. Но в самом латинском тексте подлежащего нет, и толкование текста зависит от одной буквы в местоимении. Какая буква была в оригинале — не известно. А.А. Горский отмечает, что в новейшем итальянском издании дана другая трактовка: местоимение взято в мужском роде «ad ipsum» («к нему»), и подставлено недостающее по смыслуподлежащее «imperator». То есть, теперь выходит так, что Александра в Орду приглашала не коварная ханша, а сам хан Гуюк. Казалось бы, какая разница, от кого исходило приглашение: от самого хана или от его мамаши? Однако разница есть. Если приглашала Туракина-хатун, то ничего хорошего русского князя не ждало точно. Скорее всего, Александра постигла бы судьба его отца — Ярослава. Но если это был Гуюк, то схема становится несколько сложнее и интересней. Плано Карпини сообщал, кроме прочего, что присутствовал на военном совете, на котором Гуюк вполне недвусмысленно обозначил свое намерение устроить новый поход на Запад. Главной целью должны были стать страны, которые не были затронуты походом Чингисхана: Ливония и Пруссия. Впоследствии этим планами не суждено было реализоваться. Но намерение устроить такой поход было. Плано Карпини уведомил об этом римского папу. Перспектива нового монгольского нашествия, папу Иннокентия IV, конечно, обеспокоила. Кроме того, беспокойства должно было добавить письмо самого Гуюка, выдержанное в весьма угрожающих формах.
Римский престол предпринял меры. Папа написал три послания: Даниилу Романовичу Галицкому, Александру Ярославичу, и магистру Тевтонского ордена с просьбой уведомить его о надвигающихся татарских полчищах. В связи с этим А.А. Горский выдвинул версию, что «смерть и вечный плен», о которых писал Карпини в отношении Александра означали не банальное отравление или взятие в заложники, а нечто иное. Согласно гипотезе Горского, Гуюк намеревался использовать князя Александра в качестве ударной силы в походе против Ливонии и Пруссии. Что было бы логично, учитывая, что в борьбе с этими противниками Александр уже добивался немалого успеха. В контексте этой версии, отказ Александра от поездки по приглашению Гуюка был воспринят папой Иннокентием IV как отказ вступить в деятельный союз с монголами. Возможно, именно этим объясняется весьма дружелюбный тон Иннокентия во втором послании Александру. По мнению А.А. Горского, папа был озабочен не столько обращением Александра в католичество, сколько надеждой доступными (небольшими, надо сказать) средствами отвратить князя от союза с монголо-татарами. Впрочем, и старания Гуюка, и хитрые расчёты Иннокентия в равной степени оказались тщетными. В своем политическом курсе Александр был трезвым прагматиком. Поскольку ситуация не требовала немедленно принять чью-либо сторону в назревающем противостоянии, то он дипломатично ушел из-под влияния обеих противоборствующих сил.
Как обычно, при общей стройности концепции, в ней есть уязвимые моменты. Во-первых, отказавшись от поездки в 1246 году, Александр едет к Гуюку в 1247. Вряд ли за год могли произойти какие-то кардинальные изменения в воинственных планах монгольского хана. Если Александр не хотел становиться его марионеткой в 1246 году, в 1247 такого желания возникнуть не могло. Во-вторых, и это главное, всё, чтоб мы знаем о нравах монгольских владык, заставляет сомневаться в том, что можно было без последствий игнорировать приглашение хана. Вообразить такой отказ все-таки проще, если приглашение следовало не от самого хана, а от его почтенной родительницы. Она, конечно, была женщиной авторитетной, но напрямую властью не обличенной.
То есть, и намерения Гуюка относительно Александра, и мотивы Иннокентия прямо ими высказаны не были, поэтому гипотеза остается гипотезой. Смерть и вечный плен, который, по словам Плано Карпини, грозили Александру, могут быть просто смертью и вечным пленом.
Вообще, смерть была не единственным несчастьем, которое могло приключиться во время поездки. Монах-францисканец рассказывает о печальной судьбе юного черниговского князя Андрея, прибывшего в ставку Бату-хану с вдовой старшего брата, убитого монголами. Юный князь приехал для того, чтобы просить хана не отнимать их земли. Решение хана было вполне в духе монгольских обычаев: он приказал юному князю взять в жены вдову старшего брата. Князь наотрез оказался. «А Бату тем не менее передал ее ему, хотя оба отказывались, насколько могли, их обоих повели на ложе, и плачущего и кричащего отрока положили на нее и принудили их одинаково совокупиться сочетанием не условным, а полным»10.
Смерть и унижение в самых разных формах поджидали во вражеском стане на каждом шагу. Поездки в Орду требовали от князя больше выдержки и личного мужества, чем лихая сеча. И, тем не менее, в 1247 г. Александр и Андрей Ярославичи вынуждены был поехать — решалась судьба великокняжеского престола. Александр получил Киев и был объявлен формальным великим князем всея Руси, а Андрей — северо-восточную столицу — город Владимир. Поскольку после разрушения монголами Киев лежал в руинах, Александр своей резиденцией определил Новгород.
Дальнейшие события вызывают у историков споры. Фактическая сторона дела такова: в 1252 г. Александр едет «в татары», поездка эта была связана с тем, что к власти в Каракоруме пришел новый хан — Менгу, отменивший все указы, пайцзы, рескрипты и ярлыки своих предшественников11. Требовалось получить ярлык на княжение заново. Вернулся Александр, получив старейшинство12.
В том же году летопись отмечает странный бунт его брата Андрея, о котором сказано так: «В то же лето здума Андрей князь Ярославич с своими бояры бегати, нежели царем служите и побеже в неведому землю». Ответом на бунт был карательный подход — известная «Неврюева рать». Татарский царевич Неврюй разгромил полки Андрея и тот вынужден был, в самом деле, бежать. Причем, убежал довольно далеко — в Швецию13. Место подавшегося в бега брата занимает Александр — садится на Владимирский престол.
Как видим, на первый взгляд, наибольшую пользу из событий извлек именно Александр Ярославич, объединивший в своих руках власть над всей Русью. Это дало основание подозревать Александра в том, что «заказчиком» татарской рати был именно он. Однако при оценке названных событий следует учитывать, что пять лет спустя, в 1257 г., братья совместно едут в Орду, и в дальнейшем никакой враждебности друг к другу не проявляют. Вряд ли такое было возможно после грандиозного предательства.
Вероятней, что бунт Андрея был эмоциональной вспышкой, вызванной нежеланием ехать в Монголию. Нужно помнить, что даже в кон. XV в., перед самым падением ордынского ига, перспектива битвы пугала Ивана III меньше перспективы личного визита к хану Ахмату.
В сложившейся ситуации старшему брату пришлось всю власть, а значит и ответственность взять на себя. Население северо-восточной Руси жестоко пострадало, но брат Андрей остался цел и невредим, смог со временем вернуться домой. Открытый бунт был ему прощен ордынскими властями, которые, в общем, были не склонны никому ничего прощать. Могло ли это случиться без действенного участия Александра? Вряд ли.
В целом, во второй половине жизни Александру Ярославичу приходилось решать гораздо более сложные «политические уравнения». Не было в них уже ничего от героической ясности Невской битвы. Решительности и храбрости было недостаточно. Нужен был политический расчет и умение жертвовать второстепенным ради главного. Брат оказался для Александра важнее «населения». Что ж, в те времена это было нормально.
Сейчас нередко можно услышать обвинение Александра Невского в том, что с помощью татар утвердил на Руси свою власть. Использовал оккупантов в качестве инструмента для устранения конкурентов и «закручивания гаек». Эти обвинения высказываются в контексте «критического анализа» существующего «нарратива». Это безусловно верный исследовательский ход. Вопрос о целях князя в его сотрудничестве с татарами не пустой. Это сущностный вопрос, принципиально важный для понимания политических процессов на Руси эпохи татарского нашествия и формирующегося ига. Однако результаты проведенного анализа чаще всего истолковываются неверно, с нарушением логики: если в ходе анализа делается вывод, что князь действовал, исходя из интересов страны, анализ считается недостаточно глубоким, ибо не противоречит «обычному» взгляду на его политику. Если же по завершении всех «исследовательских» манипуляций оказывается, что князь бы предатель и редкий гад, то работа объявляется качественной, сделанной «нелицеприятно», на совесть. Меж тем «степень прожарки» совсем не является критерием истинности. Тем более что в качестве «жареного» скоро будет восприниматься вывод о том, что Александр Невский — действительно выдающийся государственный деятель и мужественный полководец.
Несомненно, Александр принимал непосредственное участие в формировании положения русских земель под татарским владычеством. Конечно, сложно сказать, насколько сложившаяся в итоге система была результатом его деятельности, а в каком — реализацией политики ордынских властей. Однако оценить конечный результат мы можем. Что получилось в «сухом остатке»?
Начнем с системы административного управления и взимания дани. Летописец описал становление ордынского порядка следующим образом: «Тое же зимы приехаша численици исщетоша всю землю Сужальскую и Рязаньскую, и Мюромьскую, и ставиша десятники, и сотники, и тысящники и темники, и идоша в Ворду. Толико не чтоша игуменовъ, черньцовъ, поповъ, крилошанъ, кто зрить на святую Богородицю и на владыку»14.
Цели монголов были, в общем-то, достаточно элементарны. Если западные католические завоеватели начинали проникновение на новые земли с того, что засылали вперед проповедников, то монголы сразу перешли к главному — отправили численников, которые должны были пересчитать будущих плательщиков дани, и оценить размер возможной наживы. Монголы не стали придумывать для Руси никакой новой системы и устроили все примерно так же, как это было устроено в других покоренных чингизидами странах. Причем, по мнению большинства исследователей, монголы использовали для обустройства системы контроля на местах и налогообложения местные общественные институты. Определенный итог исследования этого вопроса был подведен петербургским профессором Ю.В. Кривошеевым. В своей монографии «Русь и монголы» историк пишет: «Вряд ли под десятниками, сотниками и т. д. должно понимать монгольских чиновников и, таким образом, говорить о создании разветвленной сети ордынской администрации на территории Руси, как основы властвования. Организация, основанная на десятичном принципе, действительно, существовала у монголо-татар. Она носила военно-территориальный характер. Но ведь она была присуща не только этому этносу. Не менее древние истоки она имеет, в частности, у восточных славян. Десятичное деление имело место на Руси (в том числе и Северо-Восточной) и в XI—XII вв. Первоначально сотенная система была связана с военной организацией, а затем стала выполнять судебно-административные и финансовые функции. Для большинства исследователей наличие этой системы на Руси является бесспорным фактом, хотя вопрос о его социальной природе в киевский период вызывает споры (Б.Д. Греков, С.В. Юшков, Ю.В. Бромлей, И.Я. Фроянов, Л.В. Данилова, П.П. Толочко, А.А. Горский). Видимо, с этой организацией и столкнулись татары, устанавливая данническую зависимость на Руси»15. А столкнувшись — решили использовать.
Могут возразить: не все ли равно, опиралась ли власть татарских ханов на представителей местной общинной верхушки или на приставленных к городам и весям татарских чиновников, если они в любом случае были проводниками ханской воли?
На самом деле, разница есть, и весьма существенная. Функция десятника или сотника с точки зрения ордынских властей — обеспечение бесперебойного поступления дани. И в этом смысле, конечно, нет разницы, занимает это место местный или чужак. Но на уровне бытовой повседневности система будет выстраиваться совершенно разными путями. Местный десятник, даже исполняя порученную ему фискальную функцию, тем не менее, останется человеком, действующим в рамках обычного права, привычных отношений, культурных стереотипов и пр. Ему будет существенно сложнее применить силу и допустить несправедливость по отношению к соседям по общине, чем татарскому сборщику даней, действующему полностью вне системы устоявшихся норм. Вооруженный татарский отряд может себе позволить гораздо больший объем насилия (иногда даже невольного и неосознаваемого), чем десятник или сотник из своих, ведь степная конница ускачет, а односельчане с топорами и вилами останутся. Кроме того, местный десятник гораздо лучше представляет реалии (в том числе, экономические) и может более гибко распределять нагрузку среди членов общины. Использование местных институций для организации сбора дани — более мягкий вариант господства, чем построение сугубо военной системы выбивания средств из покорённого населения.
Кроме того, в дальней перспективе, построение даннической зависимости при помощи элементов туземной общественно-политической организации открыло возможность не только сохранять, но и развивать эти элементы, что, в конечном итоге, способствовало развитию и становлению русской государственности на новом этапе.
Нужно понимать, что такая, относительно мягкая форма сбора дани могла сложиться только в том случае, если покоренное население проявило способность к взаимодействию и диалогу с завоевателями тогда, когда военная фаза конфликта была в целом завершена. Перейти от военного поражения к миру с наименьшими потерями — это была задача, решение которой было всецело в княжеских руках. Александр немало сделал для её решения.
Итак, из всех возможных видов зависимости «монголо-татарское иго» было, пожалуй, наиболее мягким. Понятно, что владычество иноплеменных не может быть благом ни при каком раскладе. Однако есть разница между тотальным геноцидом, после которого об исчезнувшем народе напоминают лишь обломки топонимики, и денежной данью, не исключающей возможность дальнейшего развития и перспективу собирания сил для последующего освобождения. Деятельность Александра способствовала тому того, что монголами был реализован второй из описанных вариантов.
Другой важный вопрос: действительно ли Александр использовал силы оккупантов для того, чтобы добиться власти? Вопрос непростой, однако, и не слишком сложный, если рассмотреть историю отношений князя и орды не в «вакууме», а в контексте русско-монгольских отношений той поры.
Если в качестве рабочей гипотезы принять, что Александр имел намерение использовать оккупантов для достижения личных карьерных целей, то он, как минимум, должен был по возможности скорее вступить с ними в контакт. Ибо предательство тем ценнее, чем раньше оно совершено. После того, как иго уже установлено, а Русь покорена, выражение покорности уже не было бы чем-то исключительным, ковать железо нужно пока горячо. «Плохиш» должен явиться к неприятию в числе первых, иначе нет смысла. Что же мы видим? Александр устремился к Батыю за поддержкой? Отнюдь. Установление дипломатических отношений с Ордой взял на себя его отец — Ярослав Всеволодович. А первым из сыновей Ярослава путешествие в Каракорум совершил отнюдь не Александр, а его младший брат — Константин в 1243 году. «Великый князь Ярослав поеха в Татары к Батыеви, а сына своего Костянтина посла къ Канови»16. Александр же, князь новгородский в то время, недавний победитель немецких рыцарей будто бы вообще никак с татарами связан не был. Новгородская земля, не затронутая нашествием Батыя, фактически в тот моменты еще не находилась под татарским игом. Как отмечает ведущий специалист по истории русско-татарских отношений В.Л. Егоров, «Александру Ярославичу, удавалось в течение четырех с лишним лет (1243—1247) воздерживаться от поездок в Орду. Он мог по формальной причине не ездить на поклон к хану, так как не занимал владимирского стола. Кроме того, монгольские войска в процессе завоевания Руси так и не смогли достичь Новгорода Великого, и жители его считали себя непокоренными. Власть же монголов здесь осуществлялась опосредованно через великого князя владимирского, напрямую новгородцы длительное время не сталкивались с ханскими чиновниками. Это был период подчеркнутого, хотя и молчаливого неприятия ханской власти, все тяготы отношений с которой ложились на плечи великого князя владимирского. Откровенно независимое поведение Александра в ту пору особенно контрастировало с поведением других русских князей, стремившихся из поездок в Орду извлечь для себя максимальную пользу»17.
Однако визита Константина Ярославича в Каракорум оказалось недостаточно. Хан потребовал, чтобы Ярослав, посетивший до этого Батыя, явился и перед светлы очи верховного хана. Ярослав едет в ставку и оказывается отравлен. Казалось бы, путь к великокняжескому престолу для детей Ярослава очищен. Как должен поступить честолюбец, мечтающий добыть власть? Со всех ног устремиться в Орду за проставлением на княжение. Что же делает Александр? Едет? Нет. Более того, на приказ Тугаркины он отвечает отказом. Не самый логичный ход для искателя татарских почестей.
Может быть, в этом был какой-то неочевидный политический расчет, хитрая «многоходовочка», которая должна была задеть тонкие струны ордынской политики и дать парадоксальным образом нужный карьерный результат? Нет, не должна была, и не дала. После смерти Ярослава на великокняжеский престол восходит тот, кому и полагалось взойти согласно древнерусскому принципу лествичного восхождения — младший брат Ярослава — Святослав.
Быть может, расчет Александра был в том, чтобы вести себя «тише воды — ниже травы» и тем самым завоевать расположение ордынских властей? Но и это предположение не находит опоры в источниках. Александр ведет себя как боевой и самостоятельный князь без тени подобострастия. Он не просто не поехал в Орду, оставшись на похороны отца, а устроил военную демонстрацию. Это обстоятельство отмечено В.Л. Егоровым: «Лаврентьевская летопись сообщает о похоронах Ярослава Всеволодовича, состоявшихся во Владимире, на которые прибыл и Александр из Новгорода. В Софийской I летописи этот эпизод дополнен важной деталью, раскрывающей характер самого Александра и его отношение к откровенно циничному, хотя и слегка замаскированному, убийству отца. Он появился во Владимире не просто со свитой, приличествующей князю на траурной церемонии, а "в силе тяжце. И бысть грозен приезд его". Дальнейшее описание этого события в летописи приобретает эпические и даже гиперболические оттенки, перекликаясь с известным рассказом о том, как половчанки пугали своих детей именем киевского князя Владимира. Появление Александра во Владимире во главе значительного военного отряда носило явно демонстративный характер. Подчеркивая это и как бы разъясняя его конкретное значение, летописец добавляет, что слух о таком поведении князя дошел "до устья Волги"»18.
Однако князь Святослав Всеволодович пробыл великим князем владимирским недолго. Он был свергнут племянником. Александром? Нет. Никоновская летопись сообщает, что это сделал младший брат Александра — Михаил Ярославич Хоробрит: «Того же лета князь Михайло, нарицаемый Хоробритъ, сын Ярославль, внукъ Всеволожъ, правнук Юрья Долгорукаго, праправнукъ Владимера Маномаха, согна съ великого княжениа Владимрскаго дядю своего великого князя Святислава Всеволодичя, внука Юрья Долгорукаго, правнука Владимера Маномаха, и самъ сяде не великомъ княжении въ Володимери»19. Увы, пробыть великим князем Михаилу Хоробриту довелось недолго. Он был убит в походе на Литву.
Меж тем Лаврентьевская летопись отмечает поездки русских князей в Орду. Один за другим едут Владимир Константинович, Борис Василькович, Василий Всеволодич, Михаил Черниговский с внуком Борисом. Александр Ярославич, первая поездка которого пришлась на 1247 год не был в этой череде ни первым, ни вторым, ни пятым, ни, скорее всего, десятым. И даже брат его Андрей отправляется в Орду раньше него, а Александр уже едет за ним следом: «Поеха Андрей князь Ярославич в Татары к Батыеви и Олександръ княхз поеха по брате же Батыеви»20. Это обстоятельство свидетельствует, как минимум, о том, что приход монголо-татар князь не расценивал как возможность достичь карьерных успехов в обход общей очереди и законного порядка. Причем, поехал он туда только тогда, когда возможность не ездить окончательно была утрачена: старшее поколение сошло с исторической арены, подошло время обязательных визитов в Орду для следующей генерации князей.
В результате этой поездки Александру как старшему брату дали «Киев и всю Русскую землю», а Андрею — великое княжение Владимирское.
В общем, распределение было сделано согласно древнерусским порядкам и справедливости: киевский стол считался старше владимирского, поэтому и достался старшему брату, а владимирский, как менее престижный — младшему. Однако этот порядок был актуален для домонгольской Руси — для совсем недавнего прошлого. После разорения, вызванного нашествием Батыя, ситуация изменилась. Киев лежал в руинах. Быть киевским князем стало совсем не так хорошо, как это было еще десятилетие назад. Очевидно, монголам объяснили в самых общих чертах политическое устройство Руси в той конфигурации, которое оно имело на момент вторжения. То, что их собственная деятельность внесла в реальность существенные коррективы, вышло за пределы их внимания. Понятно, что толковать хану, что его назначение не соответствует текущей реальности и устраивать свару за столы Андрей и Александр не могли. Они приняли пожалование и вернулись на Русь.
Вернувшись домой, князья стали действовать по обстоятельствам. Андрей устроился в пожалованном Владимире, а Александр в качестве резиденции выбрал Новгород, ибо жить в разоренном монголами Киеве не было ни смысла, ни желания.
Тем временем, на Руси установилась новая политическая ситуация, в которой самым престижным и влиятельным столом был не киевский, а владимирский. Александр, конечно, не мог не испытывать некоторой досады: присужденное ему «первое место» оказалось, фактически, нулевым, а ведь он был старшим братом. Вполне понятно было бы его желание, переиграть партию и забрать актуальное на текущий момент (а не в прошлом) великое княжение. Вполне понятно, но Александр этого не делает. Он остается, фактически, новгородским князем. Именно так его и титулует в этот момент Новгородская первая летопись. Должен быть великим, а является всего лишь новгородским. Как видим, ведет себя вполне скромно.
Меж тем, в Орду направляется свергнутый Михаилом Хоробритом Святослав Всеволодич — дядя Александра и Андрея. Летопись не называет цели его поездки. Однако какая нужда могла толкнуть свергнутого и обойденного князя предпринять опасное путешествие? По мнению А.В. Экземплярского, которое разделяет и В.Л. Егоров, он ездил туда хлопотать о восстановлении на великокняжеском престоле. Ему было за что бороться, ведь весомый кус потерял не только он сам — вместе с ним пострадал и его сын Борис, выпавший из обоймы наследников великокняжеского трона. В 1250 состоялась поездка. Однако, как пишет Экземплярский, «хотя и был принят с честию — хлопотал безуспешно»21. Ордынские власти не могли вверить ярлык князю, позволившему изгнать себя с престола. Тем более, что Святослав по средневековым меркам был уже далеко не молод. Ханская воля осталась прежней. Через два года после этой поездки Святослав скончался. Поколение окончательно сменилось.
По мнению В.Л. Егорова, кардинальный пересмотр отношения к Орде у Александра произошел, когда он совершил путешествие к Батыю. До этого князь, который жил заботами и реалиями Северной Руси не имел возможности и необходимости глубоко вникать в те изменения, которые привнесли в политическую реальность монголы: «Коренной перелом в позиции Александра Ярославича произошел в 1252 г. Летописные статьи не позволяют в подробностях уяснить все причины резкого поворота княжеской позиции. Некоторые детали его раскрыты лишь в сочинении В.Н. Татищева, возможно, имевшего в своем распоряжении источники с более пространными текстами. За два года, прошедших после возвращения из Монголии, Александр Ярославич с полной ясностью осознал, что полученный им ярлык на титул великого князя киевского является всего лишь почетным и не дает никакой реальной власти в сложившейся политической ситуации. Определенную роль могло сыграть и честолюбие старшего по рождению брата, обойденного младшим. Если Александр мог воспринимать как должное пребывание на владимирском столе своего дяди, Святослава Всеволодовича, то назначение на это место князя Андрея явно противоречило устоявшемуся наследственному праву. Конечно, судить о личных отношениях между братьями трудно, но то, что они были очень непростыми, бесспорно». То есть, борьба Александра за Владимирский престол начинается только тогда, когда невместное с точки зрения древнерусского лествичного права восшествие на владимирский престол младшего брата Андрея уже произошло. То есть, князь «начал толкаться в очереди» на владимирский престол не до, а после того, как его собственная очередь законным порядком подошла.
В данном вопросе точка зрения В.Л. Егорова не является единственно возможной. Летопись рисует последовательность событий таким образом. 1. Александр едет в Орду, откуда возвращается с честью и старейшинством. Причем, как говорилось, старейшинство ему было уже присвоено раньше, т. е. статус не был новым. Просто был подтвержден старый. 2. Затем происходит бунт Андрея и его бегство: «здума Андреи княз Ярославич с своими бояры бегати нежели цесаремъ служити, и побеже на неведому землю со княгынею своею, и с бояры своими»22. Таким образом, владимирский княжеский престол оказывается пуст. Это важное обстоятельство: престол пуст. 3. В качестве наказания за бунт ордынские власти посылают на Русь царевича Неврюя (о нем не говорится в Лаврентьевской летописи, но есть подробный рассказ в более поздних летописях и в Житии). 4. Александр снова едет в Орду и возвращается оттуда уже Владимирским князем.
Последовательность эта может быть истолкована по-разному. Что было причиной Неврюевой рати? Согласно летописи — бунт Андрея. Согласно предположению В.Н. Татищева — жалоба Александра на брата (а бунт, значит, был уже реакцией Андрея, узнавшего про козни старшего брата).
То есть, ключевой пункт, разводящий две основные версии — предположение о жалобе. Понятно, что в истории русского средневековья гипотетических сюжетов немало. Однако по общему принципу «бритвы Оккама» предпочтение все-таки следует отдавать версиям, для построения которых предположений требуется меньше.
За версию с жалобой выступает общий принцип Cui prodest? Да, Александр из бунта брата выгоду извлек. И этим, пожалуй, исчерпываются её плюсы.
Но есть и уязвимые места, вызывающие вопросы. С чего вдруг Александр решил в 1252 году пожаловаться на брата, ведь с момента его восшествия на Владимирский престол прошло немало времени? Почему не пожаловался раньше? Почему просто не сверг его, опираясь на полученное от Орды старшинство (сил и опыта для этого бы ему хватило)? Зачем нужно было разрабатывать столько сложную и потому сомнительную комбинацию? Откуда вообще могла возникнут мысль жаловаться хану? Множество мелких нестыковок лишают версию о том, что Александр навел Неврюеву рать правдоподобия. Хотя, конечно, не ликвидируют её полностью.
Решение сложных задач ордынской дипломатии не освобождало Александра от разрешения текущих проблем, которым он посвятил первую половину своей жизни: земли северо-западной Руси продолжали подвергаться опасности со стороны западных католических соседей, балтских и финно-угорских племен, населявших этот регион.
В 1245 году случилось нападение литвы. Литовские племена в то время весьма существенно опередили финно-угорское население региона в плане политогенеза. Великий князь литовский Миндовг, собиратель литовских земель, был старшим современником Александра. Однако в 1245 году объединение литвы еще было далеко от завершения. Поэтому нападение 1245 года было, очевидно, предприятием каких-то самостоятельных племенных вождей. Нападающие направили свой удар в район Торжка и Бежецка. То есть, их вторжение в русские земли было весьма глубоким — не обычный приграничный набег. Оборону против литвы возглавил князь Ярослав Владимирович, тот самый, который при помощи немцев неудачно пытался вернуть себе владение отца — Псков. Как было сказано, судя по всему, после той неудачи он помирился с Александром и стал при нем служилым князем. Быть может, в качестве резиденции ему был отведен Торжок. Так или иначе, но новоторжцев в атаку на литву повел именно он.
Князь Ярослав Владимирович мужественно бросился в погоню за литовцами и догнал их. Но дальше все пошло не слишком удачно: догнанные литовцы поколотили догнавших новоторжцев, отобрали у них коней и, взяв некоторое количество пленников, пошли дальше. Видимо, военные подвиги не были коньком этого Ярослава. Однако самому Ярославу удалось уйти от плена и попробовать атаковать литовцев еще раз. Вторично русские догнали литовцев уже гораздо большими силами. Причем, летописец упоминает князя Ярослава лишь в качестве третьего руководителя отряда повторного преследования после двух нетитулованных командиров: «Погониша по нихъ Явидъ и Ербетъ со Тферичи и дмитровци, и Ярославъ с новоторжьци». Очевидно, Явид и Ербет были воеводами — соответственно тверским и дмитровским. На сей раз, экспедиция закончилась удачно. Литовцы было догнаны и разбиты. Остатки разгромленного войска укрылись в городе Торопце. Победу довершило явление Александра. Причем, по словам летописца, было иссечено восемь или более «княжиц» — то есть, князьков. Понятно, это не были князья в русском понимании этого слова. Поэтому летописец и использовал уменьшительную формулу титула, которую никогда не применял для наименования потомков Рюрика. Это, видимо, были какие-то самостоятельные племенные вожди, возглавлявшие грабительский поход на свой страх и риск, без ведома Миндовга. После того, как литовское войско было, в общем и целом, разгромлено, Александр отпустил домой новгородское войско и устроил своеобразную «охоту» на оставшихся убегающих литовцев. Князь с дружиной догнал их у города Жижица. Догнал и добил: «и не упусти ихъ ни мужа, и ту изби избытокъ княжичь». Очевидно, серьезной опасности разгромленные литовцы уже не представляли. Однако представления эпохи требовали добить врага, если была такая возможность. И для того, чтобы наказать за нападение, и для того, чтобы впредь не повадно было, и, не исключено, ради своеобразного воинского развлечения, дружинной тренировки (поэтому и осуществлялась операция только силами княжеского «двора», без поддержки городовых формирований).
Надо сказать, Новгородская летопись не упоминает практически ни о каких татарских проблемах. Разве только сообщает, что «Поеха князь Олександр в Татары», и только. Так малыш воспринимает карьеру отца: «ушел папа на работу — пришел папа с работы», а что там, за дверями его маленького мирка происходит — ему не ведомо. Судя по летописи, новгородцы не сильно вникали в конфигурацию зависимости, установленной татарами над Русью. Во многом это стало источником проблем в дальнейшем, когда ханская власть, осваивая ресурс, который могли предоставить покоренные русские земли, добралась и до Новгорода. Новгородцы, которых князь своими дипломатическими усилиями защищал до времени от проблем, оказались психологически не готовы проявить должную покорность.
В отсутствие князя жизнь в городе как будто замерла. В 1247 году похоронили сына тысяцкого Вячеслава Прокшинича — Константина, принявшего монашество под именем Анкудин, 1248 год оставлен пуст, а в 1249 преставился новгородский епископ Спиридон, был погребен в св. Софии, а более ничего примечательного не произошло.
Но вот в 1250 году князь Александр возвращается из Орды, и снова повествование становится более развернутым.
Очередное значительное столкновение с соседями произошло в 1253 году. Причем, на этот год пришлось практически одновременное оживление активности и литвы, и немцев. Причем, синхронность эта была не случайной. К этому времени Миндовг принял христианство и был коронован как король Литвы. Таким образом, появилась база для того, чтобы стать союзником католических организаций в регионе. Действия литовцев стали подготовкой к усилению активности немцев23. Набег литовцев был отбит сыном Александра — княжичем Василием, догнавших литовский отряд вместе с новгородцами у Торопца. Литва была разгромлена, как отмечает летописец, за кровь христианскую отомстили, полон, как полагается, взяли, и живыми-здоровыми вернулись домой.
Однако активность только разгоралась. Основной удар должны были нанести немцы. В 1253 году рижскую епархию возглавил Альберт II Зуербеер, который вскоре получил титул архиепископа. К рижскому престолу он шел довольно долго. И вот, наконец, вожделенная митра была получена. Очевидно, новый архиепископ хотел ознаменовать вступление на престол каким-нибудь значительным военным предприятием. Этим предприятием стало нападение на Псков. «Того же лета придоша Немци подъ Пльсковъ и пожгоша посадъ, но самехь много ихъ Пльсковичи биша», — сообщает новгородская летопись. То есть, поход не задался с самого начала. Посад пожгли, но потом получили от псковичей серьезный отпор. А тут и новгородцы подоспели. Понятно, что раз даже сами псковичи без помощи смогли изрядно побить епископские полки, то новгородцам дела уже практически не осталось. Немцы спаслись бегством, а у новгородцев остался нерастраченный боевой пыл. Поэтому они, вернувшись в город, и, по выражению летописца, «покрутившеся», собрались, да и пошли походом в Нарву. Д.Г. Хрусталев отмечает, что с этого момента новгородцы перешли от пассивной тактики, предполагавшей только ответные рейды, к тактике активной — к последовательному и систематичному разорению епископских владений. В победную серию включилась и корела, и граждане Пскова. Из летописи понятно, что атака была направлена на земли за Нарвой. Хрусталев отмечает, что удар был направлен на датчан, контролировавших эту территорию. Однако летописец нигде датчан не упоминает. Весь фрагмент построен как описание сражения с «немцами». Возможно потому, что для летописца этническая принадлежность врагов определялась не по языку и прочим критериям, которые связываем с этничностью мы, а по их административному подчинению. Поскольку Рига в тот момент стала центром архиепископства, то все территории (включая епископство Дерптское и пр.) стали пониматься как «немецкие». Впрочем, возможно, что летописец не вникал в тонкости административного и этнического деления противников и называл их общим для обозначения западных иностранцев термином.
Важно, что битва псковичей с немцами описана новгородским летописцем в весьма пафосных выражениях: «идоша съ Пльсковичи воевать ихъ, и они противу ихъ поставиша полкъ, и победиша я Пльсковичи силою креста честнаго: сами бо на себе почали оканьнии преступници правды»24. То есть, состоялась битва, имеющая черты большого сражения, с фронтальным построением и пр. Победа псковичей была истолкована как одержанная силою креста, что в образной системе летописи маркирует более высокую значимость, чем истолкование победы как результата смелости, удали и пр.
После этого поражения немцы запросили мира, который и был подписан.
Примечания
1. Житие Александра Невского. С. 366—368.
2. Послание папы Иннокентия IV князю Александру Ярославичу 23.I.1248 // Матузова В.И. Назарова Е.Л. Крестоносцы и Русь. Конец XII — 1270 г. Тексты, перевод, комментарии. М., 2002. С. 264.
3. Матузова В.И. Назарова Е.Л. Крестоносцы и Русь. Конец XII — 1270 г. С. 266.
4. Послание папы Иннокентия IV князю Александру Ярославичу 15.IX.1248 // Матузова В.И. Назарова Е.Л. Крестоносцы и Русь. Конец XII — 1270 г. Тексты, перевод, комментарии. М., 2002. С. 269—270.
5. ПСРЛ. Т. II. С. 826—827.
6. Горский А.А. Русь. От славянского расселения до Московского царства. М., 2004. С. 208—209.
7. Горский А.А. Русь. От славянского расселения до Московского царства. С. 217—218.
8. Горский А.А. Русь. От славянского расселения до Московского царства. С. 223.
9. Джованни дель Плано Карпини. История монгалов. М., 1957. С. 78.
10. Там же. С. 31.
11. Карпов А.Ю. Александр Невский. М., 2010. С. 164.
12. ПСРЛ. Т. I. Стб. 473.
13. ПСРЛ. Т. X. С. 138—139.
14. ПСРЛ. Т. I. Стб. 474—475.
15. Кривошеев Ю.В. Русь и монголы. СПб., 2003. С. 176.
16. ПСРЛ. Т. I. Стб. 470.
17. Егоров В.Л. Александр Невский и Чингизиды // Отечественная история. 1997. № 2. С. 48.
18. Там же. С. 48—58.
19. ПСРЛ. Т. X. С. 136—137.
20. ПСРЛ. Т. I. Стб. 471.
21. Экземплярский А.В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период, с 1238 по 1505 г. СПб., 1889. Т. 1. С. 23.
22. ПСРЛ. Т. I. Стб. 473.
23. Хрусталёв Д.Г. Северные крестоносцы. Т. 2. С. 45.
24. ПСРЛ. Т. III. С. 80.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |