7. Решительный шаг к раздробленности государства
Положение решительно и принципиально изменилось в 40—50-х гг. XII в., когда киевский князь потерял возможность (политическую и военную) надзирать за замещением столов, тем более — управлять этим процессом. Тогда в Древнерусском государстве перестает существовать один-единственный правящий род — Мономашичи, которые, казалось, прочно и бесповоротно овладели Киевом и великокняжеским престолом. В 1150-х гг. они делятся на две ветви: Мстиславичей, потомков Мстислава Великого, и Ростиславичей, потомков его брата Ростислава. Начался и приобретал силу процесс создания земельных династий, которые стремились закрепить за собой ту или иную землю или несколько земель или княжеств. Мстиславичи претендовали на Киев и владели Волынью, а Ростиславичи обосновались в Смоленске, проявив интерес к малым городам Киевской земли.
Справедливости ради следует припомнить, что первая местная земельная династия — галицких Ростиславичей — сложилась задолго до наступления раздробленности, еще в последнем двадцатилетии XI в. Тогда старший сын Ростислава Владимировича и правнук Ярослава Мудрого Рюрик сел в Перемышле, средний Володарь — в Звенигороде, а младший Василько — в Теребовле. С того времени земли будущего Галицкого княжества (основанного в 1141 г. сыном Володаря Володимирко) находились в собственности клана Галицких Ростиславичей. Но западнорусские земли вплоть до середины XII в. пребывали на далекой периферии политической жизни Древнерусского государства. Даже амбициозный и корыстолюбивый Володимирко не принимал участия в борьбе князей за Киев и вокруг Киева.
Совсем иными были те династии Южной Руси, которые складывались в процессе разделения государства на уделы и борьбы за киевское великое княжение, начиная с 40-х гг. XII в. Подобно Мономашичам, разделились и черниговские Святославичи: на Ольговичей, потомков буйного Олега «Гориславича», и Давидовичей, сыновей и внуков его брата Давида. Все четыре основных клана Поднепровья: Мстиславичи, Ростиславичи, Ольговичи и Давидовичи — активно боролись между собой за киевский стол (обычно Мономашичи все вместе выступают против Ольговичей), что не мешало им одновременно пускать корни и закрепляться в Киевской, Смоленской, Переяславской, Черниговской и Новгород-Северской землях.
Если до времени образования местных династий и их оседания на домениальных землях интересы князей расходились с боярскими, то с той поры, со второй половины XII в., противоречия между двумя группами феодалов исчезают. Князья, имевшие домениальные владения в тех или иных землях Руси, теперь просто вынуждены действовать заодно с местным боярством, привязанным своими владениями к тем же землям. Подобно боярам, князья постепенно превращаются из условных владельцев в безусловных, из «держателей» в вотчинников. Хотя и тогда они не могли чувствовать себя в полной безопасности, поскольку энергичные и могущественные сюзерены могли, не очень-то считаясь с правами феодальной собственности, отнять владение у непокорного вассала.
Процесс вживания дотоле странствовавших князей в социальные структуры различных земель и волостей, сюзеренами которых они становились, проходил сложно, замедленно, противоречиво, а то и болезненно. Источники, сознательно или нет, скрыли от нас ход и подробности этого процесса. Как и всегда, бояре остались на периферии летописного рассказа. Исключение составляют лишь Новгородские летописи и, особенно, Галицко-Волынская XIII в. Новгород был, по крайней мере, с 30-х гг. XII в., боярской республикой, и бояре были в ней главными лицами, а поэтому нет ничего удивительного в том, что в Новгородских летописях бояре упоминаются часто. Что же касается летописи Галицко-Волынской, то ее содержание, тематическая направленность, идея и высокий пафос нацелены на разоблачение и осуждение мятежного боярства, препятствовавшего государственной деятельности князей Романовичей. Поэтому и в Галицко-Волынской летописи бояре принадлежат к числу главных героев. Но экономическую сторону их жизни летописи замалчивают.
Современная наука отбросила взгляд на вече древнерусских городов как на демократическое собрание граждан независимо от их социального и имущественного положения. Исследование летописей, прежде всего Киевских и Новгородских XII в., убедило ученых в том, что вече носило ярко выраженный узкоклассовый характер. На нем верховодили бояре.1 Сохраняют полную силу слова выдающегося историка тридцатилетней давности: «Вече — один из наиболее архаичных институтов народовластия — было использовано собственниками земли и поставлено на службу государству в форме своеобразной феодальной демократии».2 Историки много писали о вече Новгорода Великого, которое находилось в руках крупных феодалов и постоянно конфликтовало с князьями, стремившимися проводить не зависимую от бояр политику. Я же коротко рассмотрю некоторые стороны отношений князя с вечем — читай: боярами, которые господствовали на вечевых собраниях, — в городах Юго-Западной Руси.
Впервые как значительная сила, способная влиять на посажение князей и их политику, вече стольного Киева дало себя знать в 1146 г., сразу же после смерти великого князя Всеволода Ольговича. Он завещал свой стол младшему брату Игорю и даже добился от киевского веча (в этом контексте летописец называет его участников нейтральным термином «кияне») принесения присяги своему преемнику.
Однако после кончины Всеволода киевское вече потребовало от Игоря уступок в свою пользу. Как свидетельствует дальнейший рассказ Киевской летописи, столичное боярство вовсе не считало себя обязанным исполнять данное Всеволоду обещание — служить его брату. Далее события развивались следующим образом. Вече собралось на киевской горе, в городе Ярослава, и пригласило к себе Игоря Ольговича. Он был калекой, не мог ходить, поэтому «брата своего Святослава посла к ним у вече». Перед ним вече поставило требование: «Княже Святославе! Целуй нам хрест и з братом своим; аще кому (из) нас будеть обида, то ты прави». Поцеловав крест, Святослав заверил вече: «Яко не будеть вы насилья никоторого...», после чего «на том целоваше вси кыяне хрест, и с детми, оже под Игоремь не льстити, и под Святославом».3
Но минуло лишь несколько дней, и киевское вече изменило Ольговичам, обратившись к их сопернику из клана Мономашичей Изяславу Мстиславичу с предложением: «Ты наш князь, поеди (к нам. — Н. К.); Олговичев не хочем быти акы в задничи»4 (наследстве. — Н.К.). Гордые киевские «мужи» (бояре, приехавшие с этими словами к Изяславу) не желали быть переданными, словно недвижимое имущество, Всеволодом в наследство своему брату. Боярство Киева в то время стремилось уже по своей воле выбирать себе князей, используя покорное ему вече. Изяслав Мстиславич сумел договориться с боярами, после чего, сломив сопротивление полков Ольговичей, вокняжился в Киеве.
И преемники Изяслава Мстиславича бывали вынуждены прежде, чем занять великокняжеский престол, договариваться с вечем и, понятно, идти на уступки ему. Под 1154 г. Киевская летопись поведала красноречивую историю. Тогда умер великий князь Вячеслав Владимирович и бояре принялись требовать от его соправителя и племянника заключить с ними (формально: с руководимым ими вечем. — Н.К.) соглашение: «Бог поял стрыя твоего Вячеслава, а ты ся еще с людми (вечем. — Н.К.) Киеве не утвердил; а поеди лепле в Киев, же с людми утвердися». Ростислав не выполнил требования боярства — и проиграл поединок за Киев сопернику, Изяславу Давидовичу черниговскому.5
Вече сажало и смещало князей не только в Киеве или Новгороде, где существовали древние традиции общественной жизни и аристократической демократии. Не успело еще образоваться Галицкое княжество, как руководимое боярами вече его стольного града в 1144 г. решило избавиться от своего властного князя Володимирко, позвав на престол его племянника Ивана Ростиславича, который впоследствии получит ироническое прозвище «Берладник». Попытка смены князя оказалась неудачной. Володимирко выбил Ивана из Галича. «Галичане же всю неделю бишася по Иване с Володимиром, и нужею отворишася в неделю мясопустную».6 Князь сурово наказал восставших горожан (вероятно, в их числе были и бояре), но это не отбило у крупных феодалов охоту сбросить его. Через пятнадцать лет ситуация повторилась, и боярство (формально: вновь-таки галицкое вече) снова призвало на престол Ивана Ростиславича, но уже против сына Володимирко Ярослава: «Слахуть бо ся к нему (Ивану. — Н.К.) галичане, веляче ему всести на коне, и темь словом поущивають его к собе, рекуче: "Толико явишь стягы, и мы отступим от Ярослава"».7 И на этот раз боярам не удалось добиться своего.
Со второй половины 1140-х гг. в летописях начинают встречаться следующие формулы посажения князей на стол — даже на великокняжеский: «По Ростиславли смерти (1167 г. — Н.К.) начата слати по Мьстислава (Изяславича, племянника покойного. — Н.К.) братья, Володимирь Мьстиславичь, Рюрик, Давыд (Ростиславичи. — Н.К.), и киане (вече. — Н.К.) от себе послаша». Войдя в Киев, Мстислав «възма ряд с братьею, и с дружиною, и с кыяны».8
С течением времени князья начинают признавать законным порядок соглашений с вечем при замещении стола. И не стыдятся этого. Более того, в случае споров с другими князьями из-за того или иного престола выставляют себя пассивными игрушками в руках руководимого боярами веча. В 1155 г. вынужденный уступить Киев Юрию Долгорукому Изяслав Давидович оправдывался перед ним: «Изяслав же присла к Дюргеви, моляся и кланяяся, река: "Ци сам есмь ехал Киеве?! посадили мя кыяне, а не створи мне пакости, а се твой Киев"».9 На самом деле перед тем Изяслав силой завладел Киевом.
Отношения между князем и боярами (или руководимым боярами вечем, что одно и то же) часто бывали напряженными, что особенно ярко видно на примере Ярослава Владимировича галицкого, которого бояре заставляли жить с нелюбимой женой, даже заточили князя и на его глазах сожгли на костре любимую им женщину Настасью Чагровну.10 Ожесточенно воевал с боярами Роман Мстиславич, когда въехал в столицу созданного им Галицко-Волынского княжества Галич. И все же постепенно в большинстве земель обе стороны поняли: они имеют общие владения в одной и той же земле, следовательно, отстаивание ее интересов перед центральным правительством должно объединять их.
Летописи сохранили немало свидетельств того, что враждующие между собой князья и бояре тех или иных земель объединялись, когда над ними нависала внешняя угроза — то ли от соседнего князя, то ли даже от самого верховного сюзерена. Те же Володимирко Володаревич и его сын Ярослав спокойно и уверенно опирались на бояр (составлявших со своими отрядами главную силу их войска) в войнах с киевским и Волынским князьями.
Лишь после того, когда земельные интересы князей и бояр стали тождественными, разделение Русского государства на в той или иной мере автономные княжества приобрело необратимый характер. Только с того времени, а это 50—60-е гг. XII в., можно говорить о подлинном наступлении удельной раздробленности на Руси. Яркую и образную характеристику страны в эту эпоху создал Б.А. Рыбаков: «Князья, прочно оседавшие с согласия местного боярства (или по его приглашению) в древних городах, превращавшихся в столицы новых княжеств, уже не рассматривали их как временную добычу... Князья теперь остерегались истощать хозяйство своих подданных до предела; ведь их сыновьям и внукам придется жить в этой же земле».11
Когда князья и целые княжеские кланы, наконец, осели на землях, раздробленность стабилизировалась, так же, как и отношения между князьями и боярами в большинстве земель и княжеств. Со второй половины XII в. определялись и упрочились также рубежи между отдельными княжествами, часто носившие ранее условный характер.
Вместе с тем Б.А. Рыбаков высказал четкую мысль, что вследствие наступления раздробленности «Киевская Русь распалась на полтора десятка самостоятельных княжеств», а «власть киевского князя безвозвратно отошла в прошлое». Далее ученый следующим образом представляет политическую структуру государства эпохи раздробленности: «Постепенно оформилась новая политическая карта Руси со многими центрами. Киевская земля сохранилась лишь в пределах между Днепром и Горынью, Полесьем и степью».12 Из этих и других, высказанных в разных работах соображений Б.А. Рыбакова следует, что он рассматривал Киевскую Русь как государственное образование, которое осталось в прошлом и не существовало во времена раздробленности.
Эта мысль, как уже знает читатель, была распространена еще в дореволюционной историографии. Однако из источников у некоторых моих предшественников и у меня самого создалось впечатление, что Древнерусское государство не прекратило существование. Оно лишь изменило структуру и форму правления.
Примечания
1. Толочко П.П. Киевская Русь. Киев, 1996. С. 215—220.
2. Пашуто В.Т. Черты политического строя Древней Руси // Древнерусское государство и его международное значение. С. 33—34.
3. Летопись по Ипатскому списку. С. 229—230.
4. Там же. С. 230.
5. Летопись по Ипатскому списку. С. 326.
6. Там же. С. 226.
7. Летопись по Ипатскому списку. С. 342.
8. Там же. С. 364—365.
9. Там же. С. 329.
10. Летопись по Ипатскому списку. С. 335.
11. Рыбаков Б.А. Первые века русской истории. С. 147.
12. Там же. С. 148, 151, 152.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |