12.3. Патриотический консенсус в эпоху постмодерна (1993—2000)
В декабре 1993 г. граждане Российской Федерации проголосовали за новую Конституцию и выбрали Государственную думу. Оба эти события можно рассматривать как заключительные этапы перестройки в стране. Российская Федерация вступила в символическое наследство как дореволюционной империи, так и советского союзного государства1. Правительство объявило имперского двуглавого орла государственным гербом, утвердило изображение царя на новых рублевых купюрах и таким образом подтвердило государственную преемственность между Российской империей и Российской Федерацией2. Одновременно позитивно окрашенные символы Советского Союза были интегрированы в новый знаковый репертуар государства3. 7 ноября, также как 1 и 9 мая, остались законными праздничными днями4, светящиеся красные звезды не исчезли с башен Московского Кремля, от выноса тела Ленина и закрытия Мавзолея на Красной площади воздержались, гимн СССР в январе 2001 г. был объявлен официальным гимном России5. В качестве формирующих идентичность повествований государство переняло мифологический нарратив Великой Отечественной войны и культ космоса6. При выборе символов из дореволюционного времени российское правительство останавливалось на личностях, воплощавших величие Российской империи7. Зубкова и Куприянов расценивают обращение к «сильным личностям» при Ельцине как индикатор слабости президента: «Авторитет сильных личностей прошлого используется окружением президента для поддержания престижа личной власти Ельцина, которая получает, таким образом, некую историческую преемственность и историческую (и не только политическую) легитимность»8.
Как возвращение к дореволюционному наследию может быть расценено и сотрудничество государства с Русской православной церковью. Православие, однако, при этом не объявлялось государственной идеологией или религией, так как это противоречило бы светскому характеру государства. Тем не менее федеральный Закон о свободе совести и религиозных организациях, который вступил в силу в октябре 1997 г., подчеркивает «особую роль православия в истории России в отношении ее духовного и культурного возникновения и развития»9. Российское правительство объявило Пасху и Рождество официальными праздничными днями. С этого момента обряды церковного освящения являются обязательной составной частью государственных церемоний, и политики ожидают выгод для своего имиджа от участия в православных богослужениях10. Восстановление храма Христа Спасителя в Москве как национальный проект поддерживалось политиками высокого ранга, прежде всего мэром Юрием Лужковым11.
Насколько сильно православие было укоренено среди населения России, оценить сложно. Опросы середины девяностых годов показывают, что ни одна институция в России не располагала таким большим доверием, как православная церковь12. 70% опрошенных полагали, что церкви принадлежит важная роль в поднятии морального уровня молодежи13. Однако в начале девяностых только 16% причисляли себя к «православным», из них едва ли не половина никогда не переступала порога церкви. Данлоп предполагает, что в это время прилагательное «православный» использовалось многими русскими как синоним «русского»14.
То, что многие граждане новой России имели крайне размытое представление о том, что значит быть «россиянином», с середины девяностых годов, видимо, стало заботить президентскую администрацию Бориса Ельцина. В июне 1996 г. правительственная «Российская газета» объявила всероссийский конкурс на создание «идеи для России». Как заявил Борис Ельцин, «России нужна общенациональная идея, которая сплачивала бы нацию, объединяла и поднимала людей на возрождение России»15. Призыв, в котором западные наблюдатели видели тоску по утерянной советской идеологии, получил в России большой отклик. Победителем конкурса был выбран Гурий Судаков из Вологды. В своей статье «Шесть принципов русскости» он разграничивает «русский» и «западный» характеры16.
Способствовал ли этот конкурс укреплению патриотизма, неясно. Важнее было то, что в середине девяностых годов учителя истории смогли прибегнуть к невиданному доселе разнообразию учебных материалов. Все же, в отличие от других постсоветских государств, правительство Российской Федерации никому не поручило новое изложение «собственной» истории17 — возможно, это один из знаков того, что новый режим придавал значение максимально достижимой непрерывности исторического нарратива. Существом «национальной идеи» в учебниках по отечественной истории, доступных в российской книготорговле и подвергнутых сравнительному анализу Зубковой и Куприяновым, была не столько идея «русского этноса», сколько идея «русского государства»18.
После окончания перестройки Российское государство не располагало монопольным положением в построении дискурса о «собственной» истории и концепта коллективной идентичности. Наряду с институциями федерального правительства на культурную память и дискуссию о представлениях мы-группы пытались повлиять также церковь, регионы и оппозиционные политические силы. Образы истории отдельных действующих лиц отличались друг от друга по многим пунктам, что позволяет сделать вывод о существовании отклоняющихся друг от друга концептов коллективной идентичности. Отдельные концепты не обязательно конкурировали, но часто совмещались друг с другом. Например, житель Новгорода связывает себя как со своим родным городом, так и с православной церковью, каким-либо политическим движением и Российской Федерацией. Символические фигуры, которые в различных дискурсах коллективной идентичности играют роль, подобную роли Александра Невского, могут при синтезе отдельных концепций даже брать на себя важную связующую функцию.
Те, кто наблюдал за политическим и общественным развитием в России в середине девяностых годов, обнаружили признаки сближения различных дискурсов коллективной идентичности. Герхард Симон назвал результат этого процесса «патриотическим консенсусом»19. Проект общности «патриотического консенсуса», с точки зрения Симона, питается славянофильскими традициями XIX в. и в то же время использует советское наследие. Общим знаменателем является убежденность в том, что Россия как великая мировая держава представляет собой центр особой цивилизации20. В средоточии находится представление о сильном патриархальном государстве, носителем которого является «российская нация»21. Нация, с одной стороны, видится как (полиэтническая) общность граждан государства22, с другой стороны, существует общее мнение о том, что группа русских является доминирующей в языковом, культурном и политическом отношении. Наряду с государством у сторонников «патриотического консенсуса» самый большой авторитет имеют те институции, которые символизируют величие и мощь, в особенности армия и церковь23. В то время как мы-группа в годы перестройки и гласности (1985—1993) определялась скорее диа-хронно, отграничиваясь от собственного советского прошлого, в концепте общности «патриотического консенсуса» значение синхронного разграничения с внешним миром снова усилилось. Два важных образа «другого» представляли собой отныне «Запад» (прежде всего США)24 и «черные», люди южного происхождения и исламской веры, провозглашенные «внутренними врагами», особенно в контексте войны с Чечней25. В концепте общности «патриотического консенсуса» сплавлялось русское наследие с советским — в новую «национальную мифологию» (по Майклу Урбану), которая лежит в основе «русско-советской смешанной идентичности»26. Насколько глубоко картина мира этой национальной мифологии была укоренена в сознании населения во второй половине 1990-х гг., показывает обращение к российским маркетинговым стратегиям тех лет. Специалисты по рекламе уже давно признали, что фигуры Петра I, Степана Разина, Чапаева и Александра Невского обладают высоким позитивным эффектом узнавания как лейблы (labels) и позволяют использовать ностальгические мечты многих потребителей для сбыта сигарет, пива и других пищевых продуктов27.
По завершении реструктуризации политических институтов Российское государство вновь более отчетливо проявило себя как актор в дискурсе об Александре Невском. В то время как юбилейные торжества 1990 и 1992 гг. были отмечены многочисленными инициативами «снизу», правительство Российской Федерации после 1993 г. яснее заявило о своих притязаниях на контроль над памятью об этом герое. Особенно очевидным это стало 6 января 1995 г., когда Ельцин распорядился о праздновании 30 мая того же года 775-й годовщины со дня рождения Александра Невского28. Указанию президента последовали Переславль-Залесский, Новгород, Псков и Санкт-Петербург, которые встретили этот памятный день под девизом «Венок славы Александру Невскому». При этом не имело значения, что среди исследователей нет единого мнения о точной дате рождения Александра Невского29. Еще менее вызывал беспокойство вопрос о том, что в России нет традиции празднования дней рождения этого князя и святого30. Традиционными праздничными днями были 23 ноября (ст. ст.), день его погребения во Владимире, и 30 августа (ст. ст.), день перенесения его мощей в Санкт-Петербург. В советскую эпоху почитались дни 5 апреля и 15 июля, годовщины двух важных битв Александра.
«Открытие» дня рождения Александра Невского в 1995 г. связано, очевидно, с тем, что в мае того же года по всей стране проходило празднование 50-летия победы в Великой Отечественной войне. Память об Александре Невском после войны установилась как неизменная составная часть дискурса о 1941—1945 гг. (см. гл. 11.1 и 11.3). Так представился способ расширить календарь памятных дат мая 1995 г. днем рождения Александра Невского — еще одним «большим» историческим юбилеем. Совпадение памятных дат один из членов государственного комитета по проведению праздничных торжеств Юрий Мелентьев представил как символичное, как счастливый случай31. Администрация президента искусно сумела использовать этот «случай» для своей политики исторической памяти.
Посещая 3 мая 1995 г. только что выстроенный мемориал Великой Отечественной войны на Поклонной горе в Москве, Борис Ельцин передал музею в качестве подарка массивный меч более чем двухметровой длины. Эфес меча украшен изображением Александра Невского (ил. 38). На клинке выгравированы известные слова, произнесенные героем фильма Эйзенштейна: «Кто с мечом к нам войдет, от меча и погибнет!» Работа тульских кузнецов экспонируется сегодня в музее в витрине зала Славы. Подарок Ельцина отражает тот факт, что своей политикой исторической памяти президент был обязан как дореволюционному, так и советскому наследию. В соответствии с советской традицией он видел фигуру Александра Невского как элемент дискурса памяти о Великой Отечественной войне32.
Призыву президента к празднованию по всей стране 775-й годовщины со дня рождения князя последовали многочисленные учреждения и организации. В Москве прошел конкурс детского рисунка, результаты которого были представлены горожанам на выставке «Блистающий славой и добродетелью»33. Ю. Мелентьев открыл в детских рисунках «тот исторический оптимизм, который помогает им расти настоящими гражданами и патриотами России»34. Центром празднеств в 1995 г. стала, однако, отнюдь не Москва, а Псков. Там торжественно отмечалось окончание реставрации церкви Александра Невского. Кроме того, у завершенного к тому моменту памятника Александру Невскому на берегу Чудского озера состоялся «массовый патриотический митинг»35. В Новгороде и Иванове заседали научные конференции в память об Александре Невском36, многие газеты и журналы опубликовали памятные статьи по случаю «дня рождения», издательства использовали этот повод для выпуска новыми тиражами исторической и патриотической литературы37. Этот день рождения и в последующие годы пользовался большой популярностью. Так, например, город Владимир в 2000 г. отпраздновал 780-й день рождения князя военным парадом и исполнением патриотической музыки.
В середине девяностых годов Александр Невский был твердо укоренен в российской культурной памяти. В 1994 г. в одном из опросов его причислили к «наиболее выдающимся деятелям "всех времен и народов"»38. История жизни Александра является излюбленным сюжетом современной детской и юношеской литературы39; да и среди взрослых читателей по-прежнему сохраняется, как кажется, большой спрос на исторические романы об этом герое40.
Его популярности определенно способствует также и то заметное положение, которое он занимает в базовых школьных учебниках по истории России41. Нарисованный там с санкции Министерства образования РФ образ героя отличается лишь частично от того, что присутствовал в работах эпохи советского патриотизма. В центре, как прежде, находятся военные успехи и военное искусство Александра42. Четыре пятых текста в учебнике Ворожейкиной и др. посвящены битве на льду Чудского озера, которая представлена на внутренней стороне обложки учебника в числе одного из двенадцати ключевых эпизодов отечественной истории43. В советской патриотической традиции соответствующая глава иллюстрировалась известным «портретом» Александра работы Павла Корина 1942—1943 гг. Известная практика цитирования монолога Александра из фильма Эйзенштейна как аутентичного высказывания князя сохраняется в сегодняшней учебной литературе44. Наконец, авторы школьного учебника четко разграничивают средневековую мы-группу и объединенный «западный», католический лагерь45. Это вполне соответствует латентному антизападничеству «патриотического консенсуса».
Образ Александра Невского в современных российских учебниках отличается, однако, рядом новых нюансов. Во-первых, бросается в глаза рост значимости личности Александра по сравнению с «народом». После смерти Сталина и реабилитации Покровского школьные учебники в шестидесятые годы стали сильнее подчеркивать значение «масс» в историческом процессе сравнительно с отдельной личностью. То повышенное внимание, которое сегодня уделяется Александру Невскому в российских школьных учебниках истории, указывает на возникновение противоположной тенденции. В то время как учебник 1962 г. еще писал о «победе русского народа под предводительством Александра Невского»46, учебник 1997 г. представляет то же событие противоположным образом — как «славную победу» Александра Невского и «возглавляемого им войска»47.
При этом Александр Невский представлен школьникам не только как полководец, но вдобавок и как большой патриот, который более всего думал о русской земле48. Тот факт, что он, будучи князем, принадлежал к социальной верхушке, в современных школьных учебниках больше не относится к его недостаткам. Подчеркивается, что Александр как великий князь был сильным и безжалостным правителем, что его политика проводилась жестокими методами, несмотря на внутриполитическое сопротивление. А.Н. Сахаров упоминает, например, без критических интонаций, что Александр в 1257—1259 гг. помогал монгольским завоевателям подавить новгородское восстание, направленное против переписи населения и обложения данью49. Александр, по словам автора, осознавал, что Русь к этому времени еще не была в состоянии сбросить иго Орды. А вот о том, что Александр в 1252 г. занял великокняжеский престол с помощью монголов, он не упоминает вовсе50.
Во-вторых, на фоне растущего значения православия как элемента коллективной идентичности в современной России вряд ли может удивить тот факт, что при изображении Александра Невского в российских учебниках истории для школ вновь уделяется большое внимание истории церкви. Сахаров, например, считает необходимым упомянуть, что во времена Александра Невского в Сарае была основана православная епархия: «Она обслуживала религиозные потребности русских людей, которых немало скопилось в Орде»51.
В-третьих, распад СССР оставил следы в школьных учебниках постсоветского времени. Героические дела Александра подаются теперь не под заголовком «Борьба русского народа и народов Прибалтики со шведскими и немецкими феодалами»52, а служат частью повествования о покорении и порабощении Руси монголами53. Таким образом, Александр Невский был возвращен в рамочное повествование национального дискурса XIX столетия.
В меняющемся контексте внутри повествования об Александре Невском вновь выросло значение завоевателей с Востока как образа врага. При этом заметно, что враги с Запада и с Востока теперь все чаще описываются как религиозные сообщества — «крестоносцы» или «мусульмане»54. Это может быть расценено как знак того, что русская мы-группа в современных дискурсах коллективной идентичности часто характеризуется как конфессиональная группа православных христиан.
В этом пункте образ Александра Невского из современной школьной литературы соприкасается с его изображением в христианско-сакральном дискурсе, который сегодня снова может свободно развиваться после многих лет подавления и маргинализации. Первым шагом к оживлению православной традиции памяти было переиздание религиозных трудов дореволюционных авторов. Здесь следует отметить в первую очередь новую публикацию биографии Невского работы М. Хитрова 1893 г.55. Одновременно церковь уже несколько лет делает попытки приблизить население к практикам православного почитания святых и реликвий и объяснить значимость Александра Невского как святого56. В текстах церковно-сакрального дискурса Александр называется не военным героем, а именуется как «благоверный великий князь Александр Невский, в схиме Алексий»57 и почитается «ангелом-хранителем Русской земли»58. Не военным талантом выделялся Александр, но «с ранних лет отличался разумом, величественной красотой, правдолюбием, сострадательностью и благочестием»59. В борьбе со шведами Александр «уповал» на «помощь Божию»60, а перед битвой на Неве «долго молился в храме Святой Софии»61. Как князю Новгородскому и великому князю Владимирскому, ему выпало не только защищать Русь от «корыстных соседей» — шведов, немцев, литовцев, — он явил себя и «твердым защитником православия перед лицом идолопоклонников и католиков»62. Особое место в церковно-сакральном дискурсе о Невском находит тот факт, что князь незадолго до смерти принял монашество и умер в Городце как схимник Алексий63. Так началась небесная жизнь Александра, в святости которого после «чудес духовной грамоты» не могло остаться никаких сомнений64. Вера в «многообразные чудотворения» Александра и его «нетленные мощи» сегодня вновь относится к центральным элементам почитания князя как святого65. В обращенной к святому молитве, в которой верующие описываются как часть мы-группы «православных христиан»66, к Александру взывают как к ходатаю за это сообщество перед Господним престолом67:
- Ты, оставив тленный венец царства земнаго, избрал еси безмолвное житие, и ныне, праведно венцем нетленным увенчанный, на небесех царствуеши, исходатайствуй и нам, смиренно молим тя, житие тихое и безмятежное, и к вечному царствию шествие неуклонное твоим предстательством устрой нам68.
Память о святом почитается в церковные праздники 23 ноября и 30 августа (ст. ст.)69. Центром религиозного культа Александра Невского опять является Свято-Троицкий собор Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге, где установлен его гроб. Перенос мощей из Владимира в Петербург в церковно-сакральном дискурсе служит центральным событием истории памяти святого, место нахождения гроба наряду с самим праздником является в религиозном восприятии одной из двух «агиографических координат»70.
То, что перезахоронение в начале XVIII в. означало не только перенесение гроба, но в то же время важный рубеж в религиозной истории памяти о святом, в церковных кругах не рассматривается как проблема. Носители церковно-сакрального дискурса сегодня, как представляется, хотели бы оставаться и в до-, и в послепетровской традициях. Это предположение напрашивается при взгляде на многообразие иконописных изображений святого, которые сегодня предлагаются для продажи в церковных лавках в России. Среди них можно найти Александра в образе монаха — в соответствии с самой древней из известных икон XVI в. (см. гл. 4.2, ил. 39)71 — и такие, на которых святой изображен в облачении российского императора (см. гл. 5.1, ил. 40) или в одеждах великого князя Московского (см. гл. 4.3, ил. 41). Наконец, распространены иконы, на которых элементы династически-императорского, национального и советского патриотического дискурсов сливаются в единый новый образ святого и представляют Александра грозным князем в императорской мантии с поднятым мечом в правой руке и со свитком — в левой (ил. 42). Эту множественность образов, казалось бы противоречащую строгой теории передачи прообраза, принятой в православном учении иконописи, нелегко объяснить. С одной стороны, ее можно истолковать как свидетельство потери ориентиров внутри православного сообщества верующих. С другой стороны, описанный здесь последний тип иконы можно интерпретировать как образное выражение синтеза различных концепций коллективной идентичности в соответствии с «патриотическим консенсусом».
Сохранение памяти об Александре Невском в постсоветской России — функция различных акторов. Наряду с правительством Российской Федерации в дискурсе о средневековом князе участвуют администрации Новгорода, Пскова и Санкт-Петербурга, а также Русская православная церковь. Отдельные образы Александра Невского — полководца и патриота, местного князя и небесного покровителя — отвечают различным концептам коллективной идентичности: государственно-национальному, региональному и церковно-сакральному. Эти три концепта не конкурируют, но, напротив, взаимно дополняют друг друга. В качестве коллективного символа Александр Невский берет на себя весьма важную связующую функцию. Герой Невской битвы является идеальной интегративной фигурой в смысле «патриотического консенсуса». Он является одновременно знаком как дореволюционного, так и советского времени. Он репрезентирует обороноспособное государство и авторитарное политическое правление. Его биография подходит для проецирования как антизападничества, так и антиисламизма. В повествовании о его героических делах мы-группа может рассматриваться и как национальная общность русских людей, и как группа православных христиан. По всем этим причинам Александр Невский и сегодня причисляется в России к самым популярным фигурам отечественной истории.
Это проявляется и в том, что его имя используется также российскими стратегами маркетинга как лейбл для сбыта товаров пищевой промышленности. Как петербургский ликеро-водочный завод «Ливиз», так и его псковский конкурент «Псковпищепром» поставляли на рынок водку марок «Александр Невский» и «Князь Александр Невский»72. При этом петербургский производитель выбрал в качестве иллюстрации на этикетке орден петровского времени, псковский завод — портрет Невского работы Павла Корина. Это еще раз показывает, что имя «Александр Невский» может пробуждать разнородные ностальгические мечты российских потребителей. Вхождение Александра Невского в мир товаров является совершенно новым феноменом в истории его памяти, который нельзя интерпретировать только лишь как умелую стратегию российских специалистов по рекламе. Вовлечением Александра в рыночные отношения капиталистической России наглядно знаменуется конец использования его как политического инструмента и начало игрового обращения с символическим наследием. Сегодня средневековый богатырь на рекламном плакате в петербургском метро провозглашает: «Наша взяла!» (цитата из фильма Эйзенштейна о Невском), но этот боевой клич больше не относится ни к фашистским завоевателям, ни к шведским феодалам: он обращен к западным конкурентам на рынке сливочного масла (ил. 43). Это послание сознательно обращено к патриотическим чувствам, пытаясь преобразовать антизападные настроения в покупательский спрос. Возможно, даже убежденный русский патриот оценит юмор этого плаката, а западный зритель его не испугается73.
Примечания
1. Также Зубкова и Куприянов приходят к выводу, что РФ стала наследницей как Российской империи, так и СССР. При этом они полагают, что может наблюдаться преобладание дореволюционных символов. См.: Зубкова, Куприянов. Возвращение к «русской идее». С. 325.
2. К истории государственных национальных символов России см.: Соболева, Артамонов. Символы России.
3. Председатель Геральдического совета при Президенте РФ Георгий Вилинбахов в одном из своих интервью подчеркнул, что он не видит никакой проблемы в комбинировании новой российской и старой советской государственной символики. По его словам, «история любит соединять несоединимое» (Время МН. 2001. 16 марта. № 46 (657). С. 8).
4. В то время как 9 мая в неизменном виде как «День Победы» был перенесен в новый государственный календарь праздников Российской Федерации, 7 ноября, прежде «День Великой Октябрьской социалистической революции», праздновался до 2004 г. как «День согласия и примирения», а 1 мая празднуется как «День весны и труда» (Зубкова, Куприянов. Возвращение к «русской идее». С. 305).
5. Дума, в которой большинство было представлено коммунистами и националистами, в марте 1999 г. проголосовала за возвращение музыки гимна СССР 1944 г. композитора А. Александрова. В Новый, 2002-й, год старый гимн, снабженный новым текстом, впервые прозвучал по государственному телевидению России.
6. О памяти о Великой Отечественной войне в постсоветской России см. особ.: Langenohl А. Erinnerung und Modernisierung. Die öffentliche Rekonstruktion politischer Kollektivität am Beispiel des Neuen Russlands. Göttingen, 2000. Значимость культа космоса для официальной саморепрезентации России была хорошо видна на российском стенде на выставке «Экспо—2000» в Ганновере.
7. См.: Зубкова, Куприянов. Возвращение к «русской идее». С. 308. В качестве примера здесь может быть названо (новое) учреждение ордена Святого апостола Андрея Первозванного в 1998 г. Впервые орден Св. Андрея был учрежден Петром I в 1698 г. См. гл. 5.2.
8. Зубкова, Куприянов. Возвращение к «русской идее». С. 309.
9. Цит. по: Bremer. Religion und Kirche. S. 257.
10. Весной 1991 г. Борис Ельцин в качестве Президента РСФСР впервые принял участие в праздновании православной Пасхи. См.: Scherrer J. Das Erbe. S. 26.
11. См. об этом: de Keghel I. Die Moskauer Erlöserkathedrale als Konstrukt nationaler Identität. Ein Beitrag zur Geschichte des «patriotischen Konsenses» // Osteuropa 1999. Bd. 49. S. 145—159.
12. Dunlop J.B. Orthodoxy and National Identity in Russia // Identities in Transition / Ed. V.E/ Bonnell. P. 127; Stricker G. Das Moskauer Patriarchat im Zeichen des neuen Nationalismus // Osteuropa 1998. Bd. 48. S. 271—272.
13. Bremer. Religion und Kirche. S. 256.
14. Dunlop. Orthodoxy and National Identity in Russia P. 118—119; Stricker. Das Moskauer Patriarchat im Zeichen des neuen Nationalismus. S. 270; Scherrer. Das Erbe. S. 26.
15. Simon G. Auf der Suche nach der «Idee für Rußland» // Osteuropa 1997. Bd. 47. S. 1170; Юрков А. О чем звонят колокола: Субъективные заметки // Российская газета. 1996. 30 июля. № 142 (1502). С. 1. См. об этом также: Ignatow А. Nabelschau auf allerhöchste Anweisung. Der Wettbewerb um die «neue russische nationale Idee» tritt in die zweite Phase ein // Aktuelle Analysen des Bundesinstituts für ostwissenschaftliche und internationale Studien 18/1997; Uhlig Chr. Nationale Identitätskonstruktionen für ein postsowjetisches Rußland // Osteuropa 1997. Bd. 47. S. 1191—1206; Dokumentation. «Rußland: Eine nationale Idee per Preisausschreiben» // Osteuropa-Archiv. 1997. Bd. 12. А 483 — А 498; Urban M. Remythologising the Russian State // Europe-Asia Studies. 1998. Vol. 50. P. 969; Mettke J.R. Was soll aus uns werden // Der Spiegel. 1999. № 2. S. 136—140.
16. Судаков Г. Шесть принципов русскости, или Когда в России появится праздник Датского королевства? // Российская газета. 1996.17 сент. С. 4.
Судаков подчеркивает относительность значения Запада как разграничителя для представления о «русскости» в своей статье: Свойство беспокойной русской души // Российская газета. 1997. 11 февр. С. 4.
17. См.: Зубкова, Куприянов. Возвращение к «русской идее». С. 316.
18. См.: Там же. С. 310, 325. Об образе Александра Невского в российских школьных учебниках постсоветского времени см. ниже.
19. См.: Simon G. Auf der Suche nach der «Idee für Rußland». S. 1171ff.
20. Ю. Шеррер указывает на то, что новый учебный предмет «культурология» в особенности транслирует представления о русской «самобытности» и «русскости» (Scherrer J. Das Erbe: Geschichte und Gesellschaftskultur. S. 29—30; Idem. Kulturologie. Rußland auf der Suche nach seiner zivilisatorischen Identität. Göttingen, 2003.
21. Simon G. Auf der Suche nach der «Idee für Rußland». S. 1189. См. также: Chubova D. Reanimierung der kollektiven Erinnerung jenseits der akademischen Geschichtswissenschaft // Hg. I. Oswald u.a Sozialwissenschaft in Rußland. Bd. 1. Berlin, 1996. S. 209.
22. См.: Simon G. Auf der Suche nach der «Idee für Rußland». S. 1175—1176. Для продвижения гражданского (не этнонационального) концепта «российской нации» в особенности много сделал этнолог В.А. Тишков. См. об этом: Uhlig Chr. Nationale Identitätskonstruktionen. S. 1204—1205; Tölz. Russia P. 249ff. В Законе о гражданстве Российской Федерации (28.11.1991) гражданство не определяется ни языковым, ни этническим критерием. См.: Tölz. Russia P. 253.
23. См.: Urban М. Stages of Political Identity Formation. S. 150. Тягу к символам империи и ее авторитарной власти можно наблюдать также в историческом сознании русских в середине девяностых годов. См.: Зубкова, Куприянов. Возвращение к «русской идее». С. 303.
24. См.: Tölz. Russia P. 70, 129.
25. См.: Urban М. Stages of Political Identity Formation. P. 149ff.
26. de Keghel. Die Moskauer Erlöserkathedrale. S. 159. Симон подчеркивает, что «темные страницы» истории советской власти в патриотическом историческом дискурсе вновь тенденциозно замалчиваются. См.: Simon G. Auf der Suche nach der «Idee für Rußland». S. 1178.
27. См. об этом: Sperling W. «Erinnerungsorte» in Werbung und Marketing. Ein Spiegel der Erinnerungskultur im gegenwärtigen Rußland? // Osteuropa 2001. Bd. 51. S. 1321—1341.
28. Указ № 16 «О праздновании 775-летия со дня рождения Александра Невского». Цит. по: Бегунов, Кирпичников. От редакторов. С. 10.
29. См. об этом гл. 2.1.
30. Автору известен только один документ 1990 г., который позволяет сделать вывод о том, что «день рождения» Александра привлекал к себе внимание еще до 1995 г. См.: Соколов Ю.Ф. За землю русскую: К 770-летию со дня рождения Александра Невского. М., 1990.
31. Мелентьев Ю.С. «Венок славы Александра Невского» // Блистающий славой и добродетелью. Российская выставка детского рисунка. Каталог. 775-летию Александра Невского посвящается / Ред. Т. Бедоева, В. Векшин. М., 1996. С. 7.
32. Александр Невский присутствует в памятном ансамбле на Поклонной горе еще в одном месте: в памятнике «Защитникам земли российской» он является представителем средневековой истории рядом с солдатами — участниками Отечественной войны 1812 года и красноармейцами. Ил. с обложки журнала «Ориентир: Журнал Министерства обороны России» (1999. № 5).
33. См. об этом: Мелентъев. «Венок славы Александра Невского» // Блистающий славой и добродетелью. С. 5—8.
34. Там же. С. 8.
35. Там же. С. 7.
36. См. сборники материалов: Александр Невский и история России. Материалы историко-философских чтений, посвященных 775-летию со дня рождения Александра Невского. Иваново, 1995.
37. См.: Плугин В. Тайные службы Александра Ярославича // Наука и религия. 1995. № 6. С. 36—41; Мелентъев. «Скажите всем, что Русь жива...»; Мезенцев Е. Солнце земли русской // Патриот. 1995. № 29. С. 8—9; Зверев Ю. Ледовое побоище происходило на суше // Техника и оружие. 1995. № 1. С. 20—22; Пашуто. Александр Невский. М., 1995 (новое изд.); Князь Александр Невский: Материалы / Ред. Бегунов, Кирпичников; Князь Александр Невский и его эпоха / Ред. Бегунов, Кирпичников.
38. Зубкова, Куприянов. Возвращение к «русской идее». С. 302. В список вошли Петр I, Ленин, Пушкин, Сталин и т.д.
39. Напр.: Дегтярев А.Я. Заступник Отечества. Л., 1990 (тираж: 100 000); Тихомиров О.И. (текст), Пашков Б.П. (иллюстрации). Битва на Неве. М., 1993 (тираж: 70 000); Пятова Г.В. (текст), Кривенко B.C. (иллюстрации). Александр Невский. М., 1993. (Серия: «Заступники земли русской»).
40. Макарихин В.П. Витязь Северной Руси. Повествование об Александре Невском. М., 1993; Ян В.Г. К последнему морю. Роман. Юность полководца. Повесть об Александре Невском. М., 1994; Мосияш С.П. Александр Невский. Трилогия. Кишинев, 1988 (последующие изд.: 1988, 1994, 1998, первое изд.: 1982); Субботин A.A. За землю русскую. М., 1999 (Серия: «Слава русского оружия в романах», Т. 1: Ледовое побоище) (первое изд.: 1957); Югов А.К Ратоборцы. М., 1993 (первое изд.: 1949). См. также: Белов В.И. Князь Александр Невский. Пьеса в трех действиях // Современная драматургия. 1988. № 1. С. 113—152. Эти тексты, которые не могут быть, к сожалению, проанализированы в рамках данной работы, заслуживают отдельного исследования.
41. См., напр.: Ворожейкина Н.И., Соловьев В.М., Студеникиин М.Т. Рассказы по родной истории. Учебник для V класса общеобразовательных учреждений. М., 1997. С. 57—60; Сахаров А.Н., Буганов В.И. История России с древнейших времен до конца XVII века. Учебник для X класса общеобразовательных учреждений. М.: Просвещение, 1998. С. 159—164.
42. Как и прежде, особое внимание уделяется его тактике в сражении на льду Чудского озера. Иллюстрации расстановки его войска в этой битве см.: Ворожейкина H.H. и др. Рассказы по родной истории. С. 58; Сахаров А.Н., Буганов В.И. История России с древнейших времен до конца XVII века. С. 163. Там приводится известный еще с советских времен контрольный вопрос: «В чем проявилось полководческое искусство Александра Невского?..» (Там же. С. 167).
43. Учебник Ворожейкиной и др. по многим позициям напоминает труд: Голубева, Геллерштейн. Рассказы по истории СССР для IV класса. М., 1980 (см. гл. 11.3). В обеих книгах внутренние стороны обложек иллюстрированы картинами, которые демонстрируют «звездные часы отечественной истории». Серия изображений в учебнике 1980 г. охватывает двадцать, в учебнике 1997 г. — только двенадцать событий. Из старого издания в новое перешли 8 эпизодов: 1) «Первое упоминание Москвы»; 2) Битва на льду Чудского озера; 3) Битва на Куликовом поле; 4) Битва при Полтаве; 5) Отечественная война; 6) Отмена крепостного права; 7) Революция и Гражданская война; 8) Великая Отечественная война. Добавлены в учебник 1997 г. следующие эпизоды: 1) Крещение Руси; 2) Падение монгольского ига; 3) Вступление на престол первого царя; 4) Основание Санкт-Петербурга. События из учебника 1980 г., такие как «Крестьянская война под предводительством Пугачева», «Восстание декабристов», «Жизнь Ленина», «Первый пятилетний план» или «Первый полет человека в космос», были к этому времени вычеркнуты из эксклюзивного списка исторических моментов.
44. Ворожейкина Н.И. и др. Рассказы по родной истории. С. 58, 60.
45. Сахаров подчеркивает, что римский папа поддерживал Тевтонский орден в его агрессии против Новгорода («при поддержке папы римского») и немецкие и шведские дипломаты согласовывали свои агрессивные планы друг с другом. См.: Сахаров, Буганов. История России. С. 162.
46. Нечкина, Фадеев. История СССР. М., 1962. С. 50 (курсив мой. — Ф.Б.Ш.).
47. Ворожейкина Н.И. и др. Рассказы по родной истории. С. 60 (курсив мой. — Ф.Б.Ш.). В другом месте книги (С. 59) подчинявшееся Александру войско называется даже «полк Александра Невского». См. также: Сахаров, Буганов. История России. С. 164: «войска Александра Ярославича».
48. Ворожейкина Н.И. и др. Рассказы по родной истории. С. 57.
49. Сахаров, Буганов. История России. С. 165.
50. Там же.
51. Там же.
52. Нечкина, Лейбенгруб. История СССР. М., 1967. С. 80 (см. гл. 11.3).
53. В учебнике Сахарова и Буганова история Александра составляет часть главы «§ 30. Вторжение татаро-монголов на Русь. Агрессия крестоносцев. Александр Невский». См.: Сахаров, Буганов. История России. С. 159.
54. Там же. С. 166. Подчеркивание принадлежности западных врагов к классу «феодалов», напротив, исчезает.
55. Хитров М. Святой благоверный великий князь Александр Ярославич Невский. М., 1893. Репринт: М., 1991; СПб., 1992 (Тираж: 100 000).
Книга Хитрова полностью (включая иллюстрации) представлена в Интернете: http://www.rus-sky.org/history/library/nevsky/
56. См., напр.: Почитание святых в православной церкви. М., 1997; О нетлении и почитании святых мощей. М., 1996; Святые, коим господь даровал особую благодать исцелять болезни и подавать помощь в других нуждах. Какому святому в каких случаях молиться. М.: Православное братство Св. апостола Иоанна Богослова, 1998; Русские святые, подвижники благочестия и агиография: Словник-указатель / Сост. И.Б. Владышевская, Б.Л. Сорокина. Б.м., 1992; Житие святого благоверного великого князя Александра Невского. СПб.: Свято-Троицкая Александро-Невская лавра, 1999 (по случаю 275-й годовщины переноса мощей из Владимира в Санкт-Петербург. Текст основан в т.ч. на редакции Жития из Миней Четьих. Ил. миниатюрами из Лицевого свода). См. также новейший альбом: Свято-Троицкая Александро-Невская лавра. СПб.: Арт Деко, 2006.
57. См.: Православный церковный календарь. 2002. М.: Международный православно-просветительный центр при Московской патриархии, 2001. С. 272.
58. Александр Невский. Великий князь (1263) // Энциклопедия православной святости. М., 1997. Т. I. С. 27—29; Святой благоверный князь Александр Невский. Б.м., б.г. (СПб., 1998. Буклет, продающийся на книжном стенде в Александро-Невской лавре); Житие св. благов. вел. кн. А. Невского. СПб., 1999; Акафист святому благоверному великому князю Александру Невскому. СПб.: Свято-Троицкая Александро-Невская лавра, б.г. (после 1991), зд.: Молитва святому благоверному великому князю Александру Невскому. С. 45 и далее. (Тот же текст см.: Житие святого благоверного великого князя Александра Невского. С. 22—23.)
В то время как биография Александра Невского в эпоху советского патриотизма была неизменной составной частью сборников рассказов о «великих героях» истории России, сегодня она попадает и в научно-популярные книги о «самых знаменитых святых и чудотворцах России». См., напр.: Карпов А.Ю., Юрьев A.A. Самые знаменитые святые и чудотворцы России. М., 2001. С. 94—105.
59. Александр Невский // Энциклопедия православной святости. С. 27.
60. Там же.
61. Святой благоверный князь Александр Невский. Б.м., б.г. С. 3.
62. Александр Невский // Энциклопедия православной святости. С. 29; см. также: Святой благоверный князь Александр Невский. Б.м., б.г. С. 4.
63. См.: Александр Невский // Энциклопедия православной святости. С. 29; Святой благоверный князь Александр Невский. Б.м., б.г. С. 4.
64. Там же. Здесь упомянуто также явление святых Бориса и Глеба перед битвой на Неве.
65. Акафист святому благоверному великому князю Александру Невскому. СПб., б.г. С. 4L В акафисте святому вспоминают помощь Александра Дмитрию Донскому с татарами, при взятии Казани Иваном IV и многочисленные исцеления у его гроба.
66. «Молися о всех православных христианех»: Молитва святому благоверному великому князю Александру Невскому. С. 47. Страна «мы-группы» именуется и «русской землей», и «землей Российской». См.: Акафист святому благоверному великому князю Александру Невскому. СПб., б.г. С. 41, 45.
67. Молитва святому благоверному великому князю Александру Невскому. С. 45.
68. Там же. С. 47. В одном из справочных пособий по почитанию святых верующим советуют обращаться в молитве к Александру, особенно в случаях угрозы извне, со стороны «иноплеменных» или «иноверных». См.: Святые. Коим господь даровал особую благодать исцелять болезни и подавать помощь в других нуждах. Какому святому в каких случаях молиться. С. 46.
69. Православный церковный календарь. 2002. С. 197, 272.
70. «Мощи святого князя, ставшего покровителем новой столицы России»: Александр Невский // Энциклопедия православной святости. С. 29; см. также: Святой благоверный князь Александр Невский. Б.м., б.г. С. 4.; Житие святого благоверного великого князя Александра Невского. С. 22; Акафист святому благоверному великому князю Александру Невскому. С. 41 и далее. См. также: Рункевич. Александро-Невская лавра, 1713—1913. СПб., 1997 (Репринт первого изд. 1913 г.). Гл. 10. С. 203—222 (История translatio).
71. Изображения Божьей Матери и святых православной церкви, изд. Храма Спаса Нерукотворного Образа в Андрониковом монастыре. М., 1996. С. 68 и 328.
72. Петербургский ликероводочный завод «Ливиз» в 1997 г. к 100-летнему юбилею фирмы поставил на рынок серию водок под названием «Победитель». Один из сортов водки, входивший в эту серию, носил название «Александр Невский». См.: Невское время. 1997. 20 дек. № 232 (1635). (http://www.pressaspb.ru/newspapers/nevrem/arts/nevrem—1635-art—16.html).
73. В Санкт-Петербурге было зарегистрировано частное охранное предприятие под названием «Благоверный князь Александр Невский. Охранное предприятие» (результат поиска в Интернете на 13.08.2001). Финансирование памятника Александру Невскому в Петербурге фирмой «Балтийская строительная компания» (см. гл. 1) также можно расценивать как пример инструментализации образа Невского для экономических интересов в сегодняшней России.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |