5.2. Имперский дискурс
Столица империи
Решение Петра сделать святым покровителем Петербурга Александра Невского надолго связало память о святом князе с историей города на Неве. Александр стал прочным элементом мифологического багажа Петербурга, подобно тому, как новое место захоронения святого стало частью дискурса об Александре Невском. Перенос мощей означал для Санкт-Петербурга не только въезд покровителя города на его новую родину. Перенос останков из Владимира одновременно стал началом традиции захоронения в городе правителей, важным элементом оформления Петербурга как столицы империи. Хотя последним пристанищем Александра не стала усыпальница правящей династии, не вызывает сомнений, что святой был важен для столицы и в своей функции предка Романовых. На это указывает, во-первых, упомянутая замена иконы в Шлиссельбурге и, во-вторых, тот факт, что на раке были изображены регалии правителя1. Перезахоронив останки Александра в молодой столице, Петр создал новый близкий к власти культовый центр, «Сен-Дени» Российской империи.
Многочисленные изображения XVIII в. представляют Александра Невского на фоне архитектурных силуэтов новой столицы. На одном из наиболее старых дошедших до нас лубков с изображением патрона города святой князь представлен в доспехах верхом на галопирующем коне (ил. 15)2. В левой руке у него угрожающе поднятый меч, на окруженной нимбом голове — императорская корона3. Луч света, который посылает всаднику изображенный в верхнем левом углу Христос, говорит о том, что Александр обладает данной Богом имперской властью. На заднем плане этого портрета видны Александро-Невский монастырь, Петропавловская крепость, широкое русло Невы и расположенный на том же берегу военный лагерь — предположительно намек на победу Александра над Швецией в 1240 г.4. Эту гравюру можно назвать примером переплетения элементов церковного дискурса и нового, имперского прочтения Александра. Изобразительный ряд произведения уже полностью соответствует новой петербургской трактовке его фигуры. Традиционные элементы, однако, содержатся в кратком панегирическом тексте в нижней части лубка: Александр описывается здесь с помощью солярной метафоры как абсолютный монарх и победитель западных врагов5. Эпитеты («нового чудотворца, преславна и благоприятна») и тот факт, что городом его захоронения назван исключительно Владимир, напоминают об интерпретации фигуры князя, созданной в московскую эпоху6. Все это еще раз доказывает, что в развитии дискурса об Александре Невском новые интерпретации никогда полностью не вытесняли прежних прочтений.
Лубки, или народные картинки, появились в России в XVII в. и были предшественниками иллюстрированных медиа. На первых простых деревянных гравюрах изображались религиозные сюжеты, сатирические сцены и, позднее, исторические и политические события. Наряду с иконами лубки были «единственным изобразительным материалом, доступным массам русского народа, то есть они занимали важное место как в городской, так и в крестьянской культуре»7. В середине XIX в. лубок стал атрибутом почти каждой крестьянской избы и жилища городского плебса. Частичная секуляризация образа Александра Невского в XVIII в. позволила теперь изображать князя и в профанной художественной форме, каковой был лубок. Это «высвобождение» образа святого из узких рамок иконописного канона стало важным шагом на пути популяризации покровителя города в петербургской интерпретации.
Очевидно, большое значение для закрепления образа Александра Невского в сознании населения Петербурга имели и праздничные процессии, проходившие ежегодно 30 августа в городе с 1743 г. (и вплоть до 1921 г.)8. По указанию «ее императорского величества Елизаветы Петровны» 29 августа 1743 г. Синод издал регламент процессии, который одобрила императрица9. Праздничный крестный ход, «как в Москве бывает» в другие дни, должен был состояться на следующий день и пройти от Казанского собора до Александро-Невского монастыря. Во главе процессии шествовали представители высшего духовенства с иконами и хоругвями, в сопровождении кавалеров ордена Александра Невского, императорской семьи, министров, высших чиновников и генералитета (ил. 16). Весь церковный люд, даже не упомянутый в описании процессии, предположительно формировал ее «хвост» и заполнял обочины дорог на пути ее следования. Унтер-офицеры и солдаты были выстроены вдоль всего Невского проспекта, осуществляя охрану представителей церкви и государства10. Вершиной мероприятия было праздничное богослужение в Александро-Невском монастыре, где крестный ход встречали барабанным боем11. Ежегодная церемония 30 августа закрепляла в живой памяти петербуржцев образ их городского патрона, а также Петра Великого и его победы над Швецией. Город был украшен и иллюминирован, в течение дня неоднократно звучали пушечные залпы с одной из крепостей12. В XIX в. празднования в честь покровителя города совпадали с тезоименитством трех императоров, носивших имя Александр. Именины императорской четы, а также дни их рождения, вступления на трон и коронации причислялись к шести важнейшим государственным праздникам13. Таким образом, на протяжении почти всего XIX в. 30 августа было для Петербурга важнейшим праздничным днем. Монархи, двор, кавалеры ордена Александра Невского и вся столица чествовали друг друга, освящаемые святым-покровителем, образ которого занял прочное место в арсенале петербургского городского текста.
Империя
Городскому небесному покровителю, защитнику «царствующего града», вверялся не только Санкт-Петербург, но и вся Российская империя14. С переносом останков в новую столицу Александр стал и небесным покровителем империи. Этот символический акт соответствует обряду интронизации «национального святого», который можно наблюдать на Западе с XII в.15. Задача покровителя целой нации состоит не просто в том, чтобы поддерживать определенную династию в ее притязаниях на власть и защищать от внешних и внутренних врагов. Патронат святого служит конкретно-персональной символизации новой государственности. Он репрезентировал страну и был персонификацией нарождающейся нации16. Позиция св. Александра Невского, однако, никогда не была отмечена исключительностью, на которую мог претендовать, например, св. Вацлав в Чехии. Александр, наряду с Борисом и Глебом, Ольгой, Владимиром, Андреем и другими, оставался одним из многих святых, призванных представлять сообщество Российской империи у Божественного престола. Не исключено, впрочем, что в XVIII в. Александр Невский должен был стать единственным национальным святым «обновленной России». Просвещенная Российская империя стремилась к тому, чтобы ее воспринимали при европейских дворах как равноправную державу. Новгородский князь, уже в XIII в. давший отпор «западным державам», как нельзя лучше репрезентировал это новое самосознание.
Российское царство превратилось в «межконфессиональную империю» не только после включения в ее состав остзейских провинций Лифляндии и Эстляндии17. Очевидно, что уже со времен взятия Казани (1552) Московское государство дополнило свою экспансионистскую программу «собирания русских земель» имперским компонентом. Однако лишь Петр I, отказавшись от древней столицы и перенеся резиденцию на северо-западную окраину государства, провозгласив себя «всероссийским императором» и введя западные монархические регалии, определенно маркировал конец «Московского царства» и начало «Всероссийской империи»18. Ни традиционное представление о «Русской земле», ни идея священного происхождения династии не могли уже составить достаточное идеологическое обоснование новой империи. И ясное отмежевание от внешнего врага едва ли было возможно в полиэтнической империи, управление которой все больше концентрировалось в руках разнородной по этническому составу бюрократии. Всероссийская империя не мыслилась больше ex negativo через противопоставление Византии, монголам или римско-католическому миру, как это было еще с Московским царством. В изменившейся России, стремившейся к признанию равноправной европейской державой, старомосковское неприятие всего чужого уступило место толерантности и открытости миру. Петербургская империя подчеркивала теперь не «синхронные» внешние, а «диахронные» внутренние границы, границы по отношению к московскому прошлому. Одновременно она предлагала своим подданным новые «положительные» фигуры идентификации — абстрактную идею института государства или империи и миф об «Отце Отечества», добром и всесильном самодержавном императоре19. Под эту новую доктрину была подогнана и официальная трактовка Александра Невского в XVIII в. Александр оказывался либо образцом государственного деятеля, либо частью нового императорского культа.
Император
Образ Александра Невского в его петербургской интерпретации указывал не только на личность Петра Великого, новую столицу и империю, он символизировал и новое представление о сущности монархии. Особенно четко прослеживается функция Александра Невского как проекции современного образа российского императора на примере его иконографии. Великий князь Владимирский сменил бармы и шапку Мономаха московского царя на пурпурный плащ и корону «императора всероссийского»20. Наряду с мозаичным портретом Ломоносова (ил. 13) и лубком с силуэтом Санкт-Петербурга (ил. 15), уже рассмотренными выше, наглядным примером «нового платья короля» может служить картина кисти Григория Ивановича Угрюмова «Торжественный въезд Александра Невского в город Псков после одержанной им победы над немецкими рыцарями» (ил. 17). Картина была написана в 1794 г. по заказу Екатерины II для Троицкого собора Александро-Невской лавры. Как и Ломоносов, Угрюмов решил изобразить Александра молодым и безбородым. Не только плащ и корона указывают на этой картине на то, что Новгородский князь изображен здесь российским императором. Регалией христианского (западного) императора была и белая лошадь, на которой князь-победитель на картине въезжает во Псков21. Выбор мотива был не в последнюю очередь продиктован именно этим обстоятельством. Александр въезжает в город как полководец-победитель после выигранной битвы во главе своего войска, его приветствуют народ, духовенство и музыканты22. На заднем плане видны двое пленных, что еще более усиливает триумф Александра23.
Изначально почетный титул «император» в Римской империи получал высший военачальник24. Петр I, именовавшийся императором с 1721 г., позаимствовал новый образ правителя из римской модели. Регалии и церемонии внедряли в России имперскую традицию, равноправную с западным имперством25. Петр был убежден, что «русский царь обязан своей властью не предписанным божеством традициям наследования, а своим подвигам на ратном поле»26. Тематика угрюмовского полотна и его иконографические элементы прекрасно иллюстрируют это новое представление об императорской власти.
Подданные
Александр Невский воплощал в имперском дискурсе идеал правителя, заботящегося об общем благе и государственной пользе:
- ...сей муж был, како не всуе нарицался великий князь российский, како разсуждал должность звания своего и не титлу токмо государственную, но и тяжесть государственных дел со усердием носити тщался27.
Александр должен был служить образцом своим потомкам и всем подданным. Петр, стремившийся «пробудить в подданных сознание объективности государства и представление об отечестве, впервые в русской традиции понятийно отделенном от правителя»28, планировал создание российского ордена, который носил бы имя Александра Невского29. Император задумал этот знак отличия по аналогии с французским военным орденом Святого Людовика, однако не успел осуществить свой проект30. Орден был учрежден непосредственно после смерти Петра его женой Екатериной I, поводом стала свадьба их дочери Анны и герцога Голштейн-Готторпского Карла Фридриха 21 мая 1725 г. Изображение Невского на центральном медальоне орденского креста могло бы послужить образцом для исторического полотна Угрюмова. Здесь изображен молодой, безбородый князь в императорской мантии на скачущем галопом белом коне31. С небес к нему протягивается благословляющая рука, что свидетельствует о том, что использование сакрального символа для секулярной цели не обязательно означает утрату им сакрального статуса.
Первыми кавалерами ордена Александра Невского стали герцог Карл-Фридрих Голштейн-Готторпский, сама императрица Екатерина I, многочисленные высшие российские сановники, а также представители европейских правящих домов, среди них — члены немецких и шведских фамилий32. Орден, в отличие от французского военного ордена Св. Людовика, являлся наградой за преданность государю и заслуги перед Отечеством. Во внутренней политике орден был средством укрепить связь подданных с абсолютной монархией, во внешней — поощрить готовность политических партнеров к сотрудничеству. Согласно Орденскому статуту 1797 г., он был наградой «За Труды и Отечество», т.е. за личные заслуги и труды на благо Российского государства, а не за военные подвиги33. Этим имперский орден Александра Невского отличался и от одноименного советского ордена, учрежденного в 1942 г., которым награждались командиры Красной армии за выдающиеся военные подвиги во время Великой Отечественной войны34. В памяти кавалеров первого ордена Александра Невского его фигура не должна была оставаться примером батальных заслуг. В торжественных проповедях XVIII в. им предлагался другой идеал героя. Как подчеркивал в своей проповеди 30 августа 1778 г. Иоасаф Заболоцкий, герои благодаря своим духовным способностям возвышаются над человеческой массой, как пастухи над стадом или государи над подданными. Они — «стражи всеобщей безопасности, защитники отечества, поборцы веры»35. Герои прославляют отечество и распространяют благочестие, они полны мужества, отваги и мудрости.
- Правильная и беспристрастная мысль для героя столько же необходима, сколько и дела его должны быть благонамеренны и не преступающи границы справедливости и честности... Не составляет еще характера истинного Героя, чтобы покрывать поля, леса трупами сопротивников, восходить на победительные колесницы, венчаться знамениями почестей; но надобно при том, дабы внутри души его горел всегда чистейший огнь неизменной любви общего блага36.
Примечания
1. См.: Там же. С. 260. К сожалению, неизвестно, использовались ли новые императорские регалии уже при перемещении раки из Шлиссельбурга в Петербург. Рункевич указывает, что вместе с ракой в путь из Владимира были взяты княжеская шапка и крест. На изображениях переноса мощей в Петровскую галеру, выполненных уже в XIX в., постоянно присутствуют знаки власти XVIII в. (см. ил. в: Пашуто. Александр Невский; Хитрое. Александр Невский).
2. См. также: Ровинский Д.А. Русские народные картинки. СПб., 1881. Т. 3. С. 541. № 1349. В каталоге Ровинского имеется еще семь лубков с изображением Александра Невского. См.: Там же. Т. 3. С. 539 и далее. № 1348, 1350, 1352. С. 720. № . 53; Т. 4. С. 735—736. № 1348Д 1350Д 1353. Экземпляры гравюр, помещенные у Ровинского под номерами 53, 1348, 1349, 1350, 1352 и 1353, имеются в собрании Адама Васильевича Олсуфьева в Отделе эстампов РНБ Санкт-Петербурга.
3. Меч следует интерпретировать здесь скорее не как военный атрибут, а как признак власти. В качестве имперского символа меч впервые упоминается в описании коронации императрицы Елизаветы. См.: The Modern Encyclopedia of Russian and Soviet History. Vol. 30. P. 242, s.v. «Regalia».
4. Комбинацию образа Александра Невского с архитектурными рисунками Санкт-Петербурга можно найти и в иконописи XVIII в. Ульф Абель рассматривает в своей статье икону, на которой в правой части изображен святой в доспехах и горностаевом плаще, со скипетром, державой и короной, а в левой части план Александро-Невского монастыря. См.: Abel U. En märkelig Alexander Nevskij — ikon // Rysk Kulturrevy. 1977. Bd. 9. H. 1. S. 5—8. Ил. S. 7. Изображение монастыря соответствует гравюре, изготовленной Питером Пикертом в 1723 г. по рисунку Теодора Шветрфегера (ил. см.: Рункевич. Александро-Невская лавра. Ил. 9). Икона предположительно датируется серединой XVIII в.
5. «Яко звезда пресветлая, от Востока днесь возсиявши, святый Александр Невский просия на Западе и победил еси демонов полки...» (Рункевич. Александро-Невская лавра. С. 271).
6. У Ровинского есть описания подобной гравюры, на которой, кроме того, имеется краткое Житие святого (очевидно, иллюстрированное). См.: Ровинский. Русские народные картинки. Т. 3. № 1348. С. 539 и далее. Шестнадцать эпизодов из Жития Александра, описанные Ровинским, практически полностью идентичны изображениям на первых одиннадцати клеймах житийной иконы конца XVI в. (см. гл. 4.2). На лубке XVIII в. отсутствует лишь сюжет с посещением папского посольства. Очевидно, оба художника пользовались одной и той же версией Жития.
7. Jahn. Patriotic Culture. S. 12.
8. См. об этом: Рункевич. Александро-Невская лавра. С. 763 и далее.
9. Описание ежегодного празднования в указе Синода от 7 сентября 1743 г. см.: Там же. С. 767.
10. «...а чтоб народ крестного хода не стеснял и чтоб какого бесчиния от кого не произошло, потребны по обе стороны хода, для охранения, унтер-офицеры и солдаты». (Там же. С. 768).
11. После богослужения процессия вновь возвращалась к Казанскому собору. Окончание празднования в 1770 г., например, было ознаменовано обедом в Летнем дворце в присутствии императрицы (в сопровождении i «итальянской инструментальной и вокальной музыки») и вечерним балом кавалеров ордена Александра Невского в зале собраний (вновь в присутствии Екатерины II). В честь празднества дважды раздавались залпы пушек Петропавловской крепости. См. об этом: Церемониальный камер-фурьерский журнал 1770 года. Б.м., б.г. С. 195 и далее.
12. См., например: Камер-фурьерский церемониальный журнал 1774 года. СПб., 1864. С. 490 и далее, особ. с. 495, 499. И в 1774 г. празднования 30 августа закончились балом в Зимнем дворце, на котором присутствовали императрица, «важные российские подданные обоего пола» и «господа министры иностранных государств». Празднования в честь Александра Невского и именины царя проходили не только в Санкт-Петербурге. О праздничном «церковном параде» русской армии 11 сентября (30 августа ст. стиля) 1815 г. в Париже сообщает, например, в своем дневнике прусский король Фридрих Вильгельм III (Geheimes Staatsarchiv Preußischer Kulturbesitz, Brandenburg-Preußisches Hausarchiv, Rep. 49 Friedrich Wilhelm III. F. 25 (Tagebücher König Friedrich Wilhelm III. Vom 21. März 1813—31. März 1840, Blatt 32).
13. Например, 30 августа 1891 г. См.: Придворный календарь на 1891 год. СПб., б.г. С. 37. Уже 30 августа 1778 г. Иоасаф Заболоцкий посвятил проповедь в Троицком соборе как именинам восьмимесячного великого князя Александра Павловича (Александра I), так и св. Александру Невскому. См. об этом: Begunov. Aleksandr Nevskij im künstlerischen und geschichtlichen Bewußtsein Rußlands. S. 98—99. Федор Туманский, автор первой светской биографии Александра на русском языке, посвятил в 1789 г. свое сочинение (Созерцание славной жизни святого благоверного великого князя Александра Ярославича Невского. СПб., 1789) великому князю Александру Павловичу. Освящение Александровской колонны на Дворцовой площади, памятника Александру I, прошло 30 августа 1834 г., в день именин императора и день поминовения святого. См.: Санкт-Петербург. Петроград. Ленинград. Энциклопедический справочник. СПб., 1992. С. 54 («Александровская колонна»).
14. См.: Бегунов. Человек и миф. С. 56.
15. К «семье» европейских национальных святых причисляются, например, Дени (Франция), Эдуард (Англия), Олаф (Норвегия), Кнут (Дания), Эрих (Швеция), Вацлав (Чехия), Стефан (Венгрия) и т.д. См.: Becker H.J. Patrozinium // Handwörterbuch zur deutschen Rechtsgeschichte. Bd. 3. Berlin, 1984. Sp. 1565—1566.
16. См.: Ibid. Sp. 1566.
17. Wittram. Peter I. Bd. 2. S. 177.
18. 22 октября 1721 г. Петр I принял титул «Император Всероссийский», «Отец Отечества» и «Великий». Эти эпитеты отвечали почетным титулам римских императоров («Imperator», «Pater Patriae» и «Magnus»). См.: Wittram. Peter I. Bd. 2. S. 462. Об идее translatio imperii из Рима в Россию в XVIII в. см.: Baehr S.L. From History to National Myth: Translatio imperii in Eighteenth Century Russia // Russian Review. 1978. Vol. 37. P. 1—13. Тольц указывает, что к началу XVIII в. существовал только один император (Священной Римской империи германской нации) и Петр стал первым европейским правителем, создавшим первый императорский титул, связанный с одной страной. См.: Russia Р. 41.
19. См.: Cracraft. Political Theory.
20. Для сравнения: изображение Александра на фреске Архангельского собора Кремля (ил. 6).
21. См.: Lexikon der christlichen Ikonographie. Bd. 3. Freiburg u.a, 1971. Sp. 412.
22. Мотив, который сыграл большую роль, например, и в фильме Эйзенштейна (см. главу 9), имеет как мифологические, так и христианские корни (въезд в Иерусалим). Бернд Уленбрух указывает на связь образа с мифом об «оплодотворении города-женщины солярным божеством». См.: Uhlenbruch В. Mythos als Subversion? S. 389.
23. Картина Угрюмова детально совпадает с описанием этой воображаемой сцены в «Записках касательно российской истории» Екатерины Великой (часть V—VI). См.: Екатерина II. Сочинения на основании подлинных рукописей. СПб., 1901. Т. 10. С. 241. Две другие картины, изображающие сцены из жизни Александра, которые Екатерина повелела нарисовать для Троицкого собора, написаны Н.И. Уткиным («Видение Пелгусия») и Г. Скливою («Невская битва»). См.: Рункевич. Александро-Невская лавра. С. 726.
24. После Цезаря «император» стал устойчивой частью титулования правителей. См.: Georges К.Е. Lateinisch-Deutsches Handwörterbuch. Leipzig, 1902. Sp. 1222.
25. См.: Уортман Р. Сценарии власти. Т. 1. С. 68 и далее.
26. Там же. С. 71.
27. Прокопович Ф. Слово в день святого благоверного князя Александра Невского. С. 99 и далее.
28. Zernack. Polen und Rußland. S. 239. См. также: Tölz. Russia. P. 5.
29. После ордена святого Андрея Первозванного (1698) и дамского ордена мученицы Екатерины (1714), орден Александра Невского стал третьим российским знаком отличия за заслуги. См.: Werlich R. Russian Orders, Decorations and Medals. Washington, 1981. P. 6. Многочисленные изображения различных вариантов орденских знаков и звезд см.: Спасский И.Г. Иностранные и русские ордена до 1917 года. Д., 1963. Табл. XXXIII.
30. См.: Энциклопедический лексикон. СПб., 1835. Т. 1. С. 467. В первую годовщину Ништадтского мира (1722) Петр заказал одному из московских ювелиров проект орденского знака. Изначально первое вручение ордена было запланировано на 30 августа 1724 г. См. также: Придворный календарь на 1891 год. С. 427. Ордена Андрея и Александра предполагалось изготовить по образцу французской орденской пары Святого Духа (голубая лента) и Святого Людовика (красная лента). «Ordre militaire des St. Louis» был учрежден в 1693 г. Людовиком XIV и до 1830 г. вручался исключительно за военные заслуги войсковым офицерам. Орденский знак состоял из золотого креста на красной ленте. Вопрос о том, ориентировался ли Петр при переносе мощей Александра в Петербург на французский образец (перенос мощей св. Людовика в Сен-Дени), остается открытым. В любом случае, параллель эта представляет интерес.
31. Шляпкин и Бегунов полагают, что конное изображение Невского укоренено в русской традиции. Шляпкин указывает, что основой этого мотива стало сообщение о чуде, когда святой в 1491 г. покинул горящий Владимир, унесясь на лошади в небо (см. гл. 4.2), а также подчеркивает влияние иконографии св. Георгия. Бегунов, напротив, видит здесь влияние новгородской иконописной традиции (ср. гл. 3.2). См.: Шляпкин. Иконография; Бегунов. Иконография. С. 174.
32. 30 августа 1725 г. орден получили князья Меншиков, Голицын, польский король Август И, датский король Фридрих IV, герцог Брауншвейг-Блакенбургский Людвиг-Рудольф и другие. В ноябре 1725 г. этим знаком был отмечен посол шведского короля барон Цедеркройц. См.: Придворный календарь на 1891 год. С. 428.
33. Установление императора Павла I для русских орденов (5 апреля 1797 г.) // Исторический очерк российских орденов и сборник основных орденских статутов / Сост. граф И.И. Воронцов-Дашков. СПб., 1891. С. 59—78. Или: Статут Императорского Ордена Святого Александра Невского // Придворный календарь на 1891 год. С. 422—425. Орден Александра Невского стоял в иерархии орденов на третьем месте после орденов Св. Андрея и Екатерины. Орденским праздником также стало 30 августа. Девиз «За Труды и Отечество» украшает и вход в Троицкий собор Александро-Невской лавры в Петербурге, где после освящения в 1790 г. находились мощи святого (и вновь возвращены теперь).
34. См.: Begunov. Aleksandr Nevskij im künstlerischen und geschichtlichen Bewußtsein Rußlands. S. 95; Государственные награды СССР. M., 1987. С. 44—45. Также см. главу 10.3.
35. См.: Слово в день тезоименитства его императорского высочества благоверного государя великого князя Александра Павловича и в кавалерский праздник святого благоверного великого князя Александра Невского, при котором торжестве воспоследовало заложение соборной Александро-Невского монастыря церкви во имя Святой Троицы, в высочайшем присутствии ея императорского величества и их императорских высочеств, говоренное Троицкой Сергиевой пустыни архимандритом Иоасафом. СПб., 1778. С. 5.
36. Слово в день тезоименитства его императорского высочества. С. 8.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |