4.1. Церковный и династический дискурсы
Включение Александра Невского во «всерусский», ориентированный на Великое княжество Московское исторический дискурс, наметившееся уже в новгородских источниках конца XV в., окончательно завершилось в московской литературе XVI в. Александр стал элементом телеологического нарратива, направленного на формирующееся централизованное Московское государство. Образ Александра Невского, нарисованный в источниках московского периода (1462—1700), однако, оказался не вполне свободен от противоречий. Можно выделить две идеально типические конструкции, два различных, в определенной мере конкурирующих между собой, способа чтения его образа: с одной стороны, Александр явлен скорее отвернувшимся от мира чудотворцем и монахом, с другой — земным правителем и князем. Имея в виду эту дихотомию, связанные с его личностью тексты и артефакты можно разделить на две группы, которые для удобства анализа мы назовем церковным и династическим дискурсами. К церковному дискурсу следует отнести такие виды источников, как редакции Жития, Четьи Минеи и иконы, к династическому — в первую очередь летописание и генеалогии. В настоящей главе мы проинтерпретируем этот поляризованный образ Александра Невского, используя два различных подхода. Сначала мы рассмотрим оба дискурса как оппозиционные друг другу, как выражение борьбы православной церкви и московской династии за право присвоить себе этот образ. На втором шаге это противопоставление будет снято и противопоставленные типы чтения будут интерпретироваться как взаимодополняющие полюса концепта коллективной идентичности в Московском государстве.
В основе первого хода анализа лежит предположение, что образ Александра Невского оказался символом, переходящим из рук в руки в противостоянии православной церкви и правящей династии, причем обе стороны постоянно пытались повлиять на образ святого князя. В зависимости от контекста Александр призван был символизировать либо святость русской церкви, либо достоинство и легитимность правящего дома. Русская церковь и светская великокняжеская власть были — по крайней мере, после перенесения в Москву резиденции митрополита — силами, тесно связанными и сотрудничавшими друг с другом1. Обе они стремились (по византийскому примеру) сделать Москву центром движения за собирание русских земель, а после падения Константинополя — и религиозным преемником Византии. Наряду с этим симбиотическим взаимодействием церковь и государство преследовали и самостоятельные и отчасти противоположные политические цели. Интересы церкви и великого князя постоянно расходились в вопросах о примате светской или церковной власти и о церковном землевладении. В зависимости от ситуации, в спорных вопросах побеждала одна из этих политических сил. Однако, рассматривая весь московский период, можно констатировать постепенное смещение равновесия в пользу светской власти, приведшее при Петре I к упразднению патриаршества.
На втором этапе нашей интерпретации мы хотели бы учесть и тот факт, что разграничение духовной и самостоятельной светской культурных сфер в России окончательно произошло только в XVIII в. Большинство книжников и иконописцев московского периода были монахами, тесно включенными в церковный контекст. Кроме того, в большинстве источников этого времени преобладает представление о симфонии, гармоническом взаимодействии церковной и светской властей. Поскольку в Московском государстве церковная и светская сферы еще не были четко разделены, попытка функционального объяснения двухчастного образа Александра Невского, предпринимаемая на первом шаге нашего анализа, очень быстро исчерпывает свои возможности. И тогда начинается попытка представить оба дискурса как представляющие два взаимодополняющих концепта сообщества в Московском государстве. Если в церковном дискурсе Александр Невский воплощал идею сакрального сообщества, в династическом дискурсе он указывал на сообщество, конститутивными элементами которого были правитель и сфера его власти. Политическая лояльность государю и сакральное сообщество были двумя составными частями концепта «Русской земли», усвоенного Великим княжеством Московским для упрочения собственной модели коллективной идентичности.
Примечания
1. См.: Stökl. Russische Geschichte. S. 190.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |