На подступах к Неве
Приневье... Древний край, обжитый в первые столетия новой эры «насельниками» финно-уграми. Земля-окраина для стран-соседей, на длительное время ставшая спорной: для шведов и Швеции — с одной стороны, новгородцев, а потом и набиравшего силу Русского государства — с другой. Отнюдь не приветливая территория, ставшая, тем не менее, колыбелью для столицы могущественной Российской империи, великого в веках города, заложенного в 1703 г. по воле царя-преобразователя — Петра I.
Но обо всем по порядку...
О древних поселенцах Приневья мы знаем не очень много. Земли к югу от Финского залива, Невы и Ладоги занимали финно-угорские племена водь и ижора. Последние, предположительно, могли отчасти заселять Карельский перешеек, на котором в основном обитала карела. Какой конкретно была территория расселения каждого из этих племен, можно строить лишь более или менее удачные гипотезы. Как оказалась здесь ижора (от нее идет летописная «Ижорская земля») — пришла ли она от «корелы», например, — существуют лишь предположения, о которых будет сказано чуть ниже. Водь, давшая впоследствии название административному региону Новгородской земли — Водской пятине, ведет ли она свое происхождение от чуди (в частности, от эстонских племен), жившей западнее? Ведь ее язык, близкородственный ижоре и кареле, все же значительно отличается от них, являясь самостоятельным.
В древнерусском летописании названия этих племен появляются не ранее XI в. А прежде приневская территория (может быть, частично) входила в сложное образование с еще архаичными общественными отношениями — полиэтнический союз племен: чуди, мери, кривичей, ильменских словен. Во второй половине IX в., согласно ПВЛ и НПЛ, они вначале изгнали заморских «находников» (варягов, собиравших дань), а затем сами же призвали их1.
С новгородскими (ильменскими) словенами связано дальнейшее освоение Приневского края. Как считает видный советский археолог В.В. Седов, в середине I тысячелетия н. э. в северо-западную область Восточной Европы передвинулась одна из северных групп славян, при этом оторвавшись от остального славянского мира. Ответа на вопрос об исходном пункте и путях продвижения этой группы дать пока не удалось2.
Пришельцы стали обосновываться среди достаточно редкого местного прибалтийско-финского населения, начался процесс его славянизации, далеко не всегда проходивший мирно.
Славянские поселенцы традиционно строили свои небольшие по размерам «селища» вдоль рек и озер, у ручьев. Массовое заселение примыкающего к Приневской низменности безводного Ижорского плато приходится на рубеж X—XI вв. Причиной этого «похода» на север стала перенаселенность центральных районов Новгородской земли. Возможно, что в это же время славяне-новгородцы впервые выходят к берегам Невы и ее устью. Логичным поэтому выглядит предположение изучающей предысторию региона Э.Д. Рухмановой, что «славяне стали обживать удобный для поселения, защищенный водными преградами высокий мыс при впадении реки Охты в Неву. Во всяком случае, именно на Охтинском мысу, вероятно, и была самая древняя завязь будущего города Ленинграда»3.
Однако это были лишь маленькие островки среди безлюдных или редко населенных водью и ижорой мест, по которым не слишком часто проезжали новгородцы. Поэтому даже в XIII в. ижора выступала передовым пограничным дозором на службе Руси. «Бе некто муж, — сообщает новгородский летописец, — стареишина в земли Ижерьской, именемь Пелгусии (Пелгусий. — Авт.); поручена же бе ему стража морьская, и въсприят же святое крещение и живяше посреде роду своего»4.
Учитывая важность вопросов, касающихся этнической истории ижоры, для рассмотрения одной из важнейших вех биографии Александра Невского — сражения 1240 г., остановимся на ней подробнее. В эпоху начальной истории Руси (IX—XI вв.) судьба этого народа не прослеживается ни по археологическим данным, ни по письменным источникам. Да и для более позднего периода информации не так много.
Краткие сообщения летописей можно дополнить материалами переписных книг XVI в., а также данными, собранными этнографами. Последние пришли к выводу, что гипотеза происхождения ижоры от карелы подтверждается близостью различных аспектов их культур(-ы). Более того, до недавнего времени современные ижоряне называли себя Karjalaiset (т. е. карелы). В послевоенные годы Д.В. Бубрих описал процесс выделения нового этноса следующим образом: «На грани XI и XII вв. карела стала продвигаться к Неве. Одна из ее групп вышла к устью Невы и стала называться Inkeri, ижоры, получившей свое название от реки, впадающей в Неву с юга. Эта группа карелы, оказавшаяся в особом экономическом положении и в особых отношениях к политическим силам того времени, рано обособилась. Она первой оказалась в системе Русского государства»5. Однако такой подход представляется несколько упрощенным. Ситуацию усложняет то, что ижорян нашего времени нельзя напрямую сопоставить с «ижорой» переписных книг XVI в., ведь сейчас полностью отсутствует население, которое можно было бы с ней соотнести. Потомки людей, живших в Средние века по р. Ижоре и другим близлежащим притокам Невы, покинули эти места в результате ассимиляции и шведской оккупации XVII в. Но все же вполне очевидно следующее: во-первых, ижора действительно была одной из групп общекарельской общности; во-вторых, насколько позволяют судить источники XV—XVI вв., «ижоряне писцовых книг (добавим от себя: и летописей. — Авт.) — это небольшая группа насельников реки Ижоры и ближайших к ней речек, а не название этнического массива, говорящего на одном из восточных прибалтийско-финских языков, т. е. "ижоры" по современной этнической номенклатуре»6. Таким образом, получается, что в своем изначальном — актуальном для Средневековья — значении, ижора — термин более «территориальный», нежели этнический.
В недавно опубликованной монографии П.Е. Сорокина содержится подробная систематизация сведений, относящихся к летописной «ижоре». Особый интерес представляет осуществленный историком анализ данных археологических находок, количество которых до недавнего времени оставалось небольшим. Причинами этого могли стать перманентные строительные работы, развернувшиеся после основания Северной столицы, а также низкая археологическая изученность Приневья в целом. Однако в текущем столетии ситуация изменилась к лучшему, и в ходе раскопок такие средневековые памятники, наконец, были выявлены. Они в наибольшей степени сконцентрированы в междуречье среднего (запомним эту деталь!) течения Тосны и Мги. Здесь в могильниках обнаружены разнообразные предметы (оружие, бытовые вещи, орудия труда), относящиеся к XII—XIII вв. К сожалению, до сей поры не удалось найти остатков сельских поселений «ижоры». По мнению П.Е. Сорокина, это может быть связано с тем, что ее представители устраивали поселки под защитой лесов и болот (обратим внимание и на этот момент!), да и существовали они недолго, поскольку архаическая система хозяйства в подобной местности не могла позволить проживать длительное время на одном месте7.
Держаться несколько в стороне от Невы, главной транспортной артерии региона, «ижору» могло заставить то, что эта водная трасса имела не только торгово-экономическое значение, но использовалась и для военных вторжений8, опасность которых была особенно сильной со стороны скандинавов-викингов — «варягов» русских летописей.
Отношения варягов, заплывавших на Русь по знаменитому пути «из варяг в греки», звеном которого являлась Нева, и восточных славян с конца VIII в. были весьма различными. Случались времена мирного, делового сотрудничества, в основном торгового; нельзя исключить влияние скандинавов на важнейшие государственные процессы, происходившие в русских землях в IX—X вв., не обходилось и без военных столкновений, что, впрочем, в те времена являлось обычным делом.
Со второй половины XII в. наступает эпоха многовековой военной конфронтации. Истоки ее необходимо усматривать в бурно развивающемся и у шведов, и у славян процессе колонизации — освоении других земель. Земли Приневья и смежные с ними своим расположением представляли в то время своеобразное связующее звено между шведской и русской (новгородской) территориями. Приневью, таким образом, исторически и географически было уготовано стать ареной острого военного и политического соперничества.
Стратегически обусловленными в данной ситуации становились два «пятачка»: исток Невы и ее устье. Оба они служили как бы замками водных ворот, ключ к которым старались подобрать обе воюющие стороны.
* * *
С древнейших времен воротами в Приневье и Приладожье была Ладога (ныне это Старая Ладога) — укрепленное поселение при впадении Волхова в «озеро великое Нево».
В последние десятилетия археологи вели интенсивное исследование ее древностей. Было установлено, что она основана в 750-х гг. н. э. (первое летописное упоминание относится к 862 г.). Таким образом, история одного из первых древнерусских городов «удревнилась» почти на столетие. С самого начала население Ладоги отличалось многоэтничностью: наряду со славянской речью, здесь можно было услышать говор представителей финно-угорских племен, а также скандинавов. От языка первых и произошло название вначале речки Ладоги (Ладожки), а затем и города.
Такая «национальная» пестрота объясняется географическим расположением и предназначением Ладоги. Современный специалист по археологии русского Северо-Запада А.Н. Кирпичников свидетельствует, что экономика поселения в основном «строилась на торговых операциях и сборе даней с окрестного финно-угорского населения». Наряду с «купчинами» и дружинниками, главным образом, на речных берегах (самых людных) располагались «делатели» — ремесленники, занимавшиеся бронзолитейным и стекольным делом, резанием по кости, деревообработкой. Одним из самых важных и почетных занятий было строительство и ремонт кораблей: уже в середине IX в. Ладога стала пунктом пересадки с речных судов на морские и наоборот. И все-таки, несмотря на яркую этническую и социальную полифонию, можно сказать, что начальная Ладога — это город «словен», первый на пути «из-за моря» вглубь древнерусской территории, и доминировало здесь, особенно среди пришельцев, купеческое «сословие»9.
Значение Ладоги (в том числе, и политического характера) усиливается в связи с событиями, отнесенными летописью к 862 г. Согласно одной из версий «Сказания о призвании варягов», именно сюда первоначально пришли (видимо, очередные) варяжские «находники»: «...И придоша къ словеномъ первее и срубиша город Ладогу, и седе стареишии в Ладозе Рюрикъ»10. Исследования установили, что именно такой вариант (т. е. первоначального пребывания родоначальника русской княжеской, а затем и царской династии в Ладоге) был приведен в 3-й редакции ПВЛ, которая была создана ок. 1118 г. по инициативе сына Владимира Мономаха Мстислава, как раз в это время (1117 г.) перебравшегося, по воле отца, в Киев с тем, чтобы быть ближе к великокняжескому столу. Его жизненный путь не однажды пересекался с Ладогой, потому в летопись и были включены несколько известий, относящихся к этому весьма отдаленному от Днепровской столицы новгородскому пригороду11.
Что же касается Рюрика, то его имя оказалось тесно скреплено с Ладогой и в современных научных исследованиях. Иногда эта связь (конечно, имевшая место в действительности) несколько преувеличивается. Так, в недавнем прошлом археологи обнаружили близ Старой Ладоги в урочище Плакун захоронение знатного варяга, которое некоторые исследователи довольно смело прямо идентифицировали как «могилу Рюрика»12.
Вершиной строительной деятельности преемника первого русского князя — Олега — явилось сооружение на мысу, образованном реками Ладожкой и Волховом, первой в Древней Руси каменной крепости с башнями. В X в. в городе уже наметилась упорядоченная уличная планировка, до 10—12 га расширилась городская территория.
Резиденцией «конунгов-викингов», ставших первыми древнерусскими князьями, как известно, были Новгород и Киев, Ладога же постепенно переходит в статус подчиненного, зависимого города. Впрочем, князья и их дружинники не забывали ее. НПЛ сообщает о возвращении сюда в конце жизни Олега: «Иде Олегь к Новугороду, и оттуда в Ладогу... есть могыла его в Ладозе»13. Хотя и в этом случае нужно сделать определенную оговорку. Как видно из летописной цитаты, уже в древности в Ладоге имелся объект, который соотносили с могилой Олега. Однако конкретный объект — величественный курган, на который указывают экскурсовода в настоящее время как на место погребения этого властителя, может иметь подобный статус лишь чисто гипотетически. Ведь еще даже в XIX в. никаких местных преданий, хоть как-то подтверждающих это, зафиксировано не было, и среди прочих «собратьев» курган выделялся разве только более солидным размером. Однако ситуацию изменил выход в свет книги археолога Н.Е. Бранденбурга, высказавшего такую гипотезу, причем в весьма предположительном ключе: «Курган поражает своей выдающейся величавостью, не имея далеко кругом себе соперников, и при взгляде на него невольно приходит в голову поэтическая легенда новгородской летописи о смерти и погребении где-то здесь, в окрестностях на Волхове, Олега Вещего»14. Эта догадка затем была подхвачена другими авторами и стала выдаваться за «народное предание», которое якобы бытовало в окрестностях Старой Ладоги. В итоге, к настоящему времени у «Олеговой могилы» даже установлена табличка, сообщающая, что именно здесь нашел последнее упокоение Вещий князь. Не замедлили появиться и «предания», которые, разумеется, в данном случае имеют уже не фольклорный, а сугубо книжный характер15.
Вернемся, однако, к истории Ладоги. Разбойничьи набеги заморских варягов на нее продолжались. В конце X в. норвежский ярл Эйрик, покровительствуемый шведским королем, «подошел к Альдейгьюборгу (таково название Ладоги в скандинавских сагах. — Авт.) и осаждал его, пока не взял город тот, убил там много народа, а крепость ту всю разрушил и сжег», взяв перед этим «там много богатства». Теперь можно было уже без опаски продвигаться дальше, вглубь страны: «Далеко ходил он с боевым щитом по Гардарике» («Стране городов», как называли скандинавы Русь). Возможно, что в 1016 г. набег на Ладогу был повторен братом Эйрика — Свейносом.
С начала XI в., после заключения договора Ярослава Мудрого со шведским королем Олафом, город и округа стали управляться шведскими наместниками: поначалу ярлом Рогнвальдом, а затем его сыном Эйливом. Функции их ясно видны из слов саги: «И ту землю взял Эйлив ярл, у него тоже было много норвежцев, и он давал им жалование по договору; это ярлство давалось для того, чтобы ярл тот защищал землю конунга (имеется в в виду князь Ярослав. — Авт.) от язычников (т. е. от викингов. — Авт.)».
В конце XI в. «иностранцы» сменяются новгородскими посадниками. При первом из них — Павле Ладожском — в 1114 г. в Ладоге строится новая каменная крепость, на закладке которой присутствовал Новгородский князь Мстислав, старший сын Владимира Мономаха16. Воздвигается и первый каменный храм (расцвет церковного зодчества придется на сер. XII в.). Увеличивается до 14—15 га площадь посада, совершенствуется административно-территориальная структура: как и другие древнерусские города, Ладога делится на несколько районов — «концов». Для решения важнейших вопросов горожане собираются на «кончанские» и общегородские веча.
Город в устье седого Волхова в это время становится отправным пунктом сбора воинских сил, в основном, для походов на окрестные финно-угорские племена, с которых собирается дань. Ладожане — непременные их участники. Наряду с этим, по летописям прослеживается их активная деятельность в политической жизни Новгородской земли: громкий и твердый «глас» ладожан постоянно был слышен на шумном новгородском вече. Не прекращается и даже возрастает объем торговой деятельности Ладоги — посредницы в балто-готландской и балто-немецкой торговле с Новгородом. Как и в главном городе, в ней обосновался иноземный гостиный двор, была построена для «латинян» и церковь.
Таким образом, Ладога в XI—XII вв. выросла в значительный город — центр своей округи, город — торговый порт и одновременно контрольно-пропускной пункт на Ладожском озере и в порожистых низовьях Волхова, город-крепость, обороняющий северо-западные рубежи Руси. В последующее время именно последняя забота станет главной и решающей. Перед дальнейшим продвижением Руси в Приневье встанет необходимость защитить и отстоять ладожскую твердыню от новых походов шведов.
Примечания
1. Повесть временных лет / Подг. текста, пер., статьи и комм. Д.С. Лихачева. Под ред. В.П. Адриановой-Перетц. СПб., 1999 (далее — ПВЛ). С. 12—13; Новгородская Первая летопись Старшего и Младшего изводов / Под ред. А.Н. Насонова. М.; Л., 1950 (далее — НПЛ). С. 106.
2. Седов В.В. 1) Восточные славяне в VI—XIII вв. М., 1982; 2) Славяне в раннем средневековье. М. 1995. С. 245—246; 3) Древнерусская народность: Историко-археологическое исследование. М., 1999. С. 164—165.
3. Рухманова Э.Д. «Рядок у клетей на реце Ижоре» // XI Всесоюзная конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка скандинавских стран и Финляндии. М., 1989.
4. НПЛ. С. 292.
5. Бубрих Д.В. Происхождение карельского народа. Повесть о союзнике и друге русского народа на Севере. Петрозаводск, 1947. С. 32.
6. Новожилов А.Г. Этническая ситуация на северо-западе Новгородской земли XV—XVI вв. // Вестник СПбГУ. Сер. 2. История. 2004. Вып. 1—2. С. 88—89.
7. Сорокин П.Е. Окрестности Петербурга. Из истории Ижорской земли. М.; СПб., 2017. С. 22—30.
8. Там же. С. 47.
9. Кирпичников А.Н. 1) Ладога и Ладожская земля VIII—XIII вв. // Историко-археологическое изучение Древней Руси: Итоги и основные проблемы / Под ред. И.А. Дубова. Л., 1988. С. 38—79; 2) Ладога VIII—X вв. и ее международные связи // Древняя Русь: Новые исследования. Вып. 2. СПб., 1995. С. 28—53.
10. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 14.
11. Приселков М.Д. История русского летописания XI—XV вв. / Предисл. и прим. Я.С. Лурье. СПб., 1996. С. 81—84.
12. Об исследованиях данного погребения см.: Атанов П.А. К вопросу о месте захоронения Рюрика: урочище Плакун // Петербургские исследования: Сб. статей. Вып. 5 / Отв. ред. Ю.В. Кривошеев, А.А. Мещенина. СПб., 2014. С. 90—98.
13. НПЛ. С. 109.
14. Бранденбург Н.Е. Старая Ладога. СПб., 1896. С. 1.
15. Бландов А.А. «Там, говорят, похоронен кто-то в этих сопках...»: предания о погребении князя Рюрика и князя Олега в Старой Ладоге // Петербургские исследования: Сб. статей. Вып. 6 / Отв. ред. Ю.В. Кривошеев, А.А. Мещенина. СПб., 2016. С. 71—98.
16. Там же. С. 20, 204; ПВЛ. С. 126.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |