Церковь

Здесь самое время дать некоторые пояснения относительно ситуации в высшем церковном управлении, сложившейся после Батыева разорения, пронесшегося над Русью черным смерчем. Беды народа решились разделить далеко не все церковные иерархи. Например, покинул свой город епископ Рязани перед нашествием¹. Для подобного поведения возможно найти и некоторое оправдание: конечно, гибель для владыки вместе с защитниками русских городов была почетна, но кто бы ставил священников, если бы на Руси не осталось епископов²? В областях, где епископы погибли, долгое время особенно остро ощущался недостаток в священниках³.

Незадолго до разгрома татарскими войсками Киева туда пришел из Никеи митрополит Иосиф, грек по национальности⁴. Далее о нем нам ничего не известно. Его имя не упоминается в связи с падением Киева. Он просто пропал без вести⁵. Мнение, что Иосиф бежал из Руси, кажется весьма вероятным⁶. Кроме страха перед надвигавшейся монгольской угрозой, Иосифом могли руководить дипломатические расчеты: Византия желала иметь с ханами мир и даже династическое родство⁷.

Русская митрополия издавна действовала на принципах самоуправления, однако с таким важным исключением, как назначение ее главы из Константинополя. В какой-то степени это обусловливалось тем, что в разобщенной на практически суверенные земли-государства Руси митрополит-русский неизбежно должен был столкнуться с некоторыми трудностями в установлении своей власти над всеми русскими землями-государствами⁸. Но все же не это было главным, ведь трудно поверить, что в течение нескольких столетий не находилось русского по происхождению иерарха, способного подняться над местечковыми интересами какого-то одного княжения и завоевать авторитет на всей Руси. Более важным, видимо, было другое. Греки были заинтересованы в том, «чтобы иметь всегда в Киеве надежного и доверенного представителя, который будет соблюдать интересы патриарха и мерить их с интересами местной власти не в ущерб патриархии»⁹, сохранение контроля над Русской церковью было чрезвычайно важно для константинопольских властей¹⁰. К тому же византийский император видел себя универсальным правителем для всех православных стран, а значит и для Руси¹¹. Конечно, из этого вовсе не следует, что греческие василевсы имели какую-либо возможность непосредственно влиять на политическую ситуацию в Русской земле. Но все же и русские князья, и духовенство, и народ чувствовали свой, если можно так выразиться, духовный вассалитет от императора, и осознавали себя и свою страну как принадлежность единой православной ойкумены, во главе которой стоял властитель Константинополя¹².

Теперь же уход Никейского ставленника дал Руси возможность поставить на митрополию соотечественника. Как писал митрополит Макарий: «То был первый, хотя едва заметный, шаг к ослаблению зависимости нашей Церкви от византийской кафедры»¹³. Вообще, по каноническим правилам, патриархи должны были поставлять в митрополиты человека, избранного собором местных епископов, но для Руси это правило никогда не работало. Царьград всегда ревниво оберегал прерогативу назначения главы Русской церкви по своему усмотрению¹⁴. (Основной причиной этого, скорее всего, была боязнь того, что хиротония русского по происхождению иерарха могла привести в перспективе к получению Русской церковью статуса автокефальной¹⁵.) Теперь же грекам могло казаться зазорным посылать митрополита в покоренную Русь, да и их собственные дела шли неважно, в связи с потерей Константинополя¹⁶. (С 1240 по 1243 гг. после патриаршества Германа II и краткого правления Мефодия II оставалась незамещенной и кафедра самого патриарха¹⁷.) Русские князья стали пытаться возвести своих ставленников на митрополичий пост. Михаил Всеволодович Черниговский, желавший видеть верховным пастырем Руси «своего» человека, провозгласил митрополитом Петра Акеровича — игумена монастыря Спаса на Берестове¹⁸, «не считаясь с дезертировавшей греческой властью»¹⁹. При этом князь должен был мириться с тем, что границы его власти совпадали с границами власти Петра: нового пастыря не признал Даниил Романович; вероятно, что его кандидатура не получила поддержки и в Северо-Восточной Руси²⁰.

Татарская угроза волновала и западные страны. Синибальдо Фиески, ставший в 1243 г. папой Иннокентием IV (1243—1254), считал ее нейтрализацию одной из основных задач²¹. Посланный к нему Михаилом Черниговским за помощью против татар нареченный митрополит Петр был выслушан на Лионском соборе 1245 г. (об этом сообщают Матвей Парижский и анонимная хроника Бёртонского монастыря)²². Этот собор был направлен, в первую очередь, против Фридриха II, а заключение на нем унии латинским императором Болдуином II и латинскими же патриархами Константинопольским и Антиохийским должны были повысить авторитет папы. Одним из вопросов собора был отпор татарскому натиску. Вообще, «восточный» вопрос сильно волновал участников собора. Кроме монгольской угрозы, его делегатов беспокоила организация освобождения павшего в 1244 г. Иерусалима и судьба Латинской империи²³.

Вероятно, миссия Петра не была удачной, так как его «патрон» — Михаил Черниговский, к тому времени потерял свое твердое положение на Руси: Ярослав Всеволодович получил от монголов старшинство над всеми русскими князьями, Даниил Галицкий на Юге стремительно набирал силу, и курии было невыгодно делать ставку на далеко не самого сильного князя и его митрополита, не имевшего поддержки повсюду в русских землях. (Хотя с мнением о желании Рима максимально использовать ослабление Руси²⁴ спорить не приходиться, ведь в источниках есть указание на то, что еще в 1240 г. после взятия Пскова немецкими рыцарями горожан «перекрещивали» по католическому обряду²⁵.)

Верховным пастырем Руси стал другой человек — Кирилл, ставленник Даниила Галицкого. Ипатьевская летопись называет его митрополитом еще под 1243 г.²⁶ В 1250 г. Кирилл был «послан Данилом и Васильком на поставление митрополье Рускои»²⁷. Греки не протестовали, что объясняется их замешательством и бегством Иосифа²⁸. Византийские власти были вынуждены возвести Кирилла на высший церковный пост Руси, создав, тем самым, прецедент. До сих пор они считали, что Русский митрополит должен быть обязательно греком, и митрополиты-русские лишь ставились на Руси, но их утверждение не санкционировалось Константинополем. Первое исключение греки сделали по своей воле: на место бежавшего Иосифа не нашлось у них охотника²⁹: греки в Никее не интересовались разоренным Киевом³⁰. Возможно, на Русь распространилось благосклонное отношение терявшей силу греческой власти к славянским Церквам³¹.

Митрополита Кирилла иногда отождествляют с печатником Даниила Галицкого, упоминающимся в летописи³². Представляется, что это совсем не обязательно одно и то же лицо, и кем был Кирилл до своего поставления — неизвестно³³. Понятно, что Галицкий князь был заинтересован в том, чтобы найти человека, разделявшего его взгляды в духовной сфере. А в тех условиях это означало — готового к компромиссу с Римом. Но Даниилу Романовичу совсем не обязательно было искать кандидата в митрополиты среди «новуков», т. е. лиц, не имевших духовного опыта. Это автоматически означало бы, что первоиерарх не будет иметь серьезного авторитета. А потому логичнее было бы постараться возвести в высокий сан более достойного человека. Б.Н. Флоря справедливо указал на то, что духовенство Галицкой земли было в курсе планов своего князя на союз с папой. Но исследователь полагает, что его роль была достаточно пассивной³⁴. Нам все же представляется, что это утверждение историка нуждается в некоторой корректировке. Да, действительно, инициатива сближения с римской курией исходила от светских властителей, но использовать волюнтаризм они не могли, так как власть князя в тот период имела отнюдь не монархический характер. Однако серьезного сопротивления, судя по сообщению источников, ни у клириков, ни у народа княжеская политика не встретила. Более того, Плано Карпини пишет о своих переговорах с Даниилом и Васильком на обратном пути из Орды: «Они (князья. — Авт.) совещались между собою, с епископами (курсив наш. — Авт.) и другими достойными уважения людьми о том, о чем мы говорили с ними, когда ехали к татарам, и единодушно ответили нам, говоря, что желают иметь господина папу своим преимущественным господином и отцом, а святую Римскую Церковь владычицей и учительницей, причем подтвердили все то, о чем раньше сообщали по этому поводу через своего аббата (! — Авт.)...»³⁵. Судя по контексту, под «достойными уважения» людьми здесь могут подразумеваться, в том числе, представители высокопоставленного духовенства, например, настоятели монастырей. Один из них («аббат» по терминологии Плано Карпини) был даже послан к папе в качестве посла. Кто-то из них мог быть отправлен и в Никею для поставления.

Почему же Кирилл поехал для хиротонии не в Рим, а в Никею? Вероятно, это связано, во-первых, с традицией: Русь, как было сказано выше, все еще ощущала себя частью православной ойкумены, духовным центром которой оставалась Византия, изменить сознание в один момент было просто невозможно³⁶. Во-вторых, что также немаловажно, посылать кандидата для хиротонии к папе было политически нецелесообразно. Поставленный в Риме иерарх не сумел бы распространить свою власть на всю Русь, а планы Галичины были широкими: Даниил задумывался о создании мощной антитатарской коалиции, и митрополит мог в этом оказать значительное содействие. К тому же чрезвычайно важным обстоятельством было нежелание Даниила накрепко связывать себя с курией, ведь полной уверенности в ее помощи, конечно же, не было. А принятие землей пастыря от католического мира было шагом слишком серьезным и ответственным, спешить с ним не стоило. В то же время, контакты с Римом делали более весомыми шансы на поставление кандидата от Галичины в Никее: ведь в случае отказа существовала реальная угроза принятия митрополита от папы. Видимо, Даниил Романович достаточно умело старался извлечь из контактов с курией все возможные дипломатические выгоды³⁷.

Хиротония Кирилла, на наш взгляд, подтверждает тезис о том, что поставления митрополитов для Русской церкви во второй половине XIII и XIV вв. не были делом исключительно церковным. Напротив, такие хиротонии отражали «состояние русско-византийских отношений», мнение князей и внутриполитическую борьбу на Руси. Конечно, при этом важную роль играла и личность самого кандидата в митрополиты³⁸.

Вероятно, изначально церковная власть Кирилла не распространялась на Северно-русские земли,³⁹ после же утверждения от патриарха он решил поехать на Север Руси. Его предшественники этого не делали⁴⁰. Вообще частые разъезды по подвластным землям — особенность правления митрополита Кирилла⁴¹. Разъезды в те времена были очень затруднительны и даже опасны. «Надобно удивляться трудам митрополита Кирилла, который в долголетнее правление свое едва ли один год провел на одном месте»⁴².

Очевидно, что прежде всего новый Русский митрополит хотел распространить свою власть на Север Руси, ведь Киев потерял прежнее значение. Возможно, что в Днепровской столице первоиерарх просто в тот момент не мог бы найти даже подходящего его сану пристанища⁴³. На Севере же можно было получить и финансовую поддержку. Кроме того, митрополит вершил свой апелляционный суд, что было его долгом и одновременно источником дохода (за совершение суда полагались «кормления»)⁴⁴. Митрополит завел, тем самым, новую форму апелляционного суда — теперь не к нему ехали, а он сам объезжал свою паству⁴⁵. Здесь можно увидеть аналогию с «полюдьем» — объездами князьями своих земель⁴⁶. Кирилл был хорошо знаком с этим явлением, он понимал, что оно утратило свои языческие признаки (процесс этот шел уже с рубежа XI—XII вв.)⁴⁷, и решил использовать «полюдье» для нужд своей кафедры. Для преемников Кирилла путешествия по подвластным землям станут нормой⁴⁸. Нельзя забывать, что Киевским князем в тот период был Александр Невский, получивший от татар «Кыев и всю Русьскую землю»⁴⁹.

В это время на Руси начал складываться союз Даниила Галицкого и Андрея Ярославича, направленный против татар⁵⁰. Это коалиция была скреплена браком Андрея Ярославича с дочерью Даниила, венчал молодых сам Кирилл⁵¹. Значит, перед нами еще одна причина поездки пастыря на Север: он был посредником в заключении союза между князьями — сторонниками вооруженной борьбы с монголами. Вероятно, в то время Кирилл был врагом татарской власти⁵², и мы видим, что он при первом своем появлении «выступил на Суздальской земле как политик, явно связанный с Галицким князем» и его планами⁵³.

Находясь на Севере, митрополит в сопровождении Кирилла Ростовского посетил Новгород, где поставил архиепископом Далмата⁵⁴. С этого момента посещения митрополитами Волховской столицы будут повторяться, причиной чего было, среди прочего, усиление роли Новгорода в политико-экономическом раскладе сил на Руси⁵⁵. Такое усиление стало возможным, в том числе, и благодаря тому, что город сумел избежать разорения в 1238 г.

Прибытие в город митрополита, да еще в сопровождении епископа Ростовского было, конечно, само по себе далеко не рядовым событием. К тому же с заступничеством соименного обоим архиереям святого — Кирилла Иерусалимского — новгородцы связывали избавление от войск Бату-хана⁵⁶. Это должно было еще более усилить произведенное на жителей приездом иерархов впечатление.

В самом Новгороде в 40—50-е гг. XIII в., как мы постарались показать выше, в условиях постоянной военной угрозы особенно возрос авторитет Александра Невского, с которым митрополиту теперь и предстояло постараться выстроить конструктивные отношения. Вероятно, во время визита Кирилла Александр Ярославич смог расположить к себе митрополита своими антикатолическими воззрениями, что обеспечило ему в будущем поддержку главы Русской церкви⁵⁷. Сам Кирилл почувствовал опасность сближения с папской курией в Никее (там же он, вероятно, получил и строгие антипапские инструкции от патриарха)⁵⁸. Митрополит изменил свои первоначальные взгляды, и у него теперь не могла вызывать симпатии ориентация Даниила Галицкого на союз с Римом. Возможно, именно благодаря усилиям главы Русской церкви Даниил первоначально отказался принять королевскую корону от папы⁵⁹.

Примерно к этому времени исследователи относят попытку римской курии войти в контакт с Александром Ярославичем для распространения своей власти на Северно-русские земли. После неудачи военных походов начала 40-х гг. XIII в. на Русь с целью подчинения ее власти папы, Рим сменил тактику. Особенно настойчивым становится дипломатический зондаж «русской почвы» во время понтификата Иннокентия IV⁶⁰.

Житие князя сохранило известие о визите к нему посланников из Рима, а также гордый ответ, который им дал Ярославич на предложение принять католичество: «Некогда же приидоша къ нему послы от папы, из великаго Рима, ркуще: "Папа нашъ тако глаголет: Слышахом тя князя честна и славна, и земля твоя велика. Сего ради прислахом к тобе от двоюнадесять кординалу два хитрейшая — Галда да и Гемонта, да послушаеши учения ихъ о законе Божий". Князь же Олександро, здумавъ съ мудреци своими, въсписа к нему и рече: "От Адама до потопа, от потопа до разделения языкъ, от разьмешениа языкъ до наняла Авраамля, от Авраама до проитиа Иисраиля сквозе Чермное море, от исхода сыновъ Иисраилевъ до умертвия Давыда царя, от начала царствия Соломоня до Августа царя, от начала Августа и до Христова Рожества, от Рожества Христова до Страсти и Воскресения Господня, от Въскресения же его и до Возшествия на небеса, от Възшествиа на небеса до царства Константинова, от начала царства Константинова до перваго собора, от перваго собора до седмаго — сии вся добре съведаемъ, а от вас учения не приемлем". Они же възвратишася въсвояси»⁶¹.

Действительно, папой были отправлены две буллы Александру. Первая от 22 января 1248 г. и вторая от 15 сентября того же года. Первое послание содержало в себе призыв принять римскую веру, ссылаясь на пример Ярослава Всеволодовича, которому, якобы, лишь смерть помешала ввести католичество на Руси; и просьбу извещать рыцарей о приближении татар⁶².

Значительно более странно выглядит второе папское послание. В нем выражается радость по поводу приобщения Александра к латинству и разрешение (?!) построить соборную церковь в Пскове⁶³.

Тон сентябрьской буллы предполагал положительный ответ на первое послание, но он так не соответствовал политике Александра, что имелись даже сомнения в том, кто был адресатом. В этой связи называли имена литовского князя Товтила и Ярослава Владимировича — союзника Ордена в 1240 г.⁶⁴

А.А. Горский настаивает на том, что адресат буллы именно Александр. По его мнению, первую папскую грамоту Ярославич получил, находясь в Сарае, куда он ездил после смерти отца. Перед отправлением в Каракорум, будучи в крайне неопределенной ситуации, князь дал, скорее всего, нейтрально-дружественный ответ, чтобы сохранить возможность выбора в зависимости от результатов своей поездки по степи. Делая шаг навстречу, Александр мог предложить построить в Пскове инославную церковь для приезжающих с Запада (в Новгороде такие церкви были). Ответ князя, как явствует из текста второй буллы, передал архиепископ Прусский. Получив из вторых рук неверные сведения и неправильно представляя себе настроения Александра, папа и отправил свою сентябрьскую грамоту. Прочитать ее Александр мог лишь уже вернувшись из Орда на Русь, где его ждали папские послы⁶⁵, получившие, как это явствует из вышеприведенного текста Жития, резко отрицательный ответ. (Таким образом, недатированное свидетельство Жития Александра Невского о визите кардиналов Гольда и Гемонта можно отнести к 1250 г.⁶⁶)

О.Ф. Кудрявцев уточнил построения А.А. Горского, обратив внимание на то, что даты папских посланий, промежуток между которыми составляет лишь восемь месяцев, исключают возможность того, чтобы находящийся в Орде Александр успел ответить понтифику, а тот, прочитав его письмо, в свою очередь, успел бы отправить за этот срок новую буллу. В доказательство историк приводит объективные данные длительности пути Плано Карпини от Лиона до Нижней Волги (почти год, 1245—1246 гг.), русского посольства на Ферраро-Флорентийский собор (более 11 месяцев, 1437—1438 гг.) и посольств С. Герберштейна, дважды преодолевшего много меньшее расстояние от Австрии до Москвы (4 и 3 месяца, 1516—1517, 1526 гг.)⁶⁷. Однако, по существу, это мало меняет дело: Иннокентий IV и в этом случае вполне мог выдать желаемое за действительное, провоцируя князя дать положительный отклик на его призывы, ведь в том же втором послании речь, по сути, идет о том, что Александр уже благожелательно настроен по отношению к католичеству⁶⁸.

А.А. Горский приводит конкретные соображения, которыми мог руководствоваться Александр, отказавшись от сближения с курией. Прежде всего, во время поездки по землям татар Ярославич имел возможность оценить их военный потенциал, кроме того, он видел безрезультатность контактов с Римом Даниила Галицкого. Важным было и то, что с 1249 г. шведский ярл Биргер с благословения папы начал окончательное покорение земель еми. Дополнительным «раздражителем» для русской стороны могло быть упоминание о кафедральном соборе в Пскове, напоминавшее об установлении епископии в захваченном Юрьеве и о взятии самого Пскова в 1240 г.⁶⁹

В.И. Матузова замечает, что и после Ледовой битвы Орден все еще представлял «для Римской курии немалую военно-политическую силу, на которую она опиралась, строя дипломатические отношения с Русью»⁷⁰. Участие в переговорах с Александром архиепископа Пруссии, Ливонии и Эстонии в качестве представителя папы доказывает это.

Помимо этого, находясь всецело в плену современных установок политической целесообразности, историки часто упускают из видя еще один важный момент, на который вполне справедливо указал О.Ф. Кудрявцев: «Человек своей эпохи, князь Александр Ярославич был убежден, что должен наблюдать не только за сохранением и устроением мирской, прежде всего гражданской жизни своих подданных, на также и за духовным здравием, возможностью обрести спасение души. [...] Уступить папе и окатоличить Русь означало бы отказать себе и своим подданным, за которых князь также должен держать ответ перед Богом, в надежде спастись». Потому и ответ понтифику был предрешен⁷¹.

Чуть выше было сказано о том, что антикатолические взгляды Ярославича, скорее всего, оказались близки митрополиту Кириллу; возможно, именно в присутствии первоиерарха князь дал ответ послам папы, чем, конечно, должен был расположить к себе главу Русской церкви⁷².

Вообще, ко времени прибытия митрополита во Владимирской Руси сложилась особая ситуация в церковном управлении. Гибель епископа в великокняжеской столице сделала духовным центром земли Ростов, чей владыка Кирилл остался в живых благодаря своевременному уходу из города. До татарского нашествия Ростов проигрывал своему прежнему пригороду Владимиру в противостоянии в борьбе за влияние⁷³, и вот теперь появилась возможность для реванша, а епископу Кириллу, волею случая оказавшегося старшим иерархом Северо-Восточной Руси, отводилась здесь особенная роль. Прежде всего, действуя в интересах Ростова, он перенес тело убитого на р. Сить великого князя Юрия Всеволодовича в Ростов, нарушив тем самым сложившуюся традицию захоронения великих князей в Успенском соборе Владимира. Весьма возможно, что ростовцы вслед за этим рассчитывали и на перенос политического центра земли в их город. Видимо, с этим связано и начало летописной работы при дворе епископа Кирилла, в то время как во Владимире после монгольского разорения летописание находилось в затяжном кризисе⁷⁴. Однако всем этим планам не суждено было сбыться: Ярослав Всеволодович настоял на перезахоронении тела погибшего брата, постаравшись в зародыше разрушить планы ростовцев⁷⁵. (Интересно, что еще в период вооруженной борьбы Константина и Юрия Всеволодовичей, выражавших интересы Ростова и Владимира соответственно, Ярослав выступил на стороне последнего.) Приезд же на Северо-Восток митрополита лишал Ростов и значения церковного центра, ибо, по прибытию первоиераха, епископ Кирилл автоматически терял власть над великокняжеской столицей.

Примечания

1. НПЛ. С. 75, 287; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 515. Едва ли заслуживает доверия сообщение «Повести о разорении Рязани Батыем» о смерти епископа Рязанского в зажженной татарами церкви (Воинские повести... С. 12). Тем более что известие о гибели Рязанского владыки есть не во всех списках этого памятника (Там же. С. 26). Д.И. Иловайский полагал, что епископом Рязани был в это время Ефросин Святогорец, а укрылся он от татар в Муроме (Иловайский Д.И. Рязанское княжество. М., 1997. С. 63, 72).

2. Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. II. 1-я половина тома. С. 15.

3. Он же. История Русской Церкви. Т. II. Период второй, Московский. От нашествия монголов до митрополита Макария включительно. 2-я половина тома. М., 1998. С. 86.

4. НПЛ. С. 74, 285; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 514.

5. Макарий (Булгаков), митр. Московский и Коломенский. История Русской Церкви. Кн. 3. История Русской Церкви в период постепенного перехода ее к самостоятельности (1240—1589). М., 1995. С. 13; Барсов Т.В. Константинопольский патриарх и его власть над Русской Церковью. СПб., 1878. С. 459: Доброклонский А.П. Руководство по истории Русской Церкви. М., 1999. С. 102.

6. Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. II. 1-я половина тома. С. 15; Будовниц И.У. Общественно-политическая мысль Древней Руси (XI—XIV вв.). М., 1960. С. 324; Охотина Н.А. 1) Изменения в положении Киевской митрополии в условиях монголо-татарского ига // Религии мира. История и современность. Л., 1978. С. 158; 2) Русская Церковь и монгольское завоевание (XIII в.) // Церковь, общество и государство в феодальной Руси. Сб. ст. / Отв. ред. А.И. Клибанов. М., 1990. С. 68; Хорошее А.С. Политическая история русской канонизации (XI—XVI вв.). М., 1986. С. 73; Алексеев В.И. Роль Церкви в создании Русского государства после распада Киевской Руси // Юбилейный сборник в память 1000-летия крещения Руси. 988—1988. Джорданвиль, 1988. С. 66. Г.В. Вернадский полагал, что митрополит Иосиф скончался в Киеве в 1240 г. (Вернадский Г.В. Монголы и Русь / Пер. с англ. Е.П. Беренштейна, Б.Л. Губмана, О.В. Строгановой. Тверь; М., 1997. С. 153). Н.С. Борисов причисляет пропавшего без вести Иосифа к той части духовенства, которая «до конца выполнила свой пастырский долг», т. е. считает, что митрополит погиб, подобно Митрофану Владимирскому (Борисов Н.С. Церковные деятели средневековой Руси XIII—XVII вв. М., 1988. С. 18). Р.Г. Скрынников прямо утверждает, что «Иосиф погиб в горящем Киеве» (Скрынников Р.Г. Крест и корона. Церковь и государство на Руси IX—XVII вв. СПб., 2000. С. 41).

7. Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 1. М., 1991. С. 290.

8. Будовниц И.У. Общественно-политическая мысль Древней Руси. С. 406.

9. Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси X—XIII вв. М., 1989. С. 168.

10. См.: Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. I. 1-я половина тома. С. 267—268.

11. См.: Рапов О.М. Русская церковь в IX — первой трети XII в. Принятие христианства. М., 1988. С. 176.

12. См. об этом подробнее: Алексеев Ю.Г. Россия и Византия: конец Ойкумены // Вестник СПбГУ. Сер. 2.1994. Вып. 1. С. 12—25.

13. Макарий. История Русской Церкви. Кн. 3. С. 13.

14. Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. 1.1-я половина тома. С. 272—273.

15. Кричевский Б.В. Русские митрополиты. (Церковь и власть XIV в.). СПб., 1996. С. 40.

16. Барсов Т.В. Константинопольский патриарх и его власть над Русской Церковью. С. 460; Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 1. С. 290—291.

17. Лебедев А.П. Исторические очерки состояния Византийско-восточной Церкви от конца XI до середины XV в. От начала Крестовых походов до падения Константинополя в 1453 г. СПб., 1998. С. 155—156.

18. Пашуто В.Т. Киевская летопись 1238 г. // Исторические записки. Т. XVI. М., 1948. С. 302.

19. Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 1. С. 293.

20. Пашуто В.Т. Киевская летопись 1238 г. С. 302.

21. Там же. С. 299; Пашуто В.Т. О политике папской курии на Руси // Вопросы истории. 1949, № 5. С. 66.

22. Матвей Парижский. Великая хроника // Матузова В.И. Английские средневековые источники IX—XIII вв. М., 1979. С. 151, 124; Анналы Бёртонского монастыря // Там же. С. 178, 180; Пашуто В.Т. 1) О политике папской курии на Руси. С. 66—67; 2) Киевская летопись 1238 г. С. 300. Заслуживающее, на наш взгляд, доверия мнение В.Т. Пашуто о тождественности Петра Акеровича и выступившего на Лионском соборе «архиепископа Руссии» Петра вызвало недоверие Н.А. Охотиной. Исследовательница полагает: «Гипотеза эта очень интересна, но из-за недостатка источников маловероятна, так как вся аргументация строится на совпадении имени Петра, его незнании иностранных языков и "теологической образованности"» (Охотина Н.А. Русская Церковь и монгольское завоевание (XIII в.). С. 68).

23. Рамм Б.Я. Папство и Русь в X—XV вв. М.; Л., 1950. С. 147—149.

24. Алексеев В.И. Роль Церкви в создании Русского государства. (Период от нашествия татар до Ивана III). Нью-Йорк, 1990. С. 41.

25. А.В. Валерова на мысль об этом навел термин «невегласи», который летописец вложил в уста Александра Невского по отношению к псковичам (Валеров А.В. Новгород и Псков. Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI—XIV вв. СПб., 2004. С. 172—174; НПЛ. С. 297).

26. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 794.

27. Там же. Стб. 809. Е.Е. Голубинский относил дату отъезда Кирилла к 1246 г.; ученый полагал, что Даниил Галицкий не хотел посылать своего кандидата к грекам, не уладив отношений с татарами (Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. II. 1-я половина тома. С. 53—54).

28. Мейендорф И.Ф. Византия и Московская Русь. Очерки по истории церковных и культурных связей в XIV в. // Он же. История Церкви и восточно-христианская мистика. М., 2000. С. 365.

29. Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. II. 2-я половина тома. С. 11—12. Вообще, церковная власть Константинополя (или Никеи) на Руси заключалась, главным образом, в поставлений митрополита (Там же. С. 16).

30. Соколов П.П. Русский архиерей из Византии и право его назначения до начала XV в. Киев, 1913. С. 161.

31. Мейендорф И.Ф. Византия и Московская Русь. С. 365.

32. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 791—792.

33. Макарий. История Русской Церкви. Кн. 3. С. 16, 413. Е.Е. Голубинский писал, что Кирилл мог быть до своего поставления одним из простых игуменов, но, во всяком случае, не печатником (История Русской Церкви. Т. II. 1-я половина тома. С. 53).

34. Флоря Б.Н. У истоков религиозного раскола славянского мира (XIII в.). СПб., 2004. С. 158—160.

35. Плано Карпини. История Монгалов. С. 83. Б.Н. Флоря в своей монографии также приводит данную цитату из сочинения Плано Карпини. Но она не убедила ученого в том, что определенная часть духовенства Юго-Западной Руси заняла достаточно активную позицию в вопросе соединения с Римом. Этому, по мнению историка, противоречит то, что главным адресатом папских булл оставался Даниил Галицкий (см.: Флоря Б.Н. У истоков религиозного раскола... С. 158—159). Мы, в свою очередь, обратим внимание на то, что папа писал представителю власти, а духовенство таковым на Руси ни в коей степени не являлось.

36. См.: Алексеев Ю.Г. Россия и Византия: конец Ойкумены. С. 12—25.

37. См. также: Соколов Р.А. Обстоятельства поставления первого русского по происхождению митрополита Кирилла // Вестник СПбГУ. Сер. 2. История. 2006. Вып. 4. С. 3—5.

38. Кричевский Б.В. Русские митрополиты. С. 42.

39. Макарий. История Русской Церкви. Кн. 3. С. 16; Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. II. 1-я половина тома. С. 54; Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 1. С. 291.

40. Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. II. 1-я половина тома. С. 55.

41. Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. П. 1-я половина тома. С. 55.

42. Филарет (Гумилевский), митр. История Русской Церкви. В пяти периодах (988—1826). СПб., 1894. С. 264.

43. Барсов Т.В. Константинопольский патриарх... С. 423.

44. Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 1. С. 291.

45. Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. II. 1-я половина тома. С. 56—57.

46. Кривошеев Ю.В., Соколов Р.А. Русская Церковь и Ордынские власти (вторая половина XIII — первая четверть XIV в.) // Тюркологический сборник. 2001. Золотая Орда и ее наследие / Под ред. С.Г. Кляшторного и др. М., 2002. С. 159—160.

47. Подробнее о «полюдье» см.: Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян (VI—X вв.). СПб., 1996. С. 448—484.

48. См. также: Соколов Р.А. Обстоятельства поставления... С. 5—6.

49. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 472. «Церковь, конечно, может существовать и в совершенной отдельности от государства, но древние времена наши не были такими временами, когда могло бы это быть и когда митрополиты наши могли бы не осознавать нужды в тесных связях с великими князьями как с охранителями Церкви» (Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. II. 1-я половина тома. С. 55). А.П. Григорьев, напомним, полагал, что титул Киевского князя был нужен Александру Ярославичу, так как он имел «дальний политический прицел — переместить церковный центр в Северо-Восточную Русь», и позже это ему позволило «взять под свою руку Киевского митрополита Кирилла» (Григорьев А.П. Ярлык Менгу-Темура... С. 55).

50. Ср.: Суетин А.В. Междукняжеская борьба в Северо-Восточной Руси (середина XIII — первая четверть XIV вв.). Диес. канд. ист. наук. Тюмень, 1999. С. 45—49 и др.

51. ПСРЛ. Т. I. Стб. 472.

52. Охотина Н.А. Русская Церковь и монгольское завоевание (XIII в.). С. 75.

53. Флоря Б.Н. У истоков религиозного раскола... С. 163—164. И.У. Будовниц полагал, что митрополит переехал на Север, так как не был согласен с прозападной политикой Даниила Галицкого (Будовниц И.У. Общественно-политическая мысль Древней Руси. С. 327). Ниже будет показано, что после поставления в Никее отношение Кирилла к Риму действительно должно было измениться, но вот антитатарские планы Даниила, видимо, он по-прежнему разделял.

54. НПЛ. С. 80, 304; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 472.

55. Костомаров Н.И. Русская республика. Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. (История Новгорода, Пскова, Вятки.) М.; Смоленск, 1994. С. 424—425.

56. Янин В.Л. К хронологии и топографии ордынского похода на Новгород в 1238 г. С. 150—151.

57. Григорьев А.П. Ярлык Менгу-Тимура... С. 58. См. также: Суетин А.В. Междукняжеская борьба в Северо-Восточной Руси. С. 47. Изначально целью посещения северной метрополии Кириллом могло быть желание привлечь к антимонгольскому союзу и Новгород (Каргалов В.В. На границах стоять крепко! Великая Русьи Дикое поле: противостояние XIII—XVIII вв. М., 1998. С. 26). То, что Александр имел в будущем поддержку Церкви, говорит и о взаимопонимании между ним и Никеей (Пашуто В.Т. 1) О политике папской курии на Руси. С. 72; 2) Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950. С. 271).

58. Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 1. С. 293. После падения Константинополя латиняне пытались вовлечь в унию русских князей, но считали более целесообразным сноситься с Никеей (Пашуто В.Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. С. 243).

59. Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 1. С. 292.

60. Матузова В.И. Роль Тевтонского ордена в осуществлении планов проникновения Римской курии на Русь // Восточная Европа в древности и средневековье. Древняя Русь в системе этнополитических и культурных связей. Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто. С. 59.

61. Житие Александра Невского. Первая редакция. 1280-е гг. // Князь Александр Невский и его эпоха. Исследования и материалы / Под ред. Ю.К. Бегунова и А.Н. Кирпичникова. СПб., 1995. С. 194.

62. Рошко Г. Иннокентий IV и угроза татаро-монгольского нашествия. Послания Папы Римского Даниилу Галицкому и Александру Невскому // Символ. Париж, 1988, № 20. С. 104.

63. Там же. С. 108—109.

64. Горский А.А. Два «неудобных» факта из биографии Александра Невского // Александр Невский и история России. Материалы научно-практической конференции 26—28 сентября 1995 г. Новгород, 1996. С. 65—66.

65. Там же. С. 68; Горский А.А. О контактах Александра Невского с Римом. С. 52.

66. Горский А.А. О контактах Александра Невского с Римом. С. 52.

67. Кудрявцев О.Ф. Александр Невский и папство / Александр Невский. Государь, дипломат, воин / Под ред. О.Ф. Кудрявцева. М., 2010. С. 489, прим. 53.

68. Там же. С. 167—168.

69. Горский А.А. 1) О контактах Александра Невского с Римом. С. 52—52; 2) Два «неудобных» факта из биографии Александра Невского. С. 69.

70. Матузова В.И. Роль Тевтонского ордена в осуществлении планов проникновения Римской курии на Русь. С. 60.

71. Кудрявцев О.Ф. Александр Невский и папство. С. 170.

72. Григорьев А.П. 1) Ярлык Менгу-Тимура... С. 57; 2) Сборник ханских ярлыков русским митрополитам. Источниковедческий анализ золотоордынских документов. СПб., 2004. С. 10—11.

73. О борьбе городов-государств Северо-Восточной Руси после смерти Всеволода Большое Гнездо см. подробнее: Фроянов И.Я. Древняя Русь. Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. М.; СПб., 1995. С. 690—697 и др.; Кривошеев Ю.В. Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII—XIV вв. СПб., 1999. С. 72—99.

74. О летописании при Ростовской епископской кафедре см. подробнее: Приселков М.Д. История русского летописания XI—XV вв. СПб., 1996. С. 147. Ю.А. Лимонов, не возражая против тезиса о тесной связи ростовского летописания с местным духовенством, считал все же, что неправильно приписывать создание летописи Ростовскому епископу Кириллу, так как сообщения об этом архиерее составлены, скорее всего, уже после его смерти; также не имел непосредственно прямого отношения к этому делу и ближайший преемник Кирилла Игнатий, о котором летопись вообще говорит в негативном ключе. Исследователь полагал, что центр летописной работы находился не на архиерейском дворе, а при церкви Богородицы (Лимонов Ю.А. Летописание Владимиро-Суздальской Руси. Л., 1967. С. 137—138, 153—154).

75. См. подробнее об этом: Романив В.Я. Князья, общины, монголы в Ростово-Суздальской земле в середине XIII в. // Клепинин Н.А. Святой благоверный и великий князь Александр Невский. СПб., 2004. С. 226—228.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница