«Приидоша бесчислены, яко прузи»

Итак, судя по всему, поход затевался лишь по южной окраине русских земель: и Чернигов, Переяславль, Киев, Юго-Запад лежали на пути монгольских туменов.

Однако первоначальное столкновение случилось на Рязанской земле в конце 1237 г. Эта вторая встреча лицом к лицу монголов и русских будет во многом схожей с предыдущей, но во многом и отличной. Прежде всего, в том, что большое татарское войско, под предводительством Бату-хана, останавливается не вдали от русских земель, как в 1223 г., а «близ Резанскиа земли». На этот раз и намерения степняков были иными. Иным было и их посольство, иными были их цели.

По НПЛ, «в лето 6746... придоша иноплеменьници, глаголемии Татарове, на землю Рязаньскую, множьство бещисла, акы прузи; и первое пришедше и сташе о Нузле, и взяша ю, и сташа станом ту. И оттоле послаша послы своя, жену чародеицю и два мужа с нею, къ князем рязаньскымъ, просяче у нихъ десятины во всемь: и в людехъ, и въ князехъ, и въ конихъ, во всяком десятое. Князи же Рязаньстии Гюрги, Инъгворовъ братъ, Олегъ, Романъ Инъгворович, и Муромьскы и Проньскыи, не въпустячи къ градомъ, выехаша противу имъ на Воронажь. И рекоша имъ князи: "одна насъ всехъ не будеть, тоже все то ваше будеть"». С некоторыми существенными изменениями приведен этот фрагмент в Московском своде XV в. Став «на Онузе», «оттоле послаша послы своя, жену чародеицу и два мужа с нею, ко князем Резаньским, просяще у них десятины во всем, во князех и в людех и в конех, десятое в белых, десятое в вороных, десятое в бурых, десятое в рыжих, десятое в пегих». Как видим, здесь «развит» начальный эпизод.

В то же время, «Повесть о разорении Рязани Батыем» более пространно останавливается на описании деятельности рязанских князей: «Прииде безбожный царь Батый на Русскую землю со множеством вой татарскыми, и ста на реке на Воронеже близ Резанскиа земли. И присла на Резань к великому князю Юрью Ингоревичю Резанскому послы безделны, просяща десятины во всем: во князех и во всяких людех, и во всем. И услыша великий князь Юрьи Ингоревич Резанский приход безбожнаго царя Батыя, и вскоре посла во град Владимер к благоверному к великому князю Георгию Всеволодовичю Владимерскому, прося помощи у него на безбожнаго царя Батыя, или бы сам пошел. Князь великий Георгий Всеволодович Владимеръской сам не пошел и на помощь не послал, хотя о собе сам сотворити брань з Батыем. И услыша великий князь Юрьи Ингоревич Резанский, что несть ему помощи от великаго князя Георьгия Всеволодовича Владимерьскаго, и вскоре посла по братью свою по князя Давида Ингоревича Муромского, и по князя Глеба Ингоревича Коломенского, и по князя Олга Краснаго, и по Всеволода Проньского, и по прочии князи. И начаша совещевати, яко нечистиваго подобает утоляти дары»¹.

Исследователи неоднократно отмечали феномен пространства-территории в представлениях древних народов. Так, относительно этого элемента мировосприятия тюрков С.Г. Кляшторный писал следующее: «Этнополитическая картина мира непосредственно соотнесена с его физической картиной и отражает неразрывную, предметно-чувственную связь каждого людского сообщества, организованного по генетическому принципу, с его "собственной землей". В этой схеме пространство наделяется эмоциональными свойствами — оно может быть враждебным или спасительным; в зависимости от того, "свое" оно или "чужое", оно является единственно пригодным или совершенно непригодным для того или иного племени; оно непременно определяется этническим термином; оно не только сакрализовано, но и определено как племенное божество»².

Такого рода ситуации были обобщены знаменитым английским этнографом Дж.Дж. Фрэзером в его классическом труде «Золотая ветвь». Их он относит к категории «табу на общение с иноплеменниками»³. «Вступая в незнакомую страну, дикарь (т. е. человек традиционного мировоззрения. — Авт.) испытывает чувство, что идет по заколдованной земле, и принимает меры для того, чтобы охранить себя как от демонов, которые на ней обитают, так и от магических способностей ее жителей», — таков вывод авторитетного исследователя⁴. Охранительные меры и являются непосредственной функцией жрецов-прорицателей.

Не чуждой этому была и деятельность монгольских «шаманов». Вильгельм Рубрук, еще один западноевропейский посланец к монголам, говорит, что они «указывают наперед дни счастливые и несчастливые для производства всех дел; отсюда татары никогда не собирают войска и не начинают войны без их решительного слова»⁵. Ему вторит Киракос Гандзакеци, армянский современник событий: «Без повеления своих колдунов и кудесников [татары] не пускались в путь, — [делали это] только с их разрешения»⁶. Отечественный исследователь Д. Банзаров в специальной работе о «черной вере» также констатировал, что, имея «неограниченное доверие» к своим «шаманам», ханы «часто прибегали к ним, желая узнать: будет ли успех в чем-либо, — например, в походе»⁷.

Видимо, нечто похожее описанному у Дж.Дж. Фрэзера, В. Рубрука, К. Гандзакеци и Д. Банзарова имело место и в конце 1237 г., когда татарское войско подошло к неведомой для них доселе земле. Обстоятельства для них осложнялись тем, что эта территория была покрыта труднопроходимыми лесами, создававшими весьма большие неудобства для степняков. Кроме того, меры предусмотрительности и предосторожности исходили из предыдущей реальности — убийства послов в 1223 г., о чем, конечно же, тоже не забывали.

Татары, вступая в неизвестные, чужие, таящие множество опасностей земли, безусловно, попытались уберечься от возможных несчастий. «Жена чародеица и два мужа с нею» вовсе не были «послами безделными», а скорее наоборот. Но в данном случае нам важно само восприятие монголами (посредством духов) чужой территории как враждебной, духов которой надо умилостивить, — вплоть до принесения человеческой жертвы. Так и на Руси — прежде чем предстать перед Батыем и предсказать приемлемый ход событий, они должны были «расколдовать» эту чужую неведомую для них и их сородичей страну.

Как же отреагировала на монгольское посольство противоположная сторона — рязанцы? «Князи же Рязаньстии, Юрьи Инъгварович и брат его Олегъ, и Муромски и Проньские князи, не пустячи их к городом, выидоша противу их в Воронож»⁸. Безусловно, можно говорить об известной рациональной основе поведения рязанских князей. Они поступали так, как и должны были поступить русские князья — защитники Отечества. Но можно посмотреть на их действия и под иным углом зрения. Князья тоже испытывали вполне объяснимый страх перед иноплеменниками, появившимися, как бы их ни ожидали, в какой-то степени неожиданно на рязанской границе. Страх был обусловлен не только их военной силой, но и фактором религиозно-этнического свойства. Как подметил Дж.Дж. Фрэзер, «страх перед чужаками бывает взаимным»⁹. Поэтому князья пытались избавиться и от послов с «чародейкой», и от стоявших наготове грозных татарских полков. Послы были мягко вытеснены из рязанских пределов в направлении владимирских земель: «И оттоле пустиша посол ко Юрью в Володимерь». Но и там они долго не задержались, поскольку «из Володимеря пустиша их послы в Татары в Воронож»¹⁰. Благополучное их возвращение означало, что в целом они исполнили свою функцию — путь был «очищен» и открыт для остальных, если бы это потребовалось (как оказалось — потребовалось).

Последняя оговорка неслучайна, ибо находившиеся на границах русских земель ханы-Чингизиды отнюдь не заранее и не сразу приняли решение о военном вторжении. Вначале были их требования дани-десятины. В ответ на это князья попробовали отделаться, так сказать, малой кровью. Из Владимира послы были «отпущаше одарены»¹¹. Откупиться (а вернее, «отдариться») решили и рязанцы. Как нам уже известно, Батыевы послы «просяче» у рязанцев (и, видимо, у владимирцев) «десятины во всем: и в людех, и в князех, и в коних, во всяком десятое»¹². Эти «просьбы» прямо перекликаются с известием Плано Карпини. В разделе своих записок, озаглавленном «Как они заключают мир с людьми», он пишет: «И вот чего татары требуют от них: чтобы они шли с ними в войске против всякого человека, когда им угодно, и чтобы они давали им десятую часть от всего, как от людей, так и от имущества»¹³. Следовательно, как и в других краях, монголы мирным путем, но подкрепленным силой, предложили Руси своеобразное «мирное сосуществование» в рамках даннических отношений и воинской повинности¹⁴.

Как бы то ни было, рязанские князья отвергли предложенный Батыем даннический «союз». На совещании принимается решение, что «нечестиваго подобает утоляти дары».

«Пря» между монголами и «удалцами и резвецами резанскими» указывает также на еще один мотив древних взаимоотношений народов, когда в начале «дипломатическое» противостояние приобретает характер прямого военного противоборства: кто кого «преодолеет», тот все и возьмет — и имущество, и женщин, включая жен. В старые годы конфликт между не договорившимися сторонами решался поединком военных предводителей. В несколько измененном — ультимативном — варианте это же предлагалось и рязанским князьям. Только на этот раз все получилось не в пользу Руси. Федор Юрьевич по повелению Бату-хана был убит, с ним вместе погибли «и инех князей, нарочитых людей воиньских», т. е. все посольство. Узнав о трагической смерти мужа, «благоверная княгиня Еупраксея» вместе с сыном «ринуся из превысокаго храма своего... и заразися до смерти»¹⁵. Татары «росулися» по Рязанской земле, а затем огненным смерчем прошли по всей Северо-Восточной Руси.

Таким образом, именно рассмотренные нами события конца 1237 г., а не заранее принятое решение подвигнули татар на трудную для них — кочевников-степняков — экспедицию в лесную Русь. И, вместе с тем, в том, что произошло зимой 1237—1238 гг., отнюдь не было «замешано какое-то трагическое недоразумение»¹⁶. Нет, практически все нюансы событий могут быть, как мы попытались показать выше, объяснены. Но при этом необходимо, безусловно, учитывать этнопсихологическую подоплеку по возможности каждого соприкосновения сторон, отраженного дошедшими до нас источниками.

Героическое сопротивление рязанцев, не позволившее монголам пополнить запасы и ресурсы для похода на Запад, как бы автоматически повлекло их вторжение в северо-восточные русские земли. Спонтанное (вызванное, как отметил Л.Н. Гумилев, сопротивлением русских земель) их движение туда объясняет и их дальнейшую непоследовательность, своеобразное отступление. Так, они не дошли до Новгорода (возможно, осознав, что это тупик), резко повернули на юг, и, таким образом, сделав огромный крюк, по сути, возвратились на тот же плацдарм, с которого они начали в конце 1237 г. поход на Русь¹⁷.

Лишь в 1239 г. разработанный на курултае 1235 г. план стал претворяться в действительность. В 1239—1241 гг. монголы, теперь уже никуда не сворачивая, прошли по южнорусским землям, принося лишь разрушения и горе.

Апофеозом этого их продвижения стало взятие в декабре 1240 г. «мати градом Русским» Киева. Вместе с тем, надо отметить и то, что до кровавого штурма города Батый, как и прежде, пытался решить дело мирным, дипломатическим путем. Еще в 1237 г. сюда был направлен царевич-Чингизид Менгу-хан (будущий великий хан). Ипатьевская летопись сообщает, что он «пришедшу сглядать град Кыева, ставшу же ему на онои стране Днепра во градъка Песочного, видив град удивися красоте его и величеству его, присла послы свои к Михаилу и ко гражаном, хотя е прельстите и не послушаша его»¹⁸. Следовательно, переговоры закончились безрезультатно. В конце 1240 г. сюда «в силе тяжьце, многом множьством силы своей» подошел вместе с другими царевичами и «воеводами» сам Бату-хан... Взяв Киев, монголы ушли в русские юго-западные земли и далее — в Западную Европу.

Что касается Киева и окрестных земель, то проезжавший там несколькими годами позже Плано Карпини оставил нам свое леденящее душу описание (возможно, и несколько преувеличивающее, безусловно, трагическую ситуацию): «Когда мы ехали через их землю, мы находили бесчисленные головы и кости мертвых людей, лежавшие на поле; ибо этот город был весьма большой и очень многолюдный, а теперь он сведен почти ни на что: едва существует там двести домов, а людей тех держат они в самом тяжелом рабстве»¹⁹.

Вернемся, однако, на северо-восток Руси. Итак, преодолев героическое сопротивление защитников Рязани, татары оставили на месте прежде цветущего города лишь пепел; кроме того, огню и мечу была предана и вся Рязанская земля. Другие русские князья по одиночке также не смогли противостоять, как считают историки, лучшей армии того времени.

Орда Бату-хана двигалась далее по льду Оки. Под Коломной произошло самое крупное полевое сражение той кампании. Владимирское войско во главе с сыном великого князя Всеволодом и остатки рязанцев попытались встать на пути монголов, двигавшихся подобно неудержимой лаве. Одержав в нем победу, захватчики двинулись (опять же, по речному льду) на Москву. Пять дней будущая первопрестольная столица под руководством Владимира, другого сына Юрия, и воеводы Филиппа Нянко выдерживала осаду. Но и этот город был взят, а 3 февраля Бату-хан увидел величественные валы великокняжеской столицы — Владимира. Юрия Всеволодовича там не было, он ушел дальше на север, собирать войска. В городе оставались два его сына — Мстислав и спасшийся после битвы под Коломной Всеволод. Отрядив часть воинов на разорение Суздаля, татары начали штурм, подведя предварительно к стенам для устрашения изможденного Владимира Юрьевича, плененного в Москве. Не сумев ворваться в город через Золотые ворота, захватчики сделали пролом в стене — и древняя великокняжеская столица 7 февраля пала. Семья великого князя и епископ Митрофан погибли в охваченном пламенем Успенском соборе. При этом нельзя сказать, что у Митрофана не было другого выбора, кроме как принять страшную смерть. Ведь не все высшие церковные иерархи решились разделить судьбу жителей разоренных городов²⁰. Но, тем не менее, Митрофан принял для себя иное решение...

После этого войска татар разделилась: одна их часть отправилась к Костроме и Галичу, а другая к Юрьеву и Ростову. Именно эта вторая часть завоевателей сразилась на берегах р. Сить (приток Мологи) 4 марта 1238 г. с войсками великого князя Юрия Всеволодовича, сумевшего собрать ростовских, ярославских, углических, юрьевских и остатки владимирских воинов. Место сражение известно лишь приблизительно; русские полки были разбиты, погиб и сам великий князь. В плен попал его племянник Василько Константинович Ростовский. Враги, изумленные его храбростью, предлагали ему перейти к ним на службу, принять от них пищу и питье, но князь с честью отказался от таких «милостей» и мужественно принял смерть в Шеренском лесу²¹.

В то же время, еще один отряд татар устремился на северо-запад Руси. Здесь в течение двух недель продолжалась героическая оборона Торжка. Его жители сражались из последних сил, напрасно ожидая помощи с берегов Волхова. 5 марта монголам удалось, наконец, взять город штурмом.

В это время в Новгороде по-прежнему княжил Александр Ярославич. Почему же он не оказал помощи Юрию Всеволодовичу и отчаянно сопротивлявшемуся Торжку? В.А. Кучкин считает возможными три причины, по которым отряды северо-западной метрополии не поддержали соседей: или Александр сам не захотел дать подкреплений Юрию, или этого не желали новгородцы, или, что наиболее всего вероятно, по мысли исследователя, такова была воля Ярослава Всеволодовича²². В.Ф. Андреев полагает, что Александр не помог Торжку, так как на Руси тогда «каждый думал о себе» (сам Юрий тоже не протянул руку помощи Рязани). Свою роль сыграли, кроме того, паника и оцепенение²³.

Кроме того, что касается Торжка, то его ослабление вообще могло быть в интересах Новгорода. Ведь в Новом торге к 30-м гг. XIII в. активно обозначались сепаратистские тенденции, и «город, видимо, притягивал всех недовольных новгородской городской общиной»²⁴. А потому Новгород в 1238 г. был не особенно заинтересован в том, чтобы поставить все на карту ради собственного строптивого пригорода, разорение которого к тому же должно было надолго перечеркнуть сепаратистские устремления его жителей.

Как бы то ни было, но в начале марта 1238 г. путь на Новгород для завоевателей был свободен, и, по принятым в отечественной историографии представлениям, ранней весной 1238 г. — после разгрома Северо-Восточной Руси — монголами был предпринят масштабный поход на Новгород, о последствиях которого можно догадываться отнюдь недвусмысленно.

Многие поколения отечественных историков больше всего в данном контексте интересовал вопрос: почему монгольские отряды не дошли тогда до Волховской столицы — богатейшего русского города того времени?

Но здесь возможно задать другой вопрос: а был ли монгольский поход на Новгород?

Начиная с В.Н. Татищева, основным объяснением стали объективные обстоятельства — природные и климатические условия, не способствовавшие, безусловно, их продвижению дальше²⁵.

Новейшим историком, обратившимся к этой теме, стал В.Л. Янин. Он сосредоточился в основном на ее географических и топографических аспектах: по какому пути шли монголы из Торжка и где они остановились? Ответы на эти вопросы были даны им убедительные. Детально рассмотрев путь монголо-татар от Торжка, Игнач Крест, до которого они дошли, В.Л. Янин локализует в районе Яжелбиц, между деревнями Великий Двор и Поломять²⁶.

Другие же аспекты событий В.Л. Янин анализировал не столь подробно. Он говорит о «неудавшемся ордынском походе на Новгород», правда, вследствие «героизма защитников маленького Торжка»²⁷, а также замечает: «Не исключено... что к Игначу Кресту двинулся не разведывательный отряд, а основные силы Батыя»²⁸.

Рассматривая мнения историков, приходишь к выводу о некоторой заданности и заранее сложившейся событийной картины, имевшей место на исходе зимы 1238 г. Создается впечатление, что у историков нет никакого сомнения в том, что, во-первых, поход на Новгород был у монголов так же запланирован, как и несколькими месяцами ранее они обязательно должны были штурмовать другие северные русские города; и, во-вторых, что в 100 верстах от Новгорода в местечке Игнач Крест остановился со своими несметными полчищами именно Бату-хан.

Конечно, зимой 1238 г. были опасения похода монголо-татар на Новгород. Общий страх перед возможным нашествием у новгородцев, понятно, присутствовал. Это состояние отразилось в летописях. Вот свидетельство Новгородской I летописи, связывающее судьбу Торжка со своей «метрополией»: «...изнемогошася людье въ граде (Торжке. — Авт.), а из Новагорода имъ не бы помочи, но уже кто же собе сталъ бе в недоумении и страсе; и тако погании взяша градъ...»²⁹.

Однако больше внимания летописи уделяют не возможным приготовлениям новгородцев к осаде, а деятельности монголо-татар по взятии Торжка: «Тогда же ганяшася оканьнии безбожници от Торжку Серегерьскымъ путемъ оли и до Игнача креста, а все люди секуще акы траву, за 100 верстъ до Новагорода ("не дошед" добавляет Комиссионный список. — Авт.)»³⁰.

Здесь возникают вопросы. Во-первых: можно ли говорить о походе в направлении Новгорода основного монгольского войска? Во-вторых: что произошло у Игнач Креста? Каковы масштабы военного столкновения, произошедшего у Игнач Креста (если оно имело место)?

Полчищ, возглавляемых самим Батыем, у Игнач Креста никогда не было. В.В. Каргалов — один из немногих историков, отмечающих это обстоятельство. «Можно с достаточным основанием предположить, что по направлению к Новгороду двигался лишь отдельный отряд татарской конницы, и его бросок не имел целью взятия города: это было простое преследование разбитого неприятеля, обычное для тактики монголо-татар... Он, конечно, и не имел намерения штурмовать многолюдный и сильный Новгород, успевший приготовиться к обороне...»³¹.

Но объяснение ситуации у В.В. Каргалова традиционно: «У Батыя в начале марта попросту не оказалось под Торжком достаточных сил... для такого похода требовались объединенные монголо-татарские силы, а они к началу марта были разбросаны по огромной русской равнине, ослаблены боями и обременены добычей»³².

Но, думается, эти наблюдения лишь подтверждают нашу версию об отсутствии у монголов каких-либо планов покорения Северной Руси. Их поход был спонтанным и неконкретным: Новгород в их намерения не входил³³.

Теперь спросим: почему же, как замечено Новгородской IV летописью, «воспятишася оу Игнача креста» монголы³⁴?

По В.В. Каргалову, «татарский отряд, преследовавший отступавших защитников Торжка... просто закончил преследование и вернулся к главным силам»³⁵. В 60-х гг. XX в. версию крупного военного столкновения на берегу Глухого озера (расположенного между деревнями Великий Двор и Поломять) высказал И.И. Яроменок. Он исходил, во-первых, из самого термина «воспятишася», означившего, по его мнению, какую-то битву («бой»); во-вторых, из существования, по местному преданию, в окрестностях деревни Поломять двух древних кладбищ — «татарского» (мусульманского) и славянского³⁶. «Таким образом, — подводит итог своих наблюдений И.И. Яроменок, — в районе "Игнача Креста" монголы, видимо, не просто остановились и вспятились, а были остановлены и прогнаны новгородцами»³⁷.

Обе версии представляются нам не безосновательными. Вполне можно предположить, что у Игнача Креста побывали не основные силы монголов, а лишь отряд, преследовавший отступавших защитников Торжка. Если же было сражение, то, скорее всего, локальное. После чего татарский отряд возвратился к основным силам, уже начавшим тотальное возвращение в степи.

Однако, как нам представляется, этими объяснениями исчерпываются не все проблемы новгородского похода монголов. За дискуссией о бесспорно важных аспектах (пути похода, силы обеих сторон, природный фактор и т. д.) несколько в стороне остались причины, не позволившие монголо-татарам пойти на Новгород, изложенные самим летописцем. Согласно НПЛ старшего извода: «Новъгородъ же заступи Богъ и святая великая и зборная апостольская церкы Святая Софья и святыи Кюрилъ и святыхъ правоверныхъ архиепископъ молитва и благоверных князии и преподобьныхъ черноризець иереискаго сбора»³⁸. НПЛ младшего извода к «Кирилу» добавляет другого «святаго Преподобнаго святителя» — «Афанасея»³⁹.

По Новгородской IV летописи: «Новгородъ же паки заступи милосердыи Богъ и святыи великии отець Кирилъ, архиепископъ Александрийскии, и святых правоверных молитв архиепископъ Новгородских и благоверныхъ князеи Роускихъ и преподобныхъ черноризець иереискаго сбора; а они безбожнии воспятишася оу Игнача креста прогна[н] и святымъ Кириломъ»⁴⁰.

Н.В. Мятлев объяснял летописные версии следующим образом: «Очевидно, отступление татар и спасение Великого Новгорода было столь неожиданно, что современники могли приписать его лишь Божественному промыслу и заступничеству святого, которого праздновала Церковь в день радостного события, и это обстоятельство с некоторою точностью датирует день начала отступления татар из Новгородской области — 18, 21 и 29 марта, ибо в эти числа Церковь наша празднует память св. Кирилла»⁴¹.

Для В.Л. Янина «при чтении этого (летописного. — Авт.) текста возникает неизбежный вопрос, почему избавление Новгорода от военной опасности 1238 г. связывается в сознании летописца с небесным заступничеством именно св. Кирилла, и какой из святых Кириллов имеется здесь в виду»⁴². Ученый полагает, что эта связь появляется на рубеже XIV—XV вв., когда культ святых Афанасия и Кирилла Александрийских, празднуемых 18 января, становится популярным в Новгороде. Однако не их заступничество зафиксировано в летописях. «В святцах, — пишет В.Л. Янин, — отмечен еще один значительный Кириллов день — поминовение св. Кирилла, архиепископа Иерусалимского, 18 марта⁴³. Эта дата, несомненно, разъясняет смысл летописного заступничества св. Кирилла за Новгород: отступление монголо-татар от Игнача Креста произошло, надо полагать, 18 марта, спустя 13 дней после падения Торжка, или же — что вернее — в этот день в Новгороде было получено сообщение о прекращении опасности и отслужены по этому случаю молебны св. Кириллу»⁴⁴.

Как мы видим, и Н.В. Мятлевым, и В.Л. Яниным все объясняется сугубо с прагматических позиций. Вместе с тем, вмешательство Божественных сил (самого Творца, Св. Софии, св. Кирилла и других святых Православной Церкви)⁴⁵ свидетельствует о каких-то неведомых и самим этим силам божественного происхождения причинах непоявления монголов под стенами Волховской столицы. Летописец то ли не знал, то ли просто не мог поведать об этом, ограничившись просто констатацией.

А можем ли мы сказать что-либо по этому поводу? Попробуем предположить, что и в действиях «агарян» тоже можно увидеть Божественное провидение, вмешательство божеств, но только их — монгольских. (Кстати, если пойти таким путем, то происходит уравнивание уровней осмысления и подачи: и там, и там «свой» Божий промысел.)

Думается, что не последнее место должны занимать, наряду с прагматическими причинами столь неожиданного отхода монголо-татар, причины иррационального свойства, уже отмеченные нами: чужая территория, заселенная духами, — «нерасколдованная». Таковой Новгородская земля оставалась для монголов до конца 50-х гг. XIII в. В этом же скрывается расшифровка событий 1257—1259 гг., когда монголы (казалось бы, уже прочно утвердившиеся в русских землях) прибывают в Новгороде посольством, в составе которого находятся «бабы чародеицы»⁴⁶. Таким образом, более поздние события — 50-х гг. — одновременно подтверждают нашу версию и о причинах несостоявшегося похода на Новгород в 1238 г. Иные версии о причинах отступления монголов, не доходя 100 верст до города (распутица, бескормица и пр.), должны быть, по крайней мере, дополнены.

В целом же, рассмотрев вопрос о новгородском походе монголо-татар, мы приходим к выводу, что до реальной угрозы Новгороду в 1238 г. дело не дошло. Если поход на Волховскую столицу монгольскими предводителями и обдумывался, то попыток его реализации, по существу, не было.

Отход Бату-хана был очень стремительным и носил характер некоей облавы: отряды татар разделились и уходили в степи, стремясь разорить как можно больше русских городов. Но и здесь им пришлось сталкиваться порой с упорным сопротивлением. Именно так произошло в Козельске, жители которого, как прежде в Рязани, наотрез отвергли условия «почетной» сдачи города («уведавши же нечестивии, яко ум крепкодушьныи имеють людие во град[е], словесы лестьными не возможно бе град прияти»). Обратим внимание на то, что находившийся в Козельске малолетний князь Василий, конечно, не мог стать ни вдохновителем, ни организатором обороны, но эти задачи успешно решил совет горожан, который вполне может быть соотнесен с вечевым сходом: «Козляне же свет створше не вдадитеся Батыю». После этого, несмотря на ожесточенные штурмы и не имея никакой надежды на помощь, город семь недель выдерживал осаду. Когда же враги смогли разрушить стены и пошли на штурм, «козляне ножами стали резаться с ними». Все защитники Козельска погибли, а их князь, младенец Василий, по преданию, утонул в крови своих верных подданных⁴⁷.

Столь продолжительному сопротивлению способствовали и субъективные факторы. Во-первых, войска отходивших в степи после разорения северо-востока Руси монголо-татар двигались рассредоточенно, дабы охватить разорением как можно большую площадь. Во-вторых, Козельск имел очень выгодное положение. Располагаясь на северной оконечности Среднерусской возвышенности, он занимал господствующую над местностью высоту. К тому же его огибало течение р. Другуски, которая перед впадением в Жиздру образует мыс, представляющий собой почти остров, соединенный с сушей лишь узким перешейком. Впрочем, все это, разумеется, ни в коей мере не умаляет героизма жителей Козельска.

Подчеркнем, что разорение все же не было тотальным: многие северо-восточные города пали, другие города не стали обороняться и, по всей видимости, не подверглись разорению, а до некоторых северных поселений татары не дошли. Судьба конкретных северо-восточных городов не вполне ясна. Это исходит, в частности, из не совсем четких формулировок летописца. Что он подразумевал подтем, что монголы «идоша», «плениша», «взяша» тот или иной город? Археологические раскопки тоже не дают оснований для точных заключений о состоянии городов во время нашествия. Поэтому у историков нет единого мнения о том, что произошло не только с небольшими, но и с крупными городами Северо-Восточной Руси. Одно ясно, что, наряду с сильно пострадавшими городами, ряд городов избежал вооруженного взятия.

Не последнюю роль в отношении монголов к Северо-Восточной Руси сыграло и уже отмечавшееся мистическое восприятие территории в архаических обществах. «Всякая другая группа, если бы она захотела завладеть этой (чужой. — Авт.) территорией и утвердиться на ней, подвергла бы себя самым худшим опасностям. Вот почему мы видим между соседними племенами конфликты и войны по поводу набегов, нападений, нарушения границ, но не встречаем завоеваний в собственном смысле слова. Разрушают, истребляют враждебную группу, но не захватывают ее земли. Да и зачем завоевывать землю, ежели там неминуемо предстоит столкнуться с внушающей страх враждебностью духов всякого рода, животных и растительных видов, являющихся хозяевами этой территории, которые, несомненно, стали бы мстить за побежденных», — писал выдающийся французский антрополог Л. Леви-Брюль⁴⁸.

Применительно к ситуации на Руси, очень проницательно, пользуясь художественными приемами, в широко известном многим поколениям романе «Батый» оценил ситуацию советский писатель Василий Ян. Узнав о недобрых предзнаменованиях (гибели в болоте шаманки и любимого коня Субэдэя-багатура), Батый, отменяя дальнейшее продвижение на Новгород, говорит слова, которые вполне могли быть произнесены в реальности: «До сих пор не было ничего, что могло бы удержать меня. Мое войско прошло через пустыни, переплыло многоводный Итиль и другие большие реки. Теперь урусутские злые мангусы (духи. — Авт.) хотят погубить всех моих воинов, когда реки разольются и обратят дороги в озера. Я поворачиваю назад. Мы едем отдыхать в Кипчакские степи». Безусловно, лесные территории Руси должны были казаться кочевникам-монголам неизмеримо более враждебными, нежели степные южные. Рассматривая последующие взаимоотношения Руси и Орды (в том числе и даннические), мы должны обязательно учитывать реально существовавший в традиционных обществах социально-психологический фактор «ненужности» завоевания.

Нет необходимости преуменьшать трагедию Руси и русского народа, но нет оснований и преувеличивать последствия ее. Так, вслед за эмоциональным рассказом летописца о постигшей беде, следует четкое перечисление оставшихся в живых представителей дома Рюриковичей, которые уже в том же 1238 г. рассаживаются по городам. «Пришед седе на столи в Володимери» Ярослав Всеволодович, «разсудив коемуждо их свою вотчину». Но еще раньше он «обнови землю Суждальскую». «Съхранив» «кости» погибших, он приступает к налаживанию мирной жизни: «пришелци утеши и люди многи събра», наконец, «поча ряды рядити», а в 1239 г. происходит освящение церкви в Кидекше⁴⁹.

Таким образом, возвращение к «структурам повседневности» происходит довольно скоро. Это же относится и к военному делу, о чем свидетельствует дальний поход Ярослава к Смоленску, состоявшийся в 1239 г. Он решал две задачи: оборонить русскую землю от соседей-врагов литовцев и вовлечь в сферу своего влияния Смоленский княжеский стол. Литву Ярослав «победи и князя их ялъ, а Смоляны урядив, князя Всеволода посади на столе», да, кроме того, взял «множество полона». Словом, успех был полным, что и отметил летописец: «...с великою честью отиде в своя си»⁵⁰. Полный и неслучайный, потому что к нему можно добавить и участие «низовских» полков в победной битве на Чудском озере: «Великыи князь Ярославъ посла сына своего Андрея в Новъгородъ Великыи в помочь Олександрови на Немци, и победиша я за Плесковом на озере, и полон много плениша и възвратися Андреи к отцю своему с честью»⁵¹.

Приведенные примеры позволяют говорить, и вряд ли это будет преувеличением, о достаточно быстром восстановлении норм и порядков общественной жизни, существовавших до нашествия. Пятилетие 1238—1242 гг. не внесло ничего нового в организацию северо-восточного общества. Более того, в течение почти 20 лет после нашествия Северо-Восточная Русь не была непосредственно включена в орбиту монгольской зависимости.

Однако А.Н. Насонов настаивает на том, что «после татарского завоевания во внутренней жизни края произошел глубокий сдвиг в результате тех событий, которые были связаны с нашествием татар». В основном, это обстоятельство он связывает с тем, что «сильно опустошен и разгромлен» был Владимир — этот «вечевой, общеземский центр». Вместе с тем, летописные известия (на них ссылается и сам А.Н. Насонов) свидетельствуют о довольно активной общественно-политической жизни этого города. По крайней мере, более двух десятилетий он оставался «столицей» Северо-Востока: и Ярослав, и Александр «продолжали жить еще во Владимире». Последующие же великие князья, действительно, предпочитали оставаться на своих столах (в Твери, Костроме, Переяславле и т. д.). А.Н. Насонов, исходя из этого, делает следующий вывод: «Владимир как город потерял свою силу и значение; он по-прежнему оставался городом столичным, великокняжеским, но не мог уже более служить реальной опорой великокняжеской власти»⁵². Однако можно ли говорить при этом о «глубоком сдвиге» в общественной жизни Северо-Восточной Руси? Нам представляется, что нет. Ибо шел тот же самый процесс, которым было наполнено все бытие этого края в последнее столетие: образование новых городов-государств или возрождение «старых» (в частности, Ростова, очередному возвышению которого так много внимания уделяет А.Н. Насонов). Монголы внесли в это свою лепту, но не настолько, чтобы говорить о них как об определяющей силе этой тенденции.

Интересными представляются в связи с этим выводы А.А. Горского. Признавая в целом «воздействие монголо-татарского нашествия и ордынского ига на политическую систему Руси... значительным», он в то же время отмечает следующее: «Очевидно, что развитие Северо-Восточной Руси (и Новгородской земли) после нашествия было относительно менее неблагоприятным, чем у других крупных земель — "коэффициент восстанавливаемости" поселений (по А.А. Горскому, это "количество укрепленных поселений, на которых в конце XIII — начале XIV в. возобновилась жизнь", "в % к количеству прекративших существование". — Авт.) здесь значительно выше (125%, выше только в Новгородской земле — 153%, в то время как в Галицко-Волынской — 31%, в Киевской — 22%, в Рязанской — 57%. — Авт.). По-видимому, именно во второй половине XIII — начале XIV в. начинают закладываться предпосылки относительного (в сравнении с другими землями) усиления Северо-Восточной Руси»⁵³.

* * *

Вместе с тем, изменения, безусловно, имели место. Так, с 1243 г., после визита в Орду Ярослава Всеволодовича, первого из русских князей, которому пришлось ехать в ставку к Бату-хану за подтверждением своих владельческих прав, устанавливается юридическая зависимость русских князей от ханов. (Еще более резко положение поменяется с конца 50-х гг., когда Монгольская империя попытается на всем своем «жизненном пространстве» установить режим даннических отношений.)

Поездка 1243 г. закончилась весьма успешно: Батый «почтил Ярослава и людей его великой честью и отпустил, сказав: "Будь ты старшим всех князей в Русской земле"»⁵⁴. Сыну князя Константину пришлось отправиться еще дальше — в столицу Монгольской империи Каракорум. По справедливому замечанию И.Н. Данилевского, это событие «имело едва ли не большее значение, чем само монгольское нашествие»⁵⁵. Начались непосредственные отношения русских князей и монгольских ханов, а их суть заключалась в санкционировании татарскими правителями занятия князьями того или иного стола.

В 1245 г. Ярослав вновь едет в Орду, но на сей раз не только в Сарай. Теперь ему не удалось избежать далекого и трудного путешествия в Каракорум, в котором правила тогда вдова Угедей-хана Туракина. Она-то, по свидетельству бывшего в то время в этих местах папского посла Плано Карпини, и отравила Ярослава в 1246 г.⁵⁶ (на насильственном характере смерти князя делается акцент также в Ипатьевской летописи⁵⁷). Одна из летописей говорит о навете на Всеволодовича некоего Федора Яруновича⁵⁸. Князь умер на обратном пути на Родину. В апреле 1247 г. его тело было погребено во Владимире⁵⁹.

Что могло повлечь такую развязку? Возможно, интриги других русских князей, но не исключено, что в Каракоруме в Ярославе видели креатуру Бату-хана, отношения с которым у Туракины и ее сына Гуюка, ставшего в том же 1246 г. великим ханом, были враждебными.

Позже Александр Ярославич Невский получит от римского папы послание с призывом обратить Русь в католичество, и в нем упоминалось о якобы имевшем место предсмертном желании Ярослава подчинить Русскую церковь понтифику. Скорее всего, эти слова были чистым блефом: ведь сам папский посол Плано Карпини в своей «Истории Монгалов», написанной по материалам поездки в Каракорум, ничего не сообщает о таком факте.

Александр же был в это время Новгородским князем, что избавляло его от контактов с ханами⁶⁰, ведь этот город не был покорен монголами. Такое поведение выглядело особенно контрастно на фоне действий других князей⁶¹.

После смерти Ярослава Александр стал сильнейшей политической фигурой в Северной Руси⁶². Плано Карпини писал, что хатун Туракина⁶³ звала к себе Александра сразу после убийства Ярослава, но тот не поехал, не желая разделить участь отца⁶⁴. Исследователи принимают с доверием это свидетельство о непокорности Ярославича⁶⁵.

Тем временем, на столе во Владимире сел следующий по старшинству сын Всеволода Большое Гнездо — Святослав⁶⁶, но санкции хана у него не было, что позволяло племянникам попытаться оспорить его права⁶⁷. Младший брат Александра Невского Андрей именно с этой целью отправился к Бату-хану, следом за ним засобирался в дорогу и сам Александр⁶⁸. Бату-хан переправил обоих князей в Каракорум. Исследователи отмечают, что после удаления от власти матери Гуюка Туракины, а затем и его собственной смерти, жизни Ярославичей были вне опасности⁶⁹.

В 1249 г. Андрей и Александр вернулись. Решение, принятое в Каракоруме относительно судьбы великого княжения, носило компромиссный характер и, учитывая тогдашние политические реалии, выглядело несколько странно. Александр получил Киев и всю Русскую землю, а Андрей — Владимирский стол⁷⁰.

В.Л. Егоров считает, что этот раздел был произведен в соответствии с монгольскими традициями⁷¹. В.А. Кучкин видит причину такого поворота событий в нежелании татар еще более усилить Александра. Андрей Ярославич же, по мысли исследователя, в данном случае лишь следовал воле монголов⁷².

Своеобразна и не лишена логики точка зрения на данный вопрос Л.Н. Гумилева. Он пишет, что это деление столов между братьями, хоть и подкреплялось степной традицией, но основано было на «очередном женском легкомыслии» (имеется в виду легкомыслие вдовы Гуюка Огуль-Гаймишь)⁷³.

По-новому подошел к решению настоящей проблемы П.О. Рыкин. Опираясь на исследования В.В. Трепавлова, он пришел к заключению, что здесь «перед нами попытка введения на Руси системы соправительства, корреспондирующей с монгольской концепцией власти». Причину установления этой системы «нужно искать в архаическом сознании монголов», — считает он⁷⁴.

После возвращения князья находились во Владимире, здесь же были некоторое время и владетели других русских столов⁷⁵. Это обстоятельство натолкнуло В.А. Кучкина на мысль о прошедшем после приезда из Орды старших Ярославичей княжеском съезде во Владимире. На этом съезде «должны были обсуждаться вопросы взаимоотношений с иноземной властью и распределение княжеских столов между князьями в настоящем и будущем», — считает исследователь⁷⁶.

Почему же Александр не поехал в Киев?

В.Л. Егоров видит три причины, по которым не состоялась эта поездка: 1) Киев был разорен после 1240 г.; 2) в это время развивалась экспансия Литвы на восток; 3) через территорию Киевского княжества проходили походы татар в Литву и Польшу⁷⁷. А.А. Горский думает, что Киев ничего не давал политически, и Александр предпочел ему в будущем стол во Владимире, сделав, тем самым, первый шаг по переходу общерусской столицы во Владимир⁷⁸. А.П. Григорьев высказал мысль, что Киевское княжение вообще было не нужно Александру, а интересовал его лишь титул великого князя Киевского, так как Ярославич имел «дальний политический прицел — переместить церковный центр в Северо-Восточную Русь». Этот титул позволил ему позже «взять под свою руку Киевского митрополита Кирилла»⁷⁹.

Примечания

1. Воинские повести Древней Руси / Под ред. В.П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1949. С. 9.

2. Кляшторный С.Г. Представления древних тюрков о пространстве // Письменные памятники и проблемы истории культуры народов Востока. XI годичная научная сессия ЛО ИВ АН СССР. Ч. 1. М., 1975. С. 30. См. также: Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1994. С. 266, 346.

3. Фрэзер Дж.Дж. Золотая ветвь. Исследование магии и религии. / Пер. с англ. М.К. Рыклина. М., 1980. С. 222.

4. Там же. С. 225. См. также: Токарев С.А. Ранние формы религии. М., 1964. С. 86—87; Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. С. 548.

5. Рубрук, Гильом де. Путешествие в восточные страны // Джованни дель Плано Карпини. История Монгалов. Гильом де Рубрук. Путешествие в восточные страны. Книга Марко Поло. С. 171.

6. Киракос Гандзакеци. История Армении / Пер. Л.А. Ханларян. М., 1976. С. 173.

7. Банзаров Д. Черная вера. СПб., 1891. С. 43. Видимо, «чародейство» у монголов процветало до хана Узбека (1312—1340). О нем и его деяниях Аз-Захаби говорит так: «Храбрый герой, красавец наружностью, мусульманин, уничтоживший множество эмиров и волшебников» (цит. по: Закиров С. Дипломатические отношения Золотой Орды с Египтом (XIII—XIV вв.). М., 1966. С. 74).

8. ПСРЛ. Т. 25. Московский летописный свод конца XV в. М.; Л., 1949. С. 126.

9. Фрэзер Дж.Дж. Золотая ветвь. С. 225.

10. ПСРЛ. Т. 15. С. 126.

11. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 468.

12. В Рогожском летописце список дополнен выражением «и в скотех» (ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Рогожский летописец. М., 1965. Стб. 29); в Ермолинской летописи записано — «в конехъ отъ всякиа шерсти десятыя лошади» (ПСРЛ. Т. 23. Ермолинская летопись. СПб., 1910. С. 74); в Симеоновской и Никоновской летописях вместо «во всяком десятое» читается «въ доспесехъ» (ПСРЛ. Т. 17. Симеоновская летопись. СПб., 1913. С. 55; ПСРЛ. Т. 10. Никоновская летопись. М., 1965. С. 105).

13. Плано Карпини. История Монгалов. С. 58.

14. В.Н. Татищев полагал, что татарское требование не было столь категоричным, а ответ князей не исключал мирного разрешения зреющего конфликта (см.: Татищев В.Н. Собр. соч. В 8 т. Т. II—III. История Российская / Редколл.: С.Н. Валк, М.Н. Тихомиров. Вступ. ст. С.Н. Валка. М., 1995. С. 231—232). «Согласно монгольским правилам войны, те города, которые подчинились добровольно, получали название "гобалык" — добрый город; монголы с таких городов взимали умеренную контрибуцию лошадьми для ремонта кавалерии и съестными припасами для "ратников"» (Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 344). См. также: Хорошкевич А.Л. Изменение форм государственной эксплуатации на Руси в середине XIII в. // Общее и особенное в развитии феодализма в России и Молдавии. Проблемы феодальной государственной собственности и государственной эксплуатации (ранний и развитой феодализм). Чтения, посвященные памяти акад. Л.В. Черепнина. Тез. докл. и сообщ. Ч. I. М., 1988. С. 153—155.

15. Воинские повести... С. 10.

16. Урбанаева И.С. Монгольский мир: человеческое лицо истории. Улан-Удэ, 1992. С. 45.

17. См.: Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы... С. 71 (карта), 111, 115 (карта). Л.Н. Гумилев, говоря о «большом набеге Батыя на Русь» (Древняя Русь и Великая степь. С. 361), прав в отношении ее северных территорий. При взгляде на передвижение отрядов Бату-хана действительно складывается такое впечатление. Вместе с тем, этого не скажешь об их движении по южнорусскому лесостепному и степному коридору — оно было явно целенаправленным на Запад.

18. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 782.

19. Плано Карпини. История Монгалов. С. 51.

20. Е.Е. Голубинский полагал, что если признать обязанностью епископов вдохновлять народ на борьбу, «то летописи не дают право нам сказать, чтобы епископы наши оказались на высоте своего призвания...» (Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. II. Период второй, Московский. От нашествия монголов до митрополита Макария включительно. 1-я половина тома. М., 1900. С. 14).

21. О разорении Северо-Восточной Руси в 1237—1238 гг. см. подробнее: ПСРЛ. Т. I. Стб. 460—466.

22. Кучкин В.А. Александр Невский — государственный деятель и полководец средневековой Руси // Отечественная история. 1996, № 5. С. 23.

23. Андреев В.Ф. Александр Невский и Новгород // Средневековая и новая Россия. Сб. науч. ст. к 60-летию проф. И.Я. Фроянова / Отв. ред. В.М. Воробьев и А.Ю. Дворниченко. СПб., 1996. С. 248.

24. Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988. С. 177—178.

25. Об основных мнениях см.: Янин В.Л. К хронологии и топографии ордынского похода на Новгород в 1238 г. // Исследования по истории и историографии феодализма. К 100-летию со дня рождения акад. Б.Д. Грекова / Отв. ред. В.Т. Пашуто и др. М., 1982. С. 146—148.

26. Там же. С. 155—156.

27. Там же. С. 146, 158.

28. Янин В.Л. К хронологии и топографии ордынского похода на Новгород в 1238 г. С. 156.

29. НПЛ. С. 76, 288; ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Новгородская четвертая летопись. М., 2000. С. 221. Так же по Никоновской летописи: «...изъ Новаграда не бысть имъ помощи, занеже бо тогда кождо о себе печашеся, и на всехъ страхъ и трепетъ бысть, и вси въ недоумении быша и въ неустроении, и тако взяша Татарове градъ Торжекъ» (ПСРЛ. Т. 10. С. 111—112). Исходя из такого вполне объяснимого состояния новгородцев, вряд ли корректно полагать, что «Батый должен был опасаться сильных контрударов со стороны новгородцев» (Ильин С.Н. Селигерский путь Батыя к Новгороду в 1238 г. // Исторический журнал. 1944, № 4. С. 100. См. также: Попов А.И. «Гнашасядо Игнача Креста...» // Наука и жизнь. 1968, № 11. С. 92. Ср.: Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 365—366).

30. НПЛ. С. 76, 288—289; ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 221. И в псковских летописях, в целом не акцентирующих внимание на «татарских делах», есть сообщения о походе к Игначу Кресту. По Псковской I летописи: «Прииде царь Батыи ратию и силою Татарьского на землю Рускую, и плениша грады многи, и идоша и до Игнаца хреста, и ту возвратишася» (ПСРЛ. Т. 5. Вып. 1. Псковские летописи. М., 2003. С. 12). По Псковской III летописи: «Прииде царь Батый ратью и с силою татарскою [на] землю Роускоу, [и] поима грады, и идоша и до Игнаца [крест]а, и тоу въспятишася» (ПСРЛ. Т. 5. Вып. 2. Псковские летописи. М., 2000. С. 80).

31. Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы... С. 107—108. По Р.П. Храпачевскому, «Новгород монголы брать не собирались, вопреки бытующим в популярной литературе недоумениям...» (Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. С. 365). См. также: Иванин М.И. О военном искусстве и завоеваниях монголо-татар и среднеазиатских народов при Чингис-хане и Тамерлане / Под ред. Н.С. Голицына. СПб., 1875. С. 114.

32. Каргалов В.В. 1) Внешнеполитические факторы... С. 108.2) Монголо-татарское нашествие на Русь. М., 1966. С. 62.

33. См. близкие к этому рассуждения В.В. Каргалова (Внешнеполитические факторы... С. 108).

34. ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 221. См. также: ПСРЛ. Т. 5. Вып. 2. С. 80.

35. Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы... С. 107.

36. Яроменок И.И. О битве новгородцев с татаро-монгольскими войсками у «Игнача Креста» // История СССР. 1962, № 5. С. 252—253.

37. Там же. С. 253.

38. НПЛ. С. 76.

39. Там же. С. 289.

40. ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 221, 474. По Никоновской летописи: «заступи бо его Господь Богъ и Пречистыа Богородица отъ поганыхъ Агарянь» (ПСРЛ. Т. 10. С. 111—112).

41. Мятлев Н.В. Игнач Крест и Селигерский путь // Труды XV Археологического съезда в Новгороде в 1911 г. Т. 1. М., 1914. С. 335.

42. Янин В.Л. К хронологии и топографии ордынского похода на Новгород в 1238 г. С. 150.

43. Дни празднования памяти св. Кирилла 21 и 29 марта В.Л. Яниным отвергаются (К хронологии и топографии ордынского похода... С. 150, прим. 22).

44. Там же. С. 150—151. Упоминание в новгородских летописях св. Кирилла приводит нас к еще одному неожиданному и важному дополнительному аргументу о месте остановки татарского отряда именно у Игнач Креста невдалеке от р. Поломети. Дело в том, что жители деревни Поломять до сих пор каждый год в конце июля отмечают общедеревенский праздник, называемый ими «Кирики». Отмечается он с размахом. На него приезжают все, кто может приехать из уроженцев этой деревни. Если учесть, что имя Кирилл может трансформироваться в Кирик (Русские имена в исторических лицах, церковных и народных праздниках, пословицах и приметах. М; Париж, 2002. С. 216), то становится ясным, что празднество «Кирики» непосредственным образом может быть связано с небесным заступничеством св. Кирилла.

45. В ряде средневековых текстов среди новгородских заступников называется архангел Михаил. Так, по одному из списков Новгородской IV летописи, «токмо ублюде Господь Богъ и архангелъ Михаилъ и преподобныи Кирилъ архиепископъ Александрскыи Великого Новагорода...» (ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 474). В Хронографе 1512 г. в статье «О шествии Батыа в Новгородскую землю» говорится про Новгород, что «заступи его Бог и святаа Богородица. Глаголют же, яко виде Михаила-архангела, стояща со оружием и возбраняюща ему (Батыю. — Авт.)» (ПСРЛ. Т. 22. Ч. I. Хронограф редакции 1512 г. СПб., 1911. С. 399). Такая версия отразилась в Волоколамском патерике, где она была и продолжена, соединенная с походом Батыя на Киев: «он же поиде на литовьскыя грады и прииде къ Киеву, и виде у каменыя церкви надъ дверьми написанъ Великый Михаилъ-архаангелъ, и глагола княземъ своимъ, показуя перъстомъ: "Сей ми взъбрани поити на Великий Новъгородъ"» (Древнерусские патерики. Киево-Печерский патерик. Волоколамский патерик / Изд. подгот. Л.А. Ольшевская, С.Н. Травников. М., 1999. С. 82).

46. См. ниже.

47. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 780—781.

48. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. С. 346.

49. ПСРЛ. Т. 25. С. 129; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 467.

50. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 469.

51. Там же. Стб. 470. В.Б. Кобрин и А.Л. Юрганов пишут о «гибели в ходе ордынского нашествия основной массы дружинников». Такое заключение сделано ими на основе косвенных данных: гибели князей. «Внезапная, почти полная смена состава дружинников привела под власть князей Северо-Восточной Руси сразу большое количество новых людей, вышедших из непривилегированных слоев населения, привыкших к повиновению и готовых быть слугами, а не боевыми товарищами князей», — пишут они (Кобрин В.Б., Юрганов А.Л. Становление деспотического самодержавия в средневековой Руси (К постановке проблемы) // История СССР. 1991, № 4. С. 58). Оставляя в стороне далеко идущий вывод о «возрастании» из отмеченного факта «деспотического самодержавия», заметим, что вышеотмеченная воинская активность русских дружин сразу после нашествия все-таки свидетельствует о ненарушенности в основном дружинного ядра как главной силы древнерусского войска.

52. Насонов А.Н. Монголы и Русь. История татарской политики на Руси // Он же. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. Историко-географическое исследование. Монголы и Русь. История татарской политики на Руси / Изд. подг. Ю.В. Кривошеев. СПб., 2006. С. 245.

53. Горский А.А. Русские земли в XIII—XIV вв. Пути политического развития. М., 1996. С. 64, 67—68, 78 и др.

54.ПСРЛ. Т. 1. Стб. 470.

55. Данилевский И.Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII—XIV вв.). М., 2000. С. 207.

56. Плано Карпини. История Монгалов. С. 79.

57. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 808.

58. ПСРЛ. Т. 10. С. 133.

59. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 471.

60. Кучкин В.А. Александр Невский — государственный деятель и полководец средневековой Руси. С. 26; Егоров В.Л. 1) Александр Невский и Золотая Орда // Александр Невский и история России. Материалы научно-практической конференции 26—28 сентября 1995 г. Новгород, 1996. С. 43; 2) Александр Невский и Чингизиды // Отечественная история. 1997, № 2. С. 49.

61. Егоров В.Л. 1) Александр Невский и Золотая Орда. С. 43; 2) Александр Невский и Чингизиды. С. 49.

62. Горский А.А. О контактах Александра Невского с Римом // Восточная Европа в древности и средневековье. Древняя Русь в системе этнополитических и культурных связей. Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто. Москва, 18—22 апреля 1994 г. Тез. докл. М., 1994. С. 51.

63. О Туракине см.: Почекаев Р.Ю., Почекаева И.Н. Властительницы Евразии. История и мифы о правительницах тюрко-татарских государств XIII—XIX вв. СПб., 2012. С. 31—46.

64. Плано Карпини. История Монгалов. С. 79.

65. Егоров В.Л. 1) Александр Невский и Золотая Орда. С. 44; 2) Александр Невский и Чингизиды. С. 49; Кучкин В.А. Александр Невский — государственный деятель и полководец средневековой Руси. С. 27.

66. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 471.

67. Егоров В.Л. 1) Александр Невский и Золотая Орда. С. 45; 2) Александр Невский и Чингизиды. С. 50.

68. НПЛ. С. 79; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 471.

69. Горский А.А. О контактах Александра Невского с Римом. С. 52; Егоров В.Л. 1) Александр Невский и Золотая Орда. С. 47; 2) Александр Невский и Чингизиды. С. 51; Кучкин В.А. Александр Невский — государственный деятель и полководец средневековой Руси. С. 27.

70. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 472.

71. Егоров В.Л. 1) Александр Невский и Золотая Орда. С. 48; 2) Александр Невский и Чингизиды. С. 51.

72. Кучкин В.А. Александр Невский — государственный деятель и полководец средневековой Руси. С. 27.

73. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 361. Об Огуль-Гаймишь см.: Почекаев Р.Ю., Почекаева И.Н. Властительницы Евразии... С. 47—57.

74. Рыкин П.О. Александр Невский. Новгород и система соправительства на Руси в 1249—1252 гг. // Прошлое Новгорода и Новгородской земли. Тез. докл. и сообщ. научной конференции 12—14 ноября 1996 г. Новгород, 1996. С. 44—45.

75. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 472.

76. Кучкин В.А. Александр Невский — государственный деятель и полководец средневековой Руси. С. 27.

77. Егоров В.Л. 1) Александр Невский и Золотая Орда. С. 49; 2) Александр Невский и Чингизиды. С. 51.

78. Горский А.А. Русские земли в XIII—XIV вв. С. 46.

79. Григорьев А.П. Ярлык Менгу-Тимура: реконструкция содержания // Историография и источниковедение стран Азии и Африки. Вып. XII. Л., 1990. С. 55.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница