Мангазея. XVII век
«Златокипящая вотчина государева», «сибирская сокровищница», «соболиный Клондайк» - как только не называли этот древнерусский город, просуществовавший чуть более семидесяти лет, а затем на долгие годы исчезнувший из памяти людской. За столь короткое время город успел «пережить шумную славу неслыханного богатства и горечь полного запустения»1. Слишком быстро оскудел пушной промысел, к тому же новые, более выгодные пути в Сибирь оказались южнее, и Мангазея стала приходить в упадок, еще несколько десятилетий продолжая существовать, вероятно, просто по инерции.
Уже в первой трети XVII века встал вопрос о переносе города на Енисей, а после многолетних разногласий, отписок, предложений и просьб остатки мангазейского гарнизона наконец-то переселились в Туруханское зимовье, где 12 июня 1672 года была торжественно заложена Новая Мангазея, ставшая позже городом Туруханском.
А старый город, покинутый и заброшенный, постепенно пустел и разрушался, зарос лесом, сровнялся с землей и забылся. И только в советское время, когда историки начали планомерное изучение процессов освоения Сибири русскими, появились исследования и о Мангазее. Выяснению архитектурного облика Мангазейской крепости посвятил свои работы В. И. Кочедамов. Он же выполнил и первую графическую реконструкцию города2.
Менее всего сохранилось документов, проливающих свет на самый ранний период - основания Мангазеи. Первая экспедиция Мирона Шаховского и Данилы Хрипунова в 1600 году окончилась, как известно, неудачей. Так и осталось загадкой, дошел ли князь Шаховской до места и основал ли острог. Не дождавшись результатов первого похода, правительство послало второй, более значительный отряд казаков, под предводительством Василия Мосальского и Савлука Пушкина.
Учитывая сложные сибирские условия и полное отсутствие сведений о казаках Мирона Шаховского, новым воеводам предписывалось идти «в Мангазею и в Енисею однолично наспех, днем и ночью, с великим береженьем, чтоб им в Мангазею и в Енисею притти водяным путем до заморозков. И в Мангазею и в Енисею идучи не зимовать»3. На всем пути следования воеводы обязаны были «проведывать про Мирона и Данилу», а по прибытии на реку Таз использовать под укрепление какой-нибудь из городков промышленников «и князю Василью да Савлуку того городка или острогу прибавить кругом. А буде те все городки не у места стоят, и князю Василью и Савлуку, изыскав лутчее место и прося у бога милости... велети ставити острог, и башни, и в остроге всякие острожные крепости, и около острогу надолбы и поставить и укрепити острог накрепко, чтоб в нем впредь быти безстрашно»4.
Мы не можем с уверенностью сказать о том, было ли исполнено полностью предписание правительства, но документы того времени свидетельствуют, что до 1603 года острог уже существовал. Так, в наказе новым воеводам Ф. Булгакову и Н. Ельчанинову предписывалось «взяти у князя Василья Мосальского да у Савлука Пушкина государев наказ и грамоты о всяких государевых делах и острожные ключи и острог и на остроге наряд и в казне зелье и свинец и всякие пушечные запасы и в житницах хлебной запас... а стоять им, приехав, в мангазейском остроге на прежних дворех. на которых дворех стояли князь Василий да Савлук»5.
Таким образом, можно считать, что первый Мангазейский острог с оградой из тына был заложен в 1601 году. О планировке, композиции и архитектурном облике этого первого Мангазейского острога сведений, к сожалению, нет. Но зато они есть о городе-крепости, который был поставлен на его месте, о том самом городе, слава которого прокатилась по всей Руси. Этот город был заложен в 1607 году, чему подтверждением служит и сохранившийся архивный документ - отрывок мангазейской летописи: «Во 115 году зарублен город Мангазея на Тазу реке, а зарубил тот город Давыд Жеребцов»6. Кто был этот Давыд Жеребцов по своему общественному положению, летописец не указывает, как не дает он сведений и об архитектурных особенностях легендарного города, срубленного этим талантливым мастером. Поэтому представление об облике Мангазейской крепости - и пока еще самое общее - можно составить по данным, полученным из трех источников: графических изображений, росписного списка и археологических исследований, проведенных экспедициями В. Н. Чернецова и М. И. Белова.
Чертежи С. У, Ремезова, при всей условности и схематизме изображения, дают представление о типе самого острога, о его планировочной схеме и объемно-пространственной композиции, о зданиях, находящихся непосредственно в крепости и за ее пределами (ил. 92). Росписной список сохранил нам подробное описание размеров всех пяти башен города и стен между ними. Этот документ позволяет представить не только конструктивные особенности основных элементов крепости, но и показывает их размеры, вплоть до толщины и количества бревен, из которых срублены башни, стены и другие постройки. Археологические исследования углубляют и уточняют сведения архивных источников, конкретизируют размеры и формы отдельных сооружений, выявляют их взаимную соподчиненность и тем самым вносят еще большую определенность в материалы первых двух источников.
На основании данных, почерпнутых из всех трех источников, четко вырисовывается плановая структура крепости, проливается свет на поэтапное ее развитие и в какой-то мере открывается возможность установить вертикальные измерения этой структуры, давно стертые временем и ныне полностью утраченные. Однако для более или менее достоверного восстановления Мангазейской крепости этих данных все же недостаточно. Для того чтобы воспроизвести деревянную крепость XVII века в тра
диционных архитектурно-конструктивных формах своего времени, надо быть знакомым и с самими этими формами. Следовательно, схему Мангазейской крепости, выявленную на основе трех указанных источников, надо было дополнить данными из четвертого источника - аналогов.
Что же представляла собой Мангазея в начале XVII века, в период ее наивысшего расцвета, когда на месте небольшого острога возникла монументальная крепость, ставшая композиционным центром архитектурного ансамбля всего города?
«Город деревянной рубленой, а у него пять башен, стоит над Тазом рекою. С приезду в стене башня Спасская проезжая четвероугольная, а под нею двои ворота, одни с приезду, а другие изнутри города, брусчатые, высота по сажени печатной, а ширина тож... »7 - читаем мы в росписном списке (ил. 93). В 1968 году раскопками обнаружены следы всего только трех башен - Спасской, Успенской, Ратиловской, а две другие башни - Давыдовская и Зубцовская - вместе со стеной уже обвалились в реку Таз (ил. 97, 98).
«Башня Давыдовская, что от Тазу реки, угловая четвероугольная, в вышину по обламки 36 венцов, а мерою три сажени с аршином, а от обламок до кровли 10 венцов, мерою сажень, а стена три сажени, а кругом 12 сажень. Наряду на ней, в верхнем бою 2 пищали затинные железные, ядра железные, у одной ядро весом 12 золотников, а у другой 8 золотников. А от Давыдовской башни до Зубцовской угловой что от Тазу реки в стене 18 городень, а мерою 28 сажень с аршином, а в вышину по обламки 21 венцу, мерою 2 сажени без аршина, а от обламок до кровли 13 венцов, а мерою сажень»8.
Таким образом, видно, что Давыдовская башня (ил. 99) в плане была квадратной, со стороной 6,4x6,4 м. Пушечный наряд был здесь сосредоточен, как и в остальных башнях, в верхнем бою. Были, разумеется, у этой башни средние и нижние бои во всех стенах, к которым не примыкали городни. Давыдовская башня - самая массивная; по высоте (9,3м) она уступала только главной башне - проезжей Спасской (11,4м), которая выглядела парадной. В ней было «по обламки 45 венцов, а мерою 4 сажени, а от обламов до кровли 13 венцов, а мерою сажень с аршином»9 (ил. 100-102).
Ратиловская башня (ил. 103-106), стоявшая в северном углу крепости, - самая маленькая. Она составляла в высоту до обламов тридцать семь венцов (6 м), а от обламов до кровли - девять венцов, что соответствовало 1,6м. Сторона квадратного основания башни равнялась двум саженям (4,3м). Одинаковыми в плане и по высоте были Успенская и Зубцовская башни, расположенные по одной оси со Спасской, хотя облам Успенской башни был на 35 см выше, чем у Зубцовской (ил. 107-110).
Основные параметры стен и прясел Мангазейской крепости даются в росписном списке тоже довольно полно. Так, общая длина стен крепости составляла 281 м, а высота всех прясел была одинаковой и равнялась полутора саженям. Росписной список указывает даже количество городней в каждом из прясел, число венцов в них до облама и габариты самого облама. К сожалению, в росписном списке нет, да по его специфике и не может быть сведений о ряде архитектурно-конструктивных деталей и о конкретных приемах и способах сопряжения элементов стен и башен. Отсутствие сведений такого порядка в большой мере восполняется материалами натурных исследований руин Мангазеи и данными археологических раскопок.
В прежние годы Мангазею посещали разные исследователи, но для нас среди их работ наибольший интерес представляет описание развалин крепости, сделанное в 1914 году И. Н. Шуховым, и первое археологическое исследование В. Н. Чернецова, проведенное в 1946 году. Среди многочисленных развалин крепостных стен и других зданий, тянувшихся вдоль высокого обвалившегося берега Таза, И, Н. Шухов видел и полуразрушенные башни, в которых были видны не только стены, но и такие характерные детали, как бойницы. А экспедицией В. Н. Чернецова были зафиксированы остатки всех пяти башен крепости. причем сам исследователь отмечал в своем отчете, что очертания острога прослеживаются весьма точно.
Значительно больше сведений о древней Мангазейской крепости дают новые археологические изыскания, проведенные в 1968-1973 годах экспедициями под руководством профессора М. И. Белова. Одним из результатов этих исследований, для нас особенно ценным, стала детальная фиксация планировочной структуры города в целом и каждого здания в отдельности. Кроме того, при этих раскопках было обнаружено немало новых данных, проливающих дополнительный свет на утраченные формы стен и башен. Как показали эти раскопки, стены и другие постройки Мангазеи ставились непосредственно на грунт, прямо на слой щепы. Вечная мерзлота здешних мест способствовала хорошей сохранности нижних венцов строений, и по этой причине не было необходимости устраивать специальные фундаменты.
Таковы в общих чертах объективные исходные данные, которые имеются на сегодня для графической реконструкции архитектурного облика Мангазейской крепости. Хотя их и не мало, но все-таки недостаточно, потому что многое еще остается неизвестным и предположительным. Эти данные определяют главное - основные параметры крепости в трех измерениях, ее архитектурно-конструктивный строй, характер и формы отдельных частей и деталей. Но вместе с тем этих данных мало потому, что они не аргументируют воспроизведение ряда утрат в их подлинных, вполне конкретных и традиционных формах. Среди утрат такого рода - башенные шатры, кровли, прясла, полы и перекрытия, лестницы, двери, окна, бойницы и так далее. В данном случае перечислять все утраты даже нет надобности - к ним, по сути дела, относится почти все, что когда-то
находилось выше уровня земли. Вполне понятно, что воспроизвести все эти утраты можно было только по подобию с такими же элементами на других памятниках-аналогах, поэтому в качестве аналогов использовались не только общеизвестные и ныне существующие башни Якутского, Бельского, Илимского, Братского острогов и Николо-Карельского монастыря, но и многие другие памятники деревянного зодчества, сохранившие элементы, идентичные воспроизводимым утратам. Одним из аналогов был принят Юильский острог, так как на его сходство с Мангазейской крепостью обращал внимание еще И. Н. Шухов, который писал, что у строений в Мангазее архитектура аналогичная с башнями Юильского городка.
Таким образом, реконструкция Мангазейской крепости, показанная на прилагаемых чертежах (ил. 94-96), несет в себе именно ту долю условности и предположений, которая определена количеством элементов этого памятника, воспроизведенных по аналогам. А во всем другом она твердо подкреплена документальными материалами, поэтому ее нельзя упрекнуть в необоснованности, но она и не может претендовать на безупречность.
Примечания
1. Александров В. А. Русское население Сибири XVII - начала XVIII в. М., 1964, с. 11.
2. Кочедомов В. И. Город Мангазея. - «Строительство и архитектура» (Известия вузов), 1969, №2, с. 82-88; Его же. Первые русские города Сибири. М., 1978, с. 112-116.
3. Цит. по кн.: Миллер Г. Ф. История Сибири. Т. 1, с. 396.
4. Там же, с. 402.
5. Там же, т. 2, с. 174, 176.
6. ААН, Ф. 3, оп. 10а, ед. хр. 193, л. 6 об.
7. ААН, Ф. 21, оп. 4, №21. А. 274.
8. Там же, л. 274 об. - 275.
9. Там же, л. 274.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |