Введение

Начавшиеся в 1932 г. и продолжающиеся до сегодняшнего дня раскопки средневекового Новгорода систематически расширяют исследовательскую базу исторической науки многочисленными новыми фактами политической, экономической и культурной жизни древнего города. Еще не одно поколение исследователей, несомненно, будет черпать из уже собранного и постоянно пополняющегося источника материалы для постановки и решения различных проблем новгородской истории. К настоящему времени сотрудниками экспедиции и другими археологами создана четкая система хронологической классификации многих массовых категорий новгородских находок из железа, цветного металла, кости, дерева, керамики, кожи, стекла¹.

Тщательно и подробно изучены хозяйственные и жилые постройки, уличные мостовые, дренажные сооружения. Благодаря работам П.И. Засурцева стал известен в деталях облик новгородских усадеб X—XIV вв.².

Применение естественнонаучных методов дало возможность исследователям изучить технологию производства предметов из различных материалов, что привело к новым важным выводам, касающимся как общей картины, так и деталей развития ремесленного производства в Новгороде³.

Крупнейшим открытием советской археологии явилась находка в Новгороде новой разновидности письменных источников — грамот, процарапанных на бересте. До этой находки письменные сведения по истории средневекового Новгорода были ограничены данными из давно известных памятников. Теперь исследователи получили возможность практически безграничного пополнения таких сведений, поскольку число берестяных грамот увеличивается с каждым годом. Особую ценность письмам на бересте придает их стратиграфическая неразрывность с теми археологическими комплексами, составной частью которых они являются⁴.

В последние годы археологический материал приобретает все более важное значение для решения общеисторических проблем древнего Новгорода: его происхождения, политической организации, экономической структуры и т. д.⁵. Что касается историко-культурной темы, то для ее разработки многолетние раскопки Новгорода предоставили казавшуюся еще недавно невероятной возможность исследования вполне конкретных, известных по берестяным грамотам людей в окружении привычных в их быту предметов, составляющих исчерпывающий комплекс материальной культуры.

И все же картина средневековой жизни Новгорода далека от полноты, так как не все ее аспекты рассмотрены пока путем широкого привлечения археологических материалов. Среди таких, требующих решения, проблем имеются и первостепенные по своей важности; к ним, в частности, относится история развития новгородской торговли, особенно на ранних ее этапах.

Истории торговли Новгорода, одного из крупнейших торговых центров древней Руси, посвящены многочисленные труды. Однако большинство авторов занималось только проблемой торговых отношений Новгорода с Западной Европой в XIV—XV вв.⁶, но не в более раннее время. Такой крен в изучении проблемы объясняется главным образом состоянием письменных источников по истории новгородской торговли⁷.

Большая часть документов наиболее полно освещает торговые отношения с конца XIII в., причем в основном это иностранные источники. В их числе всевозможные торговые и таможенные книги немецких городов, Тевтонского ордена, купеческих фамилий; новгородская скра — устав Немецкого двора в Новгороде; тексты договорных грамот Новгорода с западными государствами. Среди русских источников этого периода следует назвать те же торговые договоры, сообщения летописей, писцовые и лавочные книги⁸.

Сведения о торговле Новгорода более раннего времени в письменных источниках ограничиваются отдельными сообщениями Новгородской летописи и несколькими договорами с иностранцами, причем небольшой объем имеющейся в них информации очевиден. По летописным известиям можно судить о поездках новгородцев с торговыми целями на Готланд и в Данию⁹. Другие сообщения большей частью касаются пожаров Варяжской и Немецкой церквей в Новгороде. Ценность этих показаний заключается в том, что они дают исходное основание для локализации иноземных церквей на плане Новгорода. Договорные грамоты устанавливают торговые пути и порядок торговли иноземцев с новгородцами, однако ни один из перечисленных источников не дает сведений для определения категорий импорта, динамики ввоза предметов торговли, причин сокращения или расширения ввоза тех или иных товаров. Нет также сведений, которые могли бы дать представление о внутренней топографии иноземных торговых дворов.

В связи с этим особую ценность приобретает археологический материал¹⁰, ставший в первую очередь существенным аргументом в решении общетеоретических проблем экономической истории Новгорода. Речь идет о широко распространенной в русской историографии торговой теории происхождения и существования многих древнерусских городов, в том числе и Новгорода. Яркими ее представителями были С.М. Соловьев и В.О. Ключевский, считавшие, что города на Руси основывались преимущественно на торговле. «Следствием успехов восточной торговли славян, завязавшейся в VIII в., — писал В.О. Ключевский, — было возникновение древнейших торговых городов на Руси. Повесть о начале Русской земли не помнит, когда возникли эти города — Киев, Переяславль, Чернигов, Смоленск, Любеч, Новгород, Ростов, Полоцк... Довольно беглого взгляда на географическое размещение этих городов, чтобы видеть, что они были созданы успехами внешней торговли Руси»¹¹. Такие исследователи, как А.М. Гневушев¹², М.В. Довнар-Запольский¹³, М.Н. Покровский¹⁴, хотя и не придавали торговле роль основного градообразующего фактора, однако отводили ей значительное место в экономике древнерусских городов, особенно Новгорода.

В дореволюционное время, пожалуй, только Д.И. Иловайский, в целом правильно определял роль торговли в экономической структуре Новгорода: «Нет сомнения, что торговля много способствовала в Новгороде выделению некоторых родов в так называемое боярство. Но еще большую долю участия в этом выделении принимали вотчинные и поземельные владения (поэтому-то сравнение Новгорода со славянскими торговыми городами южного Балтийского поморья может быть допущено в слабой степени). И действительно, если посмотрим в памятники, то увидим, что преобладающий новгородский интерес был поземельный... Не очевидно ли, что торговые интересы далеко не играли в Новгородском государстве такой преобладающей роли, как у нас привыкли о том думать»¹⁵. Однако серьезного влияния на историю рассматриваемой проблемы его выводы не оказали, общепринятым оставался взгляд на торговлю как на основополагающее звено в хозяйстве Новгорода.

Не были свободны от крайностей торговой теории и известные исследователи новгородской экономики А.И. Никитский и М.Н. Бережков. А.И. Никитский хотя и считал, что «было бы несправедливо представлять себе новгородское население в целом как по преимуществу торговое»¹⁶, тем не менее в своей обобщающей «Истории экономического быта Великого Новгорода» основное место отвел истории торговли. М.Н. Бережков, исследуя торговые отношения Новгорода с Ганзой до конца XV в., не касается теоретических споров, но все-таки отмечает, что «торговля и колонизация составляют едва ли не самые характерные черты новгородского быта во все продолжение существования Великого Новгорода»¹⁷.

В советской историографии проблема социально-экономической структуры Новгорода подверглась обстоятельному анализу, результатом которого стал фундаментально обоснованный вывод о феодально-землевладельческом характере Новгородской боярской республики. Было установлено, что экономической основой боярской власти служило крупное землевладение, сосредоточившееся в руках аристократических родов, ведущих происхождение от древней родо-племенной знати¹⁸. Тем самым сделалось очевидным сложившееся в историографии прежних лет преувеличение роли торгового фактора, что сопровождалось также и преувеличением роли купцов в политической организации Новгородской республики¹⁹ и отрицанием собственного ремесленного производства в этом городе.

Что касается проблемы соотношения ремесла и торговли, то письменные источники не могли дать достаточно конкретного материала для ее решения. Поначалу и археологи, а среди них такие известные, как А.А. Спицын и Д.Н. Анучин, придерживались традиционной схемы, отводя торговле главенствующее место. Широко поставленные археологические исследования русских древностей в корне изменили представления о соотношении торгового и ремесленного факторов. Крупнейшим событием в этой области стала монография Б.А. Рыбакова, в которой исследователь на основе анализа многочисленного археологического материала доказал высокий уровень развития ремесленного производства в средневековой Руси²⁰. Выводы автора этого труда непосредственно касались и Новгорода, хотя к моменту выхода книги еще не были проведены важнейшие, ставшие теперь классическими, раскопки в Новгороде.

Сейчас в громадных коллекциях Новгородской экспедиции в значительных количествах имеются предметы, свидетельствующие о широком развитии, высокой технической оснащенности и дифференциации новгородских ремесел. В их числе разнообразный инструментарий. отходы производства и бесчисленные образцы ремесленной продукции. Среди последних лишь в виде редких исключений встречаются предметы иноземного происхождения. В то же время сырье для многих категорий ремесленных изделий импортировалось. Новгород не располагал собственными запасами и разработками драгоценных и цветных металлов, необходимых для изготовления утвари, ювелирного производства, литья денежных слитков, покрытия церковных кровель. Сырье для изготовления подобных изделий ввозилось из стран Западной Европы. Было известно об использовании новгородцами для различных украшений янтаря, не встречающегося в Новгородской земле. Археологические находки не только подтвердили эти сведения, но и дали доказательства того, что изделия из привозного янтаря изготовлялись непосредственно в Новгороде. Янтарные предметы и отходы их производства (недоделанные или бракованные изделия и просто мелкие кусочки) часто встречаются при раскопках в Новгороде. Археологический материал стал важным доказательством собственного развитого ремесленного производства в средневековом Новгороде, отведя торговле в этой системе связей роль поставщика сырья.

Археологические раскопки позволили также установить и некоторые новые для исследователей категории импорта, ранее не известные по письменным документам. Так, например, в результате специального анализа десятков деревянных гребней, найденных при раскопках на Неревском конце, было установлено что их подавляющее большинство изготовлено из самшита, растущего на склонах Кавказского хребта и поступавшего в Новгород в виде поделочной древесины²¹. Кроме того при раскопках были обнаружены заготовки самшитовых гребней, причем форма и орнаментация этих предметов аналогична форме и орнаментации костяных гребней — изделий новгородских ремесленников-костерезов.

Археологические материалы уже не раз демонстрировали свое значение важного источника в изучении новгородской торговли, будучи привлечены к исследованию разных аспектов этой темы в статьях участников экспедиции и других историков²². Однако многие категории импорта оставались не исследованными. Кроме того, изучение импортных находок было посвящено большей частью их подробной источниковедческой характеристике (выявлению места производства предмета, установлению торговых направлений), что в целом типично для первого этапа изучения торговых связей по археологическим данным.

На ленинградской дискуссии об обмене и торговле, состоявшейся в 1972 г., широко обсуждались и методические вопросы использования данных археологии для изучения истории торговли. Отмеченные А.Н. Щегловым для античной археологии два уровня изучения торговых отношений между различными центрами²³ могут быть в равной степени применимы и к исследованиям по истории торговли в средние века. Результатом первого, традиционного этапа является установление направлений торговых связей и общая оценка их интенсивности. По мере накопления археологических материалов реальным становится и более детальное изучение торговых связей, конечной целью которого является выяснение динамики обмена между различными центрами во времени и объеме.

Накопленный в течение многолетних раскопок в Новгороде археологический материал, характеризующий новгородскую торговлю, позволяет перейти в настоящее время ко второму этапу ее изучения, тем более что по письменным источникам, как неоднократно отмечали многие исследователи новгородской торговли, не удается определить размер и динамику ввоза в Новгород различных товаров. Необходимо отметить только, что в настоящее время исследователи еще лишены практической возможности изучать дальние торговые связи во всей их полноте, анализируя не только импорт, но и экспорт. В будущем, когда аналогичные работы будут произведены в средневековых центрах, бывших контрагентами Новгорода в его торговом обмене, в археологических комплексах этих центров наверняка будут выделены предметы новгородского происхождения, характерные признаки которых достаточно подробно установлены типологическим анализом новгородской ремесленной продукции. Однако до тех пор, пока сопоставимый материал отсутствует, приходится ограничиваться изучением только импорта.

Но и исследование импорта Новгорода в настоящей работе мы ограничиваем анализом коллекции, собранной в ходе раскопок Неревского конца Новгорода в 1951—1962 гг., привлекая находки из других раскопов лишь в качестве дополнительного источника. Такое ограничение объясняется объективными причинами. Только Неревский раскоп дал массовый материал по истории торговли, который в силу исключительной стратиграфической четкости раскопа идеально группируется в дробные хронологические группы. Материалы других раскопов не обладают такими качествами. Это замечание особенно касается довоенных раскопок, но и имеет отношение к комплексам, исследованным в последние годы.

Археологические исследования, проведенные в 30-е годы на Славенском холме и Ярославовом дворище, характеризуются небольшими по площади раскопами и условным членением культурного слоя на отдельные горизонты, каждый из которых имеет относительную датировку²⁴. Раскоп на Дворище в 1947—1948 гг., хотя и превосходил по площади все предыдущие раскопы, составив 836 м², однако также отличался условной обобщенной стратиграфией²⁵. Поэтому несмотря на то, что в ходе этих работ и были получены значительные материалы, во многом изменившие бытовавшие до них традиционные представления о развитии древнего Новгорода, они не могли еще стать источником для детального исследования отдельных сторон новгородской экономики. Собранные в результате указанных раскопок предметы импортного происхождения исчисляются всего несколькими десятками, а их хронологические рамки в силу относительной датировки слоя колебались в пределах века, а иногда и двух—трех веков. Так что кроме факта, подтверждающего торговые связи Новгорода с различными областями, эти находки не могли дать никакой другой информации по истории новгородской торговли.

Археологические исследования, последовавшие за завершением Неревского раскопа, хотя и проводились с учетом всех новейших достижений современной методики раскопок, также не привели к образованию самостоятельных фундаментальных комплексов. В 60-х и 70-х годах, когда стала очевидной неотложность мер по охране культурного слоя Новгорода от разрушения в ходе текущего строительства, была выработана программа археологических работ в городе, учитывавшая необходимость обязательного исследования тех участков, которые отводятся под застройку. Раскопы закладываются в различных районах Новгорода²⁶. Площадь каждого из них колеблется от 160 до 400 м², что исключает составление больших коллекций импортных предметов.

Исключением является только Ильинский раскоп, общая площадь которого равняется 1200 м², но в нем было очень мало остатков древних срубов, а мостовые отсутствовали, поэтому детальная хронология Ильинского раскопа, лишенная дендрохронологической основы, еще не разработана. Находки в перечисленных раскопах лишь подтверждают выводы, полученные в результате обработки коллекций Неревского раскопа. В нашей работе они привлекаются тогда, когда в отдельных раскопах та или иная категория импорта оказывается представленной достаточно широко для сопоставления с соответствующей группой материалов Неревского раскопа.

Следует только отметить, что несмотря на малочисленность импортных предметов некоторые из указанных раскопов дают достаточно ценные сведения по другим аспектам новгородской торговли.

Работами на Неревском конце был вскрыт участок площадью до 10 000 м² при глубине культурного слоя от 5 до 7 м. В коллекции собранных здесь вещей предметы импортного для Новгорода происхождения насчитываются сотнями, а некоторые их категории и тысячами экземпляров. Эта коллекция собрана на городских усадьбах, примыкавших к настилам Великой и пересекающих ее Холопьей и Козмодемьянской улиц. Древнейшие уличные настилы датированы 953 г., самые поздние — серединой XV в. Поскольку эти мостовые последовательно наслаивались одна на другую в течение пятисот лет, они образуют идеальную хронологическую шкалу для всех усадебных прослоек, с ними связанных. Таких настилов и соответствующих им ярусов усадебных напластований выделено 28, что позволило разделить всю толщу культурного слоя на 28 хронологических комплексов со средней продолжительностью в 18—20 лет. При аналитическом исследовании добытых материалов активно применялись естественнонаучные методы, в том числе метод дендрохронологии, позволивший точно датировать все уличные настилы. Это, не меняя сути хронологической группировки материалов, придало ей предельную точность, а комплекс в целом приобрел значение эталона.

Разумеется, территория Неревского раскопа только небольшая часть древнего Новгорода, однако изучение его массовых находок в возможном сопоставлении со сходными материалами других раскопов позволяет представить достаточно цельную картину. Следует еще раз подчеркнуть массовость находок, поскольку, как это неоднократно и справедливо подчеркивалось в археологической литературе, отдельные предметы импортного происхождения далеко не всегда могут свидетельствовать о характерных торговых связях.

Основными источниками подготовительной работы по выявлению предметов импорта среди находок Неревского раскопа стали коллекционные описи, полевые чертежи, хранящиеся в архиве Института археологии АН СССР, и сами коллекции. Были просмотрены многочисленные тома отчетов экспедиции, описей, чертежей с описью находок и указанием их положения на плане.

В ходе этого исследования выявлены следующие категории импорта: пряслица шиферные, амфоры южные, грецкие орехи, стеклянные изделия, среди которых — бусы, браслеты, перстни, обломки посудного и оконного стекла, самшитовые гребни, сердоликовые и хрустальные бусы, хрустальные вставки перстней, ближневосточная и золотоордынская поливная керамика, арабские и западноевропейские монеты, изделия из серебра и предметы из цветных металлов, янтарь и ткани.

Каждая из этих категорий хронологически распределена по ярусам. Поскольку ярусы отличаются разной хронологической протяженностью, это следовало отразить на хронологической оси графиков для получения средних цифр. Однако нет необходимости отыскивать всякий раз среднюю цифру находок, приходящихся на каждый год существования яруса. Такой пересчет создает только видимость точности, а на деле способен извратить действительную картину динамики ввоза, коль скоро в отдельные годы колебания импорта могли быть крайне резкими. Поэтому обобщение находок по ярусам дает более достоверную степень усреднения таких случайных колебаний.

Интересные материалы были получены при сопоставлении хронологических графиков разных категорий импорта, а сами графики дали возможность последовательно проследить динамику ввоза в Новгород различных предметов, зафиксировать даты наибольших подъемов и спадов поступления в Новгород отдельных импортных категорий, т. е. заняться исследованием именно тех вопросов истории торговли, которые не находят отражения в письменных источниках.

Группа массовых импортных находок содержит предметы, как русского, так и иноземного происхождения, но мы, исследуя их совместно, предполагаем, что и те и другие вещи доставлялись в Новгород по одним и тем же торговым путям.

Все предметы импортного происхождения могут быть разделены на две большие подгруппы: предметы южного ввоза и предметы западного ввоза²⁷. К южному импорту относятся товары, поступавшие в Новгород как днепровским путем из Киева, Византии, Крыма, Волыни и других мест, так и волжским путем из Поволжья, с Кавказа, из стран Востока. К западному импорту относятся предметы, которые доставляли в Новгород его партнеры в торговле с Западной Европой — остров Готланд, город Любек, Ганзейский союз, Тевтонский орден.

Важным источником по истории новгородской торговли наряду с массовыми категориями импорта становится археологическое исследование участков, связанных с торговой деятельностью новгородцев. Работы по исследованию подобных территорий представляются весьма перспективными, поскольку дают материал для решения вопроса о взаимоотношениях ремесленника и купца и об организации самой новгородской торговли.

Таким образом, основной задачей работы является исследование в возможно полном объеме всех категорий импортных предметов, выявленных при археологических раскопках²⁸, характеристика берестяных грамот торгового содержания и анализ материалов некоторых раскопов (Лубяницкий, Готский, Торговый, Кировский), расположенных на тех территориях, которые были непосредственно связаны с торговой деятельностью Новгорода.

Примечания

1. Труды Новгородской археологической экспедиции, т. I. — МИА, № 55. М., 1956; т. II. — МИА, № 65. М., 1959; т. III. — МИА, № 117. М., 1963; Колчин Б.А. Новгородские древности. Деревянные изделия. — САИ ЕІ—55. М., 1968; его же. Новгородские древности. Резное дерево. — САИ ЕІ—55. М., 1971; Медведев А.Ф. Ручное метательное оружие (лук, стрелы, самострел) VIII—XIV вв. САИ ЕІ—36. М., 1966.

2. Засурцев П.И. Усадьбы и постройки древнего Новгорода. — МИА, № 123. М., 1963; его же. Новгород, открытый археологами. М., 1967.

3. Колчин Б.А. Железообрабатывающее ремесло Новгорода Великого (продукция, технология). — МИА, № 65; М., 1959; Рындина Н.В. Технология производства новгородских ювелиров X—XV вв. МИА, № 117. М., 1963; Щапова Ю.Л. Стеклянные изделия древнего Новгорода. МИА, № 117. М., 1963.

4. Систематическое издание грамот осуществляется А.В. Арциховским. К настоящему времени опубликовано шесть томов «Новгородских грамот на бересте». Кроме того, опубликованы специальные исследования, посвященные берестяным грамотам: Черепнин Л.В. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. М., 1969; Янин В.Л. Я послал тебе бересту... Изд. 1-е. М., 1965; Изд. 2-е. М., 1975.

5. Янин В.Л. Новгородские посадники. М., 1962; его же. Проблемы социальной организации Новгородской республики. — «История СССР», 1970, № 1; Янин В.Л., Алешковский М.Х. Происхождение Новгорода (к постановке проблемы). — «История СССР», 1971, № 2; Янин В.Л. Возможности археологии в изучении древнего Новгорода. — «Вестник АН СССР», 1973, № 8.

6. Славянский С. Историческое обозрение торговых сношений Новгорода с Готландом и Любеком. Спб., 1847; Бережков М.Н. О торговле Руси с Ганзой до конца XV в. Спб., 1879; Никитский А.И. История экономического быта Великого Новгорода. Спб.. 1893; его же. Отношение новгородского владыки к немецкому купечеству. — ЖМНП, 1883, № 7; Казакова Н.А. Из истории сношений Новгорода с Ганзой в XV в. — «Исторические записки». 1949, № 28; Лесников М.П. Торговые сношения Великого Новгорода с Тевтонским орденом в конце XIV в. и начале XV в. — «Исторические записки», 1952, № 39; Хорошкевич А.Л. Торговля Великого Новгорода с Прибалтикой и Западной Европой в XIV—XV вв. М., 1963; и др.

7. «Непреодолимым препятствием к детальному восстановлению картины торговой деятельности Новгорода, а не только юридических форм или политической, дипломатической обстановки, в которой она протекала (эта сторона проблемы лучше разработана), является чрезвычайная скудость источников» (Лесников М.П. Торговые сношения Великого Новгорода с Тевтонским орденом в конце XIV в. и начале XV в., с. 259).

8. В настоящем исследовании мы не касаемся характеристики письменных источников по торговле Новгорода, поскольку имеется обширная литература по этой проблеме.

9. НПЛ. М.—Л., 1950, с. 22.

10. Археологические находки широко используются исследователями при изучении обмена и торговли в древних обществах. Эта тема стала предметом обсуждения специального симпозиума, организованного Ленинградским отделением Института археологии АН СССР в марте 1972 г. (см.: КСИА, вып. 138. «Торговля и обмен в древности». М., 1974).

11. Ключевский В.О. Курс русской истории, ч. I. М., 1937, с. 122—123.

12. «Среди новгородцев рано развилась торговля, благодаря которой и разбогател Великий Новгород» (Гневушев А.М. Господин Великий Новгород (в X—XIV вв.). — В кн.: Книга для чтения по русской истории, т. 1. М., 1904, с. 461).

13. Довнар-Запольский М.В. Дружина м боярство. — В кн.: Книга для чтения по русской истории, т. 1, с. 403.

14. Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен, т. 1. М., 1933.

15. Иловайский Д.И. Исторические сочинения, ч. 2. М., 1897, с. 53.

16. Никитский А.И. История экономического быта.., с. 87.

17. Бережков М.Н. О торговле Руси с Ганзой.., с. 41.

18. Арциховский А.В. К истории Новгорода. — «Исторические записки», № 2, 1938; Тараканова-Белкина С.А. Боярское и монастырское землевладение в Новгородских пятинах в домосковское время. М., 1939; Янин В.Л. Новгородские посадники; Бернадский В.Н. Новгород и Новгородская земля в XV в. М.—Л., 1962.

19. Подробнее этот вопрос рассмотрен в главе IV.

20. Рыбаков Б.А. Ремесло древней Руси. М., 1948.

21. Вихров В.Е., Колчин Б.А. Из истории торговли древнего Новгорода. — СА, т. XXIV, 1956.

22. Арциховский А.В. Археологическое изучение Новгорода. — МИА, № 55. М., 1956; Вихров В.Е., Колчин Б.А. Из истории торговли древнего Новгорода; Медведев А.Ф. Ближневосточная и золотоордынская керамика из раскопок в Новгороде. — МИА, № 117. М., 1963; Нахлик А. Ткани Новгорода. — МИА, № 123. М., 1963; Сергиевская Н.И. Внешняя торговля Великого Новгорода (X—XV вв.). [Дипломная работа. Кафедра археологии исторического факультета МГУ. Рукопись].

23. Дискуссия о характере обмена и торговли в древних обществах. СА, 1974, № 3, с. 309.

24. Арциховский А.В. Раскопки на Славне в Новгороде; его же. Раскопки восточной части Дворища в Новгороде. — МИА, № 11. М.—Л., 1949.

25. Арциховский А.В. Новгородская экспедиция. — КСИИМК, вып. 27. М.—Л., 1949; его же. Раскопки в Новгороде. — КСИИМК, вып. 33. М.—Л., 1950.

26. Ильинский (1962—1967 гг.) — на углу улиц Первого Мая и Красилова; Лубяницкий (1967 г.) — у телевизионной вышки; Словенский (1968 г.) — на ул. Славной; Готский (1968—1970 гг.) — на берегу Волхова; Тихвинский (1969 г.) — на ул. Комарова (поблизости от Неревского раскопа); Суворовский (1970 г.) — на месте строительства нового корпуса медучилища; Торговый (1971 г.) — неподалеку от Путевого дворца; Рогатицкий (1971 г.) — во дворе дома № 32 по просп. Ленина; Кировский (1972—1974 гг.) — во дворе дома № 24 по ул. Кирова; Людогощинский (1972 г.) — во дворе школы № 2 на ул. Советской; Козмодемьянский (1974 г.) — на углу улиц Ленинградской и Декабристов; Троицкий (1973—1977 гг.) — на ул. Пролетарской (рядом с церковью Троицы). См. рис. 17.

27. Такие категории импорта, как изделия из стекла и янтаря, характерны и для южного и для западного ввоза. Поэтому каждая из этих категорий рассматривается в двух главах нашего исследования, соответственно: «Южный импорт» и «Западный импорт».

28. Необходимо отметить, что в задачу исследования не входит изучение отдельных (не массовых) предметов импорта, в большинстве представляющих собой художественные изделия иноземных мастеров. В настоящей работе мы имеем дело только с массовыми категориями импортных предметов, а художественные изделия единичны, и их проникновение в Новгород подчиняется иным закономерностям: «Произведения искусства распространялись по Европе довольно специфично — не только в результате торгового обмена, тем более прямого, но и при других обстоятельствах» (Даркевич В.П. Произведения западного художественного ремесла в Восточной Европе (X—XIV вв.). — САИ ЕІ—57. М., 1966, с. 61).

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница