2.3. Правовое регулирование торговли и таможенного дела
Законодательную основу торговой и таможенной деятельности в удельное время составляли грамоты (ярлыки) монгольских ханов на право свободной торговли в Северо-Восточной Руси, междукняжеские договоры (договорные грамоты князей великих и удельных), духовные грамоты великих и удельных князей и т. д.
Несмотря на то что удельный порядок ослабил и даже разрушил политическое (государственное) единство Русской земли,1 ханские ярлыки однозначно свидетельствуют о том, что в XIII—XV вв. Северо-Восточная Русь представляла собой единую в торговом и таможенном отношении территорию.2
Междукняжеские договоры лишь на первый взгляд формировали отношения постоянных соперников и врагов, презиравших чужие права и свои обязанности. М.Ф. Владимирский-Буданов был совершенно прав, утверждая, что при более внимательном рассмотрении вся совокупность этих отношений представляла собой тесный союз, приближавшийся уже к государственному единству.3 «Договорами, — развивал эту же мысль С.Ф. Платонов, — определялись и взаимные отношения заключивших их князей и единство их политики по отношению к прочим князьям и внешним врагам Руси. Если князья договаривались как равноправные владетели, они называли себя "братьями"; если один князь признавал другого сильнейшим или становился под его покровительство, он называл сильнейшего "отцом" или "братом старейшим", а сам назывался "братом молодшим"».4
В постоянный торговый и таможенный союз государств Северо-Восточной Руси входили Москва, Тверь, Рязань, Псков и Новгород, «так что в частный договор между двумя княжествами обычно включаются и все прочие».5 М.Ф. Владимирский-Буданов указывал и на то обстоятельство, что власти одного княжества обязаны были исполнять приговоры судов другого, а каждый свободный человек одного княжества мог преследовать должника или холопа на территории другого: «...татя, разбойника и душегубца выдати по исправе».6
В таможенной практике господствовали «консервативные» начала. Так, вступая в договорные отношения с князьями Северо-Восточной Руси, новгородцы стремились оградить себя от появления в их земле новых мытных застав и постоянно добивались, чтобы с новгородских купцов в Суздальской земле взимались лишь мытные пошлины в размере двух векш (белок) с воза, ладьи, а также с короба хмеля и льна.7
Взаимные договорные грамоты великих князей московских с великими князьями тверскими и рязанскими также убедительно свидетельствуют о стремлении властей поддерживать прежний порядок в деле таможенного обложения и пресекать здесь любые возможные нововведения. Законодательство старалось лишь узаконить обычай. Так, в числе условий, заключенных в 1368 и 1375 гг. великим князем московским Дмитрием Ивановичем с великим князем тверским Михаилом Александровичем, говорилось: «А мытов ти новых и пошлин не замышляти», «а мыта ти держати и пошлины имати по старой пошлине у наших гостей и у торговцев». Такие же условия были заключены в 1382 г. между Дмитрием Ивановичем и великим князем рязанским Олегом Ивановичем, а также в 1402 г. между великим князем московским Василием Дмитриевичем и великим князем рязанским Федором Ольговичем.8 Они повторялись и на протяжении XV в. во всех договорных грамотах великих князей московских с великими князьями тверскими и рязанскими. «Во всех этих грамотах, — указывал Е.Г. Осокин, — в[еликие] князья взаимно обязываются оставить таможенные пошлины в том виде, как они существовали при прадедах, дедах и отцах».9 Удельные князья московского, тверского и рязанского княжеских домов постоянно принимали участие в этих договорах.
В рассматриваемый период постоянные княжеские доходы по-прежнему состояли из пошлин торговых, судных и доходов с земельной частной собственности. При этом князья московские и тверские в договорных грамотах XV в. обыкновенно требовали друг от друга, чтобы мыты состояли в следующих сборах: «...с воза пошлины деньга, с человека косток деньга, если кто поедет без воза, верхом на лошади, но для торговли, платить деньгу же; кто утаится от мытника, промытится, тот платит с воза промыты шесть алтын да заповеди столько же, сколько бы возов ни было; промыта состоит в том, когда кто объедет мыт; если же кто проедет мыт, а мытника у заставы (завора) не будет, то промыты нет; если мытник догонит купца, то пусть возьмет свой мыт, но промыты и заповеди здесь нет. С лодьи пошлина: с доски два алтына, со струга алтын. Тамги и осмничего берется от рубля алтын; но тамга и осмничее берется только тогда, когда кто начнет торговать; если же поедет только мимо, то знает свой мыт да костки, а других пошлин нет; если же кто поедет без торгу, то с того ни мыта нет, ни пошлин».10 В договорах же XV в. князей московских с рязанскими фигурировали другие таможенные пошлины, практика взимания которых тоже освящалась стариной: «А мыта с воза и в городех денга, а с пешехода мыта нет; а тамги и всех пошлин от рубля алтын, а с лодьи с доски по алтыну, а с струга с набоем два алтына, а без набои денга; а со князей великих лодей пошлин нет».11
С.М. Соловьев обращал внимание на то, что местные власти были постоянно озабочены беспрепятственным перемещением товаров по удельным землям, впоследствии составившим территорию Московского государства. Действительно, в сохранившихся договорах Великого Новгорода с князьями тверскими и московскими неизменно содержались формулировки: «А гости нашему гостити по Суждальской земли без рубежа, по Цареве грамоте», «А сужьдальскому гости гостити в Новгороде без рубежа, бес пакости», «А гостю гостити всякому с обе стороне, путь чист без рубежа» ит.д.12
В договорах между собой великие князья Северо-Восточной Руси выговаривали то же самое.13 Так, в договорной грамоте великих князей Дмитрия Ивановича Московского и Михаила Александровича Тверского (1368) говорилось: «А гостем и торговцем Новагорода Великого и Торжку и с пригородей дати ти путь чист без рубежа сквозь Тферь и Тферские волости». В договорной грамоте великого князя Василия Васильевича Московского с великим князем Борисом Александровичем Тверским (1451) также отмечалось: «А межи нас людем нашим и гостем путь чист без рубежа; а кто учинит рубеж <...> рубежчика <...> по исправе выдати».14 В договорных грамотах Москвы с Новгородом (1380), Рязанью (1382), Тверью (1396) везде было установлено «гостю гостить без рубежа, мыты держать прежние».15 Все это говорит о стремлении русских княжеств к упразднению таможенных границ и созданию на северо-востоке Руси «единой таможенной территории».16
Русские великие князья также распространяли условия о «наибольшем благоприятствовании» в торговле и таможенном обложении на великое княжество Литовское. Так, в мирном договоре великого князя тверского Бориса Александровича с великим князем литовским и королем польским Казимиром (1449) говорилось: «А людем нашым, гостем, поити путь чист, без рубежа и без пакости. А пошлины имати з наших людеи у Смоленску, у Витебску, в Киеве, в Дорогобужы, у Вязме, по всему твоему великому княженью, по давному, а нового не примышляти. А по моеи отчыне, великого князя Борысове Тверского, во Тверы, в Кашыне, на Городку, в Зубцеве, по всему моему великому княженью, с вашых людеи пошлины имати по давному, а нового не примышляти».17
Новгород и Псков имели аналогичные договоры с ливонскими и ганзейскими городами. Участвовали в их заключении и северо-западные русские города — Смоленск, Полоцк и Витебск. Причем если в одних случаях договоры эти распространялись на все три области, то в других Смоленск заключал их отдельно от Витебска и Полоцка, раньше оказавшихся под властью Литвы, вступавшей в самостоятельные договоры с Ригой. Так, смоленский князь Александр Глебович около 1300 г. писал в Ригу: «Како есте были в л[юб]ви с отцем моим Глебом <...> тако будете и со мною в любви. А яз тоеже любви хочю с вами. Гость ко мне пущаите, а путь им чист».18 По договору между новгородцами и норвежцами (1326), норвежские купцы получили право свободного и беспрепятственного приезда в Новгород и Заволочье.19
Бросается в глаза однородность основных договорных обязательств сторон, что во многом обусловливалось нормами Правды Русской. И.Э. Клейненберг в этой связи отмечал, что «при заключении договоров с немцами русские всегда стойко оберегали нормы своего обычного права и очень редко допускали проникновение в свои конвенции элементов немецкого права».20
Одновременно великие князья заключали сходные договоры («условия») со своими удельными князьями о сохранении старых пошлин: «А мне великому князю, — говорилось в договорной грамоте великого князя Ивана Васильевича Рязанского с младшим братом князем Федором Васильевичем (1496), — новых пошлин не замышляти; а тебе, брате, в своей отчине новых пошлин не замышляти; а ведати пошлины по старине».21
Несмотря на взаимные обязательства, в удельное время князья не останавливались перед введением новых таможенных пошлин и сборов вследствие увеличения денежных требований со стороны ханов или в результате прямого их повеления.22 При этом, как полагал Е.Г. Осокин, привязанность князей к «старине» проявлялась в том, «что новые пошлины никогда не приводимы были в связь и согласие со старыми, так что между таможенными пошлинами с течением времени должны были появиться налоги, падавшие под различными названиями на одно и то же действие, на одну и ту же операцию перехода предмета к потреблению».23 Факт отсутствия во взаимных договорных грамотах князей московской линии всякого упоминания о таможенных пошлинах позволил Ю.А. Гагемейстеру утверждать, что «они в целом великом княжестве взимались на одинаковом основании и что удельные князья не имели права делать никаких в сем отношении перемен».24 Е.Г. Осокин же, возражая Ю.А. Гагемейстеру в этом вопросе, резонно полагал, что обычай имел в Московском княжестве большую силу и влияние, чем в других, например в Рязани. И лишь поэтому великие князья московские «не считали нужным договариваться с удельными князьями их княжения»25
В действительности великие князья обычно не препятствовали удельным князьям вносить частичные изменения и дополнения в местное пошлинное обложение. Однако законную силу такие нововведения приобретали лишь с одобрения великого князя. Так, удельный князь московской линии Андрей Васильевич Меньшой, увеличив в своей отчине количество таможенных пошлин против старых обыкновений, обращался в своем завещании (около 1481 г.) к великому князю Ивану Васильевичу: «А что есми в своей вотчине на Вологде в городе прибавил пошлин в тамзе и в иных пошлинах, или будут мои пошлинники что прибавили пошлин; и господин бы мой князь велики пожаловал учинил пошлины все по старине, как было при моем отце при великом князи».26 Сбор мыта, полагали Н.Я. Аристов и И.Я. Рудченко, главным образом шел в пользу удельных князей, но право их на учреждение мыта постоянно ограничивалось договорами как с великими князьями, так и с другими областями, в свою очередь ограниченными такими же взаимными договорами.27
Великие и удельные князья делили и завещали таможенные сборы своим ближайшим родственникам. При этом они нередко дробили право пошлинного сбора по частям. Так поступали и московские князья, которые перед уходом в мир иной составляли духовные грамоты (завещания), особо оговаривая долю каждого наследника. При этом супруге — великой княгине — обычно доставалось «осмничее», а сыновьям и сиротам-племянникам — города с волостями, деревни и села с правом взимать в них тамгу и мыт. Старшему сыну всегда завещалась лучшая доля, значение которой с течением времени все больше приближалось к достоянию всего государства.
Говоря об этом, следует согласиться с Ю.Г. Алексеевым, что каждый из московских князей, «имея свой удел, был в то же время непременным владельцем своей доли в политической власти над столицей и в доходах с ее населения».28 Развивая этот тезис, отметим, что продолжительное время московская тамга, т. е. доходы от тамги и мытов, которые взимались в Москве и на прилегающей территории, являлась общим достоянием князей Московского дома: в 1339 г. Иван Калита (1304—1340) разделил ее между сыновьями; после бездетного Семена Гордого (1318—1353) средний сын Калиты, Иван II Красный (1326—1359), перед смертью снова разделил всю «московскую тамгу» на равные доли между сыновьями Дмитрием и Иваном, а также племянником Владимиром (1353—1410), сыном младшего брата Андрея (1327—1353). Супруга князя Ивана II, Александра, по завещанию получила третью часть «из дву жеребьев» московской тамги, доставшихся ее сыновьям. Вдова Ивана Калиты,
Ульяна, продолжала владеть «осмничим» (после смерти княгини оно было поделено на четыре равные части, между Дмитрием, Иваном, Владимиром и Александрой).29
Дмитрий Донской (1350—1389) завещал в 1389 г. сыновьям свои две доли из трех «отчины Москвы» (его брат, князь Иван, умер бездетным, а кузен Владимир волен был распоряжаться доходами со своей трети). В наследство старшему Василию передавалась половина «от двою жеребьев», или третья часть Москвы и «городских пошлин», исключая, однако, тамгу. Другая половина, тоже равная третьей части Москвы, делилась между остальными сыновьями великого князя — Юрием, Андреем и Петром. Одновременно жене Евдокии завещалась третья часть московской тамги (половина от «двух жеребьев»). Третью же часть московской тамги должны были поделить между собой все его сыновья.30
Василий I (1371—1425) передал сыну, будущему великому князю Василию II Темному, свою отчину — третью часть Москвы, которой ранее его благословил отец. Жена Софья наследовала третью часть «московской тамги», ранее принадлежавшую покойной матери князя, и треть других московских пошлин, право на которые принадлежало завещателю: «Треть тамги московские и всех пошлин в городе на Москве, свои жеребей».31 Ранее князь Владимир Андреевич Серпуховской в своей духовной грамоте (1410) завещал «свою треть тамги московские и восмничее, и гостиное, и весчее, и пудовое, и пересуд <...> и все пошлины московские» жене Алене.32 В 1433 г. галицкий князь Юрий Дмитриевич также завещал сыновьям вотчину свою в Москве, т. е. «свои жеребей», в том числе право на сбор тамги и других пошлин, которыми благословил его в 1389 г. отец Дмитрий Донской.33 Все это говорит о том, что в удельное время великие московские князья еще не стремились к передаче «московской тамги» в руки старших своих сыновей.
Во второй половине XV в. положение изменилось. Так, Василий II (1415—1462), к концу жизни сосредоточивший в своих руках весь московский удел, передал старшему сыну Ивану «треть в Москве», в том числе треть «московской тамги». Юрию и Андрею досталась другая треть, ранее числившаяся за князем Владимиром Серпуховским. Оставшаяся треть московской отчины со всеми доходными статьями (путями) и всеми пошлинами, включая тамгу, передавалась Борису и Андрею Меньшому: «А что моя тамга московская, и яз даю своему сыну Ивану треть тамги и со всеми пошлинами, а другую треть, княжу Володимерову, сыну своему Юрью да Ондрею Болшому по половинам (через год должны были сменять друг друга. — М.Ш.), а третью треть даю сыну своему Борису да Ондрею Меншому по половинам». Впрочем, право на половину дохода от трех третей «московской тамги» и всех других московских пошлин традиционным образом было закреплено за женой Марией.34
Иван III вступил на великое княжение без формальной санкции Орды, нарушив тем самым важнейшую из прерогатив ханской власти, и никогда не бывал в Орде. Уничтожив в 1478 г. Новгородскую боярскую республику, он уравнял ее со всеми другими московскими землями.
В 1485 г. капитулировала Тверская земля. Ее административно-политическая система также подверглась перестройке, а жители были приведены к присяге, став подданными великого князя московского. Аналогичным образом в состав Русского государства вливались и другие княжества Северо-Восточной Руси, включая уделы младших братьев Ивана III. Великие и удельные князья, лишенные какого-либо самостоятельного значения и перспективы, повсеместно становились служилыми людьми и подданными государя всея Руси. Таким образом преодолевалась удельная система и создавалась новая политическая система Русской земли, формировалось «целостное государство с единым политическим центром, с единым реальным правительством».35
Успехи, достигнутые в объединении страны, позволили Ивану III (1440—1505) в его завещании «закрепить верховные права удельных князей в ограниченном объеме».36 Одновременно он в 1504 г. передал старшему сыну Василию (1479—1533) целый ряд политических преимуществ: «...до сих пор, — отмечал В.О. Ключевский, — все князья сонаследники совместно по участкам владели городом Москвой; Иоанн III предоставил финансовое управление всей столицей, сбор доходов с нее одному великому князю, равно как ему же принадлежал и суд по важнейшим уголовным делам во всем городе Москве и в подмосковных селах, доставшихся в удел его младшим братьям».37
По всей видимости, на рубеже XV—XVI вв. произошла коренная перемена в финансовом и политическом значении «московской тамги». Действительно, Василий III наследовал не только всю «Москву с волостями», но также право на сбор тамги, пудового, померного, с торга, гостиного, полавочного и других таможенных пошлин. Ему лишь следовало ежегодно вознаграждать своих братьев за понесенную ими потерю, выплачивая деньгами по 100 р. на каждого: «А из тамги из московские и из всех пошлин сын мои Василеи дает детем моим, а своеи братье молодчеи, Юрью з братьею, на всякои год по сту рублев: Юрью сто рублев, Дмитрею сто рублев, Семену сто рублев, Андрею сто рублев».38 Новое значение московского князя проявилось и в том, что удельные князья утратили право чеканить свою собственную монету. По духовной Ивана III, право чеканить монету, вести сношения с иностранными государствами предоставлялось одному великому князю московскому. Удельный князь, умирая безсыновним, не мог никому завещать свой удел, который в таком случае переходил к великому князю. Фактически завещание Ивана III явилось первым актом в истории русского государственного права, а Василий III, наделенный таким количеством прав, стал «первым государем в настоящем политическом смысле этого слова».39 Более того, присоединив к Москве Псков (1510), великое княжество Рязанское (1517), княжества Стародубское и Новгород-Северское (1517—1523) и Смоленск (1514), он завершил объединение Великороссии и превратил Московское княжество в единое Русское государство.
Как можно заметить, по мере преодоления удельных порядков происходило постепенное обособление государственного права от права частного. В конце XV в. управление великокняжеским хозяйством все сильнее обособлялось от общегосударственного управления, занимая по сравнению с ним все менее значительное место.40 При Иване III изменилось само титулование великого князя московского. В нем воплотилась не только мысль о князе как национальном властителе всей Русской земли, но также идеи божественного происхождения его власти (в дополнение к прежнему источнику власти от отца и деда), исторического единства Руси, континуитета политической традиции. В титулах «царь» и «самодержец» подчеркивалась самостоятельность, независимость государя всея Руси, его неподчиненность ничьей внешней власти. Однако даже в XVI в. государственное право в Московском царстве строилось по типу частного (территория государства приравнивалась к вотчине; население прикреплялось к городу, посаду и земле; управление имело характер кормления). «Московские князья, — отмечал С.Ф. Платонов, — распространяли свои удельные понятия от своего удела на всю страну и, по удельному порядку, считали себя собственниками и хозяевами всего своего огромного государства».41 В.О. Ключевский тоже полагал, что не только в Иване III, но даже в его старшем сыне и внуке боролись «вотчинник и государь, самовластный хозяин и носитель верховной государственной власти».42
Примечания
1. См.: Платонов С.Ф. Лекции... С. 139—140; Ключевский В.О. Соч. Т. 1. С. 350—357.
2. Так, грамотой Менгу-Тимура, датируемой 60-ми гг. XIII в., рижским купцам дозволялось свободно торговать в Северо-Восточной Руси («гостю путь чист») (ГВНП. № 30. С. 57).
3. См.: Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. 7-е изд. Пг.; Киев, 1915. С. 108—110.
4. Платонов С.Ф. Лекции... С. 144.
5. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории... С. 108—109.
6. См.: Там же.
7. См.: СГГиД. М., 1813. Ч. 1. № 1—3, 7—11, 15, 17, 18, 20.
8. См.: Духовные и договорные грамоты князей великих и удельных / Под ред. С.В. Бахрушина. М., 1909. С. 101; ДДГ. № 9. С. 28; № 10. С. 30; № 19. С. 55.
9. Осокин Е. Внутренние таможенные пошлины в России. Казань, 1850. С. 8.
10. См.: СГГиД. Ч. 1. № 76, 77, 88, 89, 119, 120; Соловьев С.М. Соч. Кн. 2. С. 481. Впервые формула взаимной ответственности московских и тверских князей по уплате таможенных пошлин встречается в договорной грамоте Василия Дмитриевича Московского с Михаилом Александровичем Тверским (около 1398 г.), свидетельствующей также о валюте «безмонетного периода»: «А новых ти мытов не замышляти; а на старых ти мытех имати с воза по мортке обеушной, а костки с человека мортка; а поедет на версе с торговлею, ино мортка же; а кто промытится, ино с воза промыты по штидесят, а заповеди по шестьдесят одина колко бы возов ни было: а промыта то, где объедет мыт; а проедет мыт, мытника у завора не будет, мыта и промыты нет; а стижет его мытник, ино возьмет свой мыт, а промыты и заповеди нет. А с лодии пошлин, с доски по два алтына всех пошлин, а более того пошлины нет, а струга алтын всех пошлин; а тамгы и осминичего от рубля алтын, а тамга и осминичее взять: а оже имет торговати, а поедет мимо, знает мыт да коски, а боле того пошлин нет» (ААЭ. СПб., 1836. Т. 1. № 14. С. 10).
11. СГГиД. Ч. 1. № 36, 48, 65, 115, 116.
12. См.: Там же. № 1—3, 7—11, 15, 17, 18, 20.
13. Соловьев С.М. Соч. Кн. 2. С. 538.
14. Духовные и договорные грамоты князей великих и удельных. С. 100, 118.
15. Кулишер И.М. История... С. 39.
16. См.: Блинов Н.М. Таможенная политика России X—XX вв. М., 1997. С. 46.
17. ДДГ. № 5. С. 20; № 23. С. 63; № 53. С. 162; № 54. С. 164; № 83. С. 331. В 1494 г. состоялось примирение великого князя московского Ивана III с великим князем литовским и королем польским Александром Казимировичем на тех же самых условиях, которые ранее определялись в договоре отца Александра с тверским князем: «А послом нашым по нашым землям на обе стороны путь чист без всяких зацепок, а гостем нашым по нашым землям на обе стороны ездити без рубежа и без всякие пакости». Особенностью нового договора было лишь то, что Иван III выступал от имени всей Северо-Восточной Руси, включая Новгород и Псков. Неудивительно, что в грамоте особо оговаривались торговые права новгородцев и псковитян в Литовской земле, а подданных литовского князя — в Новгороде и Пскове (СГГиД. Ч. 5. № 29. С. 18).
18. Мулюкин А.С. Приезд иностранцев... С. 29—31.
19. Топоним «Заволочье» в конце XI—XIV вв. обозначал области в бассейнах Онеги, Северной Двины и Мезени (с XIV в. — Двинская земля).
20. Клейненберг И.Э. Кораблекрушение в русском морском праве XV—XVI вв. // Международные связи России до XVII в.: Сб. статей / Под ред. А.А. Зимина, В.Т. Пашуто. М., 1961. С. 358.
21. СГТи Д. Ч. 1. № 127. С. 322; Духовные и договорные грамоты князей великих и удельных. С. 140.
22. Гагемейстер Ю.А. О финансах древней России. СПб., 1833. С. 76; Осокин Е. Несколько спорных вопросов по истории русского финансового права // Юридический сборник Д. Мейера. Казань, 1855. С. 549.
23. Осокин Е. Несколько спорных вопросов... С. 552.
24. Гагемейстер Ю.А. О финансах... С. 77.
25. Осокин Е. Внутренние таможенные пошлины... С. 8; Соловьев С.М. Соч. Кн. 2. С. 481.
26. СГГиД. Ч. 1. № 112. С. 272; Осокин Е. Внутренние таможенные пошлины... С. 9.
27. Аристов Н. Промышленность... С. 222; Рудченко И.Я. Исторический очерк обложения торговли и промыслов в России. СПб., 1893. С. 9.
28. Алексеев Ю.Г. Под знаменами Москвы: Борьба за единство Руси. М., 1992. С. 12.
29. ДДГ. № 1. С. 9—10; № 4. С. 15.
30. Там же. № 12. С. 33—34.
31. Там же. № 21. С. 58, 60.
32. Духовные и договорные грамоты князей великих и удельных. С. 65.
33. Там же. № 29. С. 73.
34. Там же. № 61. С. 194—197; ОР РНБ. Ф. 885. Эрмитажное собр. № 335. Л. 24.
35. Алексеев Ю.Г. 1) Освобождение Руси от ордынского ига. Л., 1989. С. 4, 171—172; 2) «К Москве хотим»... С. 112—146; 3) Судебник Ивана III. Традиция и реформа. СПб., 2001. С. 5—27.
36. Каштанов С.М. Финансы средневековой Руси. М., 1988. С. 42.
37. Ключевский В.О. Краткое пособие... С. 88.
38. Духовные и договорные грамоты князей великих и удельных. № 89. С. 354—359.
39. Ключевский В.О. Краткое пособие... С. 88—89.
40. Зимин А.А. Россия на рубеже XV—XVI столетий: (Очерки социально-политической истории). М., 1982. С. 249.
41. Платонов С.Ф. Учебник... С. 124.
42. Ключевский В.О. Соч. Т. 2. С. 121.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |