Александр Невский
 

1.4. Денежное обращение. Ростовщичество. Зарождение таможенной политики

Письменные источники X—XIII вв. позволяют составить лишь весьма приблизительное, схематичное представление о финансовой системе Древней Руси. В частности, они свидетельствуют об участии в денежном обращении серебряных монет, которые назывались кунами, и о том, что в основе денежно-весовой системы лежала гривна, служившая всеобщим мерилом стоимости: все оскорбления чести, членовредительство, побои и покушения на физическую неприкосновенность, имевшие место в быту, карались штрафами и вознаграждениями в пользу князя и частных лиц, которые определялись известной системой гривен кун. Согласно «Краткой правде» (основной законодательный источник XI в.), 1 гривна = 20 ногат = 25 кун = 50 резан. «Пространная правда» (XII в.) зафиксировала иное соотношение мелких денежных единиц с гривной: 1 гривна = 20 ногат = 50 кун (резана уже не упоминается). На основании письменных источников в литературе также сложилось мнение, что 1 векша (веверица) — 1/100 гривны, 1 гривна серебра = ⅒ часть гривны золота и т. д.1

Несмотря на то что в литературе продолжают высказываться характерные для дореволюционной историографии предположения о всеобщем применении в течение IX—XII вв. русской истории шкурок белок и куниц в виде товаро-денег,2 данные археологии и нумизматики подтверждают сведения об обращении на территории Древней Руси серебра в виде как иноземной, так отчасти и русской монеты.3 Это позволяет предположить, что еще в древности восточные славяне были знакомы с римскими серебряными денариями (динариями), которые могли выполнять различные денежные функции. Со временем фонд римских монет истощился. Наступил затяжной «безмонетный период», который продолжался до появления на Руси в начале IX в. первых арабских дирхемов. Если отдельные римские монеты еще обнаруживаются в позднейших кладах восточного серебра, то «вовсе неизвестны римские клады с отдельными восточными монетами».4 На этом основании в литературе уже ставилась под сомнение «бесспорность» связи весовых систем Киевской Руси с весовыми системами славян Поднепровья и Поднестровья первых веков нашей эры.5

По мнению И.Г. Спасского, В.Л. Янина, А.Л. Монгайта и некоторых других авторов, приток восточной или куфической монеты на Русь начался в конце VIII в.6 Так, В.Л. Янин относит начало массового притока дирхемов к концу VIII — первой трети IX в., объясняя это тем, что экономика восточного славянства в то время испытывала острую потребность в металлических знаках обращения, а А.Л. Монгайт — даже к более раннему времени.7 В.В. Кропоткин ставит под сомнение этот вывод, обращая внимание на то, что даже на территории Хазарского каганата наиболее ранние клады дирхемов «относятся к рубежу и самому началу IX в.». По его словам, проникновение куфической монеты в Восточную Европу началось лишь в IX в.,8 поскольку само товарное производство и развитое денежное обращение у славян получили развитие не ранее IX—X вв.9

«Дирхемы, приходившие в русское обращение с Востока, — отмечал И.Г. Спасский, — чеканились на огромной территории — во множестве городов Средней Азии, Ирана, Закавказья, Месопотамии и Малой Азии, на африканских берегах Средиземного моря и даже в арабской части Испании. В течение двухвекового непрерывного притока их на Русь имели место различные династические перемены и политические перегруппировки на Востоке, происходил распад Халифата, возникали новые государства, что сказывалось и на вновь выпускавшейся монете. По именам приходивших к власти династий различают группы омайядских, аббасидских, саманидских, бувейхидских диргемов и многие другие».10 По мнению А.Л. Монгайта, встречающиеся большие колебания в весе дирхемов объясняются не только чеканкой их на разных монетных дворах, разными правителями, но главным образом принятым в средние века методом чеканки «al marco», когда за основу принимался средний вес монет целого выпуска.11 Конечным потребителем куфической монеты являлся Балтийский регион. Достаточно сказать, что на территории Швеции к настоящему времени обнаружено не менее 80 000 восточных монет, из них 40 000 — на острове Готланд.12

Вместе с дирхемами на Русь попадали единичные экземпляры серебряных драхм сасанидских царей Ирана IV—VII вв.13 В X в. монетные дворы в Булгаре и Суваре осуществляли подражательную чеканку дирхемов.14 По-видимому, еще один центр подражательной чеканки дирхемов находился где-то на территории Хазарского каганата.15

X век был периодом расцвета культуры арабских государств, связанных торговлей с Русью, наибольшего распространения на Руси куфической монеты. Однако уже в последней трети X в. распространение дирхемов в русских землях заметно пошло на убыль в связи с ослаблением, а затем полным прекращением их притока из стран Халифата.16 По мнению В.Л. Янина и В.П. Даркевича, кризис восточного серебра, начавшийся еще во второй трети X в., в первую очередь был вызван исчерпанием серебряных рудников в Средней Азии.17 К 964 г. обращение дирхема в южнорусских областях в основном прекратилось.18 В северной же полосе от Волги до Прибалтики обращение дирхемов сохранялось до начала XI в., после чего сомкнулось с приходившими им на смену западноевропейскими монетами — денариями.19

В XI в. чеканка серебряной монеты на Востоке почти повсеместно прекратилась: «...ее место в обращении заняли имевшая кредитный характер (только для внутреннего обращения) медная монета и золото».20 Кризис восточного серебра явился причиной ослабления дальних торговых связей Киевской Руси.

Реконструируя систему денежного обращения Древней Руси, И.Г. Спасский поддерживал вывод, сформулированный еще в дореволюционной историографии, о том, что дирхем выступал в роли реальной платежной единицы. Одновременно он оспаривал мнение, будто восточные деньги представляли собой лишь одну из форм измельченного серебра «и что платежи серебром-монетой производились только по весу».21 Справедливость своих выводов он подтверждал находками в древних кладах весов и гирек, предназначавшихся для поверки массы монеты, а не для отвешивания ее.22 В этой связи И.Э. Клейненберг указывал, что вследствие непостоянного веса дирхемов их рационально было принимать с поверкой взвешиванием на весах, мало чем отличавшихся от современных ручных аптекарских весов.23 В.Л. Янин убежден, что привозные дирхемы выполняли основные функции денег, обеспечивая внутреннее товарное обращение.24 С этим соглашается и В.М. Потин, который стремится доказать, что «основной причиной притока куфических монет в Восточную Европу были потребности внутренней торговли и ремесла».25 А.Л. Монгайт лишь допускал, что масса дирхема легла в основу русской денежной системы — куны Правды Русской,26 По мнению же В.П. Даркевича, дирхемы выступали не только платежной, но и материальной ценностью, принимаемой на вес.27

Догадка о том, что «куны» Древней Руси — это дирхемы, и сменившие их денарии, и русские сребреники первой чеканки, высказывалась еще в дореволюционной литературе И.Е. Забелиным, а затем была поддержана и развита А.И. Черепниным, Н.П. Бауэром, Б.А. Романовым, И.Г. Спасским и некоторыми другими авторами.28 При этом само происхождение летописного термина «куна» по-прежнему остается загадкой. Так, для одних авторов слова древнерусского языка «кунолюбие» и «сребролюбие» являются синонимами. С точки зрения И.Г. Спасского, древнейшее общеславянское название монеты созвучно слову coin. Так называются монеты в английском и французском языках со значением «чекан», «штемпель» (в поздней латыни cuneus — кованый, сделанный из металла). Возможно, что в связи с обращением римских денариев латинский термин перешел и в славянские языки, надолго закрепившись в них в общем значении «деньги».29 Однако в отечественной историографии продолжает преобладать мнение о том, что термин «куна» — денежная единица — восходит к названию пушного зверька, а само его возникновение объясняется практикой употребления куньих мехов в качестве платежного средства в глубокой древности.30 Именно по этой причине, полагал Б.А. Романов, дирхем, постоянно составлявший эквивалент шкурки куницы, стал называться «куной», а четвертая или, быть может, даже меньшая часть дирхема — «веверицей» или, позже, «векшей».31

А.Л. Монгайт вообще ставил под сомнение тот тезис, что монеты, обнаруженные в кладах VIII—XII вв., служили средством внутреннего обращения. Он не без оснований утверждал, что в VIII—X вв. в Древней Руси еще не было развитого общественного разделения труда, город не успел отделиться от деревни, товарно-денежные отношения не получили должного развития. Даже в I—XI вв., когда возникли города с развитыми ремесленными посадами, «экономическая противоположность города и деревни едва выходила из зачаточного состояния». Таким образом, по мнению А.Л. Монгайта, приток восточной серебряной монеты вызывался потребностями не столько денежного обращения (среди находок почти полностью отсутствуют стертые монеты; факты обнаружения денег в крупных кладах тоже свидетельствуют о концентрации денег у отдельных держателей), сколько ремесленничества (в X—XI вв. наступил расцвет массового производства серебряных украшений). Серебро также могло служить мерой цен в простой меновой торговле.32 Это мнение в целом разделяет и В.П. Даркевич. Характеризуя экономику Киевской Руси в IX—X вв. как потребительскую, он также говорит о полном господстве в тот период времени натурального хозяйства, крайне низком уровне товарного производства, преобладании работы на заказ, а не на рыночный сбыт. Значительная часть дирхемов выводилась из оборота, оседая в кладах и находя применение в качестве ювелирного сырья.33

В.Л. Янин первым обратил внимание на то, что в кладах аббасидских дирхемов первой трети IX в. преобладают монеты, чеканенные в африканских центрах Халифата. Масса этих дирхемов обычно составляет 2.73 г. (с 30-х гг. IX в. стали распространяться дирхемы азиатской чеканки массой около 2.85 г). «Указанное обстоятельство, — отмечает В.Л. Янин, — оказывается очень важным для решения проблемы о времени складывания древнейшей русской денежно-весовой системы».34 Проникавшие в Русь восточные дирхемы массой 2.73 г становились к уже бытовавшей здесь гривне массой 68.22 г в оригинальное отношение 1:25.35 В гривне IX—X вв., весившей, по предположению Янина, 68.22 г, содержалось 25 дирхемов африканской чеканки массой по 2.73 г каждый. Поскольку же, согласно Правде Русской, гривна изначально заключала в себе 25 кун, то можно предположить, что именно дирхем первой трети IX в. и стал куной. Если бы формирование древнейшей системы произошло в более поздний период, то соотношение гривны и куны было бы иным. В.Л. Ятин также полагал, что на протяжении IX — первой трети X в. новых денежно-весовых единиц в системе не появилось, поскольку в этот период преобладали клады, «состоящие исключительно из целых монет».36 Таким образом, налицо стремление доказать метрологическую связь древнейших русских серебряных монет с дирхемом.

В.Л. Янин настаивает и на том, что древнейшая русская гривна массой 68.22 г первоначально имела привязку к римскому денарию, масса которого в начале новой эры составляла 3.41 г (20 денариев = 1 гривна). Возникновение русских единиц взвешивания, по его мнению, произошло в первые века новой эры, когда в Восточной Европе распространились значительные массы римской монеты. Прием и учет последней на основе древнего славянского счета породил в это время весовую единицу в 68.22 г и кратные ей.37 И.Г. Спасский тоже относил возникновение наиболее ранних общеславянских денежно-счетных и весовых понятий к «римскому времени».38 Несмотря на то что уже в IX в. масса и качество серебра дирхемов, когда они обращались в Восточной Европе, «не оставались неизменными»,39 тем не менее на протяжении всего IX в. в русском денежном обращении сортировка монеты производилась по норме куны (2.73 г).40

Во второй трети X в., во время широкого распространения саманидского дирхема начался «кризис восточной серебряной чеканки». Это привело к тому, что сортировка арабской монеты стала осуществляться по нормам не только старой куны (2.73 г), но и новой единицы — ногаты (от арабского «нагд» — отборная монета), составлявшей 3.41 г или двадцатую часть гривны.41 «Название ногата... — отмечал И.Г. Спасский, — первоначально возникло из-за необходимости отличать более доброкачественные дирхемы от обращавшихся рядом с ними худших».42 Поэтому ногата всегда была больше куны (в XI в. ногата = 1/20 гривны и 1.25 куны, с XII в. — 1/20 гривны и 2.5 куны). Наряду с сортировкой и отбором по нормам денежно-весовой системы со второй половины X в. монету резали, дробили, применяя взвешивание. Происходило дальнейшее усложнение системы: появилась мелкая фракция гривны — резана (1.36 г), равная ½ куны.

Как бы то ни было, древнерусская денежная система (счет денег и зависимость между монетами различных достоинств) знала следующие названия металлических денег (элементов денежной системы): гривна, ногата, куна, резана, веверица или векша (= белка) и др. Отношение веверицы к куне определялось по-разному. По мнению И.Г. Спасского, это части, «обрезки» куны; «упоминания веверицы во многих случаях могут подразумевать и шкурки белок, служившие платежным средством».43

Первоначально «гривной» могли называть шейный обруч. Затем термин приобрел весовое значение, соответствующее определенному количеству (массе) серебра. Так появилась гривна серебра. Поскольку же величина гривны серебра могла слагаться из некоторого числа одинаковых монет, рядом с массой стал штучный счет. Определенное количество одинаковых монет могло служить мерой массы и ценности гривны-слитка, а слиток в свою очередь становился мерой ценности определенного числа монет и мерой их количества.44 Так появилась «гривна кун», состоявшая из монет. Весовая гривна серебра и счетная гривна кун сделались платежно-денежными понятиями.45 По мнению И.Г. Спасского, в начале своего существования гривна в весовом отношении могла быть единым понятием для серебра вообще и для монет в частности. Однако такое равенство не могло быть длительным и устойчивым из-за перемен в привозной иноземной монете и по причине эволюции самой гривны как весовой единицы.46

Вопрос о весовых нормах гривны и гривны кун, их соотношении по-прежнему является дискуссионным. «Княжеские пени и частные вознаграждения, — писал В.О. Ключевский, — представляют в Русской Правде целую систему; они определялись известной суммой гривен кун. Гривна означала фунт, гривна серебра — фунт серебра; куны — деньги <...> Гривной кун, т. е. денежным фунтом, назывался слиток серебра, обыкновенно продолговатый, служивший ходячим меновым знаком на древнерусском рынке до XIV века. В разное время, сообразно изменявшейся ценности серебра, гривна кун имела неодинаковый вес: в XI и начале XII века это был кусок серебра в полфунта весом; в конце XII века, когда завершилось составление (Правды Русской. — М.Ш.), вес этого менового знака простирался лишь до четверти фунта».47 Согласно другим расчетам, весовая величина гривны составляла ⅒ и ⅓ часть фунта.48 По мнению И.Г. Спасского, памятники письменности засвидетельствовали не начальное соотношение гривны серебра49 и гривны кун, которое, возможно, существовало еще в римские времена, а те соотношения, которые слагались в процессе эволюции гривны, под влиянием перемен в весе кун — монет, составлявших в разные времена фонд монетного обращения. «Гривна серебра, — полагал он, — (со временем. — М.Ш.) стала по ценности равняться нескольким гривнам кун; так, например, для XII в. установлено равенство ее четырем гривнам кун. Сама же гривна кун при этом соответствовала определенному, но не постоянному количеству платежных единиц: 20 ногатам в XI и XII вв. и 25 кунам или 50 резанам только в XI в., но уже 50 кунам — в XII в.».50

В новейшей литературе гипотеза В.Л. Янина о происхождении 68-граммовой гривны и специфического древнерусского счета на куны (1:25) из противостояния архаической гривны в 68 г и легкого дирхема в 2.73 г была подвергнута глубокой всесторонней критике в работе А.В. Назаренко, который поставил под сомнение и само существование этой гривны.51 Опираясь на данные археологии и различных письменных источников, он пришел к заключению, что в основе древнерусской денежно-весовой системы лежала счетная гривна, значение которой уже с IX в. не было однозначным. Самой ранней гривной могла быть скандинавская марка массой в 196.47 г, в которой были разверстаны древнейшие пени Правды Русской (12-гривенный штраф за оскорбление действием и 40-гривенная вира). Вслед за этим появилась «арабская» разновидность гривны достоинством 59.69 г серебра (вес в серебре соответствовал стоимости арабской золотой монеты — динара массой 4.264 г, или 1/96 фунта).52 В европейских же странах и Византии, где господствовало отношение стоимости золота к серебру 12:1, весовая норма гривны составляла 51.16 г, что соответствовало ⅛ фунта Карла Великого. Как полагает автор, в первой половине XI в. произошел «переход к исчислению штрафов с марок-гривен серебра на гривны в 51.16 г», представлявшие выраженную в серебре стоимость золотого арабского динара, который завершился «в ходе кодификации "Русской Правды" при Ярославе Мудром».53

Счетная гривна в 51.16 г подразделялась на 20 долей, получивших в древнерусском счете название скотов (от распространенных на Скандинавском Севере монет древнеанглийской чеканки — sceatt'ов). «В течение X в., — полагает А.В. Назаренко, — вес дирхема утратил всякую стабильность, что привело не только к приему монет на вес, а не на счет, но и к появлению заимствованного из арабского языка термина "ногата", обозначавшего отборные дирхемы привычного стандартного веса ок. 2.986 г. Этот новый термин в роли названия 1/20 гривны вытеснил старое наименование "скот", которое приобрело обобщенное значение платежного средства, денег (видимо, именно металлических) вообще».54

Нестандартностью отличается и попытка А.В. Назаренко установить происхождение еще одной денежно-весовой единицы — «куны». Согласно гипотезе автора, первоначально куна заключала в себе стоимость шкурки куницы, выраженную в серебре: в скандинавской марке насчитывалось 24 таких куны, а в полуфунте серебра Карла Великого — 25. Затем, в силу необходимости поддерживать баланс между системами марки и фунта, понадобилось «выделить 1/25 долю не только в полуфунте, но и в ¼ его, древнерусской гривне, чтобы обеспечить пересчет из гривны в соответствующую (¼) фракцию марки. Так родилась куна "Краткой правды" в 1/25 гривны (2.047 г)».55 Автор также настаивает на том, что южнорусская модификация древней денежно-весовой системы произошла на рубеже IX—X вв.: к тому времени в Киеве появилась гривна серебра на основе полулитры (½ византийской литры) — 163.73 г («именно в таких гривнах исчислена 12-гривенная пеня в договорах Руси с греками 911 и 944 годов»).56

В.Л. Янин же полагает, что две локальные русские денежные системы: северная (новгородская) и южная (киевская) — сложились не ранее середины—второй половины X в. В основу первой из них был положен фунт — норма веса, принятая в торговле с Западной Европой. По предположению автора, это произошло за полвека до начала проникновения в Восточную Европу первых западноевропейских монет — денариев: в середине X в. Северная Русь заимствовала западноевропейскую единицу «на основе употребления западных весовых единиц при сбыте на Запад ухудшившегося в весовом отношении дирхема».57 Именно в середине X в. в русском денежном обращении появились первые денежные единицы, которые можно считать фракциями 96-золотникового фунта. (Знакомство Западной Европы с фунтом массой 409 г состоялось намного раньше.)58 Резана в этой системе = 1.02 г, а счетная гривна кун = 51.19 г. Таким образом, в Северной Руси возникла оригинальная система новых денежно-весовых единиц во главе со своеобразной гривной массой 51.19 г. Эта система укрепилась в XI в., когда сбыт дирхемов уступил место импорту западноевропейских денариев, органично вписавшихся в русскую денежно-весовую систему.59

По словам В.Л. Янина, на протяжении XI — первой половины XIII вв. «теоретический вес» гривны кун оставался неизменным, составляя ¼ гривны серебра массой 204.756 г.60 Последняя же удерживалась в обращении до XV в. Клады новгородских слитков, имевших форму бруска и весивших около 200 г, распространены от Прибалтики на Западе до Заволжья на Востоке и Херсонеса на Юге.61

Реконструируя систему денежного счета, В.Л. Янин обращает внимание и на то, что со второй половины X в. на севере обращались круглые вырезки из дирхемов массой около 1.04 г (1/200 часть гривны серебра), которые назывались резанами. В XI в. в Северной Руси наименование резаны перешло на денарий, имевший массу близкую 1 г.62 Таким образом, в XI в. 1 гривна серебра = 4 гривны кун = 80 ногатам = 100 кунам = 200 резанам = 204.5 г.63

В XII в. куна, обесценившись вдвое, заменила резану. Это вызвало перемену в соотношении между гривной и куной. По Правде Русской (XII—XIII вв.) денежная система выглядела следующим образом: 1 гривна серебра = 4 гривнам кун = 80 ногатам = 200 кунам (резанам) = 204.5 г; 1 гривна кун = 20 ногатам = 50 кунам или резанам = 51.19 г; 1 ногата = 2.5 кунам = 2.56 г; 1 куна (резана) = 1.02 г.64 Таким образом, куна и резана слились, обозначая ту денежную единицу, которая прежде называлась резаной. «Кроме куны, — полагает В.Л. Янин, — другие единицы не испытывают каких-либо изменений, так же как и сама гривна».65 Таким образом, несмотря на то что с 1137 г. в источниках упоминается о «новой гривне», речь может идти только о прежней гривне массой 204 г.66 Ранее Б.А. Романов, выражая общее мнение, отмечал, что перемещение куны на место резаны к XII в. «не отразилось на ценности гривны и не нарушило стройности всей гривенной системы, тем более что, по другим письменным источникам (кроме Правды Русской. — М.Ш.), и резана не исчезла из обращения в XII—XIII вв.».67

Выше отмечалось, что южная система строилась на полулитре или русской литре, весовая норма которой составляла 163.73 г. Киевская гривна, имея шестиугольную форму, весила от 135 до 169 г, т. е. около 160 г. Выясняя происхождение киевской гривны, Б.А. Романов обращал внимание на ее близость к кельнской марке XII—XIII вв., весившей 154 г. В Силезии, через которую шел путь из Регенсбурга в Киев, серебряная марка имела весовую норму 159 г, т. е. почти равную средней массе киевской гривны. В этом сближении киевского веса с одной из ходовых весовых единиц Центральной Европы Романов находил «лишнее свидетельство» торговли Древней Руси с Западом.68 И.Г. Спасский высказывал мнение, что обращение киевских слитков на юге «как бы шло по пятам обращения дирхемов. Его пресекло татаро-монгольское нашествие».69

А.В. Назаренко допускает, что становление южнорусской денежно-весовой системы было связано со счетом на сорочки куньих мехов (а затем — мехов вообще), вывозимых в Константинополь. «Вероятно, — пишет он, — связь южнорусской гривны серебра и сорочка с системой литры стала причиной того, что на юге Руси первоначально общерусская гривна в 51.16 г оказалась вытеснена сорочком-гривной кун в 81.86 г (¼ литры = 40×2.047 г); этот процесс уже завершился к середине XI в., поскольку окуп с Византии в 1043 г. был разверстан именно в гривнах-сорочках. Однако структура южнорусской гривны не дублировала структуру гривны в 51.16 г (25 кун, 20 ногат), а состояла, в силу самого своего происхождения, из 40 общерусских кун».70 В связи с дальнейшим распространением западноевропейских денариев, исчезновением куны как самостоятельной весовой единицы и переходом ее названия на резану в южнорусских землях сорочек-гривна кун превратился в сорочек-гривну кун-резан или гривну новых кун (⅛ литры или 40.93 г серебра). Одновременно происходило вытеснение серебряной монеты связками беличьих шкурок. Складывалась система, в которой 1 гривна новых кун = 40 кунам-резанам = 1 гривне драниц = 240 драницам-векшам.71 Однако серебро не пропало полностью. В литературе отмечалось, что в домонгольский период в Киеве, Чернигове, Переяславле, Смоленске в качестве реального платежного средства выступали обрезанные в кружок дирхемы массой около 1.36 г.72

Несмотря на значительный рост русско-византийской торговли в X—XI вв., византийские серебряные монеты почти не участвовали в денежном обращении Руси. Их чеканка в самой Византии была ограниченной. «Лишь в кладах конца периода обращения дирхема, — указывал И.Г. Спасский, — византийские серебряные милиарисии X — начала XI в. встречаются несколько чаще».73 Археологи продолжают открывать монетные клады, обнаруживать отдельные экземпляры золотых византийских монет — номисм (numisma) или солидов (solidus) в 1/72 литры (4.548 г), послуживших «образцом при создании типа древнейших русских золотых и серебряных монет периода наивысшего расцвета Древнерусского государства, что после признания христианства господствующей религией на Руси и неудивительно».74

Попытки создания на Руси собственной монеты в конце X в. в какой-то мере представляются закономерными в контексте формировавшейся государственности. Во-первых, к тому времени князья сумели создать какой-то запас привозного металла. Во-вторых, со второй половины X в. резко сократился приток в Южную Русь дирхемов. В-третьих, нельзя сбрасывать со счета политические амбиции и фактическое усиление власти киевского князя.

Золотые монеты русской чеканки X в. закономерно повторяют весовую норму, пробу, размер и внешний облик византийских солидов.75 «Серебряные» же монеты первоначального русского чекана (X—XI вв.) лишь ориентировались на «средний» дирхем. Вероятно, поэтому до последнего времени не представлялось возможным установить их весовую норму. Лишь недавно стало известно, что эти, медные в большинстве, монеты чеканились «без всякой весовой системы».76 Не вызывает сомнений чтение имен на монетах: Владимир, Святополк и Ярослав. В.Л. Янин доказал, что имя «Петрос», обозначенное на части сребреников, — это «крестильное имя того же Святополка».77 В X в. чеканились золотые монеты — златники и «серебряные» — сребреники. И те и другие имели на одной стороне изображение Иисуса Христа, а на другой — князя. Надпись вокруг портрета князя имела две формулы: 1) «Владимир, а се его злато» — для золотых монет и «Владимир, а се его сребро» — для «серебряных»; 2) «Владимир на столе» (т. е. на престоле).

После короткого перерыва в XI в. чеканка отечественных денег возобновилась. Причем чеканилась исключительно «серебряная» монета, на которой одна сторона отведена изображению князя, сидящего на «столе», а другую целиком занимает знак — или печать, или герб державы. Бросается в глаза четкое смысловое соответствие надписи изображению: «Владимир (или Святополк. — И.С.) на столе, — а се его серебро».78

В общей сложности этот процесс продолжался 25—30 лет. Монета чеканилась в течение почти всего правления Владимира I Святославича (князь киевский, 980—1015). Затем выпускалась от имени Святополка Окаянного (князь киевский, 1015—1019). Сребреники же Ярослава Мудрого (вел. князь киевский, 1019—1054) относятся к тому времени, когда он княжил в Новгороде, находясь под рукою Владимира (1014—1019).79 Следует отметить, что почти все находки монет Древней Руси происходят из кладов не старше XI в.80

Исключительно богато представлены в русских кладах серебряные денарии многочисленных светских и духовных правителей феодальной Европы X — начала XII вв., главным образом германской, английской и скандинавской чеканки. Десятки тысяч монет далеких городов средневековой Европы обнаружены в кладах, зарытых в XI и в начале XII в. в Северной Руси.81 Как можно заметить, европейские деньги, полностью занявшие с 30-х гг. XI в. место дирхемов, какое-то время имели параллельное хождение с русской валютой. Они продолжали служить целям денежного обращения на севере Руси и после прекращения чеканки русских монет.82 И.Г. Спасский отмечал, что «обращение денариев на несколько более ограниченной, чем прежде, территории сменило обращение дирхемов <...> Во многих кладах денариев встречаются оставшиеся от прежнего обращения дирхемы, иногда даже обрезанные под размер новых монет, вес которых значительно уступал весу среднего дирхема».83

Одновременно с монетой платежным средством на Руси становились слитки и куски серебра различного вида и массы. Крупные слитки привозились главным образом из Англии и Германии.84 Сама же иноземная и русская монета порой приобретала характер измельченного серебра-металла. К настоящему времени обнаружены клады, состоящие как из бесформенных обрезков монет, так и с иноземными монетами, разрезанными на более или менее правильные части — половины, четверти, трети и т. д.85 Таким образом, на местах создавались малые платежные единицы.

В XII в. в связи с распылением монетного дела в Европе по дворам «сравнительно мелких сеньоров», чеканивших монету по самой разнообразной весовой норме, повсеместным уменьшением количества выпускаемых денариев, сознательной «порчей монеты» (так, во Франции за период XI — начала XII в. масса королевских денариев уменьшилась с 1.25 до 0.84 г, а епископских — с 1.36 до 0.89 г), периодическими изъятиями мелкой монеты из сферы обращения, а также по причине повышенного спроса на деньги внутри самих европейских стран, растущие запросы крупной международной торговли стали удовлетворяться с помощью серебряных слитков, фигурирующих в источниках обычно под названием marca argenti (в русских источниках для их обозначения обычно использовался термин гривна серебра). Чтобы стать составной частью русского денежного обращения, они должны были принять норму и вес русских слитков, т. е. подвергнуться переплавке у местных ливцов в слитки-гривны.86

Так, по причине начавшейся в Европе реорганизации монетного дела, а также из-за вторжения в Прибалтику немецких рыцарей-крестоносцев прекратились приток и обращение на Руси западноевропейских денариев.87 Во всяком случае, в источниках второй трети XII в. слово «куна» перестало служить синонимом серебряной монеты.

Отказ от металлических денег не был сознательным выбором русского народа. Вхождение в безмонетный период, продолжавшийся до второй половины XIV в., явился вынужденным шагом, обусловленным не внутренним состоянием русской экономики, а отсутствием необходимой сырьевой базы денежного обращения.88 С 30-х гг. XII в. серебро выступало единственной основой всевозможных коммерческих расчетов и основным платежным средством лишь в отношениях с торговыми иноземцами (об этом свидетельствуют сохранившиеся международные договорные грамоты XIII в.).89 Во внутреннем обращении использовались исключительно слитки местного веса.90 Однако отсутствие в обращении металлической монеты вовсе не означало отказа от мелкого денежного обращения вообще.91

В XI—XII вв. отмечалось сосредоточение значительных капиталов в старших городах Руси, крупнейшим из которых был Киев. «С ранних пор, — отмечал В.И. Покровский, — между русскими существовал обычай давать деньги в куплю или "гостьбу", для торговых оборотов. При займах требовались свидетели (послухи); но если заем делался у купца и для торговли, свидетелей могло и не быть».92

Капитал в рассматриваемый период ценился чрезвычайно дорого. По Правде Русской, при краткосрочном займе размер месячного процента не ограничивался законом. Затем, согласно ст. 51 «О месячном резе» «Пространной правды», для должников было сделано послабление. Если срок погашения долга растягивался более чем на год, то заимодавец мог взимать за кредит лишь 50% суммы, а месячный процент отвергался (вероятно, статья появилась при Святополке Изяславиче, великом князе киевском (1093—1113)). Возможно, что этот «третный рост», т. е. «на два третий», или 50% в год, «поступал ростовщику вплоть до возвращения должником основной заемной суммы, по тогдашнему выражению, — ,, иста"».93 По мнению А.А. Зимина, М.Н. Тихомирова и И.Я. Фроянова, регулирование резов, произведенное ст. 51, соответствовало интересам ростовщиков.

Став великим князем киевским в 1113 г., Владимир Мономах инициировал обновление соответствующего законодательства. В том году был принят Устав (ст. 53 «Пространной правды»), который запретил взимание месячного реза и поставил четкий предел третному резу. Заимодавец, взявший «два реза», т. е. дважды по 50%, имел затем право на основной долг («исто»). Но тот, кто получил «три резы», или трижды по 50%, терял право на само «исто». Таким образом, произвол ростовщиков был ограничен, застарелые долги аннулированы. Фактически годовой процент снижался до 17% (при выплате третьего реза). Кроме того, «Устав» Владимира Мономаха санкционировал бессрочное «имание» 20% роста: «[0]же кто емлеть по 10 коун от лета на гривноу, то того не отметати».94 Иной подход, допускающий смешение временного и количественного критериев, изложен в книге Н.Я. Аристова. Этот автор, принимавший ставку одного реза за 10 кун (20%), полагал, что два реза (40%) «дозволено было брать в треть (за мало дней)», а три реза (60%), «если куны взяты были на треть, считались уже незаконными, лихвою», и поэтому Правда предписывала «не возвращать такому резоимцу самого капитала, данного в ссуду из процентов».95 В любом случае, процентные ставки в странах Западной Европы в XII—XIV вв. тоже были высокими, простираясь до 25, 30 и даже 40%.96

Упорядочивая кредит и ростовщичество, Владимир Мономах (1113—1125) также содействовал введению в свод русского законодательства статей 54 и 55 «Пространной правды», которыми устанавливались порядок взимания долга с купца-банкрота, а также соответствующие санкции за растрату чужих денег или потерю товара. Законодатель взял под защиту купцов, оказавшихся несостоятельными по причине форс-мажорных обстоятельств. Им разрешалось расплачиваться с кредиторами постепенно; тех же, которые уличались в пьянстве, проявляли халатность, недобросовестность, портили чужой товар, кредиторы имели право продать в рабство. Господину разрешалось использовать последних в роли торговых холопов, имевших возможность совершать торговые и финансово-кредитные сделки (статьи 116—117 «Пространной правды»). Это вело к развитию торговли при посредстве зависимых приказчиков.97 «Вероятно, — указывает И.Я. Фроянов, — надо признать наличие элементов дееспособности и правоспособности у древнерусских холопов».98 Из имущества должника первым возвращал свой долг князь, затем иногородние гости и чужеземцы, а «прок» (остаток) делили туземные заимодавцы.99

К настоящему времени сохранилось не много свидетельств, позволяющих составить цельное представление о содержании и характере таможенного дела в Древней Руси. Так, по мнению некоторых дореволюционных авторов (Ю.А. Гагемейстер, К.Н. Лодыженский), в тот период его отличал преимущественно частноправовой характер. Иными словами, таможенные сборы взимались с торговцев или путешественников не верховной властью, а непосредственными землевладельцами — боярством и монастырями по их собственному произволу: за содержание дорог или рынков, за позволение проезжать по дорогам или останавливаться на рынках.100

Однако представляется, что такой подход содержит элемент преувеличения. И дело здесь не только в спорности самого тезиса о широком распространении феодальной земельной собственности в Древней Руси, но и в том, что в IX—XIII вв. государственное и частное начала в русском праве находились в нерасторжимом единстве, были «слиты».101 По-видимому, таможенное дело в Древней Руси осуществлялось нерегулярно, эпизодически, являя собой как результат частноправовой практики, так и дополнительный, побочный результат внешней и внутренней политики государства.

Благодаря летописным и другим сохранившимся памятникам, мы располагаем прямыми свидетельствами того, что сбыт товаров на Руси в X — начале XIII вв. сопровождался сбором таможенных пошлин, зачастую носивших общее название мыта.102 По мнению П.П. Мельгунова, Киевская Русь даже выработала целую систему торговых и таможенных пошлин: «мыто (первоначальная провозная пошлина), перевоз (за переправу товара через реку), мостовщина (за проезд по мостам), гостиное (за помещение товаров в гостином дворе), номерное, весчее (за взвешивание товаров) и др.».103 Вместе с тем вопрос о характере, содержании, времени становления системы пошлинного обложения Древней Руси все еще остается открытым. В свое время И.Д. Беляев настаивал на том, что внутренние таможенные пошлины Руси до прихода монголов были такими же разнообразными, как и в последующий период, и «разнообразились в то и другое время на одинаковых основаниях».104 С таким выводом решительно не соглашался Е.Г. Осокин, полагавший, что «в глубокой древности таможенные пошлины с товаров внутреннего и внешнего производства не были значительны и разнообразны в нашем отечестве».105 Настаивая на том, что до середины XIII в. существовали только мыт, перевоз, передмер106 весчее, торговое, гостиная дань, этот автор отмечал недостаток разнообразия в таможенных сборах и чрезвычайную простоту их взимания.107 Возражая Беляеву, он, в частности, указывал, что до появления монголов не существовало такой таможенной пошлины, как пятно108 Сам же Беляев относил к числу торговых пошлин, бытовавших в домонгольский период, гостиное, торговое, мыт, перевоз, весчее, передмер, пись и пятно.109 С. А. Шумаков ограничивал перечень древних таможенных пошлин мытом, весчим, торговым и передмером.110

По предположению Д.А. Толстого, введение на Руси пошлинных сборов с продажи товаров принадлежало духовенству, «которое заведовало над весами и мерами и получало пошлины с продававшихся товаров».111 Менее категорично по этому же поводу высказывался Е.Г. Осокин, также относивший первые известия о таможенном обложении на Руси к концу X в. «Духовенство, — допускал этот автор, — которому, по свидетельству приписываемого Владимиру Святому церковного устава, был поручен надзор за торговыми весами и мерами, кажется, ввело обыкновение на Руси собирать таможенные пошлины <...> Может быть, по совету греческого духовенства введены были в нашем отечестве и первые мыты, равно как и первые весовые и померные пошлины».112

Мнение этих авторов оспаривалось И.Д. Беляевым и С.А. Шумаковым. «Очень трудно допустить, — подчеркивал И.Д. Беляев, — чтобы духовенство, только что пришедшее из Греции при Владимире, при нем же ввело и таможенные пошлины, из Владимирова устава видим только, что оно получило привилегию пользоваться некоторыми из сих пошлин; вводить же их вновь оно не могло, ибо это повредило бы только что принятой русскими христианской религии».113 «По мнению г. Осокина и гр. Толстого, — вторил ему С.А. Шумаков, — впервые вводит сборы с продававшихся товаров духовенство, заведовавшее мерами и весами и получавшее часть пошлин с продававшихся товаров <...> В действительности же по церковному уставу кн. Владимира духовенству идет лишь% ("десятина", т. е. одна десятая часть. — М.Ш.) торговых пошлин».114 Возражая Беляеву, Осокин уточнял, что он «желал высказать только ту мысль, что в[еликий] князь по совету греческих духовных установлял пошлины, предоставляя им право взимать в свою пользу некоторые из этих сборов».115

К.Н. Лодыженский, обратив внимание на отсутствие прямых летописных указаний о причастности греческих священников к «занесению» в Русскую землю таможенных пошлин, тем не менее разделял убеждение (ссылаясь на договор Руси с Византией 907 г.), что «подобные пошлины существовали у наших предков еще ранее принятия христианства».116 По мнению же С.А. Шумакова, наличие слова «мыто» в русско-византийском договоре 907 г. может свидетельствовать лишь о том, что таможенное обложение в начале X в. практиковалось в Греции, но никак не в России.117 Впрочем, заявив о введении мыта на Руси с принятием христианства «по совету духовенства», этот автор фактически присоединился к точке зрения, которая ранее высказывалась Е.Г. Осокиным.118

Как бы то ни было, духовенство способствовало образованию торгов и притоку населения на торжища в города и села. С введением христианства церкви было поручено надзирать за правильностью и единообразием мер и весов, «для чего образцы гирь всегда хранились или при известных церквах, или в других безопасных местах, и гири, употребляемые на торгу, сравнивались с этими образцами».119 В церквах же устраивались особые лари, где хранились торговые договоры, записки и книги для закрепления различных сделок; в церковном подвале складывался товар, на притворе — взвешивался.120 «Имея надзор над мерами и весами, — указывал Ю.А. Гагемейстер, — оно (духовенство. — М.Ш.) приобрело большое влияние на торговлю, в которой в скором времени само стало участвовать».121 «Взвешивание и измерение, — уточнял В.И. Покровский, — должны были производиться в присутствии священника, которому за это предоставлялось взимать пошлину в пользу церкви. Церкви были тогда едва ли не единственными центрами людных сборищ и притом в дни и часы всем известные; поэтому сам собою сложился обычай в праздничные дни привозить товары, которыми и торговали на церковной площади по окончании богослужения».122

Непростым представляется и вопрос о первоначальном значении мыта. В дореволюционной литературе высказывалось мнение о том, что первоначально это слово могло означать место, где останавливались возы и лодки, и лишь «впоследствии оно получило значение пошлины, собираемой с проезжающих торговых людей и останавливавшихся для сбыта товаров».123 По Правде Русской, мыто надлежало уплатить с каждой сделки купли-продажи, совершаемой на городском рынке. Кроме того, оно взималось по дорогам, где были заставы, а также на мостах и переправах через реки. Предположительно до XIII в. мыто существовало только в больших городах и лишь затем появилось в селах и уездах.124

По мнению К.Н. Лодыженского, мыт «взимался в виде вознаграждения за пользование известным участком, отведенным для торга, за покровительство, оказываемое купцам, а может быть, и за наблюдение порядка во время торговли».125 Развивая эту мысль, М.Ф. Владимирский-Буданов допускал, что пошлины устанавливались первоначально в целях благоустройства, а не финансовых. «Вес и мера, — отмечал он, — взимаются для покрытия расходов при взвешивании и измерении товаров в интересах торговли <...> Мыт (нем. Maut) и перевоз взимается за доставление средств или помощи со стороны государства при перевозке товаров через реки и волоки <...> Гостиная дань и торговое — пошлина за доставление (иноземным) купцам мест для склада товаров и вообще за устройство рынков».126

Е.Г. Осокин подчеркивал, что мыто во многих местах заменяло собою все проезжие и торговые пошлины. По его мнению, даже в одно и то же время в одном и том же месте под мытом понимались различные пошлины, и, таким образом, первоначально слово «мыт» имело обширное, собирательное значение.127 Соглашаясь с такой оценкой, С.А. Шумаков также отмечал, что «до монгольского ига понятия мыта еще не установилось, и что мытом могли в разных местах называть разные пошлины».128 Развивая эту идею, он пришел к тому выводу, что мыто — это «первоначально родовое название всех торговых и проезжих пошлин», взимавшихся и за провоз товаров через внешние или внутренние заставы, и за аренду торговых площадей, и за покровительство торговым людям, и т. п.129 По способу перевозки товаров различались «мыто сухое» при провозе товаров по суше и «мыто водяное» — при провозе по воде. Место взимания мыта стало называться мытниной или мытницей. Мытницы — внутренние заставы — учреждались на торгах, ярмарках, базарах, дорогах, в особенности на мостах и переправах.

Сборщика пошлин называли мытником или мытчиком. Согласно Правде Русской, он служил законным свидетелем в случаях спора по поводу сделок купли-продажи и заменял собою многих таможенных сборщиков, взимая не только мытную пошлину, но также мостовщину и торговую пошлину.130 Под 1157 г. в летописи впервые упоминается фигура осьминника — важного представителя княжеской администрации. Однако следует иметь в виду, что мытник в XII в. еще не был сборщиком пошлин, взимаемых с оценки товаров, ибо таких пошлин в то время просто не существовало.131 Следует согласиться с Ю.А. Гагемейстером, что изначально мыто, а также пошлины с речных судов, мостовщины и весовые деньги взимались без учета стоимости товара, лишь за «доставляемое на торгу покровительство». Действительно, если в XI—XII вв. весовые деньги собирались за право взвешивания привозных товаров, то в дальнейшем стала также приниматься во внимание и ценность последних. Так, сохранилось свидетельство, что в начале XIII в. торгующие в Смоленске немецкие купцы платили весовщину за провес золота в большем размере, чем за провес серебра.132

Во второй половине XII в. торговое значение мыта стало отделяться от его проезжего значения. Монгольское нашествие ускорило этот процесс и «дало торговой пошлине татарское имя и оболочку». Таким образом, с введением тамги торговое значение мыта перешло к ней; мыто же сделалось исключительно проезжей пошлиной и стало означать сбор, взимавшийся при провозе товаров.133

Примечания

1. Романов Б.А. Деньги и денежное обращение // История культуры Древней Руси. Домонгольский период. М.; Л., 1948. Т. 1. С. 370—381.

2. См.: Свердлов М.Б. К вопросу о денежном обращении у восточных славян в I—XII вв. (по мусульманским источникам) // Вестн. ЛГУ. Серия экономики, философии и права. 1965. Вып. 1. № 5. С. 132—136; Перхавко В.Б. Пушнина... С. 165, 166. М.Б. Свердлов полагает, что Древнерусское государство, принимая во внимание непрочность мехового материала, восполняло недостаток национальной валюты «обращением в качестве денег кож белок и куниц при обязательном наличии у них головы и лапок. На этих кожах ставился княжеский знак, чем обеспечивалось их дальнейшее употребление в денежном обращении» (Свердлов М.Б. К вопросу... С. 136).

3. Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 37. По мнению И.Г. Спасского, встречающиеся в литературе утверждения о всеобщем обращении в течение многих веков на территории Древней Руси кожаных денег являются совершенно бездоказательными (см.: Там же. С. 32—37).

4. Там же. С. 39.

5. Монгайт А.Л. Рец. на кн. В.Л. Янина «Денежно-весовые системы русского средневековья» // ВИ. 1958. № 3. С. 185.

6. Г. Куфа — столица Халифата (656—661), затем резиденция халифского наместника в Ираке (661—750), где получила развитие одна из древних разновидностей арабского письма — куфи, которым передавались надписи на дирхемах.

7. Янин В.Л. Денежно-весовые системы... С. 87—90; Монгайт А.Л. Рязанская земля. С. 90.

8. Кропоткин В.В. О топографии кладов... С. 114.

9. Кропоткин В.В. Экономические связи Восточной Европы в I тысячелетии нашей эры. М., 1967. С. 119, 126.

10. Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 43.

11. Монгайт А.Л. Рец. на кн. В.Л. Янина... С. 187.

12. Клинге М. Мир Балтики. С. 17.

13. Монгайт А.Л. Рец. на кн. В.Л. Янина... С. 187.

14. Кропоткин В.В. Булгарские монеты X века на территории Древней Руси и Прибалтики // Волжская Булгария и Русь: Сб. статей / Отв. ред. А.Х. Халиков. Казань, 1986. С. 40; Зоценко В.Н. Волжская система... С. 50; Валеев Р.М. Торгово-экономические взаимосвязи... С. 91.

15. Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 40; Кропоткин В.В. Экономические связи... С. 120—122.

16. Янин В.Л. Русские денежные системы IX—XV вв. // Древняя Русь. Город, замок, село / Отв. ред. Б.А. Колчин. М., 1985. С. 364.

17. Там же; Даркевич В.П. Международные связи. С. 390.

18. См.: Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие древнейших монет России: Сводный каталог русских монет X—XI веков. Л., 1983. С. 110; Янин В.Л. Нумизматика... С. 137.

19. См.: Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 44. «С 30-х годов XI в., — отмечал Б.А. Романов, — об обращении диргемов говорить уже не приходится; они встречаются в кладах лишь как единичные спутники преобладающей массы западноевропейских монет» (Романов Б.А. Деньги... С. 385).

20. Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 44.

21. Там же. С. 45; Довнар-Запольский М.В. История... Т. 1. С. 105.

22. Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 45.

23. Клейненберг И.Э. Орудия взвешивания в балтийской торговле Великого Новгорода и Полоцка (до конца XV в.) // ВИД. 1973. Т. 5. С. 138.

24. Янин В.Л. Денежно-весовые системы... С. 103, 106. Вместе с тем В.Л. Янин не отрицает, что дирхемы могли служить сырьем для производства украшений и различной утвари (Там же. С. 121).

25. Потин В.М. Русско-скандинавские связи по нумизматическим данным (IX—XII вв.) // Исторические связи Скандинавии и России. IX—XX вв.: Сб. статей / Под ред. Н.Е. Носова, И.П. Шаскольского. Л., 1970. С. 66.

26. Монгайт А.Л. Рец. на кн. В.Л. Янина... С. 187—188.

27. Даркевич В.П. Международные связи. С. 398.

28. Лучинский М.Ф. Деньги на Руси... С. 33; Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 57.

29. Святловский В.В. Примитивно-торговое государство... С. 110; Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 57.

30. БСЭ. 3-е изд. М., 1973. Т. 14. Стб. 1; Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. С. 157.

31. Романов Б.А. Деньги... С. 385.

32. Монгайт А.Л. Рец. на кн. В.Л. Янина... С. 186—187.

33. Даркевич В.П. Международные связи. С. 397—398.

34. Янин В.Л. Русские денежные системы... С. 364.

35. Янин В.Л. Денежно-весовые системы... С. 203—204.

36. Янин В.Л. Русские денежные системы... С. 364.

37. Янин В.Л. Денежно-весовые системы... С. 200, 203.

38. Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 39.

39. Там же. С. 44.

40. Янин В.Л. Денежно-весовые системы... С. 204.

41. Там же; Янин В.Л. Русские денежные системы... С. 364.

42. Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 57.

43. Там же. С. 58, 68.

44. Там же. С. 47.

45. Там же. С. 58.

46. Там же.

47. Ключевский В.О. Краткое пособие... С. 44—45. Фунт — единица массы в системе русских мер = 409.51 г = пуда = 32 лотам = 96 золотникам = 9216 долям.

48. Романов Б.А. Деньги... С. 377.

49. Впервые термин гривна серебра встречается в акте 30-х гг. XII в. Упоминание же его в значении денежной единицы относится к концу XII в. (Российское законодательство I—XX веков [Тексты и коммент.]: В 9 т. / Под общ. ред. О.И. Чистякова. М., 1984. Т. 1. С. 278).

50. Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 58.

51. См.: Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. С. 113—218.

52. В арабоязычных странах господствовала относительная стоимость золота к серебру 14:1. За один динар здесь давали 20 стандартных дирхемов, каждый массой около 3.0 г. В европейских же странах и Византии было принято другое соотношение стоимости золота к серебру — 12:1. Поэтому и весовая норма гривны здесь была ниже.

53. Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. С. 145—149, 216.

54. Там же. С. 214. Приверженность русских считать на «двадцатки» А.В. Назаренко объясняет тем, что, имея в течение IX в. в качестве платежного средства преимущественно стандартный дирхем, они «усвоили также и принятый у арабов способ его счета двадцатками, ориентированный на динар...» (Там же. С. 146—147).

55. Там же. С. 215.

56. Там же.

57. Янин В.Л. Денежно-весовые системы... С. 192.

58. Там же. С. 191.

59. Там же. Специально занимавшийся этим вопросом В.В. Святловский полагал, что весовая норма гривны была заимствована у арабов, но и она не являлась самобытной: ираклийский фунт в 96 золотников — «точное воспроизведение ассирийской мины, дошедшей к арабам через Египет» (Святловский В.В. Примитивно-торговое государство... С. 108).

60. Янин В.Л. Денежно-весовые системы... С. 44, 46, 204.

61. См.: Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 62—68.

62. Янин В.Л. Русские денежные системы... С. 364.

63. Янин В.Л. Денежно-весовые системы... С. 40, 48.

64. Там же. С. 41, 48; Янин В.Л. Русские денежные системы... С. 366.

65. Янин В.Л. Денежно-весовые системы... С. 41.

66. Там же. С. 42.

67. Романов Б.А. Деньги... С. 372. Реконструируя «денежный счет с серебряной гривной во главе», Б.А. Романов пришел заключению, что к началу XI в. 1 гривна = 49.25 г сер. = 20 ногатам = 25 кунам = 50 резанам = 100 веверицам; 1 ногата = 2.46 г сер. = 1½, куны = 2½, резанам = 5 веверицам; 1 куна = 1.97 г сер. = 2 резанам = 4 веверицам; 1 резана = 0.98 г сер. = 2 веверицам; 1 веверица = 0.49 г сер. По мнению этого автора, в XII в. денежный счет изменился: 1 гривна = 49.25 г сер. = 20 ногатам = 50 кунам = 100 векшам; 1 ногата = 2.46 г сер. = 2.5 кунам = 5 векшам; 1 куна = 1 резане = 0.98 г сер. = 2 векшам; 1 векша = 0.49 г сер. (Там же. С. 386, 390).

68. Романов Б.А. Деньги... С. 395.

69. Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 63.

70. Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. С. 215—216.

71. Там же. С. 216—217.

72. Янин В.Л. Русские денежные системы... С. 364. Можно предположить, что одна такая монета соответствовала стоимости 40 векш или связке (сорочку) беличьих шкурок (см.: Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. С. 215—216).

73. Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 47.

74. Там же.

75. Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие... С. 108.

76. Там же. До этого Спасский утверждал, что «метрология сребреников (была. — М.Ш.) связана с метрологией дирхемов» (Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 52).

77. Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 51.

78. Там же.

79. Там же. С. 53.

80. См.: Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие... С. 110. Более половины известных на сегодняшний день златников и сребреников Владимира Святославича, Святополка Окаянного и Ярослава Мудрого сосредоточено в Государственном Эрмитаже.

81. Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 19, 54. В XI в. приток западноевропейской монеты продолжался во все возрастающем размере (Потин В.М. Древняя Русь... С. 74).

82. Поначалу преобладали немецкие пфенниги, затем их потеснили англо-саксонские пенни, в том числе монеты Карла Великого и его сыновей. В группе кладов 1050—1075 гг. уже преобладали денарии фрисландских и нижнесаксонских монетных дворов. Наконец, в самом конце XI — первой четверти XII в. зарывались клады, в новейшей части которых было «особенно много монет, чеканенных на монетных дворах духовных владетелей» (см.: Романов Б.А. Деньги... С. 389).

83. Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 54—55.

84. Даркевич В.П. Международные связи. С. 395.

85. Спасский И.Г. Русская монетная система. С. 56—57.

86. Потин В.М. 1) Причины... С. 89—96, 100, 101, 107, 110—113; 2) Древняя Русь... С. 78—90. Marka argenti, или гривна серебра — слиток серебра, равный половинной части фунта Карла Великого, представлявшего собой весовую единицу массой в 409.3 г. Параллельно с ней существовала счетная марка — «марка денариев» (марка кун?), уступавшая по ценности марке-слитку. Серебро в слитках привозилось Балтийским морем. Другой маршрут его поставки пролегал через Черное море и Крым. Одно из наиболее ранних свидетельств торговли в Кафе «фряжским серебром» относится к 1291 г. (Янин В.Л. Денежно-весовые системы... С. 191—192; Потин В.М. Древняя Русь... С. 83, 88, 90).

87. В самой Европе общее число монетных кладов в XII в. сократилось по сравнению с XI в. более чем в три раза (Потин В.М. Древняя Русь... С. 78).

88. Янин В.Л. Нумизматика... С. 140.

89. Янин В.Л. Денежно-весовые системы... С. 43.

90. Потин В.М. Причины... С. 102, 107.

91. Янин В.Л. Нумизматика... С. 140.

92. Покровский В. История... С. 565.

93. Фроянов И.Я. Древняя Русь. С. 234.

94. Правда Русская. Тексты. Т. 1. С. 110, 127; Покровский М.Н. Избранные произведения в четырех книгах. М., 1966. Кн. 1. С. 164; Фроянов И.Я. Древняя Русь... С. 237.

95. Аристов Н. Промышленность... С. 216.

96. Там же. С. 217; Семенов А. Изучение... Ч. 3. С. 241.

97. Правда Русская. Тексты. Т. 1. С. 110, 117; Покровский В. История... С. 565;Довнар-Запольский М.В. История... Т. 1. С. 217; Свердлов М.Б. Генезис и структура... С. 160, 163; Фроянов И.Я. Рабство и данничестве... С. 249—250, 254—255. Правда Русская явилась источником статей 55 Судебника 3497 г. и 90 Судебника 1550 г., нормировавших условия, на которых купец мог брать под проценты чужие деньги. В них по-прежнему защищались интересы должников, оказавшихся несостоятельными в силу форс-мажорных обстоятельств. Виновных же в растрате чужих средств по Судебнику 1497 г. следовало выдавать истцу «головою на продажу», а по Судебнику 1550 г. — «головою до искупа» (Судебники XV—XVI веков / Подгот. текстов Р.Б. Мюллер и Л.В. Черепнина; Коммент. А.И. Копанева, Б.А. Романова и Л.В. Черепнина. М.; Л., 1952. С. 27, 89—90, 173—174).

98. Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки отечественной историографии. С. 133.

99. Правда Русская. Тексты. Т. 1. С. 110, 117.

100. Гагемейстер Ю.А. О финансах... С. 44—45; Лодыженский К. История русского таможенного тарифа. СПб., 1886. С. 3.

101. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории... С. 4.

102. Рудченко И.Я. Исторический очерк обложения торговли и промыслов в России. СПб., 1893. С. 8.

103. Мельгунов П.П. Очерки... С. 36.

104. Беляев И.Д. Рец. на кн. Е.Г. Осокина «Внутренние таможенные пошлины в России» (Казань, 1850) // Москвитянин. 1850. № 22. С. 56.

105. Осокин Е. Несколько спорных вопросов по истории русского финансового права // Юридический сборник Д. Мейера. Казань, 1855. С. 544.

106. Передмер, вероятно, означает то же самое, что номерное позднейшего времени (Осокин Е. Внутренние таможенные пошлины в России. Казань, 1850. С. 5; Аристов Н. Промышленность... С. 226—227).

107. Осокин Е. Несколько спорных вопросов... С. 542, 545. К примеру, о передмере, гостиной дани, торговом, мыте и перевозе упоминается в уставной грамоте смоленского князя Ростислава Мстиславича, выданной 30 сентября 1150 г. епископии Смоленской (ДАИ. СПб., 1846. Т. 1. № 4. С. 5—6).

108. Там же. С. 543. По мнению Е.Г. Осокина, впервые о пятенном как пошлине упоминается в жалованной грамоте звенигородского князя Юрия Дмитриевича Савво-Сторожевскому монастырю в 1404 г. (Там же).

109. Беляев И.Д. Лекции... С. 191—195. Этот автор настаивал, что первое упоминание о клеймении лошади при продаже относится к 1170 г. (Там же. С. 194—195).

110. Шумаков С.А. Древнерусские косвенные налоги // Сб. правоведения и общественных знаний. Труды юридического общества при Московском университете. М., 1897. Т. 7. С. 247.

111. Толстой Д. История финансовых учреждений России со времени основания государства до кончины императрицы Екатерины II. СПб., 1848. С. 72.

112. Осокин Е. Внутренние таможенные пошлины... С. 5, 19.

113. Беляев И.Д. Рец. на кн. Е.Г. Осокина... С. 57.

114. Шумаков С.А. Древнерусские косвенные налоги. С. 247. Воздвигнув в Киеве Десятинную церковь, князь Владимир обязался отчислять в пользу церкви десятую часть «от именье <...> и от град» своих, т, е. 10% от княжеских даней, судебных пошлин и торговых сборов (Повесть временных лет. С. 55).

115. Осокин Е. Несколько спорных вопросов... С. 547.

116. Лодыженский К. История... С. 1—2.

117. Шумаков С.А. Древнерусские косвенные налоги. С. 250. Точно так же наличие в Раффельштеттинском таможенном (мытном) уставе, составленном около 903—906 гг., положений о таможенном обложении купцов-работорговцев из ругов (русов) свидетельствует о сложившейся к началу X в. практике таможенного обложения в немецких землях (Васильевский В.Г. Древняя торговля... С. 145).

118. Шумаков С.А. Древнерусские косвенные налоги. С. 250.

119. Беляев И.Д. Лекции... С. 192. Я.Н. Щапов настаивает на том, что служба мер и весов на Руси возникла на рубеже XII—XIII вв. (Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси X—XIII вв. М., 1989. С. 91, 94).

120. Аристов Н. Промышленность... С. 207. Притвор — пристройка к церкви перед западным входом, предназначавшаяся для лиц, не имевших права входа в храм.

121. Гагемейстер Ю.А. О финансах... С. 54.

122. Покровский В. История... С. 564. В XIV в. функции надзора за мерами и весами перешли к светской власти. Имеется свидетельство, что в уже в XV в. «князья отсылали печатные меры старостам и целовальникам» (Сергеевич В.И. Лекции... С. 469; Щапов Я.Н. Государство и церковь... С. 93).

123. Аристов Н. Промышленность... С. 220; Рудченко И.Я. Исторический очерк... С. 8.

124. Аристов Н. Промышленность... С. 221; Шумаков С.А. Древнерусские косвенные налоги. С. 250—251. Вместе с тем еще в конце XIX в. ростовский краевед А.Я. Артынов указывал на существование мыта в слободе Угожь близ Ростова Великого в первой трети XII в. По его словам, в период своего великого княжения сын Владимира Мономаха князь Мстислав Владимирович освободил угожских крестьян от возложенной на них прежде повинности платить мыто в размере «от воза по две векши» (см.: Шемякин А.И. История таможенного дела в России и Ярославский край. Ярославль, 2000. С. 14).

125. Лодыженский К. История... С. 3.

126. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории... С. 84.

127. Осокин Е. 1) Внутренние таможенные пошлины в России. С. 20, 21, 90; 2) Несколько спорных вопросов... С. 542.

128. Шумаков С.А. Древнерусские косвенные налоги. С. 250.

129. Там же.

130. Осокин Е. Несколько спорных вопросов... С. 542; Лодыженский К. История... С. 3.

131. Гагемейстер Ю.А. О финансах... С. 79.

132. Там же. С. 46—47. Ю.А. Гагемейстер также обращал внимание на то, что употреблявшееся в XI—XII вв. слово «мыт» и после монгольского завоевания в Руси сохраняло значение сбора, взимаемого с товаров, не обращая внимания на их ценность (Там же. С. 45—46).

133. Сергеевич В.И. Лекции... С. 471; Шумаков С.А. Древнерусские косвенные налоги. С. 250, 254.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика