Глава одиннадцатая. О политической форме древнерусского государства IX-XIII вв.

Крупнейший русский историк XIX в. С.М. Соловьев в предисловии к первому тому «Истории России с древнейших времен» писал: «Не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным приемством форм; не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараться объяснить каждое явление из внутренних причин, прежде чем выделить его из общей связи событий и подчинять внешнему влиянию — вот обязанность историков в наше время»¹.

Трудно сказать, сколь несходным было представление предшественников и современников С.М. Соловьева об их обязанностях, но то, что они придерживались совершенно отличных взглядов на историческое развитие Древней Руси, вполне очевидно. Призыв С.М. Соловьева явился реакцией на господствовавшую в исторических трудах теорию уделов, которые или изначально, как полагал М.П. Погодин², или с определенного хронологического рубежа, как считали Н.М. Карамзин и его последователи³, определяли раздробленную государственную структуру Руси.

К сожалению, сам С.М. Соловьев представлял единство Древней Руси слишком однопланово. Оно сводилось им, по существу, к единству правящей княжеской династии, в общем владении которой находилась вся Русь. Такое положение сохранялось вплоть до XIII в., хотя попытки его нарушить имели место уже в годы княжения Андрея Боголюбского и Всеволода. Созданная С.М. Соловьевым родовая теория оказала огромное влияние на русскую историографию второй половины XIX в., но теорию уделов она не разрушила. Произошло как бы слияние двух исторических концепций.

С.Ф. Платонов признавал, что на Руси господствовал родовой порядок наследования столов как идеальная законная норма, но рядом с ним существовали и условия, подрывавшие его. Точнее всего, согласно историку, Киевскую Русь можно определить как совокупность многих княжений, объединенных одной династией, единством религии, племени, языка и народного самосознания. Политическая связь киевского общества была слабее всех других связей, что и явилось одной из самых важных причин падения Киевской Руси. На вопрос, когда же раскололась Русь, четкого ответа С.Ф. Платонов не дал. Считая, что это могло произойти еще в XI в., он тем не менее период древнерусской истории до 1169 г. называл киевским⁴.

В вопросе о времени распада Киевской Руси вплоть до начала XX в. определяющим оставался вывод Н.М. Карамзина, считавшего год взятия Киева войсками Андрея Боголюбского (1169) поворотным пунктом в истории Руси. Идея распада Руси на не зависимые друг от друга земли была поддержана М.С. Грушевским, который также придавал неоправданно большое значение отрицательным последствиям на государственное развитие Руси взятия Киева в 1169 г.

Почти для всех историков, выступавших с обоснованием положения о государственном распаде Руси, характерными являются непоследовательность и противоречивость. Наиболее четко это видно на примере А.С. Преснякова. Отмечая для XII в. борьбу «отчины» и «старшинства», он пришел к заключению, что наша древность вообще не знала единого государства; она имела дело со многими небольшими государствами, существовавшими одновременно. Русь нельзя подвести ни под понятие единого государства, ни под понятие федерации, ни под понятие суммы суверенных государств.

Следует, однако, отметить, что выводы историка, так четко сформулированные в начале работы, по мере изложения конкретных событий XII—XIII вв претерпевают значительные изменения. Он, например, считал, что завещание Мстислава Великого брату Ярополку имело в виду утверждение за одной из линий Мономаховичей как исключительных прав на владение Киевом, Переяславлем и Новгородом, так и связанного с киевским столом старшинства в земле русской, руководящей роли во всей системе русских земель-княжений. Говоря об усобицах послемономаховского времени, А.Е. Пресняков подчеркивает, что традиция единства государства, доведенная Мономахом до такого напряжения, что возможной казалось ее победа, не исчезла, а продолжала жить на протяжении всего XII в. «Даже на закате силы и значения Киевщины сказалась живучесть традиций киевского старейшинства. Княжения Ростислава Мстиславовича, Мстислава Изяславича, Святослава Всеволодовича еще окрашены в старые киевские цвета, хоть и сильно полинялые»⁵.

В начале 70-х годов XIX в. появилась теория федеративного устройства Руси, рассматривавшая Древнюю Русь как федерацию княжеств, основанную на общности происхождения, единстве языка, быта и веры, единстве княжеского рода. В числе важнейших начал, поддерживающих единство Руси, были борьба с внешними врагами и единство правовых норм. «Коренной зачин русского государственного строя, — писал Н.И. Костомаров, — шел двумя путями: с одной стороны, к сложению всей русской земли в единодержавное тело, а с другой — к образованию в нем политических обществ, которые, сохраняя каждое свою самобытность, не теряли бы между собой связи и единства, выражаемого их совокупностью...» По мнению историка, Русь стремилась к федерации, и федерация была формой, в которую она начала облекаться. Батыево завоевание сделало крутой поворот в ее государственной жизни. При этом Н.И. Костомаров отмечал, что федеративное государственное устройство Руси не представляет в истории чего-то исключительного, свойственного только славянскому племени, оно встречается как у древних, так и новых народов⁶.

Идею единства Руси XII—XIII вв. решительно поддержал в конце XIX в. историк В.О. Ключевский. Он пришел к выводу, что в основе единства русской земли, кроме родового, лежал фактор экономического развития страны. Во всей истории Киевской Руси он видел борьбу двух начал, ведших, с одной стороны, к политическому дроблению Руси, с другой — к сохранению ее единства. Круговорот княжеских войн втягивал в свою орбиту местную жизнь, местные интересы земель-княжеств, не давая им слишком отделиться. Борьба князей за Киев приучала население даже самых отдаленных земель все чаще думать об этом городе, где сидел старший князь русской земли, откуда выходили все добрые княжеские походы в Степь на «поганых», где жил высший пастырь русской церкви, митрополит всея Руси. Киев, таким образом, был руководителем местной жизни, источником права, богатства, знания и искусства для всей Руси⁷.

На вопрос, что представляла собой Русская земля в XII в., была ли она единым, цельным государством, с единой верховной властью, носительницей политического единства страны, В.О. Ключевский давал утвердительный ответ. «На Руси была тогда единая верховная власть, только не единоличная... Весь княжеский род стал элементом единства Руси»⁸.

Большое внимание проблеме государственного устройства Древней Руси уделяется в советской историографии. Первым к ней обратился М.Н. Покровский. Он отмечал федеративный или республиканский характер древнерусского государственного строя на самых ранних ступенях его развития. Ничего иного, по его мнению, при данной экономической обстановке не могло и быть. Будучи историком-марксистом, М.Н. Покровский решительно выступил против взглядов В.О. Ключевского и других ученых либерального толка, считавших, что на Руси развивалось не феодальное государство, как во Франции, Англии или Германии, а совершенно особый тип надклассовой власти, объединивший все общество без различия классов для обороны страны от внешнего врага⁹. Русь была типичным феодальным государством, политическая структура которого на протяжении X—XIII вв. не претерпела сколько-нибудь кардинальных изменений¹⁰.

Крупнейший советский историк Б.Д. Греков объяснил расчленение древнерусского государства результатом роста отдельных его составных частей, каждая из которых стала проводить свою собственную политику. Прекращение поступления даней Киеву, а также перемещение торговых путей привели к тому, что стали глохнуть города но Среднему Днепру¹¹. Это экономическое «запустение», по мнению Б.Д. Грекова, губительно отразилось и на политическом положении Киева. Уже во второй половине XII в. процесс укрепления и обособления новых политических центров, с одной стороны, и ослабление Киева — с другой, пошел настолько далеко, что Киев окончательно не только перестал быть стольным городом большого, хотя и непрочного государства, но и оказался не на первом месте среди городов других княжеств. Лишь в глазах народа всей Руси, согласно Б.Д. Грекову, Киев по-прежнему занимал центральное место как символ недавнего величия Древнерусского государства¹².

Интересные мысли о политической и культурно-исторической роли Киева изложил Б.Д. Греков и в публичной лекции, прочитанной 19 ноября 1943 г. в Колонном зале Дома Союзов в Москве. В ней говорится, что «Киев XI—XIII вв. — подлинный и признанный центр русского государства, объединившего все восточное славянство и многие неславянские народы», что «в основе культур Руси периода феодальной раздробленности неизменно лежала культура Киева». Подчеркивая идейную направленность «Повести временных лет», Б.Д. Греков отмечал, «что в Галиче ли Прикарпатском или Великом Новгороде, Владимире-Волынском или Клязьминском, в далекой ли Тмуторокани, — одним словом, везде, где только жили русские люди, они по этой книге («Повести временных лет». — П.Т.) учились познавать свое национальное и культурное единство». Большой заслугой Киева, по мнению Б.Д. Грекова, было также то, что в нем создавались законы всей страны, единый литературный язык, общественное мнение.¹³.

Последовательным сторонником государственного распада Древней Руси был С.В. Юшков. Распад Киевской Руси, находившейся под властью великого князя, на ряд отдельных земель, писал историк, есть по сути дела закономерный результат дальнейшего процесса феодализации. В числе других причин, губительно сказавшихся на существовании единой Киевской Руси, С.В. Юшков>называл княжеские усобицы, а также постоянный нажим на границы Руси половецких орд, вследствие чего произошел отлив населения из Киевской и других южнорусских земель. Распад Киевского государства, начавшийся со смертью Ярослава Мудрого, продолжался вплоть до 1169 г., когда Андрей Боголюбский взял и разграбил Киев. «Взятие Киева войсками князя Андрея, несомненно, является очень важным моментом в истории русского государства. Нежелание Андрея остаться в Киеве и перенос столицы во Владимир означали, что Киевское государство прекратило свое существование»¹⁴.

М.Н. Тихомиров понимал период феодальной раздробленности как определенный этап в развитии феодальных отношений на Руси Их рост привел к распаду Киевского государства и образованию ряда отдельных княжеств. Однако и в период феодальной раздробленности XII—XIII вв. Киевская Русь продолжала быть крупнейшей международной силой на востоке Европы. Фактом большого исторического значения называл историк «наличие общности территории и языка древнерусской народности, притом не только в период существования Древнерусского государства, но и в период феодальной раздробленности XII—XIII вв.»¹⁵.

Б.А. Рыбаков на основании тщательного анализа письменных и археологических источников предпринял попытку периодизации истории Древней Руси, им также создана новая и оригинальная концепция периода феодальной раздробленности. Уже после смерти Мстислава (1132), по мнению Б.А. Рыбакова, Киевская Русь раскололась навсегда на полтора десятка самостоятельных княжеств, более или менее сходных с полутора десятками древних племенных союзов. Власть киевского князя безвозвратно отошла в прошлое, а прежнее, плохо соблюдавшееся династическое старшинство уступило место новым формам вассальных отношений. Новая политическая форма, как утверждает ученый, полностью соответствовала высокому уровню производительных сил и этим обеспечила небывалый расцвет культуры русских княжеств XII—XIII вв.

1132—1241 гг., как считает Б.А. Рыбаков, лучше назвать периодом не феодальной раздробленности, а зрелого феодализма, кристаллизации самостоятельных княжеств-королевств, который характеризуется потребностью наладить нормальное производство на феодальных началах в деревне и городе. Огромные масштабы Киевской Руси для этого были не нужны¹⁶.

Исследование исторических процессов на Руси периода феодальной раздробленности по всей их диалектической многосложности неизбежно приводило историков не только к определению социально-экономических условий существования центробежных сил, но и к выявлению тенденций единства древнерусских земель.

Д.С. Лихачев отмечает, что, несмотря, на экономическую и политическую раздробленность Руси и рост областных различий, в XII—XIII вв. росла и самобытная единая основа русской культуры. Различия были «по большей части» поверхностны, а единство опиралось на глубокие основы творчества трудовых масс населения. Роет народного начала в русской культуре, по мнению исследователя, является серьезным противовесом ее дроблению. Образование национальных культур каждого из братских народов (русского, украинского и белорусского), как считает Д.С. Лихачев, в гораздо большей степени обязано процессам объединительным, чем разъединительным, и эти объединительные процессы захватили собой уже XII и XIII вв.¹⁷.

Известный исследователь исторической географии Руси А.Н. Насонов предостерегал от формального понимания отношений в период феодальной раздробленности Киевского государства. Наряду с тенденциями к обособлению, факторами, разъединяющими Русь, существовали тенденции к объединению. Не следует преувеличивать «непрочность Киевского государства» при Ярославе; равным образом не следует внешне — формально понимать отношения, когда мы говорим о начавшемся раздроблении Киевской «державы» при Ярославичах. Не только при Ярославичах, но и в начале XII в. южнорусские княжества сохраняли известное господство над другими феодальными полугосударствами. И позже, когда в течение XII в. последние стали самостоятельными, их самостоятельность не исключала некоторых элементов государственного единства и стремления к единству. Одновременно с ростом и укреплением удельных центров, подрывавших власть Киева, формировалась и единая государственная территория, хотя и разделенная на отдельные части границами княжеств и земель¹⁸.

С интересными работами, посвященными проблеме государственного устройства Руси XII—XIII вв. и роли Киева этого времени, выступил В.И. Довженок. Отметив, что феодальные княжества не являлись чем-то новым для Руси XII—XIII вв., а возникли вместе с образованием Киевского государства и были его структурными единицами, он решительно возразил против противопоставления единой Руси IX—XI вв. княжествам периода феодальной раздробленности. Последние не были устойчивы ни в политическом, ни в территориальном отношении, а поэтому и не могли заменить собой единое государство.¹⁹

Подобные выводы все чаще встречаются в исторических трудах последнего времени. В предисловии к сборнику «Древнерусское государство», вышедшему под редакцией В.Т. Пашуто и Л.В. Черепнина, говорится, что Древнерусское государство, политическая система которого была основана на вассалитете подвластной знати и разных форм данничества народов, просуществовало, видоизменяя свою форму, до 30-х годов XIII в. Его ослабляли феодальные распри. Растущие классовые противоречия и движения подвластных народов подрывали его. Оно пало под ударами батыевой орды²⁰.

Тщательно исследовав основные институты государственной власти Руси, а также различные формы вассалитета и княжеский суд, В.Т. Пашуто пришел к выводу, что после триумвирата Ярославичей и после Мономаха на Руси сохранялась общерусская форма правления, при которой киевский стол стал объектом коллективного сюзеренитета наиболее сильных князей²¹. Признание общерусского строя власти, по его мнению, открывает возможность создать, наконец, связную картину ее средневековой политической истории²².

К важным выводам об историческом развитии Древней Руси XII — первой половины XIII в. пришел И.Б. Греков. Политическая жизнь феодальной Руси в этот период протекала в рамках непрекращавшихся столкновений центростремительных и центробежных сил. Вплоть до 60-х годов XII в. князья борются за «свой» вариант единства всей русской земли, но при этом такой вариант, реализация которого требовала обязательного утверждения Киева как символа целостности Руси; со второй половины XII в. до первой трети XIII в. наряду с Киевом выдвигались и новые объединительные центры — Чернигов, Владимир, Смоленск, Галич²³.

Приведенные мнения историков показывают, сколь различными были их представления о государственной системе Древней Руси^*. Чем это обусловлено? В значительной степени — характером письменных источников. Слишком уж красочно отразили древние летописцы круговорот междукняжеской борьбы. Поверхностное знакомство с их свидетельствами действительно создает впечатление нарастающего политического распада государства, дробления целого на независимые части. Скрытая логика этой борьбы, отражавшей столкновения центробежных и центростремительных сил, не вполне улавливается, а наличие общерусских политических концепций в правящих кругах не замечается.

Определенный отпечаток на выводы историков оказывает, вероятно, и не всегда верное толкование самого понятия «единое государство». В представлении многих единство Руси зиждилось чуть ли не исключительно на безоговорочном подчинении центральной власти Киева всех русских княжеств. Была эта власть сильной в IX — начале XII в., была и единая Русь, в XII—XIII вв. она ослабела — распалось и государство. В такой трактовке единство сродни централизации, обеспечивавшейся бюрократией управления, чего на Руси не было и не могло быть ни в раннефеодальный период, ни в эпоху феодальной раздробленности.

В условиях средневековой Руси единство выражалось многими началами — этнической общностью древнерусской народности, развивавшейся по пути консолидации, вплоть до установления владычества монголо-татарских ханов и литовских феодалов; наличием налаженных экономических связей в пределах всей огромной страны; единством общерусского законодательства, сохранявшего одинаковую силу во всех землях и княжествах; единством самобытной культуры русского народа; единством православной веры и централизации ее управления; стабильностью государственных рубежей и, наконец, общерусским строем политической власти.

Справедливости ради следует отметить, что в области политического развития Древнерусского государства центробежные тенденции были наиболее выражены. Их носителями выступало преимущественно крупное родовое боярство земель, а также те из князей, чьи политические концепции облекались в несложную формулу — «маленькое, но мое». По мере ослабления великокняжеской власти усиливались тенденции к укреплению власти на местах, участились случаи проявления областного сепаратизма. К середине XII в. на политической карте Древней Руси сложилось около 15 крупных княжеств. Факт этот не вызывает сомнения, но и не дает оснований утверждать, что русские земли окончательно потеряли общую перспективу своего политического развития, превратились в самостоятельные государственные образования.

Одним из наиболее убедительных аргументов против этого утверждения, как это ни покажется странным, является тот самый, который выступает в качестве основного и для обоснования тезиса государственного распада Руси. Это междоусобная княжеская борьба. Она не была новым явлением периода феодальной раздробленности, М.Н. Покровский по этому поводу справедливо замечал, что борьба Владимира Святославича и Ярополка или Ярослава Мудрого с братьями нисколько не менее заслуживает названия «княжеских усобиц», нежели распри Изяслава Мстиславича с Ольговичами²⁴. А разве не омрачался союз Ярославичей междоусобной борьбой, приведшей к гибели Изяслава? Разве другой была природа столкновений Всеволода Ярославича с племянниками или Владимира Мономаха с черниговскими Ольговичами? И разве не выходили из киевского подчинения в этот период другие княжества? Хорошо известно, что даже во времена Ярослава Мудрого, которые считаются наивысшим этапом русского единодержавия, в относительной независимости от Киева находились Полоцкая и Черниговская земли.

В XII—XIII вв. княжеские усобицы на Руси усилились, однако как на раннефеодальном этапе, так и теперь они являлись отражением не только центробежных, но и центростремительных тенденций ее политической жизни. В центре этой борьбы стоял Киев. Он, хотя и терял понемногу свое былое политическое значение, все же оставался главным символом целостности Руси. Не случайно князья, боровшиеся за реализацию программы единства русских земель, связывали ее успехи с необходимостью овладения Киевом. В круговорот этой борьбы были втянуты князья волынские, переяславльские, черниговские, смоленские, ростово-суздальские, галичские, пытавшиеся стать во главе государства. Примечательной особенностью здесь было то, что вне зависимости от династической принадлежности и личных качеств удельные князья, едва овладев Киевом, становились из автономистов самыми решительными и последовательными сторонниками общерусского единства. Не всем удавалось реализовать свои честолюбивые претензии, однако путь к их достижению лежал через Киев.

В большой притягательной силе Киева, манившей туда князей, сказывались и традиции его прежнего политического величия, и реальное значение общерусского экономического, идеологического и культурного средоточия. Вчерашний владетель удела становился хозяином крупнейшего и богатейшего города, а также обширного великокняжеского домена. Его власть и влияние распространялись также на земли, находившиеся в руках княжеского рода. Пользуясь поддержкой сородичей, великий киевский князь достигал на какое-то время и признания своего общерусского старейшинства, которое носило отпечаток коллективности. Такая форма государственного управления на Руси возникла еще в середине XI в. Умирая, Ярослав Мудрый разделил государственную территорию между сыновьями, каждый из которых получал отдельное княжество. Князья все вместе, под руководством великого киевского, возглавили Древнерусское государство. После смерти Изяслава триумвират Ярославичей сменился дуумвиратом.

В XII в. система дуумвирата значительно модифицировалась. Политическое соперничество двух наиболее сильных княжеских линий, не желавших уступать первенство друг другу, привело к тому, что на киевском столе, не без участия киевского боярства, утверждались сразу два великих князя. Соправителями были Изяслав Мстиславич и Вячеслав Владимирович, Святослав Всеволодович и Рюрик Ростиславич, Рюрик Ростиславич и Всеволод Юрьевич, Владимир Рюрикович и Данило Романович, другие князья. Соправительство князей-дуумвиров из противоборствующих родов положительно сказалось на политическом развитии Руси XII—XIII вв. При каждом соправительстве, как справедливо отмечал Б.А. Рыбаков, сидели не безместные князья-изгои, а двое князей, владевших двумя огромными княжествами за пределами Южной Руси. За спиной Ростислава и его сына Рюрика стояло Смоленское княжество, за Изяславом и его сыном Мстиславом — богатая Волынь, за Святославом Всеволодовичем — все гнездо черниговских Ольговичей, за Всеволодом — Владимиро-Суздальское княжество. Все это создавало некоторое равновесие сил и прочно связывало Южную Русь со всей остальной Русью²⁵.

Примерно к концу 60-х годов XII в. определилась еще одна тенденция политического развития Древней Руси. Непрочное положение великого киевского князя привело к тому, что сильные владетели уделов стали стремиться к достижению руководящего положения в стране и удержанию общерусского единства не посредством перехода в Киев, а при помощи утверждения в роли объединяющего центра столицы своего княжества. Наиболее отчетливо эта тенденция обозначилась в Северо-Восточной Руси, но имела место и в других землях. До 40-х годов XIII в. она, однако, не стала определяющей. Традиция киевского старшинства была столь сильной, что удельные князья и теперь по-прежнему зорко следили за ситуацией, складывавшейся на юге Руси, неизменно добивались участия в управлении Киевом и подвластным ему доменом. Являясь древним политическим и территориальным ядром Древнерусского государства, Киевская земля так и не выделилась в наследственную вотчину какой-либо княжеской семьи, не сложилась в отдельное независимое княжество. Вплоть до трагических событий 40-х годов XIII в. она считалась собственностью великокняжеского стола и даже общединастическим наследием всего древнерусского княжеского рода. В этом заключался еще один элемент общерусского единства. Объединительные тенденции приобретали здесь как бы двусторонний характер. Великие киевские князья, пытаясь реализовать свое руководящее положение в стране, считали себя ответственными за все земли Руси. В свою очередь, удельные князья, постоянно требуя доли собственности в старой «Русской земле» на том основании, что все они «единого деда внуци», брали на себя тем самым и определенную долю ответственности за ее судьбу.

Важным фактором политического развития Древней Руси конца XI — начала XIII в. являлись феодальные княжеские съезды. Собираясь в наиболее трудные для страны времена, они обсуждали вопросы внутреннего развития, главным образом феодального права, а также вопросы, связанные с отражением внешней опасности. Инициаторами их созыва, как правило, были киевские князья, местом проведения — Киев или какой-либо пункт Киевской земли. Институт общерусских княжеских съездов действовал вплоть до 30-х годов XIII в., хотя и не был сколько-нибудь регулярным.

Первый общерусский съезд князей собрался в Любече в 1097 г. Подробно описанный в летописи, он дает наглядное представление о том круге вопросов, которые были предметом рассмотрения и на всех последующих съездах. Несмотря на то что не все постановления Любечского съезда были осуществлены, он оказал значительное влияние на дальнейшее политическое развитие Руси, В Любече были выработаны нормы межкняжеских отношений, направленные на предотвращение усобиц, обеспечение большей политической стабильности в стране. Впервые за всю ее историю «отчина» объявлялась наследственным владением определенной княжеской линии, получала правовой статус родовой собственности. На съезде, по всей вероятности, был утвержден и общерусский судебно-правовой кодекс.

Вопросы внутреннего устройства Руси, поставленные еще Любечским съездом, периодически обсуждались и на последующих княжеских совещаниях. Исключительный интерес в этом плане представляет съезд 1155 г., подробно описанный В.Н. Татищевым. Согласно Б.А. Рыбакову, давшему убедительный источниковедческий анализ статей этого года, на съезде столкнулись две концепции политической формы правления: первая отстаивала единодержавие, вторая — незыблемость «отеческих наследий». Различие позиций Юрия Долгорукого как защитника первой точки зрения и его сына Андрея — сторонника второй — не вызывает сомнения, однако есть в них и нечто общее. Для достижения того или другого нужен был мир: «Весьма есть дело полезное и богу приятное примириться со сыновцы своими, всем же подданым есть в мире жить польза немалая, ибо в мире не токмо плоды и скоты, но людие множатся и богатятся, а войнами все уменьшается и разоряется». Андрей говорит Долгорукому: «Отче, почто хочешь на братию твою воевать и их отеческих наследий лишать? ты бо и без того много имеешь». Юрий Долгорукий согласился с доводами сына и, призвав князей в Киев, «принял их в любовь, обесчая их охранять»²⁶.

Проблема внутреннего устройства Руси занимала важное место в работе общерусских княжеских съездов, но главным все же был вопрос войны и мира с половцами. Взаимоотношения Руси с кочевыми ордами южнорусских степей XII—XIII вв. отличались исключительной сложностью и были не только враждебными. Общение русских и половцев принимало самые различные формы — это были взаимные военные столкновения, совместные союзнические походы, миры, браки и др. И тем не менее половецкий вопрос, как явствует из летописей, постоянно стоял перед русскими князьями. Особенно досаждали русским приднепровские половцы, которые были непосредственными соседями Руси, часто вторгались в ее пределы и пытались поставить под свой контроль южный отрезок днепровского торгового пути. Борьба с половцами требовала объединенных усилий ряда княжеств и являлась постоянным фактором их истории.

В период феодальной раздробленности Руси вопросы войны и мира перестали быть исключительно компетенцией великокняжеской власти Киева. Теперь князья удельные могли объявлять войну и заключать мир с кем-либо из врагов Руси, не согласуясь с общими интересами страны и мнением киевского князя. В связи с обострением межкняжеских отношений на Руси, приводивших к постоянным вооруженным конфликтам, привлечение в помощь иностранных союзников (половцев, венгров, поляков) тем или иным князем стало явлением обычным. Имели место также военные столкновения князей окраинных древнерусских земель со своими соседями, которые далеко не всегда согласовывались с Киевом. И тем не менее, если бы мы попытались рассматривать проблему войны и мира только в таком плане, неизбежной была бы односторонняя постановка вопроса. Летописные известия о взаимоотношениях Руси с половцами убедительно свидетельствуют, что, несмотря на сепаратистские тенденции удельных князей, проявлявшиеся под действием ряда конкретных обстоятельств (оппозиция великому киевскому князю, стремление играть в борьбе с половцами первую роль, брачные связи с представителями того или иного половецкого ханства и др.), сохранялось представление о том, что борьба со Степью является общим делом всех древнерусских княжеств и что возглавлять ее должен великий киевский князь.

В 1167 г. великий киевский князь Ростислав созвал в Киев более десяти древнерусских князей, чтобы сообща осуществить поход к Каневу и обезопасить прохождение купеческих караванов, следовавших греческим и Залозным путями. Эту же цель преследовал и великий князь Мстислав Изяславич, неоднократно созывавший в Киев вассальных князей. Предложения Мстислава единодушно поддерживались всеми князьями. Его решению должны были подчиниться даже традиционно непокорные Ольговичи, которым Мстислав также велел прислать силы. Перечень князей, принявших участие в походе 1168 г. на половцев, дает наглядное представление о реальной власти великого киевского князя в деле обороны Руси. Из Луцка прибыли Ярополк и Ярослав Изяславичи; из Турова — Святополк Юрьевич; из Гродно — Мстислав Всеволодович. Свои силы направили Рюрик и Давид Ростиславичи, черниговские Ольговичи — Святослав и Ярослав Всеволодовичи, Олег и Всеволод Святославичи. Из Переяславля выступили Глеб Юрьевич и его брат Михалко. Кроме того, в походе участвовало множество мелких князей «инии мнози». Под знаменами великого князя киевского собрались войска «от бассейна Вислы до Северского Донца»²⁷. Русские объединенные силы одержали победу над половцами и вернулись в Киев с богатыми трофеями.

По-видимому, не все княжеские съезды, обсуждавшие вопросы войны и мира, нашли освещение на страницах летописи. Успешные походы Ростислава Мстиславовича (1167), Мстислава Изяславича (1169), Святослава Всеволодовича (1183, 1184, 1185, 1192 и др.). в которых принимали участие дружины от многих земель, конечно же, были невозможны без предварительного обсуждения их стратегии и тактики. Каждый из этих походов, несомненно, обсуждался кругом князей, которых великий киевский князь считал необходимым и возможным привлечь для участия в походе. Как справедливо полагают исследователи, большие походы в центральные районы приднепровских половцев обычно тщательно готовились, возглавлялись великими князьями и преследовали определенные политические цели²⁸.

По нормам межкняжеского права, выработанным съездами и договорами, князь, отказавшийся послать дружину на борьбу с половцами, лишался волости. Об этом мы узнаем из летописной статьи 1176 г. Посланные великим киевским князем Романом Ростиславичем древнерусские полки потерпели поражение от половцев. Причину его современники видели в том, что к объединенным дружинам не поспел вовремя со своим полком брат великого князя Давид. Святослав Всеволодович решил воспользоваться благоприятным случаем и укорить Романа в несоблюдении ряда: «Брате! Я не ищю подъ тобою вничего же, но рядъ такъ есть: оже ся князь извинить, то въ волость, а мужъ у голову; а Давидъ виноватъ»²⁹.

Соблюдение этих норм, судя по общению Святослава, было делом великого киевского князя. Роман не стал изгонять Давида, чем, по мнению Святослава, проявил великокняжескую несостоятельность и должен был сам понести наказание.

Большой общерусский съезд князей состоялся в Киеве в 1223 г. Князья Мстислав Романович, Мстислав Мстиславич, Мстислав Святославич и др. собрались для достижения соглашения об оказании помощи половцам, которые подверглись нападению орд Чингисхана. Сознание надвигающейся опасности и для Руси, а также агитация Мстислава Удалого, который был зятем половецкого хана Котяна, содействовали выработке общего решения. Еще один княжеский съезд состоялся в Киеве в 1230 г. Лаврентьевская летопись, рассказывая об участии многих русских князей в акте освящения епископа Ростовского Кирилла, замечает, что целью их прибытия в Киев было не это событие, а сонм: «бяху же в то время инии князи Русьстии на соньмѣ в Киевѣ»³⁰.

Княжеские съезды, «ряды-договоры» свидетельствуют, что межкняжеские отношения носили на Руси в XII—XIII вв. не только союзный, но и вассальный характер. В.Т. Пашуто, исследовавший различные институты вассалитета, пришел к выводу, что в их основе лежало местничество, т. е. права на землю, удел или поместье, которое могло быть наследственным и выслужным³¹. За землю, за пожалование вассал должен был находиться в полной зависимости от сюзерена. На съездах обнаруживались глубокие противоречия внутри правящего класса Руси, но имели место и попытки их преодоления.

Чтобы правильно понять тенденции политического развития Древнерусского государства, необходимо хотя бы коротко остановиться также на вопросе о структуре власти удельных княжеств. I! какой мере они обладали большей государственной стабильностью по сравнению со всей Русью и чем отличалось их развитие периода феодальной раздробленности от более раннего времени? Оказывается, принципиальных отличий нет. Вотчинная система княжеских владений, получившая юридическое закрепление на Любечской съезде, начала складываться еще на раннефеодальном этапе. К этому времени относится формирование феодального землевладения, рост городских центров, закрепление земель за определенными княжескими родами. Мирная совместная жизнь местного боярства и осевших на землю князей продолжалась недолго. Противоречия между ними обостряются как раз тогда, когда, по определению ряда историков, удельные княжества оформились в отдельные независимые государства. Стремление князей к единовластию в своем княжестве натолкнулось на яростное сопротивление крупных земельных собственников. Неудовлетворенные независимым положением князя и не получив от него той доли участия в управлении своей землей, на которую они рассчитывали, бояре нередко показывали ему путь от себя, т. е. изгоняли. В свою очередь, князья, которым удавалось стабилизировать свое положение в земле, жестоко расправлялись с непокорными вассалами. В этой борьбе они искали опору среди мелкого дворянства, формировавшегося из княжеских дружинников, слуг, рядовичей, тиунов. Экономическая нестабильность положения, зависимость от князя определяли его политическую ориентацию. Вместе с князем оно выступает олицетворением объединительных тенденций и в этом плане напоминает мелких и средних помещиков средневековой Европы, которые, по определению Ф. Энгельса, были наиболее прогрессивными в экономическом и политическом отношении³².

Испытывали удельные княжества трудности и с наследованием столов. Борьба за власть здесь была такой же острой, как и борьба за великокняжеский стол. К тому же, разрастание княжеских родов неизбежно сопровождалось дроблением вотчин.

В Киевской земле летописи называют княжеские столы в Вышгороде, Белгороде, Каневе, Треполе, Торческе, Овруче, Пересопнице, Дорогобуже, Котельниче, Добровице. На Черниговщине, кроме главных княжеств Черниговского и Новгород-Северского, выделились уделы Путивльский, Курский, Лопаснинский, Козельский, Сновский, Рыльский, Вщижский, Стародубский, Березый, Брянский. На Волыни и в Галичине определились такие волости, как Луцкая, Берестейская, Черторыйская, Бужская, Теребовльская, Звенигородская, Перемышльская, Белзская, Червеньская, Дорогочинская. Даже Полоцкое княжество, в котором некоторые исследователи видят чуть ли не классический пример кристаллизации независимого княжества-королевства, раздробилось в XII—XIII вв. на целый ряд мелких волостей. Среди них Минская, Друцкая, Логожская, Изяславская, Городенская, Витебская. Не представляла в этом отношении исключения и Северо-Восточная Русь. Здесь также выделяются мелкие княжества: Переяславль-Залесское, Юрьево-Полеское, Московское, Стародубское, Тверское, Городецкое, Ростовское, Суздальское.

Княжеские города на Руси во второй половине XII в.—первой половине XIII в. (по О.М. Рапову): 1 — столицы крупных княжеств; 2 — центры небольших уделов, волостей

Здесь далеко не полный перечень княжеских волостей, на которые раздробились структурные части Древнерусского государства в XII—XIII вв. В исторической литературе их нередко называют самостоятельными или полусамостоятельными княжествами³³, что в свете концепции государственного распада Древней Руси после 30-х годов XII в. кажется вполне логичным. Действительно, дробление не закончилось выделением 10—13 крупных княжеств. Процесс этот имел продолжение. Во второй половине XII в. — 40-х годах XIII в. практически каждая земля в миниатюре повторяла политическую структуру всей Древней Руси. Владетели волостей-княжеств находились по отношению к старшему князю земли как он к великому киевскому князю.

Не обладали удельные княжества и территориальной стабильностью. Их границы перекраивались при каждой новой междоусобице. Особое распространение практика феодальных захватов имела в Южной Руси, где умножившемуся княжескому роду становилось все теснее. Здесь, как и везде в подобных случаях, господствовало право сильного, хотя мотивировались взаимные территориальные притязания различными ссылками на традиции, права отеческих наследий и др.

Где же здесь государственная монолитность удельных княжеств? Та же раздробленность. Иначе и не могло быть. На Руси XII—XIII вв., как и во всей средневековой Европе, раздробленная структура политической власти была естественным порождением дальнейшего укрепления феодального способа производства. Не следует только отождествлять ее с политическим распадом государственности. Новая стадия феодализма, хотя и сопровождалась расширением иммунитетных прав феодалов, не разрушила сложную систему вассально-иерархических отношений. Основные институты государственной власти на Руси — собор, совет, снем, ряд и др., определившиеся еще на раннефеодальном этапе, продолжали действовать и в период феодальной раздробленности. Они являлись выражением общерусского строя политической власти, основанного на принципах федерализма. В условиях общности происхождения всех представителей правящего княжеского рода, когда каждый из них считал себя потенциальным великим князем, такая форма государственности была единственно возможной. В рамках федеративного устройства находят объяснение и различные формы соправительства на киевском столе.

Примечания

*. Подробнее об этом см.: Толочко П.П. Киев и Киевская земля в эпоху феодальной раздробленности. — Киев. 1980.

1. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. — М., 1959, кн. 1, с. 55.

2. Погодин М.П. Исследования, замечания и лекции по русской истории. — М., 1850, т. 4, с. 328—330.

3. Карамзин Н.М. История государства Российского. Спб., 1892, т. 4, с. 45.

4. Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. — Спб., 1901, с. 75—77.

5. Пресняков А.А. Княжое право в Древней Руси, с. 63—68, 254.

6. Костомаров Н.Н. Исторические монографии и исследования. Спб.. 1872, т. 1, с. 3, 49.

7. Ключевский В.О. Курс русской истории. М., 1956, ч. 1, с. 195—199.

8. Там же, с. 199—200.

9. Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен. М., 1933, т. 1, с. 73, 256.

10. Там же, с. 98—100.

11. Греков В.Д. Киевская Русь, с. 506.

12. Там же, с. 507.

13. Греков В.Д. Политическая и культурно-историческая роль Киева: Стеногр. лекции. — М., 1944, с. 12—23.

14. Юшков С.В. Общественно-политический строй и право Киевского государства. — М., 1949, с. 140—143, 191.

15. Тихомиров М.Н. Древняя Русь. — М., 1975, с. 15, 28.

16. Рыбаков Б.А. Обзор общих явлений Русской истории IX — середины XIII в. // Вопр. истории, 1962, № 4; Русь в эпоху «Слова о полку Игореве»: Обособление русских княжеств в XII—начале XIII в. // История СССР, М., 1966, т. 1.

17. Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве»: (Историко-литературный очерк) // Слово о полку Игореве. М.; Л., 1950, с. 235—239.

18. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. — М., 1951, с. 26—27, 222.

19. Довженок В.Й. Про древньоруську державність в період феодальної роздрібленості // Археологія, 1954, т. 10; Довженок В.Й. Київ — центр Русі в період феодальної роздрібленості // Укр. іст. журн., 1959, № 6.

20. Древнерусское государство и его международное значение. — М., 1966, с. 7.

21. Пашуто В.Т. Черты политического строя Древней Руси // Древнерусское государство и его международное значение. — М., 1965, с. 76.

22. Пашуто В.Т. Особенности структуры Древнерусского государства // Там же, с. 82.

23. Греков И.Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. — М., 1975, с. 14—20.

24. Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен. — М., 1983, Т. 1, с. 98—100.

25. Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники, с. 162.

26. Татищев В.Н. История Российская. — М.; Л., 1964, т. 3, с. 53—55.

27. Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники, с. 135.

28. Плетнева С.А. Половецкая земля // Древнерусские княжества. — М., 1975, с. 260—300.

29. ПСРЛ, т. 2, стб. 604.

30. Там же, 1962, т. 1, стб. 457.

31. Пашуто В.Т. Черты политического строя Древней Руси // Древнерусское государство и его международное значение. — М., 1965, с. 54—57.

32. Энгельс Ф. Крестьянская война в Германии. — Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 7, с. 392—396.

33. Рапов О.М. Княжеские владения на Руси в X — первой половине XIII в. — М., 1977, с. 63, 115, 175.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница