Глава VII. Киевское восстание 1068 г.

Волнения крестьян и горожан, направленные против феодальной эксплуатации, с новой силой развернулись во второй половине XI в. и привели к мощным восстаниям 1068—1071 гг. История этих восстаний мало разработана в исторических трудах и фактически сведена лишь к истории восстаний в Киеве и Суздальской земле. Между тем перед нами гораздо более крупное явление — большие народные движения, распространившиеся на значительной территории.

Центром восстания 1068 г. был Киев, который в это время представлял собой большой городской центр. «Матерь русских городов» — Киев был одновременно и одним из крупнейших европейских городов средневековья, «соперником» Константинополя.

Территория, занятая Киевом, давно уже вышла за пределы первоначального городка, расположенного на Киевских «горах», распространившись на «Подол», т. е. на подножие киевских холмов. Тут образовался особый городской квартал, населенный ремесленниками, торговцами и поденщиками. Слабо защищенный от нападения (даже в XII в. он был окружен только деревянными надолбами), Подол подвергался постоянной угрозе разорения со стороны кочевников или враждующих князей. Здесь находилась городская пристань, рыночная площадь, или «торг», здесь же помещались различные ремесленные мастерские и торговые дворы.

Крупное международное значение Киева как торгового центра подчеркивается тем, что в нем проживало значительное количество иноземных купцов и ремесленников — армяне, греки, сирийцы, евреи, чехи, поляки, немцы, половцы упоминаются Печерским Патериком в числе киевских жителей. Городское ремесло получило в Киеве громадное развитие¹. На это указывают многочисленные клады, найденные на его территории. Кроме свободных ремесленников следует предполагать и наличие зависимых ремесленников, работавших на князей, бояр, на монастыри и церкви. По-видимому, таким зависимым ремесленникам и принадлежали те землянки на территории б. Михайловского Златоверхого монастыря, о которых так интересно рассказывает М.К. Каргер в своей книге о древнем Киеве². Ремесленники жили здесь в глинобитных постройках, которые казались незначительными и бедными по сравнению с богатыми дворами князей и бояр с их обширными сенями, лестницами и переходами.

Главным средоточием киевских феодалов была нагорная часть Киева, которую называли «Горой», в отличие от низменной части города — «Подола». Гора была как бы антиподом Подола: в нагорной части Киева сосредоточивались дворы феодалов, на низменности, у Днепра, бился жизненный пульс Киева, развивались его ремесло и торговля. Конечно, и Гора и Подол не были совершенно однородны по своему социальному составу, но противоположение «демократического» Подола «аристократической» Горе все-таки имеет основание. Без этого противоположения останутся неясными и некоторые характерные черты киевского восстания 1068 г.

Непосредственным поводом к восстанию было поражение трех князей — Изяслава, Святослава и Всеволода — на реке Альте, нанесенное им половцами. Это и дало возможность летописцу представить восстание 1068 г. внезапной вспышкой народного возмущения, вызванного военным поражением и недовольством воеводой Коснячко. В действительности волнения в Киеве начались задолго до открытого восстания. По летописи, восставшие «люди» освободили своих товарищей из тюрьмы («дружину свою из погреба»). Таким образом, оказывается, что в момент восстания в темнице сидели какие-то киевляне. В данном случае летописный термин «дружина» обозначает товарищей, единомышленников, так как в переводных русских произведениях это слово обычно соответствовало латинским «соучастник», «союзник», «товарищ» («socius»).

О том, что волнения среди киевлян начались еще до восстания, свидетельствует отказ киевского князя Изяслава выдать им коней и оружие для борьбы с половцами. Видимо, князь уже опасался возможного восстания киевлян.

Таким образом, становится ясным, что поражение на реке Альте только ускорило события, назревавшие задолго до него.

Перейдем теперь непосредственно к рассказу о событиях 1068—1069 гг., помещенному в «Повести временных лет», который даем полностью в переводе на современный русский язык. «В лето 6576. Пришли иноплеменники на Русскую землю, многие половцы. Изяслав же и Святослав и Всеволод вышли против них на Альту, и когда была ночь, пошли друг против друга. Грех же ради наших напустил бог на нас поганых, и побежали русские князья, и победили половцы...³ В то время как Изяслав со Всеволодом побежали в Киев, а Святослав — в Чернигов, люди киевские прибежали в Киев и устроили вече на торговище и сказали, послав ко князю: «вот половцы разбрелись по земле, дай, князь, оружие и коней, и еще сразимся с ними». Изяслав же этого не послушался. И начали люди говорить на воеводу Коснячка, пошли на гору, с веча, и пришли на двор Коснячков, и не найдя его, стали у двора Брячиславля и сказали: «пойдем, освободим товарищей своих из погреба». И разделились надвое: половина их пошла к погребу, а половина их пошла по мосту. Эти пришли на княжеский двор. В то время как Изяслав сидел на сенях со своею дружиною, начали препираться с князем, стоя внизу, а князь смотрел из оконца, и дружина стояла у князя. Сказал Тукы, брат Чюдин, Изяславу: «видишь, князь, люди завопили; пошли, пусть берегут Всеслава». И пока он говорил это, пришла другая половина людей от погреба, отворив погреб. И сказала дружина князю: «это зло, пошли ко Всеславу, пусть призвав его обманом к оконцу, пронзят его мечом». И не послушался этого князь. Люди же закричали и пошли к темнице Всеслава. Изяслав же со Всеволодом, видя это, побежали со двора, люди же освободили Всеслава из темницы, в 15 день сентября, и прославили его средь двора княжеского. Двор же княжеский разграбили, бесчисленное множество золота и серебра, кунами и белью. Изяслав же бежал к полякам»⁴.

Рассказав о битве Святослава с половцами на Снови, летопись опять говорит о событиях в Киеве: «В лето 6577. Пошел Изяслав с Болеславом на Всеслава, Всеслав же пошел против них. И пришел Всеслав на Белгород и во время ночи тайком от киевлян бежал из Белгорода в Полоцк. Наутра же люди, увидев, что князь бежал, возвратились в Киев, и устроили вече и послали к Святославу и Всеволоду, говоря: «мы уже зло сотворили, прогнав своего князя, а теперь он ведет на нас Польскую землю, а идите в город отца своего; если же не хотите, то нам неволя: зажегши свой город, уйдем в Греческую землю». И сказал им Святослав: «Мы посылаем к брату нашему, если пойдет на вас с поляками губить вас, то мы выступим против него войною; мы не дадим погубить город отца своего; если же хочет прийти с миром, то пусть придет с небольшой дружиной». И утешили они киевлян. Святослав же и Всеволод послали ко Изяславу, говоря: «Всеслав бежал от тебя, не веди поляков в Киев, противника тебе нет; если же хочешь гнев иметь и погубить город, то знай, что нам жаль отцовского престола». Слышав это, Изяслав оставил поляков и пошел с Болеславом, взяв немного поляков, послал же перед собою в Киев сына своего Мстислава. И Мстислав, придя, перебил тех киевлян, которые освободили Всеслава, числом 70 человек, а других ослепил, других же без вины погубил, не расследовав. Когда же Изяслав пришел к городу, люди вышли навстречу с поклоном, и приняли своего князя киевляне, и сел Изяслав на своем столе, месяца мая в 2 день. И распустил поляков на покорм, и тайно убивали поляков; и возвратился к полякам Болеслав, в землю свою. Изяслав же перевел торг на гору, и прогнал Всеслава из Полоцка»⁵.

Нетрудно заметить, что повествование о восстании 1068 г. не дошло до нас в летописи в первоначальном виде. Так, после рассказа о битве на Альте помещено «Слово о казнях божиих», которое искусственно вставлено в текст и разрывает его на два неравных куска. Между тем первоначальный рассказ о восстании 1068 г. составлял отдельное произведение. На это указывает тот текст известия о киевских событиях 1068 г., который помещен в пергаменной Новгородской летописи. Весь рассказ в ней сведен к следующему краткому известию: «Гнев божий бысть. Придоша половци и победиша Русьскую землю. В то же лето высекоша кыяне Всеслава ис поруба. Томь же лете победи Святослав Половце у Снвьска, а Изяслав бежа в Ляхы. В лето 6577. Приде Изяслав с Ляхы, а Всеслав бежа Полотьску; и погоре Подолие»⁶.

Таким образом, в Новгородской летописи полностью отсутствуют известия о волнениях в Киеве. Бегство же Изяслава в Польскую землю изображено как прямое следствие поражения его на Альте и освобождения Всеслава.

В «Повести временных лет» рассказ о восстании 1068 г. разбит на несколько частей. Начало его связывается с набегом половцев на Русскую землю: «придоша иноплеменьници на Русьску землю, половьци мнози». Далее текст разрывается вставкой «Слова о казнях божиих», после чего рассказ возобновляется словами: «мы же на предлежащее възвратимся». Новая вставка в текст сделана в связи с вокняжением Всеслава. Она представляет собой рассуждение о «крестной силе». Эта вставка сделана настолько неискусно, что понадобилось повторить одну и ту же фразу. При этом первая фраза, после которой помещена вставка, осталась незаконченной: «Всеслав же седе Кыеве», так как от нее было отрезано продолжение: «месяць 7». В полном своем виде известие о княжении Всеслава в Киеве помещено вторично после вставки о «крестной силе»: «Всеслав же седе Кыеве месяць 7»⁷.

Эти наблюдения над летописным текстом понадобились нам для доказательства того, что первоначальный рассказ о восстании 1068 г. не имел еще церковной окраски. Она была ему придана позже, по внесении этого рассказа в летописный свод. Клерикальная рука прошлась по многим страницам русских летописей; так произошло и в данном случае. Известие о киевском восстании было обработано и оснащено церковными рассуждениями и вставками.

Время появления рассказа о восстании 1068 г. может быть датировано более или менее точно на основании следующих соображений. Героем рассказа является черниговский князь Святослав Ярославич. Так, победа над половцами на реке Снови изображена как следствие его личной храбрости. Святослав энергично вступается за киевлян и выступает против своего старшего брата Изяслава.

Как известно, Святослав и его брат Всеволод изгнали Изяслава из Киева. Вина за этот акт, по летописному тексту 1073 г., возлагается на Святослава, который положил «начало выгнанью братню». Между тем в рассказе о киевском восстании 1068 г. все симпатии летописца находятся на стороне Святослава, а изгнанный Изяслав и его сын Мстислав показаны жестокими князьями, способными расправиться с киевлянами «без вины».

Указанные раньше особенности летописного рассказа о восстании 1068 г. позволяют датировать его временем княжения Святослава в Киеве, т. е. 1073—1076 гг. Следовательно, перед нами рассказ, очень близкий по времени к описываемым событиям, что придает ему большую историческую ценность. В нем проявляются определенные симпатии к восставшим киевлянам. С большим вероятием можно предполагать, что само повествование о киевском восстании 1068 г. возникло в среде горожан, являясь, таким образом, одним из древнейших по времени памятников русской городской письменности.

Эти источниковедческие замечания необходимы нам для более глубокого понимания рассказа о восстании 1068 г., помещенного в «Повести временных лет». Вина за поражение на Альте падает, по этому рассказу, на воеводу Коснячко. По Лаврентьевскому и Ипатьевскому спискам летописи, киевляне начали «говорити на воеводу на Коснячька», по утерянной Троицкой летописи — «корити» его. Киевляне собрались «вечем» на «торговище» и оттуда двинулись на «Гору» к двору Коснячко, не застали его дома и остановились «у двора Брячиславля». Это был двор полоцкого князя Брячислава Изяславича, отца Всеслава, вероломно захваченного в плен тремя Ярославичами в нарушение данной ими присяги. Освобождение полоцкого князя Всеслава явилось сигналом для бегства Изяслава с его братом Всеволодом из Киева.

Очевидец восстания 1068 г. и автор рассказа об этом событии, несомненно, знал некоторые подробности, остающиеся для нас неизвестными. Но и то, что он сообщил нам, дает очень много для характеристики восстания.

Главными действующими лицами, по его рассказу, были «люди», «людие», «людье», т. е. широкие массы городского населения. Это они называют «своей дружиной» тех киевлян, которые были посажены князем в земляную тюрьму, в «погреб». Одна часть «людей» идет спорить с князем, другая — освобождать полоцкого князя Всеслава, сидевшего в «порубе»⁸, а вместе с ним и «свою дружину», т. е. горожан, еще раньше выступивших против князя. Количество таких людей было довольно значительно, судя по тому, что при расправе с киевлянами Мстислав Изяславич казнил и ослепил 70 человек киевской «чади». В данном случае «чадь» — это народ, широкие круги населения, те же «люди».

Совершенно ясен и тот квартал, где началось восстание. Это Подол, ремесленный и торговый квартал Киева. Восставшие собираются «вечем» на «торговище» и отсюда идут «на Гору».

Итак, перед нами движение, возникшее на Подоле и поддержанное городскими ремесленниками и торговцами.

Сила и размах этого движения измеряются, в частности, тем, что князь и дружина даже не пытаются противостоять восставшей «чади» и устремляются в бегство. Одно это обстоятельство подчеркивает большое значение горожан в таких крупных центрах, каким был Киев, где сидел сильнейший из русских князей XI в.

Вместе с тем ясна и антифеодальная направленность киевского восстания. Ненависть киевлян в первую очередь обращена против княжеской администрации и воеводы Коснячко («начаша людие говорити на воеводу на Коснячька»). Недовольство воеводой в немалой степени объяснялось стремлением князя держать под своим контролем городской рынок с его доходными статьями (пошлины с товаров, доходы от городских мер и весов и т. д.). Не забудем также и то обстоятельство, что Коснячко назван воеводой, как один из предводителей неудачного похода против половцев. Позже, в Правде Ярославичей, он выступает перед нами в числе княжеских «мужей». Возможно, что в его лице мы имеем не только воеводу, предводителя киевлян в военное время, но и тысяцкого, ведавшего судом и расправой по торговым делам. Положение тысяцкого открывало ему большие возможности для совершения разного рода злоупотреблений, в частности путем вынесения неправедных судебных приговоров.

Некоторую аналогию событиям 1068 г. мы найдем в киевском восстании 1146 г., которое также началось с возмущения против княжеских тиунов. В обоих случаях центром для сбора восставших были «торговище» и Подол.

Глубокие причины восстания 1068 г. вскрываются перед нами «Словом о казнях божьих», вставленным в летопись с поучительной целью. «Слово» говорит об «усобной рати», сварах, зависти, «братоненавиденьи» и клевете как о пороках киевского общества XI в. В конце поучения читаем настойчивое требование: «взищете суда, избавите обидимаго». Автор порицает современников за лжесвидетельство и неправедные суды, говоря о людях, лишающих наемников вознаграждения, порабощающих сирот и вдовиц. Таким образом, «Слово» позволяет понять те причины, которые вызвали вспышку народного гнева.

Восстание 1068 г. было направлено против феодальной эксплуатации, а не только против отдельных представителей господствующего класса. Главную, движущую силу восстания составили киевские ремесленники и торговцы. Это совместное участие ремесленников и торговцев в борьбе за городские вольности типично для средневековых городов. К. Маркс говорит о кёльнском восстании 1074 г., почти одновременном с восстанием в Киеве: «благородная свобода искала убежища в стенах городов среди лавочников и ремесленников, у которых труд из-за денег убивает тело и душу... Города, — говорит далее К. Маркс, — боролись за свою свободу»⁹.

Восстание 1068—1069 гг. охватило широкие круги городского населения. Можно предполагать, что оно было поддержано не только свободным населением Киева, но и крепостными ремесленниками и холопами. Подтверждение этому предположению мы Находим в одном известии, которое до сих пор оставалось без должного рассмотрения.

В так называемом «Летописце новгородским церквам» — памятнике позднего происхождения, возникшем не ранее конца XVI в., но основанном на древних источниках, читаем следующее известие: «Поиде епископ новгородский Стефан к Киеву, и тамо свои холопи удавиша его; был 8 лет на епископстве»¹⁰. Летописцем это событие отнесено к 6576, т. е. к 1068 г.; местом совершения события указан Киев. Правильность даты может быть проверена следующим образом. В «Росписи Новгородских владык» — памятнике, основанном на старинных записях новгородского владычного дома, поставление Стефана в епископы отнесено к 1061 г., причем сказано, что смерть его произошла через 8 лет. В 1069 г., по данным «Росписи», новгородским епископом был уже Федор, погибший от укуса собственного пса¹¹. Следовательно, по расчету лет, смерть Стефана произошла в 1068 г. Достоверность известия о смерти Стефана от своих холопов подтверждается и кратким летописцем, имеющимся в Археографическом списке Новгородской первой летописи младшего извода XV в. В нем читаем заметку: «а Стефана в Киеве свои холопе удавишя; бе в иепископьи 8 лет»¹².

Обстоятельства смерти новгородского епископа, погибшего от рук собственных холопов, вскрывают перед нами одну из мрачных картин русской церковной действительности XI в. Ожесточенные холопы убивают своего господина в отместку за издевательства над ними, которые были столь характерны для высших церковных иерархов, становившихся порой настоящими тиранами по отношению к подвластным людям. Мы уже знаем о суздальском епископе Феодоре, или Федорце, как о немилосердном мучителе, выжигавшем глаза, урезывавшем языки у своих холопов, распинавшем их на стенах и т. д. Известно, что митрополит Константин в свою очередь учинил над этим Феодором страшную расправу: велел его ослепить, отрезать ему язык и правую руку.

Для нас значение имеет не только факт жестокого обращения господина со своими холопами. С такими фактами мы встречаемся в наших источниках постоянно, и не только в документах XI в., но и гораздо более позднего времени. Нас поражает совпадение даты убийства Стефана с киевским восстанием 1068 г., а места его убийства — с Киевом¹³. Подобное совпадение наводит на мысль, что холопы расправились со своим епископом в момент киевского восстания и под непосредственным впечатлением этого события. Возможно, что сама расправа холопов с епископом была только частью выступлений киевского населения против церковных феодалов.

Действительно, у нас имеется и другое свидетельство, которое говорит о тревожной обстановке, сложившейся в Киеве и его окрестностях в княжение Изяслава. Один из рассказов «Печерского патерика» носит название «О прихождении разбойников» на монастырь и чудесном спасении от них. Это «прихождение» не было простым воровством или разбойничьим набегом. «Разбойники» будто бы выжидали только время, чтобы уничтожить монастырскую братию, собравшуюся в церкви, и захватить монастырские богатства, хранившиеся на церковных хорах¹⁴. От этой опасности монастырь был спасен будто бы чудом. Замечательнее всего, что сами «разбойники», как далее выясняется из слов «Патерика», были очень далеки по своему положению от людей, занимавшихся грабежами на больших дорогах. «Разбойники» после неудачной попытки овладеть монастырем возвратились в свои дома, читаем в «Печерском патерике», а «старейшина» их с тремя другими, придя к игумену Феодосию, раскаялся в совершенных действиях¹⁵. Этот рассказ находим и в житии Феодосия, помещенном в пергаменном сборнике XII в., принадлежащем Успенскому собору¹⁶.

«Разбойники», как мы видим, имеют постоянные жилища, они хорошо известны в монастыре, имеют даже старейшину, вместе с которым приходят к Феодосию три человека. Ясно, что это не разбойники в позднейшем смысле слова, в борьбе против которых объединялись не только феодалы, но и горожане и смерды. Название «разбойник» в данном случае так же мало обозначает грабителей на большой дороге, как название «воры», которым господствующий класс феодалов именовал восставших крестьян в XVI—XVII вв. Оно не имеет никакого отношения к современному значению этого слова.

«Печерский патерик» называет «разбойниками» восставших крестьян, поднявшихся и против светских и против церковных феодалов. Время нападения «разбойников» на Печерский монастырь точно определить нет возможности, но это произошло после смерти князя Ростислава, т. е. после 1066 г., однако еще до 1074 г. — года смерти Феодосия Печерского. Следовательно, приход так называемых разбойников в Печерский монастырь с большим вероятием можно отнести ко времени киевского восстания 1068—1069 гг.

Итак, некоторые дополнительные сведения, относящиеся к восстаниям 1068—1069 гг. или в той или иной мере с ними связанные, ведут нас к выводу о распространении этого восстания на значительные пространства и о большой глубине классового конфликта, проявлением которого явилось восстание в Киеве 1068 г. Оно было направлено против господства феодальных верхов, против светских и церковных феодалов, что являлось характерным для народных восстаний средневековья.

Целью наших изысканий было установить тот факт, что киевское восстание 1068 г. являлось крупнейшим городским движением XI в. О широте и глубине восстания говорит его длительность. Бегство Изяслава из;Киева произошло 15 сентября 1068 г. Изяслав Ярославич вернулся в Киев только 2 мая следующего года. Таким образом, восстание в Киеве продолжалось 7½ месяцев.

Почти все это время на киевском столе сидел Всеслав Полоцкий. Жизнь его относительно полно освещена в наших летописях. Для летописца Всеслав представлялся почти легендарной личностью, овеянной ореолом таинственности. Он родился «от волхования», у него на голове было «язвено», пленка или кожица. Волхвы велели матери Всеслава навязать «язвено» на ребенка в качестве амулета, который полоцкий князь носил на себе до смерти; поэтому он и был «немилостив на кровопролитье». Предприимчивый и непоседливый, Всеслав всю свою жизнь провел в интригах и войнах. «Хоть и вещая душа в отважном теле, но часто он страдал от бед», — сочувственно говорит о Всеславе творец «Слова о полку Игореве».

Летопись молчит о мероприятиях Всеслава во время его краткого княжения в Киеве, но некоторые сведения об этом дает «Слово о полку Игореве». В самой летописи говорится, что киевляне, освободив Всеслава из темницы, «прославиша» его на княжеском дворе. Слово «прославиша» издатели Лаврентьевской летописи без всякого основания заменили вариантом «поставите». Прославление князей известно нам по Галицко-Волынской летописи XIII в. В другом месте нам пришлось говорить о том, что остатки песни, прославляющей Всеслава и сложенной Бояном, сохранились в «Слове о полку Игореве». В этой песне читаем такие слова о княжении Всеслава в Киеве: «Всеслав князь людем судяше, князем грады рядяше, а сам в ночь влъком рыскаше, из Киева дорискаша до кур Тмутороканя, великому Хръсови влъком путь прерыскаше»¹⁷. В переводе академика А.С. Орлова это место звучит так: «Всеслав князь людям суд правил, князьям города рядил, а сам ночью волком рыскал: из Киева дорыскивал ранее петухов до Тьмутороканя, великому Хорсу волком путь перебегал»¹⁸.

Наше внимание привлекают слова «Всеслав князь людем судяше», в которых можно видеть отражение действительных фактов. Речь идет о каких-то нововведениях судебного порядка, которые были сделаны Всеславом во время его княжения в Киеве. Всеслав «людем судяше»; следовательно, его нововведения в первую очередь касались «людей». Это нововведение, возможно, состояло в том, что киевский князь обещал непосредственно руководить судопроизводством, а не передавать его своим тиунам. Этого позднее и добивались восставшие киевляне в 1146 г. Они требовали от Игоря Ольговича и его брата Святослава: «Если кому из нас будет обида, то ты правь»¹⁹. Такова небольшая, но драгоценная черта из деятельности Всеслава в Киеве, которую сохранило нам «Слово о полку Игореве».

При Всеславе в общественной жизни Киева произошли и какие-то другие изменения. В частности, с большим вероятием можно предполагать, что киевляне получили торговые льготы и освобождение от стеснительной княжеской опеки. Намеком на это служат слова летописи о том, что Изяслав по возвращении в Киев перевел «торг» на Гору, следовательно, под непосредственное наблюдение князя и его тиунов. Позже, как мы увидим, «торговище» снова окажется не на Горе, а на Подоле, в ремесленном и торговом квартале Киева, в непосредственном соседстве с днепровскими пристанями.

Интересную аналогию киевским событиям имеем в городском восстании в Кельне в 1074 г., почти одновременном с киевским. Оно началось из-за своевольных действий слуг кельнского архиепископа, захвативших корабль одного из горожан. Своеволие слуг и приближенных городских феодалов нередко было поводом к восстаниям в средневековых западноевропейских городах. Кельнское восстание привлекло к себе внимание германского императора Генриха IV, который «поспешил в Кельн, но, заботясь только о себе и своих мелких страстях, ничем не мог помочь кельнским горожанам»²⁰. Позиция Генриха IV определялась его явным сочувствием не к горожанам, а к архиепископу. В данном случае союз горожан и императора держался на необходимости для императора обращаться за помощью к горожанам в борьбе с феодалами. Примерно в таком же положении оказался Всеслав, посаженный на киевский стол восставшими горожанами и вынужденный уступать «людем», Это объясняет нам дальнейшее поведение Всеслава, которого нет никакой необходимости изображать в качестве какого-то князя-«народо-любца».

Княжение Всеслава продолжалось 7 месяцев, причем нет никаких указаний на разногласия его с киевлянами. Но Всеслав явно чувствовал себя в Киеве непрочно: при первом же известии о приближении Изяслава с польскими войсками он тайно бежал, оставив киевлян на произвол судьбы. Это произошло под Белгородом, где ополчение киевлян поджидало войска Изяслава и польского короля Болеслава²¹. Если полагаться на утверждение летописи, что Всеслав княжил в Киеве 7 месяцев, то его бегство произошло в апреле 1069 г. Лишившись князя, киевляне возвратились в свой город и созвали вече, обратившееся за содействием к младшим Ярославичам — Святославу и Всеволоду. Вмешательство князей не спасло, как мы знаем, киевлян от преследования. Победившие феодалы во главе с Мстиславом Изяславичем перебили 70 человек из числа тех людей, которые принимали участие в освобождении Всеслава, многих ослепили, других заключили в тюрьму.

Рассказ летописи о киевском восстании заканчивается известием о победе Изяслава над Всеславом, В результате этой победы в Полоцке был посажен на княжение Мстислав Изяславич, вскоре там умерший и замененный младшим братом — Святополком. По-видимому, далее в летописи следовало какое-то продолжение, рассказывавшее о дальнейшей судьбе Всеслава, так как повествование неожиданно обрывается на словах: «Всеславу же бежавшю», после чего указан новый 6578 (1070) год.

Бегство Всеслава связывается Новгородской летописью с пожаром киевского Подола, главного средоточия восставших²². Известие о пожаре Подола, видимо, было помещено в летописи, но по какой-то причине выброшено теми редакторами-монахами, которые включили повествование о киевском восстании под двумя разными годами и снабдили его церковными текстами.

Победа Изяслава над полоцкими князьями была достигнута с большим трудом. Всеслав в год своего бегства из Киева напал на Новгород при поддержке вожан — жителей Водской земли. «О великая была сеча вожаном, и пало их бесчисленное число»²³, — замечает по этому поводу летописец. Непрерывная «рать», поднятая Всеславом, продолжалась и дальше. Всеслав выгнал Святополка из Полоцка в 1071 г., и сам был побежден Ярополком, другим сыном Изяслава, при Голотическе. Таким образом, на севере Руси продолжались непрерывные распри и войны, в которые были втянуты некоторые нерусские народности, в частности водь, жившая у берегов Финского залива. В этих условиях и развернулось восстание суздальских смердов 1071 г.

Киевское восстание 1068—1069 гг. произвело большое впечатление на современников, вызвало народные толки, послужило основой для различных и противоречивых рассказов. Частично это отразилось, как мы видели, в письменных памятниках. Однако все известные нам письменные памятники, говорящие о восстаниях XI в., были обработаны в среде господствующего феодального класса. Если в той или иной форме они были благоприятными для Всеслава и восставших киевлян, то по отношению к крестьянской среде они были не только равнодушны, но и враждебны. Феодальная идеология нашла свое отражение и в «Правде Ярославичей», которая знает крестьян только в качестве подневольных людей.

Но сами общественные низы не были равнодушны к событиям, связанным с народными восстаниями. Через тьму веков они все-таки сохранили память о крестьянском движении XI в.

Широко известны былины о Волхе Всеславьевиче, содержание которых станет нам понятным, если мы вставим их в рамку событий XI в.

Конечно, с именем былинного Волха Всеславьевича связались различные образы, а не одного только полоцкого князя Всеслава Брячиславича. Тут и образы вещего Олега и Олега Святославича Черниговского, может быть, даже княгини Ольги, как на это указывали различные исследователи²⁴. Но отчество «Всеславьевич», которое сохранилось до нашего времени в разных былинных текстах, позволяет с уверенностью говорить, что народная память удержала в первую очередь именно образ полоцкого князя. «Слово о полку Игореве» служит для нас достаточной порукой в том, что о Всеславе еще при жизни ходили разные пословицы: «Ни хытру, ни горазду, ни птицю горазду, суда божия не минути», — сложил о полоцком князе, волхве и чародее, свою припевку смышленый Боян.

В другой работе нам приходилось уже говорить о том, что Боян был современником Всеслава, свидетелем, вероятно, участником киевского восстания 1068 г. Освободив Всеслава из «поруба», восставшие «прославили» его на княжьем дворе. Небольшой отрывок из песни, которая прославляла Всеслава, дошел до нашего временив составе «Слова о полку Игореве» как песня, сложенная «вещим Бояном». Всеслав изображен в ней не только чародеем, но и законодателем: он «людям судил, князьям грады рядил». У него была вещая душа в отважном теле²⁵.

Не случайно целый цикл былин связан с именами Всеслава и его соратника Олега Черниговского. Эти былины возникли если не при участии Бояна, то, по крайней мере, в его время.

Детали былин о Волхе Всеславьевиче показались В.Ф. Миллеру новгородскими особенностями, вероятно, потому, что в его время вечевые порядки Новгорода казались чем-то исключительным в русской истории. Не будем поэтому приводить доказательства о киевском или новгородском происхождении былин о Волхе Всеславьевиче. В конечном итоге трудно сомневаться в том, что русский Север, столько веков связанный с Великим Новгородом, не наложил бы своего отпечатка на былины о Волхе.

Волх Всеславьевич изображен в былине как типичный феодал, окруженный «хороброй» дружиной.

Былины о Волхе Всеславьевиче сохранили воспоминание об очень отдаленных событиях. Общая оценка личности Волха Всеславьевича в былинах благоприятная. Он спасает Киев от «нахождения» индийского царя. И это вполне понятно, так как действительный Всеслав должен был казаться для киевлян заступником от Изяслава и поляков.

Было бы странно требовать от русской былины, записанной в XVIII в., полного согласования с действительностью XI в. Множество наслоений осело на песенных мотивах раннего времени, но пристальный интерес народа к событиям, всколыхнувшим город и деревню в 1068 и последующих годах, не прошел бесследно. Отсюда популярность в эпосе личностей Всеслава, Олега Святославича, живших в бурные годы, когда, по образной характеристике «Слова о полку Игореве», «редко ратаи кикали, а часто вороны граяли, созывая на трупы человеческие».

Примечания

1. Подробнее см.: Б.А. Рыбаков. Ремесло древней Руси, стр. 218, 243, 244, 274—277, 367—370, 378—380, 390, 397, 428, 432.

2. М.К. Каргер. Археологические исследования древнего Киева. Отчеты и материалы (1938—1947 гг.). Киев, 1950, стр. 8—44.

3. Здесь в текст вставлено «Слово о казнях божьих». Вставка выделена А.А. Шахматовым как особое произведение о казнях божьих (А.А. Шахматов. Повесть временных лет, т. I. Пг., 1916, стр. 212—216).

4. «В лето 6576. Придоша иноплеменьници на Русьску землю, половьци мнози. Изяслав же, и Святослав и Всеволод изидоша противу имь на Льто; и бывши нощи, подъидоша противу собе, грех же ради наших пусти бог на ны поганыя, и побегоша Русьскыи князи и победиша половьци... Изяславу же со Всеволодом Кыеву побегшю, а Святославу Чернигову, и людье кыевстии прибегоша Кыеву, и створиша вече на торговищи, и реша, пославшеся ко князю: «Се половци росулися по земли, дай, княже, оружье и кони, и еще бьемся с ними». Изяслав же сего не послуша. И начата людие говорити на воеводу на Коснячька; идоша на гору, с веча, и придоша на двор Коснячков и не обретше его, сташа у двора Брячиславля и реша: «Поидем, высадим дружину свою ис погреба». И разделишася надвое: половина их иде к погребу, а половина их иде по мосту; си же придоша на княжь двор. Изяславу же седящю на сенех с дружиною своею, начата претися со князем, стояще доле, князю же из оконця зрящю и дружине стоящи у князя, рече Тукы, брат Чюдинь, Изяславу: «Видиши, княже, людье възвыли, посли, атъ Всеслава блюдуть». И се ему глаголющю, другая половина людий приде от погреба, отворивше погреб. И рекоша дружина князю: «Се зло есть; посли ко Всеславу, ать призвавше лестью ко оконцю, пронзуть и мечемь». И не послуша сего князь. Людье же кликнуша, и идоша к порубу Всеславлю. Изяслав же се видев, со Всеволодом, побегоста з двора, людье же высекоша Всеслава ис поруба, в 15 день семтября, и прославиша и среде двора княжа; двор же княжь разграбиша, бещисленое множьство злата и серебра, кунами и белью. Изяслав же бежа в Ляхы» («Повесть временных лет», ч. 1, стр 112—115). Знаки препинания расставлены нами несколько по-иному, чем в печатном тексте. Перевод сделан заново, с целью его большего приближения к подлиннику, чем это сделано в издании «Повесть временных лет», ч. 1. М.—Л., 1950, стр. 312—317.

5. «В лето 6577. Поиде Изяслав с Болеславомь на Всеслава, Всеслав же поиде противу; и приде Белугороду Всеслав, и бывши нощи, утаивься кыян, бежа из Белагорода Полотьску. Заутра же видевше людье князя бежавша, възвратишася Кыеву, и створиша вече, и послашася к Святославу и к Всеволоду, глаголюще: «Мы уже зло створили есмы, князя своего прогнавше, а се ведеть на ны Лядьскую землю, а поидета в град отца своего; аще ли не хочета, то нам неволя: зажегше град свой, ступим в Гречьску землю». И рече им Святослав: «Ве послеве к брату своему; аще пойдеть на вы с ляхы губити вас, то ве противу ему ратью, не даве бо погубити града отца своего; аще ли хощеть с миромъ, то в мале придеть дружине». И утешиста кыяны. Святослав же и Всеволод посласта к Изяславу, глаголюща: «Всеслав ти бежал, а не води ляхов Кыеву, противна бо ти нету; аще ли хощеши гнев имети и погубити град, то веси, яко нама жаль отня стола». То слышав Изяслав, остави ляхы и поиде с Болеславом, мало ляхов поим, посла же пред собою сына своего Мьстислава Кыеву. И пришед Мьстислав, исече кыяны, иже беша высекли Всеслава, числом 70 чади, а другыя слепиша, другыя же без вины погуби, не испытав. Изяславу же идущю к граду, изидоша людье противу с поклоном, и прияша князь свой кыяне, и седе Изяслав на столе своемь месяца мая в 2 день. И распуща ляхы на покорм, и избиваху ляхы отай; и възвратися в ляхы Болеслав, в землю свою. Изяслав же възгна торг на гору, и прогна Всеслава ис Полотьска» («Повесть временных лет», ч. 1, стр. 115—116).

6. «Новгородская Первая летопись...», стр. 17.

7. «Летопись по Лаврентьевскому списку», стр. 168.

8. И.И. Срезневский. Материалы, т. II, стр. 1020 и 1215. Отметим разницу между «порубом» и погребом. По И.И. Срезневскому, термины «поруб» и «погреб» однозначны и одинаково обозначают темницу. Но в подборе примеров к обоим терминам в его же словаре заметна некоторая разница. В «порубы» заключили захваченных полоцких князей, в погребах содержались простые люди. Из самого текста летописи видно, что Всеслав сидел в «порубе» отдельно от киевлян, находившихся в погребе.

9. «Архив К. Маркса и Ф. Энгельса», т. V, 1938, стр. 419.

10. «Новгородские летописи». Изд. Археографической комиссии. СПб., 1879, стр. 185.

11. Там же, стр. 130.

12. «Новгородская Первая летопись...», стр. 473.

13. В исторической литературе этот факт отмечен в «Очерках истории СССР. Период феодализма IX—XV вв.», ч. 1. М., 1953, стр. 180.

14. «Яко в полатехь церковных, тамо есть имение их съкровено» («Патерик Киевского Печерского монастыря», стр. 38).

15. «Воэвратишася в домы своа, и оттоле умнлншася никому же зла сътворитн. Якоже старейшине их с и нем и треми пришедша к блаженному отцю нашему Феодосию покаатися того, и исповедавше ему бывшее» («Патерик Киевского Печерского монастыря», стр. 38).

16. «Сборник XII века Московского Успенского собрра», вып. 1. М., 1899, стр. 70—71 [«Успенский сборник XII—XIII вв». М:, 1971, стр. 103—106].

17. «Ироическая песнь о походе на половцев Игоря Святославича». М., 1800, стр. 36.

18. А.С. Орлов. «Слово», стр. 85.

19. «Аще кому нас будеть обида, то ты прави» («Летопись по Ипатскому списку», стр. 229).

20. «Архив Маркса и Энгельса», т. V, 1938, стр. 420.

21. В польских источниках говорится, что войско Всеслава состояло из русских, печенегов и валахов (К. Бестужев-Рюмин. О составе русских летописей до конца XIV века, стр. 120, приложения).

22. «Новгородская Первая летопись...», стр. 17.

23. Там же.

24. А.П. Скафтымов. Поэтика и генезис былин. Очерки. М. — Саратов, 1924, стр. 155—159; М.Н. Сперанский. Русская устная словесность, т. 2. М., 1919, стр. 1—6, там же указана и литература вопроса.

25. Н. Тихомиров. Боян и Троянова земля. — «Слово о полку Игореве». Сб. исследований и статей. М.—Л., 1950, стр. 175—187 [Эта работа М.Н. Тихомирова переиздана в сборнике его избранных трупов «Русская культура X—XVIII веков». М., 1968, стр. 44—58].

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница