Глава VII
Утверждение немецкого владычества в Ливонии. — Войны немцев с русскими. — Падение Пскова. — Удаление Александра из Новгорода. — Возвращение его в Новгород и война с немцами. — Освобождение Пскова. — Ледовое побоище. — Небесная помощь. — Религиозный характер борьбы. — Мир с немцами. — Значение Чудской победы
| Радуйся, злых козней иноверия, подвигших чуждую рать на землю нашу, разрушителю.
Радуйся, Пскова, отечества Святыя Ольги, свободителю. Радуйся, ненавидевших мира умирителю. (Акаф., ик. 5) |
Немедленно после победы над шведами Александру Ярославичу пришлось бороться с другими еще более опасными врагами — немцами1.
На восточном побережьи Балтийского моря, там, где теперь Лифляндская и Эстляндская губернии, с незапамятных времен жили финские и латышские племена. Этот край, известный под общим названием Ливонии, находился в зависимости от русских, — от Новгорода и полоцких князей. Там находились издавна русские владения. Ярослав Мудрый построил здесь город Юрьев. По берегам Двины полоцким князьям принадлежали две волости с городами Кукейнос и Герсик. Благодаря сношениям с русскими, туземцы постепенно знакомились с их верой и обычаями. Можно было надеяться, что весь край понемногу сделается русским православным. Но вот в XIII столетии здесь впервые появились немцы и стали силой принуждать ливонцев креститься. Папа объявил против них крестовый поход, обещая отпущение грехов всем участникам похода. Второй немецкий епископ Бартольд прибыл в Ливонию с значительным отрядом.
— Отпусти войско домой! — говорили ему туземцы. — Убеждай словами, а не палками!2
Но немцы не послушались ливонцев. На место убитого в бою Бартольда явился также во главе крестоносного ополчения новый епископ Альберт. Этот замечательный человек отличался железной волей и необыкновенно проницательным и хитрым умом. Его энергия поистине изумительна. Вполне справедливо считают его главным основателем немецкого владычества в прибалтийском крае. В 1200 году Альберт основал при устье Двины город Ригу и населил его вызванными из Германии жителями, но скоро он придумал другое более верное и быстрое средство овладеть краем — основание ордена Воинствующих братий. То были иноки, дававшие Богу, между прочим, обет распространять оружием католичество. Таких военно-монашеских обществ было уже несколько в распоряжении пап. Иннокентий III благословил предприятие Альберта, и в 1202 году основан был орден Меченосцев. Иноки-воины должны были носить белый плащ с красным мечом и крестом. Первым магистром ордена был Винно фон Рорбах.
С того времени загорелась беспощадная кровавая борьба между непрошеными пришельцами и ливонцами. Рыцари оружием обращали туземцев в католицизм, захватывали их земли, их самих обращали в рабство, упрочивая свое владычество крепкими замками. Ливонцы ожесточились и не раз поднимали восстания, причем жестоко расправлялись с рыцарями, попадавшими им в руки. Ненависть к немцам они перенесли на самое христианство: они бросались в Двину, чтобы смыть с себя крещение, которое казалось им символом рабства. Но из Германии беспрестанно прибывали новые отряды закованных в железо рыцарей и усмиряли туземцев. Ужасны были эти воины! Нередко немцы истребляли все мужское население, забирая в плен женщин и девиц, жилища выжигали дотла, а скот уводили с собой. На пепелище сожженных селений свирепые крестоносцы, при воплях пленных, устраивали шумные и отвратительные пиршества, с музыкой и плясками, причем вино лилось рекой... Недаром папы сзывали в поход даже поджигателей и других преступников, отпуская им все грехи, лишь бы приняли крест. Несчастные ливонцы стали покидать свои жилища и селиться в непроходимых лесных чащах или в подземельях. Но не всегда и здесь им удавалось укрыться от врагов. Однажды немецкий отряд заметил одно из таких подземелий. Немедленно при входе в него разложены были костры, и до 1000 человек туземцев было задушено дымом. Ливонцы преследовались, как дикие звери, гонимые из одной берлоги в другую. Среди беспрерывной резни не было времени для погребения трупов, которые валялись всюду и, разлагаясь, заражали воздух. Иногда туземцы, доведенные до отчаяния, пытались просить мира, но всякий раз получали беспощадный ответ: крещенье или смерть!..3 Глубоко затаив в сердце ненависть к своим поработителям, ливонцы утешали себя надеждами на лучшую будущность за гробом. «Ступай, несчастный, из этого мира, где над тобою господствовали немцы, в лучший мир, где уже не они над тобою, но ты будешь господствовать над ними!» Таким напутствием провожали туземцы своих покойников в загробный мир4.
Папы всеми силами старались ускорить завоевание Ливонии. В промежуток между 1216—1240 гг. можно насчитать до 40 папских посланий, выражающих большую заботливость пап о тех, которые шли на помощь «святой земле, вновь приобретенной в Ливонии»5. Но конечной целью всех стремлений пап было порабощение русской церкви. Завоевание Ливонии было лишь первым шагом на этом пути. В своих посланиях папы называют русских нарушителями католической веры, повелевают отнюдь не слагать оружия и не заключать мира с язычниками и русскими6, требуют, чтобы русские в Ливонии принуждаемы были к латинству7, наконец, объявляют всю русскую землю на вечные времена собственностью св. Петра и грозно предписывают рыцарям искоренять «проклятый греческий закон и присоединять Русь к римской церкви»8.
С утверждением немецкого владычества в Ливонии мы встречаем в ней в миниатюре все черты, которые отличали тогдашний западноевропейский быт; мы видим здесь и стремления пап, желавших господствовать над совестью всех народов, и «культуру» немцев с их стремлением к владычеству над всем миром и над всеми народами, и феодализм с рабством и угнетением простого народа, и пресловутое рыцарство со всеми его уродливыми проявлениями, и кулачное право, и бюргерство и т. д. Словом, полное экономическое и духовное порабощение! Вот что приносилось к финнам и латышам, а затем и к русским под священным знамением веры!..
Как же поступали русские в виду надвигавшейся грозы? Задача отразить пришельцев на первых же порах выпадала на долю новгородцам и полоцким князьям. Но две причины мешали успешным действиям русских: своеволие и рознь. Новгородцы заняты были своими нескончаемыми внутренними распрями, происками и борьбою различных партий. С другой стороны, полоцкие князья никогда не были в близком единении с другими русскими князьями, вели между собою усобицы, боролись с своими же гражданами. Тем не менее с 1206 года начинается непрерывный ряд кровопролитных войн между русскими и немцами, причем ливонцы обыкновенно помогали русским, надеясь с их помощью вернуть свою свободу. Из русских владений в Ливонии пред «железными людьми» первым пал Кукейнос. Узнав о грозных приготовлениях немцев, русские, забрав свое добро, сами зажгли город и ушли далее на восток, а окрестные туземцы разбежались по дремучим лесам, спасаясь от свирепости крестоносцев. Затем очередь дошла до Герсика. Князем этой области в то время был Всеволод, страшный враг латинян9. Епископ Альберт составил коварный план внезапного нападения на Герсик. Это ему вполне удалось. Князь едва успел бежать в лодках, но его жена и вся домашняя прислуга попались в плен. Город был предан разграблению. Не довольствуясь награбленным в большом числе имуществом, «добрый и верный пастырь» Альберт приказал разрушить православные храмы и обобрать св. иконы, украшения и колокола. Целый день продолжались неистовства. На другой день, уходя с награбленным добром и пленными, немцы зажгли город. Всеволод находился на другом берегу Двины. Увидав пожар, он жалостно вскрикнул: «Герсик, Герсик! Любимый город, дорогая моя отчина! Довелось увидать мне, несчастному, пожар твой и гибель моих людей!» Епископ и рыцари, поделив добычу, с княгиней и пленными возвратились в Ригу. Всеволод должен был явиться к Альберту и униженно молить об освобождении своей супруги и русских пленников. Его просьбу исполнили под условием уступки своей волости «в дар Св. Богородицы», т. е. во власть самих немцев10... Впоследствии Всеволод погиб при вторичном нападении врагов. Наконец пал и Юрьев, первое и самое крепкое поселение русских в Ливонии. Там княжил Вячко или Вячеслав, изгнанный немцами из Кукейноса. Он также был непримиримым врагом латинства11. Немцы платили ему равною ненавистью и решились жестоко покарать его. Огромное ополчение рыцарей ордена, слуг римской церкви, пришлых крестоносцев и немецких поселенцев края окружили город 15 августа 1224 года, в тот роковой 1224 год, когда русские впервые увидали татар. Защита была упорная, немцы собрали военный совет: «Не станем терять времени и сделаем решительный приступ. Взяв город, проучим жителей — в пример другим! До сих пор мы поступали слишком милостиво, оттого другим не задано надлежащего страха. Первый, кто взойдет на стену, будет превознесен почестями, получит лучших лошадей и знатнейшего пленника, исключая князя. Ему не будет пощады! Мы повесим его на самом высоком дереве!..» На следующее утро начался приступ. Русские отчаянно боролись. Среди общей схватки брат епископа Иоганн фон Аппельдерн с огнем в руке первый начал взбираться на вал, за ним бросались другие, стремясь взойти на стены раньше товарищей. Началась ужасная резня. Пощады никому не было. Русские были все перебиты. Немцы окружили город со всех сторон и таким образом преградили путь к бегству. Из всех мужчин оставили в живых только одного. Его посадили на лошадь и отправили известить новгородцев о судьбе Юрьева12. Новгородскому летописцу пришлось записать грустное событие: «Того же лета убиша князя Вячка немцы в Гюргеве и город взяша»...
Причины успехов немцев зависели главным образом от образа действий самих русских: они действовали, по обыкновению, недружно. В самые решительные минуты то одни, то другие оставляли поле сражения и даже вступали в союз с немцами. В 1228 году князь Ярослав Всеволодович собрался было в поход против немцев и привел с собою свои переяславские полки. Естественно, что он желал соединить силы Новгорода и Пскова для дружного отпора врагам. Но псковичи наотрез отказались идти в поход и поспешили заключить отдельный мир с немцами, давши им и заложников с тем, чтобы немцы помогли им, в случае разрыва с Ярославом и новгородцами.
— Идите со мною в поход! — звал Ярослав псковичей. — Я зла на вас не думал, выдайте мне тех, кто оговорил меня перед вами.
— Кланяемся тебе, князь, и вам, братья-новгородцы, но в поход не пойдем. С рижанами мы заключили мир. Своей братьи не выдадим... Немцев вы только дразните, а нам приходится отвечать за это...
— Без своей братьи псковичей и мы нейдем! — закричали новгородцы на вече. — А тебе, князь, кланяемся...
Ярославу ничего более не оставалось, как отпустить домой свои переяславские полки.
— Можно ли было при таких отношениях успешно бороться с немцами! — справедливо восклицает историк13.
Новгородцы и псковичи жестоко ошибались, если полагали, что могут ужиться в мире с немцами. Они не могли, конечно, ясно сознавать, что их вражда с опасными соседями — одно из проявлений великой вековой борьбы, которая не с ними началась, не с ними и кончится, но они должны были бы хорошо помнить, что православных русских немцы считали такими же язычниками, как и ливонцев. Можно было предвидеть, что после покорения Ливонии немцы устремятся далее на Восток. Так действительно и случилось. Папа неотложно требовал дальнейшего распространения его власти над русскими. Дерптский епископ Герман первый начал составлять ополчение14. Собралось множество рыцарей. Без объявления войны немцы бросились на Изборск и взяли его приступом. «Из русских никто не был оставлен в покое. Убивали или забирали в плен всех, кто только осмеливался защищаться. Вопль и стоны раздавались по всей земле!» — говорит с торжеством современный немецкий летописец. В самую годовщину Невской победы псковичи поспешили было выступить против неприятелей, но потерпели поражение. Русские, по словам немецкого историка, бежали, «отчаянно пришпоривая и прихлестывая своих лошадей, и лес оглашался стонами и проклятиями». По пятам бежавших немцы15, не теряя времени, устремились к Пскову. Измученные псковичи, не имея времени перевести дух после поражения, не могли защищаться. С ужасом смотрели они на лагерь неприятелей. Кругом горели неукрепленные местности, селения и храмы Божии. Наконец псковичи, после недельной осады, сдались немцам, которые и вступили в обладание всеми землями, принадлежавшими псковичам16. То был громкий успех! Весть о нем быстро распространялась, и новые толпы текли из Западной Европы для продолжения столь успешно начатых завоеваний. В то время как многие из несчастных псковичей бежали из родного города с своими семействами и появились в Новгороде, прося крова и защиты, новгородцы с ужасом узнали, что немцы напали уже на новгородские области. Намерение врагов овладеть Новгородом было очевидно. Забирая новгородские земли, немцы в то же время жестоко опустошали их. Поселяне с жалобами сбегались в город. «Не на чем орать по селам»17. Успехи немцев были быстры и решительны. Овладевши новгородскими пригородами, неприятели показались в местности, непосредственно прилегающей к Новгороду, не далее 30 верст, и хватали новгородских и приезжих торговцев18.
Что же знаменитый невский герой, князь новгородский?! Отчего он допустил врагов причинить так много зла его землям? Увы, его в это время не было в Новгороде. Несмотря на все его высокие и благородные качества, несмотря на укоренившуюся к нему любовь народа, несмотря на славу, покрывшую его после Невской победы, неблагодарные новгородцы не могли ужиться с ним в мире. Даже в виду страшной опасности от врагов, они не могли отстать от своей привычки к мятежам и волнениям. Скоро они заметили, что их молодой князь, начав править самостоятельно, обнаруживает не одни только блестящие качества полководца, но твердую волю и сильный ум правителя: усвоив себе взгляды отца, деда и прадеда, он, очевидно, начал выказывать стремление положить конец внутренним смутам и бестолковому кричанию на вечах, производящему лишь «разньствие в братии». Мы не знаем достоверно, в чем заключалась сущность распри, возникшей между князем и новгородцами. Известно только, что новгородцы «распрение некое показаша, возропташа на св. великого князя Александра Невского, крамоляще, молву составляюще в людех»19 — явление обычное в Новгороде, но вовсе не подходившее к тяжелым обстоятельствам, среди которых приходилось жить на Руси с начала XIII столетия! В справедливом гневе на неблагодарный город, Александр Ярославич, по примеру отца, с матерью, супругой и со всем двором отъехал в суздальскую землю — в Переяславль20. Это было зимою 1240 года. Там он спешил прежде всего исполнить, вероятно, давнее желание своего сердца — основать Александровский монастырь с храмом во имя св. мученика Александра Персского21. Очевидно, среди благочестивых трудов, подобно своим предкам, он жаждал найти отдых от бранных тревог и забот правительственных. Но не долго пришлось ему пробыть на родине. Новгородцы скоро увидали все свое неразумие: близость врагов напомнила им об Александре. Чувствуя свою вину пред ним, они не посмели обратиться прямо к нему. Посольство из Новгорода явилось к Ярославу Всеволодовичу с просьбою дать Новгороду князя. Вероятно, новгородцы надеялись, что Ярослав Всеволодович догадается прислать им старшего сына. Но они ошиблись. Ярослав прислал им другого своего сына, Андрея22. Но не Андрей нужен был новгородцам, — им нужен был Александр. Новое посольство из лучших людей Новгорода, с самим архиепископом во главе, отправилось к Ярославу с поручением усердно просить о возвращении Александра. Дело шло не об одном Новгороде, а касалось всей Русской земли, — и Александр решился явиться на помощь новгородцам23. Честь и слава великой душе, забывающей оскорбления в виду священного долга! Вероятно, пользуясь обстоятельствами, Александр постарался какими-нибудь обязательствами ограничить своеволие новгородцев, чтобы иметь более свободы действий на будущее время24. С прибытием князя все ожило в Новгороде. Народ встретил его с неподдельною радостью. Немедленно вокруг доблестного вождя собралось ополчение. Александр быстро двинулся к Копорью, где укрепились немцы, и взял его. Много неприятелей пало от оружия новгородцев, много попало в плен25. Александр Ярославич строго покарал изменивших русским ливонцев и новгородских изменников26. Очевидно, крамолы и измены особенно ненавистны были прямодушному герою, потому что с другой стороны с пленными немцами он поступил совсем иначе: только некоторых из них привел с собою в Новгород, а остальным возвратил свободу. Милостив был «паче меры!» — как бы с легким утором замечает летописец27.
Но для освобождения Пскова одних новгородских сил было недостаточно. Поэтому Александр отправился к отцу в суздальскую землю просить подкреплений. Ярослав Всеволодович согласился отпустить свои полки, и Александр с свежими силами и с братом Андреем возвратился в Новгород. По своему всегдашнему обыкновению, благочестивый князь прежде всего явился во храм св. Софии и в горячей молитве со слезами просил у Господа сил благословения на новый подвиг28. Здесь же он возвестил поход на немцев, похвалявшихся «укорить словеньский язык»29, и, не теряя времени в ожидании, пока соберется новгородская рать, поспешил занять все дороги, ведущие к Пскову. Немцы еще не успели узнать о предполагаемом походе, как Александр уже находился под стенами Пскова. Город без особенного труда был освобожден. Немецкие наместники были закованы в цепи и отправлены в Новгород. Псков был объявлен свободным30. Немедленно после того Александр устремился на немецкие земли. По приказу князя, новгородцы опустошили их на большое пространство, причем погибло много неприятелей, не ожидавших такой быстроты нападения31.
Страшная весть об освобождении Пскова, подобно громовому удару, поразила ливонских немцев. Вся Ливония пришла в движение32. Быстро собиралось громадное немецкое ополчение. Немцы решили покончить с новгородским князем, подобно Вячеславу. Первый магистр ордена и «честные бискупы» были вполне уверены в успехе. «Пойдем, погубим великого князя русского, возьмем Александра живым в плен!» — хвастливо говорили рыцари33. Эти гордые надежды имели свое основание: все, кто видел многочисленность неприятельского войска, со страхом говорили о «силе немецкой34. Но, надеясь на помощь Божию, невский герой не пал духом. «Воин пред Господом», выступая на решительный бой, он и в Пскове еще раз спешит подкрепить свой дух молитвою. Над стенами кремля, «Детинца», величественно возвышается соборный храм Св. Троицы — святыня, столь же дорогая народному сердцу Пскова, как Св. София Киеву и Новгороду. Псковичи считали своих врагов врагами Св. Троицы; за Св. Троицу они всегда готовы были положить свои головы. Первоначальное основание храма приписывается св. Ольге. Впоследствии храм был построен из камня св. князем Всеволодом-Гавриилом. В главном храме, по левой стороне, между колоннами — серебряная рака с мощами благодетеля и защитника Пскова св. благоверного князя Всеволода-Гавриила и икона его супруги, весьма древняя и близкая к подлиннику35. Здесь-то и пролил слезы, вознося теплые молитвы, Александр Ярославич. Без сомнения, он призывал на помощь св. заступника Пскова, прося его ходатайства пред Богом за свой город. Вместе с князем усердно помолились и его сподвижники и граждане Пскова. Приняв благословение от пастырей церкви, князь выступил навстречу врагам. Время было зимнее. Пользуясь удобными путями, передовые полки Александра должны были выследить движение неприятелей. К несчастию, легкие отряды наткнулись на главные силы врагов. Немцы с яростью бросились на русских и разбили их. Часть войска попалась в плен, другие бежали к Александру с печальным известием о постигшей неудаче36. Однако успех неприятелей, по-видимому, принес им больше вреда, чем пользы. Немцы приняли передовой отряд за главные силы русских и с большою самоуверенностью двинулись вперед. Они шли по направлению к Пскову по льду Чудского озера*. Передовые русские полки отступали пред неприятелями. Между тем к Александру постоянно подходили новые отряды новгородцев, вполне готовые к бою. Главные силы русских сосредоточивались у скалы «Вороний камень», получившей свое название от множества кружившихся там воронов, на Узмени, при повороте из Чудского озера в Псковское. С высоты уступа Александр внимательно следил за движениями неприятельского войска. Пред ним на далекое пространство расстилалось к северу Чудское озеро с низменными, поросшими лесом, берегами, и по льду его, сверкая издали доспехами, двигалось стройное рыцарское ополчение.
Что передумал, что перечувствовал в эти мгновения невский герой!? Глубокое сознание собственной правоты, невозможность какой-либо уступки врагам, покушавшимся на свободу родины, на веру, на все, что дорого человеку на земле, мысль о тех бедствиях, которые враги уже причинили русскому народу, об их гордых притязаниях, — все это с быстротою молнии пронеслось у него в уме, и из глубины души вырвалось у него восклицание, потрясшее сердца русских.
— Рассуди, Боже, спор мой с этим высокомерным народом! — громко произнес он, воздев руки к небу. — Помоги мне, Господи, как некогда прадеду моему Ярославу против Святополка Окаянного37.
Громкие восклицания окружавших его полков раздались в ответ на эти слова:
— О дорогой и честный наш княже! Пришло время! Мы все положим за тебя свои головы!38
Одно чувство общего одушевления проникало сердца русских. Все горели нетерпением сразиться. Для страха не было места.
Была суббота, день 5 апреля 1242 года, на восходе солнца, когда пред русскими открылся клинообразный строй немецкого войска, который русские называли свиньею39. Этот строй страшен для слабого войска, которое он рассекает надвое и дробит на мелкие отряды, подобно скале, разбивающей морские волны. Рассеянные неприятели, теряя между собою связь и вместе с тем присутствие духа, разбегаются в разные стороны. Но не таковы были полки Александра. Несокрушимой стеной двигались вперед «железные люди», стремясь пройти как можно дальше сквозь густые полки русских. Они и прошли. Но дорого стоил им этот путь. Русские не смутились смелым натиском неприятелей и мужественно поражали их с разных сторон. Множество рыцарей пало под ударами топоров и мечей русских. Немцы озираются кругом и вместо ожидаемого расстройства и рассеяния врагов с ужасом видят, как ряды русских плотно смыкаются живою стеной. Грозные взоры русских, их сверкающее оружие, дымящееся неприятельской кровью, их готовность броситься на врагов смутили немцев. Александр Ярославич только и ждал этого «психологического» момента боя. Подобно вихрю, налетел он на оторопелых врагов, совершив искусное обходное движение, и ударил на них с отборными полками с той стороны, откуда они вовсе не ожидали нападения. Военная хитрость Александра вполне удалась. Весь боевой план немцев расстроился. Тогда началась ужасная сеча. Поднялся невообразимый шум от частых ударов мечей по щитам и шлемам, от треска ломавшихся копий, от разрывов льда, от воплей сраженных и утопавших. Казалось, все озеро всколыхнулось и тяжко застонало... Лед побагровел от крови... Правильного боя уже не было, — началось избиение врагов, упорно боровшихся до позднего вечера. Зато и потери их были громадны. Многие пытались спастись бегством, но русские настигали их. Озеро на протяжении семи верст покрылось трупами, вплоть до Суболичского берега. Много славных рыцарей пало в бою и попалось в плен. Войско, недавно еще столь грозное и блестящее, более не существовало40.
Без сомнения, то был один из самых светлых дней в истории Пскова, когда победоносный вождь с торжеством возвращался в город. Весь народ в праздничных нарядах вышел встречать победителя. Впереди шло духовенство — игумены и священники с св. иконами и крестами, в светлых ризах. Вот он, освободитель, герой, защитник веры и родины, впереди своих славных полков. Близ его коня — 50 знатнейших пленных. Какой печальный вид у них, у этих недавно столь гордых завоевателей Пскова!41 Позади войска — множество простых пленных... Несмолкаемый гуд радостных восклицаний раздался в воздухе. Все славили Бога и верного раба Его Александра Ярославича.
— Пособивый, Господи, кроткому Давиду победита иноплеменники и верному князю нашему оружием крестным, свобода город Псков от иноязычных и от иноплеменник рукою великого князя Александра Ярославича!42
— Прославил Бог великого князя Александра Ярославича перед всеми полками, яко Иисуса Навина у Ерихона! Вот говорили немцы: возьмем великого князя Александра руками... Но Бог предал их в руки его, и не нашлось ему противника в брани!43
Общий восторг сменился слезами умиления, когда благочестивый герой, сойдя с коня, поклонившись, с благоговением приложился к святыне и принял благословение. Не гордость победителя — чувство благодарности к Богу озаряло его прекрасное одушевленное лицо. Вступив в город, Александр Ярославич прежде всего поспешил во храм Св. Троицы излить свою душу в благодарной молитве. Светлое торжество, без сомнения, продолжалось несколько дней. Псковичи радушно угощали победителей. Общее одушевление сказывается в словах летописца: «О невегласи пьсковичи! — восклицает он, как бы рассердившись при одном предположении неблагодарности со стороны псковичей, — аще забудете великого князя Александра Ярославича, или отступите от него или от детей его, или от всего роду его, уподобитесь жидомь, их же препита Господь в пустыни крестелми печеными, и сих всех забыша благ Бога своего, изведшего их из работы Египетския Моисеом, се же вам глаголю: аще кто приидет и напоследок рода его великих князей, или в печали приедет к вам жити в Псков, а не примете его, или не почтите его, наречетеся вторая жидова»44.
Отраднее всего замечать, что предки наши, далекие от ропота на Бога в несчастиях, смиренно признавая их за справедливое наказание Божие за грехи, не превозносились суетною гордостью среди торжества победы. Все успехи свои они приписывали помощи Божией. Глубоко религиозным, почти библейским духом веет во всех рассказах, дошедших до нас. Да и немудрено: охраняя свой вертоград, десница Божия видимо помогала в этой борьбе, где прежде всего стоял вопрос о чистоте веры. Сам виновник победы подвигся на брань, потому что «вельми оскорбе за кровь христианскую». Он поспешил, забыв обиды, в Новгород, «разгоревся духом и своею ревностию по Св. Троице и по Святей Софии». Не уверенность в человеческих силах руководила им, напротив, выступая из Новгорода, он «поклонися святей Софии с молбою и плачем». В решительный момент боя он, «вздев руце на небо», призывает Бога. Он разгромил врагов, «победив силою Божиего и святые Софии и святого мученика Бориса и Глеба». «Се же слышах от самовидца, — говорит летописец, — рече ми: яко видех полкы Божия на вздусе, пришедше на помощь великому князю Александру Ярославичу». Не забывает летописец заметить, что самый бой произошел 5 апреля «на Похвалу Святые Богородица»45...
Как бы в ознаменование непрекращающегося покровительства Божия, Псков вскоре обрадован был дивным проявлением благодати Божией46. «Господи, слава Тебе! — восклицает по этому поводу летописец. — Давый нам, недостойным рабом Своим, такое благословение, и на Тя уповаем, Господи Вседержителю, яко призираеши на нас убогих Своею милостью, Человеколюбие» !47
Разделив радость торжества с псковичами, Александр поспешил в Новгород. Без сомнения, новгородцы не отстали от псковичей в выражении сердечной благодарности Богу и восторга по случаю славной победы, о которой память хранилась у них очень долгое время. Даже в конце XVI столетия в храмах возносились молитвы об упокоении братий, павших на льду Чудского озера, как свидетельствуют об этом синодики новгородские48.
Скромный герой не превозносился своими славными победами, но его «прослави Бог»: со времени Ледового побоища, по словам летописца, «нача имя слыти великого князя Александра Ярославича по всем странам, от моря Варяжского и до моря Понтьского и до моря Хупожьскаго, и до страны Тиверийскыя, и до гор Араратьских, об ону страну моря Варяжского, и гор Аравитьских, даже и до Рима великого: распространи бо ся имя его пред тмы тмами и пред тысящи тысящами»49.
Между тем как на Руси радовались по случаю победы, по Ливонии разносилась потрясающая весть о разгроме немецкого ополчения и исполняла всех ужасом. Немцы со дня на день ожидали Александра под стенами Риги. Магистр ордена немедленно отправил посольство к датскому королю просить неотложной помощи против неверных50. Судя по себе, наши враги не могли предполагать, что их благородный победитель считает своим нравственным долгом жить, «не преступая в чужая части». Для него довольно было и того, что он навел страх на фагов, от которого они долгое время не могли придти в себя, и заставил их уважать русское имя. Пробыв немало времени в тревожном ожидании, немцы понемногу успокоились и спешили заключить с новгородцами мир. Послы их явились в Новгород с дарами и поклонами. Александра в это время не было в Новгороде, и новгородцы «без князя» самостоятельно вели переговоры. Немцы отказывались от всех своих последних завоеваний и уступали значительную часть своих земель. Заключенный мир был свято исполнен51.
«Так печально окончилось предприятие ордена против русских! — с грустью восклицает немецкий историк. — Храбрый Александр (der tapfere Alexander) принудил рыцарей к миру»52. Для русских победа на льду Чудского озера имеет огромное значение: здесь указан предел распространению немецкого владычества, здесь Сам Бог рассудил вековой спор германцев и славян, оградив навсегда наше отечество от опасных иноземцев. Что было бы с нашей северо-восточной окраиной, с Новгородом, с Псковом, с прилегающими к ним землями, если бы успех остался за врагами!? Пример несчастной Ливонии дает зам ясный ответ на это. Кто знает — может быть — нам никогда впоследствии не пришлось бы и думать о приобретении берегов Балтийского моря, о тех славных задачах, которые одушевляли Петра Великого...
Примечания
*. Чудское озеро в Псковской губернии. Другое его название — Пейпус. Оно соединяется проливом или так называемым Теплым озером с Малым Пейпусом или Псковским озером. Длина Чудского озера — 90, ширина — 47 верст. Длина Теплого и Псковского озер — 50 верст; ширина Теплого — 9, Псковского — 20 верст.
1. Для первоначальной истории утверждения Ливонского ордена в Прибалтийском краю главным источником служит хроника Генриха Латыша, обнимающая период времени 1184—1226 годы, отличающаяся, впрочем, явным пристрастием к епископу Альберту и немцам. Также: «Monumenta Liv. Ant» 5. Bde. «Scriptores rerum Livonicarum». 2. Bde. Бунге: «Archiv fur die Geschichte Liv-Esth und Kurlands». «Liv-Esth und Kurlandisches Urkundenbuch». 4. Bde. Бонель: «Russisch-Liwlandisch. Chronographie». Энгельман: «Хронологические исследования в области русской и ливонской истории в XIII и XIV вв.». СПб., 1858. Трусман: «Введение христианства в Лифляндии». 1884. См. также: «История Ливонии с древнейших времен».
2. «Tu tantum, remisso exercitu, cum tuis ad Episeopatum tuum cum pace revertaris. eos, qui fidem susceperunt, ad eam servandam compellas, alios ad suscipiendam verbis, non verberibus, allicias». Chronicon Livonicum vetus. p. 64.
3. Руссов: «Scriptores rerum Livonic». 28. Свидетельство о поведении ливонских рыцарей находим даже в папских посланиях. Hist. Russiae. Monument. I, XLVIII, XLIX, LX, XCIX. Как ни возмутительны описанные зверства немцев, тем не менее немецкие историки описывают их с внутренним самоуслаждением. «События первоначальной Лифляндской истории, — говорит один из них, — изображают глубокозаложенное основание, на котором было сооружено здание немецкой государственности. В болотистую почву туземцев, которые, будучи не способны к самостоятельному развитию, не могли жить и не умели умирать, были вогнаны мощные балки немецкой народности, разрушительные почвенные воды были спущены, поверхность почвы укрепилась, ближе примкнула к стволам, и последние стали прямее и плодоноснее... Охранение бассейна Остзейского моря для немецких интересов было национальной задачей, привлечение далекого Востока в область европейской культуры было всемирно-исторической задачей этого побережья и его обитателей». Бинеман. Цитата у Трусмана: «Введение христианства в Лифляндии», 1884. Любопытно сравнить с этим взгляд наших историков на те же немецкие зверства: «Утверждение в Ливонии "божьих дворян" и "честных бискупов" извратило естественный ход событий в Ливонии, задержало на целые столетия то, что должно было совершиться и что ясно намечалось уж до их прихода, а вместе с тем внесло в Ливонию смуту, раздор, войны, кровопролития». История Ливонии с древнейших времен. I. Итак, вот для чего понадобилось, по сознанию Гильдебранда, «великое, часто жестокое разрушение!».
4. Трусман. Введение христианства в Лифляндии. 433.
5. Hist. Russiae Monument. Т. 1. № IV u squ. См. также: «Le catholisme Romain en Russie», T. I. 7—8.
6. Hist. Russiae Monument. Gregorii. R IX ad Episcopum Semigalliensem — ne pax vel treguae cum Paganis et Ruthenis sine apostolici legati consensu fiant.
7. Там же. Honorii. P. III ad judices in Livonia — ut Rutheni, veniuntes inhabitare Livoniam. Latinorum observantiis conslringanlur.
8. Бунге, Band. I, Heft IV, 442.
9. «Latinorum semper infensus inimicus». Chronicon Uvonicum vetus. 134.
10. Scriptores rerum Livonicarum. I, 1, 409.
11. Chronicon Livonicum vetus. 280, 284.
12. Татищев утверждает, что немцы овладели городом посредством обмана: заключив перемирие, они неожиданно зажгли город. III, 431.
13. Соловьев. История России. Т. II, 375.
14. Фрибе. Handbuch der Geschichle L.E. и К., 1, 161.
15. Reimschron. V. Alnp. 84. См. Костомарова: «Севернорусские народоуправства».
16. Арндт. Der Liefland. Chronik. II, 45.
17. Новг. I, 43. Степен. кн. 1, 362. Архивск. 266.
18. Вступив в пределы Новгородской земли, немцы наделали много зла «в отечестве великого князя Александра». Наложив дань на жителей Водской области, они построили крепость на берегу Финского залива, в Копорье (Петербургской губернии Петергофского уезда), взяли Тесово и «гонишася за Л. (30) верст до Новгорода, гость биючи». Соф. 1, 255. Новг. 1, 53. Арцыбашев. 1, 342. пр. 2180. С другой стороны грабежи их простирались по Луге до Сабельского погоста. Беляев. Великий князь Александр Ярославич Невский. 10. О Тесове и Сабле см. у Неволина: «О пятинах и погостах Новг.» в «Записках географического общества», кн. VIII.
19. Новг. 1, 53. Степен. кн. 1, 362. «Тогда бо Новгородцы еще самовластни бяху», — замечает позднейший жизнеописатель. Архивск. 265.
20. Соф. 1, 255.
21. Ист. российск. иерарх., ч. VI, 2. Стр. 941—942; Анания о граде Суздале. 188; Журн. М.Н. Проев, ч. LIX, отд. VI, 231; «История русской церкви» пр. Макария. Т. IV. I, 173.
22. Соф. 1, 255. Новг. 1, 53.
23. Новг. 1, 53. IV, 34. Соф. 1, 255. «Не можаше надолзе терпети достояние отечества своего от неверных расхищаемо». Архивск. 266, оборот.
24. Не на это ли указывает условие в договоре новгородцев с князем Андреем: «А что, княже, брат твой Александр делал насилие в Новегороде, а того ся, княже, отступи». Собрание государственных грамот и договоров, 1, № 1.
25. Бонель. Chronographie, 1. 59, 60, 2. 73, 74.
26. Никон. III. 14.
27. Соф. 1, 255. Архивск. 266 и оборот.
28. Соф. 1, 256. Лавр. 201. Новг. 1, 53. IV, 34. Пск. 1, 179. «Поклонися во св. Софии премудрости Божия Слова со многим молением и слезами». Архивск. 266 и оборот.
29. Соф. 1, 180. Воскр. 151.
30. «Град Псков свободи от плена». Соф. 1, 256. Новг. 1, 53. IV, 37. Пск. 1, 179. II, 4. При освобождении Пскова пали 70 храбрейших ливонских рыцарей. Арндт: Der Liefland Chronik. П, 46; Карамзин. История государства Российского, т. IV, прим. 31.
31. «Землю их пожже и повоева, и полона взя, а иных изсече». Соф. 1, 256. «Пусти полк весь в зажития». Новг. 1, 53. Пск, II, 4.
32. «Они же гордии совкупившеся...» Соф. 1, 256. В рукописном житии говорится, что немцы собрались в поход даже «с помощью кралевою».
33. Соф. 1, 256. Пск. II, 4. Воскр. 150; Фрибе: «Handbuch der Geschichte L.E. и К.», 150. Архивск. 267, оборот.
34. Степен. кн. 1, 363: «Почудишася множеству их».
35. Князев. Указ. достоприм. г. Пскова. М., 1858; Ист. стат. опис. Пск. Троицк. кафедр, собора. М., 1858. Гр. М.В. Толстой. Свят. и др. Пскова. М., 1861; Древняя и новая Россия: «Памятники старинного Пскова». 292—298; «Живописная Россия». Очерк VIII.
36. Соф. 1, 256.
37. Недаром вспомнил Александр Ярославич о победе Ярослава над Святополком. Эта победа также одержана была на льду озера, и притом с новгородскими полками. Восклицание Александра вполне понятно, если принять во внимание гордые речи немцев: «Славяне не могут быть ничем другим, как только нашими рабами!» «Жития святых российской церкви» пр. Филарета, ноябрь. Соф. 1, 257, Пск. II, 4. По рукописному житию: Александр начал бой, «знаменався крестным знамением». Архивск. 267 и на обороте.
38. Там же.
39. Capul porcinum — Schweins-kopf — Фрибе. 1, 165. Немецкое ополчение вел магистр Ливонского ордена Герман Балк (1237—1243); Фрибе. Handbuch der Geschichte Lief-Ehst und Kurl. В. 1, 157. Воскр. 150. Соф. 1, 257.
40. Новг. IV, 37. Архивск. 268.
41. Соф. 1, 258. Арндт. Der Liefland. Chronik. II, 46.
42. Воскр. 151. Пск. II, 4. Степен. кн. 1, 364.
43. Соф. 1, 258. Архивск. 268, оборот.
44. Соф. Там же. Воскр. 151.
45. Соф. 1, 257. Архивск. 268.
46. «В лето месяца (Маия) в того же день, на память св. мученика Александра, явися знамение в Пьскове у св. Иоанна в монастыри, от иконы св. Спаса, над гробом великие Княгини Ярославли Володнмировнча, юже уби свой пасынок в городе Медвежии голове, иде миро от иконы по 18 дений и наиде 4 вощаници, яко в стекляннцу, и привезоша две в Новгород на благословение, а во Пьскове оставиша себе две». Соф. 1, 259. Воскр. 152. Князь Ярослав Владимирович, изменив Русской земле, привел немцев и вместе с ними напал на Псков, После Ледового побоища он возвратился в отечество, примирился с Невским и получил Торжок.
47. Там же.
48. Рукоп. синод. в библиот. Погодина. Беляев. Великий князь Александр Ярославич Невский. 13.
49. Соф. 1, 258.
50. Гиэрн. Lifland... Chronic, in monument. Livoniae. 123; Арндт. Der Liefland. Chronik. II, 45, 46; Кельх. Hist. Livon. 35—39, Бонель. Chronographie, 1, 60; Карамзин. История государства Российского, т. IV. пр. 33.
51. Соф. 1, 258: «Что есмя зашли мечем Псков, Водь, Лугу, Латыголу, и мы ся того всего отступаем, а что изъимали в полон мужей ваших, а теми ся розменим, мы ваших пустим, а вы наших пустите, а Пьсковский полон пустим». Воскр. 151. Новг. I, IV. Пск. II.
52. Фрибе. Handbuch der Geschichte L.E. и К., 166: «Не будь внутренних смут да татарских опустошений «Лифляндии очутилась бы в руках русских».
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |