Глава XIV
Войны с литовцами и ливонскими немцами. — Поход 1262 года. — Раковорская битва. — Финляндский поход
| Радуйся, безопасности всея северныя страны земли Российския охранителю.
(Акаф., ик 5) |
| Радуйся, общаго мира во днех своих устроителю.
(Ик. 9) |
| Радуйся, подвижниче веры...
(Ик. 2) |
После сурового ответа, данного Александром послам папы, в Риме должны были потерять всякую надежду на добровольное подчинение русских. Но это не значило еще, что папы оставят Россию в покое. При известной всему миру настойчивости и строгой последовательности римской политики в достижении намеченных целей, надлежало ожидать, что папы, потерпев неудачу в попытке совратить русских путем убеждения и лести, вернутся снова к обычному в то время способу обращения посредством оружия. Действительно, вскоре после знаменитого посольства мы видим возобновление враждебных действий папства, направленных против нашего отечества. Презрительно смешивая русских с татарами, папа Иннокентий IV посылает в 1253 году епископам и духовенству Ливонии, Эстонии и Пруссии повеление проповедывать крестовый поход против татар, опустошающих Ливонию и Эстонию1. Вступивший в 1255 году на престол папа Александр IV спешит возобновить борьбу с православным русским народом, если можно так выразиться, по всей линии, поднимая против нас литовцев, ливонцев и шведов. Виды папы хорошо обрисовываются в его внушениях, обращенным к рыцарям: все земли, укрепления, местечки и города... даже то, что состоит под властью безбожных татар — все это мы принимаем в полную собственность св. Петра. По обращении в христианство (то есть в католичество) все эти земли, в силу нашего определения, должны состоять на вечные времена под особым покровительством и защитой апостольского престола (sub speciali protectione et defensione apostolicae sedis, postquam ad christianum cultum redacta fuerint, perpetuis temporibus permanere sancimus). Наибольшее внимание должно быть обращено на русских, держащихся греческой схизмы2.
Особенное внимание пап начинает привлекать литовский народ, среди которого около половины XIII столетия совершалась знаменательная перемена. Литовцы долгое время подчинялись многим князьям. Набеги их на соседние земли были опустошительны, но при отсутствии единства власти не имели прочного, завоевательного характера. В половине XIII столетия, под давлением внешних обстоятельств, среди литовского народа обнаруживается стремление к установлению единовластия3. Миндовг идет решительно к этой цели, не разбирая средств. Человек железной воли, необыкновенно хитрый и жестокий, не останавливающийся ни пред каким злодеянием, он представляет собою яркий тип основателя государства в варварские времена. Чего не достигал силой, того добивался он коварством, обманом и подкупом. Наш летописец говорит об нем: «Нача избивать братью свою и сыновце свои, а другая выгна из земле, и нача княжити один во всей земле литовьской»4. Кроме русских, литовцы враждовали с немцами, уже успевшими покорить их соплеменников пруссов. Сознавая невозможность бороться одновременно с русскими и немцами, Миндовг, чтобы обезопасить себя от нападений немцев и обеспечить успех наступательных действий против русских, объявил ордену, что готов принять католичество. Понятно, какую радость должно было произвести это известие во всем католическом мире. Новые, свежие силы отдавались в распоряжение папства. Литовцы позволяли рассчитывать на себя тем, что успели уже подчинить значительную часть православной Руси. Открывались дальнейшие виды на исполнение, при помощи их, заветного желания пап — подчинить русских своей власти. Папа был в восторге и, приняв Миндовга под свое покровительство5, поспешил отправить приказание к ливонскому епископу, чтобы никто не смел оскорблять нового сына католической Церкви6, поручая в то же время епископу кульмскому венчать Миндовга королевской короной7. Далее — папа Александр спешит уже воспользоваться ревностью новообращенного, чтобы направить его против русских8, и, заранее убежденный в успехе, повелевает рижскому архиепископу посвятить епископа в русские области...9 Правда, Миндовг принял католичество притворно, точно так же как латыши и пруссы принимали его под мечами рыцарей10. К тому же он скоро убедился, что для немцев распространение христианства было лишь предлогом и оправданием их завоевательных замыслов. Вместо помощи против русских, немцы под знаменем креста готовили иго его народу... Миндовг отрекся от христианства и королевского титула и снова вступил в борьбу с немцами. Тем не менее можно было предвидеть, что раз намеченная Римом богатая добыча так или иначе попадет в сети папской политики, что действительно и произошло столетием позже... Для России вражда литовцев с немцами представляла, конечно, большие выгоды, и южнорусские князья успешно действовали против Миндовга. Далеко не так удачно шли дела в земле полоцкой. Последним полоцким князем упоминается в летописях Брячислав, тесть Александра Невского, но потом мы встречаем в стольном Полоцке уже Миндовгова подручника и племянника Тевтивила. За полоцкой землей, по-видимому, такая же участь грозила и Смоленску. В 1252 году Миндовг послал своего дядю Выкынга и двоих племянников, Тевтивила и Едивида, воевать смоленскую землю, давши им такой наказ: «Что кто возьмет, то пусть держит при себе!» Как раз в том же году Александр должен был оставить Новгород и спешить в Орду. Отсутствие грозного князя придало еще больше смелости литовцам. В 1253 году они сделали совсем неожиданный набег уже на новгородские земли и, рассеявшись в разные стороны, забирали скот, пожитки и пленников. Отъезжая из Новгорода, Александр оставил там князем второго своего сына Василия. Молодой князь, стремясь подражать подвигам своего великого отца, быстро собрал войско и погнался за литовцами, которые с большой добычей уже подвигались к своим пределам. У Торопца новгородцы настигли варваров и вступили с ними в жаркий бой. Василий Александрович сражался геройски и своим примером воодушевлял других. Отбив всю добычу и пленников, «новгородцы отмстили за кровь христианскую». Этот первый опыт показал, что Александр мог рассчитывать на своего сына. Чрез пять лет литовцы сделали, однако, новый набег под Смоленск и «взяша Войщину на щит»11. Отсюда они направились к Торжку, жители которого мужественно выступили было им навстречу, однако, варвары, ведя беспрерывные войны, научились военным хитростям и устроили русским засаду, при чем «овых избиша, а инех изымаша, и много зла бысть в Торжку»12. Но вскоре затем Миндовг рассорился с рыцарями, и в 1262 году литовцы уже вместе с русскими участвуют в походе на немцев.
Ливонские немцы еще более, чем литовцы, рады были удалению из Новгорода чудского победителя. Немедленно по его отъезде, собрав большие силы, они подступили в 1253 году к Пскову, который был как бы передовым постом русской земли против немцев. Как и в 1242 году, немцы сожгли и разграбили посад. Застигнутые врасплох, псковичи заперлись в городе, но не пали духом. Ледовое побоище еще у всех было свежо в памяти. Собравшись с силами, они бодро выступили из города и бросились на неприятелей. Недаром говорили про них немцы: «псковичи — это народ свирепый! У них вооружение блестящее, а шлемы сияют, как стекла»13. Между тем новгородцы, узнав о нападении, спешили с молодым князем на помощь. Один слух о приближении новгородцев навел страх на рыцарей, обратившихся в поспешное бегство. Не теряя времени, новгородцы воротились домой и, быстро приготовившись, отправились за Нарову во владения немцев, совсем не ожидавших нападения с этой стороны и потому не оказавших отпора, и «створиша волость их пусту». В то же время и псковичи, при виде столь быстрой помощи, погнались за отступавшими немцами, по следам их вступили в Ливонию и, принудив к бою, «победиша я». «Окааннии преступници крестного целования»14, отложив свою гордость, как и в 1242 году, униженно просили мира, соглашаясь на все требования победителей. Мир был заключен «на всей воле новгородской и псковской»15.
Занятый важнейшими делами, Александр теперь, конечно, только издали мог следить за борьбой с врагами России на ее западной окраине, являясь с помощью только в случае крайней нужды, как это было, например, в 1262 году, уже незадолго до его кончины. Побуждаемые посланиями папы Александра и раздраженные изменою Миндовга, истребившего в своей земле всех католиков, ливонцы открыли вновь враждебные действия против Новгорода и Литвы. Александр получил известие об этом как раз в такое время, когда ему невозможно было принять личное участие в походе: ему необходимо было спешить в Орду, чтобы спасти русский народ от грозивших ему в то время ужасных бедствий. Тем сильнее был его гнев на «окаянных преступников правды», спешивших воспользоваться трудным положением его и России, и он решился расправиться с ними так, чтобы они живо припомнили времена Ледового побоища. Как ни тяжело положение России, но он не уступит им ни пяди родной земли, он покажет им, что рука России еще высока! Святая Русь заслонила собою Западную Европу, приняв на свою богатырскую грудь все удары варваров, а спасенные ею, так недавно сами содрогавшиеся свирепости неодолимых монголов, стремятся воспользоваться положением многострадальной земли, чтобы безнаказанно оскорблять ее, прилагать раны к ранам! Всевышний не оставит таких поступков безнаказанными!.. Такие чувства, без сомнения, одушевляли Александра, когда он делал распоряжения относительно похода против немцев в 1262 году. Для достижения возможно полного успеха он не пренебрег даже содействием литовцев. Заключен был союз с литовским князем Миндовгом, жмудским Тройнатом и полоцким Тевтивилом. Все низовые полки отпускал Александр, вверивши начальство над ними своему брату Ярославу, князю тверскому, и зятю Константину с тем, чтобы они во главе с сыном его Димитрием, княжившим тогда по распоряжению отца вместо Василия в Новгороде, и с храброй его новгородской дружиной, двинулись в Ливонию16. Между тем неукротимый Миндовг, не дождавшись прихода русских, ворвался в пределы Ливонии и, внося всюду опустошение, явился под стенами Вендена. «Опустошил он всю землю, — печально говорит немецкий писатель, — и оставил следы своего зверства, на какое только был способен этот отступник и враг христианского имени»17. Но без помощи русских Миндовг мог совершить только опустошительный набег, а между тем русские замедлили в походе. Поэтому литовский князь, удовольствовавшись большой добычей и опустошением неприятельской земли, вернулся домой. Но немцы не успели еще успокоиться, как появились русские с другой стороны. Целью их похода был Юрьев, старинное достояние русской земли. Немцы превратили его в сильную крепость, с большим количеством жителей и сильным гарнизоном. Город был обнесен тремя каменными стенами, под защитою которых враги «пристроили себе на городе брань крепку». Видно, велико было раздражение русских против неугомонных врагов: не теряя времени в правильной осаде, вожди решились на немедленный приступ. С неукротимой отвагой бросились русские на приступ и быстро овладели посадом. Так «сила Честного Креста и св. Софии всегда низлагает неправду имеющих... Ни во что же твердость та бысть!» — замечает летописец18. По обычаям того сурового времени, город был сожжен, имущество разграблено, набрано много пленных. Урон русских был весьма незначителен. Поэтому с трудом верится немецкому историку, утверждающему, что магистр ордена Верпер, собрав войско, напал на русских и, отбив добычу, вслед за ними ворвался в новгородскую землю и произвел страшное опустошение. Русские летописи ничего не говорят об этом. Мир был заключен в том же 1262 году. Памятником похода осталась договорная грамота с немцами, писанная от лица Александра и сына его Димитрия19.
Распоряжения относительно этого похода были последним делом Александра по отношению к ливонским немцам. Не раз и впоследствии возобновлялась вражда с ними, но заслуга Александра состоит в том, что он указал русским путь к победам и этим как бы завещал стоять до конца за русское достояние. Особенно замечательна была война, происшедшая в 1268 году, пять лет спустя по кончине Невского. Сын Александра Димитрий был опять в числе главных участников знаменитого похода, в котором «совкупишася вся княжения русьская в Новгород со множеством вой своих», между тем как с другой стороны также «совкупися вся земля немецкая»20. При Раковоре произошла страшная битва, напомнившая всем Ледовое побоище. Так же, как на льду Чудского озера, Русь, одушевляемая «храборством великого князя Димитрия», сломила железный строй рыцарей «великие свинии», так же гнала их, устилая землю трупами, на протяжении семи верст, и только темная ночь прекратила побоище. Видно, дух Александра еще был жив в новгородцах и псковичах!..
Во Пскове дело Александра продолжал доблестный Довмонт, бывший литовский удельный князь, бежавший из Литвы и нашедший на Руси вторую родину21. Получив при св. крещении имя Тимофей и сделавшись псковским князем, Довмонт поспешил породниться с домом Невского, память которого была священною для псковичей, женившись на внучке Александра, дочери Димитрия Александровича. Так как Довмонт со своими псковичами также участвовал в славной Раковорской битве и сильно опустошил риковорскую область до самого моря, на другой год магистр ордена Отто фон Родепштейн собрал ополчение и, подступив к Пскову, начал громить город стенобитными орудиями. В 1269 году во Пскове как бы повторились памятные дни весны 1242 года. Так же, как тогда, горячо молились граждане в соборном храме Св. Троицы, вместе со своим князем, который, подобно Невскому, не полагаясь на силы человеческие, смиренно сложил свой меч у алтаря. По окончании богослужения игумен препоясал князя этим мечом и благословил на брань за веру и родину. «Слышал я о мужестве вашем, — восклицал Довмонт, ободряя свою дружину напоминанием о Ледовом побоище. — Потягнем, братья, за Св. Троицу и св. церкви и за свое отечество!»22 Одушевленные надеждою на помощь свыше, псковичи сделали геройскую вылазку и причинили большой урон неприятелю, а весть о приближении новгородцев заставила магистра поспешить отступлением23.
Ничто так ясно не говорит нам, сколь «честно и грозно» было имя Александра у западных соседей России, как то обстоятельство, что немедленно после удаления его из Новгорода все они по очереди начинают усиленно нападать на русские области. Шведы также не захотели отстать от ливонцев и литовцев. Не довольствуясь распространением своей власти и католичества в Финляндии, они не переставали думать о захвате новгородских владений. В 1256 году, собрав большие силы, шведы в союзе с датчанами, под начальством Дитмана, появились на берегах Наровы и стали здесь чинить крепость; новгородцы были поражены дерзостью неприятелей и немедленно отправили посольство к великому князю с просьбой о помощи. Положение их было тем более затруднительно, что у них не было вождя24. Княживший в Новгороде Василий Александрович находился в то время во Владимире у отца. Но, известив Александра, новгородцы и сами не бездействовали, может быть из опасения, что Александр, занятый в то время весьма важными переговорами с татарами об исчислении русского народа с целью определения количества дани, или не поспеет прибыть вовремя с полками суздальской земли или и совсем не будет иметь возможности оказать им необходимой помощи. Из Новгорода разосланы были гонцы во все волости с призывом к поголовному ополчению. Призыв не пропал даром: быстро собирались отовсюду полки, и силы возрастали. Уже приготовления новгородцев настолько напугали врагов, что они поспешили подобру-поздорову убраться за море, оставив свою крепость недостроенною25. Но дерзкая попытка не должна была остаться безнаказанной. Как ни занят был то время Александр, он решился проучить старинных врагов своих и добиться во что бы то ни стало прекращения враждебных действий с их стороны. Он решился лично явиться на помощь новгородцам.
Предприятие 1256 года весьма замечательно. Что сам Александр придавал ему серьезное значение, видно из того, что он взял с собою митрополита Кирилла, как бы давая понять, что дело касается не одного Новгорода. Далее — самые действия Александра во время похода, как увидим, весьма любопытны и знаменательны, обнаруживая его планы, клонившиеся не к одному только отражению нападавших врагов. В Новгород Александр прибыл зимою с полками суздальскими и присоединил к ним дружины новгородские. Ясно было, что, несмотря на суровое время года, князь отправляется в поход, но — куда? Этого никто не знал. «Не ведяху, кде князь идет...»26 Ходили слухи, может быть, и намеренно распускаемые, что дело идет о войне с чудью, как русские называли финнов, но наверное никто ничего не мог сказать. Александр, видимо, скрывал цель предприятия, на что, разумеется, он имел свои причины. В самом деле, можно было опасаться, что, узнавши о трудностях дальнего похода, новгородцы, несмотря на присутствие представителя высшей духовной власти, выкажут нежелание следовать за князем и подвергаться всем предстоявшим лишениям. Не менее важно было и от врагов скрыть конечные цели похода. Окончив приготовления и по своему всегдашнему обыкновению помолившись у св. Софии, Александр приказал войскам выступать к Копорью. Митрополит также шел с войском... В Копорье князь остановился, чтобы дать необходимый отдых войску ввиду предстоявших ему трудов. Здесь только все узнали, что пойдут в Финляндию, что князь вознамерился покарать шведов в их собственных владениях. Немедленно среди буйных новгородцев начались волнения. Многие из них по торговым делам, конечно, посещали Финляндию и были знакомы с этой страной. Зачем было идти в эту «страну озер» и чародеев, где высятся гранитные скалы, горные цепи, поросшие лесами «дремучими», где завывают ветры «буйные», где в бесчисленном множестве затрудняют путь болота «стоячие» и озера «бурные», где реки «свирепые» шумят водопадами, где царствуют туманы непроглядные? Что делать в этой стране вечного мрака в зимнее время, когда не отличить дня от ночи во время короткого тусклого просвета? Чем воспользоваться в этой стране с ее скудной, однообразной растительностью, с жалкими деревушками, ютящимися в прогалинах лесов по берегам рек, состоящими из изб-землянок, похожих на шалаши? Правда, шведы, покоряя эту страну, постоянно готовы нападать и на новгородские земли, но разве не миновала опасность? Разве одни приготовления Великого Новгорода не устрашили дерзких врагов? Такие толки раздавались по лагерю, смущая и суздальские полки. Но любовь и доверие к славному вождю превозмогли недовольство. Незначительная часть новгородцев, правда, оставила князя, но большая часть войска изъявила полную готовность повиноваться и следовать за своим вождем, куда ни поведет. Александр не препятствовал уходу недовольных, находя, быть может, что удаление вредных элементов принесет даже пользу среди предстоящих трудностей.
В Копорье митрополит благословил князя и войско и возвратился в Новгород. Александр двинулся в путь.
Финны, населяющие Южную Финляндию, делятся на две семьи: в юго-западной части живут тавасты, «чудь белоглазая». Светлокудрые, с голубыми глазами, широким лицом и носом, коренастые, широкоплечие — они представляют собою типичных финнов. Вялые, неповоротливые, угрюмые, злопамятные и подозрительные, вечно молчаливые — они слыли за колдунов и чародеев. Между тавастами свое влияние распространяли шведы. В восточной части Финляндии жили корелы, более стройные, с правильными чертами лица, с серовато-синими тазами, с густыми темно-русыми волосами, ниспадавшими локонами на плечи. В духовном отношении корелы гораздо живее, общительнее, деятельнее тавастов, добродушны и ласковы. Между ними новгородцы распространяли свое влияние и даже окрестили их в православную веру в начале XIII столетия. Корелы не раз в союзе с новгородцами боролись против шведов. В 1187 и 1188 годах они вторгались даже в пределы Швеции, проникали в Меларское озеро, умертвили епископа упсальского, сожгли и разорили город Сигтуну. Впоследствии такой же участи подверглись город Або и другие шведские владения в Финляндии. Корелы враждовали и с тавастами, владения которых раньше простирались далее на восток, между Ладожским озером и Северной Двиной. К тавастам же принадлежало, по-видимому, и племя ямь или емь, часто заодно со шведами нападавшее на владения новгородцев.
Потерпев в 1240 году поражение на берегах Невы, Биргер далеко не отказался от своих планов и решился достигнуть их более осторожным и обдуманным образом действий. Так, он в 1242 году выстроил замок Тавастгус, в обеспечение шведской власти в Финляндии27. В 1249 году неутомимый ярл решил окончательно закрепить за шведами всю Финляндию и для этой цели вступил в союз с ливонскими немцами. Рижский епископ, по благословению папы Александра IV, задумывал уже учредить новую латинскую епископскую кафедру в финских землях, находившихся под влиянием Новгорода, среди корелов и соплеменных им ингров. Для выполнения этого плана решено было оттеснить новгородцев и для прочности дальнейших действий против них основать на реке Нарове крепость. Дело шло таким образом о полном подчинении всей Финляндии шведам и католицизму и об устранении влияния русских среди финнов. Прочно покоренная страна должна была, очевидно, сделаться базисом, откуда уже можно было приступить и к захвату новгородской земли.
Видно, что Александр Ярославич слишком хорошо знал о положении дел, что, несмотря на сопротивление близоруких новгородцев, на свои трудные обстоятельства и на суровое время года, решился предпринять поход в Финляндию. Приходилось идти малознакомой местностью. К счастью, между туземцами нашлись проводники, так называемые шестники, которые шли с войском; но и они, несмотря на привычность к условиям местности, гибли в большом количестве при страшных переходах по пустынным ущельям гор и топким болотам. «Бысть зол путь, — говорит летописец, — акы же не видали ни дня, ни ночи»28. Но могучая воля Александра и самоотвержение воинов преодолевали все трудности. В сумерки, почти ощупью, терпя недостаток во всем, войско, однако, бодро подвигалось вперед. Великий князь разделял с войсками все лишения, одушевляя их своим примером. И вот, неожиданно явившись в неприятельской стране, Александр, по выражению историка, «прошел по ней, как Божия гроза, из края в край»29. Шведы, пораженные ужасом, или бежали на родину, или попрятались в укреплениях. По крайней мере, мы ничего не знаем об их действиях во время похода. Оставленные ими на произвол русских, туземцы могли оказать только слабое сопротивление. Опустошительным ураганом пронеслись русские по стране и по всему поморью и возвратились в Новгород с большой добычей30.
«Мы положительно ничего не знаем, что имел в виду Александр Ярославич, предпринимая поход против шведов, — говорит один из жизнеописателей Александра. — Быть может, кроме желания наказать их за нарушение прав народа, он имел еще что-нибудь и другое в виду; может быть, в его светлой голове зародилась та же мысль, которая через четыре с половиною столетия была осуществлена Петром Великим»31... Во всяком случае, поход в Финляндию достиг своей прямой цели, разрушив все планы наших врагов, которые должны были убедиться, что ни отдаленность, ни трудности не в состоянии остановить могучей воли, управлявшей судьбами России... Впечатление этого похода, вероятно, было весьма сильно. «Славна бысть земля страхом и грозою его»32. Только 37 лет спустя шведы осмелились снова начать враждебные действия против русских33, но тогда обстоятельства на Руси уже сильно изменились... Можно сказать, Новгород и его обширная область навсегда были спасены для России благодаря подвигам Александра. Богатырь Древней Руси чрез ряд веков подает руку богатырю новой: Петр начал с того, чем окончил Александр.
Но отражая враждебные нападения, в то же время Александр, насколько хватало у него досуга, далеко не прочь был способствовать сближению европейцев с русскими; напротив, мы видим в его деятельности черты, показывающие, что он хорошо понимал пользу, которую могли европейцы оказать русским своими познаниями, искусством, ремеслами и т. п. Посольство в Норвегию к Гакону несомненно обнаруживает попытку завязать дружественные связи с европейскими государями. Громкая слава и обходительность Александра немало иностранцев привлекала к нему на службу34; по свидетельству летописца, он был кормитель и своим и чужим... Не его вина, что ему пришлось вести более войны, чем устраивать мирные связи с европейцами!
Закончим наш очерк отношений Александра к Западу за время его великого княжения словами поэта:
О витязь, делами твоими
Гордится великий народ!
Твое громоносное имя
Столетия все перейдет!(А. Толстой)
Примечания
1. Innocentii р. IV ad archiepiscopum, episcopos et praelatos Livoniae, Estoniae et Prussiae. Contra Tartaros Livoniam et Estoniam vastantes, — crucis verbum praedicent. Hist. Russiae Monument. XC.
2. Бунге. Band. I. Heft IV, 440.
3. Ипат. 201: «Князь Литовьский Миньдовг самодержец бысть во всей земле Литовьской».
4. Там же.
5. Hist. Russiae Monument. I, № LXXXII. См. также Шегрена: «Ueber die Wohns. und die Verhaltung. der latvagen». 1858, 47. «Русско-Лив. Акты». 5.
6. Hist. Russiae Monument. I, № LXXXII1.
7. Там же. № LXXXIV. LXXXV.
8. Alexandri p. IV ad regem Lithuaniae — permittit ei regnum Russorum bello invadere, suisque ditionibus adjungere. Hist. Russiae Monument.
9. Бунге. Liev-Ehst und Kurlandisches Urkundenbuch nebst Registern. Band. I, 363.
10. Ипат. 188: «Крещение же его льстиво бысть: жряще богом своим втайне».
11. Соф. 1, 270. Воскр. 162: «Приидоша Литва с Полочаны к Смоленьску и взяша Войщину на щит». Войщина — небольшой городок, ныне местечко Боево Могилевской губернии Оршанского уезда.
12. Соф. 1, 270.
13. Reimschron. V. Alnp. 84. См. Костомарова: «Севернорусские народоуправства во время удельно-вечевого уклада».
14. Соф. 1, 280.
15. Новг. 1, 55.
16. Соф. 1, 272. Воскр. 162. Новг. 1, 57.
17. Арндт. Der Lieflandisch. Chronik., ersler Theil. 61.
18. Соф. 1, 272—273. Воскр. 162. Новг. 1, 57. Архивск. 278.
19. Известия. II отд. Императорской Академии наук, т. X. вып. III, 205.
20. Соф. 1, 278.
21. Карамзин. История государства Российского, т. IV, прим. 121; Энгельман А.Е. Хронологические исследования в области русской и ливонской истории. СПб., 1858.
22. «Братья мужи Псковичи! кто стар, тот отец; а кто млад, то ми брат! Слышал есми мужество ваше во всех странах: се же вам предлежит живот и смерть. Брате моя! потягните за дом Св. Троицы». Эту речь, по сказанию, Довмонт произнес перед походом на Литву в 1266 году. История государства Российского, т. IV, пр. 128.
23. Соф. 1, 280: «Немцы... большую рану всприяша... и побегоша за реку».
24. Новг. 1, 56: «Тогда не бяше князя в Новегороде».
25. Там же.
26. Там же: «Новгородци не ведяху, где князь идеть, друзии же творяху, яко на Чудь идеть».
27. Долин. Geschichte des Reiches Schweden, aus dem Schwedischen ubersetzt. II. 167.
28. Новг. 1, 56. Соф. 1, 269—270. Воскр. 161. Архивск. 277.
29. Беляев. Великий князь Александр Ярославич Невский, 24.
30. Новг. 1, 56. Лавр. 203. Воскр. 161. Соф. 1, 270.
31. Холодный. Жизнь и деятельность великого князя Александра Ярославича Невского, 172.
32. Соф. 1, 270.
33. В 1293 году. Новг. 1, 65.
34. Карамзин. История государства Российского, т. IV, прим. 111.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |