Концепция верховной власти
Для изучения организации управления в государстве необходимо прежде всего рассмотреть, кем и каким образом осуществлялась верховная власть. Во главе Монгольской империи стоял монарх-Чингисид. Основными компонентами концепции монархического правления являются, вероятно, следующие: внешнее оформление власти монарха (титулатура и придворный церемониал), обоснование ее (легитимизм) и осуществление (компетенция государя). Рассмотрим по порядку все эти пункты.
Титулы правителей
Каан (хаган) — монархический титул у монголов XIII—XIV вв. — пришел в Еке Монгол улус из раннего Средневековья. В форме «каган» этот титул существовал у сяньби, жужаней, авар, тюрок-туцзюэ, сеянь-то, уйгуров, кыргызов, хазар, ранних киданей и других тюркоязычных и монголоязычных народов IV (V?) — XI вв. Судя по «Тайной истории монголов» и «Джами ат-таварих», в XII в. звания «хаган» и «каан» носили предки Чингис-хана — Хабул, Амбагай, Хутула1 и изредка предводители других племен2. В литературе нет единого мнения по поводу того, отражает ли эта информация действительно применявшуюся тогда титулатуру или же является следствием позднейшего переосмысления. В пользу первого мнения свидетельствует упоминание титула в источниках. В пользу второго — контексты его употребления и некоторые дополнительные сведения, а именно следующие. Государями найманов в первой половине XII в. были братья Наркыш-Таян (старший) и Эниат-каан (младший). Наркыш-Таян был выше рангом, чем младший брат, обязанный делиться с ним военными трофеями3. Налицо зависимость «каана» от вышестоящего вождя. Монгольских предводителей середины XII в. каганское звание не привлекало. В 1147 г. глава монгольского улуса отверг предложенный чжурчжэнями княжеский титул вана как недостаточно высокий, но провозгласил себя не каганом, а цзу-юань хуанди (т.е. на китайский манер — «император-основатель династии») и объявил девиз правления4. Однако этот акт не имел далекоидущих последствий, и монгольские лидеры дочингисовской поры не обладали императорским званием. Ни у одного из них не было достаточно владений и военной силы, чтобы уравнять себя с могучими монархами соседних стран. Это выглядело еще отчетливее позже, когда появилась возможность сравнить примитивные улусные структуры с имперской государственностью XIII в. Поэтому хронисты и заявляли, будто до воцарения Темучина у монголов не было единого, общего для всех правителя5, да и сам Чингис-хан придерживался такого мнения6. Правда, можно допустить, что произошла девальвация древнего титула, причем настолько, что и мелкие степные князьки считали возможным присваивать его себе. Но это не так, поскольку всемогущие самодержцы-Чингисиды пользовались им7. Скорее всего Хабул, Амбагай, Хутула и предводители окрестных племен были ханами, что вполне согласуется со званием вана, периодически предоставлявшимся некоторым из них цзиньским двором.
Кто же был первым кааном Монгольской империи? По этому поводу есть две точки зрения. Одни исследователи называют Чингис-хана, другие — его сына и преемника Угедэя. Сторонники второй версии8, как правило, основываются на том, что Чингис-хана немонгольские источники не называют Чингис-кааном или Чингис-хаганом. Титул «каана» употребляется всегда с именем Угедэя. Они единодушны в том, что преемник Чингис-хана сам принял этот титул (иногда даже уточняют: по наущению уйгуров-несториан). Однако Бар Эбрей, Джувейни, Рашид ад-Дин сообщают о наделении Угедэя каанским званием на курултае по инициативе сородичей и знати. Причем в сценах интронизации Угедэя нет ни единого намека на то, что каанство вводится впервые9. Вероятно, термин «каан» был известен и ранее. Не в период ли правления Чингис-хана? «Тайная история монголов» называет основателя империи «Чингкис-хаганом». Р. Груссе считал этот титул посмертным. Но наречение храмовым именем, т. е. посмертным титулом, принадлежит китайской политической традиции. Чингис-хан действительно удостоился посмертных обозначений «Тай-цзу» и «шэн-у хуанди», однако произошло это уже при Юанях в китайской части империи. При жизни же он довольствовался ханским достоинством10.
В «Тайной истории монголов», в повествовании о событиях 1200—1203 гг., говорится о том, что после победы над меркитами и Джамухой соратники «Тэмуджина Чингис-хаганом нарекли, ханом сделали» (temujin-i čiŋkis qaqan keen nereitču qan bolqaba)11. По мнению Р. Груссе, авторы «Тайной истории монголов» соединили несоединимое — прижизненную и посмертную титулатуру государя12.
Обратимся к тексту монгольской хроники. Выражение «qan bol-» («стать ханом») встречается в нем несколько раз и, похоже, выступает как терминологический трафарет для обозначения акта венчания на царство13. В таком случае следовало бы ожидать различий в употреблении фраз, применяемых для обозначения коронационной церемонии и для реального воцарения. В самом деле, около 1180 г. соратники Темучина его «Чингис-хаганом нарекли». После этого состоялось распределение новым государем административных должностей. «Тайная история монголов» пишет, что это произошло, когда «Чингкис стал хаганом» (čiŋkis qaqan boluat...)14 Здесь речь идет уже не о ритуале, а о начале отправления государем своих функций15, тем более что выше в том же источнике написано: «Когда Темуджин станет ханом» (temujin-i qan boluasu)16, т. е. выражение «qan bol-» использовано по традиции, в данном случае для обозначения принятия кочевым вождем титула кагана. Ведь Темучин, судя по данным источника, стал все же не ханом, а каганом. Характерны и нюансы подобного рода в предсмертной речи Джамухи, который обращается к побратиму то «хан-анда», то «хаган-анда», но о провозглашении его правителем говорит: «место хана тебе вручили» (qan oro čimadur joriba)17. Видимо, каганский ранг Темучина признавался в конце XII в. только его немногочисленными дружинниками и подданными.
В глазах же соседних степных лидеров Темучин оставался обычным предводителем улуса и являлся улусным ханом. Каганом кочевой империи его пока никто не признавал.
Сторонники признания титула «хаган» позднейшей, посмертной интерполяцией ссылаются на то, что при жизни Чингис-хана его так не называли. Но следует помнить, что устойчивое сочетание «Чингис-хан» служило личным тронным именем (что, в отличие от невероятных посмертных прозвищ, знакомо кочевой государственности, прежде всего древнетюркской), а ведь должен был быть еще и титул. Чтобы отыскать его, нужно найти в монгольском источнике такие высказывания подданных о государе, где о нем говорилось бы без слова «Чингис-хан». Сыновья обращаются к нему со словами «хан-эчиге» и «хаган-эчиге» — «хаган-отец»18. Но это в кругу семьи, где не обязательно использовалась официальная титулатура. А вот Шиги-Хутуху, один из высших иерархов Монголии начала XIII в., и уйгурский идикут называли Чингиса просто «хаган»19. Следовательно, это и был титул Темучина, употреблявшийся наряду с тронным именем20. К тому же в армянской «Истории народа стрелков» (XIII в.) Акнерци рассказывает о том, что к Чингису явился некогда ангел и, продиктовав ему ясу, нарек кааном и «с тех пор стал [он] называться Чангыз-Каан»21. Акнерци особо оговаривает, что данные сведения поступили «от самих татар»22, т. е. здесь мы имеем дело тоже с монгольской информацией, но уже из вторых уст.
Таким образом, титул «каган» впервые был принят Чингис-ханом. Вопрос о времени этого события для нас несуществен, но все-таки выскажем такое соображение. Каган в степных державах обычно возглавлял независимое государство. Поэтому можно предположить, что в период признания монгольскими ханами номинального «вассалитета» от Цзинь такой титул у Чингис-хана появиться не мог. Вероятно, лишь официальный разрыв Чингис-хана с пекинским двором в 1210 г.23 положил начало подлинной государственной самостоятельности монголов, послужил основанием для превращения ханства-улуса в каганат. Китайские источники прямо связывают конституирование Монгольской империи с началом конфликта степняков с Цзинями24. В середине XIII в. при написании «Тайной истории монголов» ее авторы умышленно отнесли принятие Темучином каганской) звания к 1180 г.
Идеологические основы монархического правления
Любая власть должна иметь идеологическое обоснование. Было бы ошибочным полагать, будто правители Монгольской империи не ставили перед собой проблемы легитимации своей власти25. Ведь оправдать и узаконить царствование Чингисидов требовалось в глазах не только многочисленных жертв завоеваний, но и кочевого населения Центральной Азии, привыкшего подчиняться своим «природным» ханам, и в глазах сородичей-борджигинов, оттесненных от трона.
Материальные причины появления власти, стоящей над народом, долго были скрыты от сознания людей. Они явились лишь позднейшим исследователям, а современниками оставались абсолютно непознанными. Генезис ханского достоинства трактовался идеалистически, в виде стихийно оформлявшейся концепции харизмы. Для человека Средневековья законность власти означала ее санкционированность божественными силами.
Прежде всего освящение прерогатив кагана проступало в формуле его полной титулатуры. Так, суверен хунну во II в. до н. э. титуловался «Поставленный Небом великий шаньюй». Позднее, по рекомендации китайского перебежчика, более пространно: «Рожденный Небом и Землею, поставленный Солнцем и Луною хуннский великий шаньюй»26. В документах, относящихся к I в. до н. э. нет упоминаний о столь длинном наименовании, но дается словосочетание «чэнли гуту», где первое слово означает «небо», второе — «сьш»27. Это созвучно монгольскому «тэнгэ-рийн хууд» («сыновья неба»)28 или тюркскому taŋŋri qut (y) («порождение неба, дух неба, благодать неба»)29. Пока отметим лишь, что во всех этих вариантах присутствует выражение «Рожденный/Поставленный Небом».
Полное звание правителя древних тюрок было приведено в послании кагана суйскому императору 584 г. Каган назвал себя «Рожденный Небом великий Тукюе, мудрейший и святейший в Поднебесной Сын Неба» Или Гюйлу Шэ Мохэ Шиболо-каган30 или «Рожденный Небом, мудрый Сын Неба, каган тюркского государства» Или Гюйлу Шэ Мохэ Шиболо-каган31. Едва ли это дословно переданный действительный титул. Вероятно, здесь объединение самого титула с его китайским переводом. Оригинал, же попробуем реконструировать так: täŋrŋi dä bolmïš el qutluγ šad türk bilgä baγa ïšbara qaγan, т. е. «Небом рожденный (букв. "на небе ставший [живым]"), счастливый (или священный) князь державы, тюркский мудрый (или: великий, облеченный властью) Бага Ышбара-каган»32. Первая и последняя части формулы совпадают с развернутым вариантом титулатуры шаньюя: «Рожденный/Постав-ленный Небом... хуннский/тюркский шаньюй/каган». Характерно, что китайские императоры, признавая за государями второго Восточно-тюркского каганата (680—745) царское достоинство, называли их именно этим общим выражением (частично модифицированным): «Дэ-цзинь Гйедемиши Да Шаньюй»33. По-древнетюркски это звучало, видимо, так: täŋri jaratmïš bilgä a saŋyü — «Небом поставленный мудрый (великий — кит. "да") шаньюй/каган». Иногда к хану обращались и просто «дынли-хан»34 (древнетюркское täŋri qaγan35; ср. хуннское «чэнли гуту»). Полностью большой титул начертан в рунических надписях-эпитафиях, сочиненных в VIII в. в честь кагана Могиляна и его брата, военачальника Кюль-Тегина: täŋri täg täŋri jaratmïš (или täŋri dä bolmïš) türk bilgä qaγan, т. е. «Небу подобный, Небом поставленный (или Небом рожденный) тюркский мудрый каган»36.
Сведения о хуннской концепции верховной власти мы черпаем из сочинений китайских хронистов, для которых связь с Небом мыслилась только через персону своего императора; звания же кочевников представлялись им проявлением «варварского» высокомерия37. А вот насчет древнетюркских доктрин имеются данные из Орхонских текстов, «Рожденный Небом» — не просто автоматически повторяемое клише; в рунических надписях оно многократно расшифровывается: «По милости Неба и потому, что у меня самого было счастье, я сел (на царство] каганом»; «Небо, дарующее [ханам] государства, посадило меня самого... каганом, чтобы не пропало имя и слава тюркского народа»; «Небо... сказало: я дало тебе (тюркскому народу. — В.Т.) хана»; «по воле тюркского Неба и тюркской священной родины (букв. "земли и воды". — В.Т.) я стал ханом»; «я, благодаря благости Неба, сам воссел на трон» и т. п.38.
Совпадение титульных выражений и присутствие одних и тех же космогонических персонажей наталкивает на мысль о близком сходстве, если не идентичности, идеологических построений в сфере легитимизма у хунну и туцзюэ. Согласно этой общей для них концепции: 1) каган рожден Небом, т. е. Небо вручает ему царство (поскольку существует синонимичное выражение «поставленный Небом», то ясно, что подразумевается не физическое рождение, а именно воцарение); 2) на этом поприще с Небом сотрудничает Земля (у хуннов еще Солнце с Луной, у тюрок — Вода); 3) цель этих акций потусторонних сил — благоденствие народа, о чем неоднократно говорится в Орхонских эпитафиях.
Уйгуры, построившие свой каганат (745—840) на развалинах Тюркского, сохранили эти воззрения, видимо, без особых изменений. Так же как и у туцзюэ, Небо и Земля в декларациях их правителей трактовались как первопричина создания державы-эля и ее закона-тӧрӱ, как гарант процветания народа39. Реконструированный В.В. Радловым каганский титул уйгуров демонстрирует продолжение хуннской традиции: «Кат кутлук айдынлык ади улук куч мунмиш кат кучлук пак каган» («Очень счастливый, блестящий, очень высокая сила воссевший очень сильный государь хан»)40. Кроме того, уйгурского правителя называли и малым титулом — «дэнли-хан/тэнгри-каган» и «тянь-хан» («небесный государь»)41.
О том, как представляли себе верховную власть кыргызы, сменившие главенствовавших в Центральной Азии уйгуров, информации нет. Титулы кыргызских правителей, переданные иероглифами42, не идентифицируются с хуннскими и тюрко-уйгурскими. В начале X в. пространство от Алтая до Ляодуна подчинили себе кидани. Сначала их предводитель именовался каганом43, но с развитием государственности этот титул перестали употреблять. Уже основатель династии Ляо Елюй Амбагай объявил себя по китайскому образцу императором (тяньхуан-ван); так же поступали его преемники44. Причем Небо в киданьских воззрениях выступало уже в другой ипостаси: Амбагай считался императором Неба, его супруга — царицей Земли, которая теперь персонифицировалась в образе старухи45. Следовательно, с падением Уйгурского каганата (середина IX в.) хунно-тюркская традиция трактовки верховной власти пресеклась.
За разгромом Ляо последовала 80-летняя хаотичная междоусобица между монгольскими и тюркскими племенами Центральной Азии. Но когда на исторической арене появился Еке Монгол улус, представления его правителей о монархическом правлении выглядели настолько стройными, что поневоле усомнишься в их конвергентном образовании в среде родов и племен Трехречья. Имеются сведения об отсутствии пространного титулования каана. Бар Эбрей писал: «Монголы не дают своим царям и знати пышных имен и титулов, как другие народы... А что касается [имени] того, кто восседает на престоле, они только прибавляют одно имя, а именно "хан" или "каан". И братья, и его родичи зовут его первым именем, данным ему при рождении»46; Джувейни свидетельствует: «Когда один из них (царевичей-Чингисидов. — В.Т.) наследует трон державы, он получает одно добавочное имя "хан", или "каан", кроме которого ничего не пишется»47. К братьям же и сыновьям каана «обращаются по именам, полученным при рождении, — как в присутствии их, так и в отсутствие; и это применяется и к простолюдинам, и к знати»48. Но здесь говорится о ситуации обращения подданных к кагану, и правильность наблюдений сирийского и персидского авторов подтверждается материалами «Тайной истории монголов». А ведь полный титул у хуннов, тюрок и уйгуров назывался лишь в торжественных декларациях государя, написанных от первого лица, к своему народу или к соседним монархам. Именно в такой ситуации Чингис-хан провозгласил: muŋke teŋkeri-yin kučun-tur teŋkeri qajar-a kuču aoqa nemekdeju kur ulus-i šidurqutqaju (букв. «Вечного Неба силою, посредством Неба и Земли величие я умножил, многоплеменную державу подчинил своей власти»49. Ссылка на божественное покровительство («Вечного Неба силою») оформлена в эпической традиции — по образцу старой каганской титулатуры. Лишь указание на небесное происхождение или уподобление Небу здесь заменено заявлением о небесном источнике могущества кагана и обладании «силой», необходимой для создания «кур-улуса»50.
На печати каана Гуюка, поставленной на послании папе Иннокентию IV (1246), имеются слова: monkä täŋri-yin küčun-dür уеке monγol ulus-un dalay-yin qan-u jarliq51 («Силою вечного Неба, беспредельной великой Монгольской державы хана ярлык»)52. Эта надпись еще ближе к старым степным формулировкам титулатуры (см. таблицу). Другие документы столь высокого ранга, как послание каана главе христианского мира, неизвестны.
Как видим из таблицы, структура титулов выдержана в строгом каноне. Полная идентичность монгольской схемы титулатуры хунно-тюркской позволяет, во-первых, рассматривать фразу на печати Гуюка в качестве полного титула монгольского государя; во-вторых, предполагать сходство в объяснении хуннами, древними тюрками и монголами сакральной связи монарха с высшими силами. Посмотрим, что предлагают на этот счет другие источники.
Придворный Хорчи пересказывает Чингис-хану вещий сон: «Небо с Землей сговорились, нарекли Тэмуджина царем царства (ulus-un ejen. букв. "господин народа, или державы". — В.Т.). Пусть, говорят, возьмет в управление царство!»53. Т.е. сверхъестественная помощь заключается прежде всего в совещании Неба и Земли по поводу кандидатуры кагана и в избрании его. На каком основании избирается ими тот или иной человек? «Не оттого, что у меня есть какие-либо доблести, — писали советники Чингисхана от его имени даосу Чан-чуню, — а оттого, что у Гиньцев (цзиньцев. — В.Т.) правление непостоянно, я получил от Неба помощь и достиг престола»54. Эта конфуцианская казуистика могла исходить от киданьских окитаившихся советников, но не от монгольского персонала ханской ставки. С китайским адресатом и разговаривать нужно было «по-китайски», поэтому на монгольскую харизматическую концепцию наслоились здесь чуждые ей категории праведности-неправедности. Реальнее выглядит аргументация кагана в отношении своей избранности перед монгольским окружением в монгольском же источнике: «От восхода до заката я трудился до тех пор, пока не пожаловали Небо и Земля [мне] силы»55. Активность и целеустремленность представлялись критериями для получения монаршего сана; «труды» дают «силу»56.
Таблица. Сопоставление титулов верховных правителей в кочевых империях
| Государство | Элементы полного титула | верховного правителя | ||
| Указание на небесное покровительство | Этнополитическое определение | Почетный эпитет | Собственно титул | |
| Хунну | Поставленный Небом | Хуннский | Великий | Шаньюй |
| Тюркский каганат | Небу Подобный или Небом Рожденный (Поставленный) | Тюркский | Мудрый или правящий | Каган |
| Монгольская империя | Силою Вечного Неба (Поставленный) | Великой Монгольской державы | Океана | Хан |
Составлено по: Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г.; Малов С.Е. Енисейская письменность тюрков. Тексты и переводы; Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности Монголии и Киргизии; Материалы по истории сюнну (по китайским источникам). Вып. 1; Материалы по истории киргизов и Киргизии. Вып. 1. М., 1973. «Океана» — А.П. Григорьев также находит возможным переводить выражение «dalay-yin qan-u» как «великого хана» (Григорьев А.П. Монгольская дипломатика XIII—XIV вв. С. 17—21, 31). «Хан» — в монгольском варианте высшего титула благодаря аффиксу «— yin» у слова «dalay» в почетный эпитет превращается вся предыдущая часть фразы(если указанное слово не относится к «qan»).
В избрании государя и вручении ему власти участвуют Небо и Земля (как бы в подтверждение сна Хорчи Чингис позднее скажет: «Я теперь усилился в своей власти волею Неба и Земли, могуществом Вечного Неба»57). Но чаще Небо выступает самостоятельно как высшая субстанция. А каковы функции Земли? И на этот вопрос отвечает Чингис-хан: «Меня Тэнгрий могучий призвал, а Земля-Мать-Этуген на груди пронесла»58. Значит, Земля — первая инстанция, через которую начинается осуществление небесной воли. Породив (доставив в мир) кагана, Мать-Земля в дальнейших событиях активного участия не принимает. Правда, по некоторым отголоскам кочевой харизматики в фольклоре можно судить, что она «отвечает» за личную безопасность и здоровье кагана59. Далее Небо указывает помазаннику владения и подданных — объекты его будущей власти, помогает осуществить завоевания. «Вечное Небо оказало помощь, раскрылись небесные створы, собрал я свои народы», — изрекает Чингис-хан60. Аналогичная идея видится в письме Гуюка римскому папе Иннокентию IV: «Посредством могущества Неба все царства от восхода до заката были вручены нам, и мы владеем ими»61. Выполнив волю божественных сил и воспользовавшись их благосклонностью, каган-завоеватель вручает им плоды своих «трудов». «Владыке Небу, — говорит Чингис младшей родне, — я вверился совершенно и доверил [ему] все государство!»62
Сведем воедино ступени осуществления каганской харизмы в понимании средневековых монголов: 1) Небо и Земля избирают достойного кандидата на царство; 2) Небо назначает его, Земля порождает (доставляет в мир) и охраняет; 3) Небо вручает кагану силу и предоставляет возможности для осуществления возложенных на него задач; 4) Небо помогает кагану во всех его начинаниях; 5) Небо служит гарантом могущества государя и его преемников; 6) каган, создав государство, вручает судьбы его и свою Небу. Все это вполне сопоставимо с идеями хуннов и тюрок. Мифологическими построениями концепция верховной власти, конечно, не ограничивалась.
Представления о функциях правителя
В.С. Таскин на основе сведений китайских источников перечислил прерогативы шаньюя хунну: представление своей державы в сношениях с другими государствами; верховное командование войсками; охрана территории хуннов; вероятно, высшая судебная инстанция63. По справедливому заключению С.Г. Кляшторного, основанному главным образом на информации рунических текстов, функции кагана туцзюэ сводились к исполнению примерно тех же обязанностей. К ним добавлялись расселение подданных и переселение в случае необходимости побежденных племен; обустройство домениальной территории Отюкен64. В целом каган выступает, во-первых, как глава гражданского управления (в качестве лидера правящего рода, верховного вождя, судьи и жреца), во-вторых, как глава политической организации (в качестве военного предводителя)65.
Имея в виду эти характеристики, обратимся к ситуации в Монгольской империи. Еще до ее создания центральноазиатские степняки имели четкие представления о функциях правителя. Когда началось возвышение Темучина, верхушка племени джуръят рассудила: это именно «тот человек, который мог бы заботиться о войске и хорошо содержать улус»66. Здесь мы имеем дело с очередным трафаретом, взятым из раннего Средневековья, так как, согласно енисейским рунам, кыргызский хан тоже «держал эль и возглавлял бодун»67. Наиболее компетентное мнение принадлежит, конечно, самому кагану. В «Алтан тобчи» приведены слова Чингис-хана: «Став опорой [государства], я принял на себя трудное дело охраны народа»68. Таким образом, власть государя осуществлялась по трем основным направлениям: охрана целостности и укрепление державы (эля, улуса); забота о ее населении, народе (тут следует вспомнить слова Орхонских эпитафий о каганских благодеяниях для всех тюрок); ведение завоевательных войн, забота об армии. К этим же пунктам сводятся и Чингисовы поучения сыновьям. Здесь вновь акцентируется внимание на поддержании благосостояния народа и боеспособности войска69.
Мы ставили проблему определения концептуальной основы верховной власти, поэтому на конкретных проявлениях прерогатив кагана, описанных почти во всех исследованиях по монгольской истории XIII в., останавливаться не будем. Но власть кагана имела еще одну сторону, слабо освещенную в литературе, — ритуальное оформление.
Традиционные элементы придворного церемониала
Концепция верховной власти находила свое воплощение, кроме всего прочего, в церемонии коронации. Довольно подробная информация о ней поступает из нескольких источников. Для цельности картины не станем разбирать эти сведения одно за другим, но попытаемся соединить их в одну схему. Нужно учесть, что, несмотря на очевидную стабильность ритуалов, некоторые их детали варьировались на различных коронационных курултаях, поэтому ниже будут указываться имена провозглашаемых в каждом отдельном случае каанов. Из всех информаторов, видимо, только Плано Карпини со своими спутниками был очевидцем венчания на царство; остальные авторы описывали это событие с чужих слов, но наиболее детально оно отражено у Бар Эбрея и Джувейни. Приводя эти данные, мы имеем в виду, что наша цель остается прежней — найти соответствия с предыдущими государствами кочевников70. Итак, интронизация очередного каана происходила в следующем порядке.
1. Шаманы назначают благоприятный день (это отмечено в описаниях коронации Угедэя, Гуюка и Мункэ)71.
2. Присутствующие обнажают головы и развязывают пояса, демонстрируя покорность воле Неба (Угедэй, Гуюк, Мункэ)72. Аналогичная церемония происходила при коронации ильхана Аргуна73.
3. Участники курултая просят избранника занять место каана, на что следует символический отказ в пользу старших родственников (Угедэй, Гуюк)74.
4. Приближенные «силой», под руки усаживают каана на трон (Угедэй, Гуюк, Мункэ)75. Аналогичная церемония отмечена у древних тюрок76, сельджуков Рума77, при воцарении ильханов Текудер-Ахмеда и Аргуна78.
5. Знать и военачальники приносят присягу в верности (Гуюк, Хубилай)79; то же у румских сельджуков80. Источники не конкретизируют содержания присяги, но можно предположить, что раз вся церемония была отработана и практически неизменна, то и клятва содержала некие застывшие сентенции. Мы располагаем текстом присяги соратников Темучина, данной своему лидеру в конце XII в.81, но это типичный договор вождя и дружины. Среди различных заверений в преданности, о которых сообщают монгольские источники, обращают на себя внимание однотипные выражения. Так, тайджиуты во главе с Наяа говорили Темучину: «Мы, с полной верою в тебя, пришли отдать свои силы»82; уйгурский идикут — Чингис-хану: «Если бы хаган соблаговолил... всю силу отдал бы тебе»83; военачальник Мэнгэту-сэчэн — Чингис-хану: «Будем трудиться, отдавая тебе свою силу»84; военачальник Богурчи, стыдя некоего Чуу-мергена, бегущего от тайджиутского войска, говорил: «Так-то ты, убегая, отдаешь силу владыке» (Чингис-хану)85; кравчий Чингиса баурчи Сараман — Чагатаю: «Ты... еще не родился, и еще не собралось множество подданных, а я уже отдавал свою силу хану, твоему отцу»86; и т. д. То же выражение в Орхонских памятниках обозначало верную службу тюрок государю: «Пятьдесят лет отдавали [они ему] свои труды и силы... Какому кагану отдаю я мои труды и силы?»87. Слияние «силы» подданных и осуществляемых ее посредством «трудов» с магической «силой» кагана (qut/кйбй), с его «трудами» являлось, вероятно, одним из центральных пунктов присяги как у туцзюэ, так и у монголов. Вновь проступил терминологический трафарет, сохранившийся от древнетюркской эпохи.
6. Участники курултая поднимают каана на войлоке (Угедэй, Гуюк)88; то же у сяньби89, древних тюрок90, уйгуров91.
7. Каана заставляют взглянуть на небо и берут обещание царствовать справедливо под угрозой свержения (Гуюк)92. Описание ритуальной угрозы монарху у Сен-Кантена нечетко, но все же заставляет вспомнить имитацию убийства коронуемого государя у древних тюрок и хазар93.
8. Девятикратное поклонение перед кааном (Угедэй, Гуюк, Хубилай)94; то же у древних тюрок95, сельджуков Рума96, ильханов Аргуна и Газана97.
9. По выходе из шатра — троекратное поклонение солнцу (Угедэй, Гуюк, Мункэ)98.
Как видим, монгольская церемония во многом дублирует древнетюркскую. Существенная разница лишь в том, что в возведении на престол каганов Ашина фигурировал конь, на которого сажали кагана после поднятия на войлоке99. Есть сведения об этом ритуале и у ки-даней100, но в Ляо кандидатуру императора всегда определяли, ставя перед ним знамя и барабан101. Последний, судя по имеющимся данным, к выполнению обряда коронации у монголов не привлекался, а знамя упомянуто только в связи с курултаем 1206 г.: «Здесь воздвигли девятибунчужное белое знамя и нарекли ханом — Чингис-хана»102. Х. Ховорс видел в девятиконечности стяга пережиток эпохи девятиплеменного союза шивэй103, Д. Банзаров — влияние иранской мифологии (девять гениев у бога Хормусты-Ахурамазды)104. Ниже мы еще вернемся к этому вопросу.
Вопрос о происхождении монгольской концепции верховной власти
До Чингис-хана каганами на монгольской территории, как говорилось, были правители тюрок, уйгуров и кыргызов. У киданей же царствовали монархи с китайскими титулами. У центральноазиатских народов в XII — начале XIII в. было престижным еще одно звание — гур-хан (приблизительно с тем же смыслом, что и «каган»)105. Его носили кара-киданьские правители Западного Ляо в Туркестане и соперник Темучина Джамуха-сэчэн106. Одно время данный титул употреблялся у кереитов, имевших тесные политические и культурные связи с киданями107. Как уже отмечалось, монгольские вожди XII в. являлись скорее всего ханами. Таким образом, к началу XIII в. у кочевников Восточной Евразии сложились три традиции титулования сюзеренов — тюрко-уйгурская (каган), киданьская (гур-хан) и китайская (хуанди, ван). В провозглашении Темучина каганом можно видеть демонстрацию противостояния Джамухе (с его киданьским титулом) и гур-ханам Семиречья, куда стекались недобитые противники Чингис-хана. Чингисидов в доюаньские времена не именовали «хуанди», что говорит о равнодушии монгольской верхушки к политическим традициям Ляо и Китая. Поскольку киданьская и китайская традиции исключаются, остается наследие туцзюэ и уйгуров. Следовательно, титул кагана пришел в Еке Монгол улус, вероятно, из каганатов VI—IX вв.
Многие историки полагают, что взгляды хуннов, тюрок и монголов на связь кагана с Небом заимствованы из китайских доктрин «Сына Неба», «небесного мандата» и т. д., причем это представляется им настолько очевидным, что они не приводят каких-либо аргументов, подтверждающих их мнение108. Утверждения О. Латтимора и К. Сиратори о калькировании формулы «тянь-цзы хуанди» хуннскими шаньюями требуют исторического объяснения. Но какое может быть объяснение, если держава хунну возникла всего лишь на 18 лет позже первой китайской империи Цинь, где было установлено звание «Сына Неба властителя-императора»109? Этот срок для мощного идеологического воздействия слишком мал. К тому же расширение шаньюева титула по подсказке китайца-мигранта (о чем мы рассказывали выше) происходило за счет использования персонажей «варварского» пантеона, а не харизматических абстракций, применявшихся в Поднебесной. Различие между китайскими и степными государями четко осознавали и та, и другая стороны. В VII в. танский император отверг предложенный вассалами вакантный после падения первого Восточно-Тюркского каганата каганский трон, подчеркнув: «Я являюсь Великим Танским Сыном Неба, кроме того, не веду дел кагана»110. Подобные настроения царили и к северу от Великой стены. Порядки, нравы и идеология императорского двора вызывали у лидеров туцзюэ стойкую неприязнь. Тюркские предводители опасались дестабилизирующего влияния китайской культуры на их подданных111. Расхождения в идейных установках номадов и Китая сквозят в обращении Чингис-хана к Чан-чуню: «Небо отвергло Китай за его чрезмерную роскошь и гордость. Я же, обитая в северных степях, не имею в себе распутных наклонностей»112. В этой парадоксальной фразе налицо убежденность в принципиальной неприемлемости (неугодности Небу) китайского влияния, но выраженная в конфуцианских, т. е. все-таки китайских, формулировках. Представляется, что сознательного заимствования из Китая монархических концепций в государствах кочевников все же не было, по крайней мере в период полного суверенитета кочевых империй.
Историки МНР выводят происхождение доктрин сакральных небесно-земных уз из общекочевнических шаманистских воззрений на предопределенность бытия всего сущего волей Неба113, а начальное применение этих идей относят к эпохе прототюркских и протомонгольских общностей114. Такие изыскания вполне плодотворны, по необходимо учитывать, что до III в. до н. э. в Центральной Азии не было государственных образований, поэтому в дохуннский период «идея о единохаганстве» (Ш. Бира) едва ли могла сформироваться. Реальнее возводить монгольскую концепцию не к племенным союзам I тысячелетия до н. э., а к одной из первых кочевых держав. Совпадение тюркской и монгольской формул титулования монарха, разобранное выше, конечно, не ускользнуло от внимания исследователей115. Такой идентичности не обнаруживается ни с киданьской, ни с китайской титулатурой. Поэтому данный аспект концепции верховной власти в Еке улусе приходится признать происходящим из древнетюркской государственности, в которую он перешел из державы хунну.
Владыка Китая рассматривался своими соотечественниками как единственный законный повелитель народов (в силу «небесного мандата»). Немыслимо представить, чтобы придворные законотворцы признали существование еще какого-нибудь императора-хуанди. У древних тюрок и монголов такого этноцентризма не было: орхонские надписи называют, кроме тюркского, табгачского (китайского), тюргешского, кыргызского и других каганов; «Тайная история монголов» — чжурч-жэньского Алтан-хагана. Соответственно и в сферу власти кочевых властелинов включался не весь мир, а лишь подвластные территории (правда, с задачей их непрерывного расширения). Мы не находим у монгольских каанов номинальных обязанностей первосвященника, как у государей туцзюэ, китайцев и киданей Ляо, но все остальные функции в целом совпадают с прерогативами тюркского кагана.
Китайские авторы утверждали, будто церемония коронации Чингисидов была разработана Елюй Чуцаем — киданьским советником Чингис-хана и Угедэя116. Однако соответствия этому обряду у других кочевых народов заставляют предполагать, что заслуга советника скорее не в изобретении нового, а в восстановлении старого степного церемониала (вероятно, по хроникам). Собственно, неортодоксальной была всего лишь одна деталь — персональное (а не традиционно групповое) поклонение каждого участника курултая перед избранником, на чем особенно настаивал Елюй Чуцай117.
Выше высказывалось суждение о возрождении в этом смысле древнетюркских ритуалов. Обращает на себя внимание девятиконечный туг — знамя Чингиса. Махмуд Кашгарский писал о девяти знаменах, которые выставлялись самыми могущественными ханами118. Это опять приводит к заключению о древнетюркском наследии, так как ко времени составления «Диван-и лугат-ит-тюрк» (XI в.) еще не существовало монгольских могущественных ханов, а глава монголоязычных киданей не являлся «ханом». К тому же термин, которым Махмуд Кашгарский обозначает таких сюзеренов, чисто тюркский: «токуз туглук-хан» («девятизнаменный хан»). Таким ханом и стал Темучин в 1206 г.
К общим придворным церемониям туцзюэ и монголов относятся и поклонение иноземцев очистительному огню в главных ставках119, и, возможно, другие обряды, сведения о которых предстоит отыскать в источниках.
Итак, в формировании государственно-идеологических основ Монгольской державы четко выделяются традиционные элементы. Прежде всего это касается первоначальных завоеваний за пределами Коренного юрта. Насильственное присоединение тюркских народов Южной Сибири, Прииртышья и Восточного Туркестана носило завуалированный характер, сопровождалось военно-дипломатическими интригами, заигрыванием с местной аристократией, пробуждением «этнородственных» чувств в населении кочевых степей. Монгольское правительство стремилось придать внешнеполитическим кампаниям 1207—1208, 1211 и 1218 гг. видимость традиционной консолидации кочевников в единой империи. Созданию нового, очередного «тюрко-монгольского каганата», каковым пытались представить Еке Монгол улус идеологи завоеваний, сопутствовало и теоретическое обоснование владычества Чингисидов над своим и покоренными («присоединенными») народами. Понимание власти степного государя в общем совпадало с представлениями номадов раннего Средневековья. Доктрины верховной власти в Монгольской империи сложились в основном на базе древнетюркской концепции: был восстановлен титул кагана, возродилась полная формула титулатуры, отражающая связь кагана с Небом. Представления монголов об этой связи соответствовали воззрениям правителей каганатов VI—IX вв. Роль и место кагана в государстве в мире понимались монголами так же, как и их историческими предшественниками. Все эти идеологические традиции дополнялись общим для кочевых империй порядком исполнения важнейших дворцовых ритуалов.
Примечания
1. Козин С.А. Сокровенное сказание. С. 84—86.
2. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 1. Кн. 1. С. 136, 137.
3. Там же.
4. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена Т. 1. С. 379; Васильев В.П. История и древности восточной части Средней Азии от X до XIII века с приложением перевода китайских известий о киданях, чжурчжэнях и монголо-татарах. С. 90.
5. Е Лун-ли. История государства киданей (Цидань го чжи). С. 305; The Chronography of Gregorius Abu'I Faraj, 1225—1286. Amsterdam, 1976. Vol. 1. P. 352; Ta'rikh-i jāhangushā. Pt. 1. P. 15.
6. Иакинф (Бичурин И.Я.). История первых четырех ханов из дома Чингисова. С. 28.
7. В «Тайной истории монголов» Угедэй титулует себя: ulus-un ejen qagan (Козин С.А. Сокровенное сказание. С. 320), т. е. «державы господин каган». Во-первых, это — не персональный титул, а наименование монгольского высшего государя вообще, что следует из контекста. Ведь каан кается в разгульном поведении: «Опускаться до [столь] вопиющих нарушений недостойно для кагана, владыки державы» (Там же. С. 320). Во-вторых, для данной титульной конструкции имеется эквивалент в Бугутской надписи VI в., где имена правителей первого Тюркского каганата сопровождаются согдийским словом «(βγ(γ)» — «господин» (Кляшторный С.Г., Лившиц В.А. Согдийская надпись из Бугута. С. 129, 139—141), — имевшим хождение и у самих тюрок (было, например, звание «бойла-ба-га-тархан»). Монгольское «ulus-un ejen qagan» равнозначно тюркскому «el baγa qagan». Ср. титул Ышбара-кагана в примеч. 121.
8. Boyle J.A. On the Titles Given in Guvaini to Certain Mongolian Princes // HJAS. 1956. Vol. 19. № 1—2. P. 152; Ibid. The Mongol Empire, 1206—1370. L., 1977. P. 52 Kotwitz W. Formules initiates des documents mongols aux XIIIе et XIVs. // RO. 1934. T. 10. P. 186; Lister K.P. Gengis Khan. N. Y., 1969. P. 186; Rachtwiltz I. de. Qan, Qagan and the Seal of Cüyüg. P. 284—285 и др.
9. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 95; The Chronography of Gregorius Abu'I Faraj, 1225—1286. P. 303; Ta'rikh-i jāhangushā. Pt. 1. P. 146—147.
10. Grousset R. D'empire mongole (1-re phase). P. 180.
11. Козин С.А. Сокровенное сказание. С. 230.
12. Grousset R. D'empire mongole (1-re phase). P. 180.
13. Варианты; qan nere... okba («нарекли ханом»), qan orkuba («подняли ханом»), qan erkuet («когда возвели ханом»): Козин С.А. Сокровенное сказание. С. 158, 209, 312.
14. Там же. С. 230.
15. В «Алтан тобчи» Лубсан Данзана эта фраза подается более логично: tendeče čingis qagan qagan bolju (Erten-ü qad-un ündüsülegsen törü yosun-u jokiyal tobčinlan quriyaγasan altan tobci kemekü orošibai. 1 debter. Ulaγanbaγatur, 1937. S. 73), т. е. «после того, как Чингис-каган стал каганом».
16. Козин С.А. Сокровенное сказание. С. 229.
17. Козин С.А. Сокровенное сказание. С. 275.
18. Там же. С. 304, 306, 312.
19. Там же. С. 278; Лубсан Данзан. Алтан тобчи («Золотое сказание»). С. 183.
20. Интересное решение предложил Л. Крадер. По его мнению, Чингис-хан сам себя называл ханом, а подданные его — каганом. С эпохи Угедэя «каан» превратился в общеупотребительный титул монгольского монарха (Krader L. Qan-Qagan and the Beginnings of the Mongol Kingship // CAJ. 1945. Vol. 1. № 1. P. 19—20).
21. История монголов инока Магакии, XIII века. С. 4.
22. Там же. С. 3.
23. Иакинф (Бичурин И.Я.). История первых четырех ханов из дома Чингисова. С. 43.
24. Васильев В.П. Вопросы и сомнения // ЗВОРАО. 1889. Т. 4. Вып. 1—2. С. 379, 380; Мэн-гу-ю-му-цзи. Записки о монгольских кочевьях / Пер. П.С. Попова. СПб., 1895. С. 54; Мэн-да бэй-лу («Полное описание монголо-татар») / Пер., введ. и коммент. Н.Ц. Мункуева. М., 1975. С. 93, 100, 123—125.
25. Franke H. From Tribal Chieftain to Universal Emperor and God. The Legitimation of the Yüan Dynasty. München, 1978. P. 15, 16.
26. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. 1. С. 54, 58; Материалы по истории сюнну (по китайским источникам). Вып. 1. С. 43, 45.
27. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. 1. С. 120.
28. Сухбаатар Г. К вопросу о появлении письменности у народов Центральной Азии. С. 102; Он же. К вопросу об исторической преемственности в истории древних государств на территории Монголии. С. 112; см. также: Пуллиблэнк Э. Дж. Язык сюнну // Зарубежная тюркология. М., 1986. Вып. 1. С. 36.
29. Фасеев Ф.С. К расшифровке хуннских фрагментов. С. 131; Mori M. The T'u-chüeh Concept of Sovereign // AA. 1981. № 41. P. 74; Müller F.W. Uigurische Glossen // Ostasiatische Zeitschrift. 1919, 1920. S. 316.
30. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена Т. 1. С. 237.
31. Bombaci A. Qutlug bolzun! A Contribution to the History of the «Fortune» Among the Turcs (Part One) // Ural-altaische Jahrbiicher. 1965. Vol. 36. P. 287.
32. Реконструкция титула произведена на основе следующих наблюдений. В «Суй шу» («История династии Суй», VII в.) звания кагана переданы так: цун тянь шэнда туцзюэ тянься сяньшэн тяньцзы или цзюйлу шэ мохэ шиболо кэхань. Во-первых, здесь допущена тавтология: цун тянь шэн («рожденный Небом») и тянь цзы («Сын Неба»); тянь ся («мир, поднебесная», что в понимании средневековых китайцев-синоцентристов было равнозначно понятию «страна, государство») и или, т. е. и, el (тюрк, «держава»); шэн («священный») и цзюй лу (иероглифическая передача тюркского qutluγ — «обладающий магической силой, благодатью qut», т. е. счастливый, священный, благословенный, помазанный и т. п.). Во-вторых, титул имеет две части — китайскую (поддающуюся переводу с китайского) и тюркскую (транскрипционную). Перевод китайской части, т. е. цун тянь шэн да туизюэ тянься сянь шэн тянь цзы: «Рожденный Небом, великой тюркской державы [Поднебесной] мудрый священный Сын Неба». Перевод тюркской части, т. е. или цзюйлу шэ мохэ шиболо кэхань (el qutluγ šad baγa ïsbara qaγan): «Державы священный (счастливый) князь Бага Ышбара-каган». Как видим, имеет место дублирование понятий одного и того же титула. Цун тянь шэн — это китайский перевод известного по орхонским памятникам выражения täŋri dä bolmïš; тянь ся шэн и или цзуй-лу — это соответственно el qutluγ; стоящее перед шэн в первой половине фразы сянь («мудрый») — это, несомненно, обязательный каганский эпитет bilgä. Учитывая, что слово «bilgä» имело значение не только «мудрый», но и «правящий» (Кононов А.Н. Грамматика языка тюркских рунических памятников VII—IX вв. Л., 1980. С. 16—17), оно могло быть обозначено китайцами и через иероглиф «да» («великий»). Таким образом, личный титул Ышбара-кагана, начинающийся со слова «шэ» («шад»), и замыкающее китайский перевод выражение «тянь цзы» взаимозаменяемы. А если все же учесть синонимичность «цун тянь шэн» и «тянь цзы» («Рожденный Небом» и «Сын Неба»), то возможно, что с последнего начинается «тюркская» часть титула. Китайская же в таком случае кончается на слове «шэн» (qutluγ), после которого во второй, транскрибированной половине всей фразы начинаются тронные имена кагана. М. Мори реконструировал этот же титул следующим образом: täŋri dä bolmïš uluγ türük tört buluŋka üzä olurmïš bilgä qutluγ tinsi illig köl baγa ïšbara qaγan (Mori M. The T'u-chüeh Concept of Sovereign. P. 72—73). Таким образом, осталась незамеченной повторяемость двух частей титула, поэтому в предложенной М. Мори фразе присутствуют tinsi (тюркское произношение «тянь цзы») и громоздкая конструкция tört buluŋka üzä olurmïš («на четырех углах [мира] севший», т. е. над всеу миром воцарившийся), не характерная ни для древнетюркской, ни для уйгурской титулатуры. М. Мори верно отождествляет «сянь» с bilgä и «шэн» с qutluγ, но не обращает внимания на «цзюй лу», для которого неудачно, на мой взгляд, подобран эквивалент köl Такое же смешение китайского перевода и китаизированной транскрипции тюркских терминов произошло, вероятно, и в зафиксированном китайской хроникой титуле Эльтерес-кагана: «Тянь шэн дэ го-бао тянь нань ту-цзюэ шэн тянь гу-ду-лу» (Bombaci A. Qutlug bolzun! P. 287). Дублирование начинается с «тянь нань». До этих слов переводим: «Рожденный Небом обладатель qut»; по мнению А. Бомбачи, «го-бао» есть буддийская интерпретация понятия «qut» (Ibid. P. 287—288). После этих слов идёт: «Дитя Неба тюркский мудрый небесный обладатель qut», т. е. тюркское täŋri dä bolmïš türk bilgä täŋri qutluγ (el torïš qaγan).
33. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена Т. 1. С. 268.
34. Там же. С. 277.
35. Так же именовались позднее и уйгурские каганы — тянь (небесный) хан, тянь кэхань, тэнгри-хан, тэнгри-каган (Там же. С. 323, 324; Васильев В.П. Китайские надписи на Орхонских памятниках в Кошо-Цайдаме и Карабалгасуне. С. 23, 26; Klyashtorny S.G. The Terkhin Inscription // AOH. 1982. T. 36. P. 342, 344.
36. Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности. Тексты и исследования. С. 27, 33; Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности Монголии и Киргизии. С. 16.
37. Не случайно сунский двор, отвечая Ышбара-кагану, сохранил в адресате послания только название государства и личные почетные звания и эпитеты, изъяв из титула указание на связь правителя туцзюэ с Небом: «Велико-Тукюесский Или-Гюйлу-ше Мохэ Шаболио-хан» (Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена Т. 1. С. 237), т. е. el qutluγ šad türk bilgä baγa ïšbara qaγan.
38. Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности. Тексты и исследования. С. 35, 39, 65; Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности Монголии и Киргизии. С. 20, 23. Здесь приводятся отдельные, наиболее яркие фрагменты Орхонских текстов о связи кагана с Небом-тэнгри. Более подробную их подборку и интерпретацию см.: Giraud R. L'empire des Turcs celestes. Les regnes d'Elterich, Qapghan et Bilgä (680—634). P. 101—127; Mori M. The T'u-chüeh Concept of Sovereign. P. 50—58. Правда, Р. Жиро и М. Мори больше акцентируют внимание на представлениях о роли небесных сил в судьбе всего тюркского народа, а не только его правителей.
39. Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности Монголии и Киргизии. С. 42; Klyashtorny S.G. The Terkhin Inscription. P. 344.
40. Радлов В.В. Титулы и имена уйгурских ханов // ЗВОРАО. 1891. Т. 5.Вып. 2—4. С. 266—267. Анализ титулов произведен В.В. Радловым весьма убедительно. Вызывают возражения лишь два компонента восстановленной им уйгурской титульной формулы. «Дынли» — вероятно, не aydïnlïq («блестящий»), a täŋri («небо»), ср. «Дэнли-хан» у туцзюэ. «Би-гя» — это bilgä («мудрый» или «правящий»). Таким образом, кроме пышных эпитетов, которые могли варьировать, присутствуют основные элементы титулатуры, использовавшейся предшественниками уйгуров — древними тюрками, помимо одной детали — не указана этнополитическая принадлежность монарха (по традиции должно было бы быть «уйгурский мудрый каган»). Впрочем, термин «uyγur qaγan» в составе титула неоднократно встречается в рунической Тесипской надписи и на монетах: Майдар Д. Памятники истории и культуры Монголии. М., 1981. С. 72; Klyashtorny S.G. The Tes Inscription of the Uighur Bögü Qaghan // AOH. 1985. T. 39. P. 152, 153, а «bilgä qaγan» — в Терхинской надписи: Klyashtorny S.G. The Terkhin Inscription. P. 341, 343.
41. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена Т. 1. С. 331; Васильев В.П. Китайские надписи на Орхонских памятниках в Кошо-Цайдаме и Карабалгасуне. С. 24, 25; Супруненко Г.П. Документы об отношениях Китая с енисейскими кыргызами в источнике IX века «Ли Вэй-гун хойчан ипинь цзи» // Известия АН КиргССР. Сер. общественных наук. Фрунзе, 1963. Т. 5. Вып. I. С. 76.
42. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. 1. С. 352, 355, 357.
43. Ивлиев А.Л. О возникновении государства у киданей (к постановке вопроса). С. 67—69; Материалы по истории сюнну (по китайским источникам). С. 128.
44. Е Лун-ли. История государства киданей (Цидань го чжи). С. 42, 55, 241.
45. Викторова Л.Л. Основные этапы формирования монгольских этнических общностей. С. 262; Она же. Монголы: Происхождение народа и истоки культуры. С. 147.
46. The Chronography of Gregorius Abu'I Faraj, 1225—1286. P. 354.
47. Ta'rikh-i jāhangushā (История миропокорителя). Pt. 1. P. 19.
48. Ibid.
49. Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. С. 287.
50. В «Алтан тобчи» Лубсан Данзана приведен вариант подобного обозначения государя: «Сын Вечного Высшего Неба, обладающий счастьем августейший Чингис-хаган» (möngke täŋri-yin köbegün sutu boyda činggis qagan) Лубсан Данзан. Алтан тобчи («Золотое сказание»). С. 175.
51. Pelliot P. Les Mongols et la papautd // Revue de l'Orient chrètien. 3-е ser. 1922—1923. T. 3 (23). № 1—2. P. 22.
52. Дословно «Великого Монгольского улуса океана хана приказ», т. е. понятие «dalay» относится не к «qan», а к «ulus».
53. Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. С. 107.
54. Си ю цзи, или Описание путешествия на запад / Пер. П. Кафарова // Труды членов Русской духовной миссии в Пекине. Т. 4. СПб., 1866. С. 370.
55. Лубсан Данзан. Алтан тобчи («Золотое сказание»). С. 188.
56. Понятие сакральной силы кӱчӱ (küčü) — играло важнейшую роль в формировании монгольской концепции верховной власти (Скрынникова Т.Д. Место «küčü» и «suu jali» в системе традиционных представлений монголов XIII в. // ИККНАЯО. М., 1986; Она же. Монгольские термины сакральности правителя (XIII в.) // 5-й Международный конгресс монголоведов. Доклады советской делегации. М., 1987. Ч. 1), причем монголы усматривали действие кучу в различных успехах и удачах ханов (Alisen Th.T. Mongol Imperialism. The Policies of the Grand Qan Möngke in China, Russia and the Islamic Lands, 1251—1259. P. 43—44). По мнению кочевников, личные качества государей все же не играли такой большой роли, как благоволение Неба и Земли. В кругу соратников это отметил и сам Чингисхан: «Я сделался владыкой не по своей храбрости. Я стал владыкой по велению Неба, моего отца! Я сделался владыкой не из-за удивительных своих достоинств. Я стал владыкой по велению моего отца Хан-Тэнгри. Он даровал мне победить хитрых врагов» (Лубсан Данзан. Алтан тобчи («Золотое сказание»). С. 123). Эта речь перекликается с письмом Чан-чуню, но теперь для Чингис-хана нет необходимости высказывать мнение о чжурчжэньской монархии. Попутно заметим: в рассуждения хана о своей богоизбранности логично включается сентенция о том, что Небо является отцом правителя (ср. с тюрко-уйгурской титулатурой).
57. Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. С. 104.
58. Там же. С. 104—105.
59. Трепавлов В.В. Алтайский героический эпос как источник по истории ранней государственности. С. 130—131; ср.: Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири: Человек. Общество. Новосибирск, 1989. С. 40, 41.
60. Лубсан Данзан. Алтан тобчи («Золотое сказание»). С. 188; см. также: Рашид ад-Дин. Сборник летописей Т. 1. Кн. 2. С. 232.
61. Spuler B. History of the Mongols. Based on Eastern and Western Accounts of the 13th and the 14th Centuries. P. 69.
62. Лубсан Данзан. Алтан тобчи («Золотое сказание»). С. 189.
63. Таскин В.С. Введение // Материалы по истории сюнну (по китайским источникам). Вып. 1. С. 9—11.
64. Кляшторный С.Г. Образ кагана в Орхонских памятниках // ПППИКНВ (13-я сессия). М., 1977. С. 15; Он же. Формы социальной зависимости в государствах кочевников Центральной Азии (конец I тысячелетия до н. э. — I тысячелетие н. э.). С. 20—321.
65. Он же. Образ кагана в Орхонских памятниках. С. 14; ср.: Мелиоранский П.М. Памятник в честь Кюль-Тегина. С. 83.
66. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 1. Кн. 2. С. 90.
67. Малов С.Е. Енисейская письменность тюрков. С. 81.
68. Лубсан Данзан. Алтан тобчи («Золотое сказание»). С. 189.
69. Котвич В.Л. Из поучений Чингисхана // Восток. 1923. № 3. С. 95—96. Представление о правителе как о деятеле, который «устраивает государство и управляет народом», отражено на государственных печатях ильханов Аргуна и Газана: Mostaert A., Cleaves F. Trois documents mongoles des Archives secretes Vaticanes // HJAS. 1952. Vol. 15. № 3—4. P. 483.
70. О подробностях акта воцарения хуннского шаньюя источники умалчивают.
71. Ta'rikh-i jāhangushā. Pt. 1. P. 146, 206; Ta'rikh-i jāhangushā. Leiden; L., 1936. Pt. 3. P. 28, 29.
72. Рашид ад-Дин. Сборник летописей Т. 2. С. 119; Ta'rikh-i jāhangushā. Pt. 1. P. 146, 206; Ta'rikh-i jāhangushā. Pt. 3. P. 30.
73. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 113.
74. The Chronography of Gregorius Abu'I Faraj, 1225—1286. P. 393, 411; Ta'rikh-i jāhangushā. Pt. 1. P. 147, 205. Возможно, такой же «отказ» имел место у туцзюэ. В 716 г. царевич Могилян, «сознавая, что он не по личным заслугам возведен, уступил престол Кюэ Дэлэ (т. е. своему старшему брату Кюль-Тегину. — В.Т.), но Дэлэ не смел принять, почему Могилян вступил на престол» Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена Т. 1. С. 273. Ритуальные уговоры старших родственников со стороны младших могли происходить и до решающего курултая, в чем мы убедимся ниже, разбирая отношения Мункэ-каана и Вату.
75. Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. С. 219; Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 2. С. 16; The Chronography of Gregorius Abu'I Faraj, 1225—1286. P. 186; Ta'rikh-i jāhangushā. Pt. 1. P. 147, 207.
76. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена Т. 1. С. 229.
77. Гордлевский В.А. Государство Сельджукидов Малой Азии. С. 88.
78. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 3 С. 100, 113.
79. Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. С. 219; Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 119, 160.
80. Гордлевский В.А. Государство Сельджукидов Малой Азии. С. 88.
81. Козин С.А. Сокровенное сказание. С. 108.
82. Там же. С. 121.
83. Лубсан Данзан. Алтан тобчи («Золотое сказание»). С. 183.
84. Там же. С. 192.
85. Там же. С. 121.
86. Там же. С. 213.
87. Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности. С. 37.
88. Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. С. 219; Saint Quentin Simon de. Histoire des tartares. P., 1965. P. 93. В восточных источниках прямо не говорится о поднятии каана на войлоке, но в отношении Угедэя «Тайная история монголов» применяет выражение «qan orkuba» — «подняли ханом»: Козин С.А. Сокровенное сказание. С. 312. Существовало и общетюркское выражение «хан кӧтӓрмӓк» — «поднимать ханом» (Заседателев Н. Древний обычай коронования у тюркских народов // ИОАИЭКУ. 1895. Т. 12. Вып. 4. С. 380.
89. Сухбаатар Г. К вопросу об исторической преемственности в истории древних государств на территории Монголии. С. 132.
90. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена Т. 1. С. 229.
91. В Тесинской рунической надписи при описании церемонии провозглашения уйгурского кагана использован глагол «aγïnturtï» — «был поднят»: Klyashtorny S.G. The Tes Inscription of the Uighur Bögü Qaghan. P. 152. У венгров и хазар нового правителя поднимали на щите (Константин Багрянородный. Об управлении империей / Текст, перевод, ком. М., 1989. С. 161).
92. Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. С. 219; Saint Quentin Simon de. Histoire des tartares. P. 93.
93. Артамонов М.И. История хазар. С. 410; Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена Т. 1. С. 229; Григорьев В.В. О двойственности верховной власти у хазаров // Россия и Азия. Сборник исследований по истории, этнографии и географии, написанных в разное время В.В. Григорьевым, ориенталистом. СПб., 1876. С. 72.
94. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 160; The Chronography of Gregorius Abu'I Faraj, 1225—1286. P. 393, 411; Ta'rikh-i jähangushä. Pt. 1. P. 147; 207.
95. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена Т. 1. С. 229.
96. Гордлевский В.А. Государство Сельджукидов Малой Азии. С. 88.
97. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 3. С. 114, 166.
98. The Chronography of Gregorius Abu'I Faraj, 1225—1286. P. 393; Ta'rikh-i jāhangushā. Pt. 1. P. 147, 207; Ta'rikh-i jāhangushā. Pt. 3. P. 31.
99. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена Т. 1. С. 229. Такой же обряд практиковался у Великих Сельджуков (Агаджанов С.Г. Сельджукиды и Туркмения в XI—XII вв. С. 65).
100. Е Лун-ли. История государства киданей (Цидань го чжи). С. 55. Но в целом ляоская многодневная церемония возведения на престол с ее сложными обрядами вторичного рождения и опознания императора мало напоминала древнетюркскую и монгольскую: Там же. С. 524—527.
101. Вручение этих предметов в качестве символов инвеституры практиковалось в VII—IX вв. в отношениях китайского двора с тюрками и уйгурами: (Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена Т. 1. С. 287, 293, 340; Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. С. 44, 186.
102. Козин С.А. Сокровенное сказание. С. 158; см. также: Иакинф (Бичурин И.Я.). История первых четырех ханов из дома Чингисова. С. 39—40; Мэн-да бэй-лу. С. 76; Палладий (Кафаров П.И.). Старинное китайское сказание о Чингис-хане // Восточный сборник. СПб., 1877. Т. 1. С. 180.
103. Howorth H.H. History of the Mongols from the 9th to the 19th Century. Pt. 1. L., 1876. P. 28.
104. Банзаров Д. Черная вера, или Шаманство у монголов // Собрание сочинений. М., 1955. С. 60, 80.
105. Ta'rikh-i jāhangushā (История миропокорителя). Pt. 1. P. 86.
106. Козин С.А. Сокровенное сказание. С. 116.
107. Викторова Л.Л. Монголы: Происхождение народа и истоки культуры. С. 168—171; Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 1. Кн. 1. С. 130.
108. Бернштам А.Н. Уйгурские юридические документы // Проблемы источниковедения. М.; Л., 1940. Т. 3. С. 70; Franke H. From Tribal Chieftain to Universal Emperor and God. The Legitimation of the Yuan Dynasty. P. 18—19; Lattimore O. Inner Asian Frontiers of China. N. Y., 1940. P. 450; Reischauer E.O., Fairbank J.K. East Asia: The Great Tradition. Boston, 1960. P. 264; Shiratory K. A Study on the Titles Kaghan and Khatun. P. 11.
109. Сыма Цянь. Исторические записки («Ши цзи»). Т. 2 / Пер. и ком. Р.В. Вяткина, В.С. Таскина. М., 1975. С. 62.
110. Цит. по: Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. С. 195.
111. Малое С.Е. Памятники древнетюркской письменности. С. 34.
112. Си ю цзи, или Описание путешествия на запад. С. 370.
113. Гаадамба Ш. Нууц товчооны нууцсаас. Улаанбаатар, 1976. С. 29; Сухбалионнойатар Г. К вопросу об исторической преемственности в истории древних государств на территории Монголии. С. 112.
114. Бира Ш. Концепция верховной власти в историко-политической традиции монголов. С. 196—197; Сухбаатар Г. К вопросу об исторической преемственности в истории древних государств на территории Монголии. С. 117; Он же. Некоторые вопросы истории хуннов (сюнну). С. 262.
115. Бира Ш. Монгольская историография (XIII—XVII вв.). С. 30; Неклюдов С.О. Мифология тюркских и монгольских народов (проблемы взаимосвязей) // ТС. 1977. М., 1981. С. 189—198; Скрынникова Т.Д. Монгольские термины сакральности правителя (XIII в.). С. 128; Golden P.B. Imperial Ideology of the Sourses of Political Unity Amongst the Pre-Cinggisid Nomads of Western Eurasia. P. 72—73; Kvaerne P. Mongols and Khitans in the 14th Century Tibetan Bonpo Text. P. 94—95; Rachewiltz I. de. Some Remarks on the Ideological Foundations of Chingis Khan's Empire. P. 28—31; Turan O. The Ideal of World Domination Among the Medieval Turks. P. 82.
116. Иакинф (Бичурин И.Я.). История первых четырех ханов из дома Чингисова. С. 149—150; Мункуев Н.Ц. Китайский источник о первых монгольских ханах. С. 72, 188.
117. Мункуев Н.Ц. Китайский источник о первых монгольских ханах. С. 72, 188.
118. Divanü lügat-it-türk tercümesi. С. 3. S. 127.
119. Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. С. 29—31, 70, 76; ср.: Пигулевская Н.В. Сирийские источники по истории народов СССР. М.; Л., 1941. С. 76.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |