Традиция «объединения» кочевников

Выдвижение программы «объединения»

Объединение большей части народов евразийских степей в политический союз (позднее в государство) происходило неоднократно. Сложившаяся задолго до основания Монгольской империи культурная общность номадов служила материальной основой легкой и быстрой консолидации. Вероятно, можно говорить даже о непрерывном существовании тенденции к объединению, зародившейся еще в скифскую эпоху. Именно материальный критерий называл хуннский шаньюй. говоря в 176 г. до н. э. ханьскому императору: «Итак, все народы, натягивающие лук, оказались объединенными [нами] (хуннами. — В.Т.) в одну семью»¹. Конечно, не только сходство жизненного уклада и основ экономики концентрировало население тысячемильных пространств вокруг центральной ставки. Не менее важную роль играли и духовные критерии: языковые, культурные, генеалогические связи, веротерпимость и т. д.² Позже, в X в., монарху Ляо удалось мирным путем подчинить племена хи, убедив их в том, что они имеют общие с киданями происхождение, язык и обряды³.

В начале XIII в. тенденция к объединению кочевых племен продолжала существовать. Найманский Даян-хан, узнав о возвышении Темучина, заявил: «Я слышал, что некто на востоке намеревается объявить себя императором... На небе нет двух солнц, может ли народ иметь двух государей?!»⁴. Т.е. он считал себя государем всех кочевников безотносительно к их этнолингвистическим характеристикам. И монголы, и тюркоязычные найманы, и, вероятно, остальные кочевые обитатели Центральной Азии считались одним «народом», у которого должен быть один хан. Значит, в предымперские времена здесь бытовала концепция объединения, подобная хуннской, возникшая в условиях культурной общности номадов и продиктованная необходимостью совместной защиты родовых стойбищ.

Действительно, Чингис-хан стремился «направить на путь истинный всеязычное государство» (kur ulus)⁵, а его воцарение изображено в «Тайной истории монголов» как объединение народов, «живущих за войлочными стенами»⁶, т. е. всех кочевников. Идея консолидации всех номадов вокруг каганской) девятиконечного знамени стала известна в соседних странах и отразилась, в частности, в тибетских сочинениях: «Хорский Чингис делается Сотским царем» («хоры»-монголы, «сот» — тибетское название кочевников вообще)⁷.

Можно заключить, что будущая империя предполагалась как совокупность разноэтничных общностей. Чтобы создать такую империю, необходима была широкая объединительная кампания под флагом тюрко-монгольского «единства». В качестве первого шага к этому было предпринято следующее.

Приняв монарший сан, Чингис-хан нарек свой народ «кӧке монгол» («синие монголы»)⁸. В эпитете «синие» исследователи видят то представление о господствующем положении по отношению к другим народам⁹, то указание на упорство и твердость¹⁰, то знак небесного покровительства¹¹. Однако семантика термина «кӧке» (совр. «xøx») шире простого цветообозначения. А.Н. Кононов и О. Прицак доказали, что в алтайских языках понятие «синий» синонимично понятию «восточный»¹². До XIII в. такой термин использовался в тюркских каганатах VI—VIII вв. для обозначения восточных тюрок. Но последние были восточными (или, что то же самое, «синими», «кӧк») по отношению к населению Западного каганата. Чингис-хан же объединил все монгольские племена, все они стали «кӧке». Если трактовать это понятие как «восточные», то можно предположить наличие и западных под данных. В степях к западу от монгольских кочевий проживали тюркоязычные народы, и получается, что именно их земля расценивалась в качестве второй части будущей державы.

Возникает вопрос: какие же народы могли восприниматься как носители старой степной государственности? Очевидно, те, которые в свое время на развалинах тюркских каганатов или одновременно с древними тюрками образовали свои государства. Это кыргызы, уйгуры, карлуки и кимаки. Не только исторический опыт этих народов, но и их военная сила представляла ценность для монгольского правительства. Поэтому следует учесть резонное замечание О. Латтимора: конные полчища тюрок, прекрасно знакомые с методами ведения сражений в стели, зачастую представляли собой более серьезного противника для монголов, чем ополчения оседлых государств¹³. Именно сибирские и восточнотуркестанские народы должны были стать первыми подданными Чингис-хана вне Монголии, на присоединенных территориях, обеспечить снабжение и пополнение армии и казны, предоставить опытные кадры для управления империей.

Ход «объединительной» кампании

В поход по этим территориям каган решил отправить правое крыло всемонгольской армии под командованием старшего сына, Джучи. В 1207 г. войско со среднего течения Онона отправилось на северо-запад, в сторону Байкала, прошло без потерь страну Баргуджин-Токум, населенную предками бурят, и подошло к верховьям Енисея, где начинались владения кыргызов.

Тува и Хакасия. Среди причин, которые заставили монголов отправиться в поход, исследователи называли нужду монголов в металле и хлебе¹⁴, необходимость обеспечить безопасный тыл с севера¹⁵, продолжение объединения монгольских племен¹⁶ (хотя за Саянами уже не было монголов), преследование врагов — найманов и меркитов¹⁷, пробу сил перед более крупными завоеваниями¹⁸; расширение международных связей правительства Еке Монгол улуса¹⁹. Некоторые из этих доводов заслуживают внимания, но ни один из них не объясняет, почему обширный Тувинско-Минусинский регион подчинился без единого выстрела. Джучи был встречен кыргызской знатью, которая преподнесла ему символические дары и присягнула на верность²⁰. Рудники и пашни кыргызов оказались в руках монголов.

Чтобы обеспечить приток железа и пшеницы в Монголию, требовалась определенная тактика в отношениях со здешними жителями, которым приходилось вооружать и кормить армии завоевателей во время похода Чингис-хана на Цзинь и последующих войн. Отсюда стремление сохранить по возможности мирные контакты с кыргызами. Чтобы закрепить за собой ресурсы Тувы и Хакасии, монголы могли присоединить этот регион непосредственно к своему государству. Что, как мы сейчас увидим, и произошло.

По древней традиции младший сын хана от главной жены после смерти отца не участвовал в разделе завоеванных земель, а наследовал лишь отцовские родовые кочевья, домен (Коренной юрт). Поэтому естественно, что Чингис-хан распределил то, что успел завоевать, между тремя старшими сыновьями, а Монголию оставил младшему — Толую. В его удел вошла и Южная Сибирь, значит, эта территория завоеванной не считалась. Как и места обитания кереитов, татар, джалаиров, она относилась к домену. К.И. Петров объясняет это тем, что кыргызы были завоеваны до раздачи улусов²¹. Но его аргумент в данном случае несостоятелен: в Прииртышье Джучи приходил в том же 1207 г., когда произошло присоединение Тувы и Хакасии, но Прииртышье так и осталось в его улусе, тогда как Южная Сибирь из улуса старшего сына Чингис-хана перешла к Толуидам. Вдова Толуя передала Туву снова младшему сыну, Ариг-буге²².

В юаньский период этот регион продолжал соединяться с Коренным юртом. Провинция Линбэй объединяла «Каракорум (первая столица империи. — В.Т.), Онон, Керулен, Кэм-Кэмджиут (Тува. — В.Т.), Селенгу, Баялык — до границ земель кыргызов и великий заповедник (т.е. усыпальницу Чингисхана. — В.Т.)». Здесь продолжали править местные беки, царевич-Чингисид являлся лишь держателем удела. На первый взгляд такое положение аналогично «игу» на Руси: в городах сидели свои князья, в первые десятилетия существования Золотой Орды дань отправлялась не только в Сарай, но и в главную монгольскую ставку. И все же Русь оставалась лишь источником этой дани, объектом регулярных набегов и грабежа. В отношении же Саяно-Алтая велась совершенно другая политика.

Так, в хронике «Юань ши» среди перечня мер материальной помощи обедневшим монгольским племенам встречаются любопытные сведения. «1 сентября 1321 г. ...Ввиду бедности воинов послан чжи-чуми-юань-ши²³ Тэмуэр Бухуа навести порядок... Пожалованы сиротам и вдовам северных племен зерно и бумажные деньги... Бедным семьям из племен у-эр-су (урасут. — В.Т.) и хань-хана-сы (хабханас. — В.Т.) и других выдано по две кобылицы»²⁴. «17 июня 1294 г. ...По причине бедности командиров и солдат, подчиненных Е-су-дай-эр, выдано десять тысяч дин бумажных денег»²⁵. Этот Е-су-дай-эр (Есудэр) был тысячником из племени салджиут²⁶; а так как воины «тысяч» и их командиры обычно были соплеменниками, то ясно, что монголы-салджиуты, перекочевавшие в Туву²⁷, оказались в тяжелом положении. Следовательно, монголы в Южной Сибири хотя и были завоевателями, но вместе с коренным населением — племенами урасутов и хабханасов — бедствовали и нуждались в помощи, каковая и была тем и другим предоставлена правительством, озабоченным экономическим ослаблением источника пополнения армии.

Разумеется, случались на Енисее и бурные восстания, и карательные походы, но перечисленные факты позволяют заключить, что Южная Сибирь была не просто завоевана Чингис-ханом, а формально считалась «присоединенной» к его владениям в процессе «объединения народов, живущих за войлочными стенами».

Алтай. Далее к западу на пути Джучи лежали Алтайские горы. Их завоевание традиционно объясняется богатством недр. Алтай был одним из центров железорудного производства с давних времен. В XIII в. там обитали телесы и теленгуты — кочевые скотоводы и охотники, которых многие авторы считают прямыми потомками древних тюрок²⁸. Алтайцы, как и кыргызы, подчинились монголам без сопротивления²⁹. А ведь в конце XII в. наймайское ханство охватило их владения с трех сторон, но покорить не смогло³⁰. Значит, дело не в слабости или боязни телесов перед пришельцами. Здесь уместно вспомнить, что племена Алтайской горной страны составили ядро первого Тюркского каганата. Именно алтайские тюрки-туцзюэ в 40—50-х гг. VI в. вышли из горных долин и степных предгорий и, разгромив жужаней, положили начало державе Ашина. Именно эта местность считалась личными, заповедными землями, священной прародиной восточнотюркских каганов в VI—VII вв. Если принять выдвигаемую в этой книге идею государственных традиций (в том числе древнетюркских) в Монгольской империи, то следовало бы ожидать от монгольского правительства демонстративной оккупации Алтая как законного домена «тюрко-монгольского» кагана. Ничего необычного в этом нет. В истории тюрок-туцзюэ имеется прецедент.

Как известно, каганский род Ашина велся от хуннов, а исконной хуннской территорией считался Ордос³¹. Поэтому китайские летописи называли его «родиной туцзюэ», «древней страной туцзюэ»³². Алтайские тюрки, разбив жужаней, сразу заняли Ордос, подчеркивая тем самым преемственность своего каганата от государства шаньюев. В Ордосе было постоянное местопребывание Мухана — фактического создателя тюркской кочевой империи, там же находятся могилы первых каганов³³. Однако доменом оставался Алтай.

Аналогичным образом поступили в XIII в. и монголы. Доменом «золотого рода» оставалась Монголия, но одной из первоначальных внешних акций было присоединение к империи домена предшествующей державы, объединявшей всех кочевников, т. е. Тюркского каганата. В таком случае невозможно допустить мысли, чтобы Алтай воспринимался монголами как чуждые, завоеванные земли. И в самом деле, он имел в империи статус «фули», т. е. «внутренней территории»³⁴. Дальнейшая судьба телесских кочевий демонстрирует их особый статус в Монгольской империи.

Если царевичи Джучи и Чагатай получили от отца громадные уделы с обширными пастбищами, богатыми городами, оживленной торговлей, а Толуй, как мы уже говорили, унаследовал родные монгольские степи, то наследнику престола Угедэю Чингис-хан выделил сравнительно небольшой и бедный Алтайский регион³⁵. А ведь Угедэй как сын от главной ханши мог бы рассчитывать на большую долю. Полагаю, что отдача Алтая в управление будущему каану может трактоваться как символическая демонстрация восприятия Чингис-ханом древнетюркского наследия. Ведь и «у тюрок был закон предоставлять Золотую гору (т.е. Алтай. — В.Т.) в распоряжение главного кагана»³⁶. Как только Угедэй вступил в 1229 г. на престол, его удел автоматически вошел в Коренной юрт³⁷, где и превратился в «фули», домен³⁸. После этого на Алтай распространился прямой сюзеренитет центрального правительства, которое рассматривало эту территорию в качестве пограничной области³⁹.

Итак, в 1208 г. Джучи присоединил второй (после Хакасии) исторический очаг центральноазиатской государственности.

Прииртышье. За Алтаем лежала иртышская лесостепь (Восточный Казахстан, юг Западной Сибири) — бывшее местопребывание последнего по времени государства, сложившегося непосредственно после распада древнетюркской державы — Кимакского каганата. Утратив ведущее положение в XI в., кимаки попали в подчинение к кипчакам, но не растворились в их среде. Имеются сведения источников о событиях XII—XIII вв., где неоднократно фигурирует племя йемеков (имаков, яньмо, т. е. собственно кимаков)⁴⁰. Именно племя йемеков являлось основным в кимакской государстве⁴¹. После развала каганата одна часть йемеков откочевала с кипчаками на запад и с тех пор фигурировала в источниках как одно из кипчакских племен, другая же продолжала жить на Иртыше⁴².

Территория бывшей страны кимаков, их каганского домена (будущего домена Джучи) тоже была бескровно включена в состав Монгольской империи. Ни один источник не сообщает о боях с йемеками. Но население Верхнего и Среднего Прииртышья все же было составной частью этнокультурной общности племен Дешт-и Кыпчака, которые (особенно южные кипчаки) были тесно связаны с Хорезмом. Поэтому смена йемеками политической ориентации могла послужить одной из причин карательного похода хорезмшаха Мухаммеда на север в 1218 г.⁴³

Поставленные перед Джучи задачи были успешно реализованы. В результате его рейда в Еке Монгол улус вошли земли некоторых кочевых и полукочевых государств (кыргызов, кимаков и др.), располагавшихся ранее на этой территории, а также домен каганов Ашина — Алтай.

Восточный Туркестан. Следующим объектом монгольской внешней политики стали восточнотуркестанские тюрки, прежде всего уйгуры Турфанского княжества, в прошлом — создатели собственного каганата, носители древнетюркских государственных традиций. С племенами монгольской степи, в частности с татарами, они имели связи с раннего Средневековья⁴⁴. В XII—XIII вв. уйгурская культура продолжала влиять на обитателей Центральной Азии: найманы пользовались уйгурской письменностью, чиновник Даяи-хана, уйгур Тата-туна, был хранителем золотой печати и «ведал деньгами и хлебом», т. е., видимо, налогами⁴⁵. Уйгуры держали в руках важнейшие караванные пути, накапливали значительные торговые капиталы, были искусными политиками. Поэтому понятно стремление окрестных владык подчинить Турфан. Монгольскую знать привлекали в уйгурах и близость их цивилизации к кочевникам, и то, что уйгуры сохраняли степные предания и обычаи, помнили о своем царстве на Орхоне и его столице Каракоруме — «городе Буку-хана»⁴⁶. Этот фактор представляется наиболее существенным, особенно если рассмотреть монголо-уйгурские отношения с учетом необходимости использования государственной традиции.

Лояльное отношение Чингис-хана к уйгурам порой объясняется его показной щедростью и покровительством для привлечения в подданство других государей⁴⁷. Это резонный довод. Однако посмотрим, правителей каких стран могла привлечь такая политика. Бессмысленно было бы демонстрировать щедрость перед чжурчжэнями, которые ожидали скорого вторжения, справедливо предчувствуя ожесточенную схватку. Бесполезно было бы убеждать в милосердии тангутов, в чьи владения уже не однажды вторгались монгольские отряды. А могущественному хорезмшаху, который замышлял собственный поход на Китай, и подавно были безразличны щедрость или скупость Чингисхана. Вероятно, правительство Еке Монгол улуса стремилось заверить в своем миролюбии и справедливости лишь тюркских ханов, кочевое население западных степей.

Уйгуры тоже стремились извлечь выгоду из подчинения Чингис-хану. Когда Елюй Даши⁴⁸ со своими киданями обосновался в Туркестане, местные владетели решили признать его сюзеренитет, предпочитая выплачивать легкую дань и тем самым избавиться от забот по охране своих границ, предоставив это кара-китаям. Даши избегал ссор с тюркскими правителями и предоставлял автономию «вассальным» государствам. Уйгурский князь (идикут) Барчук сразу признал себя подданным Даши и помог ему утвердиться на вновь завоеванных территориях⁴⁹. Зависимость турфанцев выражалась главным образом в том, что наместник гур-хана следил за своевременным отправлением дани и старался предотвратить создание антикиданьских союзов.

Однако в начале XIII в. ситуация изменилась. Найманский хан Куч-лук захватил власть в государстве кара-китаев и принялся притеснять местное население. Его отряды разъезжали по стране, ни о какой автономии и безопасной торговле не могло быть и речи. Начались религиозные гонения на мусульман, к каковым принадлежала большая часть среднеазиатских тюрок. Понятно, что в этих условиях уйгурская верхушка постаралась найти сильного покровителя, который смог бы защитить ее от найманского произвола. «Чтобы избавиться от кара-китайского правления и замышляя восстание против Кучлука», идикут Барчук пошел на союз с Чингис-ханом⁵⁰. По тем же причинам обратились к монголам за помощью и карлукские ханы⁵¹.

Монголо-уйгурский союз был оформлен в 1211 г. на Керулене. Барчук преподнес кагану богатые дары и признал свою зависимость от него, Чингис-хан обещал выдать за него свою дочь⁵².

Одновременно признали главенство Чингис-хана над собой и кар-луки Алмалыкского княжества под предводительством Бузара. Также порвав с гур-ханом, он прибыл в Монголию и получил в жены Чингисидку⁵³. В 1211 г. и карлукский Арслан-хан отказался от службы кара-китаям, найманам и признал себя подданным Чингис-хана, который женил его на девушке из своего рода⁵⁴. Присягнули на верность и ферганские карлуки Кадар-мелика⁵⁵. Заключая «союзы мира и родства», династические браки, Чингис-хан, таким образом, установил тесные связи с лидерами западных тюркских ханств.

Вернувшись из Китая в 1217 г., Чингис-хан решил завершить разгром найманов и меркитов, тем более что теперь он мог опереться на союзников. Узнав о приближении монгольской армии, население Кашгара и Алмалыка начало избивать воинов Кучлука, размещенных на постой. В Восточном Туркестане и Семиречье монголы не грабили мирных жителей, на занятых территориях восстановили публичные богослужения в мечетях. Проезжая по селениям, они требовали лишь сведений о местонахождении гур-хана. Неудивительно, что их приход расценивался как «милость божия»⁵⁶. «Объединительная» политика оправдала себя: тюрки признали власть Чингис-хана, все города покорились ему, в том числе и кара-китайская столица Кара-балгасун, прозванная монголами «Гобалыком» («хорошим городом»)⁵⁷. Отряды туркестанских правителей присоединились к монгольской армии и отправились с ней на завоевание западных стран. Источники сообщают об участии в хорезмийской и позже тангутской войнах уйгурского Барчука, алмалыкского Согнак-тегина, карлукских Арслан-хана и Кадар-мелика⁵⁸.

Таким образом, выдвинутая перед началом завоеваний идея объединения кочевников в империю нашла сторонников не только в лагере завоевателей (что естественно), но и среди правителей некоторых тюркских народов⁵⁹.

Дешт-и Кыпчак. Завершающим этапом завоевания тюркских народов должно было стать вторжение в Дешт-и Кыпчак, территория которого простиралась от Иртыша до Дуная. В начале XIII в. там расселялись 11 кипчакских племен. Южными соседями тюрок Казахстана были государства Средней Азии, где правили арабские и тюркские династии, в том числе хорезмшахи-Ануштегиниды. Эти государства оказывали значительное идеологическое, а зачастую и политическое воздействие на степняков. В XII—XIII вв. земля кипчаков к юго-востоку от Яика (р. Урал) находилась в сфере влияния соседнего мусульманского мира, хотя многие из них тогда отвергали ислам как неприемлемую для кочевников религию купцов и горожан. Те, для кого это неприятие могло вызвать конфликт с султанами, переселялись подальше от Хорезма⁶⁰. Главной внешнеполитической проблемой домонгольского Дешт-и Кыпчака были торговые и политические отношения с государями Ургенча. Северянам приходилось сдерживать хорезмийскую экспансию и защищать свою самостоятельность⁶¹. Стычки особенно участились с начала XI в., когда произошло усиление кипчаков. Часть их поселилась по соседству с Хорезмом, образовала владения в Дженде и Сыгнаке. Некоторые ханы приобрели большое влияние в государстве и при шахском дворе, дружины кипчакских лидеров превратились в военную опору Ануштегинидов⁶². Однако, оказавшись у кормила власти, тюрки, обосновавшиеся в Хорезме, повели войну с соплеменниками, отняли у них Дженд и Сыгнак и сделали их базой для дальнейшей агрессии⁶³. Ханы-военачальники хорезмшахов Текеша и Мухаммеда стремились прибрать к рукам все родственные племена, раздувая неутихавшие раздоры в Деште. Впрочем, отношения между независимыми ханами и ургенчскими падишахами сводились не только к непримиримой вражде. Традиционно гарем шахского дворца Кушк-и Ахджук пополнялся женами из кипчакских родов баят и урани, из «аристократического» племени канглы. Сам хорезмшах Алла ад-Дин Мухаммед II причислял себя к тюркам⁶⁴ и доверял своей канглы-кипчакской гвардии больше, чем туземным чиновникам-таджикам. И все же кипчакская конница полководцев-сепаратистов, все заметнее выходивших из подчинения центральной власти, не могла стать и не стала щитом султана для отражения Чингисова нашествия.

Что касается населения западного Дешт-и Кыпчака, то племена южнорусских степей (кипчаки-половцы) находились под воздействием соседней древнерусской культуры⁶⁵. Кыпчаки же, обитавшие в глубине степи, более всего ценили свою независимость и не желали ни с кем вступать в «вассальные» отношения.

Чингис-хан не стремился наладить дружественные связи с Дешт-и Кыпчаком. Его отряды взяли штурмом и разрушили старый кипчакский торговый город Отрар. Хан Хулусумань хотел было подчиниться монголам, но те не пожелали этого и разграбили его улус⁶⁶.

Но монгольский лозунг «единства» продолжал действовать и в период вторжения Чингиса в Мавераннахр⁶⁷. Слух о милостивом отношении кагана к уйгурам и карлукам докатился, очевидно, и до шахских гвардейцев-кипчаков. Поверив в идею «общности кочевников» и предпочитая сменить сюзерена и тем избежать гибели, они сдавали монголам среднеазиатские города и вскоре подвергались истреблению. Так произошло, например, в Самарканде с его 60-тысячным тюркским гарнизоном⁶⁸. Таджикско-тюркские разногласия повлияли и на неудачный исход борьбы последнего хорезмшаха против завоевателей. Рассказав об оставлении союзниками Джелаль ад-Дина, хронист заключает: «Государи этого дома [хорезмшахов] совершили ошибку, взяв на помощь тюрок против такого же племени из числа безбожников»⁶⁹. Конечно, пропаганда «единства» была направлена главным образом на привлечение на сторону монголов части знати Хорезмского царства — наместников, военачальников, предводителей кипчакских племен. Именно знать выступала инициатором губительных «союзов» с завоевателями. Простой же народ повсеместно брался за оружие, не желая отдавать родину на разграбление «родственникам»-монголам.

Идея тюрко-монгольского «единства», как видим, в период монголо-хорезмийской войны уже потеряла свою актуальность и выдвигалась в качестве лицемерного лозунга для раскола вражеских сил — шахских войск. Но что интересно: в среде кипчаков она находила отклик. Это ярко проявилось в ходе рейда Чингисовых полководцев-темников Субедэя и Джебе по Северному Ирану, Закавказью, Северному Кавказу и южнорусским степям в 1222—1223 гг.

Когда войско Субедэя и Джебе вступило в Азербайджан, то некий тюрк Акуш, «собрав жителей этих (азербайджанских. — В.Т.) гор и степей, тюркмен, курдов и других», присоединился к монголам, которые были «расположены к нему вследствие сродства»⁷⁰. Но в первом же бою с грузинами рать Акуша была назначена в авангард, и множество доверчивых «тюркмен» полегло. Оказавшись на Северном Кавказе, в Дагестане, монгольские тумены встретили объединившиеся против них войска половцев и алан. Темники обратились к кипчакам: «Мы и вы один народ и из одного племени, аланы же нам чужие, мы заключим с вами договор, и вам нечего помогать им»⁷¹. Субедэй и Джебе разбили покинутых кипчаками алан, а затем напали на своих «соплеменников» и дочиста их ограбили⁷².

Кочевники воочию убедились в жестокости и коварстве военачальников Чингис-хана. Неудивительно, что половцев Дикого поля охватила паника при появлении в южнорусских степях Субедэя и Джебе, которые в переговорах с Киевом уже не скрывали своих притязаний на «поганые Половче» как на своих холопов и конюхов⁷³. Монгольские послы в 1223 г. говорили русским князьям: «Слышахом, яко (половцы. — В.Т.) и вам много зла створиша; того же дѣля и мы (их. — В.Т.) бием»⁷⁴. Эти слова свидетельствуют о том, что монгольское командование трактовало отношения с кипчаками как акт возмездия. Но поскольку на Северном Кавказе непосредственно перед этим поведение кипчаков не давало повода для отмщения, то повод для мести следует искать в более ранних событиях, а именно в периоде под держки дештскими ханами античингисовской оппозиции⁷⁵.

После дагестанских событий разговор о монголо-кипчакском «родстве» или «единстве» уже не заходил. Восточный Дешт-и Кыпчак был молниеносно оккупирован отрядами Джучи. В западной же части кипчакских степей сопротивление монголам носило локальный характер, сводилось к отдельным стычкам с войсками Чингисидов⁷⁶. Раздробленные и враждующие между собой, местные племена не приобрели даже мнимого статуса «союзников» Чингис-хана.

Видимо, достижение ими такого статуса было просто неосуществимо. Кыпчаки не были родственны монголам ни по происхождению, ни по языку. Косвенные свидетельства о родственных и свойственных связях некоторых племен Дешта с центральноазиатскими пришельцами⁷⁷ в принципе не опровергают тезиса о превращений «объединительной» программы в инструмент прямого завоевания.

У кыпчакских и монгольских ханов не было и не могло быть общих внешнеполитических интересов, как это было в Восточном Туркестане, в отношениях монголов с уйгурами и карлуками. Выше указывалось на разнобой в ориентациях различных групп аристократии Дешт-и Кыпчака в начале XIII в.: одна ее часть тяготела к Хорезму, другая — к Руси, третья стремилась сохранить полную независимость.

Существовало и другое объективное препятствие для безболезненного включения кыпчаков в Монгольскую империю. Уйгуры, карлуки и кыргызы являлись носителями государственности, создателями собственных государственных образований. А именно на историческом этапе образования государства, т. е. социально ближе к ним, находились в начале XIII в. монголы, хотя их держава пока не имела таких разветвленных административного аппарата, податной системы, социальной градации населения, которые существовали в тюркских владениях. У кыпчаков же в то время формировались предгосударственные структуры с использованием сильных родо-племенных институтов. Но этим процессом не был охвачен весь Дешт. Лишь отдельные кыпчакские общности создали небольшие объединения: донские Кончакиды⁷⁸, западноказахстанская конфедерация ильбари⁷⁹, «государство первоначального типа» канглы⁸⁰.

Общекыпчакское ханство так никогда и не сложилось. Ясно, что в этих условиях кыпчаки не представляли себе существования без своих родов и племен, а победа Чингис-хана грозила им разрушением привычного социального механизма и разверсткой по десятичным подразделениям, находящимся во власти монгольских темников. К тому же половцы справедливо опасались, что их родные просторы, вызвавшие восторг у Джучи⁸¹, покажутся для алчных нойонов более приемлемым объектом прямого захвата, чем горная тайга Енисея и торговые города Уйгурии. Так и произошло: владения союзников Чингис-хана — уйгурских, карлукских, кыргызских ханов и беков — сохранили определенную автономию, и преемники основателя империи в целом оставили за тюрками этот статус.

В отношениях же с половецкими номадами создатели Монгольского государства могли найти гораздо меньше точек соприкосновения, чем с другими тюркскими народами. В 30-х гг. XIII в. Дешт-и Кыпчак был окончательно завоеван, местная аристократия была изгнана или истреблена.

Результаты «объединительной» политики. Ее периодизация

На определенной стадии программа «объединения» — покорения кочевников превратилась в лицемерный лозунг тюрко-монгольского «единства». Она перестала действовать при вступлении армии Чингис-хана во владения хорезмшаха. Таким образом, начало хорезмской войны знаменует собой кардинальное изменение политики правителей Еке Монгол улуса по отношению к западным соседям. Косвенное подтверждение находим в источниках: «Татары, сделав воззвание по всем местам, где жили их племена, бросились на персов, победили их...»⁸² В этом тексте «персами» названы хорезмийцы, так как ниже рассказывается о походе Субедэя и Джебе, состоявшемся после завоевания Хорезма. Значит, «воззвание» появилось до 1219 г., т. е. в период «присоединения» к Монгольской империи народов Южной Сибири, уйгуров и карлуков (это и есть «их племена»). Следует отметить различие: если монголы к степным племенам «сделали воззвание», то на хорезмийцев они «бросились». Эту же разницу заметили китайские хронисты: карлуки «поддались» Чингису, Турфанское княжество «вступило в подданство монгольское», а «владение Киньча» (кыпчаков) было уничтожено после «великих грабежей» и народ его «вырублен»⁸³.

Столь серьезная перемена курса требовала, вероятно, совещания всех монгольских предводителей. Действительно, в 1218 г. после победы над Кучлуком собрался курултай. На нем состоялось назначение новых темников, тысячников и сотников. В источнике это не детализируется, поэтому напомню, что в монгольских войсках назначение на командные должности состоялось за 12 лет до того. А теперь в армию вливались отряды тюркских князей, и десятичное деление распространялось на них. Были подтверждены принятые ранее законы и решено выступить в поход против хорезмшаха⁸⁴. Видимо, именно здесь было выработано и оглашено новое направление политики — дальнейшее подчинение тюркских и прочих народов путем силы, прямого завоевания.

К чингисовским войскам, двинувшимся против Мухаммеда II, присоединились карлуки и уйгуры⁸⁵. Произошел поворот от «союза» с тюрками к войне с туркменами и кыпчаками Хорезма и Дешта. С 1218 г. войска покоренных народов Восточного Туркестана были привлечены к дальнейшим завоеваниям Чингис-хана. Именно тогда было направлено монгольское посольство и к енисейским кыргызам с требованием воинских отрядов для подавления внутриимперских мятежей, что вызвало возмущение и восстание в Южной Сибири⁸⁶.

Периодизация политики монгольского правительства по отношению к соседним с монголами кочевым народам во время правления Чингисхана представляется в таком виде.

Первый период, 1207—1218 гг. Тактика «объединения народов, живущих за войлочными стенами» как дипломатического средства консолидации окрестных номадов в рамках единой империи. Критерий выбора объекта для присоединения к империи — номадизм. Форма отношений с «присоединившимися» подданными — заключение с ними союзных договоров. В этом периоде выделяются три этапа: 1207 г. — поход Джучи в Южную Сибирь и Северо-Восточный Казахстан, подчинение кыргызов, алтайцев и кимаков; 1211 г. — заключение «союзов мира и родства» с восточнотуркестанскими правителями, подчинение уйгуров и карлуков; 1218 г. — разгром найманов Кучлука монголами.

Второй период, 1218—1223 гг. Пропаганда тюрко-монгольского «единства» как средство раскола вражеских сил — кыпчаков и их союзников. Критерий выбора объекта пропаганды — общность генеалогических истоков, происхождения (не важно, действительная или фальсифицированная). Форма отношений с «присоединившимися» ранее подданными — прямое участие их в войнах. Разгром и завоевание туркмен, канглы, части кыпчаков⁸⁷.

После 1223 г. лозунг «единства», видимо, потерял актуальность и уже не использовался. Субедэй и Джебе увели войска из Восточной Европы. Все тюркские народы, что позднее оказывались на пути монгольских армий, расценивались лишь как объекты покорения, а не потенциальные союзники⁸⁸.

При исследовании дипломатических и идеологических факторов внешней политики Чингис-хана пришлось оставить в стороне ее социально-классовую основу. Разумеется, каким бы ни было обоснование той или иной международной акции, исходившее из главной ханской ставки, — провозглашалось ли единение кочевников или месть за убийство послов, — социальная сущность политики не менялась. Все договоры и походы имели целью подчинение соседних владений монгольской знати.

В целом можно сказать, что тактика «объединения», которая должна была обеспечить по возможности бескровное завоевание кочевых народов, применялась успешно. Правителям империи удалось обеспечить добровольное признание подданства целым рядом тюркских князей. В ходе этого «объединения» велась подготовка к войнам с чжурчжэнями и Хорезмом, росла армия, укреплялось государство. Таким образом, использование древнетюркской государственной традиции в 1207—1223 гг. позволило Чингис-хану и его соратникам приобрести дополнительную социальную и военную опору за пределами Монголии. К началу 20-х гг. XIII в. оседлым государствам противостоял уже не маленький монгольский улус, а огромный и могущественный каганат — кочевая империя, населенная монголами и присоединившимися к ним тюрками.

Примечания

1. Материалы по истории сюнну (по китайским источникам). Вып. 1. С. 43.

2. Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху. С. 34.; Ecsedy H. Tribe and Tribal Society in the 6th Century Turk Empire // AOH. 1972. T. 25. P. 254. Правда, Д.Г. Савинов считает, будто хуннские традиции способствовали присоединению тюркоязычных номадов, противников монголоязычных киданей, к Тюркскому каганату. Но этим не объяснить распространение гегемонии каганата до Причерноморья, т. е. далеко за пределы бывшей территории хуннов. Кидани же в VI—VIII вв. не представляли собой сколько-нибудь значительной силы.

3. Викторова Л.Л. Монголы: Происхождение народа и истоки культуры. С. 142.

4. Иакинф (Бичурин И.Я.) История первых четырех ханов из дома Чингисова. С. 31; ср.: Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 1. Кн. 2. С. 146.

5. Козин С.А. Сокровенное сказание. С. 168.

6. Там же.

7. Васильев В.П. Вопросы и сомнения. С. 375.

8. Sagan Sechen. The Bejewelled Summary of the Origin of Khans. A History of the Eastern Mongols to 1662. Pt. 1. Bloomington, 1964. P. 48.

9. Шара туджи. Монгольская летопись XVII века / Сводный текст, пер., введ. и примеч. Н.П. Шастиной. М.; Л., 1957. С. 179; Howorth H.H. Genghis Khan and His Ancestors. S. 1. s. a. P. 6.

10. Kotwitz W. Contribution à l'histoire de l'Asie Centrale // RO. 1949. T. 15. P. 173.

11. Martin H.D. The Rise of Chingis Khan and His Conquest of Nothem China. P. 96.

12. Кононов А.Н. Семантика цветообозначений в тюркских языках. С. 173; Pritsak O. Qara. Studie zur Türkischen Rechlssymbolik // A. Zeki Velidi Togan'a Armağan. İstanbul, 1955. P. 260. Ф.С. Фасеев критикует все ныне существующие объяснения семантики «кӧк», убедительно опровергая его толкование как «знать, аристократия»: Фасеев Ф.С. Кто они так называемые «голубые тюрки» // Источниковедение и история тюркских языков. Казань, 1978. Отвергается также трактовка синего цвета тюрками в качестве обозначения востока, но никаких доводов Ф.С. Фасеев не приводит. При этом он ссылается не на суждения А.Н. Кононова и О. Прицака, специально исследовавших этот вопрос, а только на мнение А. фон Габен, лишенное аргументации. Однако и Ф.С. Фасеев признает возможность смысловой аналогии «кӧк тӱрк» с «кӧке монгол» (Там же. С. 139). Н.Л. Жуковская справедливо полагает, что «монголы, называя себя "синими", тем самым помещали себя на востоке» (Жуковская Н.Л. Категории и символика традиционной культуры монголов. М., 1988. С. 154—155). Отметив несоответствие такого обозначения традиционным монгольским понятиям о пространственной символике, данный автор видит объяснение этому несоответствию или в заимствовании тюркской концепции (вслед за А.Н. Кононовым), или в памяти о прародине в междуречье Онона и Керулена, «которая действительно лежит на восток от той территории, где Чингисхан заложил основы своей империи и ее столицу Харахорин» (Там же. С. 155). Но и в последнем случае Н.Л. Жуковская указывает на расхождение с традиционной монгольской схемой обозначения различных народов разными символическими цветами (по этой схеме монголы должны были быть не «синими», а «желтыми»). Таким образом, остается, пожалуй, единственное объяснение разбираемому применению понятия «кӧке» — возрождение в XIII в. древнетюркской геополитической символики.

13. Lattimore O. The Geography of Chingis Khan // The Geographical Journal. 1963. Vol. 129. Pt. 1. P. 7.

14. Бартольд В.В. Киргизы: Исторический очерк // Бартольд В.В. Сочинения. М., 1963. Т. 2. Кн. 1. С. 505; Кызласов Л.Р. История Южной Сибири в средние века. С. 91; Сунчугашев Я.И. Древняя металлургия Хакасии. Эпоха железа. Новосибирск, 1979. С. 147.

15. Владимирцов Б.Я. Чингис-хан. Пг.; М.; Берлин, 1922. С. 85; Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства (легенда о «государстве пресвитера Иоанна»). С. 176.

16. Grousset R. Le conquerant du monde (Vie de Gengis Khan). P., 1983. P. 212.

17. Бартольд В.В. Киргизы: Исторический очерк. С. 621.

18. Майский И.М. Чингисхан // ВИ. 1962. № 5. С. 76.

19. Хуухэнбаатар Д. Монгол гурний элчин харилцаа (XIII зуун). Улаанбаатар, 1964. С. 15.

20. По сообщению Рашид ад-Дина, навстречу монгольской армии выехали три князя: «Еди-инал, Алдиэр, Олебег-дигин»: Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 1. Кн. 1. С. 150. В «Тайной истории монголов» приводятся те же имена, но элементы первого из них (Еди и Инал) С.А. Козин при переводе посчитал принадлежащими разным людям: Козин С.А. Сокровенное сказание. С. 174. Л.Р. Кызласов предположил, что речь идет о правителе-ииале Еди-Уруна («Семи урочищ») — Хакасско-Минусинской области Кыргызского государства (Кызласов Л.Р. История Южной Сибири в средние века. С. 86). Владения кыргызов в то время делились на две части — Хакасию (Киргиз) и Туву (Кэм-Кэмджиут) (Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 1. Кн. 1. С. 150). Домонгольская Тува включала шесть районов-багов (Кызласов Л.Р. Тува в составе государства древних кыргызов (IX—XII вв.) // История Тувы. Т. 1. С. 158—159). Тогда допускаем, что она была представлена на переговорах с Джучи шестью удельными правителями, имевшими титул «эр» («муж, воин»); «алды эр» — шесть эров. Правда, Л.Р. Кызласов переводит данное словосочетание как «шестой мужчина» (Кызласов Л.Р. История Южной Сибири в средние века. С. 87), но здесь термин «алды» именно количественное числительное, и передано оно в обоих источниках в характерной тувинской форме (у других тюркских народов — алты). См.: Наджип Э.Н. Историко-сравнительный словарь тюркских языков XIV века. На материале «Хосрау и Ширин» Кутба. Кн. 1. С. 226. Стало быть, депутация кыргызов состояла из минусинского инала, шести тувинских владетелей и некоего Олебег-тегина (у Рашид ад-Дина — «дигина»).

21. Петров К.И. Очерк происхождения киргизского народа. Фрунзе, 1963. С. 94.

22. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2 / Пер. Ю.П. Верховского. М.; Л., 1960. С. 201.

23. Титул одного из начальников юаньского военного ведомства.

24. Мункуев Н.Ц. Новые материалы о положении монгольских аратов в XIII—XIV веках // Татаро-монголы в Азии и Европе. М., 1970. С. 397.

25. Там же. С. 391.

26. Там же. С. 440.

27. Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов: Монгольский кочевой феодализм. С. 107; Гребнев Л.В. Население Тувы в начале XIII века // Ученые записки Тувинского НИИЯЛИ. Кызыл, 1960. Вып. 8. С. 160.

28. Так, Л.П. Потапов полагал, что средневековые обитатели Алтая, теленгуты и телесы, в основном происходили от племен теле (доланьгэ), смешанных с туцзюэ (тӧлис) и большей частью входивших в Западно-Тюркский каганат (Потапов Л.П. Этнический состав и происхождение алтайцев. Историко-этнографические очерки. Л., 1969. С. 159—162, 175, 186, 194). То, что телесы — потомки тюрок-туцзюэ, а не теле, полагают Л.Н. Гумилев и Л.Р. Кызласов (Гумилев Л.Н. Древние тюрки. С. 262; Кызласов Л.Р. История Тувы в средние века. С. 52).

29. Подтверждение находим в словах Чингис-хана: «Ты, Джочи, старший из моих сыновей, недавно лишь вышел из дому, а в землях, куда ты ушел по хорошей дороге, уже успешно покорил лесные народы. Ни люди, ни кони не получили ран. Отдаю тебе эти народы» (Лубсан Данзан. Алтай тобчи. С. 184).

30. Заключаем это из того, что в источниках телесы упоминаются в начале XIII в. как самостоятельное племя, вне всякой связи с найманами.

31. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. 1. С. 44, 45, 48, 220; Материалы по истории сюнну (по китайским источникам). Вып. 1. С. 127.

32. Грач А.Д., Потапов Л.П. Период ранних феодальных отношений. Тува в составе Тюркского каганата. С. 69.

33. Liu Mau-tsai. Die chinesische Nachricten zur Geschichte des Ost-Türken (T'u-küe). T. 1. S. 119, 153, 204.

34. Далай Ч. Некоторые вопросы истории монголов в период Юаньской династии // Сибирь, Центральная и Восточная Азия в Средние века. Новосибирск, 1975. С. 200. О концепции «внутренних» и «внешних» земель в традиционной китайской геополитике: Кроль Ю.Л. Ханьская концепция «слабого руководства» варварами (цзи ми) // XVIII научная конференция «Общество и государство в Китае». Тезисы и доклады. М., 1987. Ч. 1.

35. Под алтайским регионом подразумевается местность, включавшая Горный Алтай, северную часть Монгольского Алтая и прилегающие территории. Вопрос об улусной принадлежности данного региона специально рассматривался, видимо, только в работах Л.П. Потапова, который утверждал, что эти территории принадлежали Джучидам. В качестве доказательств Л.П. Потапов приводил следующие факторы: общность родовых наименований у многих народов — бывших подданных Золотой Орды, сходные детали их фольклора (Потапов Л.П. Героический эпос алтайцев // СЭ. 1949. № 1. С. 125), тесные культурные связи алтайцев с кипчаками (Потапов Л.П. Очерки по истории алтайцев. М.; Л., 1953. С. 110). Наличие этих факторов объясняется общностью материальной и отчасти духовной культуры кочевников, возникшей задолго до создания удела Джучи. Источники сообщают о пожаловании Чингис-ханом Алтая и Прииртышья старшему сыну (Лубсан Данзан. Алтан тобчи («Золотое сказание»). С. 184; Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 78), но эти сведения касаются событий, происходивших непосредственно после похода 1207 г. По окончании Хорезмийской кампании (около 1224 г.) Джучи был назначен «главным даругачи над кипчаками» (Лубсан Данзан. Алтан тобчи («Золотое сказание»). С. 229, 230), и Алтай, таким образом, исключался из его сюзеренитета. Впоследствии у истоков Иртыша находились личные земли и усыпальница Угедэя, владения его потомков (Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 43). Хайду, внук Угедэя, управлял территориями Енисейско-Иртышского междуречья и Алтая (Кычанов Е.И. Сведения «Юань ши» о переселениях кыргызов в XIII веке // Известия АН КиргССР. Сер. общественных наук. Фрунзе, 1963. Т. 5. Вып. 1. С. 62). Так что можно отнести Алтайский регион к улусу Угедэя.

36. Феофилакт Симокатта. История / Пер. С.И. Кондратьева. М., 1957. С. 161.

37. Kałużynsky St. Dawni Mongolowie. Warszawa, 1983. P. 154; Ta'rikh-i jāhangushā. Pt. 1. P. 31.

38. Путешественники подчеркивали, что Алтай имел особое значение для правящего рода империи. Марко Поло писал о захоронениях Чингис-хана и других монгольских каанов «в большой горе Алтай» (Книга Марко Поло. С. 87, 88, 274). Хоронили их все же, по нашему мнению, на Орхоне или на родине, в Трехречье.

39. Кычанов Е.И. Сведения «Юань ши» о переселениях кыргызов в XIII веке. С. 62; Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 162; Hsiao Ch'i-ch'ing. The Military Establishment of the Yuan Dynasty. Cambridge; L., 1978. P. 58.

40. Агаджанов С.Г. Очерки истории огузов и туркмен Средней Азии IX—XIII вв. С. 162; Ахинжанов С.М. Кипчаки и Хорезм в канун монгольского нашествия // Вестник АН КазССР. 1970. № 1. С. 49; Он же. Об этническом составе кипчаков средневекового Казахстана // Прошлое Казахстана по археологическим источникам. Алма-Ата, 1976. С. 88, 89; История Казахской ССР. Т. 2. С. 53; Насави Шихаб ад-Дин Мухаммад. Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Мангбурны. С. 87; Tabakat-i-Nasiri. A General History of the Muhammadan Dynasties of Asia. Kabul, 1964. Vol. 2. P. 1172.

41. Кумеков Б.Е. Государство кимаков IX—XI вв. по арабским источникам. С. 39—41.

42. Там же. С. 128—129.

43. С.М. Ахинжанов видит причину похода в откочевке на север зависимых от Мухаммеда кипчакских племен (Ахинжанов С.М. Кипчаки и Хорезм в канун монгольского нашествия. С. 49). Но Джузджани сообщает о походе на йемеков: «Мухаммед отправился истреблять племена Кадыр-хана... сына Йакафтана йемекского» (Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 2. С. 13—14.

44. Кляшторный С.Г. Древнетюркские рунические памятники как источник по истории Средней Азии. М., 1964. С. 42.

45. Мункуев Н.Ц. Заметки о древних монголах. С. 376.

46. В объяснении причин тяготения Чингис-хана к уйгурам я солидарен с другими историками, изучавшими этот вопрос (Бартольд В.В. Образование империи Чингисхана. С. 264; Владимирцов Б.Я. Чингис-хан. С. 116; Кадырбаев А.Ш. Уйгуры в империи Чингисхана и его преемников XIII—XIV вв. // ПППИКНВ (16-я сессия). М., 1982. Ч. 1. С. 30; Семенов А.А. Очерк культурной жизни уйгуров в монгольских государствах // Материалы по истории и культуре уйгурского народа. Алма-Ата, 1978. С. 31; Чулошников А.П. Очерки по истории казак-киргизского народа в связи с общими историческими судьбами других тюркских племен. С. 92.

47. Тихонов Д.И. Хозяйство и общественный строй Уйгурского государства X—XIV вв. М.; Л., 1966. С. 57—58.

48. Елюй Даши — киданьский принц, бежавший с частью своих подданных в Среднюю Азию после разгрома чжурчжэнями империй Ляо в 1125 г. и Бэй Ляо в 1130 г. Основал царство Си (Западное) Ляо и принял титул «гур-хан». Население Си Ляо стало называться кара-китаями.

49. Тихонов Д.И. Хозяйство и общественный строй Уйгурского государства X—XIV вв. С. 56.

50. Ta'rikh-i jāhangushā. Pt. 1. P. 57.

51. Ibid. P. 57.

52. Иакинф (Бичурин И.Я.). История первых четырех ханов из дома Чингисова. С. 116; Козин С.А. Сокровенное сказание. С. 174; Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 1. Кн. 2. С. 153, 154; Ta'rikh-i jāhangushā. Pt. 1. P. 32, 33.

53. Ibid. P. 57, 58.

54. Козин С.А. Сокровенное сказание. С. 174.

55. Кадырбаев А.Ш. Китайские источники эпохи Юань о карлуках. С. 88.

56. Бартольд В.В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия. С. 470; Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 1. Кн. 2. С. 183.

57. Бартольд В.В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия. С. 470.

58. Кадырбаев А.Ш. Китайские источники эпохи Юань о карлуках. С. 88; Он же. Уйгуры в империи Чингисхана и его преемников XIII—XIV вв. С. 27; Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 1. Кн. 1. С. 148; Т. 1. Кн. 2. С. 153; Ta'rikh-i jāhangushā. Pt. 1. P. 33, 58, 63.

59. По мнению Й. Маркварта, поддержанному А.М. Щербаком, «в уйгурском варианте легенды об Огуз-кагане, которая в форме древнего предания тюрок и монголов содержит обозрение завоеваний Чингис-хана, тюркские народы представляются с сознательным намерением не как враги, но как союзники Огуз-кагана (= Чингиз-хана)» (цит. по: Щербак А.М. Огуз-наме. Мухаббат-наме. Памятники древнеуйгурской и староузбекской письменности. М., 1959. С. 921).

60. Ахинжанов С.М. Из истории движения кочевых племен евразийских степей в первой половине XI века // Археологические исследования древнего и средневекового Казахстана. Алма-Ата, 1980. С. 51.

61. История Казахской ССР с древнейших времен до наших дней. С. 66.

62. Бартольд В.В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия. С. 442; Буниятов З.М. Государство хорезмшахов-Ануштегинидов (1097—1231). М., 1986. С. 46.

63. Ахинжанов С.М. Кипчаки и Хорезм в канун монгольского нашествия С. 49.

64. Буниятов З.М. Государство хорезмшахов-Ануштегинидов (1097—1231). С. 85.

65. Бартольд В.В. Кипчаки // Бартольд В.В. Сочинения. Т. 5. С. 551; Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М., 1966. С. 201.

66. Кадырбаев А.Ш. Китайские источники монгольской эпохи о внешнеполитических связях тюркских кочевников Казахстана — кыпчаков и канглы — с народами Центральной Азии и Дальнего Востока (XII — начало XIII в.). С. 134; Кычанов Е.И. Сведения «Юань ши» о переселениях кыргызов в XIII веке. С. 62—63.

67. Мавераннахр — область между средними течениями Амударьи и Сырдарьи.

68. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 1. Кн. 1. С. 206—208. Арабский хронист XIII в. Ибн ал-Асир приводит доводы самаркандских воинов, решивших капитулировать: «Мы из рода их (т.е. монголов. — В.Т.), они не убьют нас» (Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 1. С. 11).

69. Насави Шихаб ад-Дин Мухаммад. Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Мангбурны. С. 126.

70. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 1. С. 15.

71. Там же. С. 32—33. Рашид ад-Дин дополняет информацию Ибн ал-Асира расшифровкой «договора»: «Мы с вами заключим договор, что не причиним друг другу вреда, мы дадим вам из золота и одежд то, что вы пожелаете» (Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 1. Кн. 2. С. 220). Скорее всего, аналогичным образом заключались соглашения о ненападении и о доле в трофеях между монголами и добровольно покорявшимися им кочевыми князьями.

72. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 1. С. 33.

73. Летопись по Воскресенскому списку // ПСРЛ. Т. 7. СПб., 1856. С. 130; Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 62; Патриаршая, или Никоновская, летопись // ПСРЛ. Т. 9—10. М., 1965. С. 90; Рогожскский летописец // ПСРЛ. М., 1965. Т. 15. Стб. 27; Тверской сборник // Там же. Стб. 340.

74. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 62.

75. Ахинжанов С.М. Кипчаки и Хорезм в канун монгольского нашествия. С. 48; Кычанов Е.И. Сведения «Юань ши» о переселениях кыргызов в XIII веке. С. 62.

76. Заметим, что бегство южнорусских номадов от наступавших войск Субедэя и Джебе последовало лишь после того, как они узнали о судьбе кипчаков Дагестана, порвавших с аланами (Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 1. С. 25, 26). Получается, что до этого они спокойно ожидали приближения монголов, наивно надеясь на заключение «союзных договоров». Позже в кипчакской диаспоре сохранялось представление о единстве степняков, и египетский султан-мамлюк говорил: «Мы [кыпчаки] и татары — из одного рода, один от другого не отречемся» (цит. по: Кумеков Б.Е. Арабские и персидские источники по истории кыпчаков VIII—XIV вв. Алма-Ата, 1987. С. 38).

77. Ахинжанов С.М. Кимаки — уран-каи // ИККНАЯО. М., 1986; Кумеков Б.Е. Арабские и персидские источники по истории кыпчаков VIII—XIV вв.

78. Плетнева С.А. Печенеги, горки и половцы в южнорусских степях // Труды Волго-Донской археологической экспедиции. Т. 1. М.; Л., 1958. С. 195—196, 225, 226; Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. С. 226, 227.

79. Ахинжанов С.М. Об этническом составе кипчаков средневекового Казахстана. С. 88, 89.

80. Кадырбаев А.Ш. Тюрки-канглы в империи Чингисхана (по китайским источникам). С. 70—74.

81. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 2. С. 14.

82. История монголов инока Магакии, XIII века. С. 5.

83. Иакинф (Бичурин И.Я.). История первых четырех ханов из дома Чингисова. С. 41, 120, 273—274.

84. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 1. Кн. 2. С. 197.

85. Там же. С. 198.

86. Там же. Т. 1.Кн. 1. С. 151.

87. При жизни Чингис-хана фактически был завоеван только Восточный Дешт-и Кыпчак.

88. Например, у анатолийских турок память о Чингис-хане сохранилась лишь как о свирепом захватчике: Neşri M. Neşri Tarihi. С. 1. Ankara, 1983. S. 36.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница