Глава 4. Государственность

Административная структура Большой Орды была унаследована от управленческой системы единого Джучиева Улуса и во многом повторяла ее. Но исторические обстоятельства XV в. привели к упрощению, свертыванию некогда разветвленного государственного механизма. В свое время мы попытались проследить регресс государственности после распада Золотой Орды в восточных юртах — Узбекском ханстве Абу-л-Хайра и Ногайской Орде¹. Сделанный тогда вывод о «постепенном угасании кипчакско-золотоордынской государственности» кажется возможным применить и к Большой Орде.

Так же, как и во владениях Абу-л-Хайра, внутренней жизнью Тахт эли ведала администрация ханской ставки, типичная для любой номадной структуры; небольшая земледельческая периферия (у кочевых узбеков — побережье Сырдарьи, у большеордынских татар — Приднепровье и Пятигорье) была слишком мала и слаба, чтобы составить экономическую базу кочевой империи. К тому же эти районы стали местом частых конфликтов: — узбеков с Тимуридами, татар — с черкесами.

Главное же отличие двух ханств от Золотой Орды заключалось в отсутствии у их правителей эффективных средств принуждения по отношению к непокорным подданным. Недовольные их политикой беки могли безнаказанно увести свои улусы на другие земли или обособиться от хана, даже не трогаясь с места. Единственным способом для него привлечь к себе эли и их лидеров были частые и желательно победоносные войны с соседями. Такой военной активности не могли себе позволить — да и не нуждались в ней — Золотоордынские падишахи, существовавшие в условиях государственной стабильности.

С почти полной утратой земледельческой подпитки экономики своего ханства, с утратой государственных властных рычагов, Кучук-Мухаммед и его преемники оказались во главе образования, которое едва ли можно считать полноценным государством. Тем не менее довольно сложная иерархия элей и их предводителей, надплеменное территориальное деление, пережитки золотоордынской городской цивилизации (ислам, старая урбанизированная культурная область на Нижней Волге) не позволяют также видеть в Большой Орде и такую относительно примитивную социальную структуру, как составное вождество. Вероятно, по аналогии с ханством кочевых узбеков ее можно определить как раннее зачаточное государство — как переходную стадию между составным вождеством и типичным ранним государством².

Во главе этого государства стоял монарх, носивший титул хана. Мацей Меховский сообщает, что глава Большой Орды «называется Ир тли кси, что значит свободный человек. Называется он и Улухан (Vlucham), т. е. великий господин или великий император...»³ Таким образом, он был «великим ханом» (улу(г) хан) и «свободным человеком»⁴.

На рубеже столетий в Орде появился заранее объявленный наследник престола — калга. Им стал младший брат хана Шейх-Ахмеда Хаджи-Ахмед (Хаджике, Коджак, Хозяк).

Следом за калгой в иерархии власти стоял беклербек (улуг бек). Как говорилось выше, эта должность в Большой Орде была монополизирована мангытами из семьи золотоордынского беклербека Эдиге. При Кучук-Мухаммеде в разное время ее занимали сыновья Эдиге Мансур, Науруз и Гази, при Ахмеде — Тимур б. Мансур, при преемниках Ахмеда — сын Тимура Таваккул, внуки Мансура Джанкувват и Хаджике б. Дин-Суфи. Хан, калга и беклербек составляли триаду верховных правителей юрта. Эта структура отражена в донесении посла И. Кубенского в Москву летом 1500 г.: «А на царстве... нынеча Ших-Ахмет, а калга Хозяк салтан, Ахматов же сын, а князь Тевекель Темирев сын»⁵.

Ранг беклербека московские современники передавали как «князь его (хана. — В.Т.) больший» и «царев рядец», а литовские — как «великий князь» и «hetman jego (хана. — В.Т.)»; дары из Вильны посылались к Тимуру как к «hetmanovi carskiemu kniaziu»⁶. В качестве главы кочевой нединастической аристократии и высшего военачальника, наместника западной части Орды и командующего правым крылом ее войска беклербек номинально был равнозначен великим князьям Московскому и Литовскому. В действительности же последние являлись полноценными монархами и предпочитали ставить себя на одну ступень с ханами, а не с их главными беками. В 1500 г. Александр Ягеллон писал ногайским биям («князьям»): «Пережъ сего прысылалъ к намъ братъ нашъ Шыг Ахмать а брат вашъ велики княз Тювикел своих пословъ нашого зъдоровъя видети»⁷, тем самым уравнивая себя с ханом, а своих ногайских адресатов с беклербеком Таваккулом.

А.В. Пачкалов, изучив монеты, чеканенные с именем хана Ахмеда, пришел к выводу, что эмиссия производилась в ставке Тимура б. Мансура «Тимур-бек-базаре», которая находилась или в его мангытском улусе в Поднепровье (что представляется более вероятным), или на Нижней Волге. Исследователь предположил, что вообще при всех ханах, начиная с Кучук-Мухаммеда, беклербеки взяли в свои руки монетное производство⁸. Если действительно дело обстояло так, то получается, что верховные беки пользовались одним из важнейших атрибутов суверенной монархической власти в мусульманском мире — сикк (право на чеканку монеты) и, следовательно, заполучили часть этой власти.

В XIV в. Золотой Орде некоторые из беклербеков усиливались настолько, что, как известно, даже распоряжались троном. В Большой Орде XV в. они не имели такого гипертрофированного объема власти. Однако, в отличие от предыдущего столетия, беклербекский пост превратился в важнейший элемент государственного управления. Теперь его носитель не ограничивался делами войны и дипломатии, но участвовал и в управлении повседневной жизнью юрта. Очевидно, причина такого изменения заключается, во-первых, в постепенном отмирании чиновничьего аппарата и «перетекании» административных функций из захиревших канцелярий в кочевые походные ставки ханов и беков. Во-вторых, в связи с концентрацией населения и скота на пространстве между Волгой и Днепром, вся жизнь Большой Орды стала протекать на землях вторичного правого крыла⁹, которые традиционно находились в ведении золотоордынских беклербеков.

В литературе последних лет распространилось убеждение, что в «постордынских» юртах при правителе обязательно действовал совет из четырех карачи-беков — предводителей ведущих кланов-элей. Опираясь на более поздние реалии Крыма, эту идею высказал Ю. Шамильоглу в отношении поздней Золотой Орды¹⁰. Задолго до него на институт «карачей» обратил внимание В.В. Вельяминов-Зернов. Но он, превосходно ориентируясь в источниках, лишь констатировал наличие карачи-беков в Казани, Сибири, Касимове и Ногайской Орде, не настаивая на непременном функционировании там структуры из четырех князей-советников¹¹.

Со времени написания великого труда Вельяминова-Зернова прошло полтора века, но за этот срок так и не было выявлено надежных свидетельств такого рода касательно поволжских и восточных юртов. В отношении же Большой Орды мы имеем прямое указание на наличие четырех карачи-беков. Это цитировавшееся выше послание хана Шейх-Ахмеда к живущим в Литве трем князьям Глинским, направленное летом 1502 г.: «Кият князья Мамаевы есте правый дети¹², там есте подле брата моего¹³, а тут есте подле мене, у моем царстве и справа и злева вланы князи, чотыры корачи болшы киятовъ князеи и братии вашое слугъ, а у мене нетути болшыхъ и лепших»¹⁴. Хан ясно пишет о четырех «корачах», которые «больше» киятов, хотя последние являются его «большими и лепшими» слугами¹⁵. Таким образом, этот эль утратил первенствующее положение, уступив свое место другому, о чем уже упоминалось.

Напомним, что Ю. Шамильоглу считал, что большинство населения Большой Орды составляли мангыты, кияты, салджиуты и кунграты. По Д.М. Исхакову, они были в ней «правящими»¹⁶. Что касается двух последних из перечисленных элей, то упоминаний о них в отношении Тахт эли мне в источниках не встречалось. Из местнического спора 1517—1525 гг., о котором мы рассказывали в главе об этническом составе Орды, можно догадываться, какие племена считались в ней «аристократическими». Тогда выяснилось, что привилегия «сидеть» сразу за династами-Джучидами принадлежала найманам и алчинам. За ними располагались уйшуны. Добавив сюда могущественных мангытов, мы получим четверку аристократических родов, из которых происходили «князи чотыры корачи» ханского письма.

Состав большеордынской правящей элиты чаще всего обозначается в источниках выражением «уланы князи», т. е. огланы и беки. Огланы в то время — это представители дома Джучи, не принадлежащие к семье правящего хана (мужчины-члены этой семьи титуловались султанами). Триаду аристократических рангов запечатлело летописное известие о приходе татар на Угру в 1480 г.: «...царь Ахматъ идеть со всею Ордою и царевичи, султаны и князми»¹⁷. Не на совещании хана с четырьмя «карачами», а на собрании огланов и беков решались важнейшие государственные вопросы. В дипломатической переписке имеются сведения о том, что то или иное решение хан принял после совета («рады») со своими знатными соотечественниками: «...мы вси вланы и кн(я)зи к собе собрали и межи собою радили», «...мы со князми, уланы порадивъ и к тому есмо делу прыступили», «...нашы уланы и кн(я)зи отцу нашому молвили...» и т. п.¹⁸

Из истории других юртов известно о существовании всесословного совещания-курултая, которое в русских текстах обозначалось как «вся земля Казанская», «вся земля Сибирская» и т. п. Ничего похожего в Большой Орде не заметно. Известно, что в период расцвета Золотой Орды курултай как действенный административный институт практически прекратил существование, уступив место самодержавной воле монарха и управленческому искусству чиновной бюрократии. В «постордынском» мире, в условиях угасания инерции государственного потенциала Золотой Орды, происходила реанимация архаичных учреждений — таких, как курултай (преемник народных собраний) и совет из четырех карачи-беков (тоже ожившее наследие тюрко-монгольской старины).

Информация о чиновниках в Большой Орде мизерна. Ханом Шейх-Ахмедом был отправлен послом в Крым «Молзозода болшой молна базарской Ахматовых детей», который собственноручно писал грамоты от лица хана¹⁹. Этот «молна» (маулана — ученый богослов) был, очевидно, еще и начальником-смотрителем ордобазара. В списке литовских пожалований приближенным Шейх-Ахмеда предусмотрены выплаты «Объдуле, маръшалку ц(а)ря Шиг Ахматову»²⁰. В «Описании татар заволжских, которые на поруку розданы», составленном в Великом княжестве Литовском в 1506 г., значатся маршалки, «царевы» komomiki и kołuczki²¹. Коморниками называли, в частности, придворных служителей. Kołuczki — скорее всего, тюркское коллукчи-куллукчи — блюститель порядка, охранник.

Такой обязательный элемент ордынского чиновничьего аппарата, как даруга (наместник города или области — как правило, с оседлым населением), упомянут единственный раз. В 1470 г. хана Ахмеда во время переговоров с поляками настраивали против Ивана III «князь Темир, дорога Рязанскои, и прочиі»²². Видимо, этот чиновник отвечал за дела, связанные с Великим княжеством Рязанским — так же, как некогда при дворе Улуг-Мухаммеда состоял московский даруга²³.

Ордобазар (базар) перемещался вместе с ханом по степи. Он мог быть поделен между соправителями, как это случилось в 1501 г., когда «Ши-Ахметь... с братом своим с Сеит Махмутом сослался и базар с ним поделил»²⁴. Свержение хана противником нередко сопровождалось захватом ордобазара и перемещением его во владения победителя. Так произошло и в 1502 г. По словам Менгли-Гирея, он «базар и орду всю взял»²⁵. Это событие крымский бек Девлет-Бахты в 1515 г. изобразил так: «...государь наш Ординской Базар взял»²⁶. Укрывшийся в Литве Шейх-Ахмед был убежден, что его имущество и казна Большой Орды, захваченные крымцами, содержались в неприкосновенности в крепости Кырк-Ер, и он вынашивал планы отвоевать эти трофеи: «Базар мои в Перекопе (т.е. в Крыму. — В.Т.) в Киркели загнан в твердое местцо, абых его в целости достал, ино я не хочу того престати, абых свое отчызны базару не доставал под царем Перекопским»²⁷.

При исследовании истории тюркских государств XV—XVI вв. А. Беннигсен и Ш. Лемерсье-Келькеже пришли к заключению, будто в политических образованиях, наследовавших Монгольской империи, — от Крыма до Сибири и от Казани до Туркестана, имелись три объединительных элемента, которые «обеспечивали сплоченность населения степей»: монополия Чингисидов на ханскую власть, кочевые кланы и ислам²⁸. Мы согласны с оценкой первых двух из этих пунктов, но не вполне разделяем подобную трактовку ислама. Мусульмане Золотой Орды (видимо, в особенности аристократия и кочевники) действительно были объединены как самим фактом принятия ислама, так и через особый институт сеидов, исследованный для той эпохи Д.М. Исхаковым. Далеко не случайно, что в ряде постзолотоордынских ханств сеиды — главы местного мусульманского духовенства — возводили свои генеалогии к общим предкам, жившим в эпоху Улуса Джучи²⁹.

Однако если посмотреть на события в Золотой Орде во время и после ее распада, то о религиозном единстве говорить не приходится. Ислам никогда не играл заметной роли в политике, оставался на уровне официальных идеологем и не препятствовал междоусобным конфликтам. Связи же между сеидами в разных ханствах едва ли можно считать заметным цементирующим фактором в межгосударственных отношениях.

При этом заметная роль духовных лиц во внутренней жизни и внешней политике татарских юртов несомненна. Выше говорилось о маулане, возглавлявшем ордобазар. В источниках о Большой Орде фиксируются сеиды и хаджи как главы посольских миссий в соседние государства³⁰. В числе «добрых людей»-ордынцев, оказавшихся в разное время в московском плену, как сказано в одном послании хана Шейх-Ахмеда, «и Сеит есть, и попы ордынъскии»³¹.

Среди деятелей такого рода особенно выделялся сеид Хаджи-Ахмед. Он пользовался одинаковым почетом в Большой Орде и в Крыму, но постоянно жил, очевидно, в Тахт эли. После разгрома государства крымцами в 1502 г. Хаджи-Ахмед вместе с массой татар-беженцев оказался в литовских владениях. По словам Менгли-Гирея, «тот сеить наш озле мене и озле Шахмата у почетности был» — и следовала просьба отпустить его в Крымский юрт. Сын Менгли-Гирея характеризовал Хаджи-Ахмеда как «от дедов и отцов наших нашего пошлого богомольца». Гиреи требовали отпустить сеида из Литвы не только из-за почтения к его авторитету и учености, но и по причине раздражавшего их покровительства, которое Хаджи-Ахмед оказывал ордынцам-эмигрантам, в том числе приближенным Шейх-Ахмеда³².

Зачаточное раннее государство Большая Орда не имело стройного административно-территориального деления, присущего своему великому предшественнику Улусу Джучи XIII—XIV вв. М.Г. Сафаргалиев попытался увидеть признаки такого деления в знаменитом «ярлыке» Ахмеда Ивану III, протограф которого датируется различными авторами в диапазоне 1472—1480 гг.³³ Этот документ содержит, в частности, следующую фразу: «От четырех конец земли, от двоюнадесять поморий, от седмадесят орд, от Большия Орды»³⁴. Эти 70 орд М.Г. Сафаргалиев принял за указание на 70 более мелких орд и улусов, на которые была раздроблена децентрализованная Большая Орда³⁵. А.П. Григорьев возразил против столь буквального понимания данного фрагмента из цветистого (и неизвестно, сколь далеко отошедшего от тюркского оригинала) вступления к «ярлыку». Он посчитал это литературным приемом, когда количество орд оказалось искусственно подогнано под магическое число 7³⁶. Думаю, что скепсис А.П. Григорьева оправдан. В известных мне документах нет ни единого намека на существование каких-либо структур, с которыми можно было связать 70 орд Ахмедова «ярлыка».

А вот типично кочевническая система двух крыльев, несомненно, присутствовала в этом ханстве. Более того, в условиях отмирания золотоордынской цивилизации, когда степной социум возвращался на предыдущую стадию развития, к своим «матричным» формам существования, двухкрыльное членение народа и, соответственно, кочевий было естественным для татар. Но в данном случае мы вновь испытываем недостаток информации об устройстве крыльевой системы, не имеем представления о географическом положении правого (традиционно западного) и левого (восточного) крыла. Можно лишь догадываться, что границей между ними изначально была Волга, но последующие миграции массы народа на ее правый берег изменили этот порядок.

Выше уже приводились слова Шейх-Ахмеда из его письма о киятах: «и справа и злева вланы князи», т. е. в Орде находились огланы и беки правого и левого крыла. Кроме того, известно, что делилось на два крыла большеордынское ополчение — и, следовательно, население. В 1484 г. хан Муртаза обещал королю Казимиру IV, что постарается не допустить убытка его владениям «от правое руки, або от левое, або которые подле мене стоять, от братьий мои[х], от детей моих...»³⁷. «Правая рука» и «левая рука» (тюркские обозначения крыльев — он кол и сол кол), встречающиеся в разновременных ярлыках и других источниках, составляли непременный атрибут независимого кочевого владения, каковым, несмотря на всю неразвитость своей государственности, являлась Большая Орда.

Кочевое население Орды объединялось в улусные общины. Мы не знаем наверняка, но можем догадываться, что в этих «низах» татарского общества шла своя жизнь, велась борьба за существование в условиях постоянных экономических неурядиц и вражеских нападений. Тахт эли вовсе не представлял собой монолитный социальный организм. Изредка средневековые тексты доносят отголоски разногласий между высшей элитой и массой рядового населения (впрочем, возглавляемого племенными беками и ведомого ими).

В 1492 г. московский посол донес из Крыма, что «Орда была... покочевала к Пятма Горам; ино улусы за Ордою не покочевали, а покочевали... к Волзе; ино... Орда за улусы ж пошла к Волзе... Они тово деля к Волзе пошли, чтобы им чем было прокормитца»³⁸. Здесь проявились разногласия в определении маршрута перекочевок между правительственной инстанцией — Ордой и улусным простонародьем. Не желая оставаться в Пятигорье в опасном отрыве от подданных, ордобазар тоже двинулся вслед за ними к Волге. Через шесть лет сложилась похожая ситуация, когда улусы предпочли не приближаться к Кавказу, но на сей раз двинулись на Дон: «А слух... таков, что Ши-Ахметь сюда и не хотел, да улусы не захотели быти под Черкассы, и Ши-Ахмет с ними покочевал к Дону»³⁹. В обоих случаях улусники сочли рискованным располагаться со своими стадами по соседству с агрессивными черкесами, и хан вынужден был следовать по маршруту, выбранному подданными.

По аналогии с другими кочевыми владениями мы можем предполагать, что в ханстве находились районы, закрепленные за определенными элями. Достоверно это известно лишь о мангытах. На территории Большой Орды располагался юрт мандатов. При хане Ахмеде, т. е. в 1460—1470-х гг., им управлял беклербек Тимур, там же находилась его постоянная ставка. На «Князев Темирев улус» в 1485 г. напал Менгли-Гирей⁴⁰. Мандаты кочевали на западе государства — в приднепровских степях⁴¹, составляя правое крыло государства — в полном соответствии с рангом беклербека. Тимур умер в середине 1480-х гг., и его должность и юрт были унаследованы младшими родственниками. Один из них, Хаджике (Азика), стал беклербеком при хане Шейх-Ахмеде; о событиях «в Орде во улусех в Мангитех в Азикине улусе» упоминал хан Менгли-Гирей в 1491 г.⁴²

После уничтожения Большой Орды степное Нижнее Подненровье служило кочевьем тем мангытам, которые предпочли перейти в крымское подданство, оставшись на старых местах. В составе ханского посольства 1516 г. в Москву был послан «от Мангытцкого юрта Шаг-Магмуд мурза»⁴³. Еще в 1546 г. ногайские мирзы (родичи крымских мангытов) заявляли крымскому хану: «Буди тебе ведомо: Днепр деи нашь коч, твои татаровы по Непру не кочевали»⁴⁴. «Улус твои на Днепре», — говорил хан Мухаммед-Гирей I мангытскому мирзе Тенишу (племяннику Тимура)⁴⁵.

При своем общем подданстве хану мангыты Большой Орды считались еще и народом своего бека. В 1564 г. русскому послу в Крыму Афанасию Нагому глава крымских мангытов Дивей заявил, что согласен для пользы московского царя воевать с поляками, но за это потребовал себе поминки такие же, что посылались «к деду моему к Темирю князю, как... был дед мои на своем юрте в Нагаех». Нагой отвечал, что «жалованье великое» в старину шло Тимуру, «потому что был на своем юрте сам государь, а ты ныне служишь... у крымского царя». Но Дивей все твердил: «Дед мои Темир князь был на своем юрте в Нагаех»⁴⁶.

Примечания

1. Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. С. 548—558.

2. Используется типология ранних государств, разработанная Х. Классеном и П. Скальником.

3. Матвей Меховский. Трактат о двух Сарматиях. С. 64.

4. У польского хрониста в виде «Ир тли кси», очевидно, зафиксировано искаженное тюркское словосочетание эркли киши (свободный, вольный человек). Сходное клишированное определение «вольный человек» или «вольный царь» московские и польско-литовские адресанты в XV—XVI вв. применяли по отношению к татарским государям.

5. СИРИО. Т. 41. С. 323.

6. ПСРЛ. Т. 24. С. 193; Т. 26. С. 256; Kronika polska, litewska, żmódzka... S. 284.

7. Lietuvos Metrika. Knyga Nr 5. P. 165.

8. Пачкалов А.В. Мангытский бик Тимур в нумизматике Джучидов // Восточная Европа в древности и средневековье. Проблемы источниковедения. XVII чтения памяти В.Т. Пашуто. IV чтения памяти А.А. Зимина. Тез. докл. Ч. II. М., 2005. С. 239—241; Он же. О монетах «Бик Базара» и «Тимур Бик Базара» // Российская археология. М., 2007. № 2. С. 35, 36.

9. Улус Джучи делился на правое (западное) и левое (восточное) крылья. Они представляли собой самостоятельные ханства, каждое из которых в свою очередь делилось на два крыла.

10. Шамильоглу Ю. «Карачи-беи» поздней Золотой Орды: заметки по организации Монгольской мировой империи // Из истории Золотой Орды. Казань, 1993. С. 44—60.

11. Вельяминов-Зернов В.В. Исследование о касимовских царях и царевичах. СПб., 1864. Т. 2. С. 411—437.

12. Это убедительное свидетельство истинности происхождения Глинских от беклербека Мамая опровергает сомнения тех историков, которые видят в их родословной искусственную генеалогическую легенду.

13. Т.е. в Литве при великом князе Александре Казимировиче.

14. Lietuvos Metrika. Knyga Nr 5. P. 180. Мной немного изменена пунктуация данного фрагмента, т.к. мое понимание его, видимо, несколько отличается от версии публикатора. Удалены точка с запятой после слов «у моем царстве», точка после «и злева», запятые после «и справа» и «князи чотыры»; поставлена запятая после «вланы князи».

15. Такая лесть в адрес киятов — соплеменников Глинских объясняется тем, что в цитируемом послании Шейх-Ахмед просит троих братьев выступить посредниками в его контактах с великим князем Александром.

16. История татар с древнейших времен. С. 326.

17. ПСРЛ. Т. 24. С. 199.

18. Lietuvos Metrika. Knyga Nr 5. P. 125, 138; Knyga Nr 6. P. 84, 88.

19. СИРИО. Т. 41. С. 354.

20. Lietuvos Metrika. Knyga Nr 8. P. 430. Маршалок в Польско-Литовском государстве — придворный чин, исполнявший церемониймейстерские и судейские обязанности.

21. Lietuvos Metrika. Knyga Nr 6. P. 68; AGAD. F. Metrika Litewska. Sygn. 191d. L. 18.

22. ПСРЛ. Т. 18. С. 224. Не думаю, чтобы звание рязанского даруги здесь приложимо к Тимуру. Слишком разные функции были у даруги и беклербека.

23. См.: ПСРЛ. Т. 12. С. 15.

24. СИРИО. Т. 41. С. 358.

25. Lietuvos Metrika. Knyga Nr 8. P. 74.

26. СИРИО. Т. 95. С. 174.

27. РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Д. 7. Л. 1017. В Кырк-Ере находился монетный двор и хранилась казна Гиреев: Сыроечковский В.Е. Мухаммед-Герай и его вассалы // Ученые записки МГУ. М., 1940. Вып. 61. История. Т. 2. С. 5, 23.

28. Беннигсен А., Лемерсье-Келькеже Ш. Крымское ханство в начале XVI века: от монгольской традиции к османскому сюзеренитету. С. 79.

29. Исхаков Д.М. К вопросу об этносоциальной структуре татарских ханств (на примере Казанского и Касимовского ханств XV — сер. XVI вв.) // Панорама-форум. Казань, 1995. № 3. С. 105—107; Он же. Сеиды в позднезолотоордынских татарских государствах. Казань, 1997; Исхаков Д.М., Измайлов И.Л. Этнополитическая история татар (III — середина XVI вв.). Казань, 2007. С. 205, 206.

30. Lietuvos Metrika. Knyga Nr 5. P. 138, 178, 179; Knyga Nr 6. P. 88.

31. Lietuvos Metrika. Knyga Nr 5. P. 181.

32. СИРИО. Т. 95. С. 511; Lietuvos Metrika. Knyga Nr 8. P. 73.

33. Горский А.А. Москва и Орда. С. 175—177.

34. Цит. по: Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного государства С. 147.

35. Сафаргалиев М.К. Распад Золотой Орды. С. 517.

36. Григорьев А.П. Время написания «ярлыка» Ахмата. С. 38.

37. Литовская метрика. Отдел 1. Ч .1. Книга записей. СПб., 1910. Т. 1. Стб. 348—349.

38. СИРИО. Т. 41. С. 167.

39. Там же. С. 358.

40. ПСРЛ. Т. 8. С. 216.

41. СИРИО. Т. 41. С. 119.