«Ветвь тавроскифов» из «Вордоны»: о роли русского населения низовьев Днестра и Дуная в византийской политике галицких князей
У военного союза Романа с Алексеем III был еще один немаловажный аспект, связанный с неблагоприятной для империи политической обстановкой на Дунае. В одной из официальных речей, произнесенных Никитой Хониатом в 1190 г. в присутствии императора Исаака II, отмечается факт участия в войне с Византией на стороне восставших болгар некой «ветви тавроскифов», происходящих «из Вордоны» (καί οί έκ βορδόνης ούτοι του δανειν ύπερόπται καί Ταυροσκυθων άποσπάδες):
Ведь как скифы, народ, доныне необузданный, неприветливый и весьма воинственный, так и те, из Вордоны, презирающие смерть, ветвь тавроскифов, народ, также поклоняющийся Арею, помогавшие варварам на Геме (болгарские земли в районах Балканского хребта. — А.М.), согбенны вместе с ними, побежденными, и вместе обрели гибель.1
Под «тавроскифами» Хониат (употребляющий это выражение неоднократно) подразумевает исключительно жителей Древней Руси.2 Что же касается употребленного им в речи 1190 г. выражения «Вордона», то, как установил еще Ф.И. Успенский, оно, весьма вероятно, связано с др.-русск. бродъ и производным от него термином бродники, встречающимся в летописях.3 О бродниках, ведущих полукочевой образ жизни в причерноморских степях между Днепром и Дунаем, известно, что они занимали подчеркнуто независимую позицию по отношению к русским князьям и степным кочевникам, а участие в далеких военных походах стало для них своего рода доходным промыслом.4
По своему этническому составу бродники скорее всего являлись смешанной группой. Одни исследователи полагают, что их основу составляли потомки древнего скифо-сарматского населения Северного Причерноморья,5 другие считали бродников смесью различных тюркских народов.6 Возможно, что в XII — начале XIII вв. доля русского элемента в их среде увеличивалась и русское название бродники в конечном итоге стало для них самоназванием.7 В низовьях Днестра и Дуная бродники могли вступать в контакт с другими русскими обитателями этих мест — берладниками и галицкими «выгонцами», происходящими с территории Галицкой земли.8
«Ветвь тавроскифов» из «Вордоны», о которой говорит Хониат, — это, возможно, русская часть населения территории, примыкающей к Нижнему Дунаю, где обычно преобладали бродники, а во второй половине XII в. в связи с политическим усилением Галича появилось немало русских переселенцев из районов Среднего Поднестровья. О присутствии значительного русского населения в области нижнего течения Дуная в конце XII — начале XIII вв. свидетельствуют найденные здесь в последнее время многочисленные археологические материалы русского происхождения и, в частности, предметы, характерные для русского быта.9
Ил. 52. Гийом Рулле (15187—1589) Византийский император Алексей III Ангел. Promptuarii Iconum Insigniorum. 1553 г.
Участие в болгарском восстании против Византии «тавроскифов», под которыми скорее всего нужно подразумевать выходцев из Галицкой земли,10 может найти объяснение в давних связях византийского императора Андроника I Комнина с галицким князем Ярославом Осмомыслом. Есть основания считать, что Андроник и Ярослав приходились друг другу двоюродными братьями. Родная тетка Осмомысла, дочь перемышльского князя Володаря Ростиславича (✝ 1124) Ирина была выдана за младшего сына императора Алексея I Комнина (1081—1118) севастократора Исаака, отца Андроника I.11
Спасаясь от преследований своего двоюродного брата императора Мануила I (1143—1180), Андроник получил убежище в Галиче, где провел несколько лет. Сюда же он пытался бежать, будучи свергнутым с императорского престола в 1185 г. Есть сведения, позволяющие думать, что Андроник, пожалуй, единственный среди императоров Византии, владел русским языком — языком своей матери.12
Свержение и жестокое убийство Андроника, разумеется, должно было получить негативную оценку в Галиче, а новых правителей из династии Ангелов галицкие князья должны были воспринимать как незаконных узурпаторов. Можно согласиться с Г.Г. Литавриным, что у Ярослава Осмомысла в последние годы его княжения было достаточно оснований, чтобы занять по отношению к Византии враждебную позицию и оказать поддержку начавшемуся болгарскому восстанию.13
С молчаливого согласия галицких князей Ярослава Осмомысла и, очевидно, его сына Владимира русские обитатели низовьев Дуная, «ветвь тавроскифов» из «Вордоны», как их называет Хониат, среди которых немалую часть составляли выходцы из Галицкой земли, похоже, действительно превратились в конце XII в. в одного из наиболее опасных врагов империи. Слова Хониата о тавроскифах, «помогавших варварам на Геме», произнесенные в 1190 г. и относящиеся, вероятно, к событиям 1186—1187 гг.,14 подтверждаются свидетельством другого византийского автора, относящимся к 1201 г.
В речи скевофилакса Фаросской церкви Большого императорского дворца Николая Месарита, произнесенной по случаю подавления мятежа Иоанна Комнина Толстого, отмечается, что участники выступления 31 июля 1201 г. требовали от властей империи, чтобы ромеев не побеждали более обрушившиеся на них многочисленные варвары. Далее в речи следует длинный перечень этих варваров: восставшие требовали, чтобы их не грабили более ни «скиф», ни «болгарин», ни «тавроскиф», ни «иллириец», ни «тривалл», ни «пеонец» (три последних этнонима имеют отношение к сербам) и т. д.15 Комментаторы Месарита видят в упомянутых им «тавроскифах» половцев.16 Однако в свете указанных выше терминологических разысканий Г.Г. Литаврина можно согласиться с тем, что в данном известии речь идет о русских жителях Нижнего Подунавья, принявших сторону восставших болгар.17
Все сказанное свидетельствует, что власти империи испытывали острую необходимость в нормализации отношений и установлении военно-политического союза именно с Галичем. Вот почему правительство Алексея III свои надежды возлагало на «игемона Галиции» и готово было не только предложить ему брак с одной из византийских царевен, но и согласиться с выдвинутыми князем условиями относительно порядка его заключения.
Примечания
1. Цит. по: Литаврин Г.Г. Два этюда о восстании Петра и Асеня // Литаврин Г.Г. Византия и славяне: Сб. ст. СПб., 1999. С. 354. Оригинальный текст см.: Nicetae Choniatae Orationes et Epistulae / Rec. I. A. van Dieten. Berolini; Novi Eboraci, 1972. P. 93.
2. Литаврин Г.Г. Два этюда... С. 359—362.
3. Успенский Ф.И. Образование Второго Болгарского царства. Одесса, 1879. Приложение № 3. С. 35—38. Полемику по этому вопросу Г.Г. Литаврина с Ф. Малигуди см.: Литаврин Г.Г. Два этюда... С. 355—359.
4. См.: Котляр М.Ф. 1) Русь на Дунаї // УІЖ. 1966. № 9; 2) Хто такі бродники (до проблеми виникнення українського козацтва) // УІЖ. 1969. № 5; Пашуто В. І Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С. 115—116, 203, 268—269, 282; Литаврин Г.Г. Русь и Византия в XII веке // ВИ. 1972. № 7. С. 43—48; Павлов Пл. Древнеруските бродники в българската история (XII—XIII в.) // Българо-украински връзки през вековето. София, 1983; Козловський А.О. Історико-культурний розвиток Південного Подніпров'я в IX—XIV ст. Київ, 1992. С. 134—171; Князький И.О. Славяне, волохи и кочевники Днестровско-Карпатских земель (конец IX — середина XIII в.). Коломна, 1997. С. 197—211.
5. Бубенок О.Б. Ясы и бродники в степях Восточной Европы (VI — начало XIII в.). Киев, 1997. С. 125—137.
6. Malingoudis Ph. Die Nachrichten des Niketas Choniates über die Entstehung des Zweiten bulgarischen Staates // Byzantina. T. X. 1978. S. 136—137.
7. Шушарин В.П. Свидетельства письменных памятников королевства Венгрия об этническом составе населения Восточного Прикарпатья первой половины XIII века // ИСССР. 1978. № 2. С. 41—42; Литаврин Г.Г. Два этюда... С. 358—359.
8. См.: Майоров А.В. Галицко-Волынская Русь: Очерки социально-политических отношений в домонгольский период. Князь, бояре и городская община. СПб., 2001. С. 237—240.
9. Комша М. Изделия древнерусских городов на территориях к юго-западу от Киевской Руси // Труды V Междунар. конгресса славянской археологии. Киев, 18—25 сентября 1985 г. Т. III, Вып. 1а. М., 1987.
10. Как показывает анализ, проведенный Г.Г. Литавриным, из шести известных случаев употребления в «Истории» Никиты Хониата термина «тавроскифы» четыре или даже пять случаев фиксируются в известиях, так или иначе относящихся к Галицкой Руси (Литаврин Г.Г. Два этюда... С. 360—361).
11. Васильевский В. О браке сына Коломана Ладислава // Славянский сборник. Т. II. СПб., 1877. С. 266; Пападимитриу С. Брак Мстиславны с Алексеем Комнином // ВВ. Т. XI. СПб., 1904; Шестаков С. Византийский посол на Русь Мануил Комнин // Сб. ст. в честь Д.А. Корсакова. Казань, 1913. С. 367; Baumgarten N., de. Genealigies. Tabl. III. Наиболее подробную аргументацию см.: Юревич О. Андроник I Комнин. СПб., 2004. С. 50—53.
12. Подробнее см.: Юревич О. Андроник I Комнин. Гл. IV.
13. Литаврин Г.Г. Становление Второго Болгарского царства и его международное значение в XIII столетии // Литаврин Г.Г. Византия и славяне... С. 372.
14. Литаврин Г.Г. Два этюда... С. 354.
15. Nikolaos Mesarites. Die Palasrevolution des Johannes Komnenos / Hrsg. von A. Heisenberg. Würzburg, 1907. S. 21.
16. Ibid. S. 58.
17. Бибиков М.В. Византийские источники по истории Древней Руси и Кавказа. СПб., 1999. С. 155. См. также: Литаврин Г.Г. Два этюда...; Каждан А.П. Никифор Хрисоверг и Николай Месарит: опыты сравнительной характеристики // ВВ. Т. 30. М., 1969.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |