О причинах разрыва с Римом Романа Мстиславича и его вражде к «латинству»
В отличие от многих своих современников, Роман Мстиславич не пошел на сделку с Римом, решительно отвергнув предложение папы. В литературе высказывалась мысль о том, что «недоразумения между Романом и папой не могли иметь церковной подоплеки»; отказ галицко-волынского князя от сделки с Римом был продиктован его союзническими обязательствами перед Штауфенами и, в частности, Филиппом Швабским, состоявшим с Романом в родственных отношениях.1 Удовлетворить свои королевские амбиции честолюбивый галицко-волынский князь рассчитывал с помощью императора Священной империи, каковым он, по-видимому, признавал Филиппа, помогая ему в борьбе за власть с Вельфами.2
На наш взгляд, источники все же сохранили некоторые сведения, позволяющие сделать вывод о том, что разрыв Романа с Римом имел характер церковного конфликта. Косвенным подтверждением известия об отказе галицко-волынского князя от союза с папой, вместе с тем проясняющим мотивы такого решения князя, можно считать сведения о его враждебном отношении к католической церкви, «латинским» храмам и священникам, отразившиеся в источниках, сообщающих подробности последнего похода Романа.
В «Польской истории» Яна Длугоша находим упоминание о том, что, отправляясь летом 1205 г. в свой печально известный поход на Польшу, Роман
грозится не только разорить Польское королевство, но и истребить божественную отрасль латинян.3
Похоже, намерения русского князя не расходились с его делами. Далее у Длугоша читаем:
Захватив неких клириков, он (Роман. — А.М.) приказал осыпать их стрелами, чтобы выпытать у них правду о том, где скрывается Лестко с войском.4
Свидетельство Длугоша можно было бы признать позднейшим вымыслом или преувеличением, свойственным автору XV в.5 Однако подобную информацию можно найти еще в одном источнике, относящемся к середине XIII в. и с «Историей» Длугоша никак не связанном. Речь идет об уже рассмотренном нами сообщении хроники цистерцианского монаха Альбрика из монастыря Трех Источников. В этой хронике значится, что «король Руси по имени Роман»
намеревался через Польшу достичь Саксонии, чтобы как мнимый христианин разрушить церкви.6
Не эти ли враждебные замыслы галицко-волынского князя в отношении Римской церкви (если они, конечно, имели место в действительности) вызвали осуждение владимирского епископа, к которому за благословением обратился Роман перед походом в Польшу? Как сообщает Длугош, епископ вопреки ожиданиям отказал князю в благословении, чем вызвал его ярость и угрозу расправы после возвращения с войны. «Величие веры, которое было бы достойно удивления даже и в католическом епископе», — замечает по этому поводу польский хронист.7
Не может быть случайным совпадением и тот факт, что образ Романа как «протектора православной церкви» долгое время сохранялся в украинской православной традиции, на что указывал в свое время М.С. Грушевский. Спустя века от имени Романа составлялись охранные грамоты для различных православных учреждений, как, например, грамота князя Романа для Киевского Печерского монастыря.8
Все эти свидетельства, включая рассказ о посольстве в Галич римского папы и решительном отказе Романа от унии с Римом, на наш взгляд, должны быть поставлены в один ряд. Происходя из самых разных источников, они, тем не менее, сходятся в одном важном для нас пункте: галицко-волынский князь проявил себя и надолго остался в исторической памяти как сторонник византийского православия и враг католической церкви, готовый обратить против нее свое оружие.
Такой решительный настрой Романа против «латинства» требует объяснения. В детстве будущий галицко-волынский князь должен был испытывать влияние своего католического окружения и прежде всего матери, дочери краковского князя Болеслава Кривоустого.9 В Хронике Винцентия Кадлубека и Великопольской хронике отмечается, что Роман воспитывался («почти с колыбели») при дворе Казимира Справедливого.10 По мнению А.Б. Головко, Роман провел в Польше большую часть своего детства и отрочества — всего около 12 лет.11
Ил. 38. Эжен Делакруа (1798—1863). Взятие Константинополя крестоносцами 12 апреля 1204 г. 1838 г. Холст, масло. 411×497 см. Картина заказана королем Луи-Филиппом для Исторической галереи в Версале. Музей Лувра (Париж, Франция)
Подобные обстоятельства, разумеется, должны были наложить отпечаток на формирование религиозного и политического мировоззрения князя. О его благосклонном отношении к католической церкви можно судить по щедрому пожертвованию в пользу монастыря Св. Петра в Эрфурте, о чем речь шла у нас выше.12 Связь Романа и его братьев с Польшей и «латинством» недвусмысленно подчеркивается в «Слове о полку Игореве».13 Упоминаемые в «Слове» «железныи папорзи под шеломы латиньскыми» — характерная деталь, которая может свидетельствовать о заимствовании воинами Романа боевого снаряжения, распространенного в Польше и других странах Европы.14 Анализ фактов внешней политики Романа наводит современных исследователей на мысль о преобладании в ней западных ориентиров.15
Однако нельзя сбрасывать со счетов и фактор византийского влияния, которое, несомненно, испытывал Роман в своей политической деятельности. На протяжении многих лет он был верным союзником империи в борьбе с половцами; не вызывает сомнений факт византийского происхождения второй жены Романа Анны (являвшейся родственницей, а возможно, даже дочерью императора Исаака II); есть также основания полагать, что после завоевания Константинополя крестоносцами свергнутый византийский император Алексей III бежал в Галич, где был с почетом принят Романом Мстиславичем.16
Нам представляется, что перемены в отношении Романа к Римской церкви, произошедшие в последние годы его жизни, были непосредственно связаны с событиями времен Четвертого Крестового похода, завершившегося захватом и разграблением Константинополя. Последнее, разумеется, не могло остаться незамеченным на Руси.17 В этой связи сохраняет свое значение сделанный еще в XIX в. вывод о том, что отказ Романа от предложений папы и его враждебный настрой к Римской церкви были связаны со «всеобщим раздражением против латинян», которое испытывали тогда «все православные греки и русские за злодейское опустошение Константинополя».18
Примечания
1. Паславський І. Коронація Данила Галицького в контексті політичних і церковних відносин XIII століття. Львів, 2003. С. 26—27.
2. Грицак П. Галицько-Волинська держава. Нью-Йорк, 1958. С. 56.
3. Щавелева Н.И. Древняя Русь в «Польской истории» Яна Длугоша... С. 347.
4. Там же.
5. Ранние польские источники подобных сведений не содержат — см.: MPH. T. II. Lwów, 1872.
6. Albrici monachi Triumfontium Chronikon. — 1241. / Ed. P. Scheffer-Boichorst // MGH. SS. T. XXIII. Hannoverae, 1874. P. 885.
7. Щавелева Н.И. Древняя Русь в «Польской истории» Яна Длугоша... С. 346.
8. Грушевський М.С. Історія української літератури: В 6 т., 9 кн. Т. III. Київ, 1993. С. 200.
9. Щавелева Н.И. Польки — жены русских князей (XI — середина XIII в.) // ДГ. 1987 г. М., 1989. С. 56.
10. Щавелева Н.И. Польские латиноязычные средневековые источники: тексты, перевод, комментарий. М., 1990. С. 109; «Великая хроника» о Польше, Руси и их соседях XI—XIII вв. / Сост. Л.М. Попова, Н.И. Щавелева; под ред. В.Л. Янина. М., 1987. С. 131. Автор Великопольской хроники ошибочно называет Казимира Справедливого дедом Романа, в действительности приходившегося ему дядей.
11. Головко О.Б. Князь Роман Мстиславич та його доба. Нариси з історії політичного життя Південної Русі XII — початку XIII століття. Київ, 2001. С. 55.
12. См. главу 8 настоящей работы.
13. См.: Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971. С. 96; Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени. Л., 1978. С. 140—141.
14. Войтович Л.В. К дискуссии о подлинности «Слова о полку Игореве» и его авторах // RA. 2010 г. СПб., 2010. С. 212—213. См. также: Лотман Ю.М. О слове «папорзи» в «Слове о полку Игореве» // ТОДРЛ. Т. XIV. М.; Л., 1958. С. 39—40.
15. См.: Кралюк П. Західні орієнтири Романа Мстиславича // Галичина та Волинь у добу середньовіччя. До 800-річчя з дня народження Данила Галицького / Відп. ред. Я. Ісаєвич. Львів, 2001 (Історичні та культурологічні студії. Т. 3).
16. См. об этом в главе 9 настоящей работы.
17. О реакции русского общества на взятие Константинополя крестоносцами можно судить по эмоциональному и детальному рассказу об этом событии, помещенном в Новгородской Первой летописи. См.: ПСРЛ. Т. III. М., 2000. С. 46—49.
18. Макарий (Булгаков), митрополит Московский и Коломенский. История Русской Церкви. Кн. II. М., 1995. С. 416.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |