Нижний Новгород

Нижний Новгород в последней трети XIII в. был вторым по значению городом в Городецком княжестве — уделе Андрея Александровича, старшего брата Даниила Московского. После кончины Андрея в 1304 г. Городецкое княжество перешло к его сыну (о его пребывании в Нижнем Новгороде говорит летописное известие 1305 г.¹). Очевидно, именно во время правления Михаила Андреевича столицей княжества стал Нижний Новгород, т.к. во всех последующих (с 1311 г.) известиях о событиях, происходивших на его территории, именно Нижний выступает в этом качестве.

В начале 1311 г. в Нижнем Новгороде находился Юрий Данилович Московский, а сын тогдашнего великого князя владимирского Михаила Ярославича Тверского Дмитрий пытался совершить на него поход: «Князь Дмитрея Михаиловичь Тферьскии, собравъ воя многи, и хотѣ ити ратью къ Новугороду на князя на Юрья, и не благослови его Петръ митрополитъ столомъ въ Володимери; он же стоявъ Володимери 3 недѣли и рать распусти и възвратися въ землю свою»². Что означает «не благослови... столомъ въ Володимери»? Владимирский стол не мог иметься в виду, поскольку им владел отец Дмитрия Михаил, и нелепо предполагать, что княжич (12 лет от роду³) посягал на отцовское великое княжение. Полагаю, что «въ Володимери» летописного известия — не более чем место действия (здесь пребывал митрополит, сюда пришел, двигаясь из Твери к Нижнему, княжич Дмитрий Михайлович, тут имело место «неблагословление»), а стол имелся в виду нижегородский⁴: Петр отказался поддержать стремление тверских князей овладеть Нижегородским княжеством путем посажения там Дмитрия Михайловича⁵.

Борьба московских и тверских князей за Нижний Новгород означает, что незадолго до 1311 г. нижегородский стол освободился⁶ — надо полагать, в результате бездетной смерти Михаила Андреевича. И вновь столкнулись два права на выморочное наследство: ближайших родственников, коими были Юрий и другие Даниловичи, единственные двоюродные братья умершего⁷, и великого князя владимирского. Известно, что во время церковного собора в Переяславле, датируемого концом 1309 или 1310 годом, Михаил Ярославич находился в Орде⁸. Очевидно, он был там и во время похода своего сына на Нижний Новгород: в противном случае необъяснимо, почему это предприятие возглавил не Михаил (что было бы естественно, так как в Нижнем находился сам Юрий), а 12-летний княжич. Вряд ли можно предполагать два визита Михаила в Орду с небольшим интервалом: по-видимому, была одна длительная поездка. Скорее всего, она и была связана с освобождением нижегородского стола: выморочное княжество должно было отойти под власть великого князя владимирского, и Михаил отправился к Тохте за ярлыком. Но, как и в случае с Переяславлем в 1302 г., московский князь (напомним, ближайший родственник — двоюродный брат умершего князя нижегородского⁹) в отсутствие на Руси великого князя овладел пустующим столом.

В результате нижегородским князем стал брат Юрия Борис Данилович¹⁰; таким образом (как и в случае с Переяславлем 1303—1305 гг.), Нижегородское княжество стало образованием, возглавляемым представителем московского дома. В 1320 г. Борис Данилович умер и нижегородское княжество отошло в состав великого Владимирского, которым тогда владел Юрий¹¹. Вскоре, в 1322 г., хан Узбек отнял у Юрия великое княжение и передал его тверскому князю Дмитрию Михайловичу¹². Вместе с великим княжением и Нижегородское княжество оказалось под властью тверских князей. В 1328 г., после антиордынского восстания в Твери, Узбек поделил великое княжение Владимирское между Иваном Даниловичем Московским и суздальским князем Александром Васильевичем; Нижний Новгород и Городец оказались в составе той его части, что управлялась Александром¹³. Но по прошествии трех лет, по смерти Александра Васильевича (1331 г.), они вместе со всей его половиной великого княжества отошли к Ивану Калите. Возможно, в конце 1330-х гг. Иван Данилович создал в Нижнем особый стол, передав его своему старшему сыну Семену¹⁴. По смерти Ивана Калиты в 1340 г. великим князем владимирским стал Семен Иванович, но на следующий год Узбек, очевидно, не желая чрезмерно усиливать московского князя, выделил Нижегородское княжество из великого княжества и передал его суздальскому князю Константину Васильевичу¹⁵. В1343 г., когда на ордынском престоле был уже сын Узбека Джанибек, Семен Иванович предпринял попытку вернуть Нижний Новгород и Городец под свою власть. Он заручился поддержкой нижегородских и городецких бояр, отправившихся вместе с ним к хану. Но Джанибек решил спор в пользу Константина Суздальского¹⁶. Нижний Новгород и Городец на полвека вошли во владения князей суздальского дома. «Старшим» считался при этом именно нижегородский стол, ниже по рангу стояли княжения в Суздале и Городце¹⁷.

В начале 1390-х гг. Нижний Новгород был присоединен к владениям великого князя московского. В отношении того, как это происходило, среди исследователей существует расхождение во мнениях, связанное с тем, что одни летописи говорят об одной поездке Василия I в Орду с целью получения Нижегородского княжества, а другие — о двух.

Н.М. Карамзин и С.М. Соловьев представляли присоединение Нижнего как однократный акт — в 1392 г. Василий Дмитриевич поехал в Орду к хану Тохтамышу, получил ярлык на Нижний Новгород, и осенью того же года нижегородский князь Борис Константинович был сведен со своего стола¹⁸. А.В. Экземплярский, поначалу разделивший такую трактовку событий¹⁹, позже склонился к мнению, что после овладения Нижним Василий совершил еще одну поездку к Тохтамышу; если в результате первой он получил ярлык на нижегородское княжение, то теперь хан «утвердил» за ним Нижний Новгород²⁰. Тезис об «утверждении» нижегородского княжения за Василием в результате второй поездки был повторен А.Е. Пресняковым, причем возвращение великого князя из нее он отнес к 1394 г.²¹. Л.В. Черепнин высказался в пользу тезиса, что имела место одна поездка Василия в Орду²². Из такого же представления исходит В.А. Кучкин²³. Я.С. Лурье, напротив, развил точку зрения о «двухэтапности» присоединения Нижнего Новгорода: приехав в Орду в первый раз, в 1392 г., Василий ярлыка не получил, а только заручился поддержкой какой-то части татарской знати; с ее помощью он захватил Нижний; после этого, в 1393 г., Тохтамыш задним числом выдал Василию ярлык²⁴. С.А. Фетищев, полагая, что присоединение по ярлыку совершилось в 1392 г., посчитал, что нет оснований отвергать известия о второй (1393 г.) поездке Василия в Орду: она могла быть связана с опасениями великого князя, что Тохтамыш может еще раз «перепродать» Нижний Новгород²⁵.

Итак, главный вопрос, на который замыкается вся дискуссия, — один или два раза побывал Василий Дмитриевич в Орде по поводу нижегородского княжения.

В Троицкой летописи, по свидетельству Н.М. Карамзина, речь шла об одной поездке, результатом которой и было получение ярлыка на Нижний Новгород²⁶. По всей видимости, близкий к Троицкой текст содержат Московский свод конца XV в. и Ермолинская летопись²⁷. В них события имеют точную хронологию: 16 июля 1392 г. Василий отправляется к Тохтамышу, 24 октября возвращается с пожалованием в Москву, 6 ноября приходит в Нижний Новгород и остается там до Рождества²⁸. Рогожский летописец и Симеоновская летопись (восходящие к тверской редакции общерусского свода начала XV в.) говорят под 6900 г. вроде бы о двух поездках Василия в Орду. Первая закончилась пространно описанным занятием Нижнего Новгорода (во время которого была нейтрализована попытка сопротивления со стороны Бориса Константиновича), про вторую говорится кратко: «тое же осени месяца октября въ 20 день прииде князь великий Василеи Дмитреевичь на Москву, посажен Богомъ и царемъ. Тактамышь придастъ ему царь къ великому княженью Новъгородъ Нижнии съ всѣмъ княжениемъ, и бысть радость велика въ градѣ Москвѣ о приездѣ его»²⁹.

Если полагать, что было две поездки, то той, что описана в Московском своде и Ермолинской летописи, в Рогожском летописце и Симеоновской летописи соответствует вторая, из которой Василий вернулся 20 (по Рогожскому — Симеоновской) или 24 (по Московскому своду — Ермолинской летописи) октября. Следовательно, первая поездка должна была состояться до 16 июля, когда Василий отправился во вторую, окончившуюся в октябре. После первой поездки Василий, согласно Рогожскому — Симеоновской, приезжал в Нижний Новгород «по мале времени» после сведения посланными им от Коломны боярами и татарским отрядом со стола Бориса Константиновича, т. е. маршрут передвижений великого князя был таким же, как во время второй поездки (Москва — Орда — Москва — Нижний Новгород — Москва). Следовательно, первая поездка должна была занять примерно столько же времени, сколько вторая, длительность которой (без учета пребывания Василия в Нижнем) — 113 дней. Предположим, что Василий в первый раз был в Нижнем недолго и вся его первая поездка заняла 4 месяца. Это значит, что выехать во вторую 16 июля он мог в случае, если отправился в первую в начале марта, т. е. в первые дни 6900 мартовского года, и, вернувшись из Нижнего в Москву, тут же, без передышки, вновь поехал в Орду. Слишком много натяжек. Гораздо проще объяснить наличие в Рогожском — Симеоновской двух известий о возвращении Василия из Орды (напомним, что второе известие говорит только о возвращении) тем, что первый, пространный рассказ о присоединении Нижнего, содержащий явную антимосковскую направленность, вышел из-под пера составителя тверской обработки свода начала XV в.³⁰ (являвшейся протографом Рогожского — Симеоновской), а второе, краткое известие восходит к самому этому своду (т.е. Троицкой летописи или ее протографу). Поскольку об отъезде Василия в Орду и о приходе его в Нижний Новгород уже говорилось в пространном рассказе, составитель протографа Рогожского — Симеоновской не стал повторять эти сведения (они дошли в составе Московского свода и Ермолинской летописи), а оставил только сообщение о приходе Василия 20 октября в Москву с пожалованием и о радости в столице.

Но памятники, связанные с новгородским летописанием, также дважды говорят о поездках Василия в Орду. В НIЛ под 6900 г. сначала говорится, что «вышед из Орды князь великыи Василии Дмитриевиць и взя Нижнии Новъгород и пойма князѣи и княгинь в таль; а князь Семеонъ бѣжа в Орду». Ниже (после нескольких известий о новгородских событиях) сказано, что «того же лѣта пошелъ князь великыи Василии Дмитриевич в Орду, позванъ цесаремъ»³¹. Но статья 6900 г. составлена из нескольких коротких сообщений, не выстроенных в строго хронологическом порядке: после второго известия о поездке Василия в Орду следует упоминание о событии, происшедшем в июне³². Поэтому вероятно, что в новгородский свод начала XV в. (протограф НIЛ) попало два известия о поездке Василия из разных источников. Поскольку в одном из них говорилось только об отъезде великого князя (с акцентом на то, что он был вызван ханом), а в другом только о возвращении и взятии Нижнего Новгорода, сводчик не разобрался, что речь идет о разных фазах одной поездки, и поместил их отдельно, при этом известие об отъезде оказалось поставлено позже известия о возвращении.

Новгородская IV и Софийская I летописи (восходящие, напомним, к общему протографу — так называемому Новгородско-Софийскому своду) дают под 6900 г., после описания происшедшего в мае — июне (т.е. там, где в НIЛ помещено второе сообщение о поездке Василия в Орду), следующее известие: «Ходилъ князь великии Василеи Дмитриевичь въ орду къ царю Тахтамышю, и вышедъ из орды на великое княжение, и ходи подъ Нижнии Новъгородъ ратью и взя градъ за себѣ, а князеи и княгинь поима въ таль, а князь Семионъ Дмитриевичь оубѣжа в орду»³³. Очевидно, что оно восходит к тому же источнику, что и первое известие в НIЛ. Кроме того, Новгородская IV летопись в начале статьи 6900 г. содержит сообщение о поездке Василия, дословно совпадающее с НIЛ: «Того же лѣта, вышедъ из орды, князь Василеи Дмитриевичь взя Нижнии Новгородъ и поима князи и княгинь в таль, а князь Семионъ бѣжа в орду»³⁴. В Софийской I его нет, и, следовательно, Новгородско-Софийский свод содержал под 6900 г. одно известие о поездке Василия в Орду и взятии Нижнего Новгорода, восходящее, как и первое известие НIЛ, к новгородскому своду начала XV в. Под 6901 г. в Новгородской IV и Софийской I летописях читается другое известие о поездке Василия, причем она подается именно как вторая поездка: «Ходи въ другеи рядъ князь Василеи в орду къ царю, и онъ ему далъ Новгородчкое княжение Нижняго Новагорода, Муромъ, Мещеру, Торусоу»³⁵. Сразу же после этого говорится: «а Бектут царевичъ взял ратью Вятку. И князь Борисъ преставися Костянтиновичь»³⁶. Однако Троицкая летопись относит поход Бектута к 6899 г., а смерть Бориса — к 6 мая 6902³⁷; последнее подтверждается тем фактом, что еще 8 декабря 6901 г. Борис выдал жалованную грамоту на земли в Посурье³⁸. Похоже, что в Новгородской IV — Софийской I летописях под 6901 г. дан комплекс известий о «средневолжско-вятских» событиях, происшедших в разное время. В таком случае сообщение о пожаловании Василию Нижнего Новгорода и иных земель является еще одним вариантом известия о получении великим князем ярлыка на нижегородское княжение, имевшем место в 1392 г.; составитель протографа Новгородской IV — Софийской I летописей принял его за известие о другой поездке Василия (возможно, потому, что в его общем с НIЛ младшего извода источнике говорилось о двух поездках).

Таким образом, нет оснований полагать, что подчинение Нижегородского княжества Василию I было двухэтапным. Была одна поездка Василия в Орду — летом-осенью 1392 г. Тохтамыш в это время нуждался в средствах после удара, нанесенного ему годом ранее Тимуром; поэтому известие НIЛ, что Василий был «позван цесарем», возможно, является свидетельством того, что инициатива переговоров о приобретении ярлыка исходила от хана. Предложил ли Нижний Новгород Тохтамыш или это было «встречное предложение» оценившего ситуацию Василия, судить трудно. Во всяком случае московский князь имел определенные права именно на Нижегородское княжество. Во-первых, его мать, вдова Дмитрия Донского Евдокия, была дочерью Дмитрия Константиновича, старшего брата нижегородского князя Бориса, т. е. Василий приходился внуком прежнему князю нижегородскому. Во-вторых, Нижегородское княжество только с 1341 г. находилось во владении князей суздальской ветви: до этого оно входило в территорию великого княжества Владимирского; таким образом, в 1392 г. Нижний был как бы возвращен в число великокняжеских владений.

В связи с занятием Василием I Нижнего Новгорода стоит сообщение о бегстве в Орду в том же 1392 г. Семена Дмитриевича: «а князь Семеонъ бѣжа в Орду»³⁹. Причину бегства раскрывает известие о смерти Бориса Константиновича в 1394 г.: «Въ лѣто 6902 индикта 2, мая въ шестыи день, по велицѣ дни на четвертой недели въ срѣду преставися князь великий Борисъ Костянтиновичь и положенъ бысть въ Суждалѣ въ своей отчинѣ»⁴⁰. Очевидно, Борису в качестве компенсации за потерю Нижнего Новгорода дали Суздаль; поэтому Семен, являвшийся до этого суздальским князем⁴¹, был недоволен случившимся и отправился с жалобой к Тохтамышу. В момент смерти Бориса, однако, Семен Дмитриевич находился на Руси: через полтора месяца после кончины дяди «князь Василии Дмитриевичь Суждальскии да братъ его князь Семенъ побѣгоша изъ Суждали къ Ордѣ зѣло вскорѣ и гонишася за ними и не могоша постигнута»⁴². Очевидно, Дмитриевичи рассчитывали получить владения умершего Бориса, но Василий I принял иное решение, что побудило его дядьев к обращению в Орду.

Следующим по старшинству после Дмитриевичей в доме суздальско-нижегородских князей был старший сын Бориса Константиновича — Даниил. Известны монеты сего именем, чеканенные в Суздале⁴³, а также серебряный ковчег-мощевик, изготовленный по заказу сына Даниила Борисовича Ивана в 1414 г. «при благоверно[м] князи вел[и] комъ Данилѣ Бори[со]ви[чѣ] Новогор[о]д[с]ко[м] и Суздалск[о]мъ и Городескомъ»⁴⁴. Нижний Новгород и Городец Даниил получил в 1408 г. от Едигея, когда во время нашествия последнего на Северо-Восточную Русь эти города были взяты татарами (см. об этом ниже). Но до Суздаля ордынцы тогда не доходили.

Очевидно, что Даниил какое-то время занимал суздальский стол⁴⁵. Можно полагать, что бегство Дмитриевичей по смерти Бориса Константиновича было связано с тем, что Василий I вознамерился передать Суздаль его сыну (предпочтя таким образом в качестве суздальского князя родным дядьям двоюродного).

Из сохранившегося актового материала следует, что в округе Суздаля в первой половине XV в. чересполосно располагались владения разных ветвей нижегородско-суздальского княжеского дома: здесь были села и Даниила Борисовича, и его брата Ивана, и потомков их дяди, младшего из братьев Константиновичей Дмитрия Ногтя⁴⁶ (последние, вероятно, наследовали полностью или частично и владения этого князя, занимавшие восточную часть Суздальского княжества — по рр. Ухтоме, Уводи и Тезе⁴⁷), и сына Семена Дмитриевича Василия⁴⁸; кроме того, со времен Юрия Даниловича Московского (великий князь владимирский в 1317—1322 гг.) близ Суздаля имелись великокняжеские села⁴⁹. Вероятно, оставались на Суздальщине и владения Василия Дмитриевича и его сыновей. Таким образом, исключение «нижегородской половины» Нижегородско-Суздальского княжества из владений местной династии резко усиливало дробление оставшейся за ними «суздальской половины» и было чревато внутридинастийными конфликтами.

Василий Дмитриевич после 1394 г. упоминается всего однажды — под 6911 г.: «тое же зимы преставися князь Василии Дмитриевичи Суждальскии, иже на Городце был»⁵⁰. Очевидно, он примирился с московским князем и продолжал княжить в Городце до конца дней. Семен же до 1402 г. служил «8 лѣт... въ Ордѣ не почивая четыремъ царемъ: Тохтамышу, Темиръ-Аксаку, Темиръ Кутлую, Шадибеку, а все поднимая рать на князя великого, како бы налѣсти свое княженье»⁵¹.

Реальной попыткой Семена Дмитриевича вернуть с ордынской помощью один из отчинных столов был его набег на Нижний Новгород с ордынским «царевичем» Ентяком осенью 1399 г.⁵². Семен и Ентяк сумели захватить Нижний 25 октября; но вскоре им пришлось покинуть город, опасаясь приближения московских войск. Эти войска возглавлял брат Василия I Юрий Дмитриевич. Он совершил трехмесячный поход на Среднюю Волгу, в ходе которого были взяты города Булгар, Жукотин, Казань, Кременчук⁵³.

В конце 1401 г. Василий послал своих воевод «искать» жену Семена Дмитриевича. Войска прошли через мордовскую территорию и «изнимаша» княгиню с детьми «въ татарьскои землѣ». Узнав об этом, Семен в следующем году приехал из Орды в Москву, примирился с великим князем и был отправлен в ссылку на Вятку, где в конце того же года умер⁵⁴.

После смерти зимой 1403—1404 гг. Василия Дмитриевича Василий I передал Городец в число владений своего двоюродного дяди Владимира Андреевича Серпуховского, не дав, таким образом, детям покойного князя овладеть отчинным столом. Владельческие права князей суздальского дома тем самым еще более сужались; правда, часть городецкой территории московский князь пожаловал второму сыну Бориса Константиновича Ивану⁵⁵.

В духовной грамоте Василия I, составленной между 16 сентября 1406 и 7 июня 1407 г., Нижний Новгород выступает как великокняжеское владение⁵⁶. Но, по-видимому, не все земли, ранее тянувшие к Нижнему, были тогда непосредственно под московской властью. До нас дошли две жалованные грамоты Суздальскому Спасо-Евфимьеву монастырю на земли близ Гороховца, выданные Даниилом Борисовичем. Одна из них выдана при игумене Константине, вставшем во главе монастыря не ранее 1404 г.⁵⁷. Гороховец с окружающими волостями ранее входил в «нижегородскую часть» Нижегородско-Суздальского княжества, и можно было бы допустить, что эта грамота Даниила Борисовича относится ко времени после 1408 г., когда он владел нижегородским столом. Но другая грамота выдана при основателе монастыря игумене Евфимии, т. е. не позднее марта 1404 г.⁵⁸. Нижний Новгород тогда находился под властью Василия I. Вероятнее всего, Гороховец с округой принадлежал до 1394 г. Семену Дмитриевичу — поскольку он вернулся на Русь после своего первого, 1392 г., бегства в Орду, надо полагать, что московский князь как-то компенсировал ему потерю Суздаля. После же вторичного бегства Семена гороховецкие территории могли быть переданы Даниилу Борисовичу как князю суздальскому.

Положение в нижегородских землях изменилось после похода правителя Орды Едигея на Москву в конце 1408 г. Ордынский отряд, действовавший отдельно от главных сил, возглавляемый неким «царевичем» и включавший в себя, помимо «татар», также «болгарскую силу и мордву», разорил тогда нижегородские земли, взяв Нижний и Городец⁵⁹. В 1410 г. «князь Данило Борисович Нижнего Новгорода приведе к себѣ царевича Талычю» и послал с ним свой отряд в набег на Владимир; город подвергся разграблению⁶⁰. А.Е. Пресняков и А.Н. Насонов на основании этого летописного известия вполне резонно заключали, что Даниил Борисович владел тогда Нижним Новгородом и, следовательно, получил ярлык на нижегородское княжение в результате похода Едигея⁶¹. Известен серебряный ковчег-мощевик, изготовленный в 1410 г. для жены Даниила Борисовича Марии; в надписи на нем Даниил назван «великим князем»⁶², а право на такой титул давало именно нижегородское княжение⁶³. В упомянутой выше надписи на мощевике 1414 г. Даниил Борисович именуется князем нижегородским, суздальским и городецким. Суздалем он, напомним, владел с 1394 г. Городец Даниил, вероятно, получил от Едигея вместе с Нижним Новгородом. Что касается Суздаля, то есть основания полагать, что Даниил фактически потерял его после того, как принял от Орды в пожалование нижегородское княжение. В 1410 г. действия его войск с суздальской территорией никак не связаны: они подходили к Владимиру с правобережья Клязьмы, т. е. с противоположной от Суздаля стороны⁶⁴. Следует иметь в виду, что осада Едигеем Москвы в 1408 г. не разрешилась соглашением Василия с Ордой; причем если ранее, с конца 1390-х гг., фактическое правление в ней временщика Едигея при марионеточных ханах вызвало пассивное непризнание Москвой ордынской власти путем невыплаты «выхода», то после Едигеева нашествия конфронтация стала открытой⁶⁵. Василия, таким образом, ничто не сдерживало от наступления на владения ставшего нелояльным князя, и естественно было начать с территориально наиболее близкого к Москве Суздаля.

Зимой 1410—1411 гг. московский князь предпринял попытку вернуть Нижний Новгород. Войско под командованием брата Василия I Петра Дмитриевича потерпело поражение от Даниила Борисовича и его брата Ивана, на стороне которых выступили ордынские (из Волжской Булгарин) и мордовские отряды, 15 января 1411 г. при Лыскове⁶⁶. Лысково расположено в низовье р. Сундовить, т. е. восточнее Нижнего Новгорода⁶⁷. Очевидно, при приближении к последнему московских войск Даниил и его родичи бежали в Волжскую Булгарию, где нашли поддержку⁶⁸: вернувшись, они сумели нанести противнику поражение и, по-видимому, восстановить контроль над территорией Нижегородского княжества.

Тверской сборник говорит об участии в походе Петра Дмитриевича князей ростовских, ярославских и суздальских и о гибели под Лысковом «князя суздальского» Даниила Васильевича (сына Василия Кирдяпы)⁶⁹. Таким образом, часть князей суздальского дома воевала на стороне Москвы против своих родственников. Был ли Даниил Васильевич владетельным суздальским князем, или прозвище «суздальский» дано по его принадлежности к династии (распространенное явление в источниках той эпохи⁷⁰; ср. выше именование княжившего в Городце Василия Дмитриевича «Суздальским»), судить трудно. Первый вариант выглядит, впрочем, вполне допустимым: московский князь мог в 1409 или 1410 г. передать суздальское княжение лояльному ему сыну покойного Городецкого князя (приходившемуся Василию двоюродным братом).

В 1412 г. нижегородские князья отправились в Орду к новому хану Джелал-ад-дину (в русских источниках — Зеледи-салтан), сыну Тохтамыша, враждебному Едигею, и вернулись от него «с пожалованием»⁷¹; это значит, что хан подтвердил ярлык своего предшественника. Василий I также приехал в 1412 г. в Орду и, скорее всего, тоже в связи с вопросом о нижегородском княжении. Но когда он появился в Орде, на престол уже взошел другой Тохтамышевич — Керим-Верди, убивший брата⁷². Удовлетворил ли он притязания Василия? Если бы это было так, следовало ожидать восстановления московской власти в Нижнем Новгороде вскоре после визита великого князя в Орду. Но оно произошло только два с лишним года спустя, в январе 1415 г., когда Юрий Дмитриевич подступил к Нижнему с крупным войском, и нижегородские князья (Даниил и Иван Борисовичи, Иван Васильевич — сын Василия Кирдяпы Дмитриевича и Василий — сын Семена Дмитриевича) бежали за Суру⁷³. По-видимому, в 1412 г. Василий не добился пересмотра решения о судьбе Нижегородского княжества и вынужден был подчиниться воле законного «царя». Но в 1414 г. к власти в Орде вернулся Едигей, посадивший на престол своего ставленника Чокре (Чекри)⁷⁴. Пожалование Джелал-ад-дина после этого утратило, с московской точки зрения, силу: власть временщика здесь по-прежнему не признавали и посчитали возможным провести военную акцию против нижегородских князей. В отличие от аналогичного предприятия 1411 г., завершившегося поражением под Лысковом, она имела успех.

Что касается Городца, то скорее всего и он был возвращен под московскую власть только зимой 1414—1415 гг. По завещанию Владимира Андреевича Серпуховского, умершего в 1410 г., Городец должны были получить его сыновья Семен и Ярослав⁷⁵. Но в позднейшем (середины 50-х гг. XV в.) договоре Василия II с сыном Ярослава Владимировича Василием Городец называется «дединой» Василия, но не «отчиной»⁷⁶, из чего следует, что после возвращения Городца под московскую власть Владимировичам он не достался. Примечательно в связи с этим, что сразу же после взятия московскими войсками Нижнего Новгорода (в нем, кстати, участвовали два других Владимировича — Андрей и Василий), той же зимой 1414—1415 гг. позднее 20 января, Ярослав Владимирович отъехал в Литву (где пребывал до 1421 г.)⁷⁷. Очевидно, причиной было недовольство тем, что Василий I не передал Владимировичам отвоеванный вместе с Нижним Городец. По-видимому, великий князь включил его в Нижегородское княжество, отданное им собственному старшему сыну Ивану: в летописном сообщении о кончине последнего (июль 1417 г.) Иван Васильевич именуется «великим князем Нижнего Новгорода»⁷⁸.

Тем временем в Москву стали приезжать члены Суздальско-Нижегородского княжеского дома, ранее враждебные Василию I. Еще в 1414 г. (т.е. до отвоевания Нижнего Новгорода) приехал сын младшего брата Даниила Борисовича Александр Иванович, в 1416 г. его отец и Иван Васильевич, сын Василия Кирдяпы, а на следующий год — и сам Даниил Борисович⁷⁹. Приезд трех последних князей, похоже, связан с переменами в Орде — именно в 1416 г. Едигей вновь лишился там власти, и противники Москвы предпочли пойти на мировую с великим князем. В 1418 же году, когда Едигей опять вернул себе власть (при номинальном хане Дервише)⁸⁰, Даниил и Иван Борисовичи снова бежали в Орду⁸¹. В этой ситуации Василий I предпринял новый шаг в отношении нижегородского княжения, освободившегося после смерти его сына летом 1417 г. 5 февраля 1419 г. («в недѣлю о фарисеи» 6926 мартовского года) «князь велики Василеи отдасть дщерь свою Василису за князя Александра Ивановича Суздальского»⁸². Известны две жалованные грамоты этого князя на земли в Нижегородском княжестве: одна выдана «июля того лета, коли князь Александр Иванович сел на своей отчине на Новегороде»⁸³, другая — когда «великий князь Александр Ивановичь взял ми[р] с великим князем»⁸⁴. Очевидно, вместе с женитьбой на дочери великого князя Александр получил Нижний Новгород⁸⁵. Был ли он до этого князем суздальским — неясно, так как (подобно случаю с Даниилом Васильевичем) летописное определение «суздальский» может обозначать просто принадлежность к соответствующему княжескому дому.

Родословные книги упоминают в суздальско-нижегородской династии двух князей Александров Ивановичей — сына Ивана Борисовича и сына Ивана Васильевича (т. е. внука Василия Кирдяпы)⁸⁶. А.В. Экземплярский, а позднее на основе тщательного анализа актового материала И.А. Голубцов показали, что Василиса Васильевна бесспорно являлась женой Александра — сына Ивана Борисовича, их сыном был князь Семён Александрович⁸⁷. Умер Александр Иванович около 1433 г.⁸⁸, причем он пережил свою жену: в грамоте Александра Спасо-Евфимьеву монастырю говорится о пожаловании села Троицкого «своему отцу и своей матере и своей жене на поминок»⁸⁹.

Эти соображения ведут вроде бы к отождествлению суздальского князя Александра Ивановича, женившегося в 1419 г. на дочери Василия I, с сыном Ивана Борисовича⁹⁰. Но родословные книги говорят о двух браках Василисы, причем одна из их ранних редакций утверждает, что первый раз она была замужем за Александром Ивановичем «Взметнем», внуком Бориса, а второй — за Александром Ивановичем «Брюхатым», внуком Василия Кирдяпы⁹¹; согласно же другой редакции, первым мужем Василисы был Александр Иванович Кирдяпин внук, вторым — Александр Данилович, сын Даниила Борисовича⁹². Утверждение о замужестве дочери Василия I за сыном Даниила явно ошибочно, так как актовый материал бесспорно свидетельствует о ее браке с сыном другого Борисовича — Ивана (очевидно, в данном случае неверно определен отец князя Александра Борисова внука). Но оба варианта говорят о двух браках Василисы, и одним из мужей в обоих назван Александр Иванович, внук Василия Кирдяпы. Не видно причин для вымысла столь нетипичного казуса — двух замужеств дочери великого князя. Коль скоро ушла из жизни Василиса несомненно женой Александра Ивановича Борисова внука, можно полагать, что 5 февраля 1419 г. она была выдана за сына Ивана Васильевича⁹³, а затем, после его смерти, вышла за сына Ивана Борисовича.

Такое предположение позволяет удовлетворительно объяснить два факта. Во-первых, становится ясным, почему, передав Нижний Новгород зятю, Василий I вскоре вернул его в состав своих владений (поскольку Нижний фигурирует в их числе в духовной грамоте Василия, датируемой мартом 1423 г.⁹⁴). Нижегородское княжение было отдано великим князем московским своему двоюродному племяннику, внуку Василия Кирдяпы; после же его смерти, выдав дочь за внука Бориса Константиновича, Василий I не собирался передавать ему Нижний. К этому времени уже, вероятно, погиб Едигей (это случилось в 1419 г.⁹⁵), и у Василия отпала нужда лавировать в отношениях с князьями Суздальско-Нижегородского дома, так как они лишились могущественного покровителя в Орде. Поскольку позднейшие грамоты Александра Ивановича Борисова внука выданы на суздальские земли⁹⁶, можно допускать, что он получил вместе с женитьбой княжение в Суздале, ранее, возможно, принадлежавшее первому мужу Василисы. Во-вторых, разъясняется именование Александра Ивановича Нижегородского «братом» в приписке к его грамоте, сделанной в середине 40-х гг. внуком Василия Кирдяпы Федором Юрьевичем («се аз, князь Федор Юрьевичь, [в] зрев в сию грамоту и в своего брата, государя нашего Александра Ивановича»)⁹⁷. Александру Ивановичу Борисову внуку Федор приходился троюродным племянником и по отношению к нему должен был бы употребить термин «дядя», а не «брат», а вот Александр Иванович Кирдяпин внук для Федора был двоюродным братом, и в отношении него данное словоупотребление являлось правомерным. Грамоты Александра Ивановича Нижегородского и грамоты Александра Ивановича Борисова внука выданы на различные территории — у первого на нижегородские, у второго — на суздальские. Общим между ними является лишь то, что пожалования делались Суздальскому Спасо-Евфимьеву монастырю, что, разумеется, не может быть аргументом в пользу тождества этих князей⁹⁸.

Таким образом, следует полагать, что в начале 1419 г. Василий I передал нижегородское княжение Александру Ивановичу, внуку Василия Кирдяпы Дмитриевича, ставшему его зятем (входил ли в подвластную Александру Ивановичу территорию Городец, остается неясным за отсутствием данных), а после его смерти, не позднее начала 1423 г., вернул Нижний в состав своих владений. Очень скоро, однако, ситуация вновь изменилась.

Известна дошедшая в списках XVII в. жалованная грамота Даниила Борисовича Нижегородскому Благовещенскому монастырю, выданная на земли в Посурье «мана в 8 того лета, коли князь великыи Данило Борисович вышол на свою отчину от Махметя царя в другий ряд»⁹⁹. Махметом на Руси называли хана Улуг-Мухаммеда, правившего с 1420 по 1438 г., затем изгнанного соперниками и ставшего в 1440-е гг. основателем Казанского ханства. Л.В. Черепнин относил эту грамоту к концу 20-х — началу 30-х гг. XV в.¹⁰⁰. И.Б. Греков предложил датировать ее 1424 г.: он связал упоминание о вокняжении Даниила Борисовича с неопределенностью, высказанной Василием I в отношении обладания Нижним Новгородом в одной из его духовных грамот (датировка которой неясна): «А оже ми дасть Богъ Новъгородъ Нижнии, и язъ и Новымъ городомъ Нижнимъ благословляю сына своего, князя Василья»¹⁰¹. Проблема, казалось бы, была снята с обнаружением составленного в 1628 г. перечня грамот, выданных Благовещенскому монастырю; указанная грамота Даниила Борисовича датировалась там 6950 (т. е. 1442) годом¹⁰². В это время Улуг-Мухаммед был в состоянии войны с Василием II, позже, в 14441445 гг., сам находился в Нижнем Новгороде¹⁰³, и вполне естественно, что он мог выдать ярлык на нижегородское княжение враждебному Москве князю. Такой датировке вроде бы хорошо соответствует факт выдачи в 1444 г. вдовой Даниила грамоты (на село в Суздальском княжестве) «по приказу своего господина князя Данила Борисовича»¹⁰⁴ — легко допустить, что именно между 1442 и 1444 гг. престарелый (как минимум на восьмом десятке, судя по времени начала политической деятельности его младшего брата Ивана — 1383 год) князь скончался. Мнение о 1442 г. как дате второго вокняжения Даниила Борисовича в Нижнем Новгороде утвердилось в историографии¹⁰⁵. Но недавно были сделаны две находки, вынуждающие от него отказаться.

Во-первых, было обнаружено описание пергаменного сборника, составленного «в лето 6932 месяца января 20... при благоверном князе Даниле Борисовичи, при освященном митрополите Фотии Киевском всея Руси Иосифу архимандриту Печорскому»¹⁰⁶. Речь идет о Нижегородском Печерском монастыре, следовательно, надо полагать, что в январе 1424 или 1425 г. (в зависимости от того, каким хронологическим стилем пользовался автор записи — сентябрьским или мартовским) Даниил Борисович являлся нижегородским князем. Обративший внимание на эту запись Д.И. Иванов связал ее с текстом упомянутой духовной грамоты Василия I. Он предположил, что жалованная грамота, датируемая (по перечню XVII в.) 1442 г., говорит о вторичной («в другий ряд») выдаче Улуг-Мухаммедом Даниилу ярлыка на Нижний Новгород, а первый такого рода факт имел место в 1424 г., когда Василий I был озабочен проблемой наследования его малолетним сыном Василием великого княжения (в обход брата Юрия Дмитриевича) и стремился получить поддержку от своего тестя Витовта и хана Улуг-Мухаммеда, который тогда в борьбе за власть пользовался помощью великого князя литовского и как раз в начале 1424 г. восстановил свои позиции в Орде. Эта ситуация и отразилась в духовной Василия I, которую следует отнести, таким образом, к 1424 г.¹⁰⁷.

Вывод Д.И. Иванова о получении Даниилом Борисовичем ярлыка на нижегородское княжение в 1424 г. представляется справедливым. Но практически одновременно с его наблюдениями был опубликован вновь обнаруженный текст молитвы, прочитанной над гробом Даниила Борисовича¹⁰⁸. Причем молитва зачитывалась от лица митрополита Фотия, умершего 2 июля 1431 г.¹⁰⁹. Таким образом, в 1442 г. Даниила уже давно не было в живых, и в перечне 1628 г. следует предполагать хронологическую ошибку. Опубликовавший молитву Фотия Б.М. Пудалов предположительно датировал княжение Даниила Борисовича в Нижнем Новгороде 1426—1429 гг.¹¹⁰. Верхняя дата не может быть принята, так как в договоре Василия II со своим дядей Юрием Дмитриевичем от 11 марта 1428 г. Нижний упоминается в перечне владений московского князя¹¹¹. Нижняя дата также неверна, так как Даниил был нижегородским князем уже в 1424 г. (Б.М. Пудалову не могли быть известны наблюдения Д.И. Иванова). Весной 1423 г. состоялись поездки в Литву сначала митрополита Фотия (он был у Витовта в марте), а затем жены Василия I Софьи Витовтовны с малолетним наследником московского стола Василием Васильевичем. Целью этих поездок было получение от Витовта поддержки в деле обеспечения наследственных прав его внука на великое княжение московское, ограждения их от притязаний со стороны братьев Василия I. Витовт в результате выступил в качестве гаранта двух последних духовных грамот Василия Дмитриевича, а находившийся в то время в Литве хан Улуг-Мухаммед (он был временно вытеснен из Орды своим соперником Бораком), по-видимому, выдал на имя Василия Васильевича ярлык на великое княжение при жизни его отца¹¹². Платой за поддержку прав будущего Василия II на престол и могла стать уступка Нижнего Новгорода Даниилу Борисовичу. Надо вспомнить, что Даниил приходился великому князю литовскому двоюродным племянником: его матерью была дочь Ольгерда (родного дяди Витовта) Аграфена¹¹³. Ранее обстоятельства сложились так, что Даниил опирался на поддержку Едигея, врага Витовта; но после гибели ордынского временщика (1419 г.) ему было естественно обратиться за помощью к могущественному дяде. Жалованная грамота Даниила выдана 8 мая того года, когда он «вышел на свою отчину». Возможно, это был 1423 год: Даниил мог также находиться в Литве, приехать оттуда на Русь одновременно с возвращением великой княгини и сразу же вступить в свои владельческие права. Но не исключено, что приведение в действие соглашения Москвы с Витовтом и Улуг-Мухаммедом затянулось до 6932 сентябрьского года и грамота датируется 8 мая 1424 г.

Таким образом, вокняжение Даниила Борисовича в Нижнем следует относить ко времени от апреля 1423 до начала 1424 г.¹¹⁴ (поскольку если пергаменный сборник 6932 г. датирован по сентябрьскому стилю, что вероятнее, то 20 января 1424 г. Даниил Борисович уже был нижегородским князем). Входил ли во владения Даниила Борисовича Городец, как и в случае с Александром Ивановичем, судить не представляется возможным. До марта 1428 г. Даниил скончался, и Нижний вновь был возвращен под власть великого князя московского. Возможно, это случилось еще при Василии I, так как последний 8 февраля 1425 г. выдал жалованную грамоту на дер. Филипповскую в Мещерске, т. е. в районе устья Клязьмы, восточнее Гороховца — на территории Нижегородского княжества¹¹⁵. Но не исключено, что Гороховец с волостями или часть этой территории оставались (в отличие от времени княжения Александра Ивановича, одна из грамот которого выдана на гороховецкие земли, в том числе Филипповскую¹¹⁶) после вокняжения Даниила под московской властью¹¹⁷.

Что касается Суздальского княжения, то о его принадлежности судить можно только предположительно. Возможно, около середины 20-х гг. зять московских князей Александр Иванович Борисов внук делил там власть со своим отцом (который по смерти Даниила Борисовича остался старейшим в роду суздальских князей) — к этому времени относится грамота последнего Спасо-Евфимьеву монастырю на с. Переборовское близ Суздаля, данная по совету с «Олександромъ, сыномъ своим»¹¹⁸ (Иван Борисович мог вернуться на Русь вместе с братом Даниилом в результате того же соглашения Василия I с Витовтом и Улуг-Мухаммедом). Александр Иванович пережил отца (имеется грамота, где он говорит о «помине души» родителей¹¹⁹), а после его смерти около 1433 г. какое-то время действовал его сын и племянник Василия II по матери Семен¹²⁰. Можно предполагать, что он считался суздальским князем: умер Семен между 1436 г. и серединой 1440-х гг. (с этого времени известны жалованные грамоты на его бывшие владения в Суздальском княжестве, в которых Семен фигурирует как умерший¹²¹), и как раз в отношении первой половины 40-х гг. встречаем указания на распоряжение Суздалем со стороны великого князя Василия II: какое-то время Суздалем владел с его санкции выехавший в Москву из Литвы князь Александр Васильевич Чарторыйский, а в 1442—1443 гг. — двоюродный брат Василия Иван Андреевич Можайский¹²².

В середине 40-х гг. Нижний Новгород, Суздаль и Городец на короткое время вышли из-под власти Москвы и составили самостоятельное княжество под управлением князей суздальского дома. Этот эпизод был обстоятельно исследован В.А. Кучкиным и Б.Н. Флорей, а недавно ряд существенных деталей событий уточнил В.Д. Назаров. После пленения Василия II сыном Улуг-Мухаммеда (который, будучи лишен власти в Орде в 1438 г., пытался обосноваться на окраинах русских земель и в конце концов в середине 40-х гг. основал Казанское ханство на Средней Волге) в битве под Суздалем 7 июля 1445 г. хан вывел нижегородско-суздальские земли из состава Московского великого княжества: он восстановил Нижегородско-Суздальское княжество, передав его Василию и Федору Юрьевичам, внукам Василия Кирдяпы. Эти князья составили во второй половине 1445 г. проект договора с претендовавшим на великое княжение Московское Дмитрием Шемякой, который предусматривал признание суверенности их прав на Суздаль, Нижний Новгород и Городец¹²³. Василий II, после того как Улуг-Мухаммед в октябре 1445 г. отпустил его на великое княжение, не посягал на суверенные права Юрьевичей. Но когда в начале 1446 г. Москвой овладел Шемяка, он отобрал у Федора Юрьевича (Василий Юрьевич к тому времени умер) вновь восстановленное княжество, в результате чего Федор перешел на сторону Василия II¹²⁴. После возвращения Василия на престол зимой 1446—1447 гг. причин для нового восстановления Нижегородско-Суздальского княжества не было¹²⁵.

Таким образом, присоединение к Москве Нижнего Новгорода в 1392 г. стало только первым шагом на пути к полному овладению землями, принадлежавшими князьям суздальского дома. К Василию I отошла только центральная часть собственно Нижегородского княжества. Суздаль и Городец остались столицами особых княжеств, но под контролем Москвы. Представителям местной династии принадлежал также Гороховец с окрестностями, а до 1394 г. — Посурье.

В 1404 г. под непосредственную власть московских князей отошел Городец. Но после нашествия Едигея 1408 г. Нижегородско-Суздальское княжество с санкции Орды было восстановлено; правда, Суздаль, скорее всего, вскоре перешел под контроль Василия I. К 1415 г. московский князь силой восстановил свою власть в Нижнем Новгороде. Суздаль после этого до начала 1440-х гг. находился под властью лояльных Москве представителей суздальского дома (при этом замещение князей на суздальском столе явно регулировалось великим князем), а затем перешел в состав великокняжеских владений. Нижний Новгород же (возможно, вместе с Городцом) еще несколько раз менял свой статус: в 1419 г. на короткое время стал центром особого княжества под властью князя, ставшего зятем Василия I, в середине 20-х гг. находился во владении князя, прежде враждебного Москве, вокняжение которого, инспирированное Витовтом и Улуг-Мухаммедом, был вынужден допустить Василий I. Наконец, в середине 40-х гг. XV в. ордой Улуг-Мухаммеда была предпринята попытка восстановить Нижегородско-Суздальское княжество в полном объеме. На сей раз, в отличие от периода 14081415 гг., оно продержалось лишь несколько месяцев.

В московской политике по отношению к нижегородско-суздальским землям сочетались силовые методы с попытками внести раскол в нижегородско-суздальский княжеский дом путем поддержки владельческих прав одних его представителей за счет других. Причем соотношение тех и других приемов зависело во многом от отношений с Ордой: силовые преобладали в период конфронтации с Едигеем, лавирование — тогда, когда по тем или иным причинам с позицией Орды надо было считаться (при Тохтамыше, в конце 10-х гг. XV в. — в последние годы правления Едигея, в середине 20-х гг. XV в., после поражения от Улуг-Мухаммеда в 1445 г.)¹²⁶.

Местные князья в течение конца XIV — первой четверти XV в. постоянно стремились сохранить остатки самостоятельности. В зависимости от ситуации, они (в том числе одни и те же люди) могли пытаться опереться как на помощь внешних сил (в первую очередь Орды), так и на расположение московских князей.

Орда в изучаемый период не раз пыталась упрочить в Нижегородском Поволжье свое влияние и ослабить московское. Причем это характерно не только для времен конфронтации с Москвой при Едигее, но и для периодов, когда московские князья поддерживали с Ордой мирные отношения — при Тохтамышевичах в 1412—1414 гг. и при Улуг-Мухаммеде в середине 20-х гг. XV в. В последнем случае имело место и желание литовского великого князя упрочить свое влияние в Северо-Восточной Руси за счет Москвы.

Каковы были правовые основания претензий московских князей на Городец (по смерти Василия Кирдяпы Дмитриевича) и Суздаль (по смерти Семена Александровича)? Судя по договору Василия II с Иваном Васильевичем Горбатым (внуком Семена Дмитриевича) 1449 г., владение этими городами регулировалось ханскими ярлыками¹²⁷. Сведений о получении ярлыков на них московскими князьями в имеющихся источниках нет. Между тем в том же договоре 1449 г. Суздаль, Нижний Новгород и Городец обобщенно именуются «Новугородским княженьем», причем из текста следует, что ярлыки могли даваться на него в целом¹²⁸. Представляется вероятным, что ярлык на Нижний Новгород, полученный Василием I, помимо непосредственного обладания Нижним с окружающими волостями давал московским князьям основание считать себя верховными распорядителями всего бывшего Нижегородско-Суздальского княжества («Новугородского княженья»): именно отсюда могут проистекать факты контроля над наследованием суздальского стола после 1392 г. и изъятия Городца (по смерти Василия Кирдяпы) и Суздаля (по смерти Семена Александровича) из числа владений князей суздальского дома. Переход Нижнего Новгорода к великому князю московскому ставил всех князей этой ветви в зависимость, позволяя в дальнейшем наделять их столами уже от себя, без ордынской санкции. Таким образом, князья суздальского дома с 1392 г. оказались на положении князей «служебных», т. е. державших часть территории своего прежде суверенного княжества уже как пожалование от великого князя на условиях службы ему¹²⁹. Такой статус членов суздальской княжеской семьи отражен в договоре Василия II с Иваном Васильевичем Горбатым 1449 г.: великий князь жаловал ему Городец и некоторые земли близ Суздаля, но Иван при этом не мог заключать договоры с другими князьями и обязывался служить Василию¹³⁰.

Примечания

1. ПСРЛ. Т. 6. Вып. 1. Стб. 368; Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 253; Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси X—XIV вв. М., 1984. С. 206—209. Предполагать, что в известии 1305 г. речь идет о сыне не Андрея Александровича, а Андрея Ярославича, младшего брата Александра Невского (Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 4. М., 1992. С. 263, примеч. 20; Экземплярский А.В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г. Т. 2. СПб., 1891. С. 396; Абрамович Г.В. Князья Шуйские и российский трон. СПб., 1991. С. 17—20; Макарихин В.Н. Нижегородский край XIII—XIV веков по данным русских летописей // Нижегородский край в эпоху феодализма. Нижний Новгород, 1991. С. 7; Таловин Д.С. Князь Михаил Андреевич и Нижегородское Поволжье в начале XIV в. // Городецкие чтения. Вып. 3. Городец, 2000. С. 37—39), нет серьезных оснований. У Андрея Александровича несомненно был сын по имени Михаил (он упомянут в записи на рукописи 1303 г. и ростовском соборном синодике, см.: Столярова Л.В. Свод записей писцов, художников и переплетчиков древнерусских кодексов XI—XIV веков. М., 2000. С. 174; Конев С.В. Синодикология. Ч. 2: Ростовский соборный синодик // Историческая генеалогия. Вып. 6. Екатеринбург, 1995. С. 99). Андрей был верным вассалом хана Тохты, и не видно причин, по которым тот стал бы отнимать у его сына отчинные владения. Высказывались сомнения, что в 1305 г. сын Андрея Александровича мог подавлять восстание в Нижнем Новгороде, а также жениться (о его женитьбе в Орде в том же году упоминает ряд летописей конца XV в. — ПСРЛ. Т. 16. СПб., 1889. С. 58; Т. 27. М.; Л., 1962. С. 237, 322), основанные на дате женитьбы его отца на ростовской княжне — 1294 г. и заключении в силу этого, что Михаилу не могло быть более 10 лет (Абрамович Г.В. Указ. соч. С. 19; Таловин Д.С. Указ. соч. С. 58). Однако вряд ли брак, заключенный в 1294 г., был у Андрея Александровича первым. В 1294 г. ему было не менее 34 лет (поскольку младшему Александровичу — Даниилу — исполнилось 33), а скорее всего около 40: такое позднее вступление в первый брак в княжеской среде не было принято. Отсутствие сведений о более ранней женитьбе Андрея не свидетельствует, что ее не было: к примеру, в источниках нет известий о браках его братьев Дмитрия и Даниила, но это не значит, что они были холостяками, так как оба оставили потомство. Кроме того, существует запись в рукописи XIV в. о женитьбе в 1271 г. некоего «Андрея»: очень вероятно, что имеется в виду как раз первый брак Андрея Александровича (см.: Гимон Т.В. Летописные записи на пасхальных таблицах в сборнике XIV века // ПСРЛ. Т. 3: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М., 2000. С. 579, 582).

2. Приселков М.Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. М.; Л., 1950. С. 354 и примеч. 1; ср.: ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 255; Т. 6. Вып. 1. Стб. 370—371 — уточняется, что речь идет о Нижнем Новгороде. Аргументацию в пользу справедливости этого уточнения см.: Кучкин В.А. Формирование... С. 210.

3. Дмитрий Михайлович родился 15 сентября 1298 г. (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 484485, под 6807 г. ультрамартовским).

4. Предположение Н.С. Борисова, что Петр отказался признать за Дмитрием прерогативы великого князя, необходимые для сбора войск с территории великого княжества Владимирского (Борисов Н.С. Политика московских князей: конец XIII — первая половина XIV века. М., 1999. С. 134—135), выглядит натяжкой — в тексте речь идет именно о столе.

5. Б.М. Пудалов, возражая против такой интерпретации, написал, что «в тексте анализируемого сообщения прямо указан "стол в Володимери", тогда как "стол в Новгороде Нижнем" в летописных записях об этом периоде (и о более раннем) вообще не упоминается. К тому же для легитимного посажения княжича на "стол" был необходим ярлык ордынского хана, а не благословение русского митрополита». По собственному мнению Б.М. Пудалова, речь шла о легитимации Дмитрия как соправителя отца (Пудалов Б.М. Русские земли Среднего Поволжья (вторая треть XIII — первая треть XIV в.). Нижний Новгород, 2004. С. 198—199). Но в том-то и дело, что текст допускает двоякое толкование: либо «не благослови столом в Володимери» в смысле владимирским столом, либо «не благослови столом» (не названным), когда оба субъекта действия находились «в Володимери». Что касается ярлыка, то, во-первых, сам Б.М. Пудалов исходит из того, что Юрий Данилович занял Нижний Новгород без ярлыка (Там же. С. 202—204), во-вторых, для приобретения статуса великого князя ярлык требовался тем паче. Соправительство сына великого князя — явление, известное лишь с середины XV в. (и кстати, даже в ту эпоху первый такой прецедент был связан с получением санкции Орды, см.: Горский А.А. Москва и Орда. М., 2000. С. 153—154). Между тем известны факты посажения великими князьями, предшественниками Михаила (Дмитрием и Андреем Александровичами) своих сыновей в прежде стольном городе, вошедшем в состав великого княжения, — Костроме (см.: Кучкин В.А. Формирование... С. 119, 125). Очевидно, Михаил, исходя из того, что Нижегородское княжество должно войти в состав великого Владимирского (см. ниже), действовал в русле этой традиции.

6. По мнению Б.М. Пудалова, около 1310 г. Юрий Данилович захватил только Нижний Новгород, а не все Городецкое княжество; Городец отошел к великому князю. В качестве аналогов таких действий называются приобретения московскими князьями окраинных городов соседних княжеств, Рязанского и Смоленского — Коломны и Можайска (Пудалов Б.М. Указ. соч. С. 200—202). Данные примеры говорят не за, а против предположения автора. Во-первых, Московское княжество не соседило с территорией Городецко-Нижегородского; во-вторых, в отличие от последнего, Рязанское и Смоленское княжества не входили в политическую систему Северо-Восточной Руси; в-третьих, и главное, претензии московских князей на Нижний Новгород были связаны с их родством с семейством Андрея Александровича. Аналогом такой ситуации является эпизод не с Коломной и не с Можайском, а с наследованием Переяславля; но там речь шла как раз об овладении всем княжеством.

7. Существует мнение, что у Михаила Андреевича были братья, от одного из них, Василия, пошла династия князей суздальских (см.: Пудалов Б.М. Указ. соч. С. 219—231). По версии, принятой большинством исследователей, родоначальником суздальской ветви был Андрей Ярославич, брат Александра Невского (см.: Кучкин В.А. Формирование... С. 208). Обе версии опираются на противоречащие друг другу известия поздних (середины XV—XVI в.) источников. Но если полагать, что у Михаила Андреевича остались родные братья, невозможно объяснить факт борьбы за его владения между московскими и тверскими князьями: великокняжеские претензии еще можно как-то допустить, но московские двоюродные братья при наличии братьев родных не имели ни малейших прав; претензии Даниловичей на Нижний Новгород понятны только если признать, что они остались ближайшими родственниками Михаила. Кроме того, ростовский соборный синодик называет у Андрея Александровича лишь двух сыновей — Бориса и Михаила (см.: Конев С.В. Указ. соч. С. 99), Василия не знает, а сведения этого памятника весьма подробны (в частности, он упоминает четырех неизвестных по другим источникам сыновей Даниила Александровича Московского — Там же).

8. См.: Седова Р.А. Святитель Петр, митрополит московский, в литературе и искусстве Древней Руси. М., 1993. С. 25; Макарий (Булгаков), митрополит московский и коломенский. История русской церкви. Кн. 3. М., 1995. С. 520, примеч. 10 (комментарий А.А. Турилова).

9. Б.М. Пудалов, невнимательно прочтя текст о событиях вокруг Нижнего Новгорода 1310—1311 гг. в моей статье «Судьбы Нижегородского и Суздальского княжеств в конце XIV — середине XV в.» (Средневековая Русь. Вып. 4. М., 2004. С. 143: «Около 1309—1310 гг., видимо после бездетной смерти Михаила Андреевича, Нижним Новгородом завладел московский князь Юрий Данилович, являвшийся ближайшим родственником (двоюродным братом) Михаила»), «обнаружил» в нем ошибочное утверждение, что Юрий был двоюродным братом Михаила Ярославича Тверского (Пудалов Б.М. Указ. соч. С. 167—168, примеч. 111). Из моего текста совершенно ясно, что речь идет о степени родства Юрия с Михаилом Андреевичем, а не с Михаилом Ярославичем. Михаил Андреевич и Юрий Данилович были сыновьями родных братьев, т. е. являлись двоюродными братьями.

10. См.: Кучкин В.А. Формирование... С. 210—211; Пудалов Б.М. Указ. соч. С. 204—206.

11. См.: Кучкин В.А. Формирование... С. 210—211, 217.

12. ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Пг., 1922. Стб. 42; Т. 18. СПб., 1913. С. 89.

13. НIЛ. С. 469; Кучкин В.А. Формирование... С. 141—142, 217—218.

14. См.: ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 53; Горский А.А. Судьбы Нижегородского и Суздальского княжеств... С. 144.

15. ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 54.

16. Там же. Стб. 55.

17. См.: Кучкин В.А. Формирование... С. 219—228; Горский А.А. Судьбы Нижегородского и Суздальского княжеств в конце XIV — середине XV в. // Средневековая Русь. Вып. 4. М., 2004. С. 144—146.

18. Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 5. М., 1993. С. 74—75; Соловьев С.М. Соч. Т. 2. М., 1988. С. 345—346.

19. Экземплярский А.В. Указ. соч. Т. 1. С. 127—128.

20. Там же. Т. 2. С. 420—421.

21. Пресняков А.Е. Указ. соч. С. 276—277.

22. Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства в XIV—XV вв. М., 1960. С. 663—673.

23. Кучкин В.А. Формирование... С. 230—231.

24. Лурье Я.С. Две истории Руси 15 века. СПб., 1994. С. 49—52.

25. Фетищев С.А. Московская Русь после Дмитрия Донского: 1389—1395 гг. М., 2003. С. 100—106.

26. Карамзин Н.М. Указ. соч. Т. 5. С. 280—181, примеч. 144.

27. Лурье Я.С. Указ. соч. С. 42—43.

28. ПСРЛ. Т. 25. М.; Л., 1949. С. 219—220 (Московский свод конца XV в.); Т. 23. СПб., 1910. С. 132—133 (Ермолинская летопись).

29. Там же. Т. 18. С. 142—143; Т. 15. Вып. 1. Стб. 162—164.

30. Это, собственно, не вызывает сомнений у исследователей (Черепнин Л.В. Указ. соч. С. 665—669; Лурье Я.С. Указ. соч. С. 50, 62).

31. НIЛ. С. 385.

32. Там же: «Того же лѣта преставися посадьникъ Василии Федорович, приимши мънишьскыи чинъ, мѣсяца июня, и положиша у святого Николы».

33. ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 372; Т. 6. Вып. 1. Стб. 509.

34. Там же. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 372.

35. Там же. С. 373; Т. 6. Вып. 1. Стб. 509.

36. Там же. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 373; Т. 6. Вып. 1. Стб. 509.

37. Приселков М.Д. Троицкая летопись. С. 437—438 и примеч. 1; с. 444 и примеч. 3.

38. АФЗХ. Ч. 1. М., 1951. № 229. С. 201—202.

39. НIЛ. С. 385.

40. Приселков М.Д. Троицкая летопись. С. 444.

41. См.: Горский А.А. Москва и Орда. С. 114.

42. Приселков М.Д. Троицкая летопись. С. 444.

43. Мец Н.Д. Некоторые вопросы систематизации монет Суздальско-Нижегородского княжества // Историко-археологический сборник. М., 1962. С. 309—313; Федоров-Давыдов Г.А. Монеты Нижегородского княжества. М., 1989. С. 83—87.

44. Николаева Т.В. Произведения русского прикладного искусства с надписями XV — первой трети XVI в. // Археология СССР. Свод археологических источников. Вып. 1—49. М., 1971. № 4. С. 33—34.

45. Ср.: Мец Н.Д. Указ. соч. С. 311; Чеченков П.В. Интеграция нижегородских земель в политическую систему великого княжества Московского в конце XIV — первой половине XV века // Нижегородский Кремль. К 500-летию основания каменной крепости — памятника архитектуры XVI века. Нижний Новгород, 2001. С. 48.

46. См.: АСЭИ. Т. 2. М., 1958. № 436. С. 480; № 438. С. 481; № 441. С. 485; № 444. С. 485. Т. 3. М., 1964. № 93. С. 129; № 502 (пп. 42, 125). С. 479—480.

47. Об уделах сыновей Константина Васильевича см.: Кучкин В.А. Формирование... С. 219—225.

48. ДДГ. № 52. С. 156, 158.

49. АСЭИ. Т. 3. № 86, 87. С. 117—118; № 92а. С. 128; Антонов А.В. Вотчинные архивы владимирских монастырей и соборов XIV — начала XVII века // Русский дипломатарий. Вып. 4. М., 1998. С. 183—184.

50. Приселков М.Д. Троицкая летопись. С. 456.

51. Там же. С. 453.

52. В источниках имеются две датировки этого события — 1399 и 1395 гг. О верности первой из них см.: Горский А.А. Датировка похода Юрия Дмитриевича в «татарскую землю» и некоторые аспекты московско-тверских отношений в конце XIV в. // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2004. № 4 (18). Мобилизацию аргументов в пользу датировки нападения Семена и Ентяка на Нижний Новгород и ответного похода Юрия Дмитриевича 1395 годом см.: Кучкин В.А. О времени похода князя Юрия Дмитриевича в «татарскую землю» (К вопросу о методах исторического исследования) // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2006. № 3 (25). Работа В.А. Кучкина построена в виде ответа на статью автора этих строк. Продолжать дискуссию по данному вопросу вряд ли есть необходимость (читатель может сопоставить аргументы в пользу обеих датировок в названных работах и решить для себя, какие из них убедительней). Ограничусь несколькими замечаниями, так сказать, «к вопросу о методах исторического исследования». В.А. Кучкин вроде бы подробнейшим образом разобрал мой текст (вплоть до исправления опечаток), но при этом полностью обошел молчанием один из главных аргументов, высказанных мной в пользу датировки событий 1399 годом: наличие в Софийской I и Новгородской IV летописях (древнейших источниках, содержащих дату 6903 (1395) г.) серии бесспорно неверных датировок событий вокруг Нижнего Новгорода конца XIV — начала XV в., при наличии в Троицкой летописи (наиболее ранней из содержащих дату 6907 (1399) г.) бесспорно верных дат тех же событий. Ни слова не говорится в статье В.А. Кучкина и о наличии в Софийской I — Новгородской IV еще одного (краткого) известия о походе Юрия Дмитриевича «в Казань», и именно под 1399 г. Причем в прежних своих публикациях В.А. Кучкин упоминал это известие и полагал, что в 1399 г. Юрий Дмитриевич совершил еще один поход в средневолжские владения Орды (Кучкин В.А. О дате взятия царевичем Ентяком Нижнего Новгорода // Норна у источника Судьбы: Сборник статей в честь Елены Александровны Мельниковой. М., 2001. С. 220—221; он же. Договорные грамоты московских кня-зейХІV века: Внешнеполитические договоры. М., 2003. С. 302—303). Теперь же, подробно обосновав тезис о невозможности с точки зрения политической ситуации вторжения московских войск в ордынские владения в 1399 г., исследователь странным образом «забывает», что источники, которые он считает наиболее достоверными — Софийская I и Новгородская IV летописи, — прямо говорят о таком вторжении в 1399 г.! Соответственно, отсутствует и реакция на мое предположение, что в Софийской I — Новгородской IV имеет место дублировка известия о походе Юрия Дмитриевича, которая и привела составителя их протографа к переносу пространного рассказа о событиях вокруг Нижнего Новгорода из 1399 г. в 1395.

53. Приселков М.Д. Троицкая летопись. С. 453; ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 379—380.

54. Приселков М.Д. Троицкая летопись. С. 454—455.

55. ДДГ. № 16. С. 43—44 (договор Василия I с Владимиром Андреевичем, первая половина 1404 г.).

56. ДДГ. № 20. С. 56. По мнению П.В. Чеченкова, духовная свидетельствует, что Василий I во время ее составления Нижним не владел; исходя из этого, он полагает, что нижегородский стол к этому времени занял Даниил Борисович (Чеченков П.В. Указ. соч. С. 48). Но формулировку «а дасть Богъ сыну моему, князю Ивану, держати Новъгород Нижнии...» неверно рассматривать как свидетельство о выходе Нижнего из-под московской власти. Аналогично Василий I формулирует и пункт о великом княжении (в принадлежности которого московским князьям усомниться невозможно) — «а дасть Богъ сыну моему, князю Ивану, великое княженье держати». Имеется в виду естественное опасение по поводу будущей судьбы малолетнего княжича (кстати, сбывшееся, так как он не пережил отца); в принадлежности великого княжения и Нижнего Новгорода себе Василий не сомневался.

57. АСЭИ. Т. 3. № 481. С. 466.

58. Там же, № 480. С. 465—466.

59. ПСРЛ. Т. 15. М., 1965. Стб. 484. Не исключено, что командовавший этим отрядом «царевич» — тот же Ентяк, участвовавший в набеге 1399 г. и, по-видимому, управлявший при Едигее Булгарией — средневолжским улусом Орды.

60. ПСРЛ. Т. 25. С. 240; Т. 23. СПб., 1910. С. 143.

61. Пресняков А.Е. Указ. соч. С. 280—281; Насонов А.Н. Монголы и Русь. М.; Л., 1940. С. 143.

62. Рыбаков Б.А. Из истории московско-нижегородских отношений в начале XV в. (мощевик княгини Марии 1410 г.) // Материалы и исследования по археологии СССР. Вып. 12. М.; Л., 1949; Николаева Т.В. Указ. соч. С. 32.

63. См.: Горский А.А. Судьбы Нижегородского и Суздальского княжеств... С. 145.

64. ПСРЛ. Т. 25. С. 240.

65. См.: Горский А.А. Москва и Орда. С. 133—134.

66. ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 186; Т. 15. М., 1965. Стб. 485—486 (Тверской сборник).

67. См.: Кучкин В.А. Формирование... Карта на с. 224.

68. Среднее Поволжье в это время продолжало контролироваться Едигеем — там чеканились монеты хана Пула да (Булата), от лица которого он правил (см.: Федоров-Давыдов Г.А. Клады Джучидских монет // Нумизматика и эпиграфика. Вып. 1. М., 1960. С. 168—170).

69. ПСРЛ. Т. 15. С. 485—486.

70. См.: Горский А.А. Брянское княжество в политической жизни Восточной Европы (конец XIII — начало XV в.) // Средневековая Русь. Вып. 1. М., 1996. С. 89—90, 107, примеч. 101.

71. ПСРЛ. Т. 11. М., 1965. С. 219.

72. Там же. С. 221; Сафаргалиев М.Г. Распад Золотой Орды. Саранск, 1960. С. 184.

73. ПСРЛ. Т. 15. Стб. 486—487.

74. Сафаргалиев М.Г. Указ. соч. С. 190—192.

75. ДДГ. № 17. С. 47.

76. Там же, № 56. С. 180—181.

77. ПСРЛ. Т. 25. С. 241, 245.

78. Там же. С. 243. О владельческих правах Ивана Васильевича на Нижегородское княжество говорит и ссылка на его пожалование в позднейшей грамоте Василия II Дудину монастырю (АСЭИ. Т. 3. № 299. С. 327). Не исключено, что Иван (родившийся в 1397 г.) считался нижегородским князем еще до захвата Нижнего Даниилом Борисовичем в 1408 г. (если верно предположение, что с ним связано изображение Иоанна Крестителя на нижегородских монетах, чеканенных до 1409 г.: Федоров-Давыдов Г.А. Монеты Нижегородского княжества. С. 119—121).

79. ПСРЛ. Т. 25. С. 243.

80. О внутриордынской борьбе в эти годы см.: Сафаргалиев М.Г. Указ. соч. С. 190—193.

81. ПСРЛ. Т. 25. С. 244.

82. Там же.

83. АФЗХ. Ч. 1. № 234. С. 205.

84. АСЭИ. Т. 2. № 435. С. 479. П.В. Чеченков полагает, что разная титулатура Александра Ивановича («князь» — в первой грамоте, «великий князь» — во второй) свидетельствует о разновременности грамот, и выдвигает предположение, что с 1414 г. Александр Иванович был нижегородским князем, при том что номинально титулом великого князя нижегородского владел Иван, сын Василия I; после же его смерти, выдав за Александра свою дочь, Василий I посадил его на нижегородский стол уже с титулом «великого» (Чеченков П.В. Указ. соч. С. 50—52). Вряд ли есть достаточные основания для такого сложного построения. Не говоря уже о том, что первая грамота дошла в списке XVII в., а вторая — XIX, в силу чего нельзя быть уверенным в точной передаче титулатуры, можно отметить, что нижегородские князья не всегда последовательно именовались великими: так, Даниил Борисович по восстановлении его в Нижнем ок. 1424 г. в жалованной грамоте назван «великим князем», а в сборнике Нижегородского Печерского монастыря — «благоверным князем» (см. ниже, примеч. 254, 261); в 1445 г., когда было ненадолго восстановлено Нижегородско-Суздальское княжество в полном объеме, ни один из его владетелей — ни Василий, Федор Юрьевич — в их договоре с Дмитрием Шемякой «великими» не поименованы (см.: ДДГ. № 40).

85. Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XIV—XV вв. Ч. 1. М.; Л., 1948. С. 88—89.

86. РИИР. Вып. 2. С. 18—19, 93. 95; ПСРЛ. Т. 24. Пг., 1921. С. 230 (родословец, помещенный в Типографской летописи).

87. Экземплярский А.В. Указ. соч. Т. 2. С. 435—437; АСЭИ. Т. 2. С. 565—566.

88. В «Описной книге» Спасо-Евфимьева монастыря 1660 г. упоминается его грамота 6940 (1432) г. (АСЭИ. Т. 3. № 502. С. 482, п. 6), а в договорной грамоте Василия II с Дмитрием Шемякой 1434 г. об Александре говорится как об умершем (ДДГ. № 34. С. 88).

89. АСЭИ. Т. 2. № 438. С. 481.

90. Ср.: Там же. С. 565.

91. РИИР. Вып. 2. С. 19; ПСРЛ. Т. 24. С. 230.

92. РИИР. Вып. 2. С. 95.

93. Формально браки между троюродными братом и сестрой (шестая степень родства) не разрешались, но на практике князьям в случае необходимости удавалось добиться церковной санкции и на более близкородственные матримониальные союзы.

94. ДДГ. № 22. С. 61.

95. См.: Сафаргалиев М.Г. Указ. соч. С. 192—193.

96. АСЭИ. Т. 2. № 436, 438; Т. 3. № 502. С. 482. П. 6.

97. АСЭИ. Т. 2. № 435. С. 479.

98. «Мир с великим князем», упомянутый в одной из грамот Александра Ивановича Нижегородского, нельзя связывать с бегством Ивана Борисовича в 1418 г. в Орду (как предположил И.А. Голубцов — АСЭИ. Т. 2. С. 480). В момент выдачи грамоты Александр уже был нижегородским князем, а получил он этот стол явно вместе с женитьбой в начале 1419 г., т. е. позже бегства Ивана. Скорее всего, имел место какой-то конфликт Александра уже в качестве князя нижегородского с Василием I, вскоре улаженный.

99. АФЗХ. Ч. 1. № 273. С. 204—205. Грамота Даниила практически дословно повторяет пожалование, сделанное на те же земли Василием I 20 февраля 1423 г. (АСЭИ. Т. 3. № 296. С. 323—324).

100. Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы. Ч. 1. С. 89.

101. ДДГ. № 21. С. 59; Греков И.Б. К вопросу о датировке так называемой «второй духовной грамоты» московского князя Василия I // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. М., 1963. Исследователи датировали эту грамоту по-разному в пределах конца 10-х — первой половины 20-х гг. XV в. (см.: Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы. Ч. 1. С. 88—90; сам Л.В. Черепнин связывал неуверенность Василия по поводу Нижнего Новгорода с тем, что эта духовная была составлена в период княжения там Александра Ивановича).

102. АСЭИ. Т. 3. № 294. С. 321.

103. ПСРЛ. Т. 25. С. 263, 395.

104. АСЭИ. Т. 2. № 444. С. 485—486.

105. Кучкин В.А., Флоря Б.И. О докончании Дмитрия Шемяки с нижегородско-суздальскими князьями // Актовое источниковедение. М., 1979; Кучкин В.А. «Данная» черницы Марины // Исторические записки. Т. 108. М., 1982. С. 310; Зимин А.А. Витязь на распутье. М., 1991. С. 224; Соколова Н.В. Древнейшие акты Нижегородского Печерского монастыря // Проблемы происхождения и бытования памятников древнерусской письменности и литературы. Нижний Новгород, 1995. С. 61.

106. См.: Беляева О.К. К вопросу об использовании памятников древнерусской письменности в старообрядческих политических сочинениях первой четверти XVIII в. // Общественное сознание, книжность, литература периода феодализма. Новосибирск, 1990. С. 15 (рукопись начала XVIII в.: РГБ. Ф. 247. Рогожское собр. № 503. Л. 136 об. — 137). Этот же сборник упомянут еще в одной рукописи (конца XVII — начала XVIII в.) — РГБ. Ф. 299. Собр. Тихонравова. № 523. Л. 140 об.): «Писана... в лето 6932 при благодарном князе Даниле Борисовиче и при освященном Фотие, митрополите киевском и всеа России, что он писал ко Иосифе, архимандриту Печерскому» (см.: Емченко Е.Б. Стоглав: исследование и текст. М., 2000. С. 210—211).

107. Иванов Д.И. Московско-литовские отношения в 20-е годы XV столетия // Средневековая Русь. Вып. 2. М., 1999. С. 87—90. Ср. также наблюдения Б.М. Клосса над списками духовных грамот Василия II, приведшие автора к выводу, что интересующая нас грамота составлена между 1423 и 1425 гг. (Клосс Б.М. Избранные труды. Т. 1. Житие Сергия Радонежского. М., 1998. С. 118—119).

108. Пудалов Б.М. Нижегородское Поволжье в первой половине XV века // Городецкие чтения. Вып. 3. Городец, 2000.

109. ПСРЛ. Т. 25. С. 248. Б.Н. Флоря и А.А. Турилов обратили внимание автора этих строк на то, что данная молитва по своему чину соответствует молитве, читаемой над гробом человека, отлученного от церкви (см.: Алмазов А.И. Тайная исповедь восточной православной церкви. Одесса, 1894. Т. 2. С. 292—293; 1894. Т. 3. С. 88—89 2-й пагинации). Можно было бы полагать, что отлучение последовало после событий 1410 г., когда посланный Даниилом Борисовичем на Владимир русско-татарский отряд разграбил Успенский собор, а Фотию, только накануне набега выехавшему из Владимира, пришлось прятаться от татар в лесах (см.: ПСРЛ. Т. 11. С. 215—217). Но в молитве названо другое согрешение — «преставление крестного целования» (Пудалов Б.М. Нижегородское Поволжье... С. 100). Речь может идти о договоренности с Василием I 1394 г., по которой Даниил, вероятно, в обмен на вокняжение в Суздале обязался не претендовать на Нижний Новгород (что было нарушено им в 1408 г.); другой возможный вариант — что имеется в виду крестное целование, на которое Даниил пошел в 1417 г., когда приехал в Москву, и которое он нарушил, бежав в следующем году и предъявив затем вновь претензии на нижегородское княжение. Второе кажется более вероятным, так как после возвращения на Русь в 1417 г. и примирения с Василием I Даниил Борисович, скорее всего, должен был получить от митрополита прощение за свои предшествующие политические прегрешения.

110. Пудалов Б.М. Нижегородское Поволжье... С. 97—99; он же. Борьба за Нижегородский край в первой трети XV века (новый источник) // Поволжье в Средние века. Нижний Новгород. 2001. С. 133—134. Для предположения автора, что Даниил княжил одновременно и в Суздале, опоры в источниках не находится.

111. ДДГ. № 24. С. 64, 66.

112. См.: Горский А.А. Москва и Орда. С. 137—139.

113. См.: ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 61.

114. Соответственно и третья духовная грамота Василия I может быть отнесена как к 1424, так и ко второй половине 1423 г. Что касается указания жалованной грамоты Даниила Борисовича о его выходе на свою отчину «от Махметя царя в другий ряд», то эти слова не обязательно понимать так, что именно Улуг-Мухаммед дважды выдавал ему ярлык: и «от Махметя царя», и «в другий ряд» могут являться самостоятельными указаниями — первое о том, какой хан пожаловал нижегородскую отчину Даниилу, второе — в который раз в своей жизни князь ее получил.

115. АСЭИ. Т. 2. № 437. С. 480—481.

116. Там же, № 435. С. 479.

117. Весной 1425 г. в Нижний Новгород пришел, спасаясь от войск Василия II, вступивший с ним в конфликт по поводу великого княжения Юрий Дмитриевич; при приближении московских войск он бежал за Суру, а после их ухода вернулся в Галич через Нижний (ПСРЛ. Т. 25. С. 246). Но из этих сведений нельзя заключить, был тогда в Нижнем Новгороде отдельный князь или уже нет.

118. АСЭИ. Т. 2) № 436. С. 480.

119. Там же, № 438. С. 481.

120. Он упоминается в договорных грамотах Василия с Дмитрием Шемякой 1434 и 1436 гг. (ДДГ. № 34, 35. С. 88, 91, 97, 99).

121. АСЭИ. Т. 1. № 176; Т. 2. № 446, 450, 453.

122. ПСРЛ. Т. 23. С. 151; Кучкин В.А., Флоря Б.Н. Указ. соч. С. 206; Зимин А.А. Указ. соч. С. 89—90. В духовной грамоте Василия II (1461 или начало 1462 г.) Суздаль уже фигурирует как непосредственное владение великого князя (ДДГ. № 61. С. 194).

123. ДДГ. № 40. С. 119—120. Под власть Василия и Федора была также передана Вятка; видеть в этом свидетельство вхождения Вятской земли в состав Нижегородского княжества в более ранние времена оснований, однако, нет (см.: Низов В.В. К истории вятско-нижегородских отношений в конце XIV — первой половине XV в. // Россия в IX—XX веках: проблемы истории, историографии и источниковедения. М., 1999).

124. См.: Кучкин В.А., Флоря Б.Н. О докончании Дмитрия Шемяки с нижегородско-суздальскими князьями // Актовое источниковедение. М., 1979; Назаров В.Д. Д окончание князей Шуйских с князем Дмитрием Шемякой и судьбы Нижегородско-Суздальского княжества в середине XV века // Архив русской истории. Вып. 7. М., 2002.

125. Место Улуг-Мухаммеда в Казанском ханстве занял его сын Махмутек, убивший отца; Василий II не был связан с ним вассальными обязательствами, более того, Махмутек в 1447 г. выступил в качестве союзника Дмитрия Шемяки (см.: Горский А.А. Москва и Орда. С. 146, 156, примеч. 21).

126. Длительная борьба Москвы за полное присоединение Нижегородского княжества своеобразно отобразилась в источниках: московские летописи лишь дважды «проговорились» о ней (повествуя о попытке Семена Дмитриевича овладеть Нижним в 1399 г. и назвав под 1410 г. Даниила Борисовича князем нижегородским), умолчав и о княжении в Нижнем Новгороде Даниила Борисовича до 1415 г. (и попытках Василия I его оттуда изгнать), и о владении им Александром Ивановичем (хотя он получил Нижний как зять и союзник Василия I), и о вторичном нижегородском княжении Даниила Борисовича в середине 20-х гг. — обо всех этих событиях приходится судить по нелетописным источникам или данным тверского летописания (где рассказано о московских походах на Нижний Новгород 1411 и 1415 гг.).

127. Иван Васильевич, согласно договору, обязан был отдать великому князю все старые ярлыки на Суздаль, Нижний Новгород и Городец и не принимать новых: «А што будет оу мене ярлыков старых на Суждаль. И на Новгород на Нижнеи, и на Городець, и на все на Новугородское княженье, и мнѣ, господине, князю Ивану, тѣ ярлыки всѣ отдати тобѣ, великому князю и твоим дѣтем безъхитростно. А новых ми ярлыков не имати. А хотя, господине, которои царь ярлыки свои мнѣ каковы дасть на Новгород и на Суждаль, или ко мнѣ пришлет, и мнѣ и тѣ ярлыки всѣ отдати тобѣ, великому князю, и твоим дѣтем, по крестному целованью, а оу себе ми их не держати» (ДДГ. № 52. С. 158; ср. с. 156).

128. Там же.

129. О статусе «служебных» («служилых») князей см.: Назаров В.Д. Служилые князья Северо-Восточной Руси в XV в. // Русский дипломатарий. Вып. 5. М., 1999.

130. ДДГ. № 52. С. 155—159.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница