Заключение

История Новгорода, как она видна сегодня, пережила несколько этапов. Поначалу на его территории возникли небольшие поселки. Один из них был основан пришельцами с Днепра, получившими на новом месте имя ильменских словен. Словене заняли восточный берег Волхова и назвали свой городок Холмом или Славном. В IX в., когда на северо-западе возникла раннегосударственная федерация словен, кривичей и некоторых чудских племен, на западном берегу Волхова, напротив Славна, возникают поселки аристократии этих племен — Людин, основанный выходцами с территории современной Польши кривичами, и Неревский, принадлежавший местным финно-угорским племенам. Политическое объединение поселков приводит к созданию общего административного центра Детинца — он и стал Новым городом по отношению к основавшим его городкам-концам. Каждый из этих городков был центром принадлежавшей ему округи, а Детинец стал столицей громадного межэтнического объединения всего русского Северо-Запада. Как полагается административному центру, он включал в себя языческое капище и вечевую площадь¹. Жили новгородцы не в нем, а на территории своих постепенно увеличивающихся поселков-концов. Когда в том же IX в. новгородцы приглашают к себе князя, он не становится хозяином Детинца, уже принадлежащего жрецам и вечевому собранию. Резиденция князя возникает на противоположном берегу Волхова — за границей первоначальных городков, как бы вовне Новгорода.

С начала X в. новгородским князем становится представитель династии, правящей в Киеве. Оттуда в 980 г. исходит первая культовая — еще языческая — реформа Владимира, установившая иерархию богов во главе с Перуном. Противостояние князя и Новгорода, начавшееся за сто лет до того, ведет к созданию нового княжеского языческого центра в роще Перынь у истока Волхова. Там раскопками 1948—1952 гг. были обнаружены остатки капища Перуна и основание идола этого главного языческого божества². Инородность этой реформы для Новгорода очевидна из летописного рассказа о том, как после свержения Перуна некий новгородец, увидев его статую прибитой к берегу, оттолкнул ее ногой со словами: «Перунище! Досыти еси ел и пил, а ныне прочь плови»³.

Такой же инородной для Новгорода должна была стать начавшаяся спустя восемь лет — и тоже по киевской инициативе — христианизация. Однако этого не случилось. В средневековье христианская религия — наиболее удобная для господствующего класса идеологическая система, освящающая авторитетом религии общественное неравенство. Для Новгорода принятие христианства имело и дополнительный смысл: пестрые местные культы, противопоставляющие друг другу разнородные территории города и государства, сменились единым культом верховного божества. Сразу после христианизации в Новгороде началось возведение церквей на месте языческих требищ, в том числе главного собора города — деревянной Софии в Детинце. Эта акция вместе с тем превращала главный собор в городской — епископский и вечевой, а не княжеский храм. Князь по-прежнему оставался вне Детинца.

XI век порождает новую расстановку политических сил. После того как мощная поддержка новгородцев способствовала утверждению Ярослава на киевском столе, этот князь предоставил Новгороду важные льготы. Видимо, главное в них состоит в том, что были установлены четкие границы государственной деятельности князя и боярской верхушки города. Боярство было провозглашено неподсудным князю, была признана власть бояр над концами города. Князь же оставался судьей над прочими категориями свободных горожан, объединенных в сотни⁴. В эту пору как символ единства князя и бояр возникает совместная постройка города и князя — каменный Софийский собор.

Однако борьба против князя вскоре разгорается с новой силой. Новгородский князь на всем протяжении X и XI вв. оставался, по существу, киевским наместником. Новгородский стол киевский князь традиционно предоставлял своему старшему сыну, а тот был также традиционно и претендентом на Киев. Новгород казался этим наместникам местом временной остановки, не заслуживающим особого внимания. Новгородские князья и их дружинники в самой малой степени обзаводились там земельными участками, предпочитая получать дань. Но внутри новгородского общества продолжался процесс классового расслоения, и в ходе этого процесса с каждым десятилетием все заметнее становилось экономическое могущество древней родоплеменной аристократии — местного боярства, которое было готово само управлять городом и всем государством.

Эта борьба приносит ощутимые результаты в конце XI в., когда боярство добивается новых ограничений княжеской власти и создает собственный орган государственного управления — посадничество⁵. Именно в это время возникают монументальные памятники великого противостояния князя и бояр. Детинцу — центру городского управления — князь противопоставляет храмы-крепости, которые оседлали Волхов и поставили под княжеский контроль все торговое движение по реке. В верхнем течении Волхова, на правом его берегу, возникает новая мощная резиденция князя — Городище с Благовещенской каменной церковью на вершине высокого холма. А напротив, через Волхов, встает княжеский Юрьев монастырь с его крепостью — каменным Георгиевским собором.

Противостояние князя и боярства ощутимо и в самом Новгороде. Возле городской резиденции князя, Ярославова двора, в начале XII в. строится княжеский Никольский собор. А рядом с ним как попытка опереться против боярства на подчиненное князю ремесленное и торговое население города возникают каменные княжеские постройки Торга — церкви Ивана на Опоках, Успения на Козьей бородке и деревянная церковь Георгия на Торгу. Но это последние княжеские сооружения в городе.

В 1136 г., после знаменитого новгородского восстания, происходит новое размежевание власти между боярами и князем. Впервые провозглашен приоритет боярской власти, установившей свое право приглашать угодных и изгонять неугодных князей. Главной функцией князя остается судебная, но уже в рамках организованного в результате восстания смесного с посадником суда⁶. Сохранение в Новгороде княжеского стола диктовалось необходимостью поддерживать союз с наиболее сильными русскими землями, откуда и появляются в дальнейшем кандидаты на новгородский стол. Однако пределы их деятельности в Новгороде все больше сжимаются, пока, наконец, не замыкаются в границы загородной Городищенской резиденции, где в конце XII в. сооружается последний выдающийся княжеский храм — церковь Спаса на Нередице.

В конце XII в. из-под контроля князя уходят административные сотни с их торговым и ремесленным населением. В Новгороде создается новый государственный пост выборного на вече тысяцкого, который становится представителем всех свободных горожан Новгорода, исключая бояр и непосредственно зависимых от них людей. Представителем бояр остается посадник. Впрочем, и пост тысяцкого достаточно скоро узурпируется боярством. Власть сосредоточивается в руках феодальной аристократии, а Новгородское государство окончательно превращается в боярскую республику.

Новгород, как уже сказано, вырос из предшествовавших ему городков-поселков. Этот союз до конца новгородской независимости оставался принципиальной основой организации в нем боярской власти. Общеновгородское вече, посадничество, тысяцкое — главные республиканские органы — организовывались как представительные от концов города. Поначалу таких концов было три. Потом, с ростом города, в XII в. к ним прибавился четвертый — Плотницкий, а в XIII в. пятый — Загородский. Концы, точнее — кончанские группировки бояр, постоянно боролись между собой за право занимать ключевые должности в государстве. Эти столкновения — на вечевой площади и на Волховском мосту — неотъемлемая часть летописного рассказа. Всякий раз политическая борьба бояр за власть захватывает весь город и дополняется классовыми схватками. Это требует от бояр совершенствования своего классового государства, внутренней консолидации. Сплочение боярства против непривилегированных сословий Новгорода достигается все на той же корпоративной, представительной основе. Уже в XIII в. создается боярский Совет господ, равное представительство имеют все концы города. В середине XIV в. в Новгороде одновременно правят шесть посадников — по одному от каждого конца и еще один главный, степенный. В XV в. таких посадников избирают уже несколько десятков — поровну от каждого конца. В это время практически все боярские семьи представлены в высшем правительственном органе, возникает боярская олигархическая власть. Однако Новгород был населен не только боярами. И само развитие боярского правительства — это ответ на усиление недовольства черного люда: ремесленников и торговцев. Одной из самых важных задач бояр, стоявших у власти, было подчинить себе свободный черный люд, использовать его классовое брожение в своих целях и прежде всего укрепить личное влияние в пределах своего конца: ведь, лишившись народной поддержки, трудно было рассчитывать на победу в политическом столкновении с другими концами. Одним из наиболее совершенных инструментов классового влияния бояр становится церковь.

Многолетние раскопки в Новгороде позволили выяснить примерный план жилой застройки города. Поначалу каждый его конец складывался из комплексов боярских усадеб, разделенных пустыми пространствами. Каждый из этих комплексов принадлежал отдельному боярскому роду и был заселен членами этого рода и зависимыми от них людьми, холопами и ремесленниками. Пустые пространства постепенно заселяли другие свободные горожане, не связанные с боярами. С точки зрения градостроительной эта новая застройка была как бы соединительной тканью между боярскими комплексами, с точки зрения административно-юридической — иным миром, миром сотенного населения, подчиненного тысяцкому, тогда как боярские комплексы составляли кончанскую систему, находящуюся под рукой посадника. Иными словами, внутри конца существовало классовое противостояние разных территорий. Преодолеть это противостояние в интересах бояр возможно было только средствами социальной демагогии. Внушить всему населению конца и соседних сотен мысль, что все беды и несчастья происходят от того, что у власти в данный момент стоит не тот боярин, который живет здесь же, рядом, а его противник из другого конца, добиться от этого населения поддержки в борьбе за власть — этой задаче служили уличные и кончанские вечевые собрания, но еще более значительная роль отводилась церкви.

Поэтому уже в XII в. бояре начинают активное строительство приходских церквей на принадлежащих им городских землях.

Население сотен, до поры до времени не располагавшее такими же экономическими возможностями, как бояре, вынуждено было посещать боярские приходские церкви. И мы видим, как боярские комплексы обрастают гнездами церквей, способных вместить кроме боярской семьи и ее челяди множество живущих поблизости людей из разных сословий. Бояре Онцифоровичи, например, комплекс усадеб которых был частично раскопан в 1951—1962 гг., воздвигли на краю своих владений четыре каменные церкви. Не отставали от них и другие боярские роды. Именно поэтому на плане древнего Новгорода можно обнаружить немало таких мест, где, как говорили в старину, церкви «кустом стоят».

Но церковное строительство таило в себе и немалую опасность для самих бояр. Создавая все новые и новые храмы, передавая церквам земельные владения, бояре тем самым усиливали церковную организацию города, в целом подчиненную епископу. И принцип классового общества — «в чьих руках богатство, тому принадлежит и власть» — неизбежно должен был принести свои плоды и поставить церковного владыку на первое место в республике.

Боярству было необходимо найти какой-то способ ограничить влияние главы церкви, сдержать его движение к власти.

Уже в XII в. в Новгороде начинается оживленное создание боярами пригородных монастырей. Члены боярской семьи, основавшей монастырь, строили в нем церкви, иногда постригались в монахи, помещали в монастыре свои родовые усыпальницы. Аркажский монастырь был, например, теснейшим образом связан с династией живших на Прусской улице Новгорода бояр-посадников Михалки Степановича, Твердислава Михалкинича, Степана Твердиславича⁷. Колмов монастырь был основан в конце XIV в. боярином и посадником Юрием Онцифоровичем, жившим на Козмодемьянской улице в Неревском конце. В этом монастыре вслед за построенной Юрием соборной церковью быстро появляются постройки его детей. А правнучка Юрия Орина завещает монастырю все свои владения потому, что на Колмове похоронен весь ее род, начиная с Юрия Онцифоровича. В XIV в. возникают десятки подобных монастырей. Казалось бы, активное боярское монастырское строительство должно еще больше укрепить главу церкви — епископа. Однако в действительности оно его ослабляло. Еще в первой половине XIII в. в Новгороде монастыри, основанные боярами одного конца, были поставлены в подчинение главному кончанскому монастырю, возглавляемому кончанским игуменом. А всех кончанских игуменов объединял новгородский архимандрит. Его избирали на общегородском вече. Глава черного духовенства Новгорода становился подотчетным вечу, боярству, но не епископу.

Монастырское имущество было, по существу, нераздельной собственностью всего боярского сословия, резервом, который можно было использовать в случае острой нужды — во время войны или против народного движения. Смысл существования разветвленной системы монастырей был хорошо понятен новгородцам. Во время восстания Степанки в 1418 г. черные люди пришли к стенам Никольского на Поле монастыря — кончанского монастыря Загородского конца — со словами: «Здесь житницы боярские. Разграбим супостатов наших!»⁸ Не был скрыт этот смысл и от соседей Новгорода. В 1478 г., когда новгородская политическая самостоятельность была ликвидирована Москвой, великий князь Иван III, желая прежде всего подорвать экономическую основу боярского могущества, потребовал конфискации именно монастырских владений.

В XIV и особенно в XV в. новгородское боярское государство быстро двигалось к олигархической форме правления и политическому краху. Узурпация сотенной системы, приобщение к власти всего сословия бояр, последовательное внедрение в церковную и монастырскую систему — все это разные проявления одного процесса практической ликвидации древних вечевых порядков, которые (особенно в низших звеньях вечевой системы) создавали поначалу хотя бы видимость представительного участия других сословий в политической жизни государства. Боярская олигархия явилась результатом углубления классовых антагонизмов в новгородском обществе, и поражением от Москвы в 1478 г. был уничтожен уже не вечевой строй, а самовластие бояр.

* * *

Изучение истории Новгорода, как, впрочем, и любой другой большой проблемы, немыслимо вне постоянно возникающей в ходе исследования перекрестной проверки показаний разных источников. Разумеется, главным из них остаются летописи. Но, как мы уже неоднократно убеждались, летописи далеко не всегда способны ответить на все встающие перед историком вопросы. Круг интересов летописца всегда избирателен. Летописец тяготеет к необычному. Он пунктуально отмечает, например, поражающие его явления комет, но вовсе не склонен фиксировать то, что кажется ему обыденным. Между тем в понятие этой «обыденности» входит и сам исторический процесс общественного развития, медленный поступательный ход которого отчетливо виден на удалении, но не всегда заметен современнику.

Умолчания летописи успешно преодолеваются средствами археологии, которая, благодаря великолепной сохранности в новгородском слое предметов, сделанных из материалов органического происхождения, знакомит исследователя с многообразием бытовых вещей, меняющихся с течением времени. То, что было обыденным для летописца, в классификационных схемах археологии оказывается наполненным движением, отражая важнейшие ступени прогресса. Развитие производственной технологии ремесла, совершенствование систем землепользования и состава сельскохозяйственных культур, изменение торговых путей и целых направлений международных связей, движение моды — все это находится за границей интересов летописца, но становится известным по археологическим материалам.

Археология открывает комплексы древностей, локализуемые во времени и пространстве. Давая им социальную характеристику, невозможно получить ее без помощи комплексного подхода ко всем без исключения древним предметам, поставляющим усадьбу. В их число входят остатки строений и бытовой инвентарь, производственное сырье и орудия ремесленников, женские украшения и остатки пищи. Совместное изучение всех этих предметов не открывает только имени владельца усадьбы и других людей, живших на ней, выдвигая на первый план социологический принцип характеристики усадьбы.

Открытие берестяных грамот, позволившее определять многие усадьбы по имени владельцев, перебросило надежный мост от материальных комплексов средневекового города к летописи и другим письменным источникам. Это открытие в сильнейшей степени способствовало ликвидации разрыва между археологическим и письменным источниками, интегрируя их, создавая единый прочный фундамент исторического исследования.

Однако любой археологический комплекс не замкнут в усадебные частоколы. Усадьба является ячейкой города, и взаимоотношение этих ячеек порождает линии многочисленных связей — экономических, политических, административных, проявляющихся в особенностях формирования городской топографии. Изменчивая картина градообразовательного процесса доступна исследовательскому анализу, который открывает в ней традиции, уходящие в древность. Эти традиции проявляются и в устойчивости усадебных границ, и в кончанской системе городской организации, и в противоположности кончанской системы сотенной. Однако топографический анализ бесплоден вне единого изучения данных городского плана, материалов археологии и показаний письменных источников, в первую очередь летописей.

То же самое очевидно и для других категорий источников и направления их исследования. Можно, разумеется, изучать древние памятники искусства, ограничиваясь выяснением их места среди замкнутого круга художественных явлений, сосредоточивая внимание исключительно на развитии стиля. Но интеграция их показаний с материалами письменных источников способна открывать принципиально новые грани их информационных возможностей, сталкивая исследователя с заказчиками этих художественных произведений и идеями, породившими этот заказ.

В равной степени это очевидно и для таких давно уже определившихся в специальные дисциплины отраслей исторического знания, как сфрагистика, нумизматика или метрология. Задачи, которые они решают в пределах сферы своих внутренних интересов, ограничиваются их вспомогательной, источниковедческой функцией, однако, их интеграция друг с другом и со всем комплексом прочих источников — вещественных и письменных — порождает выводы, которые никак не могут быть получены вне такой интеграции.

Только совместным исследованием разных категорий исторического источника вызван к жизни успех ретроспективного подхода к показаниям позднего документа. Соединение историко-топографического, нумизматического методов с традиционным методом анализа письменного источника дает возможность в позднем документе конца XVI в. разглядеть на столетие более ранний пласт. Только объединение в общем анализе данных топографии, археологии, летописи создает условия, при которых, не располагая материальными документами IX в., мы все же проникаем в обстоятельства исторического процесса этого столетия и приближаемся к решению столь трудных вопросов, как проблема происхождения Новгорода и этнические основы его возникновения, проблема истоков его своеобразных политических институтов и их взаимоотношения с княжеской властью.

Интеграция успехов разных исторических дисциплин сделалась возможной на основе их длительной дифференциации, породившей в каждой дисциплине методическую специфику. И в дальнейшем оба процесса будут развиваться рука об руку. Углубление специфики дисциплин тождественно совершенствованию их методики. Однако наиболее значительные успехи в этом процессе будут достигнуты путем взаимной связи специальных дисциплин, их интеграции. Лучше всего об этом сказал известный советский философ П.В. Копнин: под интеграцией научного знания следует понимать «не своеобразное суммирование знания, достигнутого различными науками, о некотором объекте... а стремление в процессе взаимосвязи позаимствовать друг у друга и сами методы, и язык, чтобы применить их для исследования своего объекта»⁹.

Примечания

1. См.: Янин В.Л., Алешковский М.X. Происхождение Новгорода. (К постановке проблемы.) — «История СССР», 1971, № 2.

2. См.: Седов В.В. Древнерусское языческое святилище в Перыни. — Краткие сообщения ИИМК АН СССР, вып. 50. М., 1953; его же. Новые данные о языческом святилище Перуна. — Краткие сообщения ИИМК АН СССР, вып. 53. М., 1954.

3. НПЛ, с. 160.

4. См.: Алешковский М.Х. Социальные основы формирования территории Новгорода IX—XV веков. — «Советская археология», 1974, № 3.

5. См.: Янин В.Л. Новгородские посадники. М., 1962.

6. См.: Янин В.Л. Актовые печати древней Руси X—XV вв., т. 1, с. 159.

7. См.: Хорошев А.С. Боярское строительство новгородском Аркаже монастыре. — «Вестник Московского университета», серия IX «История», 1966, № 2, с. 77—82.

8. НПЛ, с. 409.

9. Копнин П.В. Диалектика, логика, наука. М., 1973, с. 101.

Предыдущая страница

К оглавлению