§ 1. Феодалы
Господствующий класс в Новгородской республике состоял из феодалов, владевших усадьбами в городе и землями на периферии и пользовавшихся всевозможными привилегиями. Класс феодалов отличался известной неоднородностью. В него входили феодалы светские и духовные, крупные и мелкие, богатые и не очень богатые, знатные аристократы и феодалы неаристократического происхождения, но всех их объединяло одно — они принадлежали к классу землевладельцев, т. е. были собственниками основного средства производства в эпоху феодализма — земли. В период расцвета Новгородской республики различие между определенными группами феодалов было выражено довольно четко. В рассматриваемый же нами период некоторые из них (житьи люди, например) лишь начинали оформляться как особые социально-политические категории внутри господствующего класса. О дифференциации внутри класса феодалов как завершившемся процессе в это время говорить еще рано, но она, несомненно, уже намечалась. Уже выделилась группа крупнейших землевладельцев, в значительной мере сосредоточившая в своих руках и политическую власть. Растет экономическая мощь и крупнейших духовных феодалов — Дома святой Софии и монастырей.
Из-за чрезвычайной скудости источников мы не имеем возможности выяснить структуру господствующего класса в Новгороде в XII—XIII вв. во всей ее полноте. Новгородский летописец исключительно редко отмечал социальную принадлежность тех или иных лиц, упоминавшихся им в связи с описываемыми событиями. Когда он называл князей, посадников, епископов, такого уточнения, разумеется, и не требовалось. Но в летописи довольно часто встречаются имена людей, социальное положение которых не всегда известно. Ясно лишь, что имеются в виду люди весьма авторитетные, занимавшие видное положение в новгородском обществе. Бросается в глаза, что, как правило, полными именами или по имени и отчеству уважительно величаются посадники, тысяцкие, бояре и какие-то иные лица, тоже, по-видимому, принадлежавшие к числу почитаемых летописцем (разделявшим, разумеется, сословные предубеждения своего времени и своего круга) фигур. Иногда, правда, летописец называет таких лиц уменьшительными именами, но при этом говорит о них с оттенком явного уважения (например, посадники Михалко, Мирошка, Иванко и т. п.).
Летопись упоминает «лучших» или «добрых мужей», принадлежавших, очевидно, к верхушке новгородского общества. Но к какой именно ее социальной группе они относятся, не всегда ясно. Чаще всего летописец употребляет этот термин в весьма широком смысле, относя к числу «лучших (вячьших)» представителей городской верхушки в целом1.
Примечательно, что все лица, названные полными именами или по имени и отчеству, принадлежат к господствующему классу феодалов. Летописцу и его современникам было ясно, о ком идет речь в каждом конкретном случае, ибо в центре событий находились люди, хорошо известные в Новгороде, так что достаточно было лишь назвать их имена.
Боярство
Что же представляло собой боярство как социальная группа? Бояре составляли наиболее привилегированную часть новгородского общества и были прежде всего феодалами-землевладельцами. Основой их могущества было крупное землевладение. Если в большинстве древнерусских княжеств боярство сформировалось в результате ассимиляции туземной знати с оседавшей там пришлой княжеской дружиной (причем последней принадлежала главная роль в этом процессе), то новгородское боярство сложилось исключительно на местной основе и вело свое происхождение от местной родоплеменной знати. Знатное происхождение было непременным признаком принадлежности к боярскому сословию, поэтому новгородское боярство с самого начала составило своего рода замкнутую корпорацию, в которую был закрыт доступ кому-либо, кто не был членом старинного аристократического рода, даже если он был богат. Богатство можно было приобрести, но боярином нужно было родиться. Как явствует из летописи, во главе управления Новгородом стояли крупнейшие родовитые бояре, образовавшие целые посадничьи династии. На эту высшую республиканскую должность избирались только представители боярства.
Владея обширными землями, наживая огромные богатства за счет эксплуатации крестьянства, новгородские бояре тем не менее в своих сельских вотчинах не жили. Их постоянным местопребыванием был город, и вся их жизнь была неразрывно связана с Новгородом. Все они имели городские усадьбы, а иногда даже не одну.
Феодальные усадьбы
Существование феодальных усадеб в Новгороде можно проследить археологически. Под усадьбой следует понимать земельный участок с расположенными на его территории жилыми, хозяйственными и производственными постройками, окруженный со всех сторон забором, отделяющим его от соседних усадеб. На территории Неревского конца в Новгороде раскопано и изучено 18 усадеб (из них 10 почти полностью) в районе трех древних улиц: Великой, Холопьей и Кузьмодемьянской2.
Застройка усадеб, конструктивные особенности построек, комплексы находок иногда позволяют судить, принадлежала та или иная усадьба в разные периоды новгородской истории феодалу или зажиточному горожанину, либо находилась в полном запустении. С течением времени владельцы усадеб менялись, в зависимости от этого менялся облик усадьбы. Но существовали и такие усадьбы, которыми одна и та же семья владела в течение нескольких столетий (например, усадьбы посадничьей семьи Онцифоровичей).
Жилые дома больших размеров, по-видимому, двух- или даже трехэтажные, можно с полным основанием считать жилищами владельцев усадеб. Иногда комплексы находок в них дают возможность судить о том, кем был хозяин усадьбы, но чаще приходится ограничиваться выяснением их имущественного положения. По наблюдениям П.И. Засурцева каких-либо социальных различий в древнерусских жилищах отметить нельзя. В связи с этим большое значение приобретают берестяные грамоты, найденные в постройках или рядом с ними, благодаря которым мы узнаем даже имена некоторых владельцев домов. В грамотах бывают отражены и признаки сословной принадлежности последних. Если в тексте грамоты, найденной на усадьбе, содержится обращение к «господину» и комплекс находок свидетельствует о зажиточности хозяина, есть основания говорить о том, что усадьба принадлежала феодалу, и скорее всего боярину. В большинстве грамот «господином» именуется боярин.
Можно предполагать, что усадьба Е-1 16 яруса (1197—1224), расположенная к северо-востоку от перекрестка Великой и Холопьей улиц, являлась боярским двором. Около большого жилого дома найден обрывок берестяной грамоты № 152 («от Афанаса к господину»)3, в которой владелец усадьбы почтительно именуется «господином».
Судя по застройке этой территории в более раннее время, когда здесь преобладали большие дома, усадьба Е-1 с самого начала принадлежала весьма зажиточным новгородцам. Во второй половине XIV в. территории усадьбы Е-1 и соседней с ней усадьбы Е были объединены, и объединенная усадьба принадлежала представителю знатного боярского рода Онцифоровичей — Максиму, брату посадника Юрия Онцифоровича.
Боярским владением была усадьба Д, расположенная к северо-западу от перекрестка Великой и Кузьмодемьянской улиц. На ее территории был отгорожен частоколом внутренний двор размерами 30×30 м, имевший отдельный выход на Кузьмодемьянскую улицу. Судя по характеру застройки, на усадьбе проживало важное лицо. Здесь находились двухэтажный, украшенный резьбой господский дом с печью и сенями, одноэтажная изба дворовой челяди, амбар, баня, двор. Наряду с обычными бытовыми предметами, на усадьбе найдены весьма дорогие вещи: обломки привозной поливной керамики, амфор, стеклянных сосудов. Особый интерес представляет берестяная грамота № 227 17 яруса — деловое письмо находящегося в отъезде новгородца к матери, которая, очевидно, и была хозяйкой этой усадьбы в конце XII в.
На усадьбе Б, расположенной к югу от перекрестка Великой и Холопьей улиц, в начале XIII в., жил боярин Филипп. Об этом мы узнаем из берестяной грамоты № 147, найденной неподалеку от его дома. Филипп назван господином. Письмо, адресованное ему, написано в почтительном тоне, свидетельствующем о том, что автор письма был лицом, в какой-то степени зависимым от Филиппа.
Был ли Филипп владельцем усадьбы Б, сказать _трудно, так как на ее территории в 20—30-е годы XIII в. стояло несколько комплексов построек, среди которых трудно выделить владельческий комплекс. Дом Филиппа был достаточно большим (7×7 м) и, вероятно, двухэтажным. Но в каждом из раскопанных на усадьбе Б комплексов находился большой жилой дом, наряду с более бедными домами, хозяйственными и производственными постройками. Это обстоятельство позволяет предположить, что в середине XIII в. на усадьбе Б жило несколько семей, одна из которых являлась ее владельцем (может быть, это и была семья Филиппа). Поскольку все комплексы построек мало отличаются друг от друга, можно полагать, что наряду с основным владельцем здесь жили его родственники или люди достаточно зажиточные, но в силу каких-то обстоятельств не имевшие собственных усадеб и вынужденные их арендовать.
Раскопками обнаружено немало ремесленных мастерских на территории различных усадеб. Видимо, ремесленники жили на усадьбах зажиточных владельцев (феодалов), находясь в зависимости от них. Планировка и застройка усадеб позволяют говорить об этом с достаточной определенностью.
В XII—XIII вв. новгородские городские феодальные усадьбы приобретают вполне определенный облик. Прежде всего, появляются производственные постройки, которые на протяжении XII—XV вв. становятся обязательной принадлежностью всех усадеб. Внутренняя структура и организация городского феодального владения с этого времени явно приспосабливаются к потребностям производственной деятельности, в известной степени к общей хозяйственной жизни города. Застройка усадеб делается очень плотной. Рядом с господским домом (в тех случаях, когда владелец жил на территории усадьбы, что было, очевидно, обычным явлением) появляются жилые постройки, в которых живут дворовая челядь и ремесленники, работающие в мастерских, расположенных на территории усадьбы.
Иногда ремесленник (или какой-либо другой домовладелец) имел достаточно богатый собственный дом, но по каким-то причинам этот дом находился во владениях феодала, а это в свою очередь означало, что в чем-то хозяин этого дома зависел от владельца усадьбы. Чаще, однако, жилища ремесленников были маленькими и бедными, и их хозяева, очевидно, подвергались жестокой эксплуатации со стороны владельца усадьбы. Существовал резкий контраст между жилищами владельцев усадеб и зависимых от них ремесленников и дворовой челяди.
В чем конкретно выражалась зависимость от феодала ремесленников, живших на городских усадьбах, сказать трудно. Возможно, они являлись арендаторами и за право жить на усадьбе платили владельцу какую-то арендную плату. А может быть, они просто работали на него, находясь на положении частично или полностью закабаленных людей, наподобие сельских смердов.
Таким образом, новгородское боярство, основой могущества которого было крупное землевладение, эксплуатировало не только крестьян, населявших обширные боярские вотчины, но и ту часть ремесленников, которая жила в городских боярских усадьбах и оказывалась в зависимости от их собственников. Усадьбами в Новгороде, очевидно, могли владеть не только бояре и даже не только феодалы, но и богатые купцы и ремесленники. Археологически это пока не подтверждается (можно лишь предположительно говорить о принадлежности ювелирам в конце XII — начале XIII вв. усадьбы Г). На раскопанной археологами территории еще не удалось выявить ни одной купеческой усадьбы, но может быть, будущие раскопки обнаружат купеческие дворы.
Все эти наблюдения наталкивают на мысль, что основой могущества новгородской феодальной верхушки было обладание земельными владениями не только в сельских местностях, но и в самом городе. Ей, по-видимому, принадлежала известная часть городской территории. Некоторые боярские семьи владели не одной, а несколькими усадьбами (например, Онцифоровичи). Этим, очевидно, обусловливалась и какая-то зависимость значительных слоев городского населения. Помимо многочисленных государственных поборов, за право жить и работать на территории городских усадеб феодалов ремесленники также должны были им платить. Можно предположить, что зависимое положение горожан от феодалов, в отличие от дворовой челяди, не было связано с потерей личной свободы. По крайней мере, мы не располагаем сведениями о передаче городских усадеб из одних рук в другие вместе с живущими там людьми.
Разумеется, далеко не все городское население Новгорода находилось в подобной зависимости от феодалов. Многие горожане, вероятно, имели собственные дворы, но их владения не могли соперничать с боярскими усадьбами.
Феодалы небоярского происхождения
Совершенно очевидно, что господствующий класс Новгородской феодальной республики не мог состоять только из боярства. Со второй половины XIII в. в источниках встречаются термины «старейшие» и «меньшие» (докончальные грамоты Новгорода с князьями). В Новгородской первой летописи мужи «вятшие» («старейшие») и «меньшие» фигурируют уже с начала XIII в. Очевидно, в это время летописец ясно различает две привилегированные группы новгородского населения, одна из которых («вятшие мужи») находится на более высокой ступени феодальной иерархии, чем вторая, и эту первую, очевидно, составляет боярство. Что же представляла собой вторая?
Для XII—XIII вв. это установить довольно трудно, если не принять во внимание документы более позднего времени, сравнение которых с более ранними летописными сообщениями позволяет сделать некоторые выводы. Источники XIV—XV вв. знают категорию житьих людей, совершенно не известную более ранним документам. Судя по этим данным, понятие «житьи люди», вошедшее в официальную терминологию документов Новгородской республики в XIV—XV вв., обозначало особую социальную категорию новгородцев, отличную от бояр, купцов и «черных людей» (обычная формула в докончаниях конца XIV—XV вв.: «от бояр, и от житьих людей, и от купцов и от «черных» людей, и от всего Новагорода»). Житьи всегда упоминаются в источниках вслед за боярами, но перед купцами, что свидетельствует о более высоком их положении по сравнению с купцами, но в то же время о более низком — по сравнению с боярами.
Если различие между купцами и житьими очевидно, ибо о занятиях последних торговлей никаких данных нет, то социальная грань между житьими и боярами почти неуловима. Для обеих социальных групп общей чертой было владение земельной собственностью. И бояре, и житьи были землевладельцами, причем владения житьих по своим размерам часто не уступали боярским, а порой даже превосходили их. Таким образом, житьи люди как феодалы-землевладельцы по своему экономическому положению, были близки к боярству.
Хотя юридическое оформление житьих в особое феодальное сословие, видимо, следует отнести ко времени не ранее второй половины XIV в. (первое упоминание их в источниках относится к 1372 г.)4, фактическое обособление их в специфическую социальную группу произошло гораздо раньше. Трудно предположить, что и до середины XIV в. господствующий класс феодалов-землевладельцев в Новгороде состоял исключительно из представителей старинных аристократических боярских родов. Даже в период расцвета республики их насчитывалось не так уж много (в XV в. власть в Новгороде принадлежала нескольким десяткам боярских семей, владевших третью земель в пятинах и большинством земель в колониях).
Открытые раскопками в Новгороде феодальные усадьбы могли быть владениями не только бояр, но и каких-то иных представителей класса феодалов, может быть и незнатного происхождения. Наиболее богатые из них, очевидно, владели усадьбами и землями уже в XII—XIII вв. Различия между ними и боярством, видимо, в то время резко не выступали в силу того, что боярство главное внимание сосредоточивало на антикняжеской и внутрибоярской борьбе и порой было вынуждено идти на уступки другим феодальным слоям, чтобы привлечь их на свою сторону. Небоярские сословия также стремились участвовать в политической жизни республики и боролись за это право. На должность посадника они не претендовали, она стала привилегией боярства еще в XII в. Но возникновение в конце XII в. новой республиканской должности тысяцкого означало победу небоярских сословий, чьим представителем он стал. (Рукописание Всеволода называет его представителем житьих и «черных людей»).
Долгое время считалось, что тысяцкий, как и посадник, с самого начала избирался из числа бояр. Действительно, летописец с явным уважением называл тысяцких полными именами или по имени и отчеству (например, Якун, Вячеслав, Борис Негочевич). Судя по летописи, тысяцкие были людьми богатыми. Они имели дворы в Новгороде, которые подвергались грабежу во время восстаний наряду с посадничьими дворами (в 1216 г. «идоша на двор Якун, и розграбиша...»)5. Они владели и селами (в 1230 г. были разграблены посадничий «Водовиков двор и села... и Борисов тысячьскаго»)6. Первый новгородский тысяцкий Миронег был очень богат: он даже построил церковь св. Вознесения на аристократической Прусской улице.
Таким образом, исходя из летописных сообщений, казалось, можно было бы считать тысяцких боярами. Для XIV—XV вв. это бесспорно, но в течение всего XIII и первой четверти XIV в. тысяцкое не было привилегией боярства. Сопоставив имена тысяцких, упомянутых в летописи, со списками тысяцких и посадников Комиссионной рукописи Новгородской первой летописи, В.Л. Янин выяснил, что ни одно из имен тысяцких конца XII—XIII в, не встречается в списках посадников. Это значит, что первые новгородские тысяцкие никогда не были посадниками и даже не находились в родстве с посадничьими, т. е. аристократическими боярскими фамилиями. Только со второй четверти XIV в. в списке тысяцких можно найти имена, которые позднее встречаются в посадничьих списках и в летописи фигурируют как посадники. Следовательно, лишь в этот период, в отличие от более раннего времени, боярин, претендующий на должность посадника, сначала становится тысяцким, а затем посадником. Тогда же летописец называет тысяцких боярами.
Все эти наблюдения позволили сделать вывод, что первоначально тысяцкие выбирались не из бояр, а из какой-то иной группы феодалов. К этой группе В.Л. Янин относит упоминавшихся выше «меньших», которых он отождествляет с позднейшими житьими людьми.
Добившись права избирать из своих рядов тысяцкого, новгородские феодалы небоярского происхождения выдвинулись в качестве второго привилегированного сословия Новгорода. Уже в конце XIII — начале XIV в. меньшие официально называются в документах вслед за боярами (старейшими): «Благословение от владыце, поклон от посадника и от тысяцкого, и от всех старейших, и от всех меньших, и от всего Новагорода»7. В то же время появившееся в документах различие категорий старейших и меньших свидетельствует о разнице в их положении. В сфере политической это различие становится весьма существенным. Первые противопоставляются вторым и летописцем, в то время как в летописных описаниях событий XII—XIII вв. такого четкого разграничения не ощущается. По-видимому, в конце XIII в., когда боярство, выйдя победителем из борьбы с князем, упрочило свою власть, оно смогло начать вытеснять с политической арены другие феодальные Незнатные слои. Постепенно боярству удалось захватить и вторую республиканскую должность — тысяцкого, ранее принадлежавшую меньшим. Это было важной ступенью к окончательному установлению олигархической формы правления в боярской республике.
Итак, основываясь на сопоставлении источников периода расцвета республики, актов XIII—XIV вв. и летописи, мы можем говорить о существовании двух категорий господствующего класса феодалов в Новгороде и в XII—XIII вв.: знатного родовитого боярства и феодалов неаристократического происхождения. Вероятно, в ту пору эта группа была еще не очень многочисленной и находилась в стадии формирования, но она, несомненно, уже существовала и даже начала проявлять себя на политической арене (появление должности тысяцкого).
Процесс формирования этого второго феодального сословия был длительным. Начался он, очевидно, еще в XII в.: к концу этого столетия будущие житьи достигли известных экономических и политических успехов. Поначалу эта группа, очевидно, почти не выделялась из основной массы зажиточных горожан — купцов и ремесленников. Из каких именно слоев новгородского населения она образовалась, сказать трудно (никакими источниками для этого мы не располагаем), но можно предположить, что этот низший феодальный слой формировался в значительной степени из среды купцов и ремесленников, разбогатевших на торговле или благодаря успехам в ремесле и начавших приобретать землю. В XII—XIII вв. представители этой категории новгородцев уже обладали земельной собственностью и усадьбами в самом городе.
Первое время новые землевладельцы, вероятно, не оставляли и своих прежних занятий. Но увеличивая свои земельные владения и начав извлекать из них больший доход, чем тот, который они получали, занимаясь ремеслом или торговлей, они постепенно стали порывать со своей прежней социальной средой и, наконец, окончательно оторвались от нее, превратившись в настоящих феодалов, живущих за счет чисто феодальных источников дохода (эксплуатации зависимых крестьян и части горожан). Так постепенно образовывалась категория меньших землевладельцев, которая к концу XIV в. юридически оформилась во второе привилегированное сословие житьих людей.
Эта феодальная категория по своему происхождению не отличалась кастовой замкнутостью, которая была свойственна родовитой аристократии — боярству. Долгое время она, вероятно, пополнялась за счет выходцев из других, нефеодальных городских слоев, превращавшихся в землевладельцев, хотя с момента своего юридического оформления в особое привилегированное сословие должна была стремиться оградиться сословными перегородками. Житьи люди, несомненно, претендовали на расширение своих привилегий, на то, чтобы на них хотя бы частично были распространены политические прерогативы боярства. Стремились они и войти в состав городской знати, аристократической верхушки Новгорода. Но несмотря на все более укреплявшееся экономическое могущество, никто из новгородских житьих не смог выбиться в ряды боярства, принадлежность к которому определялась не только и не столько богатством, сколько знатным происхождением. Боярству удалось политически закрепить свое положение первого привилегированного феодального сословия.
* * *
Крупным феодалом являлся новгородский князь, но земли в Новгородском государстве принадлежали ему до тех пор, пока он занимал новгородский стол.
Особую группу составляли новгородские духовные феодалы, самым могущественным среди которых был Дом святой Софии. Крупными земельными вотчинами владели и монастыри.
Таким образом, класс феодалов в Новгороде отличался известной пестротой, но все его группы, крупные и мелкие феодалы, родовитые и незнатные, светские и духовные, принадлежали к числу собственников основного средства производства в эпоху феодализма — земли.
Землевладение, наряду с эксплуатацией зависимых крестьян и части городского населения, явилось определяющей чертой господствующего класса феодального Новгорода. Внутри этого класса, как и всюду в феодальном обществе, существовали градации, в его структуре проявлялось действие иерархического принципа, значительную роль играла знатность, родовитость, аристократическое происхождение, сословная замкнутость отдельных слоев. Все это способствовало обособлению боярства даже внутри господствующего класса, позволяло боярской верхушке занять внутри него особо привилегированное положение. Но в основе могущества высшей категории феодалов лежала опять-таки феодальная монополия на землю, частично распространившаяся и на городскую территорию.
Примечания
1. НПЛ, 44, 238.
2. Подробнее см.: Засурцев П.И. Усадьбы и постройки древнего Новгорода. — МИА, № 123, с. 5—165: его же. Новгород, открытый археологами. М., 1967; его же. Постройки древнего Новгорода. — МИА, № 65, 262—298.
3. Арциховский А.В. и Борковский В.И. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1955 г.), с. 29—30.
4. См.: ГВНиП, № 17, с. 32.
5. НПЛ, с. 54, 252.
6. НПЛ, с. 70, 277.
7. ГВНиП, № 6, 7, 9 и др.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |