Александр Невский
 

Предпосылки возвышения Москвы

Одним из вопросов, которые занимали и будут занимать не только профессионалов-историков, но и вообще всех интересующихся отечественной историей, является вопрос о том, как начала возвышаться Москва, что обусловило ее бурное развитие, ее расцвет, в чем были корни ее процветания, чем обусловлено ее могущество, что сделало Москву главным городом Северо-Восточной Руси, столицей Русского государства, почему Русская земля стала «Московией» — Московским царством?

Когда на окраине Владимиро-Суздальской земли возник этот маленький городок, еще никто не подозревал, каково будет его значение, и прав был В.О. Ключевский, когда писал, что «...во второй половине XIII века... вряд ли кто-нибудь... предчувствовал скоро обнаружившийся быстрый экономический рост Московского края; если бы они (т. е. потомки Всеволода. — В.М.) предчувствовали это, из тогдашних князей Москва досталась бы кому-нибудь постарше князя Даниила Александровича».

Нет никакого сомнения в том, что на территории Москвы славянское население обитало еще в очень давние времена. До славян здесь жило очень немногочисленное древнейшее население, по-видимому родственное мери. Память о его пребывании сохранилась в древних названиях рек, берега которых оно заселяло еще в те времена, когда его далекие предки, охотники и рыбаки, создали своеобразную неолитическую культуру ямочно-гребенчатой керамики.

Охотники и рыбаки, лучше даже сказать — рыбаки и охотники, они держались берегов рек, и эти места их расселения носят наименования, которые не могут быть объяснены из современных языков. Некоторые небольшие речки в русском языке сохранили следы своего древнего дорусского происхождения, таковы Пресня, Сара, Чечера, Ичка.

Славяне освоили район Москвы в очень давние времена и заселили берега мелких рек и озер.

Остатки древнего населения, малочисленного и отсталого, быстро ассимилировались со славянами, исчезли, растворились в их среде, передавая, правда, некоторые свои этнокультурные и языковые особенности славянам — основной массе населения этого края в IX—X вв.

Москва была городом славянского племени вятичей. Славянские поселения в районе Москвы принадлежали обитателям дремучих вятичских лесов. Москва-река служила как бы границей между северной и севе-ро-восточной лесными зонами и между двумя славянскими племенами — вятичами и кривичами.

Вятичское происхождение древнейшего русского населения Москвы обусловило и своеобразие московского диалекта киевских времен и периода феодальной раздробленности. Московский акающий диалект сближается с южнорусскими диалектами, тогда как все окружение Москвы представляет собой различные варианты окающих диалектов, являющихся остатками и переоформлением древнейших славянских племенных языков не вятичского происхождения, хотя и родственных речи вятичей.

Основателем княжеской Москвы, той Москвы, которая начнет «собирать» русские земли, справедливо считают Юрия Долгорукого, так как в 1156 г. он «заложи град Москву, на устии же Неглинны, выше реки Аузы», перенеся «град» с того места, где за девять лет до этого, в 1147 г., он устраивал «обед силен» в честь своего союзника. Но раскопки и случайные находки на территории Москвы дают возможность говорить о наличии здесь уже в IX в. каких-то славянских поселений.

До нас дошли предания о первом владельце Москвы боярине Стефане Ивановиче Кучке. Древние легенды о происхождении города Москвы повествуют о том времени, когда на месте Москвы стояли села и слободы «красные» боярина Кучки, на их месте впоследствии и заложена была Юрием Долгоруким Москва. Кучковичи — сыновья Стефана Ивановича Кучки — не герои легенды, а исторические лица, принимавшие участие или, даже больше того, организовавшие убийство князя Андрея Боголюбского. Не случайно Москва в XII в. носила второе наименование — Кучково, не случайно в Москве в XV в. существовало урочище — «Кучково поле» и тогда же неподалеку от Москвы в Суздальской земле лежала волость «Кучка». Интересно отметить, что древнейшее наименование Москвы — Кучково — имеет окончание «о», характерное для русского языка в названиях именно сел, тогда как в летописях Москва впервые выступает под названием «Московь» или «Москов». Это свидетельствует о том, что Москва времен Юрия Долгорукого была уже не селом или группой сел, не усадьбой, не вотчиной, а именно городком. Вполне естественно будет предположить, что наименование Москвы в те времена было «Москов-городок».

В течение всего домонгольского периода Москва не играла сколько-нибудь значительной роли в жизни Северо-Восточной Руси. Таким скромным и маленьким городком Москва оставалась и во времена Батыева нашествия, стершего ее с лица земли, и позднее, в конце XIII в., когда, «отдохнув» от великого татарского разорения, она застроилась, начала накапливать силы и в течение половины столетия, пользуясь «тишиной» от татарских набегов, росла и крепла. Даже набег татарского царевича Дуденя в 1293 г. не смог надолго приостановить этот процесс медленного накапливания сил Москвою. И в княжение Даниила Александровича, который, судя по Супрасльской летописи, вокняжился в Москве в 1292 г. и умер в 1303 г., Москва была еще маленьким и слабым княжеством.

С Даниила Александровича начинается история Москвы как самостоятельного княжества, но история возвышения Москвы падает уже на время княжения его сыновей и внуков.

Что же лежало в основе возвышения Москвы в конце XIII и особенно в XIV в., когда Москва решительно выступила на политическую арену?

Московское княжество было одним из самых населенных. Вызываемые набегами татар «пополохи» — массовое бегство жителей, как это имело место, например, при нападении татар в 1252 г. на Переяславль, в 1281—1282 гг. — на Владимир, Юрьев, Муром, Ростов и другие города, приводили к переселению сельского и городского люда в безопасное и спокойное Московское княжество. Только один раз, в 1293 г., Москва подверглась нападению татар, но этот эпизод не отразился на росте населения всего княжества. В связи с притоком и ростом населения и дальнейшей колонизацией края, сопровождавшейся вырубанием и выжиганием лесов, распахиванием отвоеванных у леса земель, появляются новые волости и слободы, располагающиеся главным образом на окраинах Московского княжества.

О притоке населения в Московское княжество говорит «Житие Сергия Радонежского». Отец Сергия, богатый ростовский боярин Кирилл, «отъехал» в Московское княжество, в глухой городок Радонеж, спасаясь от набегов и поборов татар. Одновременно переселилось в Московское княжество из ростовских городов и сел много посадских людей и крестьян. Сам Сергий стал пустынником и с несколькими иноками удалился в лес, в «пустынь». В такой московской лесной глуши прожил он пятнадцать лет, как вдруг откуда-то понашло множество крестьян, которые начали рубить лес и распахивать землю, всюду ставить села, починки и дворы. «Пустынная» чаща превратилась в густонаселенный край.

Быстрый темп роста городского и сельского населения и освоения им земель, некогда покрытых лесами и недоступных для земледелия, превратил Московский край в богатое и людное княжение. Многочисленное крестьянство и горожане платили налоги князю московскому, выставляли сильные рати. Процветали сельское хозяйство, ремесло и торговля.

Вслед за народными массами сюда же в Москву, в этот спокойный и безопасный уголок Древней Руси, в центр междуречья Оки и Волги, съезжались бояре «служить» московскому князю. Родословные старинных московских боярских фамилий говорят о том, что их основатели «выехали на Москву» из Ростова, Мурома, Чернигова, Киева, Волыни в татарские времена. Вместе с боярином переезжала его семья, челядь, дворовые, слуги, дружинники и т. д. Так, например, еще в начале XIV в. приехал на службу к московскому князю знатный черниговский боярин Родион Нестерович, родоначальник бояр Квашниных, и привел с собою целый двор в 1700 человек. Так росло население Московского княжества — один из важнейших факторов его возвышения, росли города, крепло и усиливалось московское боярство, игравшее большую роль в возвышении Москвы.

Говоря о возвышении Москвы, нельзя забывать и того, что, выросши в XII—III вв. как пограничная крепость Владимиро-Суздальской земли, она в XIV в. теряет свое стратегическое военно-пограничное положение и превращается в географический и политический центр Северо-Восточной Руси, этнический центр великорусской народности. В течение всей первой половины XIV в. Москва ни разу не подвергается нападению врагов. Удары извне, падающие на Русскую землю, принимают на себя другие княжества. Татары разоряют Рязань, Муром, Ярославль, Владимир, Нижний Новгород; Новгород и Псков воюют с ливонскими рыцарями и шведами; Смоленск — с Литвой. Москва не знает ни войн с внешним врагом, ни усобиц. Отсюда и стремление населения окрестных княжеств переселиться в Москву.

Географическое положение Москвы, стоящей в центре Северо-Восточной Руси (Южную и Западную в расчет принимать не приходится), защищенной со всех сторон окраинными русскими княжествами, относительно далеко расположенной от татарских, литовских, немецких и шведских рубежей, делало ее для населения наиболее привлекательным краем во всей Руси. «Тишина» и мир в Московском княжестве, возможность относительно безопасной жизни приводили к интенсивному росту населения в нем, численность которого исключительно быстро увеличивалась за счет пришлых крестьян и посадских и в результате естественного прироста. Укрепившись, московские князья начинают расширять свои владения и при этом наталкиваются на сопротивление со стороны соседних удельных княжеств. Покорив их, московский князь выступает уже в роли защитника от «ворогов» границ всей Русской земли, что обеспечивает ему поддержку со стороны народных масс, а следовательно, и политический успех.

Такова была вторая предпосылка возвышения Москвы.

На этой второй предпосылке возвышения Москвы следовало бы несколько задержаться.

Есть одна особенность в историческом развитии Москвы, которая мало привлекала к себе внимание наших исследователей. Дело в том, что, пока Москва была слаба, пока она была крошечным княжеством, где сидел Даниил Александрович, ее охраняли от литовцев, шведов, немцев, татар Смоленск, Тверь, Новгород, Псков, Рязань; когда же Москва накопила силы, то сама стала защитником Руси от «ворогов». Это обеспечивало ей популярность в народных массах, а следовательно, и политический успех. В представлении русских людей разных земель — и Ореховецкий договор со шведами, установивший на много столетий незыблемой границу между Русью и Швецией, и разгром шведского короля Магнуса, и прекращение натиска со стороны литовцев, прорывавшихся к реке Поротве, к стенам самой Москвы, и, наконец, разгром «татарского чудища» (К. Маркс) на поле Куликовом — все в той или иной степени было связано с именем и деятельностью московских князей, все в той или иной степени было результатом осуществления Москвой почетной обязанности стража всей Русской земли, которую она по мере своего усиления и укрепления взяла на себя.

В «Задонщине» нашли свое отражение истинные чувства русского народа, и эти чувства смело можно назвать тем национальным пробуждением, которое, по мнению Ленина, предшествует образованию национального государства. Это чувство национального пробуждения охватило даже области, господствующая верхушка которых была враждебна московским князьям и их централизационным стремлениям. Не случайно поэтому Куликовская битва нашла такое яркое отражение и в Новгородской летописи, куда вошло сказание о Куликовской битве, и в «Задонщине», написанной в Рязани, хотя и новгородская боярская верхушка, и рязанский князь Олег Иванович были враждебны герою Куликовской битвы, победителю Мамая — Дмитрию Ивановичу Донскому. Это свидетельствует о том, что широкие массы новгородцев обращали свои взоры к Москве, ценили и любили ее и подданные рязанского князя. Жители разных русских земель смотрели на Москву как на верховного вершителя судеб Руси. И слава о Москве, молва о битве Куликовской росли вместе с надеждой на освобождение от татарского ига, проникали в фольклор, в древнерусскую книжность, способствуя развитию и укреплению чувства национального самосознания, способствуя национальному пробуждению русского народа. Чувство национального самосознания никогда не исчезало, оно только было, как искра, засыпано пеплом пожарищ татарского нашествия и княжеской «которы». Куликовская битва раздула эту искру в пламя.

Не случайна поэтому удивительная связь между формой народного творчества, отразившего Куликовскую битву, и формой и манерой «Слова о полку Игореве», как и созвучие основных идей «Слова о полку Игореве» и «Задонщины».

Маркс подчеркивал, что основная идея «Слова о полку Игореве» — это призыв к единению.1 Таким призывом к единству была и «Задонщина». Во главе единения Руси стояла Москва, объединял землю Русскую московский князь; и все, кто стремился к единой независимой Руси, Руси, не знающей иноземного ига, Руси, свободной от золотоордынского владычества, все обращали свои взоры к Москве, все считали ее избавительницей от тяжкой татарской неволи, все смотрели на Москву как на ведущую силу на Руси.

Таким образом, рост национального самосознания был фактором огромной значимости.

Следует подчеркнуть еще один фактор, который тоже мало привлекал к себе внимание наших исследователей, хотя значение его также очень велико, — мы имеем в виду начало складывания великорусской (русской) народности, или, что одно и то же, национальности. О существе этого процесса мы будем говорить подробнее, а сейчас остановимся лишь на роли Москвы в создании русской народности.

Великорусская народность складывалась на территории от Чудского озера до Устюга и Нижнего Новгорода и от побережья Студеного моря до Сейма. Но центром этого процесса, процесса этнического переоформления северо-восточной ветви русского народа в великорусскую, или русскую, народность было междуречье Волги и Оки, область, где было наиболее густое население, где, собственно говоря, жила основная масса русских людей Северо-Восточной Руси. Такие города, как Псков и Новгород, Переяславль Рязанский и Нижний Новгород, оказывались на окраине основной территории великорусского народа и, поскольку во главе складывающегося Русского государства стояла Москва, поскольку возвышение Москвы и объединение Руси с течением времени — с XIV в., особенно со времен Дмитрия Ивановича Донского, стали синонимами одного и того же процесса, постольку, вполне естественно, Москва оказалась и центром образующейся великорусской народности.

Не надо при этом упускать из виду и еще одно обстоятельство, а именно: Москва в буквальном смысле слова была географическим центром великорусской народности, и эта последняя стала формироваться вокруг Москвы как этнического центра.

Как показали труды советских лингвистов, к XIV в., точнее, ко второй его половине, относится начало оформления великорусского языка, еще пестрого, еще разделенного на весьма отличающиеся друг от друга диалекты, но тем не менее — единого великорусского языка.

Итак, налицо два фактора, определяющие собою складывающуюся народность: единство языка и национальное самосознание — национальное пробуждение. Со временем установится и единство территории и психического склада, т. е. все то, что определяет собой народность (национальность) как образование, предшествующее нации.

Поскольку объединение Руси и складывание русской народности были двумя сторонами одного и того же процесса — процесса собирания русских земель, который возглавила Москва, постольку, вполне естественно, возвышение Москвы и складывание русской народности не могут быть оторваны друг от друга. В междуречье Волги и Оки образовался основной массив будущей великорусской народности, а географическим центром этого междуречья была Москва. Это обстоятельство определило роль Москвы в развитии русского народа. С другой стороны, оно же послужило одной из важнейших предпосылок возвышения Москвы. Москва будила национальное самосознание, Москва дала толчок национальному пробуждению своей тенденцией к «одиначеству», к единству Руси, своей борьбой за независимость Русской земли.

Объединение населения Русской земли в великорусскую народность, шедшее вокруг Москвы, в свою очередь, было величайшим стимулом ее возвышения. Москва стала не только «собирательницей русских земель», но и «центром национальной жизни русского народа».2

Большое значение в возвышении Московского княжества имело и то обстоятельство, что Москва лежала на очень удобных и важных торговых путях. Москва была прежде всего центром междуречья Волги и Оки, узлом, связывающим самые отдаленные княжества и области друг с другом. Река Истра, приток Москвы, подходит к Ламе, притоку Шоши, впадающей в Волгу, и образует путь, соединяющий Верхнюю Волгу со Средней Окой через волок Ламский. Пути с запада на восток, проходящие через Москву, шли по Яузе и Клязьме. Через Кучково поле пролегала шедшая от Москвы «великая дорога володимирская». Из Лопасны на Москву шла дорога, соединявшая Черниговскую и Киевскую земли с Переяславлем, Ростовом, Владимиром. Эти старинные дороги были торговыми путями, по которым двигались купеческие караваны — где в ладьях, где волоком, где на колесах и полозьях. Купцы Южной Руси, черниговцы, киевляне, плыли по Десне до Брянска, оттуда волоком попадали на Оку и Окой добирались в ладьях до Москвы-реки. Здесь некоторые из них продолжали плыть дальше до Неглинной, откуда уже сухим путем попадали в Ростов, другие же плыли до Яузы, затем волоком шли до верховьев Клязьмы, а по ней уже — до Владимира.

Новгородское купечество торговало с «Низом» тоже через Москву.

Новгородцы везли немецкие товары по Волге, Шоше, затем волоком у Ламы попадали на Истру, по ней добирались до Москвы и, наконец, перебирались на Оку и Волгу. Из Москвы и «низовских» городов, в свою очередь, в Новгород шел хлеб и некоторые другие товары. Через Москву проходили торговые пути, связывающие Литву, Польшу и западные русские княжества — Смоленск и Полоцк — с Востоком. Товары из Литвы, Польши, Риги, Полоцка сухопутными дорогами, Западной Двиной и Днепром шли к Смоленску и дальше на Можайск, крайний восточный удел Смоленского княжества, а оттуда по Москве-реке через Москву на Клязьму и далее на Оку и Рязань. По Оке добирались до Нижнего Новгорода, а из него Волгой до Сарая. В XIV в. большую роль стала играть «Сурожская торговля», т. е. торговля с Сурожем (Судаком) — генуэзской колонией в Крыму. Купцы съезжались в Москву, плыли Москвой-рекой, Окой и Осетром до Верхнего Дона и по Дону спускались до Азовского моря. Были и сухопутные дороги, шедшие на юг и восток через степи.

Таковы были торговые пути, пролегавшие через Москву и превратившие ее в XIV в. в большой город с бойкой торговлей и многочисленным ремесленным и торговым людом.

Но не все эти пути сложились одновременно. Процесс их формирования очень длительный и охватывает весь XIV в. Только к началу второй четверти XIV в. относится развитие торговых путей, шедших через Москву и способствовавших росту московского посада, а вместе с этим и росту доходов московского князя, собиравшего налоги с торговли. В первое время существования Московского княжества экономические преимущества его в этом отношении вряд ли могут приниматься в расчет и, даже более того, они еще слабо сказывались, так как даже Новгород торговал с «Низом», используя не только московский путь, но и переяславский, шедший по реке Нерли.

Но в XIV в. торговое значение Москвы усиливается и она становится одним из наиболее крупных торговых городов с многочисленным торговым населением. Московские купцы торгуют повсеместно, устанавливая торговые сношения с рядом других княжеств. Торговые связи позднее оформляются в соответствующих договорах, устанавливающих право московских купцов «гостить без рубежа» и «мыта держать прежние». Такие договоры, оформлявшие уже давно налаженные торговые отношения, были заключены Москвой с Новгородом в 1327 и 1380 гг., с Рязанью в 1381 г., с Тверью в 1399 г. Увеличение торговых оборотов, с развитием которых росли разные сборы с торговли, обогащало княжескую казну, что стало особенно ощутительным со второй половины XIV в.; растущие города укрепляли княжество как политическую единицу; московское купечество приобретало все большее и большее значение в русской торговле, становилось все более и более богатым и влиятельным. Но торговые пути, шедшие через Москву, были транзитными путями, конечные пункты которых были в руках других князей, зачастую враждебных московскому. Огромной значимости транзитная торговля, имевшая своим центром своеобразный узел путей — Москву, находилась, таким образом, в зависимости от политической конъюнктуры, от княжеских взаимоотношений, усобиц. Естественно стремление московского купечества, непрерывно обогащавшегося и крепнувшего, захватить в свои руки все русские торговые пути на всем их протяжении. Отсюда и вытекает энергичная поддержка купечеством московских князей, стремившихся к объединению под своей властью всей Русской земли.

Рост и расширение московской торговли, увеличение ее удельного веса во всей русской торговле вообще, рост числа посадского населения — купцов и ремесленников, обогащавших княжескую казну, стремившихся к укреплению власти князя, собиравшего и объединявшего русские земли, — все это было третьей предпосылкой возвышения Московского княжества.

Мы учитываем географические факторы возвышения Московского княжества. Географические факторы, не являющиеся определяющими в деле объединения Руси, в возвышении Московского княжества, играют серьезную роль. «Географическая среда, бесспорно, является одним из постоянных и необходимых условий развития общества и она, конечно, влияет на развитие общества — она ускоряет или замедляет ход развития общества», — говорит И.В. Сталин.3

Известное значение имело и то обстоятельство, что в Московском княжестве княжеская династия не разрасталась до тех размеров, какие мы наблюдаем в других княжествах. Чаще всего отцу наследовал сын, причем дядей, младших братьев отца, тогда уже не было в живых; таким образом, сами условия наследования княжеской власти, несмотря на тенденции к феодальному раздроблению земель, способствовали укреплению «единодержавия» княжеской власти в Москве, а это несомненно сыграло некоторую роль в ее возвышении, выгодно отличая Московское княжество от княжеств-соперников. Москва почти не знала «нестроения» и феодальных войн. Уделы в ней были малы и незначительны, существование их, чаще всего кратковременное, не обусловливало ее политического развития, редки были и усобицы. Это выгодно отличало ее от соперников — других великих княжеств.

Необходимо, наконец, подчеркнуть поддержку, оказываемую Москве церковью, сам факт пребывания в Москве митрополита «всея Руси», а следовательно, превращение Москвы в церковный центр Руси, а также удачливую и умелую внешнюю политику московских князей, сплотивших силы Русской земли в борьбе с ее врагами, умевших лавировать, выжидая удобный момент: когда нужно — отступать, а когда необходимо и возможно, то переходить в решительное наступление.

Особенно эффективной была политика московских князей по отношению к Золотой Орде.

Эти предпосылки обусловили превращение Москвы в «стольный град всея Руси», и только они, вместе взятые.

Факторы, способствовавшие возвышению Москвы, не вступили в действие в конкретном историческом развитии сразу и одновременно, их действие усиливалось, причем один фактор появлялся, в то время как другой переставал играть ту роль, которую играл ранее. И только тогда Москва стала центром складывающегося Русского государства, когда стала реальной и действенной вся совокупность предпосылок, обусловивших ее возвышение, вся совокупность предпосылок, сделавших Москву «стольным градом всея Руси».

«Заслуга Москвы состоит, прежде всего, в том, что она стала основой объединения разрозненной Руси в единое государство с единым правительством, с единым руководством.

Историческая заслуга Москвы состоит в том, что она была и остается основой и инициатором создания централизованного государства на Руси», — писал в своем приветствии Москве И.В. Сталин.4

Примечания

1. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXII. С. 122.

2. Из приветствия Москве Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) в связи с 800-ле-тием столицы // Правда. 1947, 7 сентября.

3. И. Сталин. О диалектическом и историческом материализме // Вопросы ленинизма. Изд. 11-е. С. 548.

4. Правда. 1947, 7 сентября.

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика