3. Внешний фактор в истории новгородско-псковских взаимоотношений (вторая треть XIII в.)
Драматичные события развернулись в Псковской земле вскоре после неудачного похода псковичей «на безбожную Литву» в 1237 г. и их поражения от тех же литовцев на Камне в 1239 г.1 В 1240 г. Псков и его территории оказались под властью Ливонского ордена. Сюжет, посвященный борьбе Северо-Западной Руси с агрессивной политикой немецких рыцарей, обосновавшихся в Прибалтике, многократно рассматривался в работах историков прошлого и настоящего. В то же время, в отличие от внешнеполитических аспектов истории Новгорода и Пскова в начале 40-х гг. XIII в., вопрос о взаимных отношениях между двумя крупнейшими северо-западными городскими общинами не получил в историографии должного освещения. Поэтому есть все основания подробно рассмотреть новгородско-псковские взаимосвязи данного времени, хотя, конечно, обойти тему борьбы Руси с Орденом невозможно.
В первую очередь следует определить тот круг источников, который будет необходим для привлечения в плане изучения внутренней истории Пскова в начале 40-х гг. XIII в.
Рассказ о захвате Пскова немцами в 1240 г., о рыцарском правлении в Псковской земле и об освобождении города в 1242 г. Александром Невским содержат как новгородская, так и псковская летописные традиции. Новгородское летописание дает несколько вариантов повествования об интересующих нас событиях, представленных в Новгородской Первой летописи старшего и младшего изводов, Новгородской Четвертой, Новгородской Пятой, Новгородской Карамзинской летописях и летописи Авраамки. Как показывают исследования Я.С. Лурье, наиболее древний и свободный от последующих литературных обработок и дополнений вариант содержит Новгородская Первая летопись старшего извода. Остальные новгородские летописи имеют в своей основе или по крайней мере испытали в части за 1240-е гг. влияние Новгородско-Софийского свода первой половины XV в., где рассказ Новгородской Первой летописи старшего извода был соединен с извлечениями из Жития Александра Невского, имеющего позднее происхождение и насыщенного художественными деталями2. Следовательно, для исторической реконструкции новгородско-псковских взаимоотношений в начале 40-х гг. XIII в. из новгородских источников мы будем использовать прежде всего Новгородскую Первую летопись старшего извода.
Что касается псковского летописания, то оно также испытало влияние Новгородско-Софийского свода, в том числе в той части, где рассказывается об Александре Невском3. Однако все три псковские летописи содержат кроме того ряд уникальных известий под 1242 г. местного псковского происхождения, которые, видимо, попали в их текст в качестве погодных записей, сделанных, возможно, вскоре после описываемых событий. Именно так полагал А.Н. Насонов, отмечая при этом, что в Новгородской Первой летописи и памятниках новгородско-софийского цикла о Ледовом побоище сообщается в другой традиции4.
Таким образом, обращаясь к истории Пскова и новгородско-псковских взаимоотношений в период 1240—1242 гг.., необходимо использовать памятники как новгородского летописания (Новгородскую Первую летопись старшего изв ода), так и псковского, основываясь при этом на сопоставлении их оригинальных, независимых друг от друга чтений.
Повествование о борьбе Северо-Западной Руси с Ливонским орденом Новгородская Первая летопись старшего извода начинает с сообщения о взятии князем Ярославом Владимировичем, сыном Владимира Псковского, в войске которого были «немци, медвежане, юрьевци, вельядци», в 1240 г. Изборска5. Псковичи, узнав о военном поражении своего пригорода, отправились на помощь изборянам. Однако псковское войско было разбито: «победишая немци. Ту же убиша Гаврила Горислалича воеводу; а пльсковичь гоняче, много побиша, а инехъ руками изъимаша»6.
В отличие от Новгородской Первой летописи старшего извода, псковские летописи в своей оригинальной части ничего не сообщают о взятии Изборска Ярославом Владимировичем с помощью Ордена, но это подразумевается, так как в них сохранено известие об «избиении» псковичей немцами под Изборском, причем приводятся данные о потерях Пскова — «600 муж»7. Также все три псковские летописи содержат дату сражения под Изборском, хотя и в разных вариантах: Псковская Вторая летопись дает дату 16 октября 1239 г.8, а Псковские Первая и Третья летописи — 16 сентября 1240 г.9, что соответствует действительности.
Овладев Изборском и разгромив псковское войско, немцы, согласно Новгородской Первой летописи старшего извода, двинулись к самому Пскову (Ярослав Владимирович вместе с ними не упоминается). Псковский посад и сельская округа были опустошены, осада города продолжалась неделю, но взять Псков немцы не смогли. Тогда ливонцы «дети поимаша у добрыхъ мужь в тали, и отъидоша проче; и тако быша безъ мира»10. Но среди псковичей, как сообщает новгородская летопись, нашлись изменники во главе с неким Твердилой Иванковичем, сдавшие Псков немцам. Твердила «сам поча владети Пльсковом с немци, воюя села новгородская»11. Часть псковичей с семьями бежала в Новгород. Кроме того, интересные подробности о пребывании ливонцев во Пскове оказались включены в новгородское летописание XV в. Подчеркивая исключительность ситуации, сложившейся на русском Северо-Западе с приходом орденских войск, Новгородская Первая летопись младшего извода и Новгородская Четвертая летопись рассказывают, что во Пскове немцами были «тиоуни оу нихъ посаждени соудить»12. В псковских летописях все эти известия отсутствуют, в них лишь сообщено о взятии немцами Пскова. В то же время псковское летописание содержит дополнительные сведения. Так, упоминается, что «седоша немцы в Пскове два лета» (в Псковской Второй летописи ошибочно указано «3 лета»)13. Таким образом, Псковская земля оказалась под властью Ливонского Ордена.
Для нас данный эпизод из истории Пскова интересен в первую очередь тем, что с момента установления немецкого господства в Псковской волости начались открытые столкновения между Псковом и Новгородом, хотя часть псковичей нашла у новгородцев политическое убежище. В связи с этим возникает целый ряд вопросов: кто и как сдал Псков немцам, какую цель преследовали изменники, чем был вызван новгородско-псковский конфликт. Отечественная историография издавна пыталась ответить на эти вопросы.
Еще в середине XIX в. С.М. Соловьев высказал мнение о том, что взятие Пскова немцами в 1240 г. стало результатом внутренней борьбы среди псковичей, когда победившая сторона пошла на прямую национальную измену, преследуя цель отделения Пскова от Новгорода, пусть даже путем установления иноземного владычества14.
Схожим образом рассуждал и Н.И. Костомаров, в представлении которого псковские изменники «были вместе поборниками зарождавшегося стремления оторваться от Новгорода», которым в 1240 г. удалось одержать верх над своими противниками, бежавшими в Новгород15.
В отличие от своих современников, И.Д. Беляев рассматривал эти события в контексте влияния на внутреннюю историю Пскова партии новгородских бояр, которые «из вражды к Новгороду передали Псков немцам»16.
Необычную трактовку событиям 1240 г. дал А.И. Никитский. Исследователь считал, что Псков пострадал от группировки новгородских изгнанников, которые «слишком эгоистично преследовали свои личные цели и для осуществления их не пренебрегали даже наведением на Псков иноземцев», причем Твердила Иванкович назван родственником свергнутого в Новгороде посадника Иванка Дмитровича, хотя для такого отождествления никаких основании нет17.
Оригинальное объяснение произошедшему во Пскове в 1240 г. предложил и Е.В. Чешихин. Он полагал, что Твердила, потомок новгородского посадника Мирошки Нездиловича, захватил власть в Пскове еще до появления немецкого войска и «свирепствовал против своих соперников», а затем, стремясь удержаться во главе управления псковской общины, призвал орденских немцев на условиях раздела властных полномочий18.
Если дореволюционные авторы причину падения Пскова видели в основном в политической борьбе партий, сторон, то советские историки смотрели на события 1240 г. как на результат классовой борьбы внутри самого Пскова.
М.Н. Тихомиров, отметив, что изменники «подняли голову» тогда, когда Псков находился «в отчаянном положении» после поражения под Изборском и разорения монголо-татарами Суздальской Руси, высказал мнение о том, что «сдача города была произведена феодальными кругами», тогда как «народные круги были противниками такого предательства»19.
Акцент на противостоянии классов в псковском обществе еще больше усилил В.Т. Пашуто. Исследователь писал о том, что «пронемецкая группировка» (начало деятельности которой автор относил еще к 1228 г.), сторонники Твердилы Иванковича — боярство и купечество — «предали Русскую землю врагу, а русских людей, трудящийся народ, населявший города и села, подвергли ограблению и разорению, надев на него ярмо немецкого феодального гнета»20. Формальное, видимое правление Твердилы сопровождалось наступлением на новгородские территории.
В последние десятилетия некоторые авторы, несмотря на явное указание Новгородской Первой летописи старшего извода на факт разорения псковичами и немцами новгородских сел, почему-то усматривают в событиях начала 40-х гг. XIII в. не конфликт между Новгородом и Псковом, а, наоборот, «единство», «неразрывную связь» этих двух земель21.
Завершая краткий историографический экскурс, отметим также, что, как правило, исследователи (особенно дореволюционного периода) ограничивались лишь пересказом летописной канвы псковских событий 1240 г. Между тем из немногочисленных известий Новгородской Первой летописи старшего извода и псковских летописей можно попробовать извлечь сведения, которые позволят разобраться в причинах и обстоятельствах сдачи Пскова немцам и связи данного события с обострением новгородско-псковских взаимоотношений в это же время.
Итак, в первую очередь необходимо выяснить, кто на самом деле стоял во главе псковских изменников. Обращает на себя внимание, что часть жителей Пскова сумела покинуть город и уйти в Новгород прежде, чем в Пскове установилась власть немцев. Следовательно, у тех псковичей, которые не желали попасть под немецкое господство, была возможность уйти из Пскова. Однако к Новгороду бежали лишь «инии» псковские семьи, значит, какая-то часть псковичей (и, видимо, большая) не воспользовалась этой возможностью и осталась во Пскове. Получается, что появление немцев во Пскове произошло с согласия значительной части псковской общины. Возможно, Твердила Иванкович действовал как раз с ее санкции22. Правда, укажем на тот факт, что Псков оказался в руках немцев не сразу, ведь первая попытка овладеть городом была для ливонцев безуспешной. Немецкое войско даже ушло из-под Пскова. Именно так описывает ход событий Новгородская Первая летопись старшего извода. Интересны сведения и другого источника, хронологически приближенного ко времени середины XIII в. — западноевропейского исторического сочинения, так называемой ливонской «Рифмованной хроники».. Согласно свидетельствам этого литературного памятника, «русские изнемогли от боя под Изборском: они сдались ордену», хотя автору хроники было известно, что псковский кремль (burc), в отличие от посада (stat), был неприступен при условии единства его защитников23. Тем не менее город оказался сдан. Последнее Новгородская летопись объясняет «переветом», то есть изменой. Однако трудно назвать изменой то, когда большинство псковичей было согласно впустить немцев. Сомневаемся мы и в том, что свою роль здесь сыграло то, что немцы «дети поимаша у добрыхъ мужь в тали». В данном случае «тали» — скорее, не заложники, а пленники, так как, говоря о заключении мира между Ливонским орденом и Александром Невским, та же Новгородская Первая летопись старшего извода сообщает об обмене пленниками и добавляет, что немцы «таль пльсковскую пустиша»24, хотя часть этой «тали» могла быть взята немцами в качестве заложников. Вполне вероятно, что после неудачи немецких рыцарей под Псковом псковичи в течение короткого времени кардинально изменили свою внешнеполитическую позицию. По большому счету, можно говорить о добровольной сдаче города самими жителями, а не кучкой бояр-заговорщиков. Трудно согласиться с мыслью о том, что в Пскове действовала пронемецкая боярская группировка, изменнически сдавшая город, как считает целый ряд исследователей25. Кто же сумел убедить псковичей в необходимости открыть ворота Пскова немцам?
Новгородская Первая летопись старшего извода, как мы уже знаем, первым называет Твердилу Иванковича, вероятно, одного из лидеров псковской общины, может быть, боярина. Твердила и его ближайшие сторонники могли обладать огромным авторитетом и влиянием среди простых псковичей. Остается только непонятным, почему изменники не сдали Псков сразу. Действительно ли Твердило Иванкович был способен манипулировать вечевыми массами? Как нам кажется, прояснить ситуацию в эпизоде со сдачей Пскова ливонцам поможет уже упоминавшаяся нами «Рифмованная хроника».
Согласно ее изложению, псковичи, увидев подготовку рыцарей к штурму, «сдались ордену», после чего начались переговоры, в ходе которых важную роль сыграл «Герпольт, который был их (псковичей. — А.В.) князем»26. Лишь после этого Псков оказался под властью немцев.
В.Т. Пашуто, изучая «Рифмованную хронику» как источник по русской истории XIII в., отождествил упомянутого в ней псковского князя Герпольта с новгородским наместником Ярополком. Последний, как указывал В.Т. Пашуто, позднее участвовал в Раковорском сражении 1268 г. в качестве подручного князя Дмитрия Александровича. Историк полагал, что после измены Твердилы этот Ярополк «мог оставить Псков и вместе с другими уйти в Новгород»27. Транскрипция в немецком источнике русского имени «Ярополк» как «Gerpolt» и отрицание какой-либо роли князя Ярополка в сдаче Пскова рыцарям не исключает возможности для иного толкования рассматриваемого отрывка «Рифмованной хроники». Следует отметить, что западный хронист упоминает Герпольта только в связи со сдачей города орденскому войску. Кстати, и перевод В.Т. Пашуто по сути дает аналогичное по смыслу чтению. Исходя из этого невозможно представить, чтобы князь-изменник избежал сурового наказания и впоследствии служил Дмитрию Александровичу.
Комментируя данный фрагмент хроники, И.Э. Клейпенберг и И.П. Шаскольский обосновали точку зрения, по которой Герпольта следует отождествить с Ярославом Владимировичем, завладевшим с помощью ливонцев Изборском. По всей видимости, Ярослав-Герпольт «в ходе начавшихся переговоров использовал свои личные связи с псковским боярством и помог немецкому командованию уговорить (а может быть, сыграл в переговорах решающую роль, т. е. уговорил) значительную часть псковских бояр сдать город немцам»28. Данное предположение представляется вполне вероятным, тем более если мы вспомним, что Ярослав Владимирович был сыном псковского князя Владимира Мстиславича и, возможно, сам княжил какое-то время в Пскове (хотя А.Н. Насонов на основе анализа летописных известий считал, что в Пскове в это время не было князя)29.
Учитывая свидетельства «Рифмованной хроники», можно полагать, что именно Ярослав сумел склонить псковичей открыть ворота города немцам, а Твердила Иванкович, скорее всего как влиятельный псковский боярин, представлял во время переговоров Псков. Решение сдать город было принято не одним Твердилой или кучкой изменников, а всеми псковичами, возможно, на вечевом собрании. Не случайно новгородский летописец говорит, что «перевет» с немцами «держали» псковичи, а не конкретные представители псковской общины30.
Если из содержания летописных статей за 1240 г. факт «перевета» псковичей выявляется довольно отчетливо, то намного труднее дело обстоит с выяснением причин, которые заставили большую часть общины Пскова пойти на соглашение с немцами. Специфика летописного материала такова, что в данном случае придется ограничиться лишь предположениями.
Не исключено, что незадолго до событий 1240 г. между Псковом и Новгородом возник очередной, достаточно серьезный конфликт, вызванный тем, что псковичи оставались верны союзному договору с Ригой. Отчасти это можно рассматривать как демонстрацию Псковом своего неприязненного отношения к Новгороду. Псковско-рижский союз, заключенный еще в 1228 г. в условиях напряженных взаимоотношений Пскова и Новгорода, оставался действенным по крайней мере до конца 30-х гг. XIII в., так как источники ничего не говорят о его разрыве. Наоборот, становится понятным, почему в 1237 г., когда немцы, рижане и чудь «идоша на безбожную Литву», «Пльсковичи от себе послаша помощь мужь 200»31. Содержание приведенного отрывка летописи ясно свидетельствует о дружественных отношениях между Псковской землей и Рижским архиепископством. В связи с этим не представляется возможным согласиться с мнением В.А. Кучкина, который, связывая упоминание в Житии Александра Невского о приезде к новгородскому князю «от Западныя страны» некоего Андреяша (исследователи в нем видят орденского вицемагистра Андреаса фон Фельвена32) с участием псковской дружины в походе 1237 г., полагает, что псковичи в тот момент составляли «единое целое» с новгородцами33. На наш взгляд, ситуация была диаметрально противоположной. Тем более что датировка посещения фон Фельвеном Новгорода, принятая В.А. Кучкиным, крайне гипотетична, на что указывает, в частности, Е.А. Назарова34.
Учитывая данные обстоятельства, совсем небезосновательным будет выглядеть предположение о том, что во Пскове в 20—30-е гг. XIII в. произошла внешнеполитическая переориентация от союза с Новгородом к союзу с Ригой. Возможно, именно этим объясняется тот факт, что в тексте Новгородской Первой летописи за 1237 г. проглядывает негативное отношение летописца к разрыву псковичей с новгородцами. Поход на Литву оказался неудачным, и автор летописи отметил: «тако, грехъ ради нашихъ, безбожными погаными побежени быша, придоша кождо десятый въ домы своя»35. В сочувствии к псковичам, которые допустили политическую ошибку, сблизившись с немцами, явно угадывается намек новгородца на отрицательные последствия отказа Пскова от союза с Новгородом.
Видимо, новгородский летописец оказался прав. Через несколько лет произошло новое военное столкновение Пскова с Литвой, о котором сохранились оригинальные местные записи в псковских летописях, сделанные вскоре после описываемых событий36. В сражении на Камне в 1239 г. псковичи участвовали одни, без союзников, и их отряд скорее всего был немногочисленным. Каменская трагедия псковичей фактически была предопределена. Здесь мы имеем еще одно свидетельство того, что разрыв союза с Новгородом оказался для Пскова в конечном итоге большой ошибкой, и его негативные последствия не могло компенсировать соглашение с Ригой. В условиях крайне нестабильной внешнеполитической ситуации, при постоянной угрозе потерять собственную независимость, псковичи предпочли в 1240 г. установление власти немцев возможному поглощению суверенной Псковской земли Новгородской волостью. Не случайно после появления немцев во Пскове войска псковичей и ливонцев совместно «воюя села новгородьская». По всей видимости, псковская рать в конце 1240 — начале 1241 г. принимала участие и в нападении на земли води, чуди, на Тесов, на новгородские территории по Луге и Сабле и в постройке крепости Копорье37. Полагаем, что для Пскова Новгород в это время являлся большим врагом, чем Ливонский орден, тем более если мы учтем, что олицетворением немецкого господства в Пскове являлись, по сообщению «Рифмованной хроники», лишь два фогта38; следовательно, другие нити государственного управления оставались в руках псковичей.
Именно так представляется нам положение дел в Пскове в конце 1240 — начале 1242 г. В упоминании фогтов, которых обычно отождествляют с тиунами русских летописей, можно было бы увидеть грубое вмешательство немцев в административно-судебную систему Пскова. Между тем известие о тиунах, сидевших в Псковской земле, помещено лишь в позднем новгородском летописании, в древнейшей Новгородской Первой летописи старшего извода оно отсутствует. Остальные же новгородские летописи, где оно имеется, отразили в данном случае текст Жития Александра Невского. В одной из наиболее ранних редакций Жития вместо тиунов названы наместники39. Термин «наместник», как нам представляется, более точно передает содержание понятия «фогт», под которым подразумевалось лицо, поставленное для управления административно-территориальной единицей на землях, подчиненных Ордену40. Учитывая данное обстоятельство, мы не можем согласиться с С.В. Завадской, которая, сравнивая известия Новгородской Первой летописи старшего извода и «Рифмованной хроники», настаивает на тождестве функций немецкого фогта и русского тиуна41. Считаем, что ближе к истине был Ф.Г. Бунге, который на первый план в функциях фогта ставил именно руководство администрацией и полицией в порученном ему округе и «сбор земских властительских доходов с подданных»42. Из «Рифмованной хроники» мы знаем, что таких фогтов в Пскове было лишь два, а значит, все другие государственные должности, вероятно, были оставлены за представителями псковской общины. Если и были посажены тиуны, то это были тиуны местные, выполнявшие те же обязанности, что и при древнерусских князьях. В целом, считаем возможность изменения при немецком правлении системы государственного аппарата в Пскове маловероятной. Напомним, что, согласно сведениям Новгородской Первой летописи старшего извода, Псковом «самъ поча владети» Твердила Иванкович. Вряд ли дело обошлось и без Ярослава Владимировича, который, согласно новгородскому источнику, участвовал во взятии Изборска, а если верить сообщению «Рифмованной хроники», был инициатором переговоров о сдаче Пскова. Есть все основания полагать, что Ярослав остался в Пскове в качестве местного князя, а Твердила был выдвинут как общинный лидер, избранный на вече, возможно, в посадники. В любом случае Твердила активно участвовал в управлении Псковом, как на это указывают слова Новгородской Первой летописи старшего извода. Поэтому присутствие немецких фогтов должно рассматриваться как наличие представителей Ордена, которые контролировали деятельность местной псковской администрации. Говоря о сохранении в значительном объеме вечевого самоуправления во Пскове, нельзя отрицать и определенную зависимость Псковского государства от ливонцев. Недаром русские летописи отмечают, что Твердила Иванович «владел» Псковом «с немци».
Признав власть немцев, Псков надеялся защититься от притязаний Новгорода. Тем не менее вынужденный характер сдачи Пскова не подлежит сомнению. Скорее всего, между псковичами и ливонцами имел место компромисс. В условиях ослабления военной мощи Пскова после поражения под Изборском, вследствие понесенных потерь (600 мужей по Псковской Первой летописи, 800 — по «Рифмованной хронике») город не был способен к продолжительному сопротивлению и осаде и был обречен на взятие превосходящими силами противника. Однако если бы штурм Пскова состоялся, немецкие рыцари понесли бы определенный урон в материальных и людских ресурсах, что явно не было им на руку. Поэтому, добровольно сдав город, псковичи поступили в интересах ливонцев. В то же время Псков имел все основания для того, чтобы выторговать себе ряд серьезных уступок, в частности участие представителей местной общины в административном аппарате города. Взаимные обязательства сторон, обоюдные уступки, то есть компромиссные условия, были определены во время тех переговоров, о которых сообщает «Рифмованная хроника». Вероятно, важнейшей договоренностью было то, что включение территорий Псковской земли в сферу влияния Орденского государства не повлекло за собой коренной ломки древнерусской волостной структуры в самом Пскове. В то же время компромиссное соглашение, достигнутое на переговорах Твердилы и Ярослава-Герпольта, не могло быть слишком прочным, и, видимо, немцы могли взять у псковичей заложников (мы уже говорили, что псковская «таль» могла обозначать как пленников, так и заложников). Это было вызвано тем, что ливонцы не были полностью уверены в лояльности жителей Пскова к иноземной власти, а «таль» служила значимым гарантом соблюдения псковичами условий соглашения.
Вместе с тем мы не разделяем мнение, высказанное недавно С.В. Белецким и Д.Н. Сатыревой, которые, видимо, принимая во внимание выводы зарубежных исследователей последних десятилетий, в частности Э. Хёша, полагают, что в первой половине XIII в. взаимное сближение Новгорода и Пскова с Орденом, в первую очередь — в сфере торговли, было выгодно обеим сторонам. Однако внешнеполитическая линия Александра Невского, который предпочел «союз с Востоком» «союзу с Западом», отрицательно отразилась на экономическом положении Пскова. Поэтому Псков резко порвал с Новгородом43. Появление немецких рыцарей во Пскове в 1240 г. С.В. Белецкий и Д.Н. Сатырева расценивают как «временный ввод ограниченного контингента» войск естественного союзника44. Подобная трактовка представляется излишней модернизацией. Столкновение интересов Ордена и Северо-Западной Руси в прибалтийско-финских землях очевидно. Сближение же Пскова с Орденом (как раньше с Ригой) должно объясняться лишь как компромиссная политика, обусловленная стремлением сохранить псковский суверенитет в обстановке настойчивых попыток Новгорода включить в состав своих территорий и территории Пскова, перед чем опасность со стороны немцев отступала для псковичей на второй план. На короткое время такая тактика возымела действие.
Но уже в 1241 г. военная удача оказалась на стороне новгородцев и их князя Александра Ярославича. Немецкая крепость Копорье была взята, а часть рыцарей захвачена в плен. В начале 1242 г. Александр и Андрей Ярославичи в землях чуди «зая вси пути и до Пльскова»45. Вскоре после этого новгородский князь «изгони... Пльсковъ, изъима немци и чюдь, и сковавъ поточи в Новгородъ, а сам поиде на чюдь»46. Обращает на себя внимание термин «изгони», который указывает, что Псков был взят с помощью оружия. Однако если мы вспомним, что в городе было всего два ливонских фогта со слугами, то можно предположить, что сопротивление Александру Невскому оказали не немецкие рыцари, а псковичи. И это не выглядит невероятным: ведь Псков добровольно сдался Ордену. Казалось бы, в противоречии с такой трактовкой находится сообщение «Рифмованной хроники» о том, что псковичи «от всего сердца обрадовались» приходу новгородского князя47. Но, как нам представляется, здесь автор хроники несколько субъективно преподнес факты; это и понятно — такое объяснение позиции псковичей отчасти оправдывало поражение немцев в Пскове. Недаром «Хроника» содержит в этом месте пассаж о предопределенности военной неудачи на завоеванных территориях в том случае, если на них не будут оставлены войска48. Таким образом, версия событий 1242 г., изложенная Новгородской Первой летописью старшего извода, кажется предпочтительнее, и мы можем предполагать, что по крайней мере часть псковичей оказала сопротивление Александру Ярославичу, опасаясь справедливого возмездия за сдачу города немцам в 1240 г.
Интересно, что о каких-либо репрессиях в отношении жителей Пскова после освобождения его новгородцами и суздальцами летописи (а также другие источники) не сообщают. Что это — очередное умолчание летописца, вновь приводящее исследователей в недоумение? Думается, что нет. Позиция Александра Ярославича, не обрушившего свой гнев на Псков, может найти логическое объяснение.
Во-первых, предстоял решающий поход против Ливонского ордена и его союзников из числа прибалтийско-финских племен, и Новгороду просто не выгодно было тратить силы на наказание псковичей. Во-вторых, сами псковичи могли быть привлечены в состав общерусского войска (что предоставляло им возможность искупить вину измены). Последнее обстоятельство находит подтверждение в летописных источниках. В частности, Псковские Первая и Третья летописи зафиксировали факт участия псковичей в знаменитом Ледовом побоище на стороне новгородского князя49. Вероятно, именно эти участники битвы на Чудском озере сообщили псковскому летописцу ее подробности, и тот, например, сделал запись о том, что пленных немецких рыцарей «босы поведе по леду»50.
Исходя из изложенного, можно говорить о том, что в начале 40-х гг. XIII в. Псков сумел наглядно убедиться в ошибочности своей внешнеполитической линии, которая возобладала в конце 20-х гг., когда союзу с Новгородом псковичи предпочли сближение с немцами, закончившееся установлением власти Ордена над Псковом. После 1242 г. Псков, скорее всего, вновь стал ориентироваться на Новгород, хотя новгородцы, надо полагать, не забыли измену псковичей. Одновременно как упрек и порицание звучит в тексте Новгородской Первой летописи младшего извода укоризненная фраза, восходящая к Житию Александра Невского, которую древнерусский книжник вложил в уста новгородского князя, обращавшегося к псковичам: «О невегласии пьсковици, аще се забудете до правнучатъ Александровъ, уподобитеся жидомъ...»51. Данная фраза примечательна не только тем, что в ней отражено отношение Александра Ярославича к факту сдачи Пскова немцам в 1240 г., но и тем, что она представляет интерес для возможной реконструкции орденской политики в подчиненном Пскове. Понятием «невегласи» могли обозначаться не только невежды, но и язычники или люди, отпавшие от истинной веры, дословно — «не ведающие гласа божьего»52. Для нас представляет важность второе содержание термина «невегласи». Возможно, Александр Невский говорил о псковичах-язычниках: языческие представления прочно коренились и долго сохранялись среди жителей Псковской земли, прорываясь наружу даже в XVI в.53 Но могло быть и другое: употребляя слово «невегласи», Александр Ярославич подразумевал в этом случае тех псковичей, которые оказались отчуждены от христианской, а точнее, православной веры. Сменившие вероисповедание не могли не оказаться вне православной общины Пскова, превращаясь в социально неприемлемые элементы. Они оказывались вне общественной структуры и вызывали социальное отчуждение. Вполне допустимо, что именно данное обстоятельство нашло свое отражение во фразе Александра Невского «уподобитеся жидомъ». В представлении христиан XIII в. жиды — это евреи, исповедующие иудаизм. В период Средневековья в Европе они вызывали неприятие у христиан, представляя собой замкнутую корпоративную общность, подвергающуюся всяческим унижениям и преследованиям54. Вероятно, обращаясь к псковичам, Александр Невский намекал им на возможные последствия в случае очередных фактов прозелитизма среди жителей Пскова. Псковская община могла оказаться полностью отлученной от православного мира остальной Руси. Не исключено, что определенная часть населения Пскова и его окрестностей была подвергнута в конце 1240 — начале 1242 г. окатоличиванию. Политическая экспансия крестоносных государств на Восток сопровождалась распространением католической религии, поэтому «ожесточенная борьба Руси за сохранение северо-западных владений протекала в условиях противостояния православия римско-католической («латинской») церкви»55. В Пскове, как кажется, Орден действовал иначе, чем в землях прибалтийско-финских племен, где крещение язычников производилось насильственным способом. Полагаем, что обращение части псковичей в католичество происходило не с помощью силы, а путем уговоров и подкупа. Известный исследователь взаимоотношений папской курии с Русью Б.Я. Рамм осторожно допускал, что агенты папского легата Вильгельма Моденского сумели склонить на свою сторону группировку псковских политических лидеров, включая и Твердилу Иванковича56. Данный тезис может быть развит в сторону предположения о том, что какая-то часть общины Пскова перешла в лоно римской церкви. Интересно в связи с этим одно место из «Рифмованной хроники», где автор восклицает по поводу потери Пскова Орденом в 1242 г.: «если бы Псков был тогда убережен, то это приносило бы сейчас пользу христианству до самого конца света»57. Под христианством в данном пассаже исследователь прошлого века Е.В. Чешихин подразумевал именно католичество58. Вполне возможно, что в этой цитате из «Рифмованной хроники» содержится намек на распространение среди псковичей католической веры. Вот почему в отношении псковичей Александр Невский со всем основанием использовал термин «невегласи», то есть неправославные.
Независимо от других источников речь князя Александра отразилась и в памятниках псковского летописания, где она приобрела совершенно иное политико-идеологическое звучание. Вместо неодобрительного восклицания «невегласи» в псковских летописях присутствует более благозвучная для средневекового псковича фраза — «мужи, псковичи», а основной акцент произнесенной невским героем речи смещен в сферу политических взаимоотношений Пскова с князьями суздальской ветви: «Аще напоследокъ моих кто соплеменникъ или кто прибежит в печали или такъ приедет жити к вамъ во Псковъ, а не примите его а не почтете его, и наречетеся втораа Жидова»59.
Изгнание немцев из Пскова в 1242 г. войсками Александра Невского и разгром Ордена на Чудском озере привели к изменению политической ситуации в Псковской земле. Нет сомнений, что та часть псковичей, при помощи которой в 1240 т. городом завладели немцы, должна была нести ответственность за свои действия. Если ввиду отсутствия летописных данных предположение о казнях «переветников» не может быть принято как факт, имевший место, то вряд ли стоит сомневаться в том, что сторонники приглашения орденских рыцарей были изгнаны из Пскова. Скорее всего, политическая жизнь псковичей после 1242 г. направлялась уже противниками сближения Пскова с Орденом. Иначе говоря, псковская дипломатия вновь стала придерживаться линии Новгородско-Псковского союза. Вполне вероятно, что восстановление новгородской ориентации во внешней политике Пскова отразилось и на изменении внутриполитического положения в Псковской земле, проявившемся не только в ликвидации пронемецкой группировки. Видимо, к власти в Пскове пришли именно сторонники сближения с Новгородом. В связи с этим некоторыми исследователями даже предполагались внутрипсковские реформы, вызванные событиями 1242 г. Подобная мысль отчетливо прослеживается у И.Д. Беляева. Историк считал, что «передача Пскова немцам в 1240 году совершенно изменила отношение веча к боярам и выборным или присылаемым из Новгорода властям»60. Видя в псковских изменниках новгородских «выгонцев» (сходные суждения, кстати, высказывал и А.И. Никитский)61, И.Д. Беляев выдвинул гипотезу о том, что сразу же после победы 1242 г. эта «новгородская партия» лишилась своего влияния и, наоборот, возросла роль меньших людей. Итогом таких изменений стала демократизация веча в Пскове. Кроме того, «вместе с внутренней реформой псковское вече даже стало в лучшие отношения к новгородскому вечу, чем в каких было до реформы», так как «партия» новгородских «выгонцев», мешавшая этому сближению, была устранена62.
Напротив, по мнению А.И. Никитского, первенствующее положение псковских бояр — влиятельной местной силы — не было утрачено и после событий 1242 г. Перемены в основном затронули характер новгородско-псковских взаимоотношений. С одной стороны, ликвидировалось правило, позволявшее псковичам участвовать в делах новгородского веча, а с другой — обнаружились притязания Пскова «на право участия в избрании собственных князей» из числа новгородских наместников63.
Конечно, трактовать изменения в отношениях между Новгородом и Псковом после событий 1242 г., подобно А.И. Никитскому, как, впрочем, и говорить о реформе псковского веча с такой уверенностью, как это делал И.Д. Беляев, оснований нет. Псковичи не упоминаются в летописях как участники вечевых собраний в Новгороде еще с 30-х гг. XII в., а самостоятельные, независимые князья во Пскове (Святополк Мстиславич, Владимир Мстиславич и др.) — обычное явление, начиная также со второй трети XII в. В то же время смена политической элиты Пскова и связанное с этим изменение внешней ориентации городской общины в сторону возобновления союза с Новгородом — процессы, которые вполне могли иметь место в 1242 г. и ближайшее последующее время.
Освобождение Пскова объединенными войсками суздальцев и новгородцев несомненно изменило баланс внешнеполитических сил в Северо-Западной Руси, вследствие чего после 1242 г. усилилось влияние Новгорода на внутреннюю жизнь Пскова. Одним из признаков значительного воздействия Новгорода на псковские дела было его вмешательство в судебную систему Пскова. За время короткого немецкого правления в Пскове, по-видимому, началось преобразование судопроизводства по немецкой системе, особенно если вспомнить, что к моменту освобождения города в нем находились орденские фогты, которым, очевидно, подчинялись и псковские тиуны. Возвращение Пскова в состав земель Руси должно было привести к возобновлению функционирования русской судебной системы. Именно с этим можно связывать создание прототипа Псковской Судной грамоты.
В преамбуле Псковской Судной грамоты упомянута «великого князя Александрова грамота», которая была одним из основных источников псковской судной. Есть все основания отождествить этого великого князя Александра с Александром Ярославичем Невским, что аргументированно доказал Л.В. Черепнин, чьи доводы поддержаны современным исследователем грамоты Ю.Г. Алексеевым64. По всей видимости, судная грамота была дана Александром Невским как раз сразу после освобождения Пскова в 1242 г. с целью восстановить нарушенную систему отправления суда.
Несколько иную версию в отношении причин выдачи грамоты псковичам выдвинул Ю.Г. Алексеев, который полагает, что тем самым Александр Невский подрывал основы новгородского и псковского сепаратизма65. Мы не можем принять данную точку зрения, так как не считаем верным определение Новгорода и Пскова как единого социально-политического организма, о чем пишет Ю.Г. Алексеев. В действиях князя нет причин усматривать его стремление подавить новгородских сепаратистов, будто бы находивших поддержку и опору у псковичей. Подобные рассуждения были бы справедливы в отношении Пскова, но, как мы думаем, участие псковичей в Ледовом побоище говорит в пользу того, что в Пскове возобладали тенденции к развитию в едином общерусском направлении.
О регулировании судебно-правовых отношений в Псковской земле при непосредственном участии новгородского князя свидетельствует также и то, что тот же Александр Ярославич был одним из авторов другой грамоты — рожитцким смердам, так как в ней князь Александр назван «великим», а этим титулом из всех Александров, имевших отношение к Пскову, в полной мере обладал лишь Невский66. В то же время примечательно, что грамота смердам была дана Александром Ярославичем совместно с посадником Твердилой67. Видимо, здесь имеется в виду псковский посадник, хотя и нет явных оснований идентифицировать его с Твердилой Иванковичем, «героем» событий 1240 г.68
Основная тенденция, прослеживаемая в правовых памятниках Пскова, очевидна: новгородский князь в правление Александра Невского вмешивается в деятельность судебных органов власти Псковской земли, регулирует судебные отношения в целом. Восстановление прежней системы судопроизводства было необходимо после кратковременного периода правления немцев. Конечно, из этого нельзя делать вывод о полном политическом подавлении псковской государственности Новгородом, поскольку необходимо помнить, что во Пскове Александр Невский действовал не только как новгородский, но и как князь Северо-Восточной Руси и сын великого князя владимирского69. Заслуживает внимания тот факт, что в середине XIII в., в результате монголо-татарского нашествия, изменились отношения с князьями и самого Новгорода. В.Л. Янин указывал, что при Александре Ярославиче новгородцы признают суверенитет великокняжеской власти. В то же время власть великого князя была ограничена со стороны республиканских органов Новгорода путем заключения двусторонних договоров70. Несколько иначе рассуждает И.Я. Фроянов. По его мнению, возникновение новгородско-княжеских докончаний свидетельствовало о появлении монархических черт власти князей, которая теперь противостоит и подчиняет себе общинные вечевые структуры71. Соглашаясь с исследователем, можно констатировать, что князья в Новгороде, начиная с середины XIII в., представляли великокняжеские интересы и юрисдикцию. В случае же с Александром Невским «великокняжеская власть и новгородское княжение совместились именно в руках Александра, личный авторитет которого особенно усиливал позиции княжеской власти в Новгороде»72. Следует также присоединиться к Ю.Г. Алексееву, полагающему, что действия Александра Ярославича были связаны «со стремлением... сохранить Псков в составе Русской земли», причем «прочность связей Пскова с Русской землей воплощалась в прочность его политических связей с князем, минуя Новгород»73.
Сложность и неоднозначность взаимоотношений Новгорода и Пскова в эпоху Александра Невского во многом обусловлены влиянием внешнего фактора — иноземных сил в лице ряда крестоносных государств на территории Восточной Прибалтики. Расширение немецкой агрессии на Востоке привело к драматическим последствиям для Псковской земли. Пытаясь маневрировать в условиях новой внешнеполитической ситуации на Северо-Западе и одновременно противостоять новгородским притязаниям на псковскую самостоятельность, псковичи в 1240 г. сдали город рыцарям. Ошибочность такой политики вскоре стала очевидной, но ценой избавления от власти Ордена для псковичей стала зависимость от Новгорода, в первую очередь проявлявшаяся во вмешательстве новгородского князя в судебную систему Пскова. С другой стороны, в это же время начинают оформляться нормы взаимоотношений Пскова с великокняжеской властью, что впоследствии сыграет немаловажную роль во внешне- и внутриполитическом развитии Псковской вечевой республики, ее связях с Москвой. В своем обращении к псковичам после освобождения города от немцев Александр Невский вводит фактический запрет на изгнание из Пскова «своих племенник». В ближайшее после 1242 г, время псковичи не нарушали этого условия. Вообще, следует отметить, что, несмотря на усиление новгородского влияния, Псков никогда не видел в Александре Ярославиче врага для своей суверенной государственности. Не случайно Житие князя было включено в состав одной из псковских летописей, что указывает на значимость фигуры Александра Невского для псковичей. Память о нем в местной письменной традиции сохранялась долгие годы. Псковские летописные своды XV—XVI вв. включали в свой состав сведения о нем, почерпнутые из памятников Новгородско-Софийского цикла. Более того, в литературных произведениях заметно стремление к почитанию Александра Невского наравне с военными покровителями Пскова — князьями Всеволодом и Довмонтом74. Не забывали в Пскове и ту «клятву», которую Александр Ярославич Невский произнес после освобождения города от немцев. Эта «клятва» была действием, «направленным на укрепление связей Пскова со всей Русской землей, в частности, с политической властью Руси — властью великого князя»75.
Оставаясь в политической системе относительно единой Руси, возглавляемой Владимиро-Суздальским княжеским домом, Псков, естественно, сохранял тесные связи и с Новгородом. На первом плане в новгородско-псковских взаимоотношениях начиная со второй половины 40-х гг. XIII в. находилась прежняя обоюдная заинтересованность двух городов друг в друге как в военных союзниках. События 1240—1242 гг. повлекли за собой перемены в расстановке политических сил в северо-западном регионе Восточной Европы. Сохранялась напряженная внешнеполитическая обстановка, в условиях которой, как это уже бывало в истории, и происходило сближение Пскова и Новгорода. В конце 1240-х — начале 1250-х гг. они совместно выступают против Ордена и союзной ему Литвы, что нашло отражение как в новгородском, так и псковском летописании.
Согласно псковским летописям, в 1247 г. произошло псковско-литовское вооруженное столкновение в районе Кудепи76. В 1253 г., по сообщениям уже новгородского летописца, литовцы напали на Новгородскую волость77. В том же году ко Пскову подошло немецкое войско. Показательно, что «поидоша новгородци полкомь к нимъ (псковичам. — А.В.) из Новагорода»78. Вскоре псковичи и новгородцы сумели нанести Ордену поражение уже на его территории. Завершая описание событий 1253 г., в конце статьи летописец сообщил, что немцы «прислаша въ Пльсковъ и в Новъгородъ, хотяще мира на всеи воли Новгородьскои и на пльсковьскои»79. В.Л. Янин справедливо указал, что это — «формула, отразившая политическое равноправие Новгорода и Пскова»80.
С конца 50-х гг. XIII в. внешнеполитическая ситуация на Северо-Западе Руси и в Прибалтике претерпевает существенные изменения. Разгром татарской ратью Литвы в 1258 г.81 и некоторое усиление позиций Ордена ускорили образование нового военно-политического блока, в который, помимо Новгорода, Литвы и Твери82, вошел также Псков. В 1262 г., по свидетельству ряда русских летописей, состоялся совместный поход союзников в земли Ордена, закончившийся взятием одного из сильнейших орденских городов — Юрьева. Новгородская Первая летопись старшего извода, содержащая наиболее древнее повествование об этом событии, сообщает, что «идоша новгородци съ княземь Дмитриемь Александров ичемь великымь полкомь подъ Юрьевъ; бяше тогда и Костянтинъ князь, зять Александровъ, и Ярославъ, брат Александровъ, съ своими мужи, и Полотьскый князь Товтивилъ, с ним полочанъ и Литвы 500, а Новгородьского полку бещисла, толко богъ весть»83. Псковская Третья летопись, как бы внося поправку в новгородскую летописную запись, делает к ней ценное добавление об участии в походе псковичей: «Ходиша Ярослав Ярославич и Дмитреи Александрович и Товтил Полочскии, новгородци и псковичи и полочани под Юрьевъ»84. Несмотря на явно позднее новгородское происхождение данной летописной записи Псковской Третьей летописи (на это, кстати, указывает и имя князя Ярослава Ярославича, поставленное редактором на первое место в числе участников похода на Юрьев85), сам факт присутствия псковского войска под стенами немецкой крепости не должен вызывать сомнений. Уроки 1240 г. псковичи, видимо, помнили долго: безопасность своих границ и рубежей от агрессивных посягательств германских крестоносцев Пскову была выгодна в неменьшей степени, чем Новгороду или Литве.
Успешный итог юрьевского похода, когда, по словам летописца, «единым приступом 3 стены взяша, а немцы избиша, а сами здоровы приидошя»86, стал возможен именно в результате союзнических действий двух крупнейших земель-волостей русского Северо-Запада — Псковской и Новгородской. Отметим также, что, пополняя текст своей летописи новгородскими материалами, интересовавшими читателя-псковича, псковский сводчик, безусловно, был хорошо знаком с предшествующей местной историографической традицией и ходом истории Пскова в целом.
Таким образом, можно предполагать, что в течение десяти лет после захвата Пскова Орденом, ставшего возможным благодаря «перевету» части псковичей, псковская община вновь обрела былое могущество, и это позволило Пскову ликвидировать ту незначительную зависимость, в которую он попал после 1242 г. в результате политики Александра Невского.
Укрепив свое положение и избавившись от новгородского влияния, псковская волостная община попыталась получить собственного князя, который бы не находился в прямом подчинении у великого князя Владимирского. В 1253 г. в Пскове появляется Ярослав Ярославич, поссорившийся с Александром Невским, а в 1257 г. сюда бежал, спасаясь от гнева своего отца, Василий Александрович87. Возможно также, что в Пскове незадолго до появления Довмонта сидел Святослав Ярославич88.
Возобновление практики призвания князей в Псков, особенно княжение Ярослава Ярославича, по мнению некоторых историков, должно расцениваться как важный этап в развитии новгородско-псковских взаимоотношений. И.Д. Беляев, например, отмечал, что псковичи призвали Ярослава «уже не по указанию той или другой новгородской партии, как бывало прежде, а по собственному усмотрению», причем это «нисколько не рассорило их с Новгородом»89. Исследователь подчеркивал, что принятие решений «решительно зависело» только от псковского веча90. По мысли И.Д. Беляева, начиная с Ярослава Ярославича во Пскове появился «новый ряд князей», и Псков вступил в новую фазу своей истории — «самый блестящий период самостоятельной деятельности»91.
Точка зрения И.Д. Беляева была совершенно противоположной взглядам А.И. Никитского. Последний, будучи очень осторожным в своих выводах, писал, что «было бы весьма опасно, с одной стороны, преувеличивать значение этого поворота, с другой же — упреждать историю и считать за выборных псковских князей первых попавшихся на глаза лиц», в том числе Ярослава Тверского92. А.И. Никитский склонен был видеть в появлявшихся в 50—60-х гг. XIII в. в Пскове князьях лишь новгородских наместников93.
Однако гипотеза И.Д. Беляева была поддержана и развита уже в советское время И.Д. Мартысевичем. Ученый высказал мнение, согласно которому 1253 г. стал отправной точкой «политического обособления» Пскова от Новгорода, «важным этапом в истории становления псковской государственности»94.
Представляется, что точка зрения, которой придерживались И.Д. Беляев и И.Д. Мартысевич, имеет больше аргументов в свою пользу, нежели взгляды ее противников. По сути, возражения А.И. Никитского исходят лишь из признания им факта присылки князей в Псков в середине XIII в. из Новгорода. Между тем для подобных выводов летописные данные не дают никаких оснований. Наоборот, тот же Ярослав Ярославич оказался на псковском столе только после того, как он поссорился со своим братом Александром Ярославичем Невским и «выбеже... из Низовьское земли»95. Очевидно, что в таком случае «посадиша его въ Пльскове» не Александр, а именно псковичи. Интересно, что даже такой осторожный в выводах и вообще скептически относящийся ко многим летописным сообщениям исследователь средневековой Руси, как английский историк Дж. Феннел, обращаясь к судьбе Ярослава, отмечал, что в Пскове «всегда были готовы с радостью принять любого, кто враждебно настроен по отношению к правящей в Новгороде группировке или к великому князю владимирскому», каковым в 1254 г. являлся Александр Невский96. Если мы и признаем, что Ярослав был направлен в Псков своим старшим братом, то это будет означать, что все равно Псковская земля не была зависима от Новгорода, так как Невский являлся в это время Владимирским великим князем и находился в Низовской земле97.
В пользу мнения А.И. Никитского могла бы свидетельствовать запись в Новгородской Первой летописи о том, что в 1255 г. «выведоша новгородьци изъ Пльскова Ярослава Ярославича и посадиша его на столе...»98. Однако и здесь не все так просто. Одним из значений слова «вывести» было «привести, призвать на княжение, должность»; при этом составители «Словаря древнерусского языка» в соответствующей статье в качестве подтверждения такой семантики термина «вывести» привели как раз пример из записи Новгородской Первой летописи под 1255 г.99 Следовательно, сообщение о том, что Ярослав Ярославич был «выведен» новгородцами из Пскова могло означать его призвание в Новгород. Поэтому совсем не обязательно, что новгородцы или новгородский князь распоряжались в это время псковским столом. Ввиду изложенных соображений мы считаем необходимым присоединиться к той точке зрения, согласно которой Ярослав Ярославич был князем, самостоятельно призванным псковичами.
На обстоятельства появления в Пскове Ярослава Тверского очень похожи условия вокняжения на псковском столе Василия Александровича. Сын Александра Невского «побеже въ Пльсковъ» опять же после того, как не исполнил волю отца — собрать с Новгорода татарские «тамгы» и «десятины»100. Конфликт между Александром и Василием был серьезным. К тем новгородцам, которые «Василья на зло повелъ», Невский применил жестокие меры: «овому носа урезаша, а иному очи выимаша»101. Самого Василия великий князь выгнал из Пскова и отправил «в Низъ»102. Скорее всего, за этим нужно угадывать какие-то действия, предпринятые Александром Ярославичем против псковичей, возможно, даже военный поход. Во всяком случае, из летописного рассказа никак не проистекает, что Василий Александрович был направлен в Псков Александром Ярославичем. Василий «побеже въ Пльсковъ», то есть вбежал в город, опасаясь родительского гнева, где временно нашел убежище.
Нет никаких оснований предполагать то же самое и в отношении Святослава Ярославича. О нем лишь известно, что в 1256 г. он крестил литовских перебежчиков «с попы пльсковьскыми и съ Пльсковичи»103. Примечательно, что новгородский автор добавил, что «новгородци хотеша ихъ исещи, но не выда ихъ князь Ярославъ и не избьени быша»104. Здесь явно обнаруживается несовпадение интересов новгородцев и псковичей, а Ярослав Ярославич выступает на стороне последних. Как и предыдущие князья, появлявшиеся в Пскове в 50—60-е гг. XIII в. (Ярослав Ярославич, Василий Александрович), Святослав Ярославич, занимая псковский княжеский стол, олицетворял независимость псковской общины. С прибытием же во Псков литовского князя Довмонта, принявшего православие и провозглашенного псковичами своим князем, суверенитет Пскова достиг своего апогея.
Итак, прежде чем обратиться к исследованию новгородско-псковских взаимоотношений в княжение Довмонта, сделаем следующие выводы.
События 30-х гг. XII в. определяются в данной главе как важный момент в политической жизни Пскова, который, будучи в XI в. новгородским пригородом, сумел добиться полной независимости, обретя статус суверенной волостной общины. В то же время с учетом старых связей между двумя городами и взаимной заинтересованностью в борьбе с северными и западными соседями в лице Полоцкого города-государства и прибалтийско-финских племен закрепляется новая форма отношений Новгорода и Пскова. Ее можно охарактеризовать как военно-политический союз в рамках конфедеративного устройства. Основной же факт — политическое обособление Пскова — следует рассматривать в контексте общего процесса дробления волостей, начавшегося в XII в. и охватившего все земли Киевской Руси. Распад древнерусских городов-государств на более мелкие территориальные единицы и увеличение таким образом количества политических образований приводил к усилению межволостной борьбы. Подобное противостояние затронуло Новгород и Псков, тем более что новгородцы не желали смириться с потерей столь важного пригорода. Во многом по этой причине 20—60-е гг. XIII в. стали сложным этапом в истории новгородско-псковских взаимоотношений. В этот период союз двух крупнейших и наиболее мощных волостей Северо-Западной Руси прошел испытания на прочность. Военно-политическое соглашение между Новгородом и Псковом временами прекращало действовать и на смену мирным отношениям приходил межобщинный конфликт. Значительную роль в этом плане играл и внешний фактор. На территории Восточной Прибалтики в начале XIII в. возникает ряд крестоносных государств, из которых наиболее значительными были Рижское архиепископство и Орденское государство немцев. Первоначально Псков и Новгород совместно выступали против них, совершая походы в земли прибалтийско-финских племен, стремясь сохранить и расширить даннические отношения на этих территориях. Однако вскоре интересы новгородской и псковской общин разошлись. Псков был заинтересован в нормализации отношений с немецкими государствами Прибалтики, что было вызвано как стратегическим положением Псковской земли, так и выгодностью внешней торговли с Западом. Такая позиция псковичей вызывала недовольство в Новгороде, особенно возраставшее тогда, когда в последнем к власти приходили сторонники определенной политической партии или вообще обострялась внутриобщинная борьба. Так, серьезные разногласия возникли между Новгородом и Псковом в 1228 г. Конфликта не удалось избежать, и новгородско-псковский союз перестал существовать. В этих условиях псковичи сочли возможным пойти на сближение с Ригой. Казалось бы, союз с немцами должен был стать доминантой внешнеполитической линии Пскова, выгодной для русского города. Но расширение немецкой агрессии в Прибалтике привело к драматическим последствиям для Псковской земли. Надеясь, что Орден поможет противостоять новгородским притязаниям на псковскую самостоятельность, псковичи в 1240 г. сдали город рыцарям. Ошибочность такой политики вскоре стала очевидной. Поэтому Александр Невский, выбивший немцев из русских земель, был встречен в Пскове как освободитель от иноземного господства. Ценой избавления от власти Ордена для псковичей стала политическая зависимость от Новгорода, в первую очередь проявлявшаяся во вмешательстве новгородского князя в судебную систему Пскова. Еще при жизни Александра Ярославича псковичи сумели вернуть свой государственный суверенитет, призвав на княжение представителей великокняжеской семьи. Возобновление практики приглашения князей в Псков положило конец стремлениям новгородцев ликвидировать псковскую самостоятельность.
Примечания
1. ПСРЛ. Т. III. С. 74; Псковские летописи. Вып. 1. С. 13; Вып. 2. С. 21, 81. В Псковской Второй летописи ошибочно рассказывается, что в 1238 г. «псковичи избиша Литвоу на Камне засадою, октября 25».
2. Лурье Я.С. Россия древняя и Россия новая (Избранное). СПб., 1997. С. 102—113.
3. Насонов А.Н. Из истории псковского летописания. С. 274—278; Grabmüller H. Die Pskover Chroniken. S. 77—97.
4. Насонов А.Н. Из истории псковского летописания. С. 287.
5. ПСРЛ. Т. III. С. 77.
6. Там же.
7. Псковские летописи. Вып. 1. С; 13; Вып. 2. С. 21, 81.
8. Там же. Вып. 2. С. 21.
9. Там же. Вып. 1. С. 13; Вып. 2. С. 81.
10. ПСРЛ. Т. III. С. 77.
11. Там же.
12. ПСРЛ. Т. III. С. 295; Т. IV. Ч. 1. С. 228.
13. Псковские летописи. Вып. 1. С. 13; Вып. 2. С. 21.
14. Соловьев С.М. Сочинения. Кн. II. С. 149; Кн. XXII. С. 58.
15. Костомаров Н.И. Исторические монографии и исследования. Т. VII. С. 252—253.
16. Беляев И.Д. Рассказы из русской истории. Кн. 3. С. 218—219.
17. Никитский А.И. Очерк внутренней истории Пскова. С. 96.
18. Чешихин Е.В. История Ливонии с древнейших времен. Рига, 1884—1885. Т. I. С. 352—353.
19. Тихомиров М.Н. Древняя Русь. С. 332.
20. Пашуто В.Т. 1) Героическая борьба русского народа за независимость (XIII век). М., 1956. С. 181—182; 2) Внешняя политика Древней Руси. С. 294.
21. Хорошев А.С. Политическая история русской канонизации С. 154; Псков: Очерки истории. С. 21.
22. На первый взгляд, это можно было бы объяснить тем, что после сражения под Изборском псковичи потеряли способность к сопротивлению, так как лучшие силы псковского ополчения полегли под изборскими стенами и даже был убит воевода Гаврила Гориславич — земский военный лидер псковичей.
23. Клейпенберг И.Э., Шаскольский И.П. Западные источники / Письменные источники о Ледовом побоище // Ледовое побоище 1242 г. Труды комплексной экспедиции по уточнению места Ледового побоища. М.; Л., 1966. С. 207.
24. ПСРЛ. Т. III. С. 78—79.
25. См., например: Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. С. 294.
26. Клейпенберг И.Э., Шаскольский И.П. Западные источники. С. 206—209.
27. Пашуто В.Т. Рифмованная хроника как источник по русской истории // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. Сборник статей к 70-летию акад. М.Н. Тихомирова. М., 1963. С. 104.
28. Клейпенберг И.Э., Шаскольский И.П. Западные источники. С. 223.
29. Насонов А.Н. Из истории псковского летописания. С. 290.
30. ПСРЛ. Т. III. С. 77.
31. Там же. С. 74.
32. Энгельман А. Хронологические исследования в области русской и ливонской истории в XIII и XIV столетиях. СПб., 1858. С. 131—134; Арбузов Л.А. Очерк истории Лифляндии, Эстляндии и Курляндии. СПб., 1912. С. 285; Тихомиров М.Н. Древняя Русь. С. 366; Клейпенберг И.Э., Шаскольский И.П. Западные источники. С. 224—225.
33. Кучкин В.А. Борьба Александра Невского против Тевтонского Ордена // Восточная Европа в исторической ретроспективе. К 80-летию В.Т. Пашуто. М., 1999. С. 134.
34. Назарова Е.Л. Крестовый поход на Русь 1240 г. (организация и планы) // Там же. С. 195—196.
35. ПСРЛ. Т. III. С. 74.
36. Псковские летописи. Вып. 1. С. 13; Вып. 2. С. 81.
37. ПСРЛ. Т. III. С. 78.
38. Клейпенберг И.Э., Шаскольский И.П. Западные источники. С. 208—211.
39. Псковские летописи. Вып. 2. С. 13.
40. Клейпенберг И.Э., Шаскольский И.П. Западные источники. С. 210.
41. Завадская С.В. О значении термина «княж тиун» в XI—XIII вв. // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1975 год. М., 1976. р. 163—164.
42. Бунге Ф.Г. Орден меченосцев // Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Рига, 1879. Т. II. С. 38—39.
43. Белецкий С.В., Сатырева Д.Н. Псков и Орден в первой трети XIII века // Князь Александр Невский и его эпоха. Исследования и материалы. СПб., 1995. С. 84. См. также: Хеш Э. Восточная политика немецкого Ордена в XIII веке // Там же. С. 71—72.
44. Белецкий С.В., Сатырева Д.Н. Псков и Орден в первой трети XIII века. С. 84.
45. ПСРЛ. Т. III. С. 78.
46. Там же.
47. Клейпенберг И.Э., Шаскольский И.П. Западные источники. С. 208—209.
48. Там же. С. 208—211.
49. Псковские летописи. Вып. 1. С. 13; Вып. 2. С. 87—88.
50. Там же.
51. ПСРЛ. Т. III. С. 297.
52. Словарь русского языка XI—XVII вв. М., 1986. Вып. 11. С. 27; Срезневский И.И. Материалы для Словаря древнерусского языка по письменным памятникам. СПб., 1902. Т. II. Стлб. 365.
53. Псковские летописи. Вып. 1. С. 90—91.
54. Кресин А. Судьба евреев в Средние века и обычаи их по настоящее время. М., 1860. С. 4; Гуревич А.Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современников (exempla XIII века). М., 1989. С. 299, 301; Архипов А. К изучению сюжета о выборе веры. «Повесть Временных лет» и «еврейско-хазарская переписка» // Jews & Slavs. Jerusalem; St.-Petersburg, 1993. Vol. 1. С. 20.
55. Рябинин Е.А. Водская земля Великого Новгорода и Александр Невский. Исторические и археологические реалии // Князь Александр Невский и его эпоха. С. 126.
56. Рамм Б.Я. Папство и Русь в X—XV веках. М.; Л., 1959. С. 125—126.
57. Клейпенберг И.Э., Шаскольский И.П. Западные источники. С. 211.
58. Чешихин Е.В. История Ливонии с древнейших времен. Т. I. С. 354—355.
59. Псковские летописи. Вып. 1. С. 13; Вып. 2. С. 88.
60. Беляев И.Д. Рассказы из русской истории. Кн. 3. С. 222.
61. Никитский А.И. Очерк внутренней истории Пскова. С. 96.
62. Беляев И.Д. Рассказы из русской истории. Кн. 3. С. 222—223.
63. Никитский А.И. Очерк внутренней истории Пскова. С. 97—98.
64. Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы. XIV—XV вв. Ч. 1. С. 436—442; Алексеев Ю.Г. Псковская Судная грамота. Текст. Комментарии. Исследование. Псков, 1997. С. 127—130.
65. Алексеев Ю.Г. Псковская Судная грамота. С. 129.
66. ГВНП. № 348. С. 337—338.
67. Там же.
68. Алексеев Ю.Г. Псковская Судная грамота и ее время. С. 17—18.
69. По наблюдениям В.А. Кучкина, согласно завещанию своего отца, Александр Ярославич получил в удел Тверское княжество и соответственно в 40-е гг. XIII в. был первым тверским князем (Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X—XIV вв. М., 1984. С. 113—115).
70. Янин В.Л. Новгородские посадники. С. 143—144, 149.
71. Фроянов И.Я. 1) О княжеской власти в Новгороде IX — первой половины XIII века // Князь Александр Невский и его эпоха. С. 98; 2) О возникновении монархии в России // Исторический опыт русского народа и современность. Дом Романовых в истории России: Материалы к докладам 19—22 июня 1995 г. СПб., 1995. С. 31—32.
72. Янин В.Л. Новгородские посадники. С. 144.
73. Алексеев Ю.Г. Псковская Судная грамота. С. 134.
74. Бегунов Ю.К. Александр Невский в псковской литературе XV—XVI вв. // Zeitschrift für Slawistik. Berlin, 1976. Bd. XXI. H. 3. С. 311—318.
75. Алексеев Ю.Г. Псковская Судная грамота. С. 128.
76. Псковские летописи. Вып. 1. С. 13; Вып. 2. С. 21, 88.
77. ПСРЛ. Т. III. С. 80, 307.
78. Там же.
79. Там же.
80. Янин В.Л. «Болотовский» договор... С. 11.
81. Как сообщает летописец, «тои же зимы взяша Татарове всю землю Литовьскую, а самехъ избиша» (ПСРЛ. Т. III. С. 82, 310).
82. Хохлов А.Н. Новгородско-литовско-тверские отношения в третьей четверти XIII в. // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Материалы научной конференции. Новгород, 1995. Вып. 9. С. 247, 251.
83. ПСРЛ. Т. III. С. 83.
84. Псковские летописи. Вып. 2. С. 82.
85. Бегунов Ю.К. Памятник русской литературы XIII века. «Слово о погибели русской земли». М.; Л., 1965. С. 19.
86. Псковские летописи. Вып. 2. С. 82.
87. ПСРЛ. Т. III. С. 80, 82, 307, 309.
88. Там же. С. 85, 314.
89. Беляев И.Д. Рассказы из русской истории. Кн. 3. С. 224.
90. Там же. С. 225.
91. Там же. С. 144.
92. Никитский А.И. Очерк внутренней истории Пскова. С. 98.
93. Там же.
94. Мартысевич И.Д. Общественно-политический строй... С. 19.
95. ПСРЛ. Т. III. С. 80, 307.
96. Феннел Дж. Кризис средневековой Руси. 1200—1304. М., 1989. С. 152.
97. ПСРЛ. М., 1997. Т. I. Стлб. 473.
98. ПСРЛ. Т. III. С. 80, 307.
99. Словарь древнерусского языка (XI—XIV вв.). М., 1989. Т. II. С. 237—238.
100. ПСРЛ. Т. III. С. 82, 309.
101. Там же. Н.С. Борисов, обращаясь к данному эпизоду, с уверенностью полагает, что публичная казнь была проведена не в Новгороде, а в Пскове (Борисов Н.С. Политика московских князей (конец XIII — первая половина XIV в.) М., 1999. С. 317—318). Подобное допущение вряд ли возможно ввиду того, что общий контекст летописного повествования подразумевает местом событий именно Новгород. В частности, княжеская расправа постигла тех (например, Александра с дружиной), кто подтолкнул Василия к конфликту с отцом, уже после чего молодой княжич бежал в Псков. Иными словами, заговорщики начали действовать еще до момента появления Василия в Пскове, а значит, псковичами быть не могли.
102. Там же.
103. Там же. С. 85, 314.
104. Там же.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |