Глава вторая. Начало истории Немецкого ордена в империи
Быстро окрепнув, Немецкий орден так же быстро обрел право на свои владения и владычество: сначала в Палестине, затем на родине рыцарей ордена и их близких, пожаловавших им землю и право господства, то есть в Германии, далее там, где верховный магистр Герман фон Зальца думал найти поле деятельности для своего ордена, — на Балканском полуострове и в Бурце, о чем речь пойдет ниже (см. с. 58—59), и, наконец, в Пруссии. Подчеркну, что территории за пределами Германии, где действовал орден, представляли собой некую целостность. Каждый из упомянутых регионов Герман фон Зальца пытался превратить в огромное замкнутое владение ордена, короче говоря, — в государство; такое государство недолго просуществовало в Палестине, но оказалось более масштабным и долговечным в Пруссии. Все три региона следует рассматривать как единое целое (см. там же).
Но сначала — о первых владениях ордена в Германии, о тех властных комплексах, старейшие из которых возникли за пределами Германии и которые, как и у других духовно-рыцарских орденов (см. с. 20), служили успешному выполнению их главной задачи — ведению войны с неверными.
Как всегда, когда речь идет о начальном периоде истории ордена, нам придется решать проблемы, которые возникают из-за отсутствия источников. Уже на ранних этапах истории ордена постепенно вырисовываются те его формальные признаки, которые станут присущи ему впоследствии. Еще очень не скоро превратится он в ту систему, где мелкие владения и отдельные дома ордена под властью комтуров (Komtur) сольются в баллеи (Ballei) под властью ландкомтура (Landkomtur), а баллеи оформятся в союз, во главе которого встанет магистр немецких земель, или немецкий магистр (Deutschmeister). Но не будем задерживаться на организационном становлении ордена — оно основательно изучено в новейших работах.
Точно так же можно оставить без внимания вопрос об отношениях вступившего в должность главы владений Немецкого ордена в Германии с главой ордена в целом — то есть об отношениях немецкого и верховного магистров.
Гораздо важнее показать, какие социально-политические реальности скрываются за ростом численности и расширением владений ордена в империи. Конечно, можно было бы сделать поспешный вывод, что решения о пожалованиях ордену или о вступлении в него диктовались, с одной стороны, благочестием, с другой — расчетом, но это было бы слишком просто. Интереснее выяснить, что за люди выступали спонсорами Немецкого ордена или пополняли его ряды и почему. То есть перед нами два вопроса, настоятельно требующих ответа от тех, кто занимается историей Средневековья. Один из них — социально-исторический, ибо, обращаясь к основателям и членам ордена, не в последнюю очередь думаешь о том, а не принадлежат ли они к какому-то особому слою населения. Да, принадлежат. Ответ на данный вопрос проливает свет на историю социального развития Высокого Средневековья.
Не менее важен в общеисторическом плане и другой вопрос. Как объяснить, что в Средневековье такие огромные владения доставались монашеским братствам; в данном случае — Немецкому ордену, а вместе с тем в разное время и другим монашеским орденам или же епископам и приходским церквам? С одной стороны, это, несомненно, диктовалось благочестием и страхом перед преисподней. Не будет преувеличением сказать, что образ последней, ставший намного более чуждым современному человеку, руководил поступками человека Средневековья. Но и в средние века можно было так заботиться о спасении души, чтобы еще на земле получать за это практическую выгоду; и действительно, церкви, а в данном случае — Немецкий орден, обретали огромные пожалования. Церкви богатели с каждым годом. Но ведь и лица, отдававшие богатства в распоряжение церквей, всего лишь делились с ними своей личной собственностью и, в конце концов, получали небывалую прибыль от этих богатств.
Так что же за люди покровительствовали Немецкому ордену, чем они руководствовались? Ответ на эти вопросы труден, поскольку источников мало.
Почти все лица, что-либо жаловавшие Немецкому ордену на раннем этапе его существования или становившиеся его членами, как правило, упомянуты лишь по имени, и потому их невозможно ни идентифицировать, ни причислить к тем или иным родам или общественным группам. Нет прямых указаний и на мотивы поступков этих людей, хотя жалованные грамоты, как и многие другие средневековые документы, содержат их в так называемой «arenga», дававшей более или менее формальное обоснование правового акта, а в данном случае — акта дарения. Но arenga, или общее обоснование, к сожалению, не содержит конкретных данных.
Возьмем в качестве примера одну довольно раннюю грамоту, изданную в 1207 году, согласно которой группа графов дарит Немецкому ордену один храм в Райхенбахе (Северный Гессен), то есть передает ему права на эту церковь. Arenga такова: так как мы в житейской суете день за днем грешили, нам требуется искупить немало грехов, чтобы в конце концов Творец наш через многих заступников ниспослал нам свою благодать.
Разумеется, в этой фразе нашли отражение мотивы дарителя, но не все. Узнать остальные можно, если попытаться выяснить по другим источникам, каковы были статус дарителя и характер его дарения. В данном, исключительном, случае это возможно. Храм, который группа дарителей передавала Немецкому ордену, вовсе им не принадлежал. Оказывается, вычурная arenga прикрывает сомнительное дельце.
В отдельных случаях удается немного больше приоткрыть политические условия развития Немецкого ордена и получить сведения об участниках этого процесса. В конце концов, многие из них поддаются идентификации, что позволяет сделать выводы из области социальной истории. Нам предстоит обратиться к ранней истории Гессена, баллея Немецкого ордена, а также к тем группам лиц, которые в начале существования орденского баллея Тюрингии выступали дарителями и членами Немецкого ордена.
В обоих случаях речь идет о феномене, который в том или ином виде встречался в других частях империи, на ранних этапах истории других баллеев ордена. Но члены и основатели ордена в балл ее Тюрингия изучены лучше, чем в других регионах. Следует обратиться и к баллею Гессен, поскольку он неплохо документирован и изучен лучше других. Интересен он и тем, что здесь заметно участие Штауфенов в истории Немецкого ордена, проявившееся уже в Палестине (см. с. 26) и обнаружившееся в дальнейшем (см. с. 56—57). Кроме того, здесь мы встречаем такую незаурядную женщину, как святая Елизавета, что придает особый колорит истории этого региона.
История Немецкого ордена в Гессене начинается с упомянутого пожалования ему райхенбахской церкви в 1207 году, то есть тогда, когда орден был едва различим, — прежде всего по причине слабости династии Штауфенов. В то время в Германии о Немецком ордене почти ничего не было известно, и непонятно, почему графы Гессенские решили пожаловать церковь именно ему, а не какому-либо другому монашескому ордену.
Возможно, мысль о пожаловании возникла в среде королевских приближенных. Акт дарения состоялся в присутствии короля Филиппа Швабского, в собрании, на котором было принято решение о подати в пользу тамплиеров и иоаннитов, сражавшихся с неверными в Святой Земле. В 1206 году Филипп Швабский повелел, чтобы Немецкий орден отдал пожалования в имперский лен, и взял орден под свою защиту. Ландграф Герман Тюрингский, брат дарителя, упомянутого первым в грамоте 1207 года, был в числе тех князей, которые в марте 1198 года на съезде в Акре обратились к Папе с просьбой превратить иерусалимский тевтонский госпиталь в духовно-рыцарский орден (см. с. 26). Ландграф Герман назван и среди свидетелей в грамоте 1207 года.
Но кое-чем эта жалованная грамота внушает сомнение, на которое наталкивает решение, принятое архиепископом Майнцским. Поскольку Райхенбах входил в его диоцез, Немецкий орден обратился к архиепископу с просьбой подтвердить пожалование, что тот и исполнил 25 февраля 1211 года, сразу же поняв, однако, что лучше бы ему этого не делать. Сохранилась изданная на другой день грамота архиепископа, где в пространном Narratio, то есть в той части грамоты, которая дает детальное обоснование содержащегося в грамоте решения, сообщается, что графы, пожаловавшие ордену в 1207 году райхенбахскую церковь, ранее преобразовали ее в женский монастырь. Правда, во время войны монастырь был до основания разрушен, но право распоряжаться церковью и ее собственностью принадлежало ныне архиепископу. По этой причине он не признал пожалования графов, что, впрочем, не помешало архиепископу даровать церковь Немецкому ордену от своего имени.
Дарители 1207 года, хотя и дезавуированные в 1211 году, могли оказывать содействие новому ордену. По крайней мере, мы встречаемся с еще одним представителем знати как со свидетелем пожалования ордену. Известно, что в 1219 году в Райхенбахе жили два брата ордена. Контекст довольно типичен для духовно-рыцарского ордена. Горожанин Фрицлара (что в нескольких километрах от Райхенбаха) подтверждает в грамоте, что занял деньги у братьев Немецкого ордена в Райхенбахе, отдав им в залог два дома во Фрицларе, и если не вернет долг через несколько недель, то дома отойдут к ордену.
Такой контекст весьма показателен для духовно-рыцарских орденов, нередко игравших роль кредиторов. Это удивительно, так как в средние века денежные ссуды под процент были строго-настрого запрещены Церковью, авторитетом для которой в этом служил Ветхий Завет. Но возможности обойти этот запрет были, и наиболее частым обходным маневром служил залог земельных владений в обмен на кредит. Прибыль, полученная от земельного залога, переходила к кредитору, выступая в качестве процента. В период Высокого Средневековья функционировал весьма оживленный рынок капитала, и имевшие достаточно денег (или земельных участков) могли выходить на него. Духовно-рыцарские ордены, пользуясь этим, продавали освобождение от крестовых походов, нередко за крупные наличные, что обеспечивало им активную роль на кредитном рынке. Поэтому неудивительно, что основанный в Райхенбахе дом Немецкого ордена уже в 1219 году выступает как кредитор и покупает землю.
Через полгода, летом 1219 года, а затем в 1220 году наблюдается дальнейший рост этого орденского дома, приумножившего свои богатства и пополнившегося новыми членами. Граф Генрих фон Райхенбах, вышеупомянутый даритель 1207 года, сам вступил в орден и при этом, с согласия троих сыновей, пожаловал ему шесть деревень. Через год один из сыновей графа последовал примеру отца и, вступая в орден, пожаловал ему две деревни. Итак, дом Немецкого ордена в Райхенбахе имел теперь восемь деревень и получил право пользования доходом с этих деревень и право власти над их обитателями.
Такой процесс неоднозначен. С одной стороны, можно думать, что даритель до самого последнего момента управляет своим пожалованием и монашеское братство служит ему, как Богу. С другой — не исключено и то, что даритель, вступая в монашеское братство, вновь обретает способность пользоваться пожалованной собственностью. А в случае если учредитель уже стар, то такой поступок вполне мог быть продиктован желанием обеспечить заботу о себе в преклонном возрасте.
Впрочем, даже если в подобном случае руководствовались не Расчетом, а искренним благочестием, о пожаловании надо было заботиться; по крайней мере, по немецкому обычному праву земельная собственность (в нашем случае пожалованные деревни) не считалась личной собственностью и, следовательно, не могла быть пожалована. Обе грамоты доносят и то, что дарители заручались согласием ближайших родственников. Старший граф говорит, что он получил согласие жены и обоих сыновей, не вступивших в орден. Один из них, Готфрид, был, вероятно, еще очень юн. В первой грамоте он назван scolaris, то есть школяр; возможно, графский сын посещал монастырскую школу. Если так, то не исключено, что отец думал посвятить его Церкви.
Но граф Готфрид фон Райхенбах монахом не стал, и пожалование 1219/1220 года, похоже, было оставлено на произвол судьбы. Когда scolaris вырос, возникла распря между ним и его братом-мирянином. Старший брат упрятал младшего, бывшего школяра, в тюрьму, но тому удалось бежать и найти приют в доме Немецкого ордена в Райхенбахе. Значит, бывали иные способы использования обителей монахов их благодетелями. Затем Готфрид фон Райхенбах пытался оспорить пожалование 1219/1220 года, ведь тогда он был еще ребенком. Как развивались события, неизвестно, ибо уцелел всего один документ, подытоживающий данную распрю, — грамота от 1243 года, в которой говорится, что пожалование было совершено без согласия графа и потому силы не имеет, но что теперь он дает свое согласие. Интересно было бы узнать мотивировки его поступка, шла ли речь о взаимных обязательствах и каких, но об этом грамота молчит. Arenga и в данном случае сформулирована изящно: «Поскольку мы ищем мира и спасения для себя, то стараемся положиться на силы других, прежде всего — монахов». О том, что побудило его к этому, грамотодатель не говорит.
Но умолчание источника не так уж и важно, ибо орденский дом в Райхенбахе так и не смог окрепнуть. Его росту помешало то, что поблизости возникло новое владение Немецкого ордена, которое благодаря необычайным обстоятельствам стремительно развивалось. Это владение ордена в Северном Гессене, баллей Марбург, привлекало благотворителей, которые, не будь его, направили бы свои усилия на Райхенбах.
Дом Немецкого ордена в Марбурге — это уже иной в общественно-историческом плане регион. В Райхенбахе мы имели дело с незавершенной благотворительностью аристократического, но не слишком влиятельного графского рода. В Марбурге нам становится известно о связях ордена с одной из величайших имперских династий. Марбург — это творение ландграфов Тюрингских, той династии, с которой мы уже мельком встречались в Райхенбахе. Насколько высоким был их статус, можно судить по тому, что одна из сестер императора Фридриха Барбароссы была женой кого-то из графов Тюрингских, а один из внуков этой супружеской четы был избран антикоролем в пику Фридриху II.
Ландграфы Тюрингские не только принимали личное участие в основании Немецкого ордена в Святой Земле, но и первыми пожаловали ему земельные владения в Тюрингии, подав пример другим князьям и аристократам. Величайшим среди них был император Фридрих II.
Тесная связь ландграфов со Штауфенами и династические традиции, но прежде всего взаимодействие с Немецким орденом привели к тому, что ландграф Людвиг IV участвовал (или порывался участвовать) в крестовом походе, к которому готовился император Фридрих II, дав в 1225 году письменное обязательство Папе. Император обещал до 1227 года выступить в крестовый поход, снарядив на свои средства 1000 рыцарей.
Генеалогическая таблица
Объединить этих рыцарей стало задачей верховного магистра Немецкого ордена Германа фон Зальца. Ему, представителю рода тюрингских министериалов, удалось заполучить ландграфов Тюрингских, самых блистательных светских князей, принявших наконец участие в крестовом походе, — удалось, впрочем, не только с помощью красноречия. Ландграф позволил себе заплатить крупную денежную сумму, обеспечив наследственное право на маркграфство Мейссен. Но это был не единственный договор, заключенный правителем перед выступлением в поход, и не единственная выгода, которую он из него извлек. Ведь, согласившись выступить в крестовый поход и взяв крест, он, так сказать, парализовал своего опаснейшего территориально-политического соперника, архиепископа Майнцского. Став крестоносцем, ландграф снискал защиту церковного права. Архиепископ Майнцский не мог его одолеть, лишаясь и возможности во время отсутствия ландграфа взимать подати с тюрингских монахов. Ландграф позаботился о том, чтобы это право Папа передал проповеднику крестовых походов Конраду Марбургскому, с некоторых пор жившему при графском дворе.
Ландграф Людвиг IV, как и тысячи других крестоносцев, умер в Южной Италии во время одной из эпидемий, которые в антисанитарных условиях нередко вспыхивали в морских портах, местах скопления множества людей. После его кончины Конрад Марбургский стал духовником и политическим советником вдовы ландграфа Елизаветы Венгерской, дочери того короля, о котором уже говорилось как о благодетеле ордена (см. с. 27—28). Пройдет несколько лет, и Елизавету причислят к лику святых.
Елизавета по-женски старалась внести свою лепту в успех крестового похода. Она поклялась в случае гибели супруга больше не выходить замуж, а также дала обет строгого поста. Этот обет свидетельствует и о многом другом, — о том, что Елизавета не чуждалась новых для того времени форм благочестия, интенсивной религиозности, неведомой поколениям знати прошлого. Нелегко доказать это на фактическом материале, поскольку авторы источников уже знали о дальнейшей судьбе Елизаветы, о том, что вскоре после смерти ее канонизировали. Не исключено, что они пытались действовать как пророки наоборот, изначально подгоняя жизнь графини под ее канонизацию. Но важно не только сказать о необычайном благочестии этой женщины, но и о том, к чему оно привело в сфере политики.
Узнав о смерти ландграфа, Елизавета не только дала обеты, но и решилась на нечто большее. Она отказалась от блеска княжеского двора, слывшего в произведениях куртуазной литературы раннего Средневековья средоточием рыцарской культуры. Она хотела стать монахиней, помогать бедным и вести аскетический образ жизни. Ее духовником был Конрад Марбургский, который, между прочим, запретил ей владеть землями, которые достались незаконным путем. Ее семья не имела об этом ни малейшего представления, и она произвела перерасчет доставшегося ей от мужа имущества, но, видимо, в разумных пределах, ибо крестовый поход погибшего ландграфа подорвал благосостояние его семьи. Вполне вероятно, в этих обстоятельствах благочестивая дама растратила часть фамильного состояния (по крайней мере, на свое усмотрение: на бедных); досадно, что, несмотря на это, согласно правовым нормам того времени (см. с. 37) земельная собственность не была личной, и Елизавета обладала только правом пользования доставшимся ей от мужа наследством, но не могла раздать его бедным.
В конце концов, Елизавета в знак протеста переселилась из Вартбурга в соседний городок Айзенах. Конечно, городская жизнь ее не прельщала, поскольку она искала способ жить в гармонии со своими религиозными запросами — в монастыре или отшельницей, но это решение ей не суждено было реализовать: ее дядя, епископ Бамбергский, взял над ней опеку с целью снова выдать замуж. Впрочем, вскоре ей удалось бежать, улучив момент во время захоронения останков ее мужа.
Наконец был достигнут компромисс. Ее родственники выделили ей часть наследства ее мужа (наличными и недвижимостью) — землю к северу от Марбурга.
Теперь Елизавета могла оказывать еще большую помощь беднякам и отверженным. На свои средства она основала госпиталь и, приняв монашество, стала его сестрой; ее примеру последовали две придворные дамы. Вероятно, возглавлял госпиталь Конрад Марбургский. В то время в городах или пригородах возникло немало таких госпиталей, но госпиталь Елизаветы заметно отличался от ему подобных.
Госпиталь в Марбурге был посвящен Франциску Ассизскому, основоположнику нового течения в христианском благочестии, который в июле 1228 года был причислен к лику святых. Церковь госпиталя в Марбурге стала, насколько известно, первым храмом к северу от Альп, который был посвящен основателю Ордена францисканцев1. Разумеется, выбор покровителя был не случаен, ибо Елизавета, подобно Франциску Ассизскому, хотела отказаться от унаследованного ею положения в обществе, избрать нищету и помогать бедным из тех денег, которые отныне раздавались в Марбурге при огромном стечении народа, и ухаживать за больными, чем, к удивлению современников, Елизавета занималась лично.
Впрочем, будет ли основан госпиталь, еще трудно было сказать. Наличные, полученные Елизаветой, ушли на строительство или на милостыню. Неизвестно было, как долго просуществует госпиталь. Быть может, следует прислушаться к словам близких Елизавете женщин, озабоченных будущим ее госпиталя; их слова донесли до нас написанные вскоре агиографические сочинения. Елизавета, говорили они, стяжала свои заслуги за счет тех, кого привлекла к служению вместе с ней в марбургском госпитале. Ведь, как только ее не стало, явились ее родственники и прогнали соратниц Елизаветы как приживалок. И правда, судьба госпиталя была под вопросом: суждена ли ему долгая жизнь, или он запомнится как эфемерное творение беспримерного благочестия высокородной дамы?
Елизавете не суждено было этого узнать. Она умерла в 1231 году в возрасте двадцати четырех лет, прожив в Марбурге всего три года.
Но когда ее родственники решились на действия, которые им приписали соратницы Елизаветы, обладавшей лишь правом пользования (см. с. 41) марбургской землей, на которой стоял госпиталь, то столкнулись с неимоверными трудностями. Бросить госпиталь на произвол судьбы было, очевидно, уже невозможно.
Возникла угроза, что к выполнению поставленной задачи приступят иные силы — иоанниты. Владения иоаннитов находились недалеко от Марбурга, и, вероятно, Елизавета собиралась доверить им госпиталь, что было бы вполне разумно, ибо духовно-рыцарский Орден иоаннитов, будучи ранее Орденом госпитальеров, все еще имел в своем распоряжении немало госпиталей.
Но укрепить Орден иоаннитов ландграфам не удалось. Проводя проимператорскую политику, они не могли содействовать этому ордену, кроме того, их собственные интересы не позволяли им укреплять этот не зависимый от них орден, тем более что иоаннитов поддерживал вышеупомянутый территориально-политический соперник ландграфов архиепископ Майнцский. Архиепископы Майнцские и ландграфы Тюрингские и Гессенские создавали свои владения в затяжной междоусобной борьбе. Так было в Тюрингии, так было и в Северном Гессене. Стоило кому-то построить замок, как его соперник возводил свой замок на соседней горе. Стоило одному основать город, как другой в пику ему основывал свой в надежде, что его город послужит гибели города соперника или же представится возможность разрушить его, что нередко случалось. Так, в 1223 году ландграф Конрад, деверь святой Елизаветы, дотла спалил город архиепископа Фрицлар.
Итак, иоанниты не достигли желанной цели, но их притязания говорили, скорее, не о перспективе упразднения марбургского госпиталя, а о том, что он достанется иному монашескому братству.
Об упразднении марбургского госпиталя не могло быть и речи, тем более что к могиле Елизаветы сразу же потекли толпы больных и убогих. Несчастные молились в ожидании чуда, и оно нередко свершалось. Марбургский госпиталь и могила Елизаветы стали местом паломничества. Голоса, призывавшие канонизировать покойную, звучали все громче.
В начале XIII века причисление мертвых к лику святых уже не мыслилось как награда за благочестие, и толпы паломников не могли служить подтверждением святости. В то время был выработан формальный процесс канонизации. Решение о канонизации святых выносил Папа.
Конрад Марбургский, духовник Елизаветы и глава ее госпиталя, хлопотал в Риме о канонизации своей подопечной, но безуспешно. Трудно сказать, почему ему не удалось достичь поставленной цели. Возможно, он неумело вел это дело. Но не исключено, что ему помешал архиепископ Майнцский, который в 1233 году стал инквизитором, вернее, первым, кому поручили вести борьбу с еретиками в Германии; однако, когда его гонения затронули знать, он пал жертвой группы именитых заговорщиков.
Канонизировать Елизавету удалось только ее деверю, территориально-политическому сопернику архиепископа Майнцского, вышеупомянутому ландграфу Конраду Тюрингскому. В начале лета 1234 года он посетил Италию и там провел переговоры с Папой, императором и верховным магистром Германом фон Зальца. В итоге марбургский госпиталь, который ландграф еще ранее вверил Папе, с соизволения последнего перешел к Немецкому ордену. Более того, в конце года сам ландграф с девятью знатными людьми и двумя монахами вступил в Немецкий орден. Случилось это накануне дня погребения Елизаветы, состоявшегося в 1231 году; отныне этот день вошел в святцы. В 1235 году Елизавету канонизировали: на Троицын день Папа причислил ландграфиню к лику святых; участником пышной церемонии был и ее деверь, ныне брат Немецкого ордена, Конрад. Орден взял на себя немалые расходы по организации торжества.
Разумеется, все было спланировано и подготовлено. Тогда родственники Елизаветы решили не только сохранить госпиталь, но и, по мере вложения новых финансовых средств, расширить его. Вступление в орден ландграфа согласно смете расходов тоже стоило денег, поскольку Конрад должен был рассчитаться по долгам. Устав ордена, вполне понятно, запрещал вступление в него лиц, опутанных долгами.
Довольно долго считалось, что вступление ландграфа в орден было актом покаяния за разорение Фрицлара и что его посещение Папской курии летом 1234 года было своего рода паломничеством во искупление совершенного греха. Едва ли это верно. Нельзя утверждать и то, что ландграф Конрад к тому же прибыл в Рим, влекомый желанием вступить в Немецкий орден. И все же следует отметить, что на его орденской печати был изображен Савл, будущий апостол Павел, и начертаны обращенные к нему слова Христа: «Saule quid me persequeris?» («Савл, что ты гонишь меня?»)2 В 1238 году Конрад в знак покаяния подвергся публичному бичеванию, и на его надгробии в церкви Святой Елизаветы в Марбурге он изображен с бичом в руке, хотя и это еще не свидетельство религиозного обращения. Но пусть даже так, — были и другие причины участия ландграфов Тюрингских в судьбах марбургского госпиталя и Немецкого ордена.
Полагают, что вступление графа в орден было взаимосвязано с имперской политикой, что император Фридрих II пытался воспрепятствовать зависимости ордена от Папы, который как раз в 1234 году объявил орденские владения в Пруссии своими (см. с. 75—76). Во всяком случае, через год после канонизации Елизаветы император проявил нескрываемый интерес к новой святой, ландграфу Тюрингскому и Немецкому ордену. Первого мая 1236 года мощи Елизаветы, покоившиеся в Марбурге, были подняты, то есть извлечены, из могилы и помещены в раку для всеобщего поклонения.
Такая церемония в средние века никогда не была исключительно религиозным актом. Свидетельством тому — список участников перенесения мощей Елизаветы: кроме тысяч неизвестных нам людей, там присутствовало немало князей, в числе которых были архиепископы Кёльнский, Майнцский, Трирский и Бременский, — и это лишь самые именитые из духовных лиц. Среди представителей высшей светской знати был сам император Фридрих II, который весной 1235 года, после долгих лет жизни в Италии, где он был нужен как политик, наконец появился в Германии. Он прибыл для подавления мятежа своего сына Генриха, впрочем, без войска, но в окружении придворных, и блеск императорского двора привел в восторг хронистов — современников этого события: вот Фридрих в окружении эфиопов и сарацин, вот он с дикими зверями, причем не только с оленями и медведями, которых могущественные правители северных стран держали в крепостных рвах для демонстрации своей силы, но и с леопардами, верблюдами и слонами.
Марбург был одним из пунктов триумфального шествия императора по Германии. Фридрих II, самый высокопоставленный участник церемонии, поднес святой Елизавете, точнее — сокровищнице ее церкви, драгоценные дары — золотой кубок и свою корону. Это был, с одной стороны, акт смирения: властитель слагает корону перед святой, но, с другой, — политическая демонстрация во благо церкви, где покоятся мощи святой, во благо ее хозяина, Немецкого ордена, и во благо ландграфов Тюрингских.
Нетрудно домыслить дальнейшее: именно тогда Немецкий орден начал обживаться в Пруссии, создавая там новый центр своего владычества. Император приложил к этому не меньше стараний, чем Папа, да и ландграфы Тюрингские тоже. Несколько ранее Фридрих II пожаловал им в лен кое-какие прусские земли; к сожалению, об этом сообщает только одна, зато достоверная, хроника.
Перед столь грандиозными перспективами следует быть особенно внимательным. Примеры того, как историк, сидя за письменным столом, делает далеко идущие выводы, располагая лишь отрывочными фактами, нередки. И все же несомненно, что ближе к середине XIII века Немецкий орден едва не стал имперско-тюрингским орденом, что император и ландграфы единодушно решили поставить растущий потенциал этого монашеского братства на службу своим династиям и способствовать его развитию, с тем чтобы полнее его использовать.
Похоже, ландграфы не ошиблись в расчетах. Марбург обещал стать центром ордена. Множество паломников приходили туда еще до канонизации Елизаветы. Теперь они все чаще посещали Марбург, принося много пожертвований. Свидетельством того, что привнесли в Марбург паломники, которым Папа обещал отпущение грехов, и поныне является церковь Святой Елизаветы — величественное сооружение с двумя башнями в раннеготическом стиле, подобные которому в Германии встречаются, пожалуй, только в Трире. Строительство таких готических храмов в Германии растягивалось на долгие годы, и в конце концов сооружение представало далеким от замысла, но иное дело — Марбург. Церковь Святой Елизаветы — не только одна из самых ранних великих готических церквей Германии, но и одна из тех, что были воздвигнуты в кратчайшие сроки. Освящение ее состоялось в 1283 году. Тогда оставалось достроить только башни. Таким образом, церковь есть свидетельство масштаба паломничества в Марбург и того, что знать прилежащих земель, по примеру ландграфов, организовывала сбор средств, да и сами ландграфы не скупились. По случаю вступления в орден Конрад пожаловал марбургскому госпиталю средства на содержание тринадцати монахов. Это необычное для орденских владений число наводит на мысль, что здесь планировалось создание как центра паломничества, так и центра Немецкого ордена.
Действительно, в 1236 и 1237 годах в Марбурге состоялись два генеральных капитула3 ордена. На них были приняты важные решения, касавшиеся наступления ордена на Ливонию и его объединения с Орденом меченосцев.
Через два года умер верховный магистр Герман фон Зальца, который, напомним, тоже был выходцем из Тюрингии и министериалом ландграфов. Его преемником, пятым верховным магистром Немецкого ордена, был избран Конрад, известный под именем Конрад Тюрингский, тот самый деверь Елизаветы и ландграф Тюрингский, который вступил в орден в 1234 году. Тот же путь прошли и двое родовитых людей, вступившие в орден вместе с ним.
Первый, Гартман фон Гельдрунген, тоже стал верховным магистром (1274—1283 гг.), второй, Дитрих фон Грюнинген, — магистром в Ливонии, то есть в том регионе, который орден обрел благодаря выработанным в Марбурге решениям. Впоследствии Дитрих фон Грюнинген стал немецким магистром, или главой владений ордена в империи, и, наконец, прусским магистром.
Кажется, без преувеличения можно сказать, что Немецкий орден превращался в домашний, или родовой, орден ландграфов Тюрингских, но в этом направлении он развивался недолго. Верховный магистр Конрад Тюрингский умер уже в 1240 году, через год после своего избрания. Через десять лет скончался и император Фридрих И, и тогда династия Штауфенов угасла. Правда, Немецкий орден выстоял в этих перипетиях, но его тесная связь с ландграфами и с королевско-императорской династией оборвалась, а Марбург утратил особое положение в ордене. Он остался одним из крупнейших орденских владений, а также местом паломничества, хотя начало его истории было гораздо более многообещающим. Очевидно, имелось некое несоответствие между возможностями, которые вымолила для Немецкого ордена его «собственная» и в то же время быстро обретавшая популярность святая, и местом, которое Елизавета реально занимала в ордене. Похоже, она не стала святой, превосходящей всех остальных, ибо соперницей ее была сама покровительница ордена, Дева Мария, но, возможно, еще и потому, что Немецкий орден, как и другие духовно-рыцарские ордены, в то время не слишком усердно вырабатывал и насаждал особую, свойственную только ему религиозность.
Связи ордена с ландграфами Тюрингскими наконец ослабли, но ни Папе, ни императору не удалось превратить его в орудие своей политики. Не преуспели в этом и династии. Но, с другой стороны, он, как и всякое монашеское братство, служил тем родам, представители которых в него вступали. Обратимся же к ним, к тем социальным слоям, которые способствовали становлению ордена, а значит, — вновь к Тюрингии.
Быть может, излишне задавать вопрос о том, кто поддерживал орден своими пожалованиями и участием. Кто же как не рыцари, представители знати, были заинтересованы в его становлении?
Но уже из этой главы явствует, что орден поддерживали лица самого разного социального статуса: земельные князья наподобие Конрада Тюрингского, властительные князья вроде графов Цигенхайн, представители знатных ленников, которых нетрудно назвать, и, наконец, выходцы из низших слоев, каким, насколько известно, был верховный магистр Герман фон Зальца.
Герман фон Зальца был министериалом4, то есть, по меркам того времени, одним из зависимых людей, представителем слоя, который в период, когда возникло новое представление о рыцарстве, быстро преобразовывался в низшую знать.
Ведь рыцарями в новом смысле, носителями особой этики, жившими по особому кодексу чести и долга, становились не только знать и князья, но и многие министериалы. Посвящение в рыцари, равно как и принадлежность к Немецкому ордену, объединяло князей, знать и выходцев из министериалов, благодаря чему границы между общественными слоями размывались. Пример Германа фон Зальца и других верховных магистров, которые, выйдя из министериалов, достигли положения князей, свидетельствует, что в духовно-рыцарском ордене былые сословные различия исчезали особенно быстро.
Но не был ли взлет Германа фон Зальца и ему подобных всего-навсего исключением из правил? В таком случае следовало бы уточнить, откуда, из каких слоев, из каких родов вышли члены Немецкого ордена.
Если бы этот вопрос касался последних десятилетий Средневековья, начала XVI века, то на него было бы нетрудно дать, по крайней мере, общий ответ, ибо на рубеже XVI века, чтобы стать рыцарем ордена, а значит, знатным, надо было доказать, что ты этого достоин, и таких доказательств сохранилось очень много. Но такие формальные доказательства, так называемое генеалогическое древо, или клятвенное подтверждение знатности предков вступающего в орден другим лицом впервые зафиксированы в XV веке, когда к ним прибегали везде, — и в Немецком ордене, и в других монашеских братствах, а главное, при кафедральных соборах и монастырских церквах. Ранее таких формальностей не было, и поэтому не стоит надеяться на появление какого-либо источника с точными данными о происхождении вступавших в Немецкий орден.
Значит, на вопрос о происхождении рыцарей Немецкого ордена в XIII—XIV веках можно ответить только проведя анкетирование всех известных рыцарей ордена, чтобы выявить их происхождение, то есть надо заняться историей индивидуумов.
Такая задача не слишком вдохновляет. Историческую науку, особенно немецкую, упрекают в том, что она сосредоточена на жизни людей, делавших историю, и им подобных. Но даже если тот упрек не относится к современной исторической науке, еще меньше он относится к так называемой истории индивидуумов, ибо под ней, или, выражаясь языком антиковедов, просопографией, подразумевается не собрание биографий и не сосредоточенность на выдающихся личностях. История индивидуумов занимается не только теми немногими, о ком известно многое по имеющимся источникам, но и массой других. Впрочем, их изучают овсе не для того, чтобы во всех подробностях воссоздать их биографии. Эта дисциплина изыскивает вполне конкретные биографические данные с целью статистической обработки. Короче, история индивидуумов — это нечто вроде ретроспективной переписи населения.
Такое намерение кажется очень простым и не требующим особой методологии. Однако исследование человеческих групп в эпоху Средневековья — на редкость трудная задача, поскольку источники (если они вообще имеются) совершенно не пригодны для подобной постановки вопроса. Нельзя сказать, сколько братьев ордена находилось в тот или иной период в том или ином регионе. Источники доносят лишь имена отдельных рыцарей, впрочем, разные источники порой сохраняют довольно много имен рыцарей ордена, вышедших из одного и того же региона, — например, из Тюрингии.
Как известно, в империи региональные организации ордена складывались постепенно. В Тюрингии этот процесс завершился в 30-е годы XIII века. В 1236 году в орденском баллее Тюрингия имелся ландкомтур, под началом которого находилось 17 комтурств, или домов, Немецкого ордена.
Можно назвать поименно 340 рыцарей ордена, живших в этих домах до конца XIII века. Впрочем, около половины их оставили ишь свое имя, и известны только как Конрад, Иоганн или Генрих без какого-либо уточнения, которое позволило бы причислить их к определенному роду или общественному слою. Поскольку невозможно согласиться с тем, что рыцари ордена из знатных семей могли величаться только по имени и что такие рыцари происходят из низших социальных слоев, то, значит, почти половину из 340 носителей этих имен следует отбросить, так как идентифицировать их невозможно.
Остается еще 176 братьев ордена, то есть немногим более половины, которые имеют добавление к своему имени и которые, говоря современным языком, известны по фамилиям, но и от этого не легче. Пусть даже рыцарь ордена назван не просто Конрад, а Конрад Шунеман, — что с того? Необходимо, чтобы это второе имя было упомянуто в ином источнике, и тогда (как в нашем примере) станет ясно, что речь идет о семье советника в Мюльхаузене, и, значит, братом монастыря Немецкого ордена в Мюльхаузене был выходец из семьи советника этого города.
Во многих случаях мы не располагаем источниками, которые позволяют осуществить идентификацию, и потому некоторые из упомянутых 176 имен приходится отсеять, поскольку они не подлежат даже социальной идентификации. Нельзя сказать, что наименее документированные имена принадлежали выходцам из низшего социального слоя. Остальные в источники не вошли, а их — большинство. Можно установить социальное происхождение только 105 братьев ордена.
Девять братьев — выходцы из 5 графских фамилий (то есть примерно по два рыцаря на семью). 11 братьев вышли из 9 знатных семей (то есть, по крайней мере, один рыцарь ордена на семью). 18 братьев принадлежали к 13 семьям имперских министериалов (из них пятеро — выходцы из двух семей, но в среднем на каждую семью приходится по одному рыцарю ордена). 56 братьев — выходцы из семей министериалов земельных князей (при этом на каждую семью приходится всего один рыцарь ордена). 10 братьев вышли из семей бюргеров.
В итоге имеется 104 брата. Сто пятый рыцарь ордена — это Бурхард фон Шванден, верховный магистр в 1283—1290 годах, бывший прежде ландкомтуром Тюрингии. Он родился в семье городского советника в Берне, и, значит, его можно причислить к последней группе. Но известно, что его семья была знатной, значит, он относится и ко второй группе. На его примере видно, что границы между социальными слоями были подвижными.
Наконец, приведенные цифры говорят не только о разнородном происхождении рыцарей ордена, но и кое о чем еще. В последнее десятилетие XIII века более 50% тюрингских рыцарей ордена, судя по их именам и социальному происхождению, принадлежали к территориальным министериалам. Но не следует проводить резкую границу между этой группой и имперскими министериалами. И в какой-то степени к ним можно отнести и бюргеров, поскольку они не были знатны и поскольку во многих городах семьи советников относились к министериалам. Уже первый верховный магистр Немецкого ордена (с 1198 года) Вальпот фон Бассенхайм был выходцем из такой семьи. Таким образом, на 20 (с Бурхардом фон Шванденом 21) братьев ордена, имевших знатное происхождение, приходится 84 незнатных, в большинстве своем выходцев из числа министериалов. Итак, согласно этим данным, Немецкий орден, по крайней мере в Тюрингии второй половины XIII века, предстает как институт, питаемый министериалами, то есть низшей знатью.
Но ведь, могут возразить, этот результат получен на основании 105 имен из группы, включавшей 340 имен, и без учета тех братьев ордена, имена которых источники не сохранили. Равным образом можно сказать, что эти данные отражают реальное соотношение. В противном случае следовало бы признать, что большинство неизвестных или неидентифицированных рыцарей ордена относилось к знати или даже к княжескому роду. Или же можно было бы сказать, что большинство неидентифицированных рыцарей ордена принадлежало к иным общественным группам. И то, и другое не соответствовало бы действительности.
Конечно, может быть высказано мнение, что семьи бывали более или менее знатные, более или менее княжеские, и поэтому, само собой разумеется, среди братьев ордена существовало социальное расслоение. Но отсюда следует, что членами Немецкого ордена становились выходцы из среды министериалов и что рыцари ордена, имевшие знатное или княжеское происхождение, воспринимали их как равных, как pares, как пэров. Разумеется, так быть не могло, но по нашей статистике в Немецком ордене, похоже, дело обстояло именно так, и это имеет огромное общественно-историческое значение.
Впрочем, можно возразить, дело не только во вступлении в орден, но и в том, что, как представляется, братья ордена, вышедшие из министериалов, занимали низшие позиции, тогда как братья знатного или княжеского рода дорастали до высших должностей. Однако это не было правилом, о чем свидетельствует пример верховного магистра Германа фон Зальца, а он — не исключение. В настоящее время неизвестен социальный статус двух из десяти тюрингских комтуров, известных нам до 1300 года. Из восьми остальных двое были знатного рода, шестеро — из министериалов. Среди комтуров, глав отдельных домов ордена, 28 были выходцами из семей министериалов, двое — из семей знати, Двое — из графских семей.
Обобщим данные, полученные для Тюрингии. Братья Немецкого ордена были не только из министериалов, то есть представителями низшей знати, но и они достигали высокого положения в ордене; все зависело от их активности. Ту же картину наблюдаем и в других регионах, например, в комтурстве Майнау. Там братья ордена были преимущественно министериалами монастыря Райхенау и епископа Констанцского, то есть слугами старинных земельных феодалов. Епископство и монастырь возникли еще в докаролингскую эпоху. Основанное в XIII веке комтурство Майнау было намного моложе, но быстро развивалось, и рыцарям Немецкого ордена вскоре удалось выкупить древний и некогда богатый монастырь Райхенау. Сразу же вспоминается яркий пример такого быстрого социального развития: бывшие зависимые люди, министериалы монастыря Райхенау, стали членами братства и не только обрели независимость, но все вместе поднялись на ту социальную ступень, которую занимал их бывший хозяин. Ныне они превосходили его в экономическом и политическом отношении.
Немецкий орден как домен низшей знати, или министериалов, и, в известной мере, правящих бюргерских фамилий, тоже в основном происходивших из министериалов, выступает таковым не только в Тюрингии и в Юго-Западной Германии, но повсюду, где имел владения, то есть на широком пространстве Германии, правда, не везде.
В Германии есть регионы, где орден пополнял свои ряды и где находились его владения, а есть такие, где его присутствие почти незаметно. Орден владел землями прежде всего в Тюрингии, Франконии, Юго-Западной Германии и в Рейнской земле — по среднему и нижнему течению Рейна. Взглянув на карту, мы не увидим орденских владений на востоке и на севере Германии, разве что скопление их в районе нынешних Нидерландов. Владения ордена на севере Германии не выходят за пределы Брауншвейгской Марки и Мюнстера в Вестфалии, кроме одного небольшого монастыря в баллее Вестфалия в Бремене, который смог удержаться, несмотря на противодействие архиепископа Бременского, в отличие от орденского владения в Любеке, которое не выдержало давления со стороны епископа Любекского. Бюргеры Любека охотно передали ордену только что основанный госпиталь Духа Святого, чтобы вывести его из-под надзора епископа, но епископ этого не позволил.
Эта сосредоточенность ордена в Средней Германии, в Рейнской земле и на юго-западе проясняет происхождение верховных магистров, прусских комтуров и высших должностных лиц (см. с. 154—155). До 1525 года насчитывалось в общей сложности 452 рыцаря ордена. Происхождение 94 из них неизвестно. 358 были выходцами из:
Саксонии-Тюрингии — 121.
Франконии — 61.
Рейнской земли — 53.
Юго-Западной Германии — 42.
Итого — 277.
81 рыцарь из числа этих должностных лиц были родом из других земель.
Естественно, встает вопрос, насколько показательны эти данные и можно ли вычислить, сколько должностных лиц приходилось на общее число рыцарей ордена, не разделяя их по социальному признаку. Похоже, на этот вопрос следует ответить утвердительно. Нет оснований считать, что происхождение должностных лиц в ордене было иным, чем рыцарей, не достигших высокого положения. Если обратиться к уставу (основному закону) ордена, то все сомнения рассеются. Согласно уставу, никто не имел права своевольничать. Группы, имевшие общее происхождение, не могли выдвигать отдельных должностных лиц, — это исключалось уставом, так как нарушало требование послушания. Впрочем, реальность была иной. Упрямо вставал вопрос, не стремились ли группы рыцарей ордена, имевших общие корни, занять руководящие позиции. Ответ на него проясняет ситуация в Пруссии XV века. Здесь выходцы из Северной Германии выступали против выходцев из Южной Германии, и в конце концов было достигнуто пропорциональное распределение должностных лиц (см. с. 153).
Но есть основание полагать, что эти группировки играли не столь важную роль в Немецком ордене, как в других подобных братствах, что подтверждают вышеприведенные цифры.
Если мы захотим проверить частоту упоминаний 452 высокопоставленных должностных лиц, то окажется, что их имена распределяются среди немногих семей:
1 семья — пятикратно.
3 семьи — четырехкратно.
11 семей — троекратно.
37 семей — двукратно.
По другим подсчетам, 452 рыцаря ордена, занимавших высокие посты, вышли из 380 семей.
Надо учитывать и то, что, разумеется, имелись родственники, известные под другими именами. В общем, количество семей, к которым принадлежали упомянутые рыцари, велико, и родословная не имела особого значения, — во всяком случае, меньшее, чем в подобных монашеских братствах, в соборных и монастырских капитулах.
В Немецком ордене такое соотношение было иным, особенно в тех регионах, из которых вышло большинство его рыцарей, — например, во Франконии. Во франконских епископствах Вюрцбург, Бамберг и Айхштет канонические должности в основном занимали члены немногих семей; судя по наблюдаемому порядку вещей, — сыновья родовитых учредителей монастыря. В каждом поколении таких семей по крайней мере один член семьи входил в соборный капитул; так что капитул как бы принадлежал семейной группировке.
В Немецком ордене положение было иным. Он находился в руках не конкретных семей, а, грубо говоря, всей низшей знати конкретного региона, но при этом не было господствующих семей. Здесь мы видим общественно-исторические феномены, нередко встречавшиеся в сфере средневековой немецкой аристократической Церкви, но они отличаются своеобразием.
Вероятно, это объясняется тем, что Немецкий орден был крупным братством, владельцем собственности, превосходившей собственность соборного капитула, и тем, что братья Немецкого ордена в этих владениях, должно быть, сменяли друг друга, не засиживаясь на одном и том же месте, и при этом всегда заручались поддержкой родственников, как при соборном капитуле. И все же это лишь норма, которая не совпадала с реальностью. Очевидно, ротация должностных лиц ордена с самого начала осуществлялась иначе, чем то предписывалось уставом, и особенно в немецких областях (баллеях) братьев ордена, тогда как в Пруссии избрание должностных лиц уже долгое время проводилось согласно нормам. Возможно, в Германии, где вступление в орден наверняка осуществлялось на тех же основаниях, что и прием в соборный капитул, то есть с целью пристроить младших сыновей и в интересах семьи, то для рыцарей весьма соблазнительно было жить так, как могли бы жить каноники, как знать, владевшая общей собственностью. И пусть то была духовная знать, имя ей было: феодалы.
Это явствует при внимательном прочтении жалованных грамот; доходам, поступавшим от собственности учредителя, не следовало уплывать в чужие земли (в Палестину или в Пруссию), туда, где орден обычно занимался своим главным делом — воевал с язычниками. Правда, иногда это относится к более позднему, более документированному, периоду; известно, что иных братьев ордена в наказаний отправляли из имперского баллея в Пруссию.
Итак, происхождение братьев ордена, исполнявших в Пруссии административные функции, вообще показательно для областей, откуда шло пополнение рядов ордена. Кроме того, в этих областях, как правило, оседали должностные лица ордена, и именно в них находились его основные владения в империи.
Как объяснить такое разделение? Почему владения ордена концентрировались главным образом в Средней, Западной и Юго-Западной Германии? Почему у него почти не было владений в Северной и Восточной Германии, да и в Южной и Юго-Восточной Германии не густо? Ответом на это служит социальное происхождение рыцарей ордена.
Области, откуда выходили рыцари ордена и где концентрировались его владения, — это те регионы, где было особенно много имперских министериалов, где у них были шансы на продвижение и где землевладение развивалось не слишком быстро. То, что Немецкий орден имел сравнительно небольшие владения в Баварии и Австрии, очевидно, объясняется тем, что Виттельсбахи или Бабенберги уже давно смогли создать здесь замкнутые территории, внутри границ которых не было места крупным монашеским территориям, а потому не было и многообещающих перспектив для развития Немецкого ордена.
Библиография
(28) Об учреждении Немецкого ордена в Германии см.: Militzer K. Die Entstehung der Deutschordensbaileien im Deutschen Reich. Marburg, 1981. Об ордене в одном из регионов см.: Limburg H. Die Hochmeister des Deutschen Ordens und die Ballei Koblenz. Bad Godesberg, 1969.
(29) Картина владений ордена в целом дана в изд.: Turnier M. Der Deutsche Orden... S. 54—209 (см. № 1). См. также карты баллеев ордена в работе: Militzer K. Reich um 1400 (1. Hälfte) // Historisch-geographischer Atlas... Wiesbaden, 1986. Lief. 11 (см. № 17).
(30) Жалованные грамоты 1207 г. опубликованы в изд.: Urkundenbuch der Deutschordensballei Hessen / H.A. Wyss. Leipzig, 1879. Bd. 1, № 1. (Hessisches Urkundenbuch. Bd. 1/1). См. там же ниже цитируемые грамоты. О Райхенбахе см.: Heldmann C. Geschichte der Deutschordensballei Hessen // Zeitschrift des Vereins für hessische Geschichte. 1895. Bd. 30. S. 6 f.
(31) О контактах Немецкого ордена с ландграфом Тюрингским и императором Фридрихом II см.: Patze H. Die Entstehung der Landesherrschaft in Thüringen. Köln; Graz, 1962. Bd. 1. S. 267 f.; Geschichte Thüringens / Hg. H. Patze, W. Schlesinger. Marburg, 1974. Bd. 2/1. S. 34 f.
(32) Литература о святой Елизавете обширна, но удовлетворительной биографии нет. Отмечу высокое качество работы М. Вернера; см.: Werner M. Die Heilige Elisabeth und die Anfänge des Deutschen Ordens in Marburg // Marburger Geschichte: Rückblick auf die Stadtgeschichte in Einzelbeiträgen / Hg. E. Dettmering, R. Grenz. Marburg, 1980. S. 121—164. В 1981 г. в Марбурге проходила посвященная святой Елизавете выставка, в каталог которой (см.: Sankt Elisabeth: Fürstin — Dienerin — Heilige. Sigmaringen, 1981) вошли статьи по всем вопросам. См. также: Demandt K.E Verfremdung und Wiederkehr der Heiligen Elisabeth // Hessisches Jahrbuch für Landesgeschichte. 1972. Bd. 22; Keyser E. Untersuchungen zur Geschichte des Deutschen Ordens in Marburg // Hessisches Jahrbuch... 1960. Bd. 10. Основные источники см. в следующих работах: Huyskens A. Der sog. Libellus de dictis quatuor ancillarum s. Elisabeth confectus. Kempten; München, 1911; Idem. Quellenstudien zur Geschichte der hl. Elisabeth. Marburg, 1908. О Конраде Марбургском см.: Patschovsky A. Zur Ketzerverfolgung Konrads von Marburg // Deutsches Archiv. 1981. Bd. 37.
(33) О дальнейших контактах см.: Kantorowicz E. Kaiser Friedrich II: In 2 Bd. Stuttgart, 1987. См. также: Wojtecki D. Der Deutsche Orden und Friedrich II. // Probleme um Friedrich II. / Hg. J. Fleckenstein. Stuttgart, 1974 (Vorträge und Forschungen. Bd. 16). О коронации императора см.: Schramm P.E. Kaiser Friedrichs II. Herrschaftszeichen. Göttingen, 1955. S. 27 f. (Abhandlungen der Akademie der Wissenschaften in Göttingen. Phil.-Hist. Klasse. 3. Folge. Bd. 36); Mütherich F. Denkmale der deutschen Könige und Kaiser. [s. l.], 1962, № 206.
(34) О благочестии Елизаветы см.: Maurer W. Kirche und Geschichte. [s. l.], 1970. Bd. 2. О благочестии в средние века см.: Grundmann H. Religiöse Bewegungen im Mittelalter: Untersuchungen über die geschichtlichen Zusammenhänge zwischen der Ketzerei, den Bettelorden und der religiösen Frauenbewegung im 12. und 13. Jahrhundert und über die geschichtlichen Grundlagen der deutschen Mystik. München, 1961. S. 196.
(35) О территориально-политических распрях между ландграфом Тюрингским и архиепископом Майнцским см.: Patze H. Die Entstehung... (см. № 31). Примером конкуренции в основании городов могут служить Вольфхаген (заложенный ландграфом) близ Касселя и Ландсберг в 4,5 км от Вольфхагена (заложенный архиепископом). В войне 1232 г., когда будущий верховный магистр Немецкого ордена Конрад Тюрингский разорил Фрицлар, он разрушил и Ландсберг, причем настолько основательно, что и по сей день его руины являют редкий пример подобного опустошения.
(36) Данные об отдельных тюрингских братьях Немецкого ордена приводятся по изд.: Wojtecki D. Studien zur Personengeschichte des Deutschen Ordens im 13. Jahrhundert. Wiesbaden, 1971.0 комтурстве Майнау см.: Feger O. Die Deutsch-Ordens-Kommende Mainau: Anfänge und Frühzeit. Lindau, 1957. О братьях Немецкого ордена из семей городских министериалов см.: Maschke E. Deutschordensbrüder aus städtischem Patriziat. Würzburg, 1958. См. также: Idem. Domus... (см. № 1). Численность должности ных лиц Немецкого ордена приводится по работе: Weichbrodt E. Gebie-liger des Deutschen Ordens in Preußen nach ihrer Herkunft // Historischgeographischer Atlas... Wiesbaden, 1968. Lief. 1 (см. № 17). См. также: Scholz K. Beiträge zur Personengeschichte des Deutschen Ordens in der ersten Hälfte des 14. Jahrhunderts: Untersuchungen zur Herkunft livländischer und preußischer Deutsehordensbrüder: Diss. phil. Münster, 1969.
(37) Об отношениях сословий в соборном капитуле см.: Schulte A. Der Adel und die deutsche Kirche im Mittelalter. Darmstadt, 1958. Подробное исследование одного из соборных капитулов, находившегося в главном районе, пополнявшем Немецкий орден: Kist J. Das Bamberger Domkapitel von 1399 bis 1556: Ein Beitrag zur Geschichte seiner Verfassung, seines Wirkens und seiner Mitglieder. Weimar, 1943.
(38) Пример того, что пребывание одного брата Немецкого ордена в Пруссии было наказанием за грехи, приводится в работе: Werminghoff A. Ludwig von Eyb der Ältere. Halle, 1919. S. 41—42. Вильгельм фон Эйб, младший из троих братьев, хотел остаться в миру, но ему не позволил глава семьи — старший брат; последовала поножовщина и третейский суд. Суд постановил, что Вильгельм фон Эйб должен вступить в Немецкий орден, иначе ему грозила тюрьма. Тогда он отправился в Пруссию, куда снарядил его брат. Через 14 лет, в 1455 г., он погиб в Кёнигсберге во время войны ордена с местными сословиями, вступившими в союз с королем Польским. Выбор Пруссии и Немецкого ордена как места ссылки не случаен: франконский род фон Эйб дал ордену немало рыцарей. Редкие сообщения о судьбах отдельных рыцарей ордена приводятся в изд.: Deutschordensbriefe aus dem frühen 14. Jahrhundert / Hg. H.P. Lachmann // Archiv für Diplomatik. 1977. Bd. 23 (вышел в 1979 г.).
Примечания
1. Орден францисканцев — католический нищенствующий орден; основан Франциском Ассизским в Италии в 1207—1209 гг. с целью проповеди в народе евангельских истин (бедность, аскетизм, любовь к ближнему и пр.). Самоназвание — Орден меньших братьев, или миноритов.
2. Деян. 9: 4.
3. Генеральный капитул (Generalkapitel, Großkapitel) — законодательный и совещательный орган, был организован по образу и подобию аналогичного органа в Ордене тамплиеров.
4. Министериалы — зависимый слой населения; они служили при дворе, в административных учреждениях, а также несли воинскую службу.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |