Александр Невский
 

XXX. «Я за князя…»

Немногие спасшиеся рыцари бежали в Юрьев, заперлись там и стали готовиться к осаде. Но Ярослав по-иному решил: града этого не брать, а распустить все войско в зажитье, дабы как можно сильней разорить и пожечь земли Ордена. Он чувствовал, что немцы вот-вот мира запросят, и потому спешил нанести им больше урона. А чтобы послы немецкие подольше князя найти не смогли, Ярослав вместе с сыном и малою дружиной долго на одном месте не задерживался.

Немцы, увидев великие беды, свалившиеся на их земли, когда все в округе запылало пожарами, поняли — мир, нужен мир. Более того, его немедля надо искать, и на любых условиях. А чтобы была вера в их искренность и серьезные намерения, отрядили рыцари послами к князю самых знатных и богатых людей. Послы, не мешкая, поехали к князю. Ан не тут-то было! Куда послы ни явятся, одно слышат: был да днесь уехал. Почитай, целую неделю гонялись послы за князем. И уж сомневаться начали: полноте, да здесь ли он, может, давно уже в свой Новгород отправился?

Неведомо, сколько бы еще им бегать за князем пришлось, не прихворни Ярослав. По случаю нездоровья князя решено было на месте постоять дня три-четыре, чтобы мог больной полежать вволю, зарывшись в шатре в шубы медвежьи. Сильно знобило князя, и тепла, и покоя хотелось.

На другой день прибежали к лагерю послы немецкие. Князь о них узнал в самый разгар обеда. Он ел полулежа, прикрывшись шубой до самой груди, княжич сидел тут же на седле.

— Ну что, сыне, творить станем? — посмотрел князь на сына. — Догнали-таки нас мироносцы тевтонские. Приспичило.

— Принимать надо, батюшка.

— Это в таком-то виде, — ткнул князь костью обглоданной в шубу, которой прикрыт был. — Пристало ли победителю пред побежденными немочным являться? Еще подумают, что скоро аминь мне, возрадуются, а там, глядь, и мира расхотят.

— Может, сказать им, что почиваешь ты?

— Нет, и это не подходит, — поморщился Ярослав, и вдруг его осенило. — Послушай, сыне, прими-ка ты их.

— А как же ты? — заколебался княжич.

— Я-то? Меня вон занавеской задерните. Оно и ладно.

Князь обрадовался собственной выдумке. Можно было не только послов подурачить, но и послушать, как княжич станет с ними переговоры вести.

— Скажи им, — наставлял он сына, — что я в один из полков побежал, что скоро ворочусь, что в мое отсутствие ты за князя.

Александр с сомнением качал головой.

— А ну я не так что скажу?

— А ты думай, допрежь молвить, не забывай, что за спиной у тебя рать счастливая и сила великая. Многого не сули, более о нашей корысти пекись. А наша корысть одна — как можно более долгий мир. Мир, мир и мир. Но об этом токмо ты ведаешь, а они и догадываться не должны. Они ведь как думают: кто, мол, к миру лепится, тот и слаб. Сие от спеси великой исходит. Помни одно: они у тебя во длани, сожмешь — и аки из творога сыворотка добежит.

Воин задернул занавеску, отделявшую ложе князя. Княжич, поднявшись с седла, оправил платье, пристегнул меч, кивнул милостнику:

— Зови послов.

Когда воин вышел, князь сказал из-за занавески:

— Ежели случится, что послы меня обнаружат, — живыми их не выпускать. Посему вели шатер оцепить близкими людьми, которые должны по знаку твоему войти и умертвить их.

— Но они ж, наверно, безоружные, отец, — возразил Александр. — Пристойно ли будет забивать таких?

— А пристойно ли будет, ежели завтра в Ордене узнают, что немочен я? А?

Александр не успел ответить, послышались голоса людей, приближающихся к шатру. Но князь громко шепнул напоследок:

— Виду не являй, что язык их ведаешь. Пусть балаболят меж собой.

Послы вошли один за другим степенно и с достоинством, и все же на лицах их княжич заметил следы страха. Послов было пятеро, судя по богатым платьям, занимали все они высокое положение. Видимо, так никто и не сказал им, здесь ли князь, ибо, войдя в шатер, они не смогли скрыть замешательства, увидев перед собой юношу.

— Но нам нужен князь, — сказал один из них с сильным акцентом.

— Я за князя, — холодно ответил Александр, опуская левую руку на рукоять меча. — И коли у вас есть дело к князю, я слушаю вас, господа.

Послы переглянулись меж собой, не зная, как быть им. А княжич меж тем кивнул выглядывавшему из-за них воину, подозвал к себе. Тот подошел, и Александр шепнул ему на ухо приказ князя. Воин бесшумно удалился. Все это неожиданно произвело на послов сильное впечатление, старые лисы — они почуяли что-то неладное.

— Мы имеем шесть зреть слафный Александр Ярослафич, — сказал старший посол. — Это феликий шесть для нас, но наш дел мошет решить лишь сам князь.

— Я и решу, — недобро прищурился княжич. — Сказывайте дело.

— Но… — разинул было рот посол.

— …Или выметайтесь вон из шатра.

Послы опешили: такого крутого обращения со стороны княжича они никак не ожидали. Им и невдомек было, что княжич за их жизни беспокоится: ему почудилось, что князь за занавеской вот-вот закашляет. А раз такое случится — послам не миновать смерти.

— О-о, прости дорогой Александр Ярослафич, мы не хотель тьебя обидеть. Если ты за князь, так мы готоф гофориль с топой.

У княжича отлегло от сердца: за занавеской было тихо. И он отвечал уже спокойно:

— Сказывайте ваше дело.

— Мы пришли строить мир, Александр Ярослафич. Дофольно лить крофь, дофольно огня и слез наших матка.

— Ага, теперь узрели, аки страшен огонь в своем-то доме, на своей-то земле?

— Истина молфишь, Александр Ярослафич, сфятой истина, — согласился посол. — Дафай забыфать наши обиды, дафай мириться.

— Коли вы послы, — сказал княжич, — чьим велением вы здесь?

Старший посол расстегнул шубу и, откинув полу, полез в калиту. Достал оттуда свернутую грамоту, скрепленную печатью, и, коснувшись ею лба своего, подал с поклоном княжичу.

— Полномочены мы, Александр Ярославич, градом нашим многострадальным просить милости у тебя и феликодуший.

Александр взглянул на печать, узнал крест орденский, вязь букв латинских по краю.

— Ведомо нам, — начал он, — что в порубе у вас с лета томится славный муж наш тысяцкий Кирилл Синкинич со всеми людьми.

— Но то не ф Юрьеф, ф Медфежий Голофе, — поспешил оправдаться старший посол.

— Медвежья Голова ныне тоже ваш град. И пока русичи у вас в оковах, нет вашей земле мира от нас.

— Но, Александр Ярослафич, сие огофорено ф догофоре, кой мы заготофил.

— Что оговорено?

— И фы и мы осфобождайт фесь полон.

— Где договор? — спросил быстро Александр.

— Фот, фот, пожалуйст, — засуетился посол, доставая из калиты еще один пергаментный свиток. — Тут фсе по-русски писан.

Княжич взял свиток, развернул его, быстро пробежал глазами.

— Позвольте, господа, а пошто это мира вы просите лишь на два года? А? Али мните за два года Орден оперить свой?

Послы переглянулись, пожали плечами, словно впервые слышали об этом.

— Мы считайт сие не глафным, — отвечал старший посол. — Сие приблизителен.

— Коли срок мира для вас не главный, то позвольте мне, господа послы, изменить двойку на пятерку, ибо длань о пяти перстах должна быть. Верно?

Послы при всем старании не могли скрыть неудовольствия этим предложением княжича.

— Но, Александр Ярослафич, мы же… — начал было выкручиваться старший посол, но в это время другой дернул его за рукав и шепнул что-то на ухо. — Но позфоль нам меж собой пару слоф молфить?

— Говорите, советуйтесь, — согласился Александр. — Чай, для того вас пятерых и отрядили, дабы было с кем посоветоваться.

Послы сразу же заговорили меж собой по-немецки. Княжич, сделав вид, что ничего не понимает, скучающе барабанил пальцами по бляхе бахтерца.

— Мы не имеем права менять срок без согласия Ордена, — горячился молодой посол.

— О чем вы говорите? Какой Орден? От него только рожки остались.

— Все равно надо посоветоваться.

— Мы будем советоваться, а они очистят весь край.

— Не надо было начинать переговоры с этим юношей. Надо было ждать князя. Где же эта старая лиса?

— Будьте покойны, с ним было бы не легче. Этот хоть может забыть о дани.

— Но князь не может согласиться на то, о чем договоримся с сыном.

— Если он оставил его за себя — согласится. Они ревнивы к чести своего гнезда.

— Давайте попробуем предложить три года, может быть, на четырех и сойдемся.

— Господа, мы не на торге, а на приеме у князя-победителя. Ежели упремся, он может еще прибавить срок. Вы забываете, что мы положены на лопатки, и он это хорошо понимает.

— Ладно, черт с ним. Пусть пять. Говорите ему, что мы согласны.

Немцы наконец умолкли, и старший посол, выступив вперед, начал по-русски:

— Мы софетовались, Александр Ярослафич, и решиль согласиться на пять лет полный мир между нами.

— Вот и добро, — сказал Александр, радуясь, что послы, сами того не ведая, подсказали ему то, что он мог упустить по неопытности. — А теперь к дани перейдем, господа.

У старшего посла от этих слов и челюсть отвисла.

— Какой дань, Александр Ярослафич?! Фсе феси тфои полки разорил.

— Полкам кормиться надо, — холодно отвечал княжич. — А ваши рыцари что творят, когда наши веси берут? А? Аль не ведаешь?

На это отвечать было нечего. Орден давно снискал себе славу жестокого и беспощадного завоевателя.

— Дань не столь велика, господа послы, и берем мы ее лишь с городов Юрьева и Медвежьей Головы. — Александр помолчал, словно примеряясь к размеру дани, и в полной тишине уронил весомо: — Десять тысяч гривен.

Для послов это был уже второй удар, намного ощутимее первого. Казна была пуста, и десять тысяч собирать надо с купцов и богатых граждан. А это дело нелегкое, ох нелегкое, чай, послы-то сами из этого сословия, и их калиты вытрясут в первую голову.

— Александр Ярослафич, смилуйся, — взмолился старший посол.

— Господа, мы не в храме и не на торге. Ныне наш верх и наше слово, так будьте достойны своих высоких званий и долга. Мы не лишаем вас живота, не полоним жен и детей, хотя сотворить сие и в силах и вправе. Мы накладываем дань. Платите. Аминь!

Александр сказал это быстро и твердо, дав понять, что на этом разговор окончен.

— Посфоль хоть чуть подумать, — молвил обескураженно посол.

— Нет! — вскинул подбородок княжич. — Могу лишь позволить переписать набело договор, внеся в него то, о чем было здесь сговорено. Вы свободны.

Александр кивнул, и послы поняли: пора уходить.

— Эй, кто там! — позвал княжич, и за спиной послов сразу же возник воин-милостник. Он смотрел на княжича, ожидая веления (казнить или миловать?), готовый исполнить его тут же.

— Вели поставить господам послам шатер у леса. Им надо переписать ряд к утру.

Александр, дождавшись, когда вышли за дружинником послы и говор их заглох, шагнул к занавеске, отдернул ее. Отдернул и отпрянул в изумлении. Ярослав в одной сорочке стоял во весь рост на откинутой шубе и пронзительно смотрел на сына.

— Сын мой, дай обнять тебя, — сказал сдавленным голосом.

Александр шагнул к отцу, тот обхватил его за шею горячими руками, прижал к груди.

— Ты муж, ты настоящий муж! — шептал он жарко где-то возле уха княжича. — Господи, благодарю тебя за милости твои ко мне. Господи!

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика