Симеон Гордый, Иван Милостивый и начало правления Ольгерда Гедиминовича

XIV столетие приближалось к середине. Те подспудные, почти невидимые для современников процессы, о которых мы говорили ранее, которые медленно, но неуклонно оказывали воздействие на жизнь Русской земли в целом и на судьбы Северо-Восточной Руси в особенности, должны были прийти к своему завершению. Небольшой, еще совсем недавно незначительный городок в сердце лесного края, в междуречье Оки и Москвы-реки, менее чем в полвека приобрел первенствующее значение среди всех других городов: и более древних, и более знаменитых, и более богатых.

Уходил из жизни последний из братьев Даниловичей, лукавый, премудрый и столь же жестокий, как и его время, Иван Калита. Умирая, он оставлял сыновьям не только земли и города Великого Владимирского княжения, не только казну — калиту, собранную силой, хитростью, политую кровью и потом русских людей, не только золотые пояса, золото, серебро, одежду, усыпанные драгоценными каменьями, Иван Калита оставлял в наследство соперничество и вражду с Тверью и ее князьями, неразрешенный вопрос о взаимоотношениях с Новгородом, соперничество с литовским княжеским домом Гедиминовичей и ордынское иго.

Мы нигде не найдем каких-либо свидетельств о том, сколь обширны были замыслы Ивана Калиты, засматривал ли он в будущее, думал ли, что уже его внук поднимет меч на Орду? Иван Калита сделал многое для того, чтобы на Русской земле не появлялись ордынские баскаки и шайки ордынских грабителей. Внешне он выражал, как мы видели, полную покорность ордынскому хану, но одновременно создавал и создал материальные предпосылки для усиления Москвы и возвышения своего рода над соседними князьями. Из общего, так называемого рюриковского рода выделилась ветвь, которая поставила себя выше не по отчине, не по дедине, а по реальной силе.

Иван Калита умер в марте 1341 года, в том же году умер и Гедимин. При Иване Калите окрепло Великое Владимирское княжение, при Гедимине усилилось Литовско-Русское княжество.

После смерти Ивана Калиты и Гедимина на сцену вышли новые правители: Ольгерд Гедиминович и Симеон Иванович Гордый, оба в равной степени властные, обладающие сильным характером.

Сразу же после смерти Ивана Калиты князья Северо-Восточной Руси поспешили в Орду спорить о ярлыке на Великое Владимирское княжение. Поспешил и старший сын Калиты — Симеон. На этот раз спор русских князей был недолгим. Соперничество, разжигаемое Ордой между Москвой и Тверью, отходило в дипломатии на второй план. Рождение Литовско-Русского княжества резко меняло политический курс ордынских правителей. Теперь в противовес возрастающему могуществу литовского правящего дома нужно было усилить Северо-Восточную Русь. Рязань была в стороне от главных политических коммуникаций, чрезмерно возвышать Тверь опасно ввиду ее пограничной близости к Литве и уже наметившихся связей между тверскими князьями и князьями литовскими. Хан Узбек избрал противовесом Литовско-Русскому княжеству Москву, соперниками Гедиминовичей поставил князей московского дома. Московские князья к тому же были богаты и проверены в деле сбора и поставки дани. Ярлык на Великое Владимирское княжение получил князь Симеон Иванович.

Сапог с тисненым передом, поршень, лапоть лыковый

Наступил новый этап политической жизни Восточной Европы, новый этап соперничества обладателей Владимирского княжения с наследниками Гедимина, которое происходило в рамках традиционного чередования успехов и неудач, дававших себя знать прежде всего на «нейтральных» русских землях — в Великом Новгороде, Твери, Смоленске, Нижнем Новгороде.

Естественно, что предоставление владимирского стола князю Симеону не одобряли в западно-русских землях, далеко не все одобряли это и в Северо-Восточной Руси.

Быть может, кто-то из князей-соседей был не очень-то доволен ордынским решением, но они со времен Юрия Даниловича познали, что споры с Москвой могут окончиться очень тяжко. Есть сведения (у В.М. Татищева), что Симеон открыто поговаривал о возможности полного освобождения от ордынского ига при повиновении верх князей одному, старшему, князю. Не по роду старшему, а старшему по той власти, которой он был наделен ханом.

Московский Кремль при Иване Калите. Картина А. Васнецова

Получив в наследство от отца и дяди смертельную вражду с Тверью, Симеон сумел приглушить эту вражду и на какое-то время обезопасить себя от тверских соперников. Надо полагать, что в личности Симеона было что-то внушающее уважение и страх соседям. Тверской князь Всеволод Александрович не решился на дальнейшую борьбу с Москвой, отказался от мести за отца и в 1346 году отдал свою сестру Марию за Симеона. Тремя годами позже его племянник, сын великого князя тверского, женился на дочери Симеона.

Симеон, успокоив тверичан и замирившись со Смоленском, обратился к делам новгородским, отчетливо представляя себе политические трудности приведения Новгорода под руку Москвы. Симеона не страшило сопротивление новгородцев. Там уже произошло размежевание во взглядах на взаимоотношения с Москвой.

Опасности подстерегали московского князя со стороны Орды и Литвы. Великий литовский князь Ольгерд видел в усилении Москвы препятствие к расширению своих владений за счет русских земель на востоке. Да и Новгород Гедиминовичи давно рассматривали как сферу своего влияния. Сюда не раз приглашались князья из Литвы. Всякое укрепление московского присутствия в Новгороде вызывало среди литовского боярства и князей острое беспокойство. Орда, сохраняя в неизменности основы своей политики на Руси, не желала допускать усиления Москвы за счет тесного союза с Новгородом, однако не собиралась и усиливать Ольгерда за счет Новгорода и его земель.

Ножницы шарнирные и пружинные, серп. Середина XIII—XIV век

В этих условиях спор между Литвой и Москвой за Новгород невозможно было решать вооруженной силой. Орда никогда не поддержала бы победителей, победа Ольгерда над Симеоном навлекла бы гнев хана на Ольгерда, победа Симеона над Ольгердом принесла бы крупные беды Москве.

Однако ход событий не давал возможности Симеону не торопясь развязывать новгородский узел. Его княжение началось со столкновения с новгородцами. В Новгороде с облегчением встретили смерть Ивана Калиты, полагая, что давление Москвы теперь ослабеет, вернутся былые отношения с великим князем: «Ты князь княжь, а жить мы будем по всей прежней новгородской вольности». Мало кто верил в Новгороде, да и в соседних княжествах, что власть Москвы не пошатнется. Пока Симеон ходил в Орду за ярлыком на великое княжение, новгородские ушкуйники поспешили пограбить московские волости. Они повоевали и пограбили Устюжну, а затем подались в Белоозерскую волость. Белоозерск был «прикупом» Калиты (он покупал земли у князей и бояр) и считался вотчиной его рода.

Симеон, вернувшись из Орды, счел нужным посчитаться с новгородцами. Он послал в Торжок собрать дань. Сборщики не очень-то стеснялись с жителями Торжка. Из Торжка запросили подмоги и защиты в Новгороде. Новгородцы выслали против сборщиков дани войско, схватили москвичей, их жен, заковали в кандалы, а Симеону послали сказать: «Ты еще не сел у нас на княжении, а уже бояре твои насильничают».

Деревянная точеная посуда. Новгород XIII—XIV века.

Какой-то части новгородского боярства были в досаду и сбор дани, и хозяйничанье Москвы. Однако в Торжке, как и в Новгороде, были сильны и промосковские элементы — главным образом черные люди. Промосковски настроенные жители Торжка повернули вспять новгородское войско, опасаясь больших раздоров и княжьего гнева. Однако противники Москвы опять послали в Новгород гонцов, чтобы поднимали новгородцев на защиту Торжка от Симеона. Но новгородские черные люди не пошли за боярами, а черные люди Торжка встали на своих бояр: вооружились и пошли разбивать боярские дворы, где были заточены московские пленники. Москвичей освободили, а новгородцев выгнали из города. Бояре попытались разогнать черных людей, они собрали вече, бояр разгромили, боярского вожака Семена Внучка за враждебные Москве речи убили. Бояре убежали из Торжка в Новгород строить крамолу против Москвы с новгородским боярством.

Симеон в ответ созвал на съезд всех подручных князей и объявил поход на Новгород. Этот поход несколько отличался от похода его отца. Симеон выступил против новгородской боярской олигархии. Уже при Иване Калите определилось, что часть новгородского боярства в ответ на усиление в Новгороде московского влияния начинает тянуть к Литве, в поисках противовеса усилению Москвы. Важно заметить, что с московским войском отправился митрополит всея Руси Феогност.

По тем временам Новгород располагал значительными военными силами. Он не раз выступал заступником Пскова против немецких рыцарей. Оружие и броня новгородских оружейников славились не только на Руси, но и в Европе и в Орде. Видимо, значительна была сила Москвы, коли новгородцы вышли навстречу Симеону во главе с владыкой Василием просить мира, бить челом за торжковские неурядицы, за набеги ушкуйников на Белоозерскую волость. Симеон обнаружил незаурядную расчетливость. Что-то изменилось в княжеских повадках. Оружие уступало политическим действиям. Симеон предпочел мир с новгородцами, взял по всей волости «черный бор», а с Торжка особо тысячу рублей. В 1341 году в Новгороде появился наместник московского князя.

Есть одно любопытное сообщение у Татищева, связанное с этими переговорами. Будто бы Симеон потребовал, чтобы новгородские послы, знатные мужи новгородские «аще хощуть милости и мира от меня, да приидуть пред мя посадники и тысяцкий боси, просят при всих князех на коленях».

Можно на этот факт взглянуть как на обычное самодурство властителя, но мы не имеем каких-либо известий о том, что Симеон где-то еще проявил себя самодуром. Напротив, все, что мы о нем знаем, свидетельствует о его осторожности, дипломатическом такте, умении держать княжение грозно и твердо. Когда нет уверенности в свидетельстве источника, мы обязаны взвесить, совмещается ли то или иное сообщение с общей обстановкой, в которой произошло означенное событие, с характерами действующих лиц.

Новгород был не только спорным городом между Москвой и Литовско-Русским княжеством. Новгород был носителем децентрализованного начала, новгородское боярство не желало попадать в зависимость ни от Москвы, ни от Литвы, ни от какой-либо другой княжеской власти. Князей в Новгороде привыкли часто приглашать и так же провожать. Симеон попытался сломать эти порядки, установив свою власть в Новгороде на длительный период. Как мы знаем, он не покончил с новгородской вольностью, но его требование к новгородским послам могло быть пробой сил Москвы, как бы знамением грядущих перемен на Руси.

Показать силу княжеской власти новгородцам, наложить на них княжескую руку еще не значило довершить подчинение Новгорода. Этот процесс занял длительное время, сменилось несколько московских князей и государей, прежде чем Новгород сделался их вотчиной.

Установление московского контроля над Новгородом во время Симеона наталкивалось на серьезные препятствия не только в Новгороде. Князь Симеон должен был считаться с ордынской политикой. Он понимал, что полное подчинение Новгорода, а отсюда и усиление Москвы вызовет опасения в Орде и он лишится ее поддержки. Симеон привел новгородцев к покорности, утвердил на Новгородской земле авторитет великокняжеской власти, но добиться полного подчинения Новгорода Москве даже не пытался. И был прав.

Церковь Федора Стратилата на торговой стороне. Новгород. 1300—1360 годы.

Ольгерд обеспокоился усилением Симеоновых позиций в Новгороде и поспешил остеречь хана и настроить его против Москвы. Он послал к хану Джанибеку своего брата Кориада пррсить ордынских сабель против Симеона.

Симеон получил весточку о хлопотах Ольгерда и сам отправил посольство в Орду. Осторожность с новгородцами помогла Симеону. Он писал хану: «Ольгерд опустошил твои улусы (юго-западные русские волости) и вывел их в плен; теперь то же хочет сделать и с нами, твоим верным улусом, после чего, разбогатевши, вооружится и на тебя самого».

Хана Джанибека в это время занимали планы завоеваний на юге. Ордынские политики считали, что Симеон — верный улусник, что на Руси равновесие не нарушено. В Орде приглядывались и к характеру князей. Симеон ничем не обнаруживал воинственности, Ольгерд тревожил Орду военными успехами, ему не хотели дать перевеса над Москвой.

Русские летописцы, несмотря на то, что Ольгерд был враждебен Москве и русским землям, отзывались о нем весьма лестно. Его считали умным, смелым воителем, человеком образованным. Ольгерд умел стремительно водить свои войска, никто не мог предугадать направление его походов. Перед противником он появлялся внезапно и выигрывал сражение, если видел за собой перевес, или ловко уходил от битвы, если не имел уверенности в безусловной победе.

Сосновый сруб, найденный при раскопках на территории Московского Кремля в 1961 году

Хан поддержал не Ольгерда, а Симеона и выдал ему Кориада. На некоторое время Ольгерд присмирел, завязались дипломатические отношения между ним и Симеоном. Ольгерд просил отдать ему брата Кориада. Симеон и здесь показал себя человеком мудрым: отпустил Кориада. На какое-то время соперничество Гедиминовичей и Мономашичей было приглушено, но, конечно же, не погашено. Решение спора о том, кому собирать русские земли под единой державной властью, было только отсрочено.

Не видя возможности заручиться поддержкой в Орде против Москвы, Ольгерд решил пустить в ход династические связи. Он высватал себе в жены тверскую княжну, сестру микулинского князя Михаила. В то время вражда между Москвой и Тверью была притушена. Симеон не разглядел опасности родства Ольгерда с сыном и внуком тверских князей, которые были повержены Юрием и Иваном Даниловичами. Сей семейный узел тверского княжеского дома и Ольгерда пришлось разрубать племяннику Симеона, Дмитрию Ивановичу Донскому.

Тверь затихла, Рязань не поднимала головы против Симеона, с Ольгердом мир. Орда увязла в войне с хулагидами. На Русской земле наступала тишина. Казалось бы, судьба вручала Симеону в руки меч освобождения. Быть может, столкновение с Ордой случилось бы намного ранее Куликовской битвы, но из Европы накатилась эпидемия чумы.

Чума пришла нежданно-негаданно, занесли ее в Псков немцы. К тому времени в Европе она уже унесла, как ныне подсчитано, более 24 миллионов жизней. Из Пскова эпидемия перекинулась в Новгород. Вымирали целые улицы. Вымер Смоленск, осталось всего лишь четыре человека, в Белоозерске умерли все. Чума достигла Москвы. Сначала она поразила митрополита всея Руси Феогноста, следом умер великий князь Симеон, его сыновья и брат Андрей.

Русь и Великое Литовско-Русское княжество обезлюдели и надолго обессилели. Все, чего добились Даниловичи, Иван Калита, князь Симеон, а также литовские князья Гедимин и Ольгерд, оказалось перед угрозой распада.

В этот трудный для Руси час на митрополичий престол пришел владимирский владыка Алексей.

Московское княжество по наследству от Симеона перешло к его брату Ивану.

Симеон, умирая, успел оставить завещание: «По отца нашего благословленью, что приказал нам жить за-один; лихих людей не слушайте, которые станут вас ссорить; слушайте отца нашего владыку Алексея, да старых бояр, которые отцу нашему и нам добра хотели. Пишу вам это слово для того, чтоб не перестала память родителей наших и наша, чтоб свеча не угасла».

Симеон оставлял брату княжество как вотчину, как собственность до смерти, а после смерти его наследникам.

Московское княжество делилось на три удела, на три части после смерти Ивана Калиты: Симеону большая часть и старшинство, по части Андрею и Ивану. После смерти Симеона и его детей у Ивана сосредоточились две части.

Летописи ничем особым не отметили правление Ивана Ивановича. Упоминается о попытке суздальских князей перехватить у Ивана великое княжение, но все их старания оказались напрасными. Хан Джанибек не считал возможным ослаблять Москву перед Литовско-Русским княжеством. Рязанцы воспользовались тяжбой Москвы с Суздалем, захватили Лопасню, принадлежавшую к уделу малолетнего Владимира, сына князя Андрея и племянника князя Ивана, но князь Иван не стал из-за Лопасни воевать с Рязанью. Русь залечивала раны, нанесенные чумой.

Летописцы, опираясь, по-видимому, на народную молву, называют Ивана князем Милостивым. Такого рода прозвища редко даются правителям без оснований. Но об основаниях говорится глухо или вообще ничего не говорится. Иван правил с 1353 по 1359 год.

Покров с изображением Сергия Радонежского

Иван спешил втихомолку укрепить свое княжество. Вокруг Москвы и в Москве, на ее землях стали собираться люди. Сюда переселялись землепашцы, ремесленники, ратные люди и бояре с Рязанской, Курской, Черниговской и Киевской земель. Приходили на службу к московскому князю с дальних южных окраин, с Волыни, из-под карпатского Галича.

Иван Калита, Симеон и Иван оценили значение этого переселенческого движения. Началось освоение северного Поволжья, Белоозерского края, Кубенских земель, Углического поля, Устюжны. Переселенцы продвигались и дальше на север и уже схватывались по воле московского князя с новгородцами за далекое Заволочье.

Иван Иванович не воевал с соседями, не простирал руки ни на Суздаль, ни на Нижний Новгород, не трогал Тверь. Внешне все, казалось бы, оставалось в столь бережно охраняемом Ордой равновесии. Однако оно медленно нарушалось. Иван расселял пришельцев по дальним окраинам, осваивал пустоши и лесные угодья, ставил деревни по Волге, по Сухоне, по Северной Двине. Там русские люди получали отдых от ордынских набегов, там рождалось новое поколение, которому предстояло выйти при его сыне на Куликово поле.

Именно при Иване началась и деятельность Сергия Радонежского, одного из вершителей Куликовской победы.

Нам очень трудно разглядеть эту фигуру, залакированную церковно-житийной литературой, приемами жанра, который убирал все человеческое, подменяя объемное изображение плоскостным. Если мы останемся на позиции житий Сергия Радонежского, то никогда не сможем оценить его вклада в освободительное движение русского народа.

По-видимому, соответствуют истине летописные и житийные сообщения о том, что он, сын разорившегося ростовского боярина, с юных лет проявил интерес к грамоте, к раздумьям и размышлениям, что он был одарен талантом к учению. Это, несомненно, обратило на него внимание церковных владык, в руках которых тогда находилось обучение грамоте. Молодые люди того времени искали подвигов в ратном деле, воинская доблесть ценилась превыше всего, но вместе с тем и была привычна. Отрок, увлекающийся книгами, житиями святых, Священным писанием, был в удивление, на него смотрели как на человека не от мира сего. Быть бы отроку Варфоломею (имя Сергия до пострижения) книгочеем, переписчиком книг, быть может, составителем летописного свода, если бы не его подвижническая натура.

Неподалеку от городка Радонежа, на крутом холме, он построил келью и уединился для иноческой жизни. Теперь мы уже никогда не узнаем и никакие источники нам не расскажут, было это зовом его натуры или кто-то из церковных владык угадал в нем волевого человека, предназначенного вести за собой людей? Или, быть может, это слияние личности с эпохой, когда в общественном движении возникает нужда в особого характера деятеле?

Сергий появляется в надлежащий момент выразителем общих стремлений.

Прошло столетие со времен нашествия Батыя, столетие почти полного молчания и бездействия русской церкви. За это столетие разрушались старые монастыри, разрушались церкви, не строились новые. И вот Варфоломей, в монашеском чине Сергий, начинает монастырское устроение. Вокруг его кельи вырастают новые, ставится церковь, и вот уже один за другим его воспитанники уходят в глубину лесов основателями монастырей на пустошах и в урочищах, куда переселялись русские люди с южных окраин.

Монастырь не только прибежище веры, это и хозяйственно-экономический и просветительский центр того времени, это и священник с обрядами, это и церковь. Если убрать налет житийного лака с образа Сергия, то перед нами предстанет один из организаторов переселения русских людей в края, недоступные для ордынских набегов, первопроходец, личным примером увлекающий людские массы на неосвоенные земли. К его политической роли как примирителя княжеских междоусобиц мы обратимся несколько позже.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница