9. Московское летописание
История московского летописания делится на два периода: с XIV в. по XV в., когда Москва была главным городом одного из русских княжеств, и с XVI по XVIII в., когда являлась столицей государства. Здесь речь пойдет о первом периоде.
По сравнению с другими центрами русского летописания московское летописание возникает поздно — в XIV в. Для быстрого развития московского летописания имел большое, даже определяющее, значение общеизвестный исторический факт — кафедра митрополитов с начала XIV в. стала находиться в Москве. А именно русские митрополиты на протяжении всей истории были главными инициаторами ведения летописей. На Руси традиционно существовало митрополичье летописание, при создании которого записывались события, происходившие на территории всей митрополии, не зависимо от государственной принадлежности отдельных ее частей (с XIII в. по XV в. при одном церковном центре было несколько политических). Московское летописание сыграло не последнюю роль в формировании взгляда на Москву как на центр православия.
Изучением московского летописания занимались многие исследователи, среди которых следует отметить Н.М. Карамзина, А.А. Шахматова, М.Д. Приселкова, М.Н. Тихомирова и др. В последние десятилетия историей московского летописания занимается Л.Л. Муравьева — автор единственной монографии по этой теме.
Первые погодные записи начали вестись в Москве в 1310—1320-е гг. при митрополичьей кафедре, предположительно, в Успенском соборе Кремля. Основными источниками при восстановлении истории московского летописания XIV в. служат летописи — Троицкая, Симеоновская, Воскресенская, Никоновская и др. Наиболее важные — Троицкая и Симеоновская.
Троицкая летопись — одна из трех русских летописей, написанных на пергамене. Она сгорела во время пожара в Москве в 1812 г. Ее содержание известно нам достаточно полно. Первоначальная ее часть была опубликована до пожара;
Первый общерусский свод 1408 г. («Троицкая летопись») по М.Д. Приселкову*
Н.М. Карамзин в своей «Истории государства Российского» (в тексте и особенно в примечаниях) очень широко привлекал этот памятник (он во время работы находился у него дома); и, главное, текст его сходен с текстами Симеоновской летописи (с 1177 г.) и Летописца Рогожского (с 1328 по 1375 г.). Используя эти источники, текст Троицкой летописи восстановил М.Д. Приселков (опубликован в 1950 г.). В Троицкой летописи (на телячьей коже, 371 лист) изложение событий доведено до 1408 г., поэтому в литературе ее текст иногда называют летописным сводом 1408 г. Памятник этот был составлен в начале XV в. при митрополичьем дворе на основе предшествующих летописей, одна из которых упомянута в тексте — «Летописец великий русский» (доведен до «князя нынешнего», то есть до Василия I — 1389—1425 гг.). А.А. Шахматов, анализируя текст Троицкой летописи, предположил, что первые московские летописные своды были составлены в 60-е и 80-е гг. XIV в. Некоторые исследователи создание первого московского летописного свода относят к более раннему времени — к 40-м гг. или даже к началу XIV в.
Троицкая летопись открывает новую страницу в истории московского летописания. Ее создание зафиксировало политическую реальность, сложившуюся на Руси к началу XV в. — Москва становится центром политической жизни страны, объединяет усилия по освобождению от татаро-монгольского ига, пробуждает национальное самосознание русского народа. Троицкая летопись была положена в основание всего последующего летописания XV—XVI вв., как московского, так и общерусского.
Обращаясь к изучению истории московского летописания XV в., исследователь должен действовать несколько по-другому. Если любой летописный центр до XV в. характеризовался на основе созданных в нем летописных сводов (гипотетичность в основе всех построений), так как от первых четырех веков истории русского летописания не сохранилось почти ни одного памятника в первозданном виде, то начиная с XV в. исследователь имеет дело с летописными памятниками, которые представлены рукописями этого же века. Многие исследователи по инерции продолжают выявление летописных сводов в летописании XV в. и последующих веков, забывая, что на первый план должен быть вынесен вопрос об обстоятельствах создания той или другой рукописи с летописным текстом. Русское летописание XI—XVI вв. пестрит обилием летописных сводов, реальные же летописи подчас теряются в обилии гипотез и догадок. Главное внимание исследователь должен уделять обстоятельствам создания рукописи с летописным текстом. Вопросы палеографического, кодикологического анализа должны в значительной мере становиться фундаментом текстологических наблюдений. Нечеткость в постановке этого вопроса приводит к очевидной путанице, например, в некоторых исследованиях последний этап создания Троицкой летописи (текст ее доведен до 1408 г.) иногда называют летописным сводом 1408—1409 г., что принципиально неверно. Летописный свод — это гипотетический этап в истории текста той или иной летописи, а Троицкая летопись — реальный памятник.
В исследовательской литературе московское летописание XV в. предстает перед нами в двойственном виде: с одной стороны — целая серия летописных сводов (1408—1409 г., 1422 г., свод Фотия, 1448 г., 1456—58 гг., 1460 г., 1472 г., 1477 г., 1479 г., 1480 г., 1493—1494 г.), с другой — реальные летописи XV в. (Троицкая, Новгородская четвертая, Софийская первая, Никаноровская, Ермолинская и др.). Подобная двойственность характеристики московского летописания приводит к тому, что гипотетические этапы оказываются более важными, чем создание реальных летописей. Ярким примером подобного положения дел может служить летописный свод 1448 г., обоснование существования которого основывается на трактовке только одной выкладки лет, других аргументов не существует. Эта выкладка лет читается в текстах Новгородской четвертой и Софийской первой летописях под 1380 г.: «Благовещенье бысть в Великъ день, а первее сего было за 80 и за 4 годы, и потомъ будеть за 80 без лѣта, потом за 11 лѣтъ» (ПСРЛ. Т. 6. Вып. 1. Софийская первая летопись старшего извода. М., 2000. Стб. 454). На основе прочтения данного фрагмента лет и была получена дата создания летописного свода — 1448 г. Суть выкладки лет заключается в следующем: день Пасхи (Велик день) каждый год изменятся, а день Благовещения — постоянный — 25 марта, поэтому временами день Пасхи совпадает с днем Благовещения. Первая часть выкладки указывает на совпадение Пасхи и Благовещения в 1380 г., далее говорится, что подобное совпадение дней было в 6804 (1296) г. и будет в 6967 (1459) г. Все это полностью соответствует действительности. Последняя же часть выкладки — «а потомъ будеть за 11 летъ» — многовариантна. А.А. Шахматов, например, считал, что летописец работал за 11 лет до 6967 (1459) г., то есть в 1448 г.
Полихрон 1418 г. и последующие митрополичьи своды по М.Д. Приселкову**
На этой выкладке лет пришлось остановиться подробно прежде всего из-за важности свода 1448 г. в истории русского летописания XV в. У некоторых исследователей он оказывается центром всего летописания XV в. Но обоснование существования любого летописного свода должно иметь разносторонний характер, причем необходимо, чтобы аргументы в пользу его существования находились бы с совершенно разных сторон; одним, даже выигрышным, аргументом ограничиваться нельзя.
Характеристику московского летописания XV в. лучше давать на основе истории текстов летописей XV в.
Одним из памятников московского великокняжеского летописания XV в. является Музейный летописец, где погодные известия доведены до 1452 г. Этот памятник известен в единственном списке — РГБ, ф. 178, Музейное собрание, № 3271, последняя четверть XV — начало XVI в. Характерной особенностью текста летописца является наиболее ранний вариант Повести об ослеплении Василия II, которая вошла в состав всех последующих летописей.
При сопоставлении текстов Никаноровской и Вологодско-Пермской летописей выявляется один из следующих этапов в истории московского летописания. Никаноровская летопись сохранилась в единственном списке XVII в. (БАН. 16.17.1.). А.А. Шахматов ввел ее в научный оборот, назвав по имени владельца рукописи — игумена Никанора. Известия летописи оканчиваются 1471 г., до этого года текст ее почти идентичен тексту Вологодско-Пермской летописи, в которой после 1471 г. представлены в основном известия о Вологде и северорусских землях. В Никаноровской, как и в близких к ней по тексту летописях, была проведена промосковская правка текста основного источника — Софийской первой летописи старшей редакции. Правка касалась сокращения и редактировании новгородских известий, например, выражения новгородских летописей «князя изгнаша» или «выгнаша» заменили на «князь изыде» или «выеха».
В 1479 г. в Москве был составлен великокняжеский летописный свод, который лег в основу всего официального летописания конца XV—XVI в. Он представлен в следующих летописях: Архивской (РГАДА, ф. 181, № 20/25), Воскресенской, Новгородской Дубровского, Московском великокняжеском своде конца XV в. В этом своде еще более резко осуждаются новгородские вольности. О новгородском обычае менять князей говорится: «таков бо бе обычай оканных смердов изменников». В составлении этого летописного свода принимал какое-то участие дьяк Стефан Брадатый, А.А. Шахматов считал его летописцем. В некоторых летописях, в том числе и в Симеоновской, читаем под 6923 (1425) г.: «Мне же о семъ Стефанъ дьакъ сказалъ, а о прежнемъ проречении старца Дементии печятникъ, а ему, сказаше, поведа великаа княгини Мариа» (Симеоновскя летопись. Рязань, 1997. С. 232). Отсюда видно, что московский летописец для своей летописи привлекал разнообразный материал, в том числе и рассказы очевидцев или участников событий (дьяк, печатник, княгиня). Дьяка княгини Марии Стефана Брадатого, «умѣющаго говорить по лѣтописцемъ рускымъ», великий князь Иван III брал с собой в 1471 г. в поход на Новгород для переговоров с новгородцами как знатока истории, умеющего на примерах обличить «противу ихъ измѣны давные, кое измѣняли великимъ княземъ въ давныя времена, отцемъ его и дѣдомъ и прадѣдомъ».
При составлении летописного свода 1479 г. широко использовались документы посольской канцелярии великого князя (наказы, грамоты, дорожный дневник).
В Москве в 1480-е гг. почти одновременно с официальным летописным сводом 1479 г. был составлен один из интереснейших летописных сводов XV в., отличавшийся от прочих ярко выраженной оппозиционностью великокняжеской власти. Памятник этот, представленный в летописях Львовской и Софийской второй, давно является объектом специальных исследований (А.А. Шахматов, М.Д. Приселков, К.В. Базилевич, Я.С. Лурье и др.). Его определяют как митрополичий свод (митрополита Геронтия), что подтверждается находящимися в нем материалами митрополичьего архива, множеством церковных известий, при этом светские известия носят характер разоблачений. Появление подобного оппозиционного свода связано с конфликтом между великим князем Иваном III и митрополитом Геронтием. «Распря» возникла из-за вопросов церковного богослужения, в которой победил митрополит. В оппозиционный свод 80-х гг. включено несколько житийных повестей, автором которых был дьяк Родион Кожух. Под 6968 (1460) г. в Львовской и Софийской второй летописях читаем: «Творение Родиона Кожюха, диака митрополича». Часть исследователей предполагает, что именно дьяк Родион Кожух и был составителем летописного свода 80-х гг.; другие говорят о создании его при Успенском соборе в Кремле.
Схема происхождения Никаноровской, Вологодско-Пермской летописей и Московского свода 1479 г. по Я.С. Лурье***
Отличие оппозиционного свода 80-х гг. от великокняжеского свода 1479 г. наглядно видно при сравнении описаний одних и тех же событий. А.Н. Насонов одним из таких примеров считает известия 6963 (1455) г. (Насонов А.Н. История русского летописания XI — начала XVIII века. М., 1969. С. 307—308):
| Великокняжеский свод 1479 г.
«Того же лѣта приходили татарове Седиахметевы къ Оцѣ рецѣ и перевезошася Оку ниже Коломны, а князь великы посла противу их князя Ивана Юрьевича со многыми вои, сретошася, и бысть им бои, и одолѣша христиане татаром. Тогда убит бысть князь Семен Бабич, а не на суимѣ, но притчею (то есть по случайности или по неудаче — А.Н.) нѣкоею». |
Свод 80-гг. XV в. 6962 (1454) г.
«Того же лѣта приходилъ Солтанъ царевичь, сынъ Сиди-Ахметевъ, съ татары къ рѣцѣ Оцѣ, и перелѣзши Оку рѣку и грабили, въ полонъ имали, и прочь ушли, а Иванъ Васильевичь Ощера стоялъ съ коломеньскою ратью да ихъ пустилъ, а не смѣлъ на нихъ ударитися; то слышавъ князь велики посла на нихъ дѣтеи своихъ, Ивана да брата его князя Юрия, со множествомъ вои противу оканныхъ, та же и самъ князь велики поиде ихъ противу; они же видѣвши силу велику возвратишася вспять, гнѣвомъ божиимъ гоними, и Федоръ Басенокъ, дворъ великого князя, татаръ билъ, а полонъ отъимаъ; тогда убиша князя Семена Бабича». |
Если по версии официальной воевода Иван Юрьевич Патрикеев побил татар, то по версии оппозиционной боярин Иван Васильевич Ощера пропустил татар, не посмев с ними сразиться. Трусость боярина Ивана Васильевича Ощеры в борьбе с татарами разоблачается и при описании событий 1480 г. (стояние на реке Угре). В летописном своде 80-х гг. XV в. находится пространный рассказ о строительстве Успенского собора в Кремле и о его зодчем — итальянце Аристотеле Фиоровати. Летописи, где даны различные оценки одному и тому же событию — прекрасный материал для характеристики политических группировок, существовавших в окружении великого князя Московского.
Сокращенные летописные своды конца XV в., представляющие официальное московское великокняжеское летописание, известны в трех видах (Соловецкий, Погодинский, Мазуринский). В их основу был положен северорусский (Кирилло-белозерский) летописный свод 1472 г., представленный также в Ермолинской летописи. Основанием летописной части Русского хронографа послужил один из Сокращенных летописных сводов конца XV в.
В конце XV в. интенсивность составления новых летописных памятников явно увеличивается, чему особенно способствовала династическая борьба между представителями двух борющихся группировок — с одной стороны, внук Ивана III Дмитрий и его мать Елена, с другой, его сын от второго брака Василий и его мать Софья Палеолог. Эта борьба отразилась, например, в летописной части Хронографа Сергея Кубасова, самый ранний этап в истории этого текста приходится на начало XVI в.
Примечания
*. Приселков М.Д. История русского летописания XI—XV вв. СПб., 1996. С. 203, рис. 4.
**. Приселков М.Д. История русского летописания XI—XV вв. СПб., 1996. С. 229, рис. 5.
***. Лурье Я.С. Общерусские летописи XIV—XV вв. Л., 1976. С. 164.
Издания
ПСРЛ. Т. 25. Московский летописный свод конца XV века. М.; Л., 1949; Приселков М.Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. М.; Л., 1950; ПСРЛ. Т. 27. Сокращенные летописные свода конца XV в. М.; Л., 1962. С. 163—67.
Литература
Шахматов А.А. Обозрение русских летописных сводов XIV—XVI вв. М.; Л., 1938; Приселков М.Д. История русского летописания XI—XV вв. Л., 1940; Насонов А.Н. История русского летописания XI — начала XVIII в. М., 1969; Лурье Я.С. Общерусские летописи XIV—XV вв. Л., 1976; Муравьева Л.Л. Летописание северо-восточной Руси конца XIII — начала XV века. М., 1983. Гл. 3.; Муравьева Л.Л. Московское летописание второй половины XIV— начала XV века. М., 1991; Зиборов В.К. К вопросу о династической борьбе в конце XV — начале XVI в. // Генезис развития феодализма в России. Вып. 9. Л., 1985. С. 125—131.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |