Глава вторая. Вторжение немецких и датских феодалов в Восточную Прибалтику

Вторжение немецких крестоносцев в Восточную Прибалтику являлось лишь одним из этапов их «наступления на Восток», т. е. захвата славянских земель немецкими светскими и духовными феодалами. В X—XII вв. немецкие правители организовали наступление на заэльбских славян, которые населяли южное побережье Балтийского моря, а также, прибрежные острова между Эльбой (Лабой) и её притоком Салой, с одной стороны, и нижним течением Вислы — с другой. На юге земли поморских славян соприкасались с Чехией и Польшей¹.

Так как славяне храбро защищались и немецкие войска неоднократно терпели поражения, немецкие правители наряду с оружием широко применяли подкуп и обман славянской знати и использовали междоусобицы славянских князей. Завоевание славянских земель сопровождалось невиданными жестокостями, это были войны, «ставившие своей целью полное истребление»². Заливая кровью славянские земли, немецкие феодалы, продвигаясь к Висле, столкнулись с Поморским польским княжеством.

В конце XII в. немецкие правители, не оставив замысла овладеть землями между Вислой и Неманом, решили создать второй очаг наступления — на Двине. Здесь они намеревались захватить прибалтийские земли эстонцев, латышей и литовцев и коренные русские земли к востоку от реки Наровы.

Немецкие купцы, часто посещавшие Двину ещё в XII в., торговали в её низовьях, в земле ливов³ (по имени которых всю территорию до Эстонии немцы потом стали называть Ливонией). Однако это проникновение немецких купцов в Ливонию не было систематическим. Политические же цели германских императоров и папской курии требовали создания здесь постоянных феодальных колоний для контроля над Балтийским морем и политического давления на Швецию, Норвегию и Польшу, а главное — для захватнического наступления на Русь с целью обеспечить алчных германских феодалов новыми землями, а папскую курию — источниками богатых доходов. Таким образом, в отношении наступления на Восток интересы германских захватчиков и папской курии совпадали.

Предварительная разведка была возложена на монахов-миссионеров. Гартвик II, архиепископ города Бремена, заинтересованного в восточнобалтийской торговле, направил в землю ливов монаха Мейнарда. Прибыв около 1184 г. вместе с немецкими купцами в устье Двины, он обосновался в селении ливов Икшкиле. Хотя католические проповеди этого монаха не имели успеха у ливов, Гартвик поспешил учредить здесь новое ливонское епископство и поставил во главе его Мейнарда. Но христианизация продвигалась крайне медленно. Ливы едва не принесли в жертву своим богам помощника Мейнарда — Теодориха, а самого Мейнарда не отпускали из своей земли, справедливо опасаясь, «что потом придет христианское войско»⁴.

Этот монах сумел, однако, послать извещение папской курии, и папа Целестин III провозгласил крестовый поход для насильственного обращения ливов в христианство, для ограбления и захвата их земель; при этом папа дал отпущение грехов «всем тем, кто, приняв крест, пойдут для восстановления первой церкви в Ливонии»⁵.

Крестовый поход состоялся при преемнике Мейнарда — Бертольде, которого ливы изгнали из страны. Зимой 1198 г. Бертольд с немецким войском высадился на Двине в районе селений Икшкиле и Гольме. Ливы оказали сопротивление пришельцам, Бертольд был убит; однако крестоносцы огнём и мечом принудили ливов к миру, заставили их дать обещание креститься, оставить у себя монахов и выделить им содержание — меру зерна с «плуга» (т. е. с участка земли, вспахиваемого одним плугом). Но по уходе немецких войск ливы отвергли условия насильственного мира и изгнали монахов. В эти же годы датские (1196) и шведские (1197) феодалы нападали на землю эстов.

Тем временем «паршивый бременский каноник» (как его называл Маркс)⁶ Альберт Буксгевден, назначенный ливонским епископом, подготавливал окончательный захват Подвинья, предполагая создать здесь сильное церковное княжество по типу тогдашних прирейнских архиепископств (Майнцское, Кёльнское, Трирское) в Германии. Заручившись поддержкой папы Иннокентия III, германского и датского королей, новый епископ с крестоносцами из немецких феодалов и купцов на 23 кораблях ворвался в 1200 г. в устье Двины. Разбив отряды ливов и захватив Земгальскую гавань, крестоносцы построили на её месте крепость Ригу (1201), поставив, таким образом, под свой контроль морскую торговлю подвинских земель.

Чтобы привлечь на свою сторону часть местной ливской и куршской знати, епископ Альберт заключал с ней соглашения⁷, а чтобы иметь постоянную военную силу, учредил в 1202 г. Орден рыцарей-меченосцев⁸. Меченосцы первоначально подчинялись епископу; в 1207 г. они добились его согласия на уступку им трети всех завоёванных земель. Члены Ордена носили белые плащи с изображением красного меча и креста. Они делились на три разряда: «братья-рыцари», главным занятием которых была война, «братья-священники», составлявшие духовенство Ордена, и «служащие братья», выполнявшие обязанности оруженосцев, ремесленников и т. д. Во главе Ордена стоял магистр, избираемый из числа рыцарей⁹. При магистре состоял совет из знатнейших рыцарей; совместно с ними решались наиболее важные вопросы жизни Ордена. В провинциальных замках, которые возводились на захваченных землях и подвластных им территориях, суд и управление сосредоточивались в руках командоров, или фогтов. Меченосцы, которых Маркс называл «псами-рыцарями», вели грабительскую, кровопролитную войну против прибалтийских народов.

Завоёванные земли Орден и епископ раздавали вассалам и духовенству, подчиняя их власти местное население, обязанное содержать своих поработителей, работать на них и участвовать в их военных мероприятиях.

Особое положение в Прибалтике занимали вновь основанные крестоносцами города, в том числе и Рига — место пребывания епископа; они пользовались самоуправлением и ревниво оберегали свои вольности от покушений Ордена. Городская власть принадлежала выборным магистратам — эльдерменам гильдий и старейшинам ремесленных цехов, т. е. торгово-ремесленной верхушке, эксплуатировавшей городскую бедноту.

Несмотря на провозглашённую папской курией торговую блокаду Руси и почти непрерывные военные действия в Восточной Прибалтике, немецкие (особенно рижские) купцы искали экономических соглашений с Русью и прежде всего с Новгородом, Полоцком, Смоленском. Новгород имел для всей Северной Европы первостепенное торговое значение, он контролировал и её торговлю с Востоком.

Когда выяснилось, что немецкие крестоносцы не смогут овладеть русскими землями, немецкое купечество северогерманских городов поспешило заключить с Новгородом торговый договор (1269), согласно которому торговля не должна была прерываться и во время военных столкновений¹⁰. Аналогичные формы торговых отношений установились с немецкими купцами и у Смоленска, Полоцка и Витебска. Это было вынужденным признанием политической силы и экономической значимости Руси.

Торговля с Русью велась, видимо, в больших масштабах, она лимитировалась следующей статьёй немецкого купеческого устава (так называемой «Скры»): «Никто не должен иметь права привозить во двор (немецких купцов в Новгороде) [товаров] более, как на тысячу марок серебра...»¹¹.

Купцов приезжало в Новгород немало, судя по тому, что они здесь, подобно русским купцам в немецких городах, имели свой двор с церковью, луга для коней¹² и ездили из Новгорода торговать в Карелию¹³.

Прибалтийские народы оказывали яростное сопротивление захватчикам, которым приходилось также считаться с мощью Руси и нараставшими ударами со стороны Литвы.

Управлявший землёй ливов полоцкий князь не имел достаточно сил, чтобы изгнать крестоносцев, не смог он и удержать главные опорные пункты в латвийской земле — Кокнесе и Ерсику. Но полочане поддерживали ливов в их борьбе. Так, в помощь им был организован поход на Гольме, однако уничтожить немецкую крепость полочанам не удалось¹⁴. Русско-латгальские войска князя Вячеслава, правившего в Кокнесе, нанесли рыцарям ряд ударов¹⁵, но в 1207 г., не получив помощи из Полоцка, они сожгли замок и ушли на Русь¹⁶; на месте старой крепости был построен немецкий замок.

Захватчикам приходилось опасаться также литовцев, зачастую выступавших совместно с русскими. Отдельные литовские князья в поисках добычи (пленников, скота, ценностей) издавна совершали регулярные походы на Латгалию, доходя до Валка и даже до Саккалы в земле эстов, и если прежде литовские князья сталкивались здесь с русскими, то теперь они вступали в борьбу с немецкими феодалами. Понятно, что русские князья стремились поддерживать мир с литовскими князьями.

Русские войска из Ерсике совместно с литовцами¹⁷совершали успешные набеги на немецкие укрепления в латвийской земле, доходя до окрестностей Риги¹⁸. Использовали литовцы в своих целях и главный замок в земле селов — Селпилс. Литовские отряды неоднократно, иногда при поддержке ливов, нападали на немцев, нанося им немалый урон¹⁹. Потери немецких рыцарей были настолько велики, что епископ Альберт чуть ли не ежегодно ездил в Германию набирать пополнение²⁰. Однако литовские набеги не остановили немецких захватчиков, которым удалось занять Селпилс (1208).

В следующем году, сосредоточив большие силы, ливонские рыцари неожиданным ударом овладели городом Ерсике, буквально опустошившего. Сам немецкий хронист откровенно сообщал: «Тот день все войско оставалось в городе, собрало по всем его углам большую добычу, захватило одежду, серебро и пурпур, много скота, а из церквей колокола, иконы, прочее убранство, деньги и много добра... На следующий день, растащив все, приготовились к возвращению, а город подожгли»²¹.

Таким образом, немецкие феодалы закрепились на латвийских землях ливов, селов и южных латгалов. Угроза нависла над куршами и земгалами, которые активнее включились в борьбу с захватчиками. Курши нападали на немецкие корабли, а летом 1210 г. предприняли большой поход на Ригу, едва не заняв её²².

Немецкие рыцари отправили посольство в Полоцк, к князю Владимиру. Дав обязательство выплачивать Полоцку ливскую дань, они склонили князя подписать «вечный мир». В своей политике Орден широко использовал не только междоусобную борьбу правителей прибалтийских народов, но и разобщённость отдельных русских князей. Подписывая мир, полоцкий князь не интересовался тем, какие последствия это может иметь для Новгорода. А между тем крестоносцам важно было получить передышку на Двине, с тем чтобы укрепить свои позиции в земле эстов, куда они также стали проникать. «И рады были все, — писал немецкий хронист, — что теперь безопаснее могут воевать с эстами...»²³.

Расширяя захваченную территорию, немецкие феодалы проникли и в землю северных латгалов и основали здесь рыцарский замок Венден (на месте древнего укрепления Цесис), создав этим постоянную угрозу не только Латгалии, но и землям Южной Эстонии. Замок стал главным центром ливонских крестоносцев: Провоцируя разногласия между правителями ливов, латгалов и эстов, крестоносцы организовали нападение на землю эстов²⁴. Приближение крестоносных грабителей к коренным русским землям вызвало ответные мероприятия русских князей.

Неустойчивость политических отношений в Новгороде, обострение борьбы новгородского боярства с владимиро-суздальскими князьями, а также обособленность Пскова, Полоцка и Смоленска не могли не отразиться отрицательным образом на обороне подвластной Северо-западной Руси прибалтийской территории. Походы в Прибалтику совершались довольно часто, но у русских князей не было единой и чёткой военно-политической программы действий.

Новгородцы предприняли в 1209 г. большой поход в эстонскую область Торма (земля Вайга), расположенную на западном берегу Чудского озера (Пейпси), а зимой 1210 г. двинулись в область Уганди и осадили город Отепяа. По условиям мира с эстами новгородцы «крестили некоторых из них своим крещением, получили четыреста марок ногат... и возвратились в свою землю»²⁵.

Подтвердив свои права на эстонские земли, новгородское правительство решило упрочить свою власть массовым крещением эстов (как это сделали псковские бояре в северной части Латгалии — Талаве в 1207 г.)²⁶, чтобы политически затруднить продвижение немецких феодалов. Это была чрезвычайная мера²⁷.

Занятие меченосцами в 1211 г. крепости Феллина (Вильянди), которую эстонцы самоотверженно защищали, и разорение области Саккала²⁸ вызвали выступление эстов всего побережья вплоть до Вирумаа (т. е. Ляанемаа, Линданисе, Сааремаа). Стремясь использовать ливов против эстов, крестоносцы даже пошли на уступки ливам, уменьшив им повинности²⁹. В следующем году рыцари доходили уже до реки Эмайыги (Эмбах) и были в непосредственной близости от русских земель.

В 1212 г. новгородское боярство организовало новый поход в землю эстов, в котором участвовали войска псковского и торопецкого князей, предводительствуемые Мстиславом Удалым. Соединённое войско насчитывало, по данным немецких источников, 15 тыс. человек. Русское войско прошло через Ярвамаа, центральную часть Эстонии, к морю, до города Варбола (в земле Харьюмаа); эсты «поклонишася» Мстиславу Удалому, и он собрал с них дань, по данным немецкой хроники, в сумме 700 марок ногат³⁰. Как видим, новгородское боярство не было в состоянии организовать контрнаступление против рыцарей. Однако оно добивалось сохранения своих прав в земле эстов. В том же году литовцы совершили нападение на Нижнее Подвинье³¹.

Вторжения немецких войск в страну эстов всё учащались. В 1215 г. рыцари из Вендена с подвластными отрядами предприняли поход на Уганди и Вайгу, «не щадя никого: мужского пола всех перебили, женщин и детей увели в плен и... весело возвратились домой со всей добычей»³²; затем из Риги состоялся первый поход на остров Сааремаа³³, население которого своей борьбой затрудняло агрессивные действия Ордена в Рижском заливе. К этому времени рыцарям удалось захватить эстонские земли Уганди, Саккала и Соонтага.

Несколько упрочив свои позиции в земле эстов, епископ Альберт ещё в 1212 г. добился прекращения выплаты дани, которую он «иногда платил за ливов» Полоцку. По условиям нового соглашения князь Владимир утратил Нижнее Подвинье; лишь купцам оставался «открыт свободный путь по Двине»³⁴.

Продвижение крестоносцев в земли эстов наталкивалось на упорное сопротивление как эстов, так и Руси. В эти годы складывается русско-эстонский союз, направленный против крестоносцев. Эстонские правители стали искать помощи против немецких захватчиков на Руси. Эсты «послали к королю полоцкому Владимиру просить, чтобы он с многочисленным войском пришел осаждать Ригу, а сами обещали в это время теснить войной ливов и латгалов (подчинённых немецким феодалам), а также (с помощью жителей Сааремаа) запереть гавань» Даугавгриве³⁵.

Князь Владимир, который «всегда стремился разорить ливонскую церковь», одобрил предложение эстов. Он, отправил послов на Русь и в Литву и созвал большое войско из русских и литовцев. Подготавливался крупный поход, но в день выступления Владимир внезапно умер, и поход расстроился. Однако 1216 год примечателен как год, когда началось оформление русско-эстонского союза, направленного против немецких захватчиков.

Русская политика в земле эстов активизировалась. В этом же году псковские власти выступили против эстов Уганди, которые были завоёваны и крещены Орденом: псковские бояре «потребовали у них (эстов) оброка и податей»³⁶. Походом к Отепяа псковичи добились своего. Крестоносцы же по уходе псковичей в свою очередь пришли под Отепяа, соорудили здесь сильно укреплённый замок и поставили гарнизон³⁷.

В 1216 г. Новгород и Псков стали подготавливать крупное наступление, чтобы изгнать врага из Эстонии. Были отправлены русские послы «по всей Эстонии, чтобы шли эсты осаждать тевтонов в Отепяа»; на призыв русских откликнулись не только жители Сааремаа и Харьюмаа, но и жители Саккалы, «уже давно крещёные (немецкими захватчиками), надеясь таким образом сбросить с себя иго тевтонов...»³⁸.

Новгородско-псковские войска в 1217 г. осадили город Отепяа; их поддерживали эстонские отряды, в том числе и с острова Сааремаа³⁹. Осада длилась 17 дней. На помощь осаждённым ливонский магистр привёл главное войско; оно сумело прорваться в город, правда понеся немалый урон⁴⁰. Однако приход подкреплений не спас рыцарей от поражения: «Из-за множества людей и коней сделался голод в замке, недостаток съестного и сена, и стали кони объедать хвосты друг у друга». На третий день немецкое войско сдалось и должно было оставить замок⁴¹. Видимо, эта победа русско-эстонских сил восстановила русские права в земле эстов, так как епископ Альберт был вынужден отправить послов в Новгород и в Саккалу для утверждения мира, заключённого в Отепяа.

Но русские шли на заключение мира с целью подготовить новое наступление на крестоносцев. По свидетельству немецкого хрониста, новгородские правители «пренебрегли и просьбами епископа и миром с тевтонами, а сговаривались с эстами, обдумывая способы, как бы раздавить тевтонов...»⁴². Удар крестоносцам был нанесён сильный, потому что епископ Альберт срочно направился в Германию набирать пополнение и привёз много новых войск.

Тогда же «эсты отправили русским много даров, прося придти с войском...». Новгородские послы сообщили, что помощь будет прислана. «И обрадовались эсты и послали людей по всей Эстонии и собрали весьма большое и сильное войско и стали у Палы в Саккале»⁴³. Возглавил эстов князь и старейшина земли Саккала — Лембиту. Он собирал силы со всей Эстонии, к нему стекались воины из Харьюмаа, Вирумаа, земли Ярвамаа, Саккалы и других областей. Шеститысячное войско стояло в Саккале, близ Вильянди, ожидая прихода русских полков⁴⁴. Но магистр Волквин, собравший трёхтысячное войско и вспомогательные отряды ливов и латгалов, сумел разбить эстов (в бою погиб Лембиту) и, разорив область Саккала, ослабил центр их сопротивления. Южная Эстония вновь попала под иго немецких феодалов.

Однако «великая война русских и эстов против ливонцев» разгоралась всё сильнее: войско новгородского князя Всеволода Мстиславича предприняло большой поход на Венден, бывший форпостом крестоносцев, нападавших на Восточную Эстонию. По немецким данным, в походе участвовали и псковичи; из эстов после поражения у Саккалы смогли выступить лишь жители Харьюмаа, одновременно отряды с острова Сааремаа напали на владения немцев в устье Двины⁴⁵. Русское войско насчитывало 16 тыс. человек: оно разбило дозоры рыцарей («сторожи») и после двухнедельной осады Вендена возвратилось домой⁴⁶. Таким образом, осада Вендена явилась внушительной демонстрацией сил.

В 1219 г. по призыву епископа Альберта в Северную Эстонию вторглись войска датского короля Вальдемара, подкреплённые силами его вассала — Вацлава I, правителя Рюгена и части Померании⁴⁷. Они захватили часть территории эстов и построили на месте древней эстонской крепости Линданисе новую, назвав её Ревель. Датские короли давно стремились обосноваться в Эстонии; они, как и шведские правители, не раз покушались на независимость эстов, которые отвечали жестокими набегами на датские и шведские владения⁴⁸.

Вторжение датских феодалов серьёзно ухудшало позиции русских в Эстонии: во-первых, потому, что датчане постоянно грозили Северной Эстонии, во-вторых, потому, что во всех русских походах против немецких рыцарей датская крепость оставалась у них на фланге. Датские феодалы вели себя в стране эстов так же, как и немецкие; они захватывали земли, порабощали и крестили население. Тех, кто был уже крещён меченосцами, датчане перекрещивали, а тех, кто принимал крещение у немцев после прихода датчан, они вешали как государственных преступников⁴⁹. Этот факт является лишним свидетельством того, что призыв к крещению язычников был лишь лозунгом грабежа, а принятие христианства имело в глазах завоевателей чисто политическое значение как признание их власти. Датские феодалы, несмотря на ожесточённое сопротивление эстов, захватили (1220) также Харьюмаа, Вирумаа и Ярвамаа, а несколько позднее и Ляанемаа, т. е. всю северную часть Эстонии.

Но среди грабителей не было единства. В частности, возник конфликт между Ригой и датскими феодалами. Датский король запретил городу Любеку давать корабли для подвоза подкреплений в Ригу, т. е. блокировал её, и в 1221 г. епископ был вынужден признать власть Вальдемара над Эстонией и Ливонией⁵⁰. Это привело к усилению наступления немецко-датских захватчиков.

В то же время на Руси, в Великом Новгороде, постепенно начало вновь возрастать влияние владимиро-суздальских князей, что не могло не сказаться на укреплении новгородских вооружённых сил. В 1221 г. владимирский князь Юрий Всеволодович отправил в Новгород своего, брата Святослава, и тот предпринял новый поход на Венден: «Идоша новгородьци со Святославомь ко Кеси (от латвийского — «Цесис»), и придоша Литва в помочь же; и много воеваша, но города не възяша»⁵¹. Немецкий хронист сообщает, что русские, разорив венденский посад (внешний город), опустошили также немецкие владения в области Турайда, расположенной в непосредственной близости от Риги, и «где русские нанесли меньший вред, там приложили руку литовцы»⁵². В том же году немецкие феодалы совершили набег через эстонскую область Вирумаа за реку Нарову, в Ингрию, подвластную Новгороду⁵³.

Всё происходившее в то время в Восточной Прибалтике ясно свидетельствует, что Русь, несмотря на её раздробленность, являлась единственной силой, которая могла положить предел немецкому натиску. Не случайно народы, отражавшие удары рыцарей (литовцы, эстонцы, латыши), искали помощи Руси.

Исторические судьбы Руси сложились так, что именно в это время, когда она готовила наступление на немецких и датских феодалов, ей был нанесён первый и весьма серьёзный удар с востока, со стороны татаро-монгольских захватчиков. Этот удар не мог не отразиться и на положении в Прибалтике. Для уяснения перемен во внешнеполитическом положении Руси необходимо рассмотреть события, происшедшие на востоке от её границ.

Примечания

1. См. Н.П. Грацианский. Заэльбские славяне в борьбе с немецкой агрессией в X—XII вв. — «Исторический журнал» № 8, 1942 г., стр. 37 и сл.; K. Pieradzka. Walki słowianna Bałtyku w X—XII wieku, Warszawa 1953.

2. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 444.

3. См. Генрих. Хроника, I, 2.

4. Там же. I, 11.

5. Генрих. Хроника, I, 12.

6. «Архив Маркса и Энгельса», т. V, Госполитиздат, 1938, стр. 341.

7. См. Генрих. Хроника, V, 3, 4.

8. См. там же, VI, 6.

9. См. Н.П. Грацианский. Немецкая агрессия в Прибалтике в XIII—XV веках — «Историк-марксист» № 6, 1938 г., стр. 90.

10. ГВНиП, № 31, стр. 61.

11. См. И.Е. Андреевский. О договоре Новгорода с немецкими городами и Готландом, заключенном в 1270 году, СПБ 1855, стр. 91—92.

12. ГВНиП, № 31, стр. 60.

13. Там же, стр. 58—59.

14. См. Генрих. Хроника, X, 9, 12.

15. См. там же, XI, 9.

16. См. там же, XI, 9; ср. XIII, 4; IX, 1.

17. Генрих, Хроника, XIII, 4.

18. См. там же, VII, 8.

19. Там же, VIII, 1, X, 6, XII, 2, XIV, 5.

20. См. там же, X, 17.

21. Там же, XIII, 4.

22. См. там же, XIV, 5.

23. Генрих. Хроника, XIV, 9.

24. См. там же, XII, 6.

25. Генрих. Хроника, XIV, 2; НПЛ, стр. 52. Одна новгородская гривна, как и одна готландская марка, весили половину так называемого иракского фунта, т. е. 204 г. Одна смоленская гривна составляла половину гривны новгородской, т. е. 102 г. По смоленской гривне равнялась латвийская денежная единица — озеринь, около 100 г (см. История Латвийской ССР, т. 1, Рига 1952, стр. 60).

26. См. Генрих. Хроника, XI, 7.

27. См. Генрих. Хроника, XVI, 4. Видимо, крещение Уганди было осуществлено (см. там же, XX, 3).

28. См. там же, XV, 1, 3.

29. См. там же, XV, 5.

30. НПЛ, стр. 52—53; Генрих. Хроника, XV, 8.

31. См. Генрих. Хроника, XVII, 6.

32. Там же, XIX, 3.

33. См. там же, XIX, 9.

34. Генрих. Хроника, XVI, 2.

35. Там же, XIX, 10.

36. Там же.

37. См. там же, XX, 5.

38. Генрих. Хроника, XX, 7.

39. См. там же.

40. НПЛ, стр. 57.

41. См. Генрих. Хроника, XX, 7.

42. Там же, XXI, 1.

43. Там же, XXI, 2.

44. Генрих. Хроника, XXI, 2.

45. См. там же, XXII, 8.

46. НПЛ, стр. 59—60.

47. Генрих. Хроника, XXII, 1.

48. См. там же, VII, 1; ср. там же, VII, 2; X, 13.

49. См. Генрих. Хроника, XXIV, 1—2.

50. См. там же, XXIV, 4.

51. НПЛ, стр 60—61.

52. Генрих. Хроника, XXV, 3.

53. Там же, XXV, 6.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница