4. Начало государства (Аскольд)
Одна из причин расхождения мнений относительно времени возникновения государства на Руси состоит в нечеткости самого понятия государственности в литературе, а также в догматизме некоторых историков. Например, И.Я. Фроянов, называя главные признаки государственности: 1) размещение жителей по территориальному признаку, 2) существование публичной власти, отделенной от массы народа, и 3) взимание податей для содержания княжеской власти, уверяет читателя в том, что говорить о государстве можно только тогда, когда существуют все перечисленные признаки.1 Иначе говоря, государство или существует или его нет — промежуточных стадий историк не признает. И на этом шатком основании отказывает Киевской Руси времен Владимира Святославича в праве называться государством. К такому утверждению можно отнестись разве что с иронией.
Названные И.Я. Фрояновым вслед за другими исследователями2 основоположные признаки государственности в общем верны. Однако неминуемо возникает вопрос: в каких конкретных формах они проявлялись в восточнославянском обществе? Полагаю, что для эпохи формирования Киевского государства этими формами были: окняжение территории, подчинение власти центра земель племенных княжений и рожденное им распространение на эти территории систем взимания дани, управления (администрации) и судопроизводства. Сведения об этом в источниках начинаются с середины IX в. Все они относятся к южнорусским землям. Отчуждение носителей власти от прочих жителей страны проявилось, в частности, в выдвижении единоличных и наследственных правителей, что отразилось в изменении формулировок летописей, повествующих о восточнославянском обществе, начиная с середины IX в.
Рассматривая известия Нестора о расселении восточнославянских племен и их дальнейших судьбах, я обратил внимание на то, что в них долгое время выступают лишь племенные названия: поляне, древляне, радимичи и др. Все они фигурируют в летописи безлично, общей массой населения земель союзов племен или племенных княжений, что соответствует социальному уровню этих объединений. Вожди «родов» (союзов племен и даже племенных княжений) летописцами не называются. Единственное исключение — история Кия, Щека и Хорива, которую Нестор рассказал столь подробно, вероятно, лишь благодаря полемике с новгородским книжником, поставившим под сомнение княжеское достоинство главы Полянского союза.
Формулировки летописцев в этом смысле тождественны для всего догосударственного периода эволюции восточнославянского общества: «Тако же и ти словене пришедше и седоша по Днепру и нарекошася поляне, а друзии древляне...»; «поляном же живущем особе, яко же рекохом, сущим от рода Словеньска и нарекошася поляне»; «быша обидимы (поляне. — Н.К.) древлянами и инеми околними».3
Даже в прославляющем полян повествовании Нестора об уплате ими хазарам дани мечами, относящемся, на мой взгляд, к эпохе существования племенных княжений, поляне выступают общей массой: их князь (или князья) не назван и не упомянуто о его существовании. Это трудно объяснить забывчивостью летописца, потому что он не преминул молвить о хазарском князе и его старейшинах («несоша козари (меч. — Н.К.) ко князю своему и к старейшиным своим»). Вероятно, Нестор мог знать, что в те времена у полян не существовало единоличной власти, но далее подчеркнул, что в его дни положение изменилось: «Володеють бо козары русьскии князи и до днешнего дне».4
Известия летописцев о восточнославянском обществе персонифицируются со второй половины IX в. Рассказывая под весьма условным 862 г. об утверждении в Киеве воевод Рюрика, «Повесть временных лет» сообщает: «Аскольд же и Дир остаста в граде семь, и многи варягы съвокуписта, и нача владети польскою (Полянской. — Н.К.) землею; Рюрику же княжащу в Новегороде».5 С той поры летописцы ведут повествование, всегда называя имена князей, активных действующих персонажей исторического процесса. Следующая запись в «Повести» о политических событиях в Подненровье, на бывшей Полянской земле, молвит: «Иде Асколд и Дир на греки»,6 но не «идоша поляне на греки», как могло бы быть сказано в недавнем прошлом. Утверждение затем Рюриковичей в Киеве институировало центральную власть, сделав ее наследственной, в чем современная этнология справедливо видит один из главных признаков государственности.7
Идея наследственности княжеской власти проступает в повествовании Нестора о приходе Олега к Киеву и столкновении его с местными князьями: «И рече Олег Асколду и Дирови: "Вы неста князя, ни рода княжа, но аз есмь роду княжа", и вынесоша Игоря: "А се есть сын Рюриков"».8 Подчеркивается избранность людей, принадлежащих к княжескому роду. В реконструированном А.А. Шахматовым сообщении Древнейшего Киевского свода 1037—1039 гг. проводится, думаю, мысль о законности и наследственности власти Аскольда и Дира, ради чего составитель свода объявил их непосредственными преемниками Кия, Щека и Хорива: «И по сих братьи княжиста Кыеве Асколд и Дир и беаста владеюща полями» (полянами. — Н.К.).9
В первой половине IX в. в Среднем Поднепровье уже существовало политическое объединение восточных славян. Историки и археологи называют его «Русской землей». Процесс слияния союзов племен и их сплочение «Русской землей» в этносоциальную и культурную общность не отражен в письменных источниках. Не раз предпринимались попытки исследовать его на археологическом материале.10 Эти штудии ждут своего продолжения.
Летопись дает определенные основания утверждать о складывании первого восточнославянского государства в Поднепровье к середине IX в. Однако современное состояние изученности проблемы социально-экономических отношений на Руси позволяет считать, что феодальные отношения начинают утверждаться там не ранее второй половины X в. Во всяком случае, тогда в источниках проступают их первые признаки. Следовательно, процессы образования государственности у восточных славян начались и вначале происходили в обществе, которое по преимуществу было родо-племенным. Ничего принципиально не может изменить признание этого общества переходным от родо-племенного к феодальному строю, поскольку ростки нового уклада тогда едва проклевывались, не изменяя социально-экономической сущности общества.
Первое, как мне кажется, несомненное свидетельство источника по поводу существования древнерусской государственности относится ко времени после утверждения Олега в Киеве (около 882 г.): «Се же Олег нача городы ставити и устави дани словенам, Кривичем и мери...».11 Был определен порядок взимания дани на подвластных князю землях, которые окняжались таким образом; создавались опорные пункты центральной власти в племенных княжениях. Но существует летописное известие, позволяющее думать, что процессы огосударствления территории Руси проходили на юге уже во времена Аскольда и Дира. Авторитетный источник, по мнению А.А. Шахматова, полнее других отразивший Древнейший (1037—1039) и позднейшие изводы XI в. — Новгородская первая летопись младшего извода уверенно отмечает: «И по сих, братии тои, (Кие, Щеке и Хориве. — Н.К.) приидоста два варяга и нарекостася князема: одиному бо имя Асколд, а другому Дир; и беста княжаща в Киеве и владеюща полями (полянами. — Н. К.); и беша ратнии с древляны и с улици».12 В свете этого сообщения делаются понятными позднейшие войны Олега и Игоря с теми же «племенами». Во всех случаях речь шла об окняжении территорий племенных княжений уличей и древлян, обложении их данью.
Это свидетельство Новгородской первой летописи младшего извода подкрепляется, по моему мнению, известием летописи Никоновской под очень условным 865 г.: «Того же лета воеваша Асколд и Дир полочан и много зла створиша».13 При всем распространенном в наше время в научной среде скептическом отношении к ранним известиям Никоновского свода отмечу все же, что приведенная запись заслуживает доверия, перекликаясь со словами Нестора под 862 г.: «И прия власть Рюрик и раздал мужем своим грады, овому Полотеск, овому Ростов, другому Белоозеро. И по тем городом суть находници Варязи».14
Наконец, в пользу мнения относительно существования в Поднепровье во времена Аскольда общества, которому свойственны были значительная организованность, а также социальное расслоение (то, что М. Фрид и многие зарубежные этнологи называют стратифицированным обществом15) и четко выраженная княжеская власть, свидетельствует и знаменитый поход под водительством этого князя на Царьград в 860 г. — в «Повести временных лет» он ошибочно поставлен под 866 г.16 Грандиозные масштабы и сам характер похода, отраженные русской летописью и византийскими современниками, среди них патриарх Фотий, препятствуют суждению о нем как о типичном для позднего родо-племенного строя набеге «варваров» на богатых соседей — это была внешнеполитическая акция молодого государства. Напротив, в рамки подобных набегов вполне укладываются описанные в житиях Стефана Сурожского и Георгия Амастридского нападения русов на византийские города Сурож и Амастриду в конце VIII — первой трети IX в.
На мой взгляд, Киевское княжество Аскольда стало той этносоциальной и политической сердцевиной, вокруг которой начала складываться Древнерусская держава. Споры относительно того, откуда, с Севера или с Юга, «пошла Руская земля», ведущиеся в последние годы, могут быть однозначно решены в пользу последнего. Южные русские земли заметно опережали в развитии северные. Дело не только в том, что в IX в., когда рождается восточнославянская государственность в Поднепровье, Новгород просто еще не существовал. В племенном княжении ильменских словен, организующим и правящим центром которого в X в. стал этот город, в IX в. источники не отмечают социально-политических процессов, которые можно было бы считать государствообразующими. По крайней мере, на этот счет вообще отсутствуют свидетельства авторитетных письменных памятников. Это можно объяснить, в частности, тем обстоятельством, что словены относительно поздно (где-то в конце VII—VIII вв.) пришли на север с исторической прародины.
Примечания
1. Фроянов И.Я. Указ. соч. С. 61.
2. Сам историк ссылается на работу: Социально-экономические отношения и соционормативная культура. Под ред. А.И. Першица, Д. Трайде. М., 1986.
3. Повесть временных лет. С. 11, 14, 16.
4. Повесть временных лет. С. 16—17.
5. Там же. С. 19. Рюрик тогда или княжил в Ладоге, или сидел на Городище вблизи будущего Новгорода, который возник в X в.
6. Там же.
7. Service E.R. Op. cit. P. 266—290.
8. Повесть временных лет. С. 20.
9. Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 322—323.
10. См.: Рогов А.И., Флоря Б.Н. Указ. соч. С. 101, 102.
11. Повесть временных лет. С. 20.
12. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 106.
13. ПСРЛ. Т. IX. Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновскою летописью. СПб., 1862. С. 97.
14. Повесть временных лет. С. 18.
15. Fried M. Op. cit. P. 185—186.
16. Повесть временных лет. С. 19.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |