3. Предпосылки восточнославянской государственности
Главным, а во многих случаях и единственным источником исследования процессов образования восточнославянского государства до сих пор остается летопись. Знаменитое этногеографическое введение к «Повести временных лет», не раз цитировавшееся и толковавшееся исследователями, начинает свой рассказ о славянах со времени их расселения на пространствах Европы. Кратко сказав о южных и западных славянах, Нестор далее сосредоточивает внимание на восточных: «Тако же и ти словене пришедше и седоша по Днепру и нарекошася поляне, а друзии древляне, зане седоша в лесех; а друзии седоша межю Припетью и Двиною и нарекошася дреговичи...» и т. д.1
Современные историки согласны в том, что поляне, древляне и другие общности Нестора представляли собой союзы восточнославянских племен. Известный польский славист Х. Ловмяньский определял модель позднего племенного строя в славянском мире таким образом: все без исключения славяне имели двухступенчатую территориальную структуру, нижнюю ступень которой можно назвать малым племенем, а высшую — большим. У восточных славян, по его мнению, малыми племенами были полочане, жившие на ограниченной территории в бассейне небольшой речки Полота, и, возможно, радимичские пищанцы. Вероятно, малые племена входили в состав больших, таких, как поляне или северяне.2 Таким образом, под малыми и большими племенами Х. Ловмяньский понимал союзы племен. Поэтому предложенная им структура славянского общества на самом деле не двух-, а трехступенчатая: племя — малый союз — большой союз племен.
Можно думать, что на стадии существования союзов племен общественный строй восточных славян сохранял демократические черты. Верховным органом племени и, возможно, малого союза племен было собрание (вече) всех его свободных членов. Вместе с тем на этой стадии уже существовала племенная знать, хотя, по меткому замечанию Х. Ловмяньского, ее контуры не очень выразительны.3 На взгляд Х. Ловмяньского и некоторых других историков, знать состояла из верхушки нескольких привилегированных родов, из среды которых общее собрание избирало вождей и старейшин. Но власть вождей на этом этапе еще не была индивидуально наследственной — ее унаследовали определенные роды.
Доказательством этого может служить рассказ Новгородской первой летописи младшего извода под весьма условным 854 г.: «Начало земли Русской. Живяху кождо с родом своим на своих местех и странах, владеюща кождо родом своим. И быша три братия: единому имя Кии, второму же имя Щек, третьему же имя Хорив, а сестра их Лыбедь... И беша мужи мудри и смыслене, наречахуся поляне, и до сего дне от них же суть кыяне».4 О том, что киевская княжеская династия берет начало от рода Кия, Щека и Хорива, а не от них самих, четко свидетельствует и Нестор: «И по сих братьи держати почаша род их княженье в полях» (полянах. — Н.К.).5
Западноевропейские средневековые источники позволяют сделать вывод, что славянская племенная знать имела какие-то владения, вела хозяйство при помощи рабского труда.6 Поскольку уровень стадиального развития западных и восточных славян был приблизительно одинаковым, можно думать, что и в восточнославянском обществе на стадии существования союзов племен верхушка уже отделилась от массы свободных общинников в социальном и имущественном отношениях. Выделился слой воинов-земледельцев.
Завершая краткий рассказ о восточнославянских союзах племен, необходимо отметить, что они были выразительными этносоциальными и этнокультурными общностями, на что указывает летопись Нестора: «Имяху бо (племена. — Н.К.) обычаи свои, и закон отец своих и преданья, кождо свой нрав».7 Археология подтверждает существование различий между союзами племен в памятниках материальной культуры, прежде всего в погребальном обряде, а также в украшениях и некоторых бытовых вещах.8 Эти различия так и не были преодолены за время существования древнерусской народности.
Интенсификация процессов разложения родо-племенного строя, сказавшаяся в усилении социальной и имущественной дифференциации, усилении позиций знати, следовательно, в важных изменениях в обществе, ускорении экономического развития, постепенно привела к созданию на основе союзов племен образований более высокого социального уровня — племенных княжений. О постепенности и плавности прохождения этого процесса можно судить из рассказа «Повести временных лет» о событиях после смерти Кия и его братьев. Упомянув о том, что после них «держати почаша род их княженье в полях» (полянах), Нестор продолжает: «А в деревлях свое (княжение. — Н.К.), а дреговичи свое, а словени свое в Новегороде, а другое на Полоте, иже полочане».9 Далее речь идет о кривичах, северянах, веси, мере, муроме, черемисах, мордве, которые, судя из контекста, также имели свои княжения. (Как известно, Новгород возник лишь в X в., поэтому его название в приведенном отрывке было, скорее всего, интерполировано летописцем в свидетельство, почерпнутое им из фольклорного источника.)
Хронология процессов перехода восточнославянского общества от союзов племен к племенным княжениям остается неясной. Современный этап исследованности источников не позволяет сколько-нибудь уточнить ее. Летопись сообщает лишь, что такие княжения существовали на севере Руси в середине IX в., когда чудь, словены, кривичи и весь призвали варягов «княжить и володети нами».10 Можно допустить, что на юге, где по крайней мере до XI в. социальные и экономические процессы развивались быстрее, чем на севере, племенные княжения существовали уже в VIII в. В.Д. Королюк, которому вообще было присуще стремление отодвигать назад во времени социально-экономические и политические явления и процессы, думал, что эти княжения возникали еще в VII в.11 Однако ученый не привел доказательств в пользу своего мнения.
Сдвиги в социальной и политической структуре восточнославянского общества, которые привели к складыванию племенных княжений, были значительными и принципиальными. Как образно писал Л.Г. Морган, народ стремился перейти из родо-племенного общества, в котором был с древних времен, к политическому обществу, основанному на территории и собственности.12 Территориальная организация общества на стадии племенных княжений была еще впереди, но частная собственность и связанное с ней имущественное и социальное расслоение стали, думаю, одним из главных факторов перехода от союзов племен к княжениям. Впрочем, не следует преувеличивать темпов внедрения частной собственности в восточнославянскую среду — испокон веков привыкшее к имущественному равенству родо-племенное общество долго не воспринимало ее.
Важное, если не решающее, значение возникновения частной собственности в эволюции общества эпохи разложения родо-племенного строя отмечает и современная этнология. М. Фрид писал, что в так называемых стратифицированных обществах люди не имеют равных возможностей доступа к жизненным ресурсам. Система распределения ресурсов и определяет политическую систему.13 С ним солидарен другой американский этнолог Э.Р. Сервис. Он, как и многие его западные коллеги, называет общество переходного типа от племенного строя к государству словом «чифдом» (chiefdom) — «вождество» — и замечает, что в нем основополагающее значение имеет форма перераспределения общественного продукта. Следовательно, в возможности доступа к распределению жизненных благ Э.Р. Сервис видел основу для выделения и усиления вождей, племенной аристократии.14 Таким образом, экономическая эволюция определяет общественный прогресс. Не трудно понять, что подобные изменения в распределении общественного продукта могли быть вызваны только появлением и развитием частной собственности. Е.Н. Черных прибавляет к словам Э.Р. Сервиса, что вождество смыкается с раннеклассовыми государствами.15 Не могу с этим согласиться, потому что раннеклассовое государство принципиально отличается от вождества, в нашем случае — племенных княжений.
Власть племенных вождей, в том числе и вождей союзов племен, и глав племенных княжений опиралась на систему укрепленных поселений-градов, о большом количестве которых у восточных славян середины IX в. сообщает Баварский географ. Существенная разница между градами племен и их союзов, с одной стороны, и племенных княжений — с другой, состоит, как мне представляется, в том, что в княжениях в ряде случаев возникали уже не просто укрепленные поселения, а протогорода. Некоторые из них в течение IX—XI вв. превратились в настоящие феодальные города. В историографии не раз отмечалась важная роль протогородов и далее городов в перерастании родо-племенного общества в раннеклассовое, в создании государственности.16 Эта проблема нуждается в дальнейшем изучении.
Некоторые исследователи допускают существование зародышевого аппарата власти в племенных княжениях,17 постепенном формировании княжеской, отделенной от племенной, сокровищницы. Но представляется ошибочной мысль, будто бы в них существовала социально обособленная потомственная знать с князем и его дружиной,18 — для времени, предшествовавшего образованию государственности, это трудно представить. Ведь резкое и окончательное отчуждение власти от народной массы принадлежит к главным признакам государства. Точно так же модернизацией исторического процесса в VI—VII вв. следует признать мысль Б.Н. Флори, будто бы у славян «уже зарождался институт княжеской власти».19 Действительно, источники, западные и древнерусские, постоянно называют князьями племенных вождей, но это вовсе не означает, что они ими были. Князь в подлинном значении этого термина появится в восточнославянском обществе лишь тогда, когда начнет рождаться государственность.
Племенные княжения не были начальной формой восточнославянской государственности, это еще догосударственные объединения. Вместе с тем они стали фундаментом образования государственности и непосредственными предшественниками первого настоящего государства, возникшего в Среднем Поднепровье в середине IX в., и даже сосуществовали с государством.
Источники свидетельствуют, что племенные княжения сохранились после того, как Древнерусское государство уже возникло. Они входили в его состав. Можно считать, что по меньшей мере до конца X в. Киевская Русь была своеобразным федеративным государством. Вплоть до последней четверти XI в. существовало племенное княжение вятичей, о подавлении сопротивления которого и присоединении его к государству рассказывает в своем «Поучении» Владимир Мономах.20 Другие завершили свое существование на сто лет раньше. Древнерусское государство складывалось в процессе подчинения и инкорпорации племенных княжений. Но, даже войдя в состав державы, эти княжения долгое время владели заметной автономией, в чем убеждают свидетельства летописи о военных предприятиях киевских князей конца IX — первой половины XI в.
Когда Олег отправился с русского Севера на Юг овладевать Киевом, он «поим воя многи, варяги, чудь, словени, мерю, весь, кривичи».21 В поход вместе с Олегом пошли представители тех славянских и неславянских племенных княжений, которые еще до утверждения варяжской династии на Руси образовывали конфедерацию. Выходцы из тех же княжений двинулись в составе войска Олега на Царьград в 907 г., а вместе с ними «и деревляны, и радимичи, и поляны, и северо, и вятичи, и хорваты, и дулебы, и тиверци, иже суть толковины».22 В летописном отрывке названы главные племенные княжения, признавшие к тому времени власть киевских князей.
Признание было вынужденным. Поведав о том, как Олег заставил радимичей платить дань ему, а не хазарам, Нестор завершает эту историю словами: «И бе обладая Олег поляны и деревляны, и северяны, и радимичи, а с уличи и теверци имяше рать».23 Летопись донесла до нас яркую и эмоционально напряженную картину сколачивания государства киевским князем. Эта картина отличается динамикой: одни племенные княжения уже покорены, обложены данью, с другими еще воюют. То же самое происходило при преемнике Олега Игоре.
Когда в 943 г. Игорь выбрался проторенным его предшественниками путем на Царьград, он «совокупив вои многи, варяги, русь, и поляны, словени, и кривичи, и теверьце, и печенеги наа».24 Количество племенных княжений, поставивших воинов Игорю, заметно уменьшилось в сравнении с названными в войске Олега. Тиверцы уже не толковины (союзники), а упомянуты среди представителей других княжений, вошедших в состав молодой державы. На мой взгляд, это объективное свидетельство в пользу неуклонного развития процесса консолидации Древнерусского государства, последовательно поглощавшего племенные княжения.
В повествованиях о походах Святослава в Болгарию 968 и 970 гг. воины от племенных княжений уже не упоминаются. Летописец сообщает о походах лапидарно: «Иде Святослав на Дунай на Болгары» и «приде Святослав в Переяславець, и затворишася болгаре в граде».25 В составе войска Владимира, выступившего в поход на Корсунь летом 989 г., тем более рати Ярослава, пошедшей на Царьград в 1043 г., представители племенных княжений также не названы. Это может свидетельствовать об усилении процессов инкорпорации этих княжений в состав государства.
О немалой автономии племенных княжений рассказывают древнейшие памятники древнерусского международного права — договоры Руси с греками. Благодаря успешному походу на Царьград в 907 г. Олегу удалось подписать выгодный для Руси предварительный мирный договор с Византией. Об условиях этого договора летописец, в частности, сообщает: «Заповеда Олег... даяти уклады на рускыа грады: первое на Киев, та же на Чернигов, на Переаславль, на Полтеск (Полоцк. — Н.К.), на Ростов, на Любечь и на прочаа городы, по тем бо городом седяху велиции князи, под Олгом суще». А при подписании текста окончательного русско-византийского соглашения 911 г. русские послы заявили грекам: «Послани от Олга, великого князя рускаго, и от всех, иже суть под рукою его, светлых и великих князь, и его великих бояр».26
Эти «светлый и велиции князи» могли быть лишь главами племенных княжений, входивших тогда в состав Киевского государства. Подчеркнуто почтительное отношение к ним киевского князя свидетельствует о том, что они обладали силой и влиянием в древнерусском обществе, с ними приходилось считаться. Возможно, эти князья или люди из их ближайшего окружения пребывали, пусть даже номинально, в дружине Олега во время похода и переговоров с греками. Но через три десятилетия в тексте договора Игоря с Византией 944 г. встречаем уже иную формулу: послы были «послании от Игоря, великаго князя рускаго, и от всякоя княжья, и от всих людий Руския земли». Далее послы молвят: «И великий князь наш Игорь, и князи и боляри его, и люди вси рустии послаша ны...».27
В договоре 944 г., следовательно, уже не упоминаются «светлый и велиции князи», вместо этого использована не то что менее торжественная, но прозаическая формулировка: «всякое княжье» и просто «князи». Нет даже уверенности в том, упоминаются тут то ли главы племенных княжений, то ли члены семейства Игоря. Склоняюсь все же к мысли, что речь идет о племенных князьях, но их значение в общественно-политической жизни страны уменьшилось и поблекло. Контекст договора 944 г. оставляет возможность для предположения, что к ним относились не как к сильным и автономным властителям, а как к подчиненным киевскому князю правителям племенных территорий. Об этом же, как мне кажется, свидетельствуют и упоминания в тексте соглашения 944 г. «всех людий Руския земли», «людий всех руских» — речь идет о населении государства с общей для всех территорией, в котором место племенных княжений делалось все скромнее.
Тем не менее вожди княжений чувствовали себя достаточно уверенно и в годы правления Игоря. Недаром формула его договора с греками в части, касающейся глав княжений, осталась по содержанию неизменной со времен Олега. В преамбуле договора 911 г. говорится о том, что русские послы пришли от Олега и светлых и великих князей, соглашения же 944 г. — от Игоря и всякого княжья.28
И после Игоря, при Святославе и его сыне Ярополке, «светлыи и велиции князи» сохранили, пусть даже в урезанном виде, автономию, богатства и влияние в обществе. Положил конец автономному статусу племенных княжений, а заодно и могуществу их вождей Владимир Святославич. Он заменил в главных городах Русской земли племенных князей своими сыновьями29 (и, можно думать, ближними боярами), чем поставил эти города с окружающими их землями в прямую зависимость от киевского центра. Было окончательно ликвидировано деление общества по родо-племенному признаку, на котором продолжали стоять племенные княжения. Победил территориальный принцип построения страны и государства. Произошло это, согласно приблизительной хронологии «Повести временных лет», в 988 г. Однако думаю все-таки, что восточно-славянская государственность родилась полутора столетиями ранее.
Примечания
1. Повесть временных лет. С. 11 (здесь и далее цитируется ч. 1 издания 1950 г.).
2. Ловмяньский Х. Основные черты родо-племенного и раннефеодального строя славян // Становление раннефеодальных славянских государств. Киев, 1972. С. 97.
3. См.: Ловмяньский Х. Указ. соч. С. 10.
4. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. Под ред. и с предисл. А.Н. Насонова. М.; Л., 1950. С. 104—105.
5. Повесть временных лет. С. 13.
6. См.: Ловмяньский Х. Указ. соч. С. 10.
7. Повесть временных лет. С. 14.
8. Рогов А.И., Флоря Б.Н. Указ. соч. С. 99.
9. Повесть временных лет. С. 13.
10. Там же. С. 18.
11. Королюк В.Д. Основные проблемы формирования раннефеодальной государственности и народностей славян Восточной и Центральной Европы // Становление раннефеодальных славянских государств. С. 219.
12. Морган Л.Г. Древнее общество. Л., 1934. С. 126.
13. Fried M. The Evolution of Political Society. N. J., 1967. P. 185—186.
14. Service E.R. Origine of the State and Civilization: The Process of Cultural Evolution. N. J., 1975. P. 15—16, 74—75 etc.
15. Черных Е.Н. От доклассовых обществ к раннеклассовым // От доклассовых обществ к раннеклассовым. М., 1987.
16. См.: Котляр Н.Ф. Города и генезис феодализма на Руси // Вопросы истории. 1986. № 12.
17. Шаскольский И.П. О начальных этапах формирования древнерусской государственности // Становление раннефеодальных славянских государств. С. 57.
18. Королюк В.Д. Основные проблемы... С. 218.
19. Флоря Б.Н. Эволюция социальных и общественно-политических структур и возникновение государства // Раннефеодальные государства и народности. С. 192.
20. Повесть временных лет. С. 159.
21. Там же. С. 20.
22. Там же. С. 23.
23. Там же. С. 20—21.
24. Повесть временных лет. С. 33.
25. Там же. С. 47, 50.
26. Повесть временных лет. С. 24—26.
27. Повесть временных лет. С. 35.
28. Там же. С. 25, 26, 35.
29. Повесть временных лет. С. 83.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |