1. Начало разделения государства
Когда в 1125 г. в Киеве умер великий князь Владимир Всеволодич Мономах, высокого полета государственный деятель, полководец и писатель, летописец откликнулся на его кончину лаконичным, но вдохновенным панегириком: «Преставися благоверный князь, христолюбивый и Великый князь всея Руси Володимер Мономах, иже просвети Рускую землю, акы солнце, луча пуская; его же (о нем. — Н.К.) слух произиде по всим странам, наипаче же бе страшен поганым (половцам. — Н.К.), братолюбец и нищелюбец и добрый страдалець за Рускую землю».1
Но при всем том, что в процитированном тексте Киевской летописи сделан акцент на выдающихся заслугах Владимира Мономаха в возвышении международного авторитета, развитии культуры и образования государства, защите его от безжалостных кочевников южнорусских земель — половцев, панегирик все же носит в общем трафаретный характер. Летописцу и его современникам не дано было понять и оценить действительного смысла политической деятельности князя — восстановителя единовластной монархии его деда Ярослава Мудрого. Ведь Мономах после смерти оставил потомкам страну объединенной и централизованной, в которой все князья безоговорочно подчинялись верховному киевскому сюзерену. Саму возможность распада или по меньшей мере ослабления могущественного Древнерусского государства в годину его кончины в 1125 г. никто, разумеется, и представить не мог...
После смерти Владимира Всеволодича киевский престол унаследовал его сын Мстислав, прозванный летописцами Великим. Мстислав был старшим в роду Ярославичей, поэтому его восхождение на главный на Руси великокняжеский стол было воспринято верхушкой общества, в частности князьями, как законный и логичный поступок, потому что отвечало как отчинному, так и «лествичному» порядкам престолонаследования. Можно согласиться с замечанием известного историка: «Семилетнее правление Мстислава составляет полностью продолжение отцовского».2 Он уверенно занял «отца место», самовластно руководил государством и распоряжался всеми прочими членами Ярославова дома. Следуя государственно-созидательным принципам отца, Мстислав Владимирович заставлял своих братьев и других князей ходить в общерусские походы на половцев, а у непослушных отнимал города и земли — и даже выгонял их из Русской земли, а то и засылал в заключение к своим родственникам в Византию.3
На Руси высшей добродетелью князя всегда считалась защита родной земли от врагов, прежде всего от хищных половецких ханов. Мстислав достойно продолжил магистральную линию наступления на Половецкую степь, которую последовательно и упорно проводил его отец. Киевский летописец восклицал, гордясь своим героем: «Се бо Мьстислав Великый наследи отца своего пот Володимера Мономаха Великаго. Володимир сам собою постоя на Дону и много пота утер за землю Рускую, а Мьстислав мужи своя посла, загна половци за Дон и за Волгу, за Яик, и тако избави Бог Рускую землю от поганых».4
Однако внимательное чтение Киевской летописи и других источников второй половины 20-х—начала 30-х гг. XII в. создает впечатление, что единовластие Мстислава держалось в основном на созданном его отцом Владимиром государственном механизме и аппарате, на покорных Мономаху князьях и боярах, на преданных своему сюзерену дружинниках. Сам Мстислав, как мне кажется, сыграл скромную роль в укреплении государственной структуры Руси. Иначе трудно объяснить, почему это вдруг вскоре после смерти Мстислава и вокняжения в Киеве его младшего брата Ярополка в Древнерусском государстве начинаются усобицы, формально вызванные стремлением еще одного младшего брата Мстислава, суздальского князя Юрия Долгорукого, укрепиться в Южной Русской земле, захватив Переяславль, — своеобразную приступку к великокняжескому столу. Этим Долгорукий продемонстрировал желание отнять у старшего брата Киев. С того времени начинается продолжительная и кровавая борьба за киевский престол как между княжескими кланами Мономашичей и Святославичей, так и внутри потомков и Владимира Мономаха и Святослава Ярославича.
Так со смертью Мстислава Великого в 1132 г. — вернее будет сказать: вскоре после кончины Владимира Мономаха! — уходит в прошлое полуторастолетняя эпоха существования Древнерусского относительно централизованного государства, основанного Владимиром Святославичем. Русь вступила в период удельной раздробленности. На первый взгляд, страна разделилась на полтора десятка земель и княжеств, властители которых, формально признавая сюзеренитет великого князя киевского, фактически выходят из-под его власти и не единожды воюют против него.
И летописцы и современные историки в общем сходятся во мнении, что удельная раздробленность наступила сразу же и внезапно после смерти Мстислава Владимировича. Между тем его княжение вовсе не ознаменовалось консолидацией страны и единовластной монархии его отца. Кто-то из историков метко заметил, что в правление Мстислава централизованное государство Мономаха держалось и сохранялось просто по инерции, заданной последним.
Но княжеские свары начались действительно вскоре после смерти Мстислава и усилились при его младшем брате, киевском князе Ярополке (1132—1139). Они нарастали в киевское княжение главы Ольговичей Всеволода (1139—1146). И все-таки при всех названных князьях государство оставалось централизованной, пусть и весьма относительно, монархией. Подлинные усобицы разгорелись после смерти Всеволода: восстание горожан против сменившего его на киевском престоле брата Игоря, приход в Киев Изяслава Мстиславича, обошедшего своих дядей Вячеслава и Юрия Долгорукого, которые начали войну против узурпатора-племянника.
Историки далекого уже прошлого вообще считали началом удельной раздробленности время, наступившее сразу же после кончины Ярослава Мудрого. «Древняя Россия погребла с Ярославом свое могущество и благоденствие, — писал выдающийся русский историк в начале прошлого века. — Основанная, возвеличенная единовластием, она утратила силу, блеск и гражданское счастие, будучи снова раздробленною на малые области».5
Однако к середине XI в. еще не сложились ни политические, ни социально-экономические условия для наступления автономизации княжеств и земель. На мой взгляд, раздробленность вызревала долго, постепенно и незаметно для людей своего времени, даже наиболее прозорливых, к которым относились летописцы. Социально-экономические процессы, породившие ее, протекали подспудно, неярко и поэтому остались вне поля зрения современников. И кто знает, не будь Мономаха, не наступила ли бы удельная раздробленность намного ранее? Ведь к концу XI — началу XII в. уже окрепли политически и экономически земли и княжества, составлявшие Древнерусское государство.
Летописцы ярко и эмоционально описывают и осуждают удельную раздробленность государства, которая ознаменовалась нескончаемыми междукняжескими «которами» (сварами) и войнами, когда брат шел на брата, а сын покушался на престол отца. Пылали города и села, гибли многие тысячи русских людей, а кочевники, побуждаемые отсутствием единства сил Руси, грабили ее земли и уводили в плен крестьян и горожан.
Уже под 1134 г. новгородский летописец, весьма удаленный от событий вокруг стольного града Руси, но тем не менее хорошо осведомленный о содержании и смысле тамошних событий, с горечью записал: «А Изяслав (Мстиславич. — Н.К.) иде к Кыеву, и раздрася вся земля Руская».6 В этом контексте «раздрася» означает: разорвалась, в данном случае — вступила в полосу смуты. В приведенном тексте речь идет о стремлении старшего сына Мстислава Великого добыть себе долю владений в южной Русской земле. Пройдет около ста лет, и другой, уже галицкий летописец с тоской изобразит смуту, продолжавшую господствовать и набирать сил на Руси: «Начнем же сказати бещисленыя рати и великыя труды, и частыя войны, и многия крамолы, и частая востания, и многия мятежи...».7
Примечания
1. Летопись по Ипатскому списку. С. 208.
2. Грушевський М. Указ. соч. С. 121.
3. Летопись по Ипатскому списку. С. 218.
4. Там же. С. 217—218.
5. Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 2. СПб., 1887. С. 62, 63.
6. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 208.
7. Летопись по Ипатскому списку. С. 501.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |