9.3. Сценарий фильма
Первый литературный сценарий фильма «Александр Невский» был создан Петром Андреевичем Павленко (1899—1951). Когда Эйзенштейну предложили стать режиссером фильма, этот текст Павленко под заглавием «Русь» уже был куплен «Мосфильмом»1. Лояльность писателя системе не вызывала никаких сомнений2. Он был членом ВКП(б) с 1920 г. и имел репутацию человека, сотрудничавшего с ГПУ3. Павленко был автором верных партийной линии и, по мнению немецкого слависта Казака, «мало читаемых» произведений4. Его первое большое произведение, роман «На Востоке» (1936—1937), стал данью как социалистическому реализму, так и доктрине «партийности» в литературе5. После 1945 г. Павленко написал сценарии для двух «классических» кинопроизведений эпохи культа личности Сталина: «Клятва» и «Падение Берлина», оба сняты М.Э. Чиаурели.
Тесное сотрудничество писателей и режиссеров было важной целью советской культурной политики. Восприятие искусства сталинским режимом было однозначно ориентировано на слово. В случае кино Сталин отводил намного большее значение сценарию, чем уровню визуального изображения. То же самое можно сказать и о цензуре, контролировавшей прежде всего литературные и режиссерские сценарии или произносимые в фильме слова6. В работе с Эйзенштейном, репутация которого была испорчена историей с «Бежиным лугом», Павленко предназначалась роль «комиссара-сценариста» (Максименков)7. С его личностью ГУК, очевидно, связывал надежду на усиление контроля за созданием и направленностью фильма.
В июле 1937 г. Павленко закончил работу над первым вариантом литературного сценария «Руси»8. К сожалению, очень трудно реконструировать тексты-источники, с которыми работал писатель9. Как покажет дальнейший анализ фильма, Павленко основывался не только на текстах истории памяти об Александре Невском, но и на новгородских легендах, религиозной литературе и на современных ему политических текстах. Кроме того, источниками для сценария стали и литературные и музыкальные произведения, например опера «Садко» Римского-Корсакова. С достаточной убежденностью можно сказать, что Павленко был знаком с первым советским патриотическим текстом об Александре Невском — статьей Козаченко10.
В первой версии литературного сценария Павленко уже создана основная структура киноповествования об Александре Невском и Ледовом побоище, которую можно увидеть в фильме Эйзенштейна. В девяти сценах автор развивает две сюжетные линии: во-первых, борьба новгородцев во главе с Александром Невским против Тевтонского ордена, во-вторых, соревнование двух новгородских богатырей, Василия Буслая и Гаврилы Олексича, за любовь красавицы Ольги.
Первые два раздела сценария описывают захват Пскова Тевтонским орденом, жестокость рыцарей, а также мирную жизнь торгового города Новгорода. Во Пскове рыцари издеваются над населением, принуждают крестить детей в католическую веру и оскверняют церкви. В этом захватчиков поддерживает предатель Твердило. В Новгороде, напротив, царит мир. Здесь живут герои Василий Буслай и Гаврило Олексич. Весть, принесенная беженцами из Пскова, нарушает мирную атмосферу. В Новгороде разгорается бурный спор о том, как ответить на тевтонскую угрозу. Посадник напоминает о мирном договоре с орденом, а купцы хотят откупиться от немцев, однако монах Пелгусий — персонаж из Жития — призывает позвать на помощь Александра Невского. Князь появляется в третьей сцене. В сценарии Александр чинит рыболовную сеть в Переяславле, принимает монгольских послов и делегацию из Новгорода. В четвертом разделе Павленко описывает кулачный бой новгородцев на мосту через Волхов и прибытие Александра в город. Сцены пятая и шестая показывают противоположные лагеря в момент перед сражением. Во Пскове магистр ордена, и епископ планируют захват Руси, в лагере Александра новгородцы готовятся к бою, описанному в сцене седьмой: на льду герои Василий и Гаврило сражаются не только за Новгород, но одновременно за сердце прекрасной Ольги, обещавшей выйти за того, кто станет храбрейшим в битве. Во время битвы сражающиеся женщины из Пскова берут в плен предателя Твердилу. В последующей восьмой сцене Ольга ищет обоих героев после сражения. В девятой картине — финал: триумфальный въезд Александра в Новгород и развязка любовной интриги. Ольга просит князя Александра решить ее судьбу. В конце концов она обещает руку Гавриле, а Василий женится на защитнице Пскова. Краткая речь Александра маркирует конец сценария и планируемого фильма.
Павленко закончил первый вариант сценария в конце июля 1937 г. В начале августа Эйзенштейн решил снимать фильм об Александре Невском на основе проекта сценария Павленко. С середины августа они вместе работали над вторым вариантом сценария11. Хотя сегодня очень трудно установить, кто из соавторов был инициатором тех или иных изменений, можно предположить, что большинство из них исходило от Эйзенштейна. Режиссер, очень благосклонно высказывавшийся о сотрудничестве с Павленко, старался внести в сценарий некоторые новые аспекты. Эйзенштейн не только был знаком с летописными свидетельствами о битве на Чудском озере, но испытал влияние и художественных текстов, произведений музыкального искусства, например опер «Борис Годунов» Мусоргского и «Руслан и Людмила» Глинки12. Второй вариант сценария был существенно объемнее и детальнее первого, в него были введены многочисленные новые сцены13 и персонажи14. Однако в целом можно назвать два серьезных изменения: во-первых, новая «рамка» биографии Александра и, во-вторых, существенно иной образ князя.
Если в первом варианте Павленко Александр Невский был представлен лишь победителем Тевтонского ордена, вторая редакция сценария обращается и к его дипломатическим успехам в отношениях с монголами. В предисловии к тексту в связи с именем князя упомянуты и Петр Первый, и Дмитрий Донской15. Первый завершил дело Александра на Западе, второй — на Востоке. Новая рамка повествования особенно сказалась в финале фильма16. У Павленко проект фильма заканчивался празднованием победы над немцами в Новгороде, во второй редакции сценария князь после праздника отправляется в Золотую Орду. Там Александр приносит присягу хану, кланяется перед святилищем и проходит сквозь очистительный огонь. Вместе с Александром в Орде присутствуют не получившие престола русские удельные князья, которые из зависти и злобы отравляют невского героя. Они смазывают ядом край шлема, из которого пьет герой17. Под воздействием яда Александр умирает на обратном пути в Новгород, на Куликовом поле. В последнем слове он предсказывает победу над монголами именно на этом месте. Фильм заканчивается битвой 1380 г., в которой Дмитрий Донской побеждает восточного врага18.
Дополнение биографии Александра ордынской темой напоминает о национальном дискурсе об Александре Невском XIX в., в котором дипломатические успехи князя в отношениях с монголами оценивались выше его военных побед над шведами и Тевтонским орденом19. Одновременно оно маркирует разрыв с советской патриотической трактовкой биографии Александра, где его поступки рассматривались лишь в контексте «многовековой» борьбы против «немецкого натиска на Восток». Эйзенштейн сам настаивал, что «Русь, вырастающая в боях против Азии и Запада, — вот тема картины»20. С драматургической точки зрения смерть Александра на Куликовом поле одновременно означала перелом в судьбе героя по образцу классической трагедии. Если первый вариант сценария заканчивался триумфом положительного героя, вторая редакция изображает его трагический финал.
Кроме биографической рамки и финала во второй редакции сценария «Руси» изменился и сам образ Александра Невского. Если в первом тексте Павленко князь изображается по преимуществу военным стратегом и политическим вождем, то в версии, созданной вместе с Эйзенштейном, персонаж становится намного сложнее. Александр Невский показан и дипломатом у монголов, и мужем и отцом семейства21. Открестившись как от интерпретации историографической школы Покровского, так и от советского патриотизма, Павленко и Эйзенштейн представляют образ Александра Невского, напоминающий о предшественниках XVIII—XIX вв.:
- Он не стяжатель, не купец, не банкир, каким в большинстве своем считались новгородские князья того времени, но воин и политик... После смерти он получил в народе прозвище «страдальца за русскую землю», не победителя, не удалого, не славного, а — страдальца. Это характерно. Жизнь Невского не была серией военных подвигов. Она была служением Руси...22
Очевидно, что Александр Невский в роли «страдальца» вряд ли отвечал ожиданиям большевиков увидеть в нем фигуру сильного вождя в смысле советского патриотизма. Поэтому реакция ТУК на представленный на отзыв 13 ноября 1937 г. третий вариант литературного сценарий, почти не отличавшийся от второго, оказалась достаточно критической. Кроме партийцев с отзывами о проекте выступили многочисленные историки, считавшие необходимым высказать свою позицию после публикации сценария в журнале «Знамя» в декабре 1937 г. Между деятелями искусства, представителями партии и историками в первые месяцы 1938 г. развернулись отчасти публичные дебаты о «подлинном» и «истинном» образе Александра Невского. Эта дискуссия представляет большой интерес для нашей работы не только потому, что маркирует на тот момент последний всплеск борьбы за присвоение фигуры средневекового князя в советской истории23. Эта полемика также позволяет по-новому посмотреть на механизмы принятия решений в культурной индустрии сталинизма.
Примечания
1. Сценарий Павленко сначала назывался «Господин Великий Новгород». См. интервью писателя: Новые произведения П. Павленко. Из беседы с писателем // Литературная газета. 1937.10 окт. № 55.
2. О П.А. Павленко см., в частности: Печко Л.П. Павленко П.А. // БСЭ. М., 1975. Т. 19. С. 60; Kasack W. Lexikon der russischen Literatur nach 1917. Stuttgart, 1976. S. 288f. [См. перевод: Казак В. Лексикон русской литературы XX века. М., 1996. — Примеч. ред.]
3. См.: Goodwin. Eisenstein, Cinema, and History. P. 159; Bulgakowa. Sergej Eisenstein. S. 187.
4. Kasack. Lexikon der russischen Literatur. S. 289.
5. Двухтомный роман «На Востоке», впоследствии экранизированный, был типичным советским патриотическим романом. Действие происходит на Дальнем Востоке, где советские пограничники ведут борьбу с японскими захватчиками и белогвардейцами. Главная героиня романа Ольга — сирота, ее отец погиб в бою. Значение этого романа для истории фильма «Александр Невский» до сих пор не принималось во внимание. Тем не менее сюжет романа имеет отчетливые параллели со сценарием фильма. (Например, обе главные героини — Ольга и Василиса — сироты.) Вполне вероятно, что Павленко старался не повторить в сценарии «Русь» ошибок, найденных официальной критикой в романе «На Востоке». Писателя упрекали в том, что герои романа не имеют антагонистов, т.е. в романе слабо отражена диалектика «стихийности» и «сознательности» (Кларк. Советский роман. С. 118). Систему персонажей сценария «Русь» (Василий Буслай vs Гаврило Олексич; Василиса vs Ольга), очевидно, следует интерпретировать как ответ на эту критику.
6. См.: Вишневский B.C. Эйзенштейн. М., 1939. С. 21; Bulgakowa О. Herr der Bilder — Stalin und der Film, Stalin im Film // Agitation zum Glück / Hg. Gaßner H.. Bremen, 1993. S. 65; Kenez P. Black and White. The War on Film // Culture and Entertainment in Wartime Russia / Ed. R. Stites. Bloomington, 1995. P. 157; Idem. Soviet Cinema in the Age of Stalin. P. 61; Uhlenbruch. Mythos als Subversion? S. 373.
7. Максименков. Сумбур вместо музыки. С. 253. Действительно, после 1920 г. Павленко был комиссаром Красной армии.
8. РГАЛИ. Ф. 1923. Оп. 1. Ед. хр. 410. Л. 1—23. Проект сценария Павленко с пометами Эйзенштейна. См. об этом также: Юренев. Чувство Родины. С. 58.
9. Юренев предполагает, что Павленко использовал в работе летописи, труды Карамзина, Костомарова, Трусмана, Бунина, Клепинина, Беляева и Чешихина. См.: Юренев. Чувство Родины. С. 58. Следует, однако, с осторожностью отнестись к этим рассуждениям в силу отсутствия доказательств. Кроме того, Юренев ошибочно полагает, что весной 1937 г. еще не было опубликовано ни одного «советского» текста об Александре Невском (С. 59).
10. В заметке о литературном сценарии от 12 февраля 1938 г. Виктор Шкловский указывает на влияние романа «Крестоносцы» Генриха Сенкевича на схему битвы у Павленко. См.: РГАЛИ. Ф. 1923. Оп. 1. Ед. хр. 460. Л. 15.
11. «Литературный сценарий П.А. Павленко и С.М. Эйзенштейна "Русь", II вариант»: РГАЛИ. Ф. 1923. Оп. 1. Ед. хр. 411. Л. 1—62. См. об этом также: Юренев. Чувство Родины. С. 60 и далее. Этот вариант отличается лишь слегка от третьей версии сценария «Русь», опубликованной в декабре 1937 г. в журнале «Знамя» (№ 12. С. 102—136), на которую мы ссылаемся в дальнейшем.
12. Эйзенштейн сам признавал влияние обеих опер. См.: Эйзенштейн. Проблемы советского исторического фильма // Он же. Избранные произведения. М., 1968. Т. 5. С. 110—128. Во многих местах очевидно также влияние «Слова о полку Игореве», экранизировать которое режиссер предлагал «Мосфильму».
13. Например, Александр Невский ловит рыбу, нападение рыцарей на авангард, поединок Александра с мастером ордена, преследование рыцаря, взлом льда и тонущие рыцари.
14. Например, хан Берке (sic!), удельные князья Иванко и Василько, жена Александра Брячиславна, кузнец Игнат, псковский воевода, Павша, крестьянский мальчик Савка.
15. См.: РГАЛИ. Ф. 1923. Оп. 1. Ед. хр. 411. Л. 2.
16. См. также: Павленко П.А. (совм. с С.М. Эйзенштейном). Русь. Литературный сценарий // Знамя. 1937. № 12. С. 133 и далее; Эйзенштейн С.М. (совм. с П. Павленко). Александр Невский. Литературный сценарий // Эйзенштейн. Избранные произведения. М., 1971. Т. 6. С. 155—196, 453—455.
17. В третьей версии сценария Александр отравлен женой хана. См.: Павленко. Эйзенштейн. Русь. Литературный сценарий // Знамя. С. 135.
18. Наум Клейман предполагает влияние стихотворения «Скифы» Александра Блока на концепцию финала фильма. См.: Kleiman. Arguments and ancestors // Eisenstein rediscoverd / Ed. I. Christie, R. Taylor. London; New York, 1993. P. 36. В более поздней версии Эйзенштейн набрасывает другой, эпический финал: «Закатилось Солнце земли Русской. Гроб идет с плеча на плечо под звон колоколов по всей Руси Великой. Петр перевозит в Питер. Маркс пишет о нем. Мы его чтим» (РГАЛИ. Ф. 1923. Оп. 1. Ед. хр. 431. Л. 25. Цит. по: Юренев. Чувство Родины. С. 62—63). Юренев предполагает, что воплощение такого финала кинематографическими средствами было невозможно. Лишь текстуальная вставка могла передать этот контекст.
19. См. об этом в гл. 6.2, 6.3.
20. РГАЛИ. Ф. 1923. Оп. 1. Ед. хр. 411. Л. 2 (курсив мой. — Ф.Б.Ш.).
21. См.: Павленко, Эйзенштейн. Русь. Литературный сценарий // Знамя. С. 112, 122—123, 133.
22. РГАЛИ. Ф. 1923. Оп. 1. Ед. хр. 411. Л. 3. Характеристика Александра как «страдальца» встречается, в частности, в биографии Костомарова. См.: Костомаров. Александр Невский. С. 172.
23. Историческая дискуссия в «треугольнике» партийной бюрократии, деятелей искусства и историков не была единственным случаем в СССР 1930—1940-х гг., что впечатляюще доказывает исследование К. Платта и Бранденбергера об образе Ивана Грозного эпохи сталинизма. См.: Platt, Brandenberger. Terribly Romantic, Terribly Progressive, or Terribly Tragic. См. об этом гл. 9.4.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |